В департаменте стояла необычная суета, и воздух был ощутимо спертым.
Такая суета в последний раз была, когда очередной психопат зарезал маленькую семилетнюю девочку в лесу, выпустив ей все внутренности и подвесив ее тело на суку. Психопатом оказался студент медицинского института, который приехал в наш город на практику. Самое ироничное было то, что он пробыл здесь всего каких-то пару недель. Особенно иронию оценили родители девочки.
Обычно такая суета означает, что репортеры звонят всем свободным полицейским и расспрашивают их о случившемся происшествии. Подозрительно, что репортеры узнают об убийствах быстрее, чем мы. Такое чувство, что некоторые из них – самые бесстрашные маньяки, которые сначала убивают людей, затем скидывают вину на других и затем делают из этого хит.
Но самое главное то, что такая суета означает, что руководство проверяет каждый шаг и следит за всеми действиями каждого полицейского, которые должны быть совершены мгновенно. А это, само собой, нагнетает обстановку. Честно говоря, я очень не хотел, чтобы случилось очередное жестокое убийство. За двадцать восемь лет привыкаешь ко всему, конечно, но все же мне, в моем возрасте, хотелось немного спокойствия и тишины.
Мне по-прежнему немного ломило шею, и я постарался размять мышцы, чтобы боль прошла, сделав пару вращений головой в стороны.
«Наверное, продуло», – подумал я. Собственно, это было единственное логичное объяснение. Поднявшись на второй этаж, я подошел поздороваться с одним молодым полицейским, которого недавно повысили и перевели на второй этаж. Он был моими глазами и ушами в департаменте. Его звали Билли. Приятный молодой человек, который раньше жил на ранчо с отцом и выбился в люди, перебравшись в город. Не самый лучший вариант, но это лучше, чем поросятам хвосты крутить.
– Привет, Билли, – поздоровался я и пожал ему руку, немного присев на его стол. – Что за суета, скажи-ка мне?
– Убийство, Марк, – ответил Билли, повернувшись на кресле ко мне. – Похоже, что-то серьезное. Шеф у себя, – Билл махнул в сторону кабинета.
– Ясно. Спасибо, сынок, – сказал я, похлопав его по плечу, и, пройдя мимо остальных товарищей по службе, приблизился к кабинету шефа. Постучав два раза, не дожидаясь разрешения, я зашел внутрь, аккуратно закрыв за собой дверь.
Шеф лишь иногда улыбался, но за двадцать восемь лет службы в департаменте на должности детектива я никогда не видел его таким хмурым, как в тот день.
– Ну что ж, Миткинс. Нашлась наконец-то стоящая работенка для такого скверного старого разгильдяя, как ты, – угрюмо сказал шеф.
Что? Как ты, старый хрен, посмел назвать меня, работающего на блядское благо этого умирающего и задыхающегося в собственных испарениях человечества, разгильдяем?! Чмо…
– Слушаю вас.
Шеф сидел на высоком кожаном коричневом кресле и, пожалуй, это была единственная дорогая вещь в его кабинете. Он не смотрел на меня, а ковырялся в своих старых пальцах.
Я уважал шефа. Когда-то он был славным прокурором, пытающимся защитить невинных и наказать виновных. Строгий, но справедливый. Когда я приехал сюда и начал работать здесь, я очень хотел стать похожим на него. Надеюсь, у меня это получилось.
Стол, стоявший у него в кабинете, был обычный деревянный стол для переговоров каштанового цвета, Т-образной формы, и шеф сидел во главе этого стола. Вокруг стола стояло шесть дешевых деревянных стульев, по три на каждую сторону. Я сел на самый дальний от шефа, поближе к выходу, и почувствовал, что ножки немного съехали в сторону. Этому стулу недолго оставалось. Мне не очень нравился кабинет шефа. Он был ничем не приметный, в плохом смысле этого слова: серые стены, на которых ничего не висело, кроме портрета президента, окна с вечно закрытыми или с полуоткрытыми шторами, две лампочки на потолке с дешевыми пластиковыми белыми абажурами. Шеф одевался слишком легко, хотя в кабинете было прохладно.
– Ты помнишь Пьяного Джо? – спросил шеф.
Я знал, что это был риторический вопрос, поэтому решил немного помедлить с ответом, чтобы подумать, почему он спросил это. На время своей кончины Пьяный Джо был старым толстым мафиози, который был виновен в Ее смерти. Я давно о нем ничего не слышал.
Никогда не забуду его отожравшуюся морду в тот день, когда вершился суд, после которого он вышел свободным человеком с довольной улыбкой на лице.
Тогда он был еще относительно молодым. Я пытался догадаться, о чем будет идти речь дальше, но ни одна мысль меня так и не посетила.
– Ты ведь помнишь, Марк? – снова спросил шеф, на миг взглянув на меня, подняв брови так, что были заметны все его морщинки и маленькие старческие веснушки на лбу.
Видимо, я слишком долго думал над ответом. Я кашлянул.
Он редко называл меня по имени. Меня это насторожило.
– Это было семь лет назад, шеф, – ответил я, положив ногу на ногу.
– Да, – шеф взял дешевую ручку и, немного покрутив ее, положил обратно на стол. – Я знаю, что прошло уже семь лет.
Шеф откинулся назад, наклонился вправо к выдвижному ящику стола и достал белую папку. Она была с несколькими фотографиями, немного вылезающими изнутри, и очень тонкая, а это значило, что мне придется наполнить ее уликами, писаниной, докладами и сделать из нее в итоге толстую папку, которую затем уберут в архив. Шеф подтолкнул папку в мою сторону, и она, прошуршав, подъехала ко мне. Я положил на нее руку.
– В чем суть дела? – спросил я.
Шеф секунду помолчал, затем пару раз постучал пальцами по столу и посмотрел на меня. Несмотря на то, что он был старше меня, да и вообще старым, его взгляд всегда был прямым, хладнокровным и сильным. Был еще порох в пороховницах, черт возьми.
– С тобой поедут Гарри и Крис, – отрезал шеф. – Ты их знаешь. Они уже должны ждать тебя на улице. Ступай.
Секунду помолчав, я спросил:
– Дополнительные инструкции будут?
– Все, что тебе надо знать – в папке, Миткинс, – сказал он и повернулся на кресле в сторону окна. Я видел его седые виски и небольшую проплешину на затылке. – Ступай.