Пятьдесят писем к А. Л.
1
и вот дали сердце –
чувствительное ко всякому шороху
прыжку синичьему
писку ласточки
ласковые руки
расположенные к тонкой работе
биению струны
трепетанию ивы
течению ветра
и как же выходит что ни к чему
не приспособлю и не прилажу
плывут в конце долгого дня
изломанные
ветви реки
утки реки
трупы реки
нигде ожидая меня
2
в соловьином саду
возле самой Волги-реки
среди песен любви не моих
поднимаются травы
голос в горле затих
притаился прислушался
как говорить не страшась
не заливаясь румянцем
и не путать паронимы
размышляя полночи
как ты сказала тогда
эффективный или эффектный
ничего-то не можешь
а ещё учишь детей
притворяешься смелой и сильной
– необъяснимо
соловьи окликают друг друга
и черёмуха завтра расправит тонкие кисти
3
наблюдая первых существ апреля:
мать-и-мачеху теплоцентрали
насекомых со многими именами
птиц со многими голосами
самих по себе возникающих и живущих
детей с пластмассовыми самокатами
детей в крошечных ботиночках на липучке –
посмотришь и умилишься маленькому
к восторгу существующему в природе
4
локоны реки
под металлическим гребешком
самолёта – вот сейчас распутаешь
заплетёшь косы
серой лентой моста
отправишься на свидание к великому океану
там отрешишься от тревог и потерь
когда потеряешь дорогу в огромном городе –
время идти к реке
5
звучащая внутренняя речь
неостановимый монолог:
не остави меня Господи
когда скворцы расклюют
сердца
бузины паслёна и переступня
не доверив мне ни
единой вишенки
ни одной капельки крови
посади меня в Твою горько-прохладную землю
полную белых корней
косточек птиц и полёвок
и полей
наш перемешанный прах
серебристой росой
ибо мама всегда называла так слёзы Твои
6
в неназванных переулках
время велосипедных покрышек
солнечных бликов
воды без сиропа
неумолкающих голосов одноклассников
до сих пор спорящих:
а выйдет ли Таня
а будет ли Таня
в светло-желтом кримпленовом платье
или так и останется в окнах первого этажа
в зелени пятен ветрянки
мареве ртути?..
и почти сорок лет не выходит Таня
но всякий раз
стоя в пробке у арбатских ворот
невольно поворачиваешь голову:
вдруг да пройдёт
в золотой короне
первых апрельских купальниц?..
7
и без слёз чай горек –
прорастает полынь
сквозь предплечья:
вот сейчас взмахну сильными
полынными крыльями
рассекая волны и ветер
не упаду в радужные блики
водоотводного канала
полечу к солнцу
там увижу Того
кто всё поймёт
не осудит не посмеётся
но всмотрится
не дрожащей рукой
стряхнёт с ресниц
невидимые
семена
8
всенощное бдение
неслышно разливается по вагону
подчёркивает обстоятельства
три точки три тире три точки
нет перепутала
исправила
красной капиллярной ручкой
с лица стёрла
выступившую
капиллярную кровь
– что за узор на платке:
мережка нежности
шёлковые кресты памяти?
9
сонмы ангелов
на кончике иглы
наблюдают не вмешиваясь
улыбаются точно десятилетние дети
которым дальние родственники
ерошат вихры восторгаются –
и неловко но что сделаешь
стоят терпят
но стоит только отвернуться тёте
с тяжёлыми вечерними веками –
так побегут в белых теннисных туфлях
в разросшийся старый сад
но что там в глазах
у самого маленького и неприметного ангела
с капельками веснушек на скулах и
подбородке?
вот сейчас отвернёшься и убегу
рубить деревянным мечом
солдат страшных зарослей борщевика
тогда отпразднуем победу над смертью
в саду возликуем
10
десять лет слушаешь
и лампа не горит –
и вроде волосы отросли
исчезли ямочки на щеках
и в глазах недрожащее стекло ледяного трамвая а –
но вслушиваешься
роса светлого дня
в рот течёт
на языке разгорается сладким
молочным сахаром
что делала бабушка на сковородке
он горел-горел
он белел-белел
под потолком кухни запах долго стоял
возвращался сном –
вот тогда
обжигаешь язык
выговариваешь
слово
11
неостановимые слёзы
произросли
проистекли
из маленьких острых букв
вонзившихся глубоко в глазницы –
с каждым всхлипом
чернильная чёрная строчка
на щеках стынет
проступает больничным штампиком на подушке
12
на руках аленькие цветочки
следы ожогов от вишнёвых приторных
сигарет:
приходят жуки-пожарники
собираются пеночки
клевать веточки
говорят –
вот сейчас затопчем пламя потушим
подуем на душу
залижем ссадины на коленках
вытащим голубые венки
что тревожат-болят
растащим по улицам-закоулкам
нового города
и тогда ничего не будет
ничего не останется
ни боли ни крови
ни обжигающего дыхания
непривычного узким ладоням
13
маленькие неважные обстоятельства
несутся по набережной не задевая
чуть притормаживая на переходах
сливаясь в единое разноцветное
когда к вечеру сохнут глаза
и уже не различаешь всполохи фар –
течёт огненная река
чайки перебивают друг друга
не остывает закат
золотой песок розоватая взвесь
я всё ещё здесь
недвижимая
ожидающая
когда среди всех существ выбирают павших
когда кольца город сжимают
когда тревога виски сжимает –
и я исступлённо-живая
и так страшно
страшно
14
начинается так:
вспыхивает на кончике указательного
пальца левой руки
потом продолжается
доходит до сердца
там промельк отсвет свист
листик серебристого тополя
найдёшь в оборках
выходного платья
и сразу видишь –
и летний дождь
и церковь на новом арбате
проведи ладонью по белой стене
потом прижми к лицу оставив живые
блики на ресницах и под глазами
выходи на божий свет
любовь славить
величальные петь
говорить маленькими словами
15
на ладонях проступают ответы
на незаданные вопросы:
святые переводчики
высматривают в чужом алфавите
знакомые очертания:
птицы парящей во влажном воздухе
города глядящего в отверстый колодец неба
девушки несущей кружево незабудок
далёкому возлюбленному
и когда
они перетолкуют
мои жалкие невнимательные слова
на языки деревьев и трав
я онемею
сотру в кровь ладони нежной корой платанов
16
переходя людную площадь
услышать проще
эхо сердца
сжатого рёбрами
стиснутого
кровоточащей
совестью
горькой виной
– так ничья собака
почувствовав
тепло ладоней на холке
бежит следом
не отстаёт долго
в надежде
что ласка повторится
когда-нибудь
не сейчас
может быть за углом этого дома
в конце бульвара
на пешеходном переходе
а она лохматая такая
большая
ну что ей сказать такого
чтобы разуверилась и отстала
17
трёхпалая воробьиная лапка
неощутимо касается
а хочется
чтобы сильно
чтобы набухли бороздки кровавые
– зарубки памяти
неслучившиеся слова
ремешок часов
что не носила
без того наблюдая
горькое время
две канцелярские кнопки
держащие напротив сердца единственную
общую фотографию
18
Москва из пипетки
капает слёзы в глаза
просит запрокинуть голову
ни в коем случае не опускать
иначе горячее раскалённое
упадёт на асфальт
прорастёт ясенем
обернётся садом
этот город не наш с тобой александра
александра
до сих пор не выучила улиц и переулков
но он заглядывает в окна утром
не свою ли песню я в нём найду?..
19
гладкие камешки во рту
ялюблютебяялюблютебяялюблю
перекатываются
тренируя речевой аппарат
оттачивая политическое красноречие
когда белый вечер
наступает на город
путая ветви
проводов трамваев
омывая мертвенным светом
лица идущих с завода без сил –
только и думаешь
как будешь отчётливо произносить
20
приносишь кому-то сердце
в окровавленных ладошках
говоришь вот не знаю что делать
бьётся никак не может устать
заводной игрушкой ходит по комнате
и хоть бы утихомирилось
хоть бы умерло
так ведь нет
сколько мне
ещё терпеть
его нелепые судороги всхлипы стоны
трепетание крыльев нездешней птицы
говоришь вот может
тебе
когда-нибудь
пригодится
21
в горькой бездомности
богооставленности
останавливаешься напротив
детского сада
в котором пустые турники и веранды
поляны подорожника
ветви рябин
и рябит
в глазах от непролитых слёз
и мерещится: всё же вернулись маленькие
загалдели защебетали запричитали
над мёртвой бабочкой
с пятницы пролежавшей на голубой скамейке
но разбежались не вспомнив ни отпевания
ни похорон –
где мой дом
где биение волн
о рёбра причала
когда не к кому возвращаться
когда не в чего превращаться
но ты вся из огня –
когда только один в младшей группе
безмолвствует не смеётся
Господи на скамейке под страшным июльским солнцем
не оставляй меня
не оставляй меня
22
лебеди мои гуси
несчастливые птицы
несите меня прочь от моего суженого
сорвите
померанцевые цветки
чтобы пали на землю
снегом негаданным
сединой ранней
одуванчиковым пухом
что последнее переживает
ветру внемлет
– лебеди мои
вскройте мне грудную клетку
клювами острыми точно слово
выхваченное памятью из тяжёлого разговора
вырвите сердце и бросьте в синее море
что навсегда сбережёт и взлелеет
– лебеди мои
возьмите глаза мои
полные тьмы и слёз и потерь
но только
возвращайтесь за мною
в мой город
где живая стою по колено
в солёной воде
23
в первых числах июня закат догорает в траве
вот и время тебе
посмотреть на осоку и сныть
представлять как по осени наледью тронутый
прах –
понимать что не вырастет сын
и не выйдет на берег смотреть корабли
и не спросит об их именах
24
любовь ходит по крышам
у неё лицо херувима с фасада Рождества
тоненькие слюдяные крылышки
едва проклюнувшиеся непрочные
но восточный
ветер крепчает
не оставит камня на камне
кирпичика на кирпичике всё сделает
чтобы земля снова была пуста и безвидна –
на щеке любви
прожилки тёмные кленового листика
пережившего осень –
или это в просинях трещины
морщинки усталой памяти?
но как потом будем дуть на израненные
коленки
когда спустишься
по ржавой пожарной лестнице
какие звёзды
нарисуем
животворящим йодом?..
25
невыговоренная нежность
подступила к самому сердцу
заколола неусыпно и неустанно
это зачем так со мной
зачем с нами
Господи ведь ты обещал мне слово
среди собрания птиц
всхлип ветра в аллее вязов
один-единственный лепесток сада –
не бери назад
дай мне выйти
закричать
зашептать
Господи кто бы и меня полюбил
26
кто-то всегда приходит и говорит:
давай умрем вместе
пусть былинка что останется от меня
пылинка ясеневое семечко
полетит близко-близко от раскалённых звёзд
а там гляди-ка твоя былинка
и золотые волосы
и рот помнящий снег
и лоб помнящий свет
неслышный крестильный елей
– а что если дальше вместе
в вечность звенящую лесными рассветными колокольчиками?..
кто-то всегда отвечает:
я не просил о твоей душе
да и на что мне твоя душа
так что слезами залей пожар отряхни песок
пыль –
и просто продолжай быть
просто продолжай быть
без меня засыпай
пусть роса течет из-под полуприкрытых век –
но потом будет другой человек
который скажет
давай проживём-умрём
по лесной тропинке пойдём вдвоём
и не надо слов никаких молитв