Много лет я размышлял о феномене мечты. Как часто это зыбкое, изменчивое, а иногда непонятное ощущение толкало меня вперед? И где та грань, после которой движение к мечте уже перестает быть развитием и начинает сковывать и порабощать личность? Приходилось ли мне бывать за этой гранью? Почему покупку спорткара принято считать реализацией детских комплексов, а за кругосветку уважают? Как я сам могу оценить свое движение к мечте? И то, что сейчас я нахожусь к ней ближе, чем когда бы то ни было в детстве?
Я рассуждал о смыслах и долго пытался вспомнить, когда родился этот мощный порыв. В детстве, юношестве или вообще вместе со мной, на старте? Одно знал точно – я никогда не винил себя за это стремление и за решимость воплотить все задуманное любой ценой. Всегда был уверен, что жить обычной жизнью, не высовываясь и вечно перекладывая ответственность на других или обстоятельства, – гораздо легче. Проще, чем находить возможности. Проще, чем на год оставить бизнес, дом и семью, любимую женщину, милых собак и помчаться за той самой мечтой. Намного легче, но не в этом случае. Ужиться в своей голове с тем Артемием, который даже не попытался осуществить мечту, я бы не смог.
Да и не простил бы себе в старости фразы: «Жаль, что не смог».
Поэтому я рискнул – и теперь совершал нелегкий путь к самому неизведанному континенту. Пришло его и мое время.
Утром нового дня вдаваться в долгие размышлениями за завтраком уже не удалось – нужно было выезжать в аэропорт Сантьяго. Там должна была состояться встреча с первой из квартета ванлайферов, с которыми мне предстояло отправиться в Антарктиду, – Татьяной. Примерно за год до моей кругосветки мне позвонила Рахэль – жена солиста группы «Мачете» Ярослава Малого:
– Тема, выручай. У близкой подруги сложная ситуация в жизни и болезненное расставание. Нет уже сил смотреть на ее страдания. У вас в поездках люди часто оживают – помоги ее переключить. Куда ее можно с вами отправить в ближайшее время?
– Да ты не волнуйся. У нас покруче, чем у личного психолога на приеме, – все радости обостряются. Развлечем твою подругу по полной. Давай-ка отправим ее в Гималаи.
– Отлично, там точно о вечном легче думается.
И мы снарядили Татьяну в Гималаи. В этом трипе сам я не был и познакомиться с ней не успел, но ребята из группы рассказывали, как эта поездка ее выручила и по-настоящему перезагрузила. А по возвращении, уже в Киеве, весь самолет хлопал не пилоту, а Татьяне. Потому что мужчина, с которым она до отъезда рассталась, встречал ее в аэропорту с цветами, ожидая целый час из-за задержки рейса. Эту историю я вспомнил в машине по дороге в аэропорт, и на душе стало очень тепло. Люблю, когда у наших ребят после путешествий происходят перемены к лучшему в жизни. Бывает, полгода пройдет, у тебя сто раз все изменилось и ты о каком-то трипе и думать забыл, и вдруг – хлоп! – прилетает пост или сообщение в фейсбуке. О том, как с изменением сознания начинают происходить чудеса. Укрепляются семьи, встречаются вторые половинки, приходят к взаимному пониманию бизнес-партнеры. Такое часто бывает. И каждый раз думаю – все не зря!
Я подъехал к выходу из терминала. Ну где же ты, легендарная Танюха, прошедшая высоченные Гималаи и теперь стремящаяся к холодным водам Антарктиды? Давай выходи! Вот прошел яркий рюкзак с привязанными веревкой ботинками (потому что именно они всегда не помещаются в рюкзак), вот еще парочка явных туристов-дальнобойщиков. И тут из второго выхода терминала – явно самый яркий элемент прибывшего рейса: выкрашенные в радикально белый волосы, ярко-розовый спортивный костюм, очки с гордой надписью «Шанель» и идеальный свежий зеленый маникюр. Я сначала даже не понял, почему эта мадам идет в мою сторону.
– Салют! – приветливо помахала барышня, подойдя впритык к машине.
– Здравствуйте… – неуверенно кивнул я. – Вы ко мне? – более тупого вопроса, видимо, не нашлось.
– Ну, это же вы – Артемий Сурин?
– Да! – резко спохватился я, выбегая из салона, чтобы помочь ей с вещами. – А вы – Татьяна?
– Ну да, она самая, – хихикнул розовый костюм. – А вы в этом конце атласа еще кого-то ждете?
– Да нет, только вас, – я все еще был в легком шоке.
Обычно, собираясь в путешествие с ванлайферами, всегда стараюсь заранее как можно больше узнать о человеке – чем живет, как проводит свободное время, фото в фейсбуке глянуть. Так легче настроиться на одну частоту с человеком, и коннект скорее происходит. Но Татьяну я представлял совсем другой. И с первой минуты понял, что к этому персонажу нужно искать подход по какой-то особой методичке. Надеюсь, что времени у нас для этого много: впереди четыре долгих дня пути в машине до самой Ушуайи, а потом еще десять дней путешествия. Мы уже стартовали от аэропорта, и я едва себя сдерживал, чтобы не произносить мысли вслух. Но, вероятно, слишком заметно косился правым глазом, чтобы получше изучить свою спутницу.
Итак, что мы имеем? Гламурная дива из Хмельницкого с чуть дооформленными губами и точеной фигуркой, разъезжающая на новом «Рендж Ровере». По внешнему виду было понятно, что, пока мы запасались термосами и шерстяными носками, она была занята ударным налетом на салоны красоты, чтобы не оплошать перед подругами на фотографиях. Все ее естество боролось с заурядным провинциальным прошлым, чем еще больше эту простоватость подчеркивало. Неплохой набор – стал донимать интерес, кто же эти «все Антарктиды» спонсирует.
Но Татьяна быстро дала моим стереотипным мыслям подзатыльник и лишилась статуса содержанки. Уже в ближайшие полчаса выяснилось, что она сама занимается достаточно серьезным бизнесом – поставками фруктов и овощей, причем не только в Украину, но и в несколько стран Европы. А с первого взгляда и не скажешь. Честно говоря, и с любого другого тоже – представить ее командующей масштабными погрузками огурцов с помидорами мне так и не удалось. Она была классической гламурной кисой, которая каким-то абсолютно непостижимым для меня образом пыталась слить воедино желания носить латексный леопард, управлять людьми и обязательно выделяться необычными хобби. Медленные покачивания с фитнес-мячом на пилатесе богемам не подходят – они рождены, чтобы восхищать. Например, ходить в экспедиции в Антарктиду.
В самом начале пути за окном проносились достаточно однообразные пейзажи, поэтому моя новая знакомая настойчиво старалась приукрасить нашу дорожную действительность и развлечь меня элитарными историями своей жизни. К концу первого дня я уже знал полный список несостоявшихся спутников жизни, а кто был очень к тому близок, к сожалению, оказался слабаком.
– Вообще ты, Артемий, конечно, не обижайся, но какая от вас, мужиков, польза? – томно закатывая глаза и закидывая ноги на торпеду, завела знакомую мне песню Таня.
– Не понял наезда! – я сделал вид, что обиделся, хотя уже примерно понимал, что перлов от подруги будет много – хоть в блокнот записывай.
– Ну реально. Я на кого из бывших ни гляну – ну все немощи какие-то. И у подруг все мужья такие. Зачем их вообще заводить?
– Но мужья ж не котята, чтоб их заводить. А ты чего вообще от мужиков ждешь?
– Жизни я жду, жиз-ни! – отчеканивая, обратилась то ли ко мне, то ли ко Вселенной Таня. – Понимаешь? Чтобы рядом с мужиком дышать полной грудью хотелось. Встаешь утром с постели – и жить хочется.
– Как-то подозрительно описание мужика со смыслом жизни пересекается, – засмеялся я. – Может, от него пользы все-таки чуть больше, чем тебе кажется?
Есть такая штука – называется «синдром попутчика». Это когда ты всю жизнь проблемы в себе носил, ни с кем не делился, а потом вдруг сел в поезд Харьков – Ужгород, нашел в купе жертву и вывалил ей всю свою боль за сутки в пути. Жертва вроде сначала с упоением слушала – ведь про чужое горе всегда интересно, – а утром вышла из поезда с кисловатым ощущением внутри и не может понять, отчего же так на душе мерзко. Будто ею как мусорным баком для отходов воспользовались. Я такие вещи давно уловил и с собой в эти игры не играю. Могу выслушать и поддержать, но через себя не пропускаю, поэтому подобного рода истории воспринимаю безразлично.
С точки зрения отшельника в кругосветке, который уже давно парится о совершенно других вещах, простые рассказы и мелодрамы были в какой-то степени даже интересны. Как забавное напоминание о том, что где-то все еще существует тот реальный мир. В котором люди обижаются друг на друга из-за невыполненного обещания, сочиняют невероятные рассказы и обманывают, кричат и хлопают дверями. В моей жизни так давно не было всему этому места, что казалось, будто все живут, как мы с Марусей, – просто наслаждаются временем вместе. Когда ты целыми днями в движении, принимаешь нестандартные решения, рискуешь планами, а иногда и жизнью, ругаться из-за мелочей кажется глупостью.
И так как Танины драматичные этюды были по-настоящему остросюжетными и захватывающими, а ехать в гробовой тишине четыре дня не хотелось, ее рассказы я не перебивал. А периодически еще и подбадривал всякими: «Да ты что?!», «Ну ничего себе!», «А он тебе что?».
Первый вечер устроили в очень популярном для Чили формате ночлега – арендовали уютный усадебный домик, кабаньяс. Это когда в придачу к комнатам получаешь целый двор непуганой живности – кошки, куры, гуси, птица разная. Даже две косули спокойно разгуливали по территории, не обращая на нас никакого внимания. Кроме хозяев и домашних зверьков – никого. Глубокая приятная тишина, слышно только, как комары перед закатом бунтуют.
Внутри дома все было обставлено уютно и очень по-домашнему, в стиле «рустик»[1]. Круглый деревянный стол с резными ножками и пятилитровой бочкой вина сверху. Милая кухня c чугунной коллекцией чайников и турок для кофе. И самое главное – две отдельных спальни. По стенам то тут, то там развешана памятная посуда, принадлежности для охоты и, видимо, вообще все, что не вмещалось в маленькие стеклянные серванты на тонких ножках. Ужас и пылесборник для украинской хозяйки, гордость для чилийской – эти предметы были очень самобытными и интересными, поэтому мы разглядывали и трогали их добрых два часа.
Настроение было такое спокойное, что не хотелось даже громко разговаривать или делиться какими-то впечатлениями. Поэтому Таня просто нашла в коллекции самый красивый чайник с тонким носиком, мы заварили сбор трав и угостились местным медом с перцем чили и базиликом. Вкус слегка непривычный, но очень приятный и покалывающий язык. После такого мирного вечера в этой тиши я спал как сурок – поэтому утром был бодр и готов выезжать уже с восходом солнца.
Но только я. Таня, как подобает уважающей (даже слишком уважающей) себя девушке, слишком долго нежилась в постели, а потом еще дольше всю себя собирала, наводя красоту перед зеркалом в кухне (для кого?). Ее абсолютно не волновали ни моя спешка, ни планы к вечеру успеть в Пуэрто-Монт до закрытия рентала. Пришлось включить менеджера в стиле «цигель, цигель, ай лю-лю». Только после этого мы наконец выдвинулись в путь. На часах уже было 11:00!
Теперь ландшафт за окном стал заметно интереснее. С каждым новым десятком километров на горизонте вырастали все более острые горные массивы, которые отвлекали от бесконечной белой разделительной полосы перед собой. Кульминацией стала провинция Осорно c одноименным вулканом, где мы и решили остановиться. По дороге перед нами показалась заснеженная верхушка великана, возвышавшаяся на высоте две с половиной тысячи метров. Пока мы лавировали по извилистой дороге национального парка, она то пропадала, то снова появлялась в самый неожиданный момент. «А он оправдывает свое название – Озорной вулкан», – подумал я, улыбаясь.
Когда мы наконец добрались до подножия и смогли разглядеть пейзаж полностью, не отвлекаясь на дорогу, картина просто потрясла. На редкость фотогенично расположившийся между двумя озерами с чистейшей бирюзовой водой и имеющий практически идеальную конусообразную форму, вулкан точно мог потягаться красотой с самой Фудзиямой. Теперь я понял, почему Осорно называют южноамериканским двойником. Больше всего радовало то, что это потрясение было внезапным. Когда приезжаешь смотреть на Фудзи-сана (как его уважительно величают сами японцы), невольно внутри сидит ожидание: «Ну, давай, покори меня!» И он, конечно, покоряет, но у него будто нет права. А тут ты стоишь, как чистый белый лист, впитываешь фантастичность момента и просто думаешь: «Е-мое, ну как же все-таки это красиво и неожиданно!»
Я был не первым кругосветчиком, которого очаровал Осорно. В далеком 1835-м Чарльз Дарвин, тоже будучи в трансконтинентальном путешествии, с этого самого места наблюдал за его извержением. Осорно считается одним из самых часто «плюющихся» вулканов на юге чилийских Анд, и корабль «Бигль» бросил якорь в бухте порта Сан-Карлос очень вовремя.
Я упивался красотой открывшейся панорамы и пытался представить себе – какой была та дарвиновская кругосветка? С какими опасностями сталкивала, как близко швыряла к черте? Каково было отправляться в путь два века назад, наверняка не зная даже, где находятся границы твоего мира?
У нас были разные возможности, желания, цели. Я ехал ради самой жизни, ощущения ее полноты, расширения кругозора и понимания мира. Он – как натуралист и геолог – за изучением ландшафтов, коралловых рифов и описанием флоры и фауны. Дарвин наблюдал и наносил на карту точные очертания территорий, я забивал точку в навигаторе и знал, куда должна привести дорога. Он чернилами фиксировал воспоминания в «Дневнике исследователя», я снимал кадры на современные дроны и постил впечатления в соцсетях на глазах у тысяч людей. О его открытиях и впечатлениях узнавали через годы, а мои читали и комментировали через секунды после написания. Мы путешествовали будто в разных реальностях, но с одной мечтой – узнать мир, в котором живешь, и рассказать о нем в книгах. Как он устроен, какие законы тут работают, где наше место в цепочке и как его правильно занять.
Незнание, пришел ли в Пуэрто-Монт мой пермит на выезд из Чили, заставляло давить на педаль газа и волноваться. Я не мог позволить себе ни дня задержки, потому что теперь от меня зависели еще и другие люди. Зная особенности работы южноамериканцев, можно было ожидать чего угодно, а я так не хотел в очередной раз ломать голову над тем, как ускорить и без того бешеный темп. Хоть я спешил, но добрались мы до города только к вечеру, после закрытия рентала. Делать было нечего, а с волнением нужно было бороться – поэтому мы отправились на набережную в поисках рынка с рыбными ресторанчиками.
Пуэрто-Монт – шумный портовый город, расположенный в холодном заливе Тихого океана. Тут всегда останавливаются экспедиционные и круизные корабли, а голодные и готовые тратить деньги моряки выходят на охоту. Поэтому в культуре торговли, еды и выпивки давно смешались обычаи разных континентов. В этот раз мы решили оставить вино до менее турбулентных времен и прошлись по американскому стандарту, заказав два стакана солодового виски со льдом. На третий день совместного времяпрепровождения общение полилось значительно легче и веселее. Вечер в огнях портового города, совместное предвкушение экспедиции и отличное виски способствовали тому, чтобы разговориться и подружиться. Я понял, что Татьяна, хоть и озорная, но все же наш человек. И как-то незаметно для нас обоих она стала просто Танюхой.
– Слушай, Тань, а зачем ты вообще в Антарктиду едешь? – после очередного глотка благородного напитка спросил я.
– В смысле? – прожигающим взглядом посмотрела на меня Танюха.
– Ну какой тебе в этом прикол? Это же очень дорого, да еще и некомфортно. Могла бы сейчас спокойно отдыхать на островах, а едешь в машине в компании едва знакомого мужика уже три дня без остановки. А дальше будет еще «веселее».
– Так на островах уже все побывали! Этим никого не удивишь.
– А кого ты удивлять собираешься?
– Никого, – слегка замешкалась Таня, – просто так… Чтобы аж «ВАУ!». И мало людей на такое способны. Из моих знакомых вообще никто.
– Так ты будешь самая продвинутая путешественница среди них после этого?
– Ну ясен пень! А ты знаешь уровень покруче, чем экспедиция в Антарктиду? Мне даже представить себе сложно. В Гималаи уже все сходили, на вулканы поднялись, над рисовыми террасами пофоткались… А вот в Антарктиде много твоих знакомых было?
– Немного, но есть.
– Ну это ты в таких кругах вращаешься, там выборка зачетная. А обычным людям до этого очень далеко.
– А если кто-то из подруг возомнит о себе и осмелится в Антарктиду через месяц поехать? – решил припугнуть, переходя на шепот. – Куда тогда дальше? Только на Луну, – и так громко расхохотался, что на нас обернулась парочка, сидевшая за соседним столиком. Ну я реально был уверен, что во имя своей экзотичности Таня готова рвануть в космос в поисках селфи с рептилоидом.
– Да че ты заладил? Что я не так сказала? – по-детски надула нижнюю подкаченную губу Таня.
– Да все норм, Танюх, я ж по-доброму. Просто понять тебя хочу, вот и докапываюсь. А давай еще по бокальчику?
– Ну, наконец-то что-то нормальное предложил! В отпуске я все-таки или где?! – Танина рука взмыла в воздух, громко щелкнув пальцами. – Официа-а-а-ант!
Наутро я вылетел из конторы рентала с заветным разрешением в руках и улыбкой во весь рот.
Теперь путь открыт, на этом железном коне можно выезжать за границы государств.
Выдохнул и, не теряя ни секунды, двинулся дальше к национальному парку, где нам предстояло перебраться в Аргентину в районе городка Сан-Карлос-де-Барилоче. Быстро доехав до границы, мы прошли часть Чили и сразу устремились на юг по территории парка. Но буквально минут через десять красивый зеленый серпантин начал сменяться какими-то серыми засохшими деревьями, а дальше вообще превратился в целый мертвый лес. Сначала подумали, что недавно во время пожара дотла выгорел какой-то кусок парка, но он все не заканчивался, а граница Аргентины все не появлялась. Судя по всему, дело было не в пожаре.
Антураж напрягал все сильнее. Вблизи – низко свисающие с деревьев сухие безжизненные ветки, готовые отломиться в любой момент и проломить крышу в машине. Отводишь взгляд – вдали все это превращается в чернеющее месиво. И не видно ни следов города, ни границы, ни вообще чего-то живого. Двадцать минут такой дороги, тридцать, пятьдесят – да где же эта Аргентина?
– Бли-и-ин! – не выдержала Таня, чего и следовало ожидать. – Сколько я еще буду это терпеть? Я себе не так Аргентину представляла!
– Так это и не Аргентина еще.
– В смысле? – удивленно посмотрела на меня Таня. – А что? Мы же давно выехали из Чили! – Она явно начинала терять терпение.
– А ты уже прошла воображаемую таможню и границу? – усмехнулся и попробовал разрядить обстановку. – Может, и мне штамп в паспорте наколдуешь?
– Неудачная шутка! А ты вообще знаешь, куда едешь? Может, поворот какой-то пропустил? Или не там границу прошли? Ты уже тут бывал? – начала сыпать истерическими вопросами Таня.
Я было открыл рот пошутить, что сейчас высажу, но быстро осекся и понял: не время, сейчас пропущенное извержение вулкана может меня догнать. Поэтому просто подбодрил девушку и пообещал, что скоро доедем. Наверное, Таня своим напряжением так сильно наэлектризовала пространство, что мы практически сразу же нашли, что искали. Когда цифры на одометре перевалили за пятьдесят километров этой жуткой дороги, в прямом смысле слова серой зоны, а мысль развернуться уже не казалась такой неправильной, я наконец увидел вдалеке что-то похожее на здание. Прищурился, пытаясь разглядеть очертания, и сильнее вдавил в пол педаль газа, чтобы скорее приблизиться к цивилизации. «Йес! Это все-таки граница. Ура! Но почему же такой огромный буфер между двумя странами?»
Пока пограничники проверяли наши паспорта и ставили штампы, я раскрыл секрет последнего часа нашей жизни. Мы не попали ни в какой портал и не выпали из реальности. Оказалось, что этот национальный парк – просто ничейная приграничная зона, которая не принадлежит ни одной из стран. Это все равно казалось странным, но уже многое объясняло.
С первого взгляда стало заметно, что в экономическо-инфраструктурном плане Аргентина пасует и выглядит беднее, чем Чили: сразу же испортилось покрытие дорог, вдоль них ветхо выстроились уставшие здания с облупленной штукатуркой, да и в целом слегка повеяло нуждой.
Причина достаточно банальная и повсеместно встречающаяся во многих странах не только Южной Америки, но и Азии – Аргентина непозволительно долго болталась в социализме, в то время как Республика Чили быстренько сообразила и стала двигаться по западному пути. Спустя почти полгода такое же наблюдение застанет меня на границе Таиланда и Мьянмы – и я снова удивлюсь тому, насколько непохожими могут быть соседи.
В остальном самая северная часть Патагонии – макушка Сан-Карлос-де-Барилоче – радовала яркой природой и невероятными формами скал, покрытых густым темно-зеленым мхом, что после увядшего леса на стыке стран выглядело каким-то оазисом, встретить который ты уже и не надеялся.
Спустя несколько часов пути горы остались позади, рельеф начал превращаться в огромные пыльные долины, разрезанные только тонкой полоской дороги, по которой мы ехали. Так вот ты какое, настоящее сердце Патагонии!
Жюль Верн как всегда точно описал этот кусок планеты арауканским термином «пампасы», что означает «равнина трав». И правда – все эти прерии были полностью устланы зарослями мимозы, пробившейся сквозь желтую глиняно-песчаную породу.
– Ни Бога, ни властелина! – выкрикнул я знакомую с детства фразу, принадлежавшую Кау-Джеру, одному из моих любимых героев Жюля Верна. – Теперь я хорошо понимаю, почему именно так он говорил об этом месте!
Хоть Танюха и искренне старалась изображать, что ею овладел дух авантюризма и ей не терпится поскорее испытать на себе все тяготы и лишения настоящего исследователя, было видно, что ей непросто давался мой темп и некомфортные условия. Все, что мне досталось от чилийского рентала, – разбитый «Хюндай», который трясся и гремел всю дорогу, и он вызывал у нее если не сильную мигрень, то явное отторжение. Она постоянно пыталась отыскать в нашей развалине привычные фишечки белоснежного «Рейнджа» с кожаными сиденьями и каждый раз оставалась разочарованной.
– Фу-у-у, тут даже воздух из кондиционера какой-то тухлый идет. Чувствуешь? Горьким старым маслом воняет. Дышать невозможно. Останови машину!
– А как ты вообще столько времени сам за рулем? У тебя нога не отваливается еще на педаль постоянно давить? Даже у меня ноги затекли! Ну, долго еще ехать?
– Сколько можно этот скрип колодок слушать? Включи хоть музычку!
И еще миллион вариаций того, как маленькая девочка могла бы старательно исполнять и капризничать перед папой, чтобы он купил ей мороженое или хотя бы взял на ручки. Но я просто ехал с застывшим лицом, ни единым мускулом не реагируя на эти выкрутасы.
Хотя в отношении машины я был с Таней солидарен: меня тоже раздражало, что при наборе скорости до несчастных 110 км/ч ее уже начинало трясти так, будто мы заходили в вертолете на тяжелую посадку. Бардачок постоянно предательски открывался, и все содержимое обязательно вываливалось Тане на ноги, оставляя пятна на дорогущих новых джинсах, специально купленных «в поездку», что каждый раз приводило ее в бешенство. Внешний дискомфорт меня не беспокоил, а вот технические возможности автомобиля – даже очень. В пустынной бесконечной Патагонии, где заправки встречаются одна на 300–400 километров, а бачок бензина рассчитан на 40 литров, максимального хода машины в 300 километров могло просто-напросто не хватить. Я понимал: если мы где-то встанем, не факт, что за целый день мимо нас проедет хоть кто-то, а тем более готовый помочь. Поэтому максимально экономил топливо, но избежать грани фола так и не удалось.
В очередной раз, когда стрелка бензобака разрезала ленточку и шагнула за красную линию, навигатор попросил нас свернуть с основной дороги на грунтовку. Другого варианта не было, поэтому, вздохнув, я съехал, снизив до минимума скорость, чтобы не погубить машину. Не помогло. Судя по неуправляемости и тому, как нас подкидывало, она сама планировала нас пустить в расход. Дорога тоже не давала расслабиться – на особенно больших валунах и крутых поворотах колеса швыряло так, что я с трудом удерживал руль в руках.
– Что-о-о за-а фи-и-игня-я? – невольно делая голосом акцент на каждой кочке, выкрикнула Таня. – До-о-лго еще по та-а-акой доро-оге та-ащи-иться бу-удем?
Ну, думаю, это вопрос спорный. Относительно навигатора, например, такого бездорожья еще километров сорок, не меньше. Но есть в задачке еще одна переменная: лампочка бензина. И вот относительно нее нас хватит максимум на десяточку, не больше.
– Ско-о-оро будет о-остано-вка! Не пе-ережи-ивай! – весело выкрикиваю в ответ, не уточняя, где именно и как надолго она случится. Лучше решать проблемы по мере их поступления.
В какой-то момент мимо прогромыхал огромный грузовик. «Лихие местные, – пронеслось у меня в голове, – я тут еле шевелюсь, а они еще и гоняют». Пыли поднял столько, что пару секунд ехали на ощупь. Зато, когда этот песчаный туман рассеялся, за ним появилось несколько зданий.
– Файнали! – с облегчением выдохнул я, выскакивая из машины. – Тут на станции должна быть заправка! Но… это не точно, – растерянно добавил уже секунд через двадцать, когда стало понятно, что бензином тут и не пахнет. В любом смысле слова.
Оказалось, что мы просто забрели на отрешенную от всего мира ферму. Но выбор у меня был невелик – шанс все равно нужно было использовать: либо бензин, либо ночлег. Машина все равно уже не заведется.
С первого взгляда на ферму сообразил, что по ночлегу отмена. Если культурный шок прихлопнул даже меня – Таня вообще из машины не выйдет. Было ощущение, что тут живет либо никто, либо страшные свиньи. Вокруг дома все завалено какими-то балками с ржавыми гвоздями, а сверху присыпано куриным пометом. У порога стояли тазики с мутной вонючей водой и уже давно закисшим в них бельем. Каждая деталь была настолько грязной и заплесневелой, что было боязно ее коснуться. Поэтому я старался проявить чудеса гибкости и с каждым шагом задирал ноги до самой груди, явно напоминая со стороны испуганного страуса. Главное – ничего не задеть… Вспомнил, как в детстве играли с друзьями в знаменитую проходку под веревкой грудью вверх. Тогда почему-то было веселее.
Внутри дома к бытовому мусору добавился органический, и в нос ударил неприятный едкий запах чего-то сгнившего. Хозяев, кажется, не смутил ни мой слегка брезгующий вид, ни я – как явление в принципе. Посреди кухни (она же спальня, она же ванная) прямо на полу восседало тучное семейство, остро увлеченное ни разу не низкоуглеводным обедом. Перед ними, в импровизированном кругу из поедателей, стоял вертел с растопыренной во все стороны огромной тушей свиньи. От которой каждый своим ножом отрезал лакомый кусочек. Мне не хотелось прерывать этот акт, но ждать, пока их желудки заполнятся или эта огромная туша закончится, времени не было.
– Disculpo, извините, пожалуйста, мы путешественники, у нас закончился бензин. Вы нам не поможете? У вас можно купить топливо? – осторожно поинтересовался, заглядывая в дверной проем.
В ответ на меня уставились четыре пары удивленных глаз. Видимо, гости тут все-таки бывают нечасто.
– Do you speak English? – уточнил на всякий случай, уже по взглядам понимая бессмысленность своего вопроса.
Ладно, язык жестов еще никто не отменял. На ломаном испанском с активной жестикуляцией объяснил, что машина остановилась и ехать дальше без бензина мы не можем. Глава семейства молча и внимательно следил за моими телодвижениями, потом наконец понял, чего я пытаюсь добиться, подскочил (так быстро, насколько смог) и удалился из комнаты, ничего не объяснив. Его жена и чумазые отпрыски только пожали плечами и отвернулись, чтобы дальше продолжить пир. Гость я хоть и редкий, но все равно не такой уж и интересный. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за хозяином – не зря же он оторвался от своего сочного куска свежатины. Может, действительно за припасенной канистрой бензина пошел? Минут пять он ковырялся в своих гаражных завалах, постоянно выкрикивая ругательства (судя по тону) на непонятном мне языке. Потом грохот на секунду затих, и мужик вышел во двор, притащив за собой какую-то ржавую громадину.
– Тут! – грозно отчеканил он, тыча пальцем в кусок металлолома на полу.
– Что «тут»? – не понял я.
Он цокнул, видимо, желая подчеркнуть мое тугодумство, и раздраженно вывалил кучу испанского текста, из которого я уяснил, что эта старая штука – двигатель. И если я хочу заполучить из нее бензин, то могу его только потянуть трубкой, потому что иначе он оттуда не выливается. Пока я пытался понять происходящее и с какой стороны лучше подойти к этому движку, фермер великодушно принес и бросил рядом с ним на пол грязную трубку, непонятно для чего ранее предназначавшуюся. Собравшись с мыслями, я наконец привстал на колено, чтобы удержаться, и начал медленно потягивать бензин из трубки, чтобы тот полился из двигателя в канистру и не успел попасть мне в рот. Для этого нужно было делать сильный громкий выдох, а потом снова и снова касаться злосчастной вонючей трубки. После четвертой попытки я услышал:
– Тема, ты что делаешь? – Таня стояла за моей спиной, держась рукой за деревянный перекошенный забор, чтобы не упасть от хохота. – Ты трубку сосешь? Гы! – Она явно заскучала в машине, но даже не ожидала, что тут ее ждет ТАКОЕ развлечение. Спохватившись, что пропадает контент, резко потянулась за телефоном.
– Танюха, блин, не снимай! – выдавил, задыхаясь. – Я вообще-то для нас обоих стараюсь!
– Ха-ха-ха, я в таких случаях обычно тоже так говорю! – еще больше зашлась радостью моя спутница. И вдруг резко опомнилась: – Стой!!! Это же очень опасно! Если попадет в пищевод, кровотечение может быть! Или легкие отекут! Тема, сто-о-ой! – уже в отчаянии вопила Таня.
Но я слышал эти слова уже как-то издалека, голова шла кругом, и я резко почувствовал приступ тошноты. Бензина хапнуть в рот не успел, но надышался парами будь здоров. Слизистая была раздражена, и я сначала собирался отделаться быстрым сплевыванием горькой масляной слюны, но раздраженный желудок не выдержал и начал сотрясать меня в мучительных приступах рвоты. Таня же продолжала снимать мои мучения на камеру, решив, что я захочу сохранить этот момент на память, чем окончательно меня добила.
Хозяин фермы тоже особо помогать мне не собирался, поэтому, использовав момент, когда меня наконец перестало выворачивать, показал на пальцах «двоечку», намекая на оплату за товар.
– Дай ему двести песо, потом верну в машине, – попросил я Таню. Но когда она протянула «спасителю» купюру с изображением улыбающегося доброжелательного кита, он демонстративно фыркнул и отмахнулся, показав в воздухе дополнительный нолик к сумме.
– Две тысячи??? – просто опешил я. По курсу – это около сорока долларов. За несчастные два литра бензина, которые я собственноротно высосал.
Но фермер и до этого был угрюм, будто проиграл в конкурсе поедания хот-догов, а теперь к тому же в доме остывала долгожданная свининка. Так что я долго мог пытаться пристыдить его за нежелание помочь добрым путникам, но было бесполезно: его твердолобость не прошибить, а я потратил бы драгоценные время и силы. Поэтому молча ткнул ему желанную сумму, забрал Таню с канистрой и зашагал к машине. Все ж лучше так, чем застрять ночью где-то в лесу у дороги. Тем более что уже этим вечером я от всей души благодарил этого скотовода за то, что он повстречался нам на пути и дал возможность добраться до грандиозного пит-стопа.
Этим местом стало удивительное природное чудо света – ледник Перито-Морено. Невероятный исполин с остроконечными вертикальными стенами, от которых постоянно откалываются огромные куски ледяной глыбы и с грохотом исчезают в бездне синего озера, из-за чего он кажется живым и дышащим. Застывший больше тридцати тысяч лет назад барьер уносится вдаль больше чем на пять километров. Он постоянно движется на два метра в день, почти на километр в год. Учитывая, что такое время в разрезе истории – просто незаметный пшик, он мог бы угрожать не только местному населению Чили, но и вообще всей Латинской Америке. Но не угрожает. Всегда остается на месте, потому что ровно на столько же по площади каждый день успевает растаять.
Характер Перито-Морено так и остался для меня загадкой. С одной стороны, он как будто жмет на газ и тормоз одновременно – постоянно движется, но всегда остается на месте. В этом ощущается какая-то бесполезность и беспомощность. При этом Морено остается абсолютным природным феноменом – чуть ли не единственным ледником в мире, который, несмотря на глобальное потепление, постоянно растет и становится выше. В этом, наоборот, прослеживается какая-то могучая сила, неподвластная даже самым разрушительным мировым изменениям.
Я все смотрел и смотрел на эту чистую водную стихию, приобретшую форму громадного голубого кристалла, и не мог оторваться. Уже начинало смеркаться, и смотрители дали первый свисток, чтобы туристы сворачивались и покидали территорию парка. Пока они делали последние фото и сразу же проверяли, насколько удачно получились, я цеплялся взглядом за каждый белый изгиб и снежный нарост. Это было одно из самых мощных впечатлений за кругосветку не только на тот момент, но и вообще. Господи, как же я не хотел уходить! Внутри как будто все расширялось и успокаивалось. Тот Артемий Сурин, который постоянно куда-то несся, боясь упустить драгоценное время, которого за углом ждали новые дороги, города, люди, страны, не мог заставить себя уйти с туристической смотровой площадки. Просто смешно! Но я действительно не мог. Было очень четкое ощущение, что кругосветка замышлялась именно для таких остановок в пути.
Если в моих глазах это и был стоп-кадр, то природа замирать не планировала: солнце четко по своему плану укатилось за горизонт, а воздух вокруг без него начал сереть. Мы помахали на прощание великану, сели в машину и начали искать ближайший отель для ночлега. Пока Таня свайпила фотографии придорожных гестхаусов, которые никак ее не устраивали, я медленно катился по безлюдным дорогам национального парка и разглядывал обзорные лысые поляны, попадавшиеся среди густого леса. И вдруг резко все понял.
– Точно! Тачку же не регистрировали на въезде! А значит, не будут проверять и на выезде! – воскликнул я, резко дал по тормозам и выкрутил руль вправо, съезжая с дороги на грунтовую тропинку, куда еле пролезал между деревьями наш «Хюндай».
– И-и-и? – протянула Таня. – Ты не туда свернул, посмотри на экран – ткнула она мне телефоном прямо под нос. – Что ты снова придумал?!
Я очень четко понимал, чего хотел. Вдруг вспомнил, как меня неприятно удивило, что кто-то из прежних арендаторов машины просто скинул свой палаточный стафф в багажник, и менеджер не потрудился его забрать. Я почему-то его не выкинул, а аккуратно распихал в скрытый бокс под дном багажника. И сейчас понимал, как кстати придется весь этот «хлам», как я неуважительно его раньше окрестил. Территория парка в двадцать с лишним километров позволяла спрятаться на одной из полян, чтобы всю ночь наблюдать за красивым звездным небом и слушать, как громко хрустит ледник. Разве не фантастика?
Я не знал, как Таня отреагирует на такой бесшабашный поступок. Нелегально, опасно из-за диких животных, холодно, некомфортно – в общем, все было так, как она не хотела. Но я просто не мог лишить себя такой возможности и одной из самых необычных ночей в жизни. И не мог отвезти ее в отель и вернуться, потому что больше бы меня не впустили. Был только один вариант – уговорить ее остаться в лесу. Поэтому я задержал в легких воздух и просто резко выпалил, вкладывая в тон голоса всю свою уверенность и решимость:
– Сегодня мы ночуем тут. Это будет лучшая ночь в твоей жизни, просто поверь мне. Этого никто до тебя не делал и, возможно, никогда не сделает, но это точно стоит того. У меня в машине есть все необходимое – спальники, отдельная палатка, все, что хочешь. Это будет отпад башки, обещаю!
Сказать, что Таня не ожидала, что ей предложат ночевать в палатке в дебрях национального парка в семидесяти километрах от ближайшего города, да еще и нарушая закон Аргентины, – не сказать ничего. Но к тому времени мы уже действительно сдружились, и, кажется, она доверяла моему вкусу. Возможно, эти неудобства стоило пережить хотя бы для того, чтобы утром в кафе за завтраком с придыханием рассказывать о них в сториз инстаграма. Не знаю реальных мотивов Тани, которые сыграли мне на руку, но она… согласилась!
– Да черт с тобой, Сурин, – от волнения расфамильярничалась Танюха. – Все равно скоро будем жить среди ледников в обнимку с пингвинами. Пусть это станет репетицией. Только учти: вытаскивать нас из «обезьянника», если что, будешь ты. И за свои истерики – не ручаюсь, – заранее обозначила правила игры Таня. – И еще! – резко добавила она, оттопырив вверх указательный палец, как учительница младших классов. – Если мы из-за твоей сумасшедшей затеи пропустим старт в Антарктиду, ты отвалишь мне не только девять штук зелени, но и ящик лучшего бренди, чтобы было чем залечить депрессию. А в остальном – валяй! – И Танюха с громким выдохом откинулась на спинку сиденья, показывая, что отдается на волю случая.
Фу-ух – это было проще, чем я думал. Оставалось дело за малым – спрятать машину в парке от зорких глаз и ярких фонариков ночного патруля. «Хюндай» удивительно тихо прокатился по лесному бездорожью, как будто бы в первый раз был с нами заодно и не хотел привлекать лишнего внимания. Я нашел идеальную поляну, с которой даже было видно кусочек ледника, и разбил наш неприметный однодневный городок. Именно тогда, закончив все раскладывания и успокоившись, я в сердце искренне поблагодарил угрюмого фермера, заставившего меня блевать бензином на заднем дворе. Ну что я в самом деле? Отличный энергообмен получился. Мужик помог мне дотянуть до заправки, а в итоге – попасть сюда, в парк. Я, возможно, помог семье прокормиться лишнюю неделю. Ну… ладно, судя по габаритам, семейка точно не голодала, но все равно жила очень бедно. Откуда им еще взять денег, как не продавать помидоры с грядки или хватать шанс в виде заезжего туриста? И в итоге ведь всем от этой встречи стало только лучше. Говорят, ангелы не всегда являются к своим подопечным в приятном облике. Ну что ж…
Ночью я лежал на спине, жадно вглядываясь в загадочное небо и вдыхая чистый холодный воздух. Каждый раз, когда в отдаленных уголках планеты я вижу такое чистое, усеянное звездами небо, мне становится одновременно и радостно, и ревностно. В этот момент я понимаю, что небо над нами всегда такое бездонное и прекрасное. Это то, за чем на самом деле не нужно ехать ни на край света, ни в глухую деревню. То, что всегда было и есть с нами. А люди сами лишили себя самой чистой красоты на свете, беспощадно засветив ее экранами билбордов и прожекторами. Поэтому мне, как настоящему ревнивцу, отчаянно хотелось схватить этот ночной небосвод, присвоить, забрать с собой – только бы иметь возможность созерцать его постоянно. Мне было странно понимать, что дома – не важно где: в Киеве, Харькове или любом другом городе – такое небо всегда было надо мной. А я никогда его там не видел, ни разу в своей жизни. Потому что в окно многоэтажки мне по ночам светила яркая неоновая вывеска магазина «Зоряний». Какая нелепая ирония.
Закрыл глаза – и снова вспомнил себя в пустой комнате черного ретрита. Так же темно, тихо и безлюдно. И, Господи, как хорошо, что в этот момент у палатки мне просто есть что ощущать. Я могу слышать и чувствовать всем телом, как гремит и охает ледник, улавливать лицом холодный колючий ветер. Отправляться в путешествие по возможностям своей сенсорики и соединяться с миром вокруг. Это ли не счастье?
Еще до первых лучей солнца мы сбежали из парка, чтобы успеть до приезда смены патрульных и остаться незамеченными. У нас оставался один день в пути, через сутки мы должны были докатиться до южной бухты, в Ушуайю. И вечером мы снова еле докатились до заправки, причем последние пару сотен метров уже с выключенным двигателем, просто по инерции. Часть дороги приходилась на Магелланов пролив, разделяющий материк и архипелаг Огненной Земли. Один из самых важных географических пунктов планеты и поворотов истории реально создавал ощущение, что ты мчишь к самому краю обитаемого мира. Суровость зашкаливала: резкие порывы ветра крутили по полям пылевые столбы, а вокруг них – ни-че-го! Знаменитые интернет-мемы с колючим перекати-полем, болтающимся в пустыне, явно были родом отсюда. Утягивающая за собой пыль и порывы ветра в 60–70 км/час буквально сбрасывали с дороги одиноких отчаянных байкеров, кое-где встречавшихся нам в пути. И во всех этих декорациях выжженной земли мы с Татьяной чувствовали себя одинокими всадниками, пересекающими панамериканское шоссе на хоть и уставшем, но все-таки железном коне.
Еще больше драйвило другое – где очередная чертова заправка???
Я цедил и экономил бензин как мог, но стрелка снова предательски вжималась в левый край датчика. Наверное, если бы могла просто встать оттуда и выйти – она бы это сделала, продемонстрировав, что больше ей показать нам нечего. Порядком надоевшая дорога снова чуть потрепала мне нервы, не показывая признаков жизни на протяжении 70 километров, а в последний момент опять подкинула надежду – видневшуюся вдали яркую заправку с красной вывеской. Уже на подъезде к колонке «Хюндайчик» тупо заглох посреди заправки, преградив тем самым подъезд остальным машинам. «Да какая уже разница? – подумал я. – Главное – не как, а где остановился. Это ж заправка! Через десять минут освобожу дорогу».
А освободил ее в итоге через десять часов, чудом не получив выбитое лобовое стекло или нарисованное баллончиком на крыле «fuck you». Пространство, видимо, где-то растянулось или, наоборот, сплюснулось и как-то меня обмануло. По расстоянию в желаемую точку попал, а по времени промахнулся. Заправка закрылась за каких-то пятнадцать минут до нашего приезда и совершенно не планировала открываться до следующего утра. Это был настоящий микроэпик.
Минут десять мы еще стучали во все двери и окна, надрывно наперебой вопя «Is anybody here?», как потерянный Кевин из «Один дома», но наконец смирились и побрели вперед по трассе в поисках хоть какого-нибудь отеля для ночевки. Метров через пятьсот нашли. Какой-нибудь – лучше о нем и не скажешь. Придорожная холодная общага для дальнобоев с одним душем на этаж, при этом дорогущая, потому что единственная в своем роде минимум на сто ближайших километров. В дополнение туда понаехала куча байкеров, чьи железные кони загромоздили все подходы к отелю. Радовало только то, что Таня вошла в положение и с пониманием не комментировала наши дела. Была молодцом – молча собралась с мыслями, выбрала себе лучший из худших номеров и без печали потопала в одном полотенце в душ через весь отель. Но промазала.
В момент, когда я как раз направлялся к душевой, оттуда вырвался шквал свиста, улюлюканья и испанского ора. Картина маслом. Аккуратно иду по скользкому полу и застываю в ступоре: взлохмаченная Таня посреди голых дальнобоев кричит на отборном русском, агрессивно размахивая руками. Аж пар рассеялся.
– Танюха, ты чего? Ты что здесь делаешь? – я попытался перекричать окружающий рев и аккуратно схватить ее за руку, чтобы та перестала дергаться в воздухе.
– Они больные какие-то, аргентинцы эти! Животные! Напали на меня и орут, как дикари. Ну-ка, пошел на хрен отсюда, урод! – и толкнула стоявшего рядом бородача, с откровенным интересом рассматривающего неприкрытые участки женского тела. От такого поворота он окончательно обалдел и покрутил пальцем у виска, показывая своим друзьям, что с этой кралей лучше не водиться. Наступил тот самый момент, когда пора было вмешаться.
– Да ты же в их душ зашла, дурында! Тебе сюда нельзя, твой вообще этажом ниже. Давай скорее дуй отсюда, пока они и тебя, и меня не вынесли, – и я приветливо махнул байкерской голой толпе, мол, мужики, все ок, расходимся. Ну перепутала девочка, с кем не бывает.
Но если в возбужденных мужланских глазах мелькнуло понимание, то до Тани оно не дошло. Она решила биться до конца.
– Я вообще куда хочу, туда и пойду! Еще этих кретинов буду слушаться! – крикнула «жертва насилия» и демонстративно продолжила путь к мужской кабинке. Которая, конечно же, не закрывалась, отчего Тане всю дорогу пришлось придерживать ее ногой и раздраженно фыркать. Но что может быть дороже, чем встать в позу?
Я решил дождаться, пока моя попутчица закончит и быстро удалится из мужской душевой, но это было бессмысленно. Даже самый азартный байкер не смог растянуть свое мытье так надолго. И вот последний из них разочарованно зашагал прочь. Я крикнул Тане, что буду ждать ее в баре на ужине, и вернулся к себе в номер.
Мне совсем не улыбалось ужинать вместе со всеми бритыми затылками, обсуждавшими «аппетитную блондиночку», но голод диктовал свои правила. Я спустился в подпольный бар отеля на цокольном этаже, где уже пошатывалась от крепкого алкоголя вся байкерская толпа. Бороды годичной небритости, косухи с бахромой от самых подмышек, баффы с черепами, закрывающие половину лица, – судя по разговорам, эту компанию – я прикинул, что их было около пятидесяти, – занесло в эту дыру из Буэнос-Айреса. Такие походно-экспедиционные туры на мотоциклах через всю Патагонию и Огненную Землю организовывали специальные агентства по всей Аргентине. Было интересно наблюдать за тем, как передо мной разворачивалась картина совсем другого туристического рынка, о котором я ничего не знал.
Я начал игру с самим собой – представлял, что целевой аудиторией моих путешествий вдруг стали эти ребята. Вот этот орущий песни Led Zeppelin амбал – постоянный клиент, этот патлатый с несовместимым для жизни уровнем пива в крови – партнер с принимающей стороны, а вон тот долговязый с венцом вождя из перьев на голове – наш куратор, например. В моей голове начал рождаться абсолютно абсурдный, но очень смешной сценарий, и все окружающие отыгрывали в нем просто бесподобно.
И вдруг все замерло… Подозрительная резкая тишина, скрип дверей и-и-и… выход Танюхи. Здесь должна прозвучать барабанная дробь, а прожектор с киношным щелчком – выхватить ее прямым белым лучом на сцене. Целлофановая, шуршащая куртка цвета металлик. Белоснежные вельветовые брюки. Черные кожаные ботфорты чуть выше колена со стразами и на высоченных каблуках. Еще раз. Кожаные. Ботфорты. Выше колена. В глубинке Аргентины. В пабе для дальнобоев. У меня все…
Украинская певица, выступающая на корпоративе в Сен-Тропе, надевшая сразу все лучшее, что было. Танюха не только не прикалывалась и не чувствовала неуместности наведенного лоска, но и откровенно гордилась своей безупречностью. Она себя несла.
Весь сюжет моей игры разом наломался. Развернувшись вполоборота, я сидел за барной стойкой в самом конце зала. Удачное расположение помогало мне скрыться от всеобщего галдежа и внимания и наблюдать парад. Но в миг, когда Таня неторопливо продефилировала в моем направлении, все софиты оказались повернуты в нашу сторону и ослепили мне глаза.
Семнадцать. Ровно столько ударов высоченных Таниных каблуков я успел насчитать в гробовой тишине, зависшей минутой ранее в буйном погребе. Сорок два. Примерно столько взглядов я ощутил на своем теле, когда дива приземлилась на стул рядом со мной. Мне хотелось вылезти на стол и закричать: «Мужики, вы все неправильно поняли! Я не муж, реально, гадом буду! Я тут ни при чем – просто везу ее в экспедицию!!!» Но я просто молча сидел и как верный друг старался придать своему взгляду восхищение, чтобы не порочить образ Татьяны в глазах присутствующих.
– Хорошо, Тань, выглядишь, – все, что смог выдавить из себя, пытаясь придать голосу максимальную естественность. И вдруг заметил, что все еще держу руку на лбу, как бы прикрываясь от софитов.
Таня явно не собиралась просто спокойно поужинать и пойти спать, об этом вопила каждая клеточка ее образа. Она прямо елозила на стуле от возбуждения, постоянно пыталась подкинуть тему для разговора и периодически аккуратно косилась по сторонам, проверяя, все ли еще на нее смотрят, никто ли не посмел утратить интерес. Я не мог и даже не пытался разделить ее энтузиазм: меня сильно утомили и нервная дорога без бензина, и перформансы Тани, к тому же довлела необходимость отмахать 800 километров в один присест на следующий день. Поэтому я молча доел свои мелко рубленные ребрышки тира де асадо с овощами гриль, пожелал Тане как следует выспаться, чтобы выехать не позже семи утра (эту цифру подчеркнул трижды и даже нацарапал пальцем на салфетке), и оставил ее дальше коллекционировать ошалевшие взгляды поклонников.
Наутро решил не уточнять, как закончился Танин вечер. Но полностью удовлетворился уже тем, что она не опоздала и мы стартовали вовремя. Всю дорогу она спала, видимо, все же нагоняя упущенное, и, периодически просыпаясь, просила остановиться у очередного красивого озера и сделать несколько фоточек. Наряд предусмотрительно со вчерашнего дня не упрощала. Слава богу, прикинула, что сидеть безвылазно в машине в ботфортах нереально, но белые брюки с курткой цвета металлик оставила. И подобрала под нее малиновый боди с вырезом. Я терпеливо щелкал весь этот шик, пытающийся удержать озеро или закат солнца на ладони, и вскачь гнал машину до Ушуайи, чтобы кинуть ее на площадке у неприметного отеля. Мы спустились в самый южный город на Земле, и дальше суша заканчивалась. После всей беспощадности ветреных пустынных дорог и удручающих пейзажей с сухими кустарниками и каменными россыпями Ушуайя внезапно выглядела как последнее буйство красок и растительности. Как последний кусочек зеленой природы на Земле.
В отеле сразу же встретились с остальной частью команды – Сашей и Светланой, которые прибыли буквально на 15 минут раньше нас. Фух, успел!
Обнявшись, расселившись по номерам, приняв душ и переодевшись, мы выдвинулись все вместе в ресторанчик, чтобы познакомиться за ужином с сочными стейками бифе де чорисо и мальбеком, который подействовал уже после второго невинного бокала.
С Саней мы были знакомы еще до этого, и после восторженных рассказов Тани о красивой дороге он даже изъявил желание после Антарктиды проехать со мной огромный кусок дороги обратно до Вальпараисо. Осилить маршрут в три тысячи километров за двое суток для меня одного было практически нереально, а времени до следующего рейса через весь Тихий океан оставалось ни часом больше. Поэтому я много раз переспросил Саню, осознает ли он, насколько это будет сложно, но он уверил меня:
– Да нормально все, Тема. Это ж такой экспириенс! Ты думаешь, что я никогда баранку подолгу не крутил? Расслабься.
И я наконец расслабился. Иначе все время в Антарктиде пришлось бы переживать, успею ли, искать водителя, попадать на деньги и так далее. Этот вариант был более чем идеален.
Сане больше всего по жизни шло имя «Саня». Сорокалетний бизнесмен, занимающийся медикаментами, при этом добряк и очень простой человек. Селевый образ жизни и увлечение рыбалкой и охотой он разбавлял такими вылазками с One Life, чтобы быть ближе к телу реальной планеты и понимать, чем живут люди в мире.
А вот Светлана была совсем новым персонажем в моей истории. Ее семья в Одессе состояла из очень богатого интеллигентного мужа, который предпочитал светский отдых с мэрами и олигархами, и сына лет двадцати, который был не против оторваться со своей мамой в подобных экспедициях. Антарктиду он пропустил, но до этого во всех ванлайферских вылазках ее сопровождал. Круто, когда «отцы и дети» находят совместные хобби, да еще и такие. После сорока Свету пресытили званые ужины, кинопремьеры и лобстеры в одесских особняках у моря и стали привлекать приключения в разных точках земного шара.
– Ох, дорогие мои, послушайте меня. Всю жизнь рвалась к красивой жизни и даже не подозревала, что это смертельно скучно, – под конец вечера и второй бутылочки мальбека разоткровенничалась Света. – Не дай бог в гости собираешься без стилиста. Или занимаешься без личного тренера. Это недопустимо! Тьфу! Пятую точку уже нельзя самой подкачать, понимаете? Не модно это! А тут – брызнул мне сок от стейка на футболку, оставил пятно, и я могу дальше с вами сидеть. Потому что вы люди нор-маль-ные, – и она нежно погладила свежее пятно, явно получая от него удовольствие. Удивительно, как мы сами себе сначала усложняем жизнь, чтобы с таким рвением ее потом упрощать.
Из ресторана выходили уже поддатой дружной толпой, играя в словесный пинг-понг шутками и подколками. Я наконец сбросил с плеч усталость и почувствовал подъем: радовался, что нашу с Таней компанию разбавили такие шумные веселые ребята, и не думал об организации и времени, а предвкушал исполнение еще одной мечты. Антарктида! Уже завтра! Просто фантастика!
Пока мы праздно шатались по набережной Ушуайи и заглядывали в магазинчики, забитые сувенирами в виде айсбергов, компасов и морских котиков, я вдруг заметил местный намек на барбершоп.
– Ну-ка, ребятки, вы пока статуэтками затаривайтесь, а я быстренько подстригусь. А то за два месяца зарос, – и я скрылся за стеклянной дверью парикмахерской.
Настроение было игривое, и мне показалось отличной идеей оставить у себя на голове памятный знак о начале антарктического пути.
– Слушай, а изобрази-ка мне что-то необычное, – попросил я молодого барбера, который, возможно, и не знал, что он аж целый барбер. – Есть идеи?
– О да, мистер, звезду умею! Будете звезду? – и парнишка сверкнул глазками, радуясь, что наконец можно будет применить свои скиллы на ком-то смелом. Или доверчивом.
– Звезда – бомба! – обрадовался я, – у меня даже такая тату на спине набита. – Я спустил рубашку по лопатки и показал ему. – Давай такую же, – и шумно плюхнулся в кресло, прикрыв от предвкушения глаза.
После ветреной набережной в душном салоне разморило еще больше. Ну, минут тридцать вздремнуть точно есть. Звезда – дело нелегкое. Но не для моего гуру растительности: уже через десять минут он стянул с меня накидку, удовлетворенно выкрикивая:
– Та-да-а-ам! Готово, босс! – И резким театральным движением повернул меня на крутящемся стуле так, чтобы я мог получше разглядеть шедевр в зеркале.
На месте, где должна была появиться памятная прическа, растекалось пятно, отдаленно принявшее форму звезды. Только кривоногой морской, а никак не ванлайферской. От нее еще зачем-то вправо через весь затылок уносилась стрела. Откуда она тут взялась? Видимо, символизировала творческий порыв моего стригуна.
– Я у папы дурачок, – подытожил я, посмотрев на эту «красоту». Даже не утруждал себя переводом на английский – такое лицо не требует пояснений.
Но начинающий барбер определенно не отличался проницательностью и высоким эмоциональным интеллектом, потому продолжал радостно суетиться вокруг меня, фотографируя свою работу и выкрикивая: «Гениаль, хусто гениаль!» Если бы я вывалил весь свой шок по поводу кривой параболы, красовавшейся на моем затылке вместо звезды, волосы все равно не отросли бы обратно. А дитя Огненной Земли точно бы расстроилось. Поэтому я молча расплатился и вышел к уже поджидавшим меня у входа друзьям. К тому же мне предстояло в скором времени понять, какую именно звезду символизировала работа этого кудесника затылочных волос.
– Ни слова, – предвосхищая шквал насмешек, покачал головой перед ребятами. – Сам все знаю. После вина больше не стригусь. Погнали в отель отдыхать, уже завтра нас ждут дрейфующие льды!
– Гусары, молчать! – подытожила день Танюха и заливисто рассмеялась.
Утром, пока было время до погрузки на судно, мы проехались к национальному парку Огненная Земля, устроили там походный завтрак с кофе и бутербродами и вернулись в город, чтобы оставить машину на площадке на время экспедиции. Спустя час кружения по всем подворотням и закоулкам Ушуайи парковку мы так и не нашли. Бросать свой «Хюндай» с чилийскими номерами прямо посреди улицы в Аргентине на десять дней без присмотра было почти равно попрощаться с ним. Ну не пытаться же мне незаметно пронести авто на судно – решил снова понадеяться на добрую волю случая. Оставил машину прямо на набережной у ресторанчика, пикнул замком сигнализации, вроде она могла чем-то помочь в случае чего, и отправился вперед, навстречу приключениям.
Мы стояли на пристани, и каждый вспоминал, как читал в детстве о таинственной, наименее изученной земле в мире. О материке, который по сути представляет собой просто огромную, необъятную ледяную гору, уносящуюся прямо к «пупу земли» – единственному и неповторимому Южному полюсу.
Наше судно считалось одним из самых добротных изо всех предложенных в Ушуайе – 85 метров широчайшей открытой палубы, около сорока человек обслуживающего персонала (по работнику на каждую пару туристов!), шведский стол с трехразовым питанием и круглосуточный бар с выпивкой со всех континентов. Алкоголь, правда, за отдельную плату – это ж вам не Турция. При этом сам корабль имел выдающееся военное прошлое в составе ВМФ США, поэтому каюты выглядели очень сурово и трушно: двухъярусная кровать с железными поручнями, чтобы удержаться во время качки, прикроватная тумбочка и заляпанный иллюминатор. Все. Какая романтика!
– Какая мерзость! – в унисон состроили страдальческие гримасы обе девушки, только ступив на борт. – Более гадких условий нам еще не предлагали. Это какой-то разводняк за девять тысяч евро!
Я в этом бизнесе не первый день и знаю, как люди сначала часто кривятся и капризничают, а потом в финале поют дифирамбы, как все было круто. Потому сначала чуть напрягся от их недовольства, а потом решил выдохнуть и переждать пару дней – пройдем самый сложный кусок, и оттают. Посмотрю потом, как запоют. Это все-таки Антарктида, а не тур на райские пляжи Мальдив – разницу нужно понимать.
На первый час после старта был запланирован приветственный брифинг. Антарктида – очень ответственная экологическая история, и всех туристов обучают и постоянно дрессируют, чтобы никто не потревожил экосистему, которую мы отправлялись изучать. 48 стран подписали Антарктический договор, обязавшись не посягать на ледяные территории и всячески способствовать сохранению экологии. Правила достаточно жесткие, но понятные: перед каждой высадкой и после нее полностью вымываем обувь и вычищаем пыль, волосы и перхоть с одежды, чтобы не привнести в систему новые биологические виды. Причаливаем к континенту не напрямую из корабля, а только через обеззараженные шлюпки. При высадках запрещено есть, пить, курить, ходить в туалет и вообще что-либо оставлять после себя или забирать с собой. Животных оберегаем как самое священное, что есть на континенте, – не пугаем, не делаем резких движений и не издаем громких звуков, не подходим ближе чем на пять метров. Мы – бережливые гринписовцы, призванные сохранять природу.
Увидев, что возле нас в столовой пустуют два места, занятые для наших девушек (наверное, снова долго собираются), я стал делать наброски основного на телефоне, чтобы передать им пропущенное. Нужно дать полное понимание важности происходящего, чтобы потом не было неприятностей. И вдруг Сашин локоть настойчиво врезается мне в бок. Я начинаю быстро вертеть головой, пытаясь понять, куда этот локоть призывает меня посмотреть. Ах… вот куда!
В дверь, расположенную прямо напротив всех восьмидесяти заполненных сидений, виновато извиняясь, тихонько просачивается Света. Как бы выступая в роли анонса главного шоу. За ней дверь распахивается на всю мощь. В нее неотразимо и уверенно ступает фигура в белом полушубке и шапке из песца. Нет, не в шапке – в шапище! На нее, наверное, ушло минимум три зверька, которых мы как раз и едем защищать. Трындец! Если в придорожном баре мне в целом было все равно, что именно подумали суровые байкеры, то тут я реально хотел провалиться сквозь землю. В данном случае сквозь палубу. Мы были единственными представителями стран бывшего СССР на судне – и сразу максимально проявили себя, добились славы!
С этой минуты Таня стала центральной темой не только в нашей компании, но и на всем корабле. С теми, кто поскромнее и потактичнее, например группой интеллигентных японцев, особое отношение чувствовалось спинным мозгом. От тех, кто пораскованнее, постоянно прилетали взгляды в баре или прямые насмешливые выкрики: «Как там ваше величество поживает?»
Нам с Саней и Светой не было обидно ни то ни другое. Мы сами прекрасно улавливали абсурдность Таниного образа и постоянно подсмеивались над ней, чтобы держать в тонусе. Тем более она даже не думала устыдиться и признать, что оплошала, а пошла напролом. Когда я попытался напомнить, что предупреждал перед туром о всей гринписовской истории и неуместности ее натурального выпяченного меха, она агрессивно огрызнулась:
– Да пошли они все! Я тащила с собой чемодан не для того, чтобы слушать наставления, что мне тут носить. Не нравится – не смотри.
С этого момента у нас троих в отношениях с Таней пошел напряг. Периодически случалась оттепель, но в целом чувствовались ее колючки и желание что-то доказать. Принципиально не выключала вообще никакие манеры и замашки, а нарочито подчеркивала их. Я понял, что заниматься тут перевоспитанием слишком поздно, поэтому решил успокоиться и величал Танюху гордым титулом «звезда». Буквально через пару дней весь корабль поймал этот вайб и отовсюду слышалась иностранная интерпретация «star» на разных языках. Таня восприняла это как дань восхищения и уважения к своей персоне. Мы не мешали.
Самым сложным куском пути был пролив Дрейка между Антарктидой и Огненной Землей. На этой широте вообще нет значительных участков суши, отчего создается непрерывный круговой поток антарктического циркумполярного течения. У этого отрезка пути дурная слава из-за частых ураганов и реальной возможности напороться на айсберг, скрывающийся среди волн.
50 часов болтанки среди двенадцатиметровых волн – словно пропускной билет на Белый континент. Теперь все оценили важность поручня у кровати. Практически все переносили качку тяжело – в столовой три раза в день закидываешься таблетками от укачивания и поглощаешь пищу под непрерывные блюющие звуки вокруг. На второй день мы с Саней удивились, что к завтраку спустилась только половина команды, в первый раз было не больше десяти человек. Наши девушки вообще сутки из каюты выйти не могли, мы им только таблетки периодически подносили. Маленькая желтая пилюля напрочь отрубает все чувства, и ты либо медленно передвигаешься по судну, как сомнамбула, либо все время спишь. Думать о том, что случится, если корабль начнет тонуть, совершенно не хотелось – финал был предрешен. Судно, конечно, очень серьезное и подготовленное, но если вдруг что – продержаться на воде и спастись в таком состоянии почти невозможно. Любая значимая катастрофа – и все объятые сном пассажиры и команда корабля уверенно идут на дно вместе с ним.