Металлургический район города-героя Челябинска вообще отличается живописностью. Особенно его конец: хитросплетения трубопроводов, свечки домен, парящие градирни, ядовито-рыжая пыль, дымящие трубы. Сплошной техноген. Романтика. Стрела дороги, протяженностью около километра, регулярно разбиваемая грузовиками, и с такой же завидной регулярностью восстанавливаемая до девственного состояния. Зачем ремонтировать дорогу, если ее используют лишь десятитонные КамАЗы, которые не боятся не только грязи? Нам кажется, что для нас. Вообще, радость сталеваров была бы не полной, если бы не было нас.
Кто такие «нас»? Ну, вопрос! Не «почта радости Россия» – это точно. Если верить газетам, мы – «безбашенные сорвиголовы», «беспредельщики ночных перекрестков», и так далее. Мы же предпочитаем несколько другое определение, возникшее в США в середине ХХ века – «стритрасеры».
Да, расинг. Расинг – спорт не для слабонервных. Расинг – это даже не спорт. Расинг – это религия, поклонение мотору и всему, что к нему прилагается. А прилагаться к нему может все, что угодно, и совсем не обязательно Impreza WRX. Достаточно какого-нибудь шедевра конструкторов с ВАЗа типа 2108, были бы руки заточены. Или голова. На худой конец – толстый бумажник, кому что Бог дал. В идеале, конечно, и то, и другое, и третье. Только такое встречается крайне редко.
«Безбашенные сорвиголовы»? Ну-ну. Пять сотен автомобилей, освещающих фарами заводской забор и асфальт, полторы тысячи человек – и все безбашеные? А у кого с головой порядок? У тех, кто субботнюю ночь проводит пьянствуя в подъезде? Или говоря наркотикам «иногда»? Спорный вопрос.
Расинг – это 402 метра асфальта, визг резины, свист тормозов. Останется только один, тот, кто заберет призовой фонд. Тонны две рублей, не больше. Говорят, американцы, живущие, по слухам, в Америке – самой богатой стране мира, готовы горло перегрызть друг другу за двадцатку. Именно столько составляет их призовой фонд. Расинг в Штатах – способ заработать на жизнь, у нас – на пиво. Нет, за рулем, разумеется, никто не пьет. До или после – всегда пожалуйста, но не за рулем.
Расинг – это грохот музыки на предельных децибелах, красивые машины и почти такие же красивые девчонки. Любой, кто встает на стартовую черту преследует одну цель: выплеснуть излишки адреналина. А выиграть – дело десятое.
Ночь, улица, фонарь, дорога. У стартовой черты, рядом с желтым Пыжом с желтой же мигалкой скромно приютился темно-зеленый Крузак. Колхозник, размерами способный поспорить с эсминцем, завершался полуприцепом с зачехленным авто. Позади прицепа, у выступающего из-под брезента антикрыла, стоял я.
– Ну-ка, ну-ка, – подошел круглолицый человек в красной куртке с надписью «Любительская Лига Автоспорта», натянувшейся на комке нервов. – Это что у тебя? Самолет?
– Вертолет, – Пчелкин, хозяин крейсера, щелкнул Павла по руке, потянувшейся к брезенту.
Про этого кадра можно рассказать многое, но лучше не стоит. Павел нездорово напрягается, когда слышит свою фамилию, а про остальное и говорить нечего. Этакий человек-загадка, темная лошадка. Президент ЛЛАС, чья биография – сплошь белые пятна, но даже то, что не покрыто тайной, заставляет о многом задуматься. В общем, про Пашу секретные материалы снимать можно.
– Опаньки, – протянул, подкравшись, Слава. – Это у тебя откуда? У Сухова стырил?
– А потом догнал, и еще раз стырил, – усмехнулся я.
Не нравится мне этот парень, что тут поделать? Не нравится, и все тут. Я с этим человеком не то что в баню, в разведку не пошел бы. Одни его тусклые, выцветшие рыбьи глаза о многом говорят. Кажется, не было такого мига, когда в них промелькнуло хотя бы какое-то выражение.
– Гонять будешь? – осведомился Павел.
– Не-а, – ответил я. – Просто Сане нравится таскать за собой прицеп с погремушкой.
– Ладно, летчик, – махнул рукой президент. – Правила ты знаешь.
– Я все знаешь, – зевнул я.
– Все? – напрягся Павел.
– Расслабься, – похлопал его по плечу тезка. – Ни черта он не знает.
А я уже двигался к желтому 307.
– Сашка! – мне на шею бросилась Лена. – Ты гоняться?
– Нет, я гоняться, – улыбнулся я.
В отличие от Славы, она мне нравилась. И не за длину ног, не за симпатичное личико, не за фары размером с арбузы, отнюдь. Лена обладала редкой способностью не думать вообще, и перед тем, как что-либо сморозить – в частности. Интересный для общения человек. Диагноз – пробка.
– Привет, Круглый, – помахала ручкой сидящая за рулем Пыжа Алла.
Нет, не дурак. И пуза у меня нет. Причина в другом – куда ни плюнь – я везде Саша. Александров Александр Александрович. Да, поначалу – смешно. А когда я понял, что отец решил пошутить покруче, чем дед – веселье куда-то пропало.
– Привет, привет, – протянул я, выкладывая на торпедо три сотенных бумажки.
– Регистрируешься? – нахмурилась Смирнова. – Ты машину сделал?
– Типа того.
– Марка?
– Червонец.
– Еще бы! Номер тот же?
– Без номера.
– Да? – девушка, удивленно приподняв бровь, внесла в реестр мои данные. – Расписка?
Найдя в кармане завалявшийся протокол, я накарябал на обратной стороне, что ответственность за все последствия несу я, только я, и никто, кроме меня. Точка. Дата. Автограф.
– Ну, Саша, покажи теперь свой параплан, – попросил Павел.
Мне не сложно. Тем более, у скрытого чехлом болида образовалась приличная толпа, и каждый второй старался заглянуть под брезент. Тезка пока сдерживал натиск, стоя грудью на защите АвтоВАЗа, но силы были не равны. Он меня-то едва не зашиб в горячке, а что говорить про остальных зевак? Однако, получив дружескую оплеуху, Саша успокоился, и позволил мне убрать брезент.
Сейчас! Что такое сдернуть чехол? Где театральный эффект, где интрига? Помучить всяких там нетерпеливых ротозеев – сплошное удовольствие, граничащее с беспредельным кайфом.
Медленно, возможно даже слишком медленно, мы с Сашей скрутили брезент, пядь за пядью обнажая тускло блестящую в свете фар конструкцию из металла и пластика. В толпе пронеся гул восхищения. Еще бы! От этой 2110 осталось не так уж и много. Обвешанная пластиком, как новогодняя елка иголками, красная спереди и желтая сзади, с плавным переходом в виде языков пламени, лижущих борта красотки – эта машина была эталоном рестайлинга и венцом наших с тезкой трудов. Однако автомобиль судят не только по одежке. Двухлитровый турбинированный двигатель со спортивными валами, доработанной системой впрыска и выпуска давал выходную мощность в 320 лошадей при пяти тысячах оборотов. Расширенная база в сочетании с модифицированной подвеской и вентилируемыми дисковыми тормозами на всех четырех колесах делали относительно безопасной езду даже при 270 километрах. В общем, заточка – что надо.
– Хм, – усмехнулся Слава. – Обидно будет проиграть на такой, да?
– Я думаю, – протянул я. – Я думаю, что такой проиграть не обидно.
– Посмотрим, посмотрим, – гонщик удалился к своей 2112.
Его ведро смотрелось на фоне желто-красной бестии, по меньшей мере, блекло. Это приблизительно то же самое, как сравнивать Maybach с Волгой. Вроде, обе с дверями и колесами, с двигателем, сиденьями и рулем, но, в то же время, душа как-то больше лежит к первому. Почему? Неизвестно. Наверно, я не патриот.
Ласково погладив свою красотку по крылу, я забрался внутрь. Черт! Влезла бы в кровать – переспал бы с ней! Я вставил ключ в замок зажигания, малышка чуть заметно вздрогнула, огласив окрестности рыком прямотока, и скатилась по полозьям на асфальт. Обогнув джип, я подкатил к стартовой черте. Пара гонщиков, завидев мою кисоньку, помчались к Пыжу, отказаться от заезда. Не хотят, чтобы я пил пиво на их деньги – вконец обнаглели.
Рядом встала серебристая 2112, made by Славик.
– Порву, – произнес соперник, повернувшись ко мне.
Ну-ну, посмотрим, кто кого, порватель ты наш. Я нащупал на заднем сиденье плюшевого медвежонка, и пересадил вперед, чтобы ему было лучше видно. Конечно, я закрепил его ремнем безопасности, иначе мало ли что? Может слететь с места, головой удариться – лечи я его потом!
– Ну что, Михо Шпалерадзе, – я потрепал пассажира по голове. – Порвем засранца?
Медвежонок промолчал. Он вообще неразговорчивый. Интересно, почему? Но музыку он любит. Особенно Benny Benassy, в этом мы с ним похожи. Я вставил в прорезь плеера диск, и повернул регулятор громкости почти до упора. Сабвуфер в багажнике задрожал от басов. Так гонять веселее.
Лена, грациозно ступая по асфальту в высоких сапогах на каблуках сантиметров в пятнадцать, и такой же длины юбке, вышла на дорогу и встала чуть впереди машин, посередине проезжей части. Сейчас будет старт. Секунды потекли мучительно медленно.
Девушка ткнула в меня, выставив два растопыренных пальца. Вижу, не слепой. Я включил первую передачу и поиграл педалью газа. Лена повторила жест второй рукой, Слава так же рыкнул двигателем. Ишь, тоже не слепой!
Стартер подняла руки над головой, старательно прогнувшись и выставив вперед и без того объемную грудь. Краем глаза я заметил, как медленно, словно в заторможенной съемке, на дорогу полетел чей-то окурок. Раз, два, три секунды – и Лена рубанула руками воздух, опустив их по швам.
Я утопил в пол акселератор, одновременно отпуская сцепление. Ну, любимая, не подведи. С пробуксовкой, с диким визгом резины и ревом двигателя, оставив на асфальте добрую половину резины, 2110 сорвалась с места. Уши заложило, словно в самолете на взлете. Слава замешкал на старте, и теперь его 2112 отставала на полтора корпуса. Вторая. Колеса вновь пробуксовали, но спустя доли секунды нос задрался и продолжилось стремительное ускорение. Третья. Огни припаркованных автомобилей слились в одну сплошную полосу. Звук мотора рикошетил в туннеле из машин и отдавался многократным эхом, перекрывая децибелы стереосистемы. Четвертая. Фонарные столбы превратились в сплошной частокол, перегрузками меня вдавило в кресло. 2112 маячила в зеркале заднего вида. Пятая. Поле зрения сузилось до ширины дороги. Даже еще меньше. Стрелка спидометра перевалила через отметку «220».
Не помню, кажется, я закричал. Скорость вообще действует опьяняюще. Подобно цунами я пролетел мимо фиолетовой «семерки» с выведенным на корме клетчатым флагом. 402 метра, четверть мили, миновали как обычно – менее чем за полтора десятка секунд. Вот теперь и пригодились вентилируемые дисковые тормоза. Оставив на асфальте две угольно-черные полосы, моя крошка преодолела еще сотни две метров, и замерла.
Да, черт побери, два метра – это принципиально, я же сказал: четверть мили. Едва не задохнувшись в натянувшихся до предела ремнях, я заглушил двигатель. В висках стучала кровь, явственно слышалось биение сердца. Я победил.
Следом, свистнув тормозами, остановилась серебристая «двенашка». Флаг ему в зубы. Я победил. Сколько я слышал всякой фигни про наши гонки! Вплоть до того, что ставкой является собственный автомобиль, что призовой фонд составляет по двадцать кусков гринов. Фигня все это. Ящик пива – и довольно. Я победил.
– Ни хрена себе! – восхитился тезка, когда я вернулся на старт. – Вот это машинку мы собрали!
– Что, так круто? – осведомился я.
– Еще две десятых – и круче некуда, – заверил Саша.
Если я правильно понял, то еще две десятых – и мое время составило бы 11,2 секунды – то есть Челябинский рекорд на четверти мили! Да, действительно – круто. Вот что значит, собирать машину с душой, ласково ввинчивая каждый винтик и вболтивая каждый болтик. С другой стороны, вполне возможно, что причина не в душе и ласке, а в двенадцати тысячах евриков, вложенных в мою бестию. Хотя, в конечном счете, дело не в деньгах, а в умении.
Я сел на капот Сашиного джипа, свесив ноги на кенгурин, и достал сигарету. Руки до сих пор дрожали. Да, пронестись 402 метра на такой скорости – неплохой способ расслабиться. Неплохой, пока в голову не взбредет мысль о том, что какой-нибудь излишне любопытный зритель может вылезти на дорогу, и тогда… тогда ответственность за все последствия буду нести я, только я, и никто, кроме меня. А если более конкретно – на дороге останется только мешанина из металла, крови, мяса и костей. Остальных – и гонщиков, и зрителей, и организаторов, как ветром сдует.
– Не расслабляйся, – похлопал меня по плечу Пчелкин.
Мимо, подняв вихрь из окурков и фантиков, пронеслись участники следующего заезда.
– Я и не расслабляюсь, – ответил я.
– Через два заезда полуфинал, – проинформировал меня тезка.
– Какие два заезда? – удивился я. – Зарегистрировалось человек пятнадцать, не меньше.
– Шестнадцать, – уточнил Саша. – Но остальные, после твоего дефиле, забрали деньги и отказались от участия.
– Вот козлы! – я спрыгнул с капота.
– Козлы, – прокричал напарник, стараясь перекрыть голосом нарастающий рев двигателя.
– Ложись! – завопил Павел, сшибая меня с ног.
Я вжался в асфальт. Президент ЛЛАС – не такой человек, чтобы пугать зря. В ту же секунду раздался оглушающий удар, скрежет рвущегося металла и звон бьющегося стекла. На меня посыпался мусор, обочина вокруг осветилась зеленым неоновым свечением, что-то огромное просвистело над головой. Спустя еще пару мгновений удар повторился, но теперь значительно дальше, что-то вновь зазвенело и заскрежетало.
– Что за… – я принял сидячее положение.
Правая рука раскалывалась от боли. Поднеся ладонь к лицу, я разглядел кусок стекла, торчащий из «горба Венеры». Эк меня угораздило! Вытащив зубами осколок, я поднялся на ноги.
Троллейбус, бывший гордостью японского автопрома представлял собой печальное зрелище. Нет, как кабриолет – очень даже ничего. Правда, крыша, напрочь отсутствующая в новом варианте, все же для чего-то была нужна.
С другой стороны, из остатков Ниссана, торчали остатки хвостового оперения ВАЗа 2115. Да, сходил за хлебушком…
– Все живы? – осведомился Павел.
– А что, не видно? – тезка, яростно сжимая и разжимая кулаки, разглядывал остатки своего Крузака.
– Что стряслось-то? – поинтересовался я.
– Саша, ты не видел? – глаза Лены, пробегавшей мимо, но по такому случаю решившей остановиться, удивленно округлились. – Дряпа залетел на прицеп Крузера, подлетел, снес ему крышу, и приземлился на Серегину Максиму.
Обалдеть можно! Такой исчерпывающей информации я не ожидал. Вообще, вопрос был чисто риторический.
Но теперь все. Отгонялись. Теперь ГИБДД снова начнет ночное бдение по субботам, и ни один участок дороги не останется без назойливых наблюдателей. Расинг в этом сезоне можно считать закрытым. На сегодня план можно считать выполненным. Можно сворачивать удочки и валить домой.
– Саш, – окликнул я Пчелкина. – Тебя до дома добросить?
– Нет, спасибо, – процедил он сквозь зубы. – Ты езжай, а у меня еще пара дел есть.
– Тебе помочь? – предложил я свои услуги.
– Нет, спасибо, – Тезка выковырял из обломков Крузака бейсбольную биту. – Сам справлюсь.
Да, дел ему здесь часа на два. Впрочем, как и Сергею. Мое же дальнейшее присутствие на гонках можно считать пустой тратой времени. А время – деньги. А деньги я считать умел всегда.
Запрыгнув в свою крошку, я запустил двигатель. Дома меня ждала пустая койка и насыщенные сновидения. Надеюсь, кошмары мучить не будут. Оставив напоследок запах паленой резины, я отправился почивать.
Утопив педаль акселератора до предела, я выплескивал адреналин, которому не нашлось места на соревнованиях. Люблю родной город. Особенно по ночам. Огни фонарей, мигающие светофоры, неон рекламы. Ночь – то единственное время, когда можно наслаждаться городом. Днем, в километровых пробках, на скорости в два светофора за час такое просто невозможно.
Роняя стрелу тахометра за желтый сектор, я возвращался домой. Правда, в такой спешке не было особой необходимости – в моей крепости блудного расера никто не ждал. Оксанка – моя последняя пассия, как и все остальные, не разделяла моей любви к автомобилям вообще и страсти к тюнингу в частности. Ее можно понять. Еще лет пять назад я бы и сам посмотрел на человека, купившего аварийную 2110 и убившего в нее пол-лимона, как на законченного идиота. Но тогда я не знал, что такое – расинг.
Девушка ушла от меня около месяца назад – точнее сказать не могу, строительство суперкара было на стадии завершения. Я и не сразу заметил ее исчезновения. Просто в один прекрасный (воистину прекрасный!) вечер обнаружил, что в моей бритве отсутствуют ее волосы. И, только после этого заметил, что в шкафах прибавилось свободного места. Образовавшийся вакуум тотчас заполнили болты, гайки, шпильки, клапана, старый блок цилиндров и его «голова».
Я ее не виню, даже больше – прекрасно понимаю. Чтобы добиться совершенства в каком-либо деле, надо именно «гнать» по этому делу – женщины на такое не способны. А если я чем-то увлекся, то никому другому в моей душе места нет.
На прямой мимо лакокрасочного завода я показал отличный результат – меньше шести секунд до сотни, и стрелка спидометра легла на отметку «250». Давить больше не было смысла.
Удовлетворенный, я достал пачку сигарет, вытянул зубами одну, и протянул пачку Михо, зафиксированному ремнем на пассажирском кресле. Тот вежливо промолчал. Да, в два года курить еще рановато. Дружелюбно оскалившись, я потрепал Шпалерадзе по гриве, и щелкнул прикуривателем, вгоняя его в ложе.
Нервно кусая губы, я нетерпеливо ждал мига высшего наслаждения, когда наконец-то смогу затянуться вишневым дымом «Captain Black». Миг не спешил наступать, пропуская перед собой вереницу секунд.
Но чему быть – того не миновать, даже чайник, рано или поздно, закипает. С металлическим щелчком прикуриватель вылетел из паза, и, проигнорировав фиксаторы, продолжил путь под сиденье. Такой наглости я не ожидал. Мало того, что мерзкая железка не желала выполнять свою прямую функцию, так еще и вознамерилась подпалить Pro-Sport’овский коврик!
Резким движением утопив педали сцепления и тормоза в пол, превратив в дым добрую половину протектора, я остановил свою крошку, отстегнул ремень и залез под сиденье.
В ту секунду, когда я нащупал «подвижную часть прикуривателя», если верить ВАЗовским каталогам, машина содрогнулась от удара в дверцу. В салон автомобиля, беспомощно шкрябая ногтями в том месте, где у обычных машин расположены ручки, умоляюще смотрела симпатичная, но растрепанная девушка. Остаток ночи предвещал многое.
Недолго думая, а, если точнее – не думая вообще, я помог девушке справиться с преградой, щелкнув тумблером на панели. Девушка прыгнула в ковш, громко хлопнув дверкой.
– Поехали, – пискнула гостья.
– А что мне за это будет? – поинтересовался я.
– Все, что угодно, только поехали скорее, – взмолилась девушка, беспокойно вглядываясь в темноту ночи.
Возражений у меня не было. По боку 2110 полоснул сноп света от фар выруливающего на дорогу Джипа. Из кустов, ломая ветки, вылез огромный детина, размахивая крошечным, если прикинуть по масштабам, пистолетом. И оба направились к моей детке. Возражений точно не было.
– Поехали же! – прокричала пассажирка.
Воткнув первую, я бросил сцепление и утопил акселератор. Двигатель, получив от форсунок повышенной производительности несколько сот грамм бензина, бешено взревел, передние колеса, окутав болид вонючим дымом, заскользили по асфальту, и, мгновение спустя, «червонец» стартанул, за считанные секунды оставив далеко позади и братка, и колхозника. Мой «Фантом» с ревом набрал высоту.
– К тебе, или… – осекся я на полуслова, повернувшись к девушке. – Ты!?
– Саша? – прошептала Таня.
Если кого она и меньше всего ожидала увидеть, и, что немаловажно, хотела – так это меня. С моей стороны чувства были взаимные. История эта, в общем, длинная, хотя, бывают и подлиннее. Дабы не углубляться в подробности, скажу, что верна истина «от любви до ненависти один шаг». Кратко, но емко.
– Ты женился? – осведомилась Таня, пытаясь поудобнее устроиться на Михо.
Действительно, какого еще вопроса можно было ожидать от женщины?
– Я? Упаси Бог! А ты?
– Да.
– И как?
– Отлично. Да что же это… – она наконец-то догадалась извлечь из-под себя медвежонка. – Это что?
– Не трогай, – я пересадил Шпалерадзе на заднее сиденье. – Это Михо, он – друг.
– Да у тебя вконец крыша съехала.
– Только после вас, – съязвил я. – Так куда рулить?
– Не знаю, – упавшим голосом произнесла Таня.
– То есть как? – охнул я.
– Моя сумочка у них осталась… а там паспорт…
– Охренеть можно… – протянул я. – Ты что натворила-то?
Девушка посмотрела на меня так, что вопросов не осталась. Действительно, с двумя аппетитными ножками, обутыми в греческие «блядские» сандалии; супер-мини шортах, обтягивающих кругленькую аккуратненькую попочку; с татуировкой в виде змеи, высунувшей голову над широким кожаным ремнем, а хвостиком делающей непонятно что, но понятно где; с плоским загорелым животиком, выставленным наголо; с двумя холмиками грудей, скрывающимися под обрезанной майкой; с тоненькой шейкой, выразительными скулами, пухленькими губками, покрытыми ярко-розовым блеском, маленьким носиком, зелеными глазками с длиннющими ресницами, с красивым, ровным, высоким лбом, с шелковыми темными волосами, собранными на макушке… вне всяких сомнений, такой девушке, чтобы привлечь к себе неподдельный интерес, даже что-то делать совершенно не обязательно. Особую изюминку вносили ушки с длинными серьгами и прядь волос, ниспадающая с правой стороны лба. Тотальное безобразие.
– У тебя… денег, что ли не хватило поприличнее одеться? – усмехнулся я. – Так позвонила бы, что я – зверь какой? Обязательно помог бы.
– Да пошел ты, – огрызнулась Таня.
– Сейчас поеду. Обратно. Хочешь?
Пассажира ответила молчанием, надув губы и скрестив на груди руки. Так мы и доехали до моего дома. Въехав во двор, я, чтобы не будить соседей рокотом прямотока, выключил передачу и до подъезда докатился на нейтрале. Подвеска безропотно и неощутимо съела выступающий канализационный люк, и детка замерла у ступенек.
– Мы где? – спросил груз.
– Ко мне приехали, ты не видишь? – пожал я плечами.
– Я к тебе не пойду, – заявила девушка.
– А куда ты пойдешь?
Молчание.
– Так, Татьяна…
– Ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты меня так называешь, – скрипнула она зубами. – Я не маленькая девочка.
– Тогда веди себя соответствующе.
Моя холостяцкая клетка встретила неожиданную гостью масляным пятном на полу, в котором отмокал первичный ряд «десятой» коробки.
– Ну и грязюка! – возмутилась девушка.
– Грязь бывает разная, – парировал я, бережно усаживая Михо на подушки. – Раздевайся.
– Так сразу?
– Мне по барабану, – протянул я. – Можешь спать одетой.
– Спать? – вскричала Таня. – Та притащил меня к себе домой, чтобы просто спать?
– Нет, – усмехнулся я. – Сложно спать. Я устал. А ты замужем. Можешь располагаться в спальне.
Я бросил футболку на стул, за ней последовали джинсы и носки, и свалился на диван. В бок что-то уперлось, я пошарил рукой под собой, и извлек из складок накидки карданчик кулисы, посеянный неделю назад. Эх, поздно. Уткнувшись носом в стенку, я бросил рычаги управления, и ушел в провал.
– Саш, – всхлипнула девушка. – Я соврала тебе. Я не замужем. Слышишь?
Слышал ли я? Конечно, но эти слова застали меня уже в начале свободного падения в крепкий и здоровый сон.
– Саш, а Саш.
– Саша – это я, – открыл я глаза.
У дивана, склонившись надо мной, стояла на коленях Татьяна. А я было надеялся, что все произошедшее мне приснилось. Да, размечтался.
Сейчас на девушке не было косметики, что отнюдь меня не пугало. Картер Браун когда-то сказал, что бывают девушки, с которыми хочется не только поужинать, но и позавтракать. Моя гостья, несомненно, относилась именно к такому типу. В моем халате, которого хватило бы завернуть ее раза на три, Таня смотрелась просто обворожительно. Впрочем, я слишком хорошо ее знал…
– Доброе утро, Саша.
– Утро добрым не бывает, – зевнул я. – Это нонсенс.
– У тебя такой бардак был, – она положила голову мне на грудь.
– Из хаоса рождается танцующая звезда, – ответил я.
– Красиво сказал, – улыбнулась девушка.
– Это не я сказал, а Ницше, – проинформировал я.
– Лучше бы ты Фрейда читал, – вздохнула Таня.
– Стоп! – дошло до меня. – Почему был?
– Я навела прядок, – произнесла гостья леденящие душу слова.
Скорость, с которой я вскочил с дивана, была просто поразительной. С такой динамикой можно четверть мили пешком выиграть. Мои самые страшные опасения оправдались. Нет, конечно, приятно видеть свою квартиру, лишенной пыли и сора. Проблема заключалась в другом – все детали были свалены в одну коробку! Вообще, закон сохранения энергии работает во всем: если в одном месте наведен порядок, то в другом месте – обязательно образован бардак.
– Кошмар! – я вынул из коробки шестеренку ГРМ. – Ужас!
– Тебе не нравится? – всхлипнула Таня.
Обидеть ее я не хотел. Но в чужой гарнизон со своим уставом не ходят.
– Нет, все классно, – как можно мягче сказал я. – Только логика должна быть во всем: трансмиссия должна лежать с трансмиссией, тормоза – с тормозами, впрыск – с впрыском…
– А девушка – с парнем, – подхватила помощница.
– Типа того, – кивнул я. – В любом случае – спасибо.
Я достал из кармана джинсов пачку сигарет, щелкнул зажигалкой, и сел на пол, навалившись на стену. Таня устроилась на журнальном столике, сложив ноги по-турецки.
– Так ты не замужем? – уточнил я, выпустив в потолок густую струю вишневого дыма. – А зачем врала?
– Не знаю, – развела она руками.
– А эти, – я кивнул на окно. – Что они от тебя хотели?
– Я думала, ты догадался, – вздохнула девушка.
– А верить-то тебе можно? – усомнился я. – Может, взяла чего? Чужое? Случайно, разумеется…
– За кого ты меня принимаешь? – прорычала Татьяна.
– Ладно, проехали, – я стряхнул пепел в горшок с засохшим цветком. – Что делать-то будем? Ты у меня перекантоваться планируешь?
– Ты против?
– По барабану. Только халат у меня один, и он – мой.
– Подавись ты, жадюга!
Девушка спрыгнула на пол и развязала пояс. Я невозмутимо разглядывал сигарету. Таня с секунду помедлила, затем резко скинула с себя халат, оставшись в одних сережках.
– Так лучше?
– Намного. Только бросать его не надо – на диван положи.
Гостья подошла ко мне и села рядом, положив голову на плечо. По моей груди потекли ее слезы.
– Саш, а, Саш. Мне ведь действительно некуда идти.
– Не бойся, – я затушил окурок в импровизированной пепельнице. – Раз обещал – помогу.
Не такой я человек, чтобы бросать друзей в беде. Впрочем, не делай людям добра – не получишь зла. В этом я не раз убеждался на своем опыте. Как назвать человека, который наступает на одни и те же грабли? Ну, точно – дурак. Так что, возможно, я в очередной раз совершаю ошибку.
– Раз обещал – помогу, – повторил я. – Тебе бы одеться.
– Конечно, – Таня потянулась за своими тряпками.
– Не в это. В нормальную одежду. Тебе мало? Хочешь, чтобы еще кто-то приклеился?
– Нет…
– Вот! Где бы одежку для тебя раздобыть?
– У меня есть.
– Дома?
– Нет, у тебя под диваном, – с сарказмом ответила девушка. – Конечно, у меня дома.
– Но они же знают, где ты живешь, и, вполне предсказуемо, что тебя там уже караулят.
– А ты не думаешь, – продолжала упиваться своим превосходством гостья. – А ты не думаешь, что как раз мне заходить в квартиру совсем не обязательно? Ты же знаешь, как шкафы открываются. И как одежда выглядит – знаешь.
– Я что думаю, – оборвал я Татьяну. – Тебе же заходить в квартиру совсем не обязательно, можешь подождать в машине, а за вещами схожу я. Как тебе идея?
– А…но…э-э-э… – беглянка выглядела слегка озадаченной.
Действительно, почему такая простая мысль пришла в голову именно мне, а не к ней? Да все просто: по-настоящему умная женщина не позволит себе казаться умнее мужчины. Впрочем, эта высшая мудрость приобретается только в браке – тайной войной всех женщин против всех мужчин.
– Собирайся, поехали, – я вскочил на ноги.
Дневного света я не видел уже достаточно давно. Большая часть моей жизни, за последние полгода, протекала в мастерской, под машиной, висящей на лапах подъемника, или в офисе – на работе. Как-то так получилось, что наша бренная планета вращается вокруг своей оси, и солнце светит лишь часть суток. Как назло – именно ту часть, которую я провожу в помещениях. Так что даже скрывшееся за тучами сентябрьское солнце на несколько мгновений ослепило меня.
Солнечные блики играли на окнах домов, мелких лужах и полированных боках автомобилей. Из полутора десятков машин, запаркованных во дворе, лишь одна отличалась сантиметровым слоем пыли, оставшимся после ночных гонок – моя крошка. Степаныч, ветеран многих войн и кавалер многих орденов, в недавнем прошлом – прапорщик ВДВ, а сейчас – просто еще один отставник, допившийся до маразма, протирал грязной тряпкой стекла моего болида. Чище они от этого не становились, и стать не могли, хотя бы потому, что об эту же тряпку нормальные люди вытирают ноги, прежде чем войти в подъезд.
– Сашка! – обрадовался, завидев меня, ветеран. – Дай червонец, трубы горят.
Покопавшись в кармане, я достал блестящую юбилейную монету «55 лет победе в Великой Отечественной Войне».
– Это что? – возмутился десантник. – Ты хочешь, чтобы я ЕЕ пропил? Других-то нет?
Других действительно не было. Червонцев. В основном – зеленые бумажки, да пара фиолетовых.
– Так не пей, – пожал я плечами.
– Эх, – Степаныч принял монету с таким видом, словно только что продал Родину.
Сев в машину я, по привычке, вначале пристроил Михо рядом, но сразу опомнился, и талисман перекочевал на заднее сидение. Там даже лучше – ЖКД не на семь, а семнадцать дюймов. Сам бы сзади ездил, так нет, баранку крутить приходится.
– Сан, – произнесла Татьяна, сев рядом. – Я все хочу спросить – а где джип?
– Джип-то? – я ткнул подбородком в подарок отчима, стоящий за забором стоянки. – Джип-то там же. Не люблю большие автомобили, ты же знаешь.
– А я люблю-ю-ю-ю…
Последнее слово девушки утонуло в реве двигателя. Крошка рванула назад, я резко дернул ручник, блокируя задние колеса, и вывернул руль. Описав мордой правильный полукруг, 2110 завершила маневр, называемый в простонародье «полицейский разворот».
Город днем – совсем другое дело, не то что ночью: плотный поток, светофоры, тихоходные троллейбусы и автобусы. Конечно, эти ужасы меркнут перед «желтым кошмаром» – маршрутками.
Немаловажный момент – двигатель с длинноходным валом при оборотах менее двух тысяч в минуту работает крайне нестабильно, так что столько же раз в минуту в голову приходили мысли о том, что место моего болида – прямая в четыреста два метра, а не городские улицы. Вслух, разумеется, ничего подобного я говорить не стал. Обидится.
Таня жила, как и раньше, в пятиэтажном доме, одном из тех, что построены в середине семидесятых, когда автомобилей было гораздо меньше, чем светофоров. Как следствие – двор был совершенно не предназначен для одновременной парковки более полутора машин и те несчастные автолюбители, кому повезло жить в таком доме, сегодня просто были вынуждены оставлять своих коней на обочине перед въездом во двор.
Беглого взгляда на припаркованные авто хватило, дабы понять, что девушка была права – ее действительно здесь поджидали. Из ряда короткокрылых «девяток» и проржавевших «Москвичей» выделялся черный «Черокез», хищно блестящий хромом решетки радиатора. Нет, конечно, Джип Чероки в городе далеко не один. Их даже не два. Но что забыл владелец такого корабля в таком захолустье? Выводов напрашивается немного. Даже не два – всего один.
Прокатившись мимо антикварной колонны, я запарковал свою киску в конце квартала, не особо надеясь, что она останется незаметной. Полторы тонны металла общей стоимостью в семь сотен тысяч деревянных вообще достаточно трудно спрятать.
– Ты зачем остановился? – ужаснулась беглянка.
– Пойду, гляну, – ответил я.
– Ты совсем рехнулся? Там же они!
– Возможно, – кивнул я.
– Они же убьют тебя!
– Возможно, – я подцепил Михо за лапу. – Только за что? Или я не всю знаю?
– Ты все знаешь, – поспешно заверила Татьяна.
– Тогда давай ключи, – я протянул руку.
– Какие ключи?
– От квартиры твоей, какие еще? – буркнул я.
– Саша, ау! Повторяю: моя сумочка у них.
Ну да, мог бы и сам догадаться. Как одета моя напасть – не то, что ключи от квартиры, горсть мелочи на мороженое спрятать некуда. Разве что… да нет, тоже не выйдет.
Вздохнув на прощанье, я покинул своего зверя и бодро зашагал к дому, где когда-то провел не одну сотню часов. Каких часов! Да, не важно.
Прохожие с недоумением оглядывались на здорового мужика с плюшевым медвежонком в руках. Да ладно, сейчас, говорят, и не такое лечат. Самое хреновое во всей этой авантюре – именно то, что пришлось топать пешком, а этого мне в таких масштабах не приходилось делать уже ой как давно. Даже стоя на ногах (а пешком ходят именно так!) я не переставал искать педали и рукоятку переключения передач.
К счастью, даже кошмары кончаются, и очень скоро я дошел до знакомого дома. Насвистывая под нос «Satisfaction», я поднялся на нужный этаж. Вот и дверь Таниной квартиры. Вот и… да, чего теперь-то? Поразмыслив пару секунд, я вдавил кнопку звонка. Поскольку определенного плана не было, оставалось одно – импровизировать.
Из квартиры донеслись тяжелые шаги, глазок на мгновение потемнел, клацнул замок. Встретила меня, как того и следовало ожидать, не хозяйка, а здоровенный детина в безупречном черном костюме. Правую руку незнакомец держал за спиной, не оставляя никаких сомнений в цели своего визита. Позади него, из-за угла, на пол падала тень второго бандита.
– Тебе чего? – осведомился браток.
– Э-э… – протянул я. – Медведями не интересуетесь? По оптовой цене? – я продемонстрировал Шпалерадзе.
– Ты больной?
– А девочки не нужны? – не отставал я.
– Девочки? – оживился детина. – А эта есть? – Он достал из внутреннего кармана Танину фотографию.
Изображение было не самое удачное, но самое свежее. Этот кадр, если верить дате в углу, был сделан сегодня ночью. На снимке девушка обнималась с каким-то усатым тараканом на фоне здания клуба «Галактика Развлечений».
– Нет, – развел я руками. – Таких нет.
– Жаль, – вздохнул незнакомец. – Бывай, старик.
– Бывай, – попрощался я с хлопнувшей дверью. – Бывай.
Задумчиво посчитав головой медведя ступеньки, я побрел обратно. А задуматься действительно было над чем. В первую очередь – девушка, которую собираются трахнуть, не поджидают с петардами. Для секса были придуманы более компактные и более гибкие изделия. Да и развести ее можно гораздо проще. Для этого была придумана специальная женская виагра – деньги. Подведя плюс к минусу, можно прийти к одному выводу – Татьяна вешала мне лапшу на уши. Выдрать ее ремнем по заднице – и точка. Пусть сама разбирается.
Погруженный в эти размышления, я сам не заметил, как дошел до своей малышки. Девушка терпеливо меня ждала. А куда ей еще деваться?
– Рассказывай, подруга, – оскалился я, сев в машину.
– Что рассказывать? – удивленно округлила глазки Таня.
– То же самое. Только ту версию, которая более соответствует действительности.
– Ну… в общем… – начала врунья. – Я сказала тебе неправду.
– Ага!? – подивился я. – Серьезно? Ты сказала мне неправду? Подумать только!
– В общем… – повторила Таня. – Пошла я вчера в клуб…
– Это я знаю.
– Пристал ко мне один… такой, представительского вида, сразу видно – не бедный…
– Ага, таракан усатый. Дальше.
– Ну, познакомились, пообщались, потанцевали…
– Дальше?
– Парень один пивом его облил. Случайно. Да он сам даже его и толкнул…
Девушка замолчала.
– Ты продолжай, говори. Знаешь, кровь лучше циркулирует, цвет лица улучшается.
– Потом мы поехали домой…
– К тебе или к нему?
– Ты слушать будешь, или перебивать? Какая тебе-то разница?.. к нему поехали. Уже почти в машину сели, как и тот парень вышел. Эдик как увидел…
– Кто? – прорычал я.
– Ну, таракан усатый. Он как увидел того парня, так усы сразу дыбом встали. Говорит: «подожди здесь, я скоро вернусь»… – беглянка громко всхлипнула. – Какая же я дура, что не послушалась! Саша, он достал пистолет, и выстрелил в парня. Прямо в лицо! Ты бы видел, сколько крови было! Парень упал, а Эдик еще раз выстрелил, еще и еще… и все из-за чего? Из-за пролитого пива!
Таня вконец расклеилась: из глаз ручьем потекли слезы, из груди вырывались жалобные всхлипывания. Все же радует, что и на этот раз я оказался прав: не в теле дело. Вернее, дело-то как раз в теле, но в другом, давно остывшем. Моя «радость» попросту оказалась не в том месте и не в то время, и, самый простой выход в данной ситуации – убрать ее. А как же? Мертвые не потеют. Лишние свидетели никому не нужны. Пока живые.
Что делать-то? Раз подписался – надо помочь девушке. Да какого черта! В любом случае помочь надо. Что-то теплое, еще не совсем окостеневшее, пробивалось сквозь корочку льда на моем сердце. Мы слишком многое вместе пережили, чтобы я вот так просто отдал ее на растерзание. За тех, кого я любил, я любому глотку перегрызу, на ленточки для бескозырки порву. Потом склею и снова порву. Я не злой, я справедливый. Когда мне это выгодно.
– Ты мне поможешь? – Таня уткнулась сопливым носом в мое плечо, прямо в рукав совершенно чистой, только сегодня одетой футболки.
– Куда я, на хрен, денусь? – кивнул я.
Что можно сделать? Кроме как спрятаться далеко-далеко, закопаться глубоко-глубоко и сидеть тихо-тихо? Хороший вопрос. На него у меня пока ответа нет. Конечно, у меня есть Михо, но вдвоем против шайки вооруженных головорезов мы не сдюжим. Здесь должен быть другой выход. Другой выход. А другой выход всегда есть. Даже у съеденного два выхода. Какой предпочесть – дело десятое.
– Все, Тань, успокойся, – я успокаивающе погладил ее по голове. – Поехали.
– Куда?
– В магазин какой-нибудь. Надо же что-то купить для тебя. А то выглядишь, как последняя шлю… в общем, неплохо выглядишь, но слишком…э-э…заметно!
– По магазинам!? В таком виде? – Таня жестом указала на свое зареванное лицо. – Ты сбрендил?
– А у тебя есть предложения лучше? Нет? Вот и ладушки.
Тигренок покатил по заполненным «ведрами» улицам города с грацией, свойственной далеко не каждому автомобилю. Не каждый «Бентли» способен вышагивать столь грациозно, с такой кошачьей легкостью. Не у каждого «Феррари» двигатель мурлычет столь завораживающе и успокаивающе. Не каждый «Ламборгини» отличается столь потрясающем дизайном, такой завершенностью линий. Что тут сказать? Есть моя машина, и есть ведра. Третьего не дано.
Жаль, конечно, было нарушать всю эту идиллию тостеров с колесиками, но стрит-расер на то и расер, что может домчаться из пункта А в пункт Б за рекордно малый промежуток времени. Истребитель рявкнул турбиной наддува, и, не успев насладиться игрой педалей и шипением впрыска, был вынужден усмирить свои клапаны, поршня и валы – мы приехали.
Логику Татьяны, если она у нее вообще была, я понимал с трудом. Я не собираюсь оспаривать тот факт, что мужская и женская логика – две большие разницы. Но не настолько же большие! Скорее, собака зарыта в другом: Танина логика, даже женская, повесила на ворота большой замок и пошла гулять.
А как еще объяснить, что девушка, перед которой стояла задача «нормально одеться», пошла в… отдел нижнего белья! Конечно, я с ней не пошел. Трусики, лифчики, чулочки, кружевные бодики и прочие прибамбасы хорошо смотрятся на женском теле, но любоваться этим на витрине!? Я что, на фетишиста похож? Нормальные герои всегда идут в обход, так что я послал свою головную боль куда сама хотела, а сам двинулся к прилавку с mp3-дисками.
В этом отделе, принадлежавшему некоему ИПБОЮЛ Пчелкину, торговля сегодня не шла. Две продавщицы щебетали о чем-то своем, разглядывая очередной номер «Космополитана», а сам ЧП припал, свернув голову набок, к автомобильному LCD-монитору, нервно теребя в руке несколько накладных. Недостаток конструкции заключался в том, что монитор все-таки автомобильный, и крепиться, по задумке авторов, должен к потолку, а не к табуретке. Так что чемпионат мира на экране перевернулся с ног на голову. В таком положении его хорошо из Австралии смотреть.
– Саш? – произнес я.
– А, здорово, здорово, – отмахнулся тезка, и снова вернулся к летящему из-под колес гравию.
Однако экстремальные условия и нечеловеческие страдания Пчелкина никак не могли помочь Колину Макгрею, в радиатор автомобиля которого достаточно удачно вошел камушек. Удачно – не для гонщика.
– Саш, поговорим? – предложил я.
– Потом, – буркнул расер. – Потом. Видишь – работаю?
– Это я вижу, – усмехнулся я. – Возьму тогда что-нибудь послушать?
– Да на здоровье!
– Ну, пока, – попрощался я, прихватив несколько дисков.
– Саша, – воскликнул Пчелкин. – Вечером встретимся, поговорим, о’кей?
– Да без проблем, – пожал я плечами. – Расскажешь, кстати, чем кончилось.
Тезка клятвенно заверил меня, что сообщит каждый пунктик в стенограмме штурмана, после чего я удалился. Удалился, правда, недалеко. На плечо легла знакомая рука, а вторая потащила из заднего кармана джинсов бумажник. Без похода к гадалке, по завистливому взгляду большей части мужчин, было нетрудно догадаться, кто там повадился лазить у меня в штанах.
– Эй, брателло, – раздался громкий возглас. – Она у тебя лопатник скрысила!
Обернувшись, я наткнулся на охранника в черной униформе, крепко держащего воровку за руку. Татьяна обезоруживающе улыбнулась и чмокнула меня в небритую щеку.
– А, – отмахнулся я. – Потом расплатится.
Парень, щелкнув языком с видом эксперта, отпустил девушку и зашагал прочь.
– Смотри, что я купила! – беглянка извлекла из пакета крошечные стринги.
Вся мужская половина покупателей с интересом уставилась в нашу сторону. Я почувствовал, что заливаюсь краской. Только от чего? От смущения, или злости? Заставь дурака Богу молится…
– Пусти козла в огород, да? – произнесла Таня, словно прочитав мои мысли.
– Типа того, – рассмеялся я.
Вечером, закрыв девушка в квартире, и строго-настрого велев никуда не уходить и никого не впускать, а если и уходить – то меньше глазеть по сторонам, я поехал в РК «Неон». Вообще, учитывая, что завтра самый поганый день недели – понедельник, тащиться к черту на кулички на ночь глядя совершенно не хотелось. Но тезка просто так паниковать не будет, а если он оторвался от чемпионата мира, значит произошло нечто действительно из рядя вон выходящее.
В «Неоне» вообще достаточно часто тусуются расеры. К ним здесь уже успели привыкнуть, и даже охранники парковки спят спокойно, когда тишину ночи разрывает гром двигателя или свист тормозов. Охрана предназначена для того, чтобы охранять спокойствие, и, в первую очередь – свое.
Тезка сидел за столиком с желтым шестиугольником эмблемы Лиги, и потягивал из высокого стакана свой излюбленный наркотик – «Пепси». Тело гонщика ритмично дергалось в такт музыки. Я сел на свободный стул, и протянул другу руку.
– Наконец-то! – Саша с силой сжал мою ладонь. – Я уж думал, борода отрастет, пока дождусь.
– Ну-ну, – усмехнулся я, жестом подзывая официантку. – Рассказывай.
Пчелкин пару минут пристально изучал меня, словно впервые видел. Я украдкой ощупал руки и ноги – все на месте. Даже щетина никуда не думала деваться. Подошедшая официантка скромно стояла рядом, не решаясь нарушить столь многозначительное молчание.
– Ну? – не выдержал я.
– Баранки гну, – усмехнулся Саша. – Ему, пожалуйста, того же, что и мне, – небрежно бросил собеседник официантке. – А ты давай рассказывай.
– Чего рассказывать-то? – пожал я плечами.
– Все, – ударил кулаком по столу тезка. – Мы вместе собирали эту тачку, и, если хоть царапина на ней будет – в порошок сотру!
– Чего-то я не все понял… – медленно произнес я, постукивая по столешнице подушечками пальцев. – Ты про что?
– Утром сегодня двое таких, – Пчелкин расставил в сторону руки, изображая объем мышечной массы. – Интересовались машиной.
– «Таких» – это каких? – уточнил я.
– Ну… таких, – тезка повторил жест. – Представились журналистами. Ага! Дурака нашли. Я что, журналюгу от бандюги не отличу?
– А отличишь? – усомнился я.
– Хм! – заверил друг.
– А с чего ты решил, что именно этой машиной?
– А как ты думаешь, много в городе красно-желтых «червонцев», со срезанными ручками? Нет, может еще есть – откуда я знаю? Только другого идиота, гонявшего вчера по городу под две сотни, я назвать не могу. Как тебе так встревать по жизни удается, а?
– Уметь надо, – развел я руками. – Но ты-то тоже не отстаешь.
Саша правильно понял мой намек, и поспешно прикусил язык. Между мной и ним сейчас большая разница – мой мотор жив, а его паровоз склеил шины.
– Что ты им сказал-то? – осведомился я.
– Да ничего. Сказал, что слепой с рождения, – улыбнулся Пчелкин. – Саша, это же вилы! Скоро начинается чемпионат по драг-расингу. Представь, какое будет попадалово, если с машиной что-то случится? Ты – единственный человек, которого Лига может выставить на старт. Саш, не подкачай, а?
– Не писай в рюмку, – я потянулся через стол и похлопал тезку по плечу. – Все будет зашибись. Я тебе обещаю.
– Вот и ладно, – успокоился расер.
– Это все? – спросил я.
– Да, а ты что-то еще хотел? – вопросительно поднял бровь Саша.
– Как думаешь, стоило мне ради этого тащиться сюда? – нахмурился я.
– Думаю – да. Хотя, нет. Есть еще кое-что. Вчера там некоторые трудности были… в общем, завтра ночью снова будут гонки. Я сюрпризик небольшой приготовил, приезжай – тебе понравится, – пообещал Пчелкин. – Теперь, кажется, точно все.
Да, радость жителей родного города была бы не полной, если бы не было нас. К черту скромность! Не дадим спать родному городу! Это, кроме всего прочего, хитрый тактический ход. Вчера ночью мы оттянулись, разбудили половину Челябинска, так что завтра добропорядочные налогоплательщики будут спокойно спать, не ожидая подвоха. Хрен! Мы и сами почивать не будем, и другим не дадим. И плевать, что кому-то с утра на работу. Идиотизм! Но пропустить этот акт вандализма я, все же, не мог. Спать – только время терять.
С другой стороны вырисовывалась другая проблема. Кто бы мною не интересовался, ясно одно – им не автограф мой нужен. И, по большому счету, и не я. Им нужна Татьяна.
Но как быстро они меня вычислили! Хотя, было бы чему удивляться. Ездил бы я на обычной «десятине» цвета «снежная королева» – заколебались бы меня вычислять. Таких машин в городе – пруд пруди. Мой же зверь отличается от любого другого автомобиля как СУ-35 от этажерки братьев Райт.
Да, в этом прелесть и недостаток рестайлинга. С одной стороны, индивидуальный, эксклюзивный автомобиль, выделяющийся из общего потока – это плюс. Это второе «я», зеркальное отражение первого. А с другой стороны – выделился, ничего не скажешь. Даже днем, в час пик, мой мотор не останется незаметным, а ночью, на пустой дороге – тем более. Хорошо еще, хватило мозгов номера не прикручивать, иначе грядка засела бы не у Татьяны дома, а у меня.
– Пепси вы заказывали? – подоспела официантка.
– Отвали, а? – я бросил на стол сотенную купюру. – И без тебя тошно.
Прискорбно осознавать тот факт, что с машиной что-то придется делать. Обвес, построенный по индивидуальному заказу, убирать никто не собирался. Хотя бы потому, что аэродинамика вновь станет не просто хреновой, а очень хреновой. Все расчеты, все подгонки, позволившие снизить коэффициент лобового сопротивления до 0,28, пойдут псу под хвост. Или, выражаясь более просто – в задницу. Оставался один вариант – перекрасить львенка. Но только после завтрашнего заезда.
Пожалуй, единственное, ради чего стоит приходить на работу – это обед. О, обед! Кто не пробовал шедевры тети Веры – нашей кухарки, тот зря прожил жизнь. Да что значит – зря прожил? Тот не жил вообще.
О, эти пельмешки! Жирные, поджаренные пельмешки под сливочно-чесночным соусом, обильно посыпанные зеленью! А салатики? Один салат из помидоров, лука и сыра под майонезом чего стоит! Все? Нет, не все. Только здесь мне довелось вкушать такие невероятные блюда, совмещающие в себе, например, красную рыбу и киви, или лимон с адыгейским сыром. А какие пирожки у тети Веры! О, я помню чудное мгновенье, я помню чудный вкус. Пирожки с яйцом и луком, с картошкой и мясом, не идут ни в какое сравнение с тем, что я пробовал ранее. А десерт? Как можно забыть про десерт? Коржики с повидлом, тающие во рту, запеченные абрикосы и яблоки… истинное наслаждение. А кофе с корицей и паприкой?
А чего еще ожидать от человека, проработавшего половину жизни в обкомовской столовой? О чем можно говорить? Даже в те времена тетя Вера получила без очереди трехкомнатную квартиру в центре города, потом – еще одну, для сына. Наши люди на такси в булочную не ездили никогда, так и тетя Вера перемещалась тогда исключительно на служебной «Волге». Да и сейчас заработок кухарки сравним с заработком технического директора – то есть меня.
Без шуток – не важно кто ты, важно – какой ты. Тетя Вера, будь у нее желание, давно могла бы открыть ресторан, занявший бы, без сомнения, первые строчки мировых рейтингов. Но кесарю – кесарево. Есть люди, которым гораздо больше удовольствия доставляет делать что-то своими руками.
Да, приготовление еды для тети Веры – это не работа. Это даже не ремесло, это – искусство, возведенное в степень. Надо же такому случиться, что именно обед я сегодня проспал.
– Турбина? – беседовал я с водителем директора в своем кабинете. – Нет, брат, понимаешь, турбина эффективна при высокой частоте оборотов. В городе, при ежедневной эксплуатации автомобиля, я бы выбрал механический нагнетатель. Понимаешь, Андрей, надо исходить из целей, ради которых строится автомобиль. Сравнить, хотя бы, болид для кольцевых гонок и раллийное авто. Это две боль…
– Александров! – оборвал меня на полуслове вошедший коммерческий директор. – Ты опять проспал?
– Так, Сергей Петрович, – поднялся я из-за стола. – У меня совещание.
– Александров, ты работать вообще собираешься?
– Сергей Петрович, – медленно произнес я, стараясь не сорваться. – Вы прекрасно знаете, что мне не нравится, когда меня называют по фамилии. Это раз. И два…
– Молодой человек, – лицо директора приобрело пунцовый оттенок. – Вы забываетесь.
– Это вы забываетесь, – оскалился я. – Вы еще помните, что ваш шеф и мой отчим – одно и то же лицо?
– Александр Александрович, – с сарказмом произнес Федоров. – Вы знаете, почему в стране такой бардак?
– Конечно, – заверил я. – Оттого что такие люди как вы у власти стоят.
Последняя фраза окончательно вывела директора из равновесия. Некоторое время он хватал воздух ртом, сжимая и разжимая кулаки. Наверняка чесались руки, и одолеть этот зуд могло одно – приложиться, как следует, по моей челюсти. Но что-то его останавливало. То ли ширина моих плеч, то ли ему не давала покоя мысль, что мой отчим, и его шеф – все-таки одно и то же лицо.
– Знаете что, Александр Александрович, – нашел в себе силы Сергей Петрович.
– Что?
– Ничего, – Федоров резко развернулся на каблуках и громко хлопнул дверью.
– Так вот, Андрей, – продолжил я совещание. – Андрей?
Водитель уже успел скрыться. Тихо и незаметно. Умеет же человек не нарушать субординации! Мне, например, не дано.
А, вообще, на работе сегодня совершенно нечего было делать. В отличие от некоторых, я умею организовать трудовой процесс своих подчиненных так, что моего непосредственного присутствия и не требуется.
Посидев за столом еще около получаса, постучав по клавиатуре компьютера, полистав отчеты, и, окончательно убедившись в том, что если меня на рабочем месте не будет, то свет в городе не погаснет, я щелкнул рубильником и покинул свой кабинет. Вконец обнаглев, я прикурил сигарету еще в коридоре, и вышел на улицу, столкнувшись нос к носу с Андреем. Тот, бренча ключами от служебного Lexus’а, нетерпеливо топтался с ноги на ногу.
– Что, Саш, – виновато улыбнулся водитель. – Досталось?
– От кого? А! Ну, конечно, – согласился я, подмигнув парню.
– Твоя? – он кивнул на мою киску. – Из «десятки» сделал?
– Ясное дело – не из сто пятьдесят четвертого, – усмехнулся я, намереваясь продолжить свой путь.
– Подожди, Саш, – смущенно произнес Андрей. – Мы тут со Славкой поспорили…
– С каким Славкой? – насторожился я.
– С тем, – неопределенно махнул парень. – С расером, на «двенашке» гоняет…
– Ни фига ты расера-то нашел, – протянул я. – И каков же, позвольте поинтересоваться, предмет вашего спора?
Водитель указал подбородком на троих девчонок, куривших чуть в стороне. Двух из них я знал. Ну, не так чтобы совсем знал – видел несколько раз. Одна работала у нас в отделе кадров, другая – в бухгалтерии. Ничего необычного – руки, ноги, голова как у всех, низкий, чисто уральский клиренс, доставшийся в наследство после монголо-татарского ига. Но третья, стоящая спиной к нам, заслуживала самого пристального внимания. По порядку: коричневые сапожки до середины голени, светлые джинсы с низкой талией, обтягивающие аппетитную попочку, потом – полоска голой кожи, и только после нее – короткая вязаная кофточка, поверх которой, до той самой голой полоски, струились волосы цвета соломы.
Возможно, будь я в другом настроении, я бы не пропустил ее мимо. Возможно. Эта полоска так и призывала провести по ней язычком, а, может быть, и где-нибудь еще. Но, именно в данный промежуток времени, я отдыхал от женского полу. Может же мужик пожить нормальной холостяцкой жизнью? Даже если на его голову свалилась такая боль? По-моему, попытаться в любом случае стоит.