Сто тридцать лет, как народился
с загадочной Руси душой,
чтоб три десятка торопиться
лет кратких мир постичь чужой.
Чужой для подлости и боли.
Свой для земли, небес и воли.
Поэт и скандалист, рубака –
грудь настежь, красная рубаха!
Всё «те же жулики и воры»,
темницы, кандалы и шоры.
Всё те же выси, синь для рек,
святой и грешный человек…
Твой крик на Русь лёг грустной песней:
дорога, дом, река… Чудесней
и горше нет земли родной.
Он наш, Есенин озорной.
Живут стихи, с распевом дружат
для милой Родины святой –
Сергуня всем нам в радость служит,
будь ты богач иль в голь спитой.
Поэтище!!! Башку закружит,
хоть ты монах, хоть разбитной!
Сто лет, как к Богу возвратился
и душу обнажил на суд,
чтоб рифмой в вечность обратиться —
в сердцах слова Любви
живут!
Я – не поэт. Я – рифмоплёт
корявый, дерзкий и шершавый.
Зато в душе моей полёт,
а не сто баксов обветшалых.
Довольно в личку получил
за Русь, за матушку родную.
Обиду в водке утопил.
Да! Я люблю её, такую:
светла, прекрасна, велика,
убогая, в мечтах, в соплях и в горе,
душой с народом… И в веках
Любовь и страсть бушуют морем!!!
Почему, Русь моя золотая,
даже если нагая, босая,
для меня ты одна дорогая?
Разлилась без конца и без края.
Преклонились берёзки пред высью…
Думы все упокоены жизнью.
Золотых лет прошедших страницы
жаждут тихой молитвы, забыться.
В небо синее возглас возносят
колокольные древние стоны.
И прощенья Всевышнего просят
покаянные, скорбные звоны.
Почему, Русь моя золотая,
даже если больная, слепая,
лишь одна для меня, дорогая,
разливаешься далью?.. Святая.
Тихая Мещёра.
Дикие леса.
Синие озёра.
Дивная краса.
Лес, луга, болота.
Девственность реки.
Мудрая природа.
Люди далеки.
Берега Сороки.
Заповедный лес.
Узенькой дороги
Чуть петляет след.
Вот Бобры-деревня.
Брошены дома.
Дух мещерский древний
Звуком топора
Не разносит свету
Радость, звон, как встарь.
Моему привету
Дарит эхо даль.
Покосили годы
изб сутулый ряд.
По деревне бродит
Грустью жалкой взгляд.
Где семья, род долгий?
На погосте спят.
Смерть глубинке вторит:
Ходу нет назад…
Через мостик Кнулы
Дальше путь бежит.
Лес, поля уснули.
Вечер в ночь спешит.
Память вновь лелеет
Милые места.
Месяц храму внемлет,
Воздвиженью креста.
Старой, чудной церкви
Лик встречает ночь.
Свет последний меркнет.
Холод гонит прочь.
Голос позабытый –
Нет колоколов.
К Богу вход закрытый
На замок, засов.
Ничего, погоста
Звёздный примет свет.
Маленького роста
Встретит мамы крест…
***
Милая Мещёра –
Здесь душа моя.
Речка, лес, озёра…
Дивные края.
Метель пугала, в проводах
тревожно ночью бредил ветер,
потушены огни в домах,
фитиль у лампы еле светел.
Посёлок Курловский. Снега…
Сверчок давно уснул за печкой.
Во сне июля берега
шептали травами над речкой.
В ночи иконы строгий лик
внимал, мерцая, песне тихой.
Мир кроткий замкнут, невелик,
дремотой полон сладкой, липкой.
И голос мамы в сон клонил;
подпевкой стон калитки хлипкой.
На пол вязанье обронив,
клубок игрался с мягкой ниткой.
Июльский жар. Владимир мой.
Привык… Прохладная квартира.
Вода и свет. Уют с плитой.
Шашлык из ближнего трактира.
Но снятся ветер и метель,
и мамы нежный, милый голос,
сверчок, скрип петель, ночь, постель…
Ушла…
Как в поле мёрзлом колос.
Отчизна. Родины безбрежной
велик, красив и дорог край!
Мне доброй, милой, тихой, нежной
Мещёры лес – дом-крепость, Рай!
От детства дух земли лелеял,
питал с терпением трудом,
дела и время верой мерил,
творя покой и мир кругом.
Шли годы. Быстро, неизбежно
менялся лик людей, земли.
Сердца подвластны воле грешной.
Набатом новый век гремит.
От мала до велика души
погружены в потоки лжи.
Народ тельцу златому служит:
и князь, и нищий… Тьма спешит.
Я помню шумные дубравы
и корабельных сосен бор,
берёзок рощи… Строгий, бравый
лесник служил – молчал топор.
Руси богатство – крепкий, правый
дух православный, как затвор,
оберегал благие нравы.
Бессильны были враг и вор.
Что вижу… Мертвая, Мещёра?!
Рассечены душа и лес!
Проклятье людям злобой чёрта –
наживы бес везде пролез.
Сгноили правду. Совесть стёрта.
Пеньки да гарь. Мой дух отверст.
Болота чернью – крест простора…
Воздет небесный судный перст.
Звереют ветры. Рваны раны.
Долины стонут. Тракт пылит:
рубли, вагонов караваны,
смерть лесовозами рычит.
Порушены природы храмы.
Порядок Божий пал, разбит?
Бульдозеры, лебёдки, краны.
Агонией душа храпит.
На дыбе племя распиная,
хохочет злобный ада царь.
Отравы ядом власть иная
плюёт в Отечества алтарь.
«Князья», «бояре», не икая,
подачки жрут. Алкает тварь.
Чумой рвёт пир, вопя, спиваясь.
Всё круче в небе хаос, хмарь.
Доколе?! Где страны защитник,
попиленной России страж?
Восстанет чести зов забытый,
проснётся в сердце Божий страх?
Закон возмездья – столп гранитный?
Когда же взвоет злобный враг?
Продажный, смрадный слой «элитки» –
вон, прочь в истории овраг!
Я верю! Встанут скрепы лесом:
деревья, дети, совесть, дух!
Воспрянет добрым дивным веком
Россия. Пусть лелеет слух
дубравы шум, природы смехом
разносится Мещёры гул.
Надежда девственным подлеском
с Любовью, с Верой ввысь растут.
Дыхание Мещёры, дух
таинственный её могучий
снега укрыли. Нем и глух
крещенский зимний лес дремучий.
Дышать не смеют звери, птицы.
Уснул смертельный страх в ночи.
Тиха природа, затаиться
велит живому… Всё молчит.
Застыла милая Мещёра.
Мороз безжалостно царит.
Рассветом поздним вспыхнет споро
луч солнца, землю озарит.
Короткий день, как передышка,
меж бездной мрака и весной.
Безмолвны тени, еле слышно
снег с елей вьётся белизной.
Все запахи лесные спят
под пухлым саваном пушистым.
Смолистых шишек аромат
сковал хрустальный блеск искристый.
Терпи, надейся, уповай
на миг прекрасный: свет весенний
подарит рыжий каравай
бескрайней ласковой вселенной.
Дыхание земли и дух
непобедимый и могучий
наполнят ароматом вдруг
прекрасный лес родной, поющий.
Весной растопит вновь оковы
основа жизни, Божий Свет.
И ‘облака смешной подковой
оставит ангел чистый след.
Опушка острова Мещёры.
Болот нехоженых страна.
Брусника с клюквой ало спорят
за место у большого пня.
Осины листья золотые…
Ещё украшены стоят
деревья. Ночью долгой стынут
от ветра дали, небеса.
По Утру стелет хмарь грибная,
туманом ворожит река,
и лес застужено роняет
слезу о лете… Никогда
не повторяются восторгом
прошедших снов зарницы лет;
лишь раз в году, лишь в мае грозы
мечты лелеют. Первый снег
на ПокровА укроет пледом
леса, болота, жизнь, поля;
заснёт Мещёра тихо… Следом
спешит Красавица-Зима.
Изменчив март. Весенним светом
уже наполнились поля.
Сосульки с солнечным приветом
на крышах изб огнём горят.
Лишь лес угрюмый и холодный
зимы уснувшей стон хранит.
Бранит сосновый бор дородный
речных ледовых глыб гранит.
Намедни разыгралось солнце,
по руслу Клязьмы лопнул лёд.
Сквозь льдины мутное оконце –
водой бурливой взломан гнёт.
Но ночь морозом разъярилась,
весенний зов закован льдом.
Лукошко солнца растворилось,
промёрз лесной звериный дом.
К полудню шаловливый ветер
развеял сумрак, облака
и успокоился… Лик светел
весны-красы, возобладал.
Прекрасен март. Лучистым светом
Мещера дышит. Пусть порой
зима бушует, скоро лето! –
весна нам ворожит с тобой.
Не люблю предновогодний ельник.
Душит он меня, корёжит.
Не вхожу тверёзый иль похмельный:
сучья в глаз, да в лапник сложит!
Гложет сука-память!
Гложет…
Друг-братуха мне приснился: бритый,
трезвый, улыбался всё.
А на утро в глотку с шишкой вбитой
на ремне… На ёлке… Кто спасёт…
Кто мне с горя, в радость поднесёт?
Инвалид. Безденежье. Тоска. Спиртяга.
Друг единственный. Смертелен грех.
Попросил червонец.
………………..
Сволочь, падла, скряга –
жизнь моя – гнилой орех!
Муть-хандра в душе от ран-прорех.
Не хожу за ёлкой в тёмный ельник.
Что ж ты сделал?! Ведь не отмолить.
Будь хоть кто: ханыга, вор, любой бездельник –
денег дам, не надо и просить.
Ты спасаешь!
Бог меня простит?
…………………..
Плод раскаяния мир растит…
В Мещёре тихой и родной
Калина грезит тёплым Летом,
но льёт осенний Дождь слепой,
тоскливым жжёт Зимы приветом.
Природа средней полосы
над поймой речки раскидала
слезу Дождя, алмаз Росы,
кусты Калины кровью алой.
Затянут серым Неба свод,
Вода рябит свинцовой коркой;
как золото, Листва течёт
и тонет в Тьме реки бездонной.
Предзимья День Калины пьёт
живую кровь… Но крЕпки гроздья,
и ярких алых ягод лёд
вбивает Стужей в ветки гвозди.
Держись, родная, – скоро Ночь –
Мороз скуёт ветра и жилы.
Нет силы… Смерть… Но донесёшь
дар жизни свой судьбой нелживой.
Блеснёт река стеклом… Зима
мещёрские скуёт просторы;
Калина, горькая моя,
собой с молитвой Птиц накормишь.
Там, где парка городского
распускается фонтан,
танцы будут! Вечер скоро.
Джазу я себя отдам!
У фонтана круг кипучий.
Развлекается народ:
каблучков тук-тук трескучий –
бешенный круговорот!
Мы с тобою в танце жгучем,
и любовь летит вперёд.
Пусть над парком ходят тучи,
джаз всё круче! Пятки жжёт!
Мой любимый, дивный город:
танца вихрь, любовь и джаз!
Мы в жару и в ночь, и в холод
вам споём ещё не раз:
Джаз, где парка городского
распускается фонтан!
Город милый, вечер скоро!
Танцам я себя отдам!
Парк центральный, праздник скоро!
Джазу я себя отдам!
Мещёра… Ч’удная Мещёра –
мой дом родной, мой отчий кров.
Я чувствую: уж скоро… Скоро
воспрянет свет от зимних снов,
и скинет лес снег’а оков.
Пускай метель кружит в оврагах,
река, крутясь в полночных страхах,
бурлит и истончает лёд.
Под ивой, в белых тесных раках,
почит мороз. Зима уйдёт.
Поста Великого смиренье…
Запеть готовится душа.
Застыло сердце в предвкушеньи.
Весна спешит разбить терпенье,
пасхальным звоном ночь круша!
Ручьи, река, луга, леса
вновь явят миру чудеса:
пробьётся, зеленея, вечность,
водой живою небеса
омоют юности беспечность.
Мещёра! Дивная Мещёра,
мой отчий дом, мой кров святой:
просторы, синие озёра,
родник, тропинкой завитой…
Мой милый, добрый край родной!
Одно мгновенье – жизни миг.
С рожденья в вечность льётся время.
Какой недолгий солнца блик,
какая краткость сновиденья…
И пусть я мудрость не постиг,
природы видел Божий лик.
Широкой масленице русской
душа распахнута опять.
Великолепный старый Суздаль
зовёт Россиюшку обнять!
Что сотни километров? Шалость.
По белым и’скристым снегам
шуршат колёса. Прочь усталость.
К заветным русским чудесам
прильну восторженно и жадно.
Отечества великий дух
печей дымами манит… Складно
колокола лелеют слух.
Крылата ты, Россия-Тройка!
Летит веками санный путь.
После гулянки шумной, бойкой
мечтаю бани пар вдохнуть.
На Каменке студёной прорубь,
готовый с головой макнуть.
Как в поднебесье сизый голубь,
очистится душа… Махнуть
на повседневные заботы,
вкусить простора и свободы,
забыть про суету работы
и рай небес себе вернуть
пора! Вперёд! Дорогой узкой
в приветливый старинный город
где жар печей и дерзкий холод
душе на пользу доброй, русской,
где каждый счастлив, рад и молод.
Душа распахнута опять.
Широкой масленицы удаль.
Великолепный дивный Суздаль
зовёт Россию-Мать обнять!
Над Шалопаевкой ништяк погоды;
изведаны лазейки и проходы;
филёр полгода кружит хороводы;
я с сумочкой для шухера отвода.
Наш атаман кошель давно приметил;
на рынке щипачём углы пригреты.
Когда нырнёт мошна на дно с приветом,
судьба засветит рубликом заветным.
Как надоел филёр своим соседством;
та сумочка от мамочки наследство;
на долго не запрёшь по малолетству;
я скинул хвост лишь мне знакомым средством.
Шалмана дым навеял тёплый ветер.
Свободы босоногой шалый вечер.
Для хулигана путь к Централу мечен,
навечно Шалопаевкой засвечен.
***
Владимир дремлет… Тихая погода.
С зенитом лета солнце счёты сводит.
Иное время, здесь туристы бродят.
Пацан филёров снова хороводит.
**
Над городом ништяк опять погоды.
Расклад другой, иные нынче годы.
Лето тёплой июньской капелью
в дАли поймы, в ширь радуг спешит.
Ветры льют по-над Клязьмою песню.
Милый парк. Ряд деревьев ершист.
Солнце дивной поэзии русской:
трость, цилиндр и внимательный взгляд.
От собора тропинкою узкой
он спускался два века назад?
Долог путь по бескрайним просторам.
Вечен мудрой поэзии свет.
Места нет больше громким укорам –
входит в город великий поэт.
Под покровом его незабвенным
добрых, чудных, несказанных рифм
для тебя клад открыт сокровенный,
сердцу – творчества бешеный ритм.
Пусть пииты изысканным словом,
обнажая ветрам душу, грудь,
дарят смыслы высокие снова,
проходя вечный творчества путь.
Твёрдой бронзою в память поэту:
фрак, цилиндр, трость и «пушкинский» плащ.
По ту сторону смерти и эту
франт и щёголь! И счастье, и плач…
Солнцем дарит нам свет по завету.
Тьма забвенья – ему не палач.
Лета благость июньской жарою
в поймы дали, в высь неба спешит.
Ветер шалый прекрасной порою
в парке судьбы, как прежде, вершит.
Пусть влюблённых часами не мерит
радость встречи «у Пушкина» вновь.
Мой Владимир старинный им верит:
Есть и счастье, и дар, и любовь!
Александр нам Сергеевич внемлет:
Ценен день, если любишь, любой.
Осень… Дар.
Предзимью счастье.
Лист сорвался в краткий путь.
Жизни миг – рифм одночасье —
срок торопит.
Давит грудь.
Парк любимый. Ходит Пушкин,
устремлённый взглядом в даль:
пойма, высь, лесов опушки,
сумрака туманов шаль…
Болдинская осень, помнишь
вдохновений фейерверк?..
А над Клязьмой дождик косит.
Носит лист и вниз, и вверх.
И, как этот путник мёрзлый,
мокрый и счастливый я —
позабыв дней след свой пёстрый,
внемлю: осень бытия…
Гений, друг мой, рядом в парке;
отблеск осени твоей
солнца ликом, взглядом ярким
дарит счастья сладость дней.
***
Милая моя подруга,
муза и жена моя,
видит дивная округа:
Есть Любовь в родных краях!
Моя избушка на опушке
посередине двух миров;
как нелегко больной старушке
влачить удел двойных оков.
Одной ногою костяною
стою за гранью света… Мгла
хранит от глаз живых стеною
мир сумерек… Когда игла
судьбы пронзит и воды мрака
подступят, страх в сердцах людей
обуревает души: драка
меж бесов, ангелов всё злей.
Для добрых, верных и послушных
открыт на тверди неба свет.
Отступникам, заблудшим душный
ад уготовлен в вечный век.
Я днём привыкла здесь, в проулке,
в тени домов усердно ждать
и наблюдать людей прогулки,
прилежно жертву выбирать.
Почуяв в сердце зла отраву,
на ступе, заметая след,
я ночью утащу в дубраву
того, кто жаждет зла и бед.
Я жду. Я улыбаюсь… Слёзы
сдавили грудь. Везенья нет,
и увядают мои грёзы –
в живых сердцах сиянья свет.
Кресты на людях и на храмах
коробят мой недобрый глаз.
Я жду упавших в грязь во нравах.
Запомни: караулю вас…
В своём Отечестве пророка нет.
Владимирская область, Русь родная.
Не молод… Не достиг порога лет.
Пороком смертным рифма удалая?
Владимир, Александров, Суздаль, Гусь…
Цепь русская, веками завитая.
Гадалка звонкая, кукушка-грусть,
считает дни, венками заплетая.
Скворец поёт о Золотом Кольце
под Солнцем, пред подружкою играя.
Весенний слышит радостно концерт
Мещёры даль, всегласно подпевая.
Я счастлив здесь, в Отечестве своём.
И не нужны подмостки златоглавой.
Скворечник ставлю новый. Мы вдвоём
споём молитвы зорьке православной.
Когда почит день краткий в сумрак-ночь,
зима сосну опеленает снегом,
душа покинет землю в вечность, прочь –
Мещёра вспомнит курловским приветом,
вселенский свет пронзит лучом заветным.
Новогодняя столица –
милый сердцу древний край.
Едем! Едем веселиться,
Русь родная, принимай!
Главный город в Новый Год –
Суздаль! Здесь дымок душистый
из печей течёт, плывёт.
Девствен белый снег искристый.
Кони тройками несут
удаль, песни, дружный хохот.
Хороводы в круг влекут.
Прочь забот, работы ропот.
Радость! Счастье! Смех! Уют!
Дарит Суздаль новогодний
танцы, баню, звёзд салют,
русский стол, пейзаж природный.
Новый Год под ёлкой – праздник.
Для души разгул, полёт!
Суздаль, озорной проказник,
в Кремль, на улицы зовёт.
Новогодняя столица!
Здравствуй, древний, русский град.
Всех, кто хочет веселиться,
добрый Суздаль встретить рад!
Время петь Фатьянова настало!
Конкурс молодёжи боевой.
(Праздник летний, звонкий, боевой.)
Жить, любить Россия не устала –
Ряд талантов ярок! Огневой!
Льётся песня над страной родною:
жар сердец, творения души!
Дружною семьёю озорною
мы поём! Добро не заглушить!
***
Алексей Иванович Фатьянов.
Сорок лет… Как мало жизни спел!
Соловьиной песнею с тальянкой:
«Родиной», «Крылечком» и «Полянкой»
заслужить любовь людей успел.
Как просты родные, звонки песни!
На сердца ложатся с первых строк.
Вязниковский наш шальной кудесник.
Века прошлого и нового ровесник –
выпал соловью короткий срок.
В песнях милых, искренних и добрых
свет, любовь, надежда, вера, даль,
неба, Клязьмы синие просторы,
ритмов, рифм богатые узоры,
радость, шутки, смех, война, печаль…
Алексей Иванович Фатьянов.
Ярок след! Как много жизни спел!
Стих, душа твои летят «Тальянкой»!
Вязниковской солнечной полянкой
ты Россию всю объять успел!
С доброй вязниковскою полянкой
всей России сердца песню спел!
***
Время петь Фатьянова настало.
Родины таланты – юный цвет!
(Родины таланты – дивный цвет!)
Песен никогда не будет мало.
Конкурс дарит жизни чудный свет!
(Праздник дарит жизни чудный свет!)
По проспекту над клёнами ветер гуляет,
и каштан наш цветёт, наступает июнь.
Майским облаком жизнь пролетает.
Приезжай, пока месяц дурашлив и юн.
Покажу тебе сердца приют.
Я здесь жил, но тебя мне всегда не хватало.
Годы гнали дожди и листву, и пургу.
Без тебя мне, мой Свет, солнца мало.
А с тобой все невзгоды навеки уйдут.
Соловьи по-над Клязьмой поют.
Во Владимире чудным июнем проснётся
вновь в груди несказанный и ласковый свет,
и аллея от чувств встрепенётся,
словно юности шалой, ушедшей привет —
в сердце вечен восторженный след.
Над проспектом над Суздальским месяц мерцает.
Мы гуляем, Владимир старинный, родной.
Ты объятья свои раскрываешь
для Светланы единственной и дорогой.
(для любимой, единственной и дорогой.)
Сквер нам шепчет листвой молодой.
(Лето манит в ночь тёплой травой.)
Ветер шепчет "люблю" озорной!
Город счастье нам дарит с тобой.
Керосиновая Кошка,
вечер добрый! Всем привет!
На заборе под окошком
сколько птиц пугаешь лет?
Твой хозяин добрых правил
приучил на мир смотреть,
тёплым светом греть… Оставил,
в вечный путь ушёл… Ответь,
сколько вечеров прохладных
ты мяукаешь стихи?
Много чУдных и отважных
песен в ночь во двор стекли?
Держишь хвостиком ты лампу,
лапкой правишь фитилёк.
Словно свет в театра рампу,
в город слог светильник льёт.
Пьёт причудливые рифмы
Мышь летучая во мгле.
Бьёт Кощея сердце ритмы
страхом смерти на игле.
Князь Владимир – в ночь дозором
нечисть бить… Сияет крест!
Тень веков, святых покровом.
Храмов сень хранит окрест.
Кот Учёный, мягкий ворот,
счёт ведёт гостей, страниц.
Дуб Столетний, Старый Город
стерегут покой границ.
Мой Владимир милый, древний…
Кошка-лампа дарит свет.
Искры высекает кремний
молний грозами в рассвет.
Скоро… Потерпи немножко.
День Владимира грядёт.
Керосиновая кошка
сказок дар, приветы шлёт…
***
"Керосиновая Кошка".
Будет новый арт-объект?!
Посади её в лукошко –
пусть нам дарит с лаской свет!
Владимирская книга…
Года миг:
любимый город, радость, грусть, горенье,
игра воображенья, бой-гамбит, (*)
финал крутой, души стихов творенье…
Владимирская книга, славу пой!
Край милый, древний мой прекрасен.
Мир разный: добр, приветлив, зол, опасен…
Что ж, рифма ((книга)), славный, правый глас утрой.
Да! Вновь любовь собой весь мир украсит!
Пусть строки мудрые ведут на свет,
пусть славят край Владимирский, Завет.
Нет, СлОво не осилят лига тьмы, интрига!
Живи, расти и процветай в ответ,
МОЯ ВЛАДИМИРСКАЯ КНИГА !!!
Светом наполнен и музыкой город.
Лето прощается, близится холод.
Площадь театра раскинула полог
дивным фонтаном… Владимир. Так дорог
памятью лиц, тихих скверов прохладных,
шалостью лип лет сбежавших нескладных,
радостью зрелости, болью утраты,
счастьем нежданным для поздней отрады.
Осень… Так близко дыханье печальное.
Дай насладиться. Фонтаны хрустальные
бьют и несут к небесам театральные
жизни сюжеты фатально-венчальные.
Внуки, что голуби… Плещутся в брызгах
солнца и радости годы – так быстры!
Падают, блекнут от радуги искры.
К югу летят журавли в долгих мыслях,
с грустью прощаются в вечности выси.
Музыкой, светом наполнен мой город.
Близится холод дождями за ворот.
Площадь театра раскинула полог
дивным фонтаном. Владимир… Так молод!
"Владимирская книга года"!
Наполнен Словом дивный год.
(Одиннадцатый добрый год.)
Грустит, смеётся ли погода,
итоги подвести черёд.
Январский день раскроет списки —
жюри вердикт высок и строг:
прекрасный слог родной, российский
да будет выбран среди строк!
Освещены лучом словесным:
Владимирский заветный край,
литературы мир чудесный!
В библиотеке слову – рай!
(В "Научке" книгам, слову – рай!)
Встречай души, искусства плод,
любимый город, рифмой смелой!
Пусть слово русское живёт
и колосится нивой спелой!
Тихо зимний растворился вечер.
Звёзды бусами в причудливую нить.
Родина, что мать, – тоску полечит.
Память злая перестанет душу грызть?
Ночь глухая пала над долиной:
проглотила чернь погосты и поля.
Звуков нет. Хрустящею периной
лес укрыт. Встречают милые края.
Деревенька сникла – спуд с веками
пригвоздил к земле срок долгих передряг.
Тополя промёрзшими руками
снова детства сказки-грёзы бередят.
Нет огней. Любимые окошки
кротко в тьму провалами глазниц глядят.
Ме’сяца нырнул в трубу кокошник.
Льдинки слёз калиткою зовут, блестят.
Стыд? Мороз? Пылают горько щёки.
Мне пора… Ждёт город бесприютный смут.
По оврагам фары гонят щёлки
бесов глаз, что век мой душный ж(мр)ут.
Снова оркестр мой русский звучит,
зрителю дарит радость души!
Музы и света брызжут лучи.
Долг наш – России вечно служить!
В творчестве, вере проложенный путь.
Преданны предкам. Нас не согнуть.
Город любимый, дивный, родной!
Жизнь уместилась в награде одной:
радовать, верить, быть и любить,
мудрость искусства людям дарить.
Радугу чувств для мира, добра
чудный оркестр душою вобрал.
Взмахом руки маэстро вознёс
силу, надежду, радость до слёз
славу, победу, память и честь…
Зал рукоплещет! Браво! Не счесть
глаз благодарных – это и есть
счастье, призванье, небесная весть.
Город Владимир. Снова звучит
русский оркестр. Сияют лучи
музы и духа, света души.
Долг наш – России верно служить.
Хмуро. Тускло. Грустно. Осень
ходит пО лесу нагая –
рубище худое – гложет
холод кости. Замерзает,
уходить не хочет Осень,
над Мещёрой издеваясь,
проклинает Зиму, просит
просинью в лесу остаться.
Неприкаянно шаталась,
улеглась в болоте зыбком