Глава 2

Проснулся в девять часов утра, как по звонку будильника. То есть – в восемь часов по моему провинциальному времени. Московское от нашего времени отличается на час – почему, зачем, не знаю. Смысл в этом какой? Чтобы провинциалы на час раньше работать начинали? Нет бы привести все к одному знаменателю…

Спал я одетым – как упал на диван, так утром и поднялся – кряхтя, хватаясь за голову, будто собираясь узнать, на месте ли она. Но, кстати, против ожидания – вчерашняя выпивка никак на мне не сказалась, хотя после очень длительного перерыва в употреблении спиртного я после такой порции виски должен был просто умирать с похмелья. Ну… мне так кажется. Абстинентный синдром, однако!

Стянул с себя пропотевшие тряпки – рубаху, джинсы, все остальное – и побрел в ванную. Быстренько принял душ, надел чистое белье, сунул ноги в тапочки и побрел на кухню. Есть не хотелось, да и нечего – все, что взял в ресторане, выбросил в урну, выйдя со станции метро. Жаль, конечно, но эту еду опоганили грязные руки моральных уродов. Не смог бы себя заставить съесть хоть кусочек. Да плевать – успею сбегать в гастроном, что по дороге к станции метро.

Шел на кухню совсем за другим – вспомнил с утра, что обещал себе посмотреть заветную коробку покойной бабульки-поэтессы. Я ведь теперь ее наследник, так что…

Поиски коробки заняли у меня минут десять, мешки с мукой и крупой занимали все нутро кухонного серванта (или как он там называется?), так что пришлось попотеть, чтобы найти искомое. Когда все-таки нашел (в мешке с гречкой, черт подери!), удивился тяжести коробушки тридцать на двадцать сантиметров размером. Глубиной она сантиметров десять, а на жестяной крышке нарисована дебелая купчиха и написано что-то вроде «Печенье к чаю…» и дальше неразборчиво. Дореволюционная коробка, это ясно. Умели делать вещи в 14-м году.

Коробка крепко, в несколько рядов перехвачена прочной бечевкой, так что пришлось мне эту самую бечевку разрезать – узлы затянуты наглухо. Нож тупой, пилил довольно-таки долго, веревка будто окостенела. Но в конце концов она сдалась, я уцепился за крышку, открыл ее, и…

Точно, цацки. Стекляшки, но красивые. Звезда на голубой муаровой ленте, над ней что-то вроде короны Российской империи, а в центре желтое изображение распятого человека. Христа?

И тут у меня в голове будто щелкнуло! И я не просто оторопел – назвать это оторопью нельзя! Я ОХРЕНЕЛ! Я видел эту звезду! Видел! Любой, кто хоть мало-мальски интересуется стариной, хотя бы раз встречал изображения царских орденов. Так вот – это был Бриллиантовый знак Святого апостола Андрея Первозванного! На муаровой голубой ленте!

Нет, этого не может быть! Не может! У какой-то там старушки, поэтессы, последний хрен без соли доедающей, – и такой орден!

И я помню, сколько он стоит. Помню! Однажды я лазил по сети и смотрел – самые дорогие монеты, самые дорогие ордена. Я ведь несколько лет занимался кладоискательством – чисто для души, но все-таки в надежде найти Его: Клад! И вот он, Клад! Да не Клад, а КЛАДИЩЕ! Такой орден был продан на «Сотбис» за пять с половиной миллионов долларов! Пять с половиной миллионов… вот же черт… Если бы этот орден да ТУДА, в 2018 год… Это вилла на Корфу, это яхта, это безбедная жизнь до самой смерти! И детям останется, и внукам! Живи и радуйся!

Меня даже пот прошиб, и очнулся я только минут через десять – вспотевший, хоть и сидел в трусах под открытой форточкой, полный дурацких мыслей – например, о том, как бы я продавал этот орден в своем времени и кто бы мне дал эти пять с половиной лямов. И дали бы вообще, или догнали бы, и еще добавили. У нас это быстро – прознает кто-то особо завистливый о привалившем богатстве и обязательно попытается нагадить. Или отнять привалившее богатство, или заявить куда надо – мол, клад нашел и не спешит его отдавать. Изымут, а потом и доказывай, что не верблюд, – как сделали с людьми, которые купили дом и нашли в нем двести с лишним золотых монет царской чеканки. Я не знаю, по какой такой причине они, вместо того чтобы нормально продать этот клад, решили его сдать государству – но они сдали, рассчитывая на два миллиона рублей награды, то есть половину стоимости клада. И… все. Клад оценили, описали, отправили в Минфин… Вот только когда открыли посылку, там вместо золота оказались ржавые гаечные ключи. И плакали два миллиона – нет золота, нет денег!

В общем – абсолютно бессовестно людей обворовали. И теперь они судятся, надеясь выбить из государства свои деньги. Кто украл золото, кто подложил вместо него железяки – менты только руками разводят: «Не знаем! А может, и не было никакого золота?!» Бесстыдство, конечно. Эти же менты явно при делах. Но попробуй докажи!

Впрочем, люди за пятьдесят лет мало изменились. И, наверное, за тысячи или даже сотни тысяч лет. Я не религиозный человек, но кое-что можно объяснить только единым созданием мира – например, поведение людей. Оно ОДИНАКОВО во все времена. Зависть, злоба, желание нагадить ближнему только потому, что он более удачлив, более богат, – было, есть и будет всегда.

С юности помню: одна семья выиграла по облигациям займа двадцать тысяч рублей. Не такая уж и великая сумма, но… После того как о них написали в газете, мол, семья Пупкиных выиграла такую-то сумму – играйте, и вы тоже выиграете, – у этих самых Пупкиных вдруг объявилась масса родственников и друзей, которым совершенно необходимы деньги. Просто вопрос жизни и смерти, как необходимы! А когда Пупкины отправили их подальше… Они жили в полуподвальной квартире, окна которой выходили в приямок, на тротуар. Им посреди ночи в окно закатили огромную каменюку, как минимум на полтонны весом (и не поленились!). Мол, нечего жадничать. Так что я и насчет людей этого времени тоже не обольщаюсь. Всякие были люди. Вспомнить только вчерашнюю банду ментов…

В голову стукнуло: а может, подделка?! Ну так, бижутерия на тему? Взял орден в руку, подошел к окну, приставил к стеклу «стекляшками»… хрр! На стекле осталась жирная черта! Бриллианты. Черт подери, бриллианты!

Вернулся к коробке, взял ее, положил на кухонный стол. Орден почтительно отложил на тряпочку. Один из тысячи. Их было сделано всего тысяча! И все оставшиеся в живых едва ли не наперечет.

Так… а это что?! Еще звезда! Другая… щелк! Мозг выдает информацию: Большой крест, или Звезда Великомученицы Екатерины. Больше миллиона долларов стоимостью! В 2008 году на аукционе ушла за такую цену! О-чу-меть!

Отложил. Потянулся за медальоном на красной ленте – на ленте надпись крест-накрест: «За любовь и Отечество». Еще один орден Екатерины – «Малый крест»! Тоже около лимона баксов.

Я сидел около часа, выкладывая из коробки сокровища и осматривая их со всех сторон. Бросилась в глаза изумительная сохранность драгоценностей – большинство из них были завернуты в пергаментную бумагу или просто в кусочки холста. Здесь были и георгиевские кресты первой и второй степени в золоте, и «Станиславы», и «Анны» – потрясающие, невероятные даже для человека будущего сокровища! А уж для советского гражданина – это запредельно.

Хотя… вот куда он, этот человек будущего, сунется с такими сокровищами? Может, разгадка – почему бабулька ими не воспользовалась – лежит именно в этой плоскости? К примеру, я – не имеющий здесь никаких контактов, никаких связей – иду в комиссионный и предлагаю купить Бриллиантовую звезду. И что дальше будет?

Во-первых, скорее всего, меня попытаются просто грохнуть.

Во-вторых, если увидят, что сделать это непросто – договорятся с ментами, и… звезду отберут, а меня опять же – грохнут. Только в камере. Или при попытке к бегству. Потому что деньги настолько великие, что никто и не задумается, прежде чем спустить курок.

Даже в нашем времени я бы задумался – а как продать такую вещь и не продешевить? Просто продать, за копейки – легко. Миллион, два – запросто. Рублей. Но пять миллионов долларов?! Если только контрабандой вывезти за границу и там уже продать? Только вот чревато…

Интересно, а здесь обыскивают тех, кто отправляется за границу? А что, если прихватить с собой пару орденов и пристроить там на аукцион? Был бы у меня тогда некий матрасик, кучка соломы – на случай падения с высоты. Вдруг меня здесь прижмут и мне понадобится бежать – на что тогда жить? А вот тогда и будет мне страховой фонд!

На самом дне шкатулки лежали николаевские империалы – пятьдесят штук (я пересчитал). Тоже очень недешевая монета – каждая, в зависимости от сохрана, может стоить больше ста тысяч долларов. Редкость по каталогу – четыре «R». Опять же – стоить в будущем. Сейчас, наверное, дешевле. Сейчас их пускают на золотые зубы. Это в будущем людям стремно вставлять себе полон рот золотых зубов, здесь – обтачивают здоровые зубы, чтобы поставить золотые коронки. Особенно кавказцы и цыгане.

Странно это все. Нет, не то – откуда взялись эти сокровища. В революцию и не то бывало. Похоже, что грабанули революционные массы какую-то сокровищницу, вот и прилипли к рукам некоторые ценности. Как старушка их сумела сохранить, вот что странно. Не потратила – даже в войну, когда все голодали. Не потратила после войны, когда уже все наладилось, но денег не особо хватало, – все-таки поэтессы не очень-то богатые особы литературного мира. В музей не отдала. Просто закопала в гречку, и… что она с ними делала? Вынимала, разглядывала? Может, примеряла? Или просто любовалась красотой драгоценных изделий? Теперь уже не узнаешь. Лежит она в могиле, тихая и спокойная, а ты теперь думай – на фига такое сокровище и что с ним со всем мне сейчас делать!

К месту или нет – вспомнился драгоценный камень, который граф Монте-Кристо подарил подлецу-трактирщику. Тот спятил, убил ювелира, по наущению своей подлой женушки, и нормально пошел на каторгу, как и полагается подлецам и предателям.

Я не подлец и не предатель, но… лучше бы не находил этого сокровища. Потому что не знаю, что с ним делать и как теперь жить. Будет висеть надо мной это сокровище как какое-то проклятие, буду беспокоиться, что его украдут, буду думать, как сбыть эти проклятые побрякушки, и… все такое прочее. А оно мне надо?

В музей отдать? Ага, щас прям! Чтобы бросили в запасники, а потом втихую уперли? Знаю, как делаются такие дела! Я лучше в реку выкину, чем отдам на растерзание музейным стервятникам. Насмотрелся в свое время, как растаскивали музейные фонды – особенно в девяностые годы. Краеведческий музей едва ли не наполовину растащили, посмотреть не на что. Позорище!

Аккуратно упаковал сокровища, сложил примерно так, как они и лежали. Обмотал шнуром, чтобы крышка не открылась, затянул. Хорошо, что крупы и муку не раздал соседям! А ведь хотел! Хорошо, что вспомнил про горячечный шепот старушки: «Там в ящике серванта, на кухне, в крупе… коробка! Все тебе! Делай с ней все, что хочешь! Я долго хранила, сама не решилась! А ты сможешь! Пусть тебе впрок будет!»

Я и помыслить не мог, что здесь лежит ТАКОЕ. Даже близко помыслить не мог!

Ушел в комнату, лег на диван, закинул руки за голову и замер, раздумывая над ситуацией. Как там сказано у Ильфа и Петрова? «В сторожке плавал бриллиантовый дым». Вот и у меня перед глазами – ордена, золото, бриллианты, серебро, платина… Тяжкое испытание для нищеброда. Ну да, я нищеброд – а кто же еще? Это сейчас немного разбогател на своих книжках, деньги завелись. А раньше? От зарплаты до зарплаты! Никаких тебе дорогих машин, никаких Багамов и Корфу! Скромный домик, скромная, хотя и добротная еда, скромные одежда и обувь. В общем – как все. Как весь народ. И вдруг… Вот так, наверное, сходят с ума нувориши, обезумев от павших на них шальных денег. Начинают гулять, выпивать и в конце концов прогаживают все, что у них есть, плюс обретают долги. Если только за ум не берутся…

Я пару раз глубоко вздохнул, насыщая кровь кислородом, и решил, что буду справляться с проблемами по мере их поступления. И внезапно упавшее на меня сокровище не такая уж и большая проблема. И, кстати, – не такие уж и гигантские деньги. Вот если бы это было миллионов сто долларов – тогда, да! А так… миллионов на десять? Пятнадцать? Копейки! Хе-хе-хе… наглец, ага! Копейки ему пятнадцать лямов «зеленых»!

Развеселившись, слез с дивана и начал одеваться. Скоро рабочие придут, так не в трусах же их встречать. Достал из чемодана свежие штаны, рубашку (слегка помятая, но сойдет), носки и скоро был уже готов к встрече бригады. Несвежую одежду сложил в мешок – потом постираю. Вечером, когда уйдут работяги. Кстати, вот еще вопрос – где мне обитать, пока тут идет ремонт? Работать в строительном бедламе совершенно невозможно. Если только на кухню переселиться? Дверь закрыть, и пусть себе бесчинствуют в комнате? Заодно и сокровища под присмотром. Но пока надо сходить в издательство, уладить дела.

Бригада появилась ровно в двенадцать часов дня. Четверо мужчин и две женщины – не считая бригадирши. Все трезвые, ни от кого не пахнет алкоголем, в руках объемистые сумки – вероятно, инструменты и спецодежда.

– А вот и мы! – радостно известила меня нарядная как для гулянья бригадирша, выступая перед своим боевым отрядом, – мы готовы приступить!

Я заверил, что очень счастлив этим обстоятельством, известил, что купил плитку и все необходимое, что хотел выбрать сам, – и процесс пошел. Через пятнадцать минут вся бригада была одета в рабочие комбинезоны, через полчаса – в ванной стучали молотки, сбивая старую плитку и штукатурку, а в комнате скрипели по полу ножки старого дивана, постанывавшего от предчувствия своей скорой гибели.

Ненавижу ремонт! И без него нельзя, и выносить его просто невозможно! Самое лучшее – это на время ремонта куда-нибудь свалить, приехав только тогда, когда все уже завершено. Может, снять на это время квартиру? Только вот как быть с драгоценной коробкой? Вдруг рабочие из любопытства начнут лазить по ящикам? Ну мало ли, как оно бывает… Ну просто любопытно стало, да и все тут! Хотя ведь можно драгоценности и с собой забрать…

Эх, вот не было печали, а?! И зачем они мне?! Я и без них хорошо жил! Денег хватает, перспектива отличная – на кой черт мне еще и это бремя?! Разбазарить, пустить по ветру оставленные мне сокровища было бы просто неуважительно по отношению к покойнице, завещавшей коробку. Но и целыми днями думать – как бы уберечь ее от воров, как бы не потерять, как бы кто не узнал о сокровище – это безумие какое-то! И в музей я их точно не отдам. Во-первых, это не такие уж и музейные раритеты. Они ценны для коллекционеров, а вот для музеев – копейки, да и только. Не интересны они им. Опять же – а где гарантия, что те же музейные работники и просто сильные мира сего не тиснут эти сокровища из запасников, в которых те вскорости окажутся? Только вспомнить громкую историю о том, как из Эрмитажа выносили всевозможные раритеты и вынесли десятки, а то и сотни предметов, пока их не схватили за руку. Не хочу никому отдавать неожиданно павшее в руки сокровище, и плевать, если меня назовут стяжателем и жадиной. Плевать! Впрочем, я уже повторяюсь… никак не могу выбросить из головы мысли об этих сокровищах.

Одевшись, я вышел из квартиры, предупредив бригадиршу, что буду дома, скорее всего, ближе к вечеру, на что она так же радостно ответила, что они будут работать допоздна, так что я могу не беспокоиться и приходить к десяти часам, не раньше. Ведь им нужно уложиться в сроки, а значит – работать будут не по восемь часов.

Убедившись, что ближайшие десять дней писанина моя накрывается медным тазом – по понятным причинам, я пошел по ступеням вниз, решив спуститься по лестнице, а не с помощью лифта. Нет, не потому, что он был жутким чудовищем, страшно лязгающим металлической дверью (древний раритет, черт подери!). Просто надо больше двигаться, поддерживать физическую форму. Как показывает практика – и в этом якобы тихом и спокойном мире не все так ладно, как выглядит снаружи.

Я ничуть не переживал насчет вчерашнего убийства милиционеров. Мне их было абсолютно не жаль. Наоборот – я был даже рад, что они нарвались на меня, а не на какого-то неспособного дать отпор человека. Представляю, сколько несчастных они обобрали, унизили, оскорбили, а то даже и убили. Я как-то сразу поверил этим тварям, когда они сказали о людях, пропавших в тоннелях московского метро. Запросто могло быть. Тоннели метро сообщаются с подземельями под Москвой, а там может быть все что угодно. Диггеры не все врут о подземельях Москвы…

Когда спустился до второго этажа, дверь квартиры, что справа, открылась, из нее вышел пожилой мужчина лет под семьдесят, ведущий на поводке здоровенную собачару, похожую на болонку-переростка, не менее метра в холке. Я даже слегка обалдел, глядя на такое чудо, а потом в голове всплыло: южно-русская овчарка. Хорошо иметь свой интернет! В мозгу. И вай-фай искать не надо!

Шерсть собачьей челки полностью закрывала глаза, и я неожиданно для себя самого спросил:

– Как она видит-то? Глаза-то прикрыты!

Мужчина задумчиво посмотрел на меня, вздохнул и, переведя взгляд в пространство над моей головой, ответил:

– Она как КГБ – все видит, только виду не подает!

Мне стало смешно, я улыбнулся, кивнул мужчине и зашагал дальше. Уже когда отошел от дома метров на двести по направлению к метро, вдруг задумался – а не пророческие ли слова? Может, меня уже давно вычислили и ведут, а я только ушами хлопаю, как африканский слон? Было ведь у меня ощущение, что кто-то за мной следит, но потом исчезло. И я точно знаю, что не ошибся. Точно – следили! Только вот – кто? Если это в связи с моей поездкой в США, типа негласная проверка писателя на предмет его лояльности родной стране, – это одно дело. А если вышли на Шамана – это совсем другое. Только вот почему, если вышли на Шамана – меня не арестовали? Значит, не вышли. Значит – просто взяли в разработку как потенциального беглеца из страны, а когда убедились, что со мной все в порядке, – сняли слежку. Эта версия все объясняет – почему бы и нет? Подумаю. Крепко подумаю.

* * *

Заместитель начальника РОВД подполковник Семен Викторович Татаринцев стоял чуть в стороне, у стены, и с тоской наблюдал за тем, что происходило на месте преступления. Он знал, что будет дальше. Очень хорошо знал. Эти, с лампасами, уедут, оставив его заниматься абсолютно безнадежным (как он уже выяснил) делом, а сверху пойдут грозные резолюции: «…усилить!..» «…добиться!..» «…не допустить!..» А чего не допустить-то? Пьянки на работе? Так и стараются – не допустить. Не допустить утечки информации? Чтобы никто не рассказал о том, как некто свернул головы пьяным милиционерам? Тогда не надо было пускать информацию по сводкам! Сколько человек ее прочитали? Сколько теперь расскажут женам, любовницам, братьям, сестрам и всем, всем на свете «по секрету»? В общем – шило в мешке не утаишь. И, самое главное, – это «висяк». Самый что ни на есть обычный «висяк»! Хотя… какой к черту «обычный»?! Убийство нескольких милиционеров – обычный?! Голыми руками! Без оружия!

– Подполковник, вы тут старший?!

Оооо… Татаринцев едва не застонал! Еще один «лампасник»! Да сколько же можно?! Он уже подробно рассказал о происшедшем четверым подряд «лампасникам», и еще один?! Развлекаются они так, что ли?!

– Я старший, товарищ генерал. Подполковник Татаринцев.

– Расскажите, что тут произошло, – генерал внимательно посмотрел в глаза Татаринцеву, и его губы тронула улыбка. – Какой я по счету?

– Пятый… – невольно улыбнулся и Татаринцев.

– Уж извините… – пожал плечами генерал, и его моложавое лицо с правильными чертами стало серьезным. – Сами понимаете, ситуация чрезвычайная. На теракт походит.

– А если на теракт, так, может, «соседи» возьмут?! – воодушевился Татаринцев, предвкушая, что сбросит с плеч тяжкий груз ТАКОГО «висяка». – Мы-то чего тогда будем тут копаться?!

– Это дело чести, подполковник! – серьезно и почти пафосно ответил генерал, и тут же сбавил накал: – Сами понимаете, лучше не выносить сор из избы. Заберут дело – тогда ладно, пусть занимаются, ломают головы, а сами предлагать не будем. Мы на что тогда, если не можем найти тех, кто убил наших коллег! Пусть даже и не совсем праведных коллег. Итак, вкратце, что случилось?

– Судя по всему, эти кадры (Татаринцев кивнул на трупы милиционеров) кого-то зацепили на станции метро и привели сюда. Между задержанным и милиционерами вспыхнул конфликт. (Татаринцев не стал говорить – на почве чего мог быть конфликт, а генерал уточнять не стал – и так ясно.) Действовал какой-то профессионал, возможно, шпион. Убить нескольких здоровых, сильных парней голыми руками – это надо уметь. Они даже не успели воспользоваться своим табельным оружием. Как цыплятам головы свернул, ей-ей!

– Отпечатки пальцев?

– Да тут этих отпечатков – море разливанное! – досадливо поморщился Татаринцев. – Сюда водили людей постоянно – пьяных, бомжей, всех, кого зацепят на станции. Хотя и тут есть кое-какие интересные признаки – убийца вытер стол, угол стола, там ни одного отпечатка. Вытер ручки двери – тоже нет отпечатков. Это показывает, что он знаком с основами разыскного дела. По крайней мере, слышал о дактилоскопии.

– О ней даже первоклашки знают! – поморщился в досадливой гримасе генерал. – Свидетели есть? Кто-то его видел? Дежурный на эскалаторе? Машинисты?

– Опрашиваем, но все это, скорее всего, не даст результата, – вздохнул Татаринцев. – Если он такой продуманный, то, скорее всего, не показался им на глаза. Дежурный никого, способного учинить такое, не видел, машинисты – они и не смотрят на пассажиров. Вернее – не присматриваются.

– Ну так что, получается – «висяк»? – нахмурился генерал. – Так, что ли?

– Вот я и предлагаю сбросить его «соседям», – кивнул головой Татаринцев, уходя от прямого ответа. – Пусть они себе шею на нем сломают, на этом деле! Ну да, мы будем помогать, будем искать… но если не найдут преступника… или преступников – виноваты будут они, а не мы!

Генерал, один из заместителей Щелокова, напряженно думал, и, честно сказать, – было о чем. Действительно – а почему бы не подкинуть свинью гэбэшникам? Пусть отдуваются! В самом деле – это настоящий, галимый «висяк», так что с ним валандаться?

Татаринцев все это прочитал на мужественном челе высокого начальства, как и все, от постового милиционера до генерала, занятого лишь одной задачей: как бы это половчее прикрыть свою задницу от желающих ее поиметь. Хорошая бумага – залог успеха. Настоящая бумага! Броня! Хорошее средство убережения пятой точки…

Генерал торопливо кивнул и, тут же забыв о существовании оперативника (что того нимало не расстроило: подальше от начальства – поменьше суеты), зашагал туда, где появился новый персонаж. И этот персонаж был всем персонажам персонаж! Татаринцев мгновенно оценил ситуацию и сделал полностью противоположное действиям последнего собеседника – двинулся прочь от объекта наблюдения, а именно – министра внутренних дел Щелокова. Очень уж не хочется стать стрелочником в этой скользкой ситуации. Пусть они вначале между собой разберутся, скинут свои указания на нижних чинов, а там уж можно будет подумать – как это не исполнять. В ментовке ведь каков закон: ешь начальство глазами, повторяй: «Бу сделано! Бу сделано!» – и… не делай! Инициатива наказуема, слишком умные никому не нужны, но и абсолютных идиотов не терпят. Серый середнячок, шустрячок, который умеет прикрыться бумагой и набить «палок», – вот идеал милиционера.

Кстати, этих тварей, что лежат теперь в метровском «пикете», – их следовало грохнуть. Грех вроде так говорить про своих коллег – но Татаринцев не любил этих жадных, мерзких тварей, неспособных ни к какой более-менее осмысленной работе. Он был опером, поднимался с самых низов, с земли, и знал, что почем в этом мире. Не без греха был, да – а кто сейчас безгрешен? Только вот до откровенных грабежей не опускался. До такого уровня, на котором находились эти твари, не опускался. Да, на работе бухали. Да, вышибали из задержанных признания. Да, лепили доказуху, если иначе нельзя было «закрыть» явно виновного, но не сознающегося злодея. Но чтобы грабить людей? Чтобы обирать пьяных? Нет, этого делать нельзя. И банда понесла заслуженное наказание.

Да, он кое-что слышал об их делишках, – поговаривали, что происходит в метро темными ночами. Но только это не его дело, не его головная боль. Пусть начальство думает, что делать и как жить. А он будет преступников ловить – настоящих преступников! А этому, что наказал беспредельщиков, – надо еще и орден повесить за то, что покарал скотов. Вот так!

Татаринцев усмехнулся своим дурацким мыслям (орден! Договорился, ага!) и пошел к эскалатору, решив подняться наверх, к солнцу. Не любил он подземелья. И подвалы не любил.

* * *

– Привет, привет! – Махров крепко пожал мне руку. Вот никогда бы не подумал, что в этой пухлой интеллигентской ручке столько силы. Если его загнать в спортзал, да согнать лишний жирок… плечи-то у него широкие! Это просто из-за лишнего веса кажется кругленьким и мягким, а на самом деле под жирком таятся очень даже приличные мышцы. Интересно, а не занимался ли он тяжелой атлетикой в юности? Не выдержал, спросил.

– Было дело! – Махров белозубо улыбнулся. – Потом забросил. Некогда! С этой беготней! Надо карьеру строить! Работу работать! А с атлетикой все равно бы ничего не вышло – ну поднялся бы до мастера спорта, и, может быть, даже международного класса, и что потом? Тренерство? За жалкие гроши тренировать начинающих спортсменов? Нет уж! Без меня. А тут работа сидячая, жирком зарос, да. Но девушки меня и таким любят! Веришь?

Я верил. Мы посмеялись, и Махров перешел к делу:

– В общем – билеты тебе куплены, все улажено. Летишь с Нестеровым. Ну сам понимаешь… никак по-другому. Кстати, очень легко тебя отпустили – на удивление. Я все-таки подумываю, что имела значение твоя дикая эскапада в адрес Солженицына. Если бы не она… ну ты сам должен представлять – ехать в страну потенциального противника! Идеологического врага! Ну да ладно – отпускают, и слава богу. Расскажи, что нового, чем сейчас занят, что пишешь?

Я обрисовал ситуацию, и Махров на минуту задумался, а после раздумья поднялся и, буркнув: «Щас, погодь!» – вышел из кабинета. Вернулся он минут через пятнадцать, не меньше, – я уже слегка заскучал и от скуки принялся рассматривать газеты на журнальном столике. Читать тут было нечего (Ну не «Правду» же или «Труд»!), если не считать «Литературной газеты». В нее я и углубился – начал, само собой, с самой что ни на есть последней страницы, с рубрики «Рога и копыта». Минут пять улыбался и хихикал – ведь можно же писать интересно! Чтобы все читали! Чтобы не оторваться! Это как глоток свежего воздуха во всеобщей газетной затхлости.

– Путевка тебе – на две недели! В Дом творчества! Устраивает? – Махров победно сжал кулак и потряс им в воздухе – на всем готовеньком! Питание, проживание – все твое! Собирай чемодан, и вперед! С песней! Какую споешь?

– Люуули-люли заломаааюууу… – заунывно пропел я, и Махров радостно захохотал:

– Может, и заломаешь! Там есть кого заламывать – писательши всякие, официантки, поварихи! От супруги-то далеко! Никто и не увидит!

– Ага… не увидит! – скривился я. – Небось друг друга так и пасут! Да и одни старые пердуны собрались. Женского рода.

– Шовинист! Ты есть – шовинист! – Махров прицелился в меня толстеньким пальцем. – Бабушки имеют право на крепких фантастов! Что, трудно утешить пожилую писательницу?! Прижать ее к широкой груди, чтобы косточки хрустнули, а в грудях томление произошло?!

– Меня сейчас стошнит! – взмолился я. – Развел тут… геронтофилию! Ладно, к делу – где оформлять и что для этого нужно? Что-то платить надо?

– Беги в Союз писателей, к дражайшей Лидии Петровне – она уже оформляет путевку. Сегодня переночуешь у себя, а завтра – в Дом творчества! Но прежде чем бежать – давай-ка мы с тобой кое-что подпишем. Я тебя порадую – еще несколько зарубежных издательств изъявили желание напечатать твои романы. Так что будет еще несколько переводов. Пока только соцлагерь, но у меня есть кое-какая информация… вроде как из Швеции и Дании литературные агенты зашевелились – твой герой похож на викинга, вот им и стало интересно. Но они ждут, как дело пойдет в Америке. Если там пойдет – то и они уцепятся. Так что ты, дорогой товарищ рода-племени не помнящий, становишься мировой величиной, классиком фантастики! И вообще – классиком! А еще – довольно-таки состоятельным человеком! Кстати, зайдешь в бухгалтерию, надо оформить перевод на сберкнижку, ну и наличных прихватишь. А еще – бумаги на Внешторгбанк.

– Вот на кой черт мне эти чеки?! – страдальчески сморщился я. – Ну что мне с ними делать?! Всю «Березку» не выкуплю! Много мне не надо! Уж лучше бы валютный счет открыли! Может, за границей что-нибудь бы купил!

– Ага… щас прям! – Махров хохотнул. – Валютный счет ему! Это не капитализм, дорогой товарищ! Это социалистическая страна! Не нравятся чеки? Подари их кому-нибудь! Мне, например! Я приму, а чего? Надо же освободить тебя от ненавистных бумажек! Не дури, Миша. Купи себе дом в Подмосковье. Или в Сочи. А что? Хороший вариант! Построй себе дом в Сочи! Или купи! Чего ты переживаешь-то? А можно на Рижском взморье домик прикупить! Там прохладно, ветерок дует! Что, потратить некуда? На кой черт тебе валюта? Больше не говори такие вещи. Я-то ладно, а вот другой кто-нибудь возьмет, да и стукнет куда надо, и плакала твоя командировка! Кстати, насчет командировки – можешь что-нибудь с собой взять, чтобы продать там, за бугром, – например черную икру. Или русскую водку. Или коньяк армянский! Вот тебе и деньжата! Открою секрет – на таможне тебя и твоего сопровождающего обыскивать не будут. Конечно, если потащишь чемодан с барахлом – тебе втолкуют, что не дело советскому гражданину вывозить сто килограммов икры. Хе-хе-хе… А вот если десяток баночек положишь в чемоданчик – так кто до тебя докопается? Все же люди, все понимают! Суточные – ерундовые. Кстати, у тебя повышенные, не как у всех. Тебе выделят тысячу долларов! Это много, поверь! Больше пятисот никому не дают! А тебе – тысячу. Ну чтобы не стеснялся, представлял страну. Советский писатель не бедный человек, так что заплатить за себя в ресторане ты сможешь. И хот-дог купить. Ну, все – пошли к столу. Подпишешь и в бухгалтерию. А оттуда – в Союз. Дел у тебя еще куча, так что поторопись.

Я и поторопился. Хотя это «поторопился» все-таки заняло у меня около полутора часов. Еще около двух часов заняло посещение Внешторгбанка. Сертификаты я получать сразу не стал, оставил их на потом. Ну не в Дом творчества мне их тащить? Персонал может увидеть… не надо ставить перед людьми соблазны. Уборщица, которая получает сто двадцать рублей зарплаты (в лучшем случае), видит перед собой портфель с двадцатью тысячами сертификатов – что она сделает? Что решит для себя? Я не хочу проверять – что именно она решит и как поступит. Кто-то назовет меня циником, но я не верю в бессребреников. Они больше всего воруют.

Лидия Петровна была на месте, и в этот раз я не избежал ее объятий, пахнущих нафталином и духами «Красная Москва». Ощущение было такое, будто я попал на козлы для распилки бревен, – присунутый между двумя грудями, заключенными в бронебойный лифчик.

– Мишенька, как я рада! Давно вы у нас не были! (Ага, три дня назад! У нее память, как у собачки, которая не замечает времени, – то ли день прошел, то ли месяц.) Я все подготовила! Все-все! И уже позвонила в Дом творчества, вам выделят очень хорошую комнату – тенистую, сейчас ведь жарко! Все подготовят – и сетку от мух и комаров на окно, и проследят, чтобы вам было удобно! Вот здесь распишитесь… и здесь. И вот вам документы! Адрес вот тут написан и телефон. Завтра к обеду можете заселяться! Вы довольны, Миша?

Я понял намек и уже привычно достал из бумажника сертификат на десять рублей и положил перед Лидией Петровной:

– Спасибо! Что бы я без вас делал?

– Ох, Мишенька… вы меня так балуете! Так балуете! Не стоило, я же чисто из дружбы!

Ага… дружба дружбой, а бумажка исчезла, как под рукой фокусника. Рраз! И нету! Попробуй-ка сумей так быстро ее спрятать! И, самое главное, куда она ее дела? В бронелифчик, что ли? Впрочем, какая разница – куда? Да я и не в претензии, – Лидия Петровна, с ее связями и способностями посредника, не просто полезна – она совершенно незаменима. Ей-ей, в моем времени она бы развернулась так, как и не снилось! Стала бы миллиардершей! Хмм… хотя… в мире, где нет дефицита, где для того, чтобы найти товар или услугу, достаточно заглянуть в интернет… нет, все-таки я погорячился. Лидия Петровна на своем месте здесь, в этом времени, времени тотального дефицита и отсутствия всего мало-мальски востребованного. Разному времени – разные герои!

Из Союза писателей я ушел уже под вечер – Лидия Петровна напала на меня со всей страстью стосковавшейся по общению одинокой женщины и заставила пить чай с домашними плюшками (надо сказать – сдобными и очень вкусными), сразив меня убойным аргументом, что она обидится, если я не попью с ней чаю и не выслушаю о ее неприятностях.

Ее главной и, скорее всего, единственной неприятностью был сынок, великовозрастный недоросль, презирающий мать, но не презирающий дензнаки, которые регулярно у нее вымогал. Я уж не знаю, все ли, что зарабатывала Лидия Петровна на работе и на посреднических услугах, она отдавала этому придурку, но уверен – суммы, которые шли в карман мелкому негодяю, были очень даже приличными. У меня даже возникла мысль – сходить в гости к Лидии Петровне и поговорить с этим придурком «по-мужски», а конкретно – набить ему морду. Но я тут же отбросил эту идею как совершенно, ну абсолютно непродуктивную. Во-первых, это уголовно наказуемое деяние. И можно конкретно попасть под статью «побои».

Во-вторых, та же самая Лидия Петровна тут же даст на меня свидетельские показания и скажет, что не просила избивать любимого сына, что вообще это их семейное дело, а я чужой агрессор, который не должен был никуда вмешиваться. И получится вместо известного, успешного писателя обычный зэк, по глупости похоронивший свое счастливое настоящее и будущее. А оно мне надо?

Знаю я, как делаются эти дела, не раз слышал и читал о таком. Инициатива, она ведь наказуема… как и все добрые дела. А потому – даже если она попросит, вмешиваться не буду. Но она не попросит. Потому что ее устраивает положение вещей. А если бы не устраивало – все было бы по-другому. Просто ей надо кому-то выговориться, и сегодня она выбрала меня. Ну и пусть… от меня не убудет. Ну вот такой я, типа альтруист!

Кстати, таких баб по миру не просто пруд пруди, а целое море разливанное. Я искренне считаю, что вот это самое их долготерпение из разряда мазохизма. Иначе я ничем не могу объяснить те факты, когда женщина годами и десятилетиями проживает в, можно сказать, нечеловеческих условиях с пьющим и бьющим ее мужем. А когда по звонку соседей приезжает милиция – окровавленная, с разбитой рожей, она отказывается писать заявление на благоверного. А если пишет – на следующий день прибегает и заявление забирает.

То же самое касается и других родственников-истязателей. Что, при ее связях Лидия Петровна не могла бы найти управу на сына-тирана? Запросто. А раз терпит, то… ну, понятно.

Бригада действительно работала, хотя время было уже нерабочее. А точнее – восемь часов вечера. По дороге домой я зашел в кафе и как следует поужинал – ну, в самом деле, не готовить же в строительной пыли и грязи? Да и просто готовить ничего не хотелось. Следующий раз буду есть уже в Переделкине, в Доме творчества писателей.

– О! Хозяин пришел! – радостно встретила меня Марина. – Все в процессе, как видите! До десяти часов будем работать! Извиняйте – сами сроки поставили, так что терпите!

Я прошелся по комнате, вздохнул, глядя на закрытый газетами диван, и сообщил Марине, что следующие десять дней они будут работать без моего надзора. А когда та спросила, не боюсь ли я оставлять их в квартире – а вдруг они все из нее вынесут и убегут? – типа такая шутка юмора, – я сказал, что воровать у меня тут, кроме стройматериалов, нечего, а кроме того, я найду их и вырежу им сердца. Мне показалось или нет – но юмор у Марины сразу пошел на убыль. Рожа у меня такая, что ли… не располагающая к плоским шуткам.

Пришлось обосноваться на кухне, в кресле, где я и сидел до десяти часов, пока бригада заканчивала разрушение квартиры, собираясь завтра приняться и за кухню.

Перед уходом Марина зашла ко мне в кухню и, улыбаясь, попросила подписать мою книгу. Ну я и подписал – жалко, что ли? Когда уходила, вспомнил:

– Я позвоню, скажу свой номер в Доме творчества! Если что – звоните туда. И вот что – если кому-нибудь нужно это старье – сервант, комод, – пусть забирают. Или выкиньте к чертовой матери – когда закончите. Выгрузите только из них всякое там барахло – я потом разберусь, что нужно, а что не нужно. То же самое насчет кухни – старую плиту на помойку! И старую сантехнику тоже! В общем – хочу приехать в чистую отремонтированную квартиру без этой всей рухляди. Договорились?

– Договорились! – улыбнулась Марина, и мы распрощались. Утром бригада должна была прийти в девять часов, так что я дождусь работяг, а потом уже и поеду заниматься творчеством в предназначенный для этого дом. Кстати, надо на утро вызвать такси. Ну не на поезде же поеду в Переделкино? Не на электричке? Неудобно как-то с пишущей машинкой – тяжелая!

Заказать такси, конечно, посложнее, чем в моем времени, но вообще-то проблема вполне решаемая – Москва же, не какой-то там Урюпинск. Кстати, город-легенда Урюпинск существует на самом деле, и очень даже хороший городишко. Тихий, спокойный, уютный казацкий городок. Я бы в таком жил.

Впрочем – это на любителя. Кто-то любит шумные, брызжущие энергией города, а кто-то тихие, сонные городишки, в которых никогда ничего не случается – за исключением запоев соседа дяди Сани да весенних наводнений, время от времени заставляющих жителей поплавать на лодках. Возраст, наверное, у меня уже такой, жизнь была слишком бурная. Теперь никакого бурливого горнила – только бы забраться в свою теплую норку и сидеть там, не высовывая носа.

Впрочем – это было в прошлом. Теперь – хочешь не хочешь, а бурный поток жизни несет меня куда придется и куда выбросит, где я найду приют-пристанище – знает только Провидение. А может, и оно не знает. Может, подымет на вершины, а может, и прихлопнет тяжелым камнем – это уж как Ему захочется.

Спал я беспокойно. Всю ночь снились рожи ментов, которых завалил в «пикете». Они мне что-то кричали, что-то говорили, и проснулся я рано утром мокрый, как мышь, вымотанный, будто разгрузил вагон угля. Все-таки отвык я от войны. Отвык убивать людей. Хотя… люди ли это?

Принял душ, собрал вещи. Да и вещей-то тех было совсем немного – то, что привез с собой. Надо было прикупить барахла в «Березке», но сразу-то и не сообразил. Кстати – а что мне мешает на такси вначале в «Березку», а потом уже и в Переделкино? Заодно куплю мебель и договорюсь, чтобы мне ее доставили на квартиру – когда закончат ремонт, конечно. Точно, так и сделаю!

Бригада пришла без пятнадцати девять, чем снова меня немало удивили. Где это видано, чтобы строители были пунктуальны, как поезда метрополитена?! Это нонсенс! Строитель вечно пьян и никогда не соблюдает сроки! Это все знают!

Не удержался, сказал об этом Марине, и та долго хохотала. Потом пошла и рассказала подчиненным – те тоже начали хохотать, и вот на такой позитивной ноте началось новое утро. Вполне себе неплохое такое майское утро.

Договорился с Мариной, что она примет мебель, которую доставят после моего звонка. Марина позвонит мне, я позвоню в магазин – барахло привезут. Да, для этого времени сервис просто-таки запредельно высокого уровня, но ведь это «Березка»! И это Москва. Плати – и все будет как надо.

Как ни странно, и такси пришло вовремя – в половине десятого. Я время от времени поглядывал в окно, и когда увидел, как во двор вползает «ГАЗ-24» с таксистскими шашечками, – тут же подхватился и с чемоданчиком в руке, с машинкой в другой побежал вниз по лестнице. Я принципиально не пользовался здешним лифтом. Во-первых, надо больше двигаться, а нет лучше фитнеса, чем бег по лестничным ступеням. Во-вторых… честно сказать – боюсь я этого чертова допотопного лифта! Ну его нахрен, это сооружение времен Навуходоносора! Пусть на нем смелые люди ездят, а я пешочком похожу.

Водитель такси оказался мужчиной лет пятидесяти, старый шоферюга, видавший виды и намотавший сотни тысяч, а может, и миллионы километров на колеса своих «тачанок». Он был и не подобострастен, в ожидании хороших чаевых, но и не нагло заносчив, какими бывают ничтожные люди, желающие подняться за счет унижения окружающих, особенно тех, кто от них зависит. Просто работяга, спокойный как танк профессионал, машина которого блестела чисто вымытыми боками и салон которой пах заводской краской и одеколоном «Шипр».

– Новая? – поприветствовав водителя, спросил я, усаживаясь на переднее сиденье и бросив чемодан и машинку на заднее.

– Полгода как получил, – кивнул водитель, поворачивая ключ в замке зажигания. – Пришлось пободаться, когда новая партия пришла. Ну и…

– Пришлось денег дать, – ухмыльнулся я, зная Систему и порядки в таксопарке в частности. – Начальнику колонны, да? Пару тысяч? Или меньше?

– Тысячу, – ухмыльнулся таксист и внимательно посмотрел на меня. – В такси не работали? Больно уж хорошо наши порядки знаете. Да, у нас так – молодому рухлядь, если денег не даст. Да и если даст – новое не дадут. Нам, старикам, на чем тогда ездить? Мы костяк таксопарка, на нас он держится. А молодой – пришел, ушел, а машину раздолбал. И на чем план тогда делать? Я один из лучших водителей, двадцать лет уже в такси оттрубил, вот и…

– И заказы получше – тоже вам, – снова усмехнулся я. – Только не забыть диспетчера еще подмазать, да?

– Нет, вы точно у нас работали! – водитель удивленно поднял брови, – я определенно вас где-то видел!

– Писатель я. Информацию собираю, с людьми общаюсь – вот и знаю. Ничего особого. Писатель-фантаст.

– Оп-па! – таксист протянул руку и выудил откуда-то слева (из кармана на двери?) мою книгу!

– Так вот где я вас видел! На обложке! Я ее читал, пока вас ждал у подъезда! Правда, недолго – вы быстро вышли. Классная книга! По блату взял! Оставите автограф?

– Само собой, – вздохнул я и вкратце объяснил, куда сейчас с ним поедем. Про Переделкино он знал – путевку заранее туда выписали, с указанием пункта назначения, иначе гаишники оштрафуют (выезд за город только по путевке с указанием пункта назначения), а вот насчет «Березки» разговора не было. Впрочем, таксисту было все равно – лишние километры, а значит, лишние деньги – никогда не лишние, а ожидание тоже оплачивается, счетчик-то включен.

Таксист попался разговорчивый, что, впрочем, даже радовало. Отвлекал от нелегких мыслей. Каких? Да много – каких. Например – не аукнется ли мне расправа с ментами на станции метро. Как сложится дело с американцами. И самое главное – что там у Шелепина.

Эта мысль грызла меня каждый день, я просчитывал варианты, думал, во что все выльется – и для страны, и для меня в частности. Ну вот сместили Шелепин с Семичастным Брежнева – а что это будет для меня? Объявился я, такой весь умный и важный, и?

Скорее всего – засекретят и посадят в золотую клетку. Пиши, рассказывай о будущем – все, что знаешь. Абсолютная память у тебя? О как здорово! Просто замечательно! Вот и пиши!

Почему не можешь выйти в город погулять? Почему никуда ездить нельзя? Ну сам же должен понимать – а если попадешь в руки врагов? А если кирпич на голову упадет? Мы не можем так рисковать! Нет, ну а что тебе не нравится? У тебя все есть! Хочешь – самая вкусная, самая экзотичная еда! Хочешь – занимайся спортом! Бабу желаешь? Самые лучшие, самые красивые девушки, комсомолки и члены партии готовы разделить с тобой постель – только пожелай! Денег тебе? Сколько хочешь! Да зачем они тебе, когда мы тебе даем все, что ты спрашиваешь?! Только вот выходить за территорию базы нельзя. Загорай, купайся в море – но за буйки не заплывай. Живи в свое удовольствие!

Реальный сценарий? Да более чем реальный. Такой реальный, что аж мороз по коже. И теперь нужно крепко подумать – как его избежать.

Кстати, возможен и такой вариант, что, когда я перестану быть нужен власти, меня просто уберут. Это сделать очень просто – сыпануть какого-нибудь экзотического безвкусного яда в пирожок, и отправлюсь я в иной мир. Нет, не в параллельный. Не спасать СССР.

Что, такого не может быть? Я ведь оказал стране и тому же Шелепину огромную услугу? И что? Ну – оказал, как лояльный стране гражданин. Только вот обстоятельства таковы, что возникла необходимость меня похоронить. Прости и прощай!

Невозможен такой сценарий? Да щас прям! Спецслужбы – они на то и спецслужбы, чтобы творить любые гадости во славу родного государства. А вернее – тех, кто во главе его стоит. Спецслужба – она ведь не сама по себе, если только ее глава не собирается совершить государственный переворот. Спецслужба – инструмент власти. Один из рычагов, которыми власть управляет страной. Или даже миром.

Вывод: мне нельзя выходить на свет ни в коем случае. Общаться через какие-то каналы связи – это пожалуйста. Слать им отчеты – запросто. Но вот объявляться, бить себя в грудь: «Я Шаман! Любите меня, холите, лелейте!» – это было бы верхом глупости. Значит, буду скрываться сколько смогу. До тех пор, пока не найдут. А там видно будет.

В «Березке» я задержался на час. Выбрал мебель, выбрал аудиотехнику, выбрал стенку и книжные полки. В общем – выбрал все, что мне было нужно в отремонтированную квартиру. Много-то в нее все равно не влезет, так что выбор особо не затянулся. Основное время заняли переговоры о том, как доставить покупки, а еще – подписывание моих книг директорше и завотделением. Но это уже было как ритуал – куда деваться? Если ты стал известной личностью – терпи! Нечего строить рожи, как мелкие звездочки и звездульки из 2018 года! Типа – «Я такой утомленный славой! Ах, оставьте!» Глупо врать самому себе, что слава тебе неприятна, но на самом деле – это немного утомляет. Если тебя узнают, пусть и случайно – и таксист, и продавщица в магазине, и бригадир бригады строителей, – эдак и не скроешься от народного глаза. А иногда, по крайней мере мне, очень нужно остаться неузнанным…

Заплатил за мебель, заранее заплатил грузчикам, за перевозку, заплатил даже за сборку мебели – тем же грузчикам и удовлетворенный уселся в ожидавшее меня такси. Водитель ничуть не был раздосадован моим долгим отсутствием – все это время он читал мою книжку и, когда я уселся, начал мне втирать, что можно было бы в сюжете добавить то и добавить это. Нет – ну так-то, конечно, очень здорово, интересно, но ТАК было бы еще интереснее, точно!

Мне стало смешно. Нигде не укрыться от желающих улучшить, поправить твою книгу. Ну вот все отлично, но если бы писал этот человек, то книга вообще бы стала гениальной! Без всякого сомнения!

Так и подмывает всегда спросить: а какого черта тогда ты сам не написал эту книгу? Впрочем, этих людей такими подлыми вопросами не смутишь. У них есть один козырный, непробиваемый ответ: времени нет! Но вот как найду время, напишу ничуть не хуже!

Здесь был немного другой случай – это в 2018 году каждый второй читатель считает, что уж он-то написал бы лучше бездаря-графомана, книгу которого он только что прочитал. Здесь же все еще испытывают величайшее уважение к писательскому ремеслу, а самих писателей считают настоящими небожителями. И это, черт возьми, очень приятно! Себе-то я уж точно не совру – давно отучился это делать.

Дорога в Переделкино оказалась приятной и совсем не напряжной. Полноценной жары еще не было, теплый ветерок доносил запахи мокрой земли, свежей листвы, цветов – в общем, всего того, что приличествует порядочной весне. И пробок – ноль! Да, да – никаких пробок! Просто едешь, выставив локоть в окно, и наслаждаешься весной!

Фантастика, я понимаю… разве может быть город без пробок? А для Москвы так это нормальное состояние, когда ее улицы наглухо закупорены машинами со злыми и потными москвичами за рулем. И не только москвичами – но злыми и потными. Злые – это потому, что для москвича (и нью-москвича особенно) нормально быть злым (понаехали!), а потные потому, что у многих москвичей – не знаю почему – не принято включать кондиционеры в автомобиле. Они считают, что все болезни от этого страшного агрегата, он рассадник чумы, проказы и туберкулеза. А вот если в жару, когда плавится асфальт, раскрыть в машине все окна и дышать автомобильной гарью – это все нормально, в порядке вещей. Ну такой своеобразный извращенный ЗОЖ. «Сдвиг по фазе».

Дом творчества был прекрасен в своем неоклассицизме. Построенный еще при «дяде Джо», то есть Иосифе Виссарионовиче, он восхищал своей варварской роскошью, достойной классиков литературы. И не классиков, злостных фантастов – тоже. Белые колонны подпирали двускатную крышу, украшенную лепниной, и, казалось, дом приподнялся на эти самые руки-колонны и нависает над тобой, грозно спрашивая: «А ты что написал для блага советского государства?!»

Нет, ну так-то я написал и отправил, только Дому об этом рассказывать не буду. Пусть думает, что я просто писатель-фантаст, опередивший это время своими сказками для взрослых.

Кстати, до сих пор не понимаю – почему никто так и не осознал, что взрослые не меньше детей нуждаются в сказках? А может, даже и больше нуждаются в сказках, чем дети! Уйти от серой обыденности, раствориться в красочных фантазиях – разве это было бы плохо? Люди устали от всяких там «Танкеров «Дербент» и «Оптимистической трагедии»! Хватит трагедий! Хватит борьбы! Дайте людям сказку! Дайте им наконец-то пожить! Они это заслужили, точно!

Расплатился с таксистом и добавил ему еще десятку сверху. Он был очень доволен, искренне благодарил и напоследок сказал, что расскажет обо мне, о том, как возил знаменитого писателя всем знакомым, и особенно в таксопарке. Парни просто обзавидуются!

Не знаю, чему тут завидовать, но пусть, если хочется. Не возбраняется. У всех свои заморочки.

Подхватив вещи, двинулся к входу в Дом творчества, сопровождаемый взглядами гуляющих по аллее людей. Их было немного – взрослые мужики моего возраста и старше, дамы – тоже этих возрастов. Совсем молодых не было, это и понятно, – чтобы пробиться в Союз писателей, надо написать что-то такое, что издадут, да и не одну книгу, а потом пройти рогатки при вступлении в СП. И только после этого, побыв в Союзе некоторое время (годик, два), можно претендовать на место в Доме творчества. И то – вначале написать заявление и дожидаться, когда тебе предоставят место. И не факт, что это будет весной или летом. Весна и лето зарезервированы для Особо Важных Персон. ВИП то есть. Ну таких, как я, ага.

Хе-хе-хе… вот что деньги животворящие делают! Ну и связи – само собой. Без связей в этом мире, в этой стране, в этом времени – деньги просто пустые бумажки. Их и потратить-то не сможешь.

Впрочем, в этом времени вместе с официально заработанными деньгами сразу прилагаются и все социальные блага – путевки, квартиры и все такое прочее. Вот если ты тайный цеховик и у тебя куча денег – тогда да, черта с два ты купишь «Волгу» по госцене и кооперативную квартиру. И дом – если начнешь строить, к тебе могут прийти товарищи из ОБХСС и строго спросить: «Откуда деньги?! Ну-ка, расскажите-ка нам, как заработали капиталы!» Вспомнить только Корейко, который не мог угостить девушку мороженым, имея в чемодане несколько миллионов рублей.

И с тех пор ничего не изменилось. Я, кстати, застал то время, когда людям запрещали строить двухэтажные дачи. Расскажи молодым, что такое могло быть, – ведь не поверят. Но так оно и было – нельзя!

Машину милиционер мог купить только по разрешению начальника УВД! Опять же – ведь не поверят!

Было, было такое время. Тогда ведь как исхитрялись: строят дачу двухэтажную, но живут только на втором этаже. А первый этаж – это типа хозблок, гараж и бендешка для инструмента. Знал одного майора, замполита роты Облгаи, он именно так и сделал. Ну а потом, когда наступила перестройка, все изменилось, уже никто не спрашивал, откуда у тебя взялись деньги, на какие шиши ты построил свой особняк, и возле РОВД и ГУВД тут же выстроились ряды блестящих дорогих иномарок, на каждую из которых менту надо было служить лет пять, а то и десять, при этом ни гроша из зарплаты не тратя ни на еду, ни на одежду.

Хорошо ли это? Наверное, нет. Были, конечно, перегибы – с тем же вторым этажом и разрешением на приобретение машины, но с другой стороны – полная бесконтрольность, она кому нужна? Если только преступникам и оборотням в погонах. Если ты служишь на госслужбе – будь готов показать свои доходы и, самое главное, – расходы. Ведь в нашем государстве расходы человека частенько в десятки, а то и в сотни, тысячи раз превышают полученные за то же время доходы. Воруют, да. Много воруют!

Обогнув похожий на половинку колеса заборчик с колоннами, поднимаюсь по ступеням на крыльцо, выложенное плиткой. В одной руке чемодан, в другой – печатная машинка, которую перед этим купил в «Березке». Электрическая печатная машинка, портативная и очень удобная. Она сразу увеличила скорость моего письма раза в два, не меньше.

– Товарищ, вы к кому? – это женщина за стойкой на ресепшене (правда, такого названия еще и не знают – ресепшен).

– Я заселяться, с путевкой, – уведомил я строгую вахтершу, – к кому мне обратиться?

– Пройдите на второй этаж, к дежурной – она все устроит. Как подниметесь – сразу направо, там уже увидите!

Красиво. Ей-ей – красиво! Толстые ковровые дорожки гасят шаги – ничто не должно мешать творчеству авторов! Тишина! Высокие потолки – гиганты мысли не должны ударяться вместилищем разума о потолочные перекрытия! Вдруг повредится источник идеологически выдержанных текстов?!

На стенах – портреты. Читаю… лауреат Сталинской премии… лауреат Государственной премии… Герой Социалистического Труда… герой… герой… лауреат… лауреат… и тут я, с посконным рылом в калашный ряд!

Кто все эти люди?! Всматриваюсь в лица и никого не могу узнать. И фамилии не знаю. Хотя… вон тот – вроде как поэт, но стихов его не помню. Да, поэт – так написано.

Эта женщина с невыговариваемым именем – то ли туркменская, то ли таджикская писательница. Тоже лауреатка чего-то там. Чего-то поскромнее, чем Госпремия.

А это кто? Нет, не знаю… не знаю… не знаю… А, ладно – какого черта я забиваю себе голову?! Ну на кой хрен мне эти забытые, никому не нужные бумагомараки?! А ведь премии получали, на заседаниях заседали! И кому теперь нужны их опусы? Кто их помнит после смерти? Впрочем – они сейчас-то ведь живы, по крайней мере – большинство из них. И если я не читал их книг, не знал об их существовании, ведь это совсем ничего не значит. В свое время – их знают. Ценят.

Да и по большому счету – а кто будет помнить меня? Мои книги? А если и будут помнить – то как именно? С улыбкой и ехидным смешком, как устаревшие книги времен «совка»? Вот, к примеру, у Стругацких есть «Страна багровых туч». Популярная в это время книжка! Очень популярная! А в мое время? В моем мире? Да кто ее будет читать? Если бы кто-то написал эту книгу в 2018 году, он бы никогда и нигде ее не смог издать! Почему? Потому что все, что написано в книге, – безнадежно устарело. Потому что уровень писательского мастерства в этой книге на уровне очень средненького писателя 2018 года. Потому что сюжет просто неинтересен, слаб и не выдерживает малейшей критики.

Загрузка...