Перемирие с австро-германцами в Бресте 15 декабря 1917 г. Украина. Дон. Генерал Алексеев на Дону. Прибытие на Дон быховских узников. Зарождение Добровольческой армии. «Паритетное» донское правительство. Кубань, Терек, Закавказье, Урал. Начало мирных переговоров в Бресте 22 декабря 1917 г. Наступление советских армий и вооруженная борьба на Дону и Украине. Сепаратный мир Центральных держав с Украиной и вступление большевиков в Киев 9 февраля 1918 г. Перерыв мирных переговоров в Бресте и отъезд Троцкого. Разрыв большевиков с Румынией, перемирие с ней и ультиматум большевиков Румынии 16 февраля 1918 г. Разгром польского корпуса. Советская власть в Финляндии. Самоубийство генерала Каледина 11 февраля 1918 г. Уход Добровольческой армии в задонские степи 20–21 февраля 1918 г. Захват большевиками Новочеркасска 25 февраля 1918 г. Роль донского казачества в начале Гражданской войны.
7 ноября 1917 г. большевики почти без сопротивления захватили власть в Петрограде. Попытка наступления войск генерала Краснова (будущего донского атамана) от Гатчины на Петербург окончилась 14 ноября неудачей и его арестом. Неделю спустя, к 15 ноября, большевикам удалось сломить сопротивление войск (главным образом юнкеров), поддерживавших Временное правительство, и в Москве.
Первой заботой новой власти вместе с декретом об отмене собственности и дележе частновладельческой земли[10] было стремление закончить войну. На следующий же день по захвате власти в Петрограде появился декрет «О мире». Временно и. д. Верховного главнокомандующего (после бегства Керенского) генералу Духонину 20 ноября большевиками был отдан приказ начать переговоры с австро-германцами. Отказ Духонина вызвал его смещение и назначение 22 ноября на его место большевика Крыленко.
26 ноября сменивший на посту Верховного главнокомандующего присяжного поверенного Керенского прапорщик Крыленко обратился по радио с предложением перемирия.
Получив его, генерал Людендорф запросил по телефону фактического главнокомандующего на русском фронте – начальника штаба принца Леопольда Баварского генерала Гофмана: «Можно ли разговаривать с этими людьми?» На что Гофман ответил: «Да, можно. Вашему Превосходительству нужны войска, и это первый их эшелон»[11].
2 декабря советская делегация, возглавленная Иоффе, Каменевым и Сокольниковым (бывший советский полпред в Лондоне), при секретаре (нынешнем заместителе народного комиссара по иностранным делам) Карахане и ряде военных экспертов перешла через линию германских окопов у Двинска и направилась в штаб германского Восточного фронта в Брест-Литовск. Руководство переговорами было возложено на генерала Гофмана. Любопытно, что в этот начальный период переговоров большевики, прекращая войну на русском фронте, в то же время еще настаивали на обязательстве немцев не перебрасывать во время переговоров новых сил на французский фронт, на что генерал Гофман охотно согласился, так как общая переброска была уже начата до начала переговоров и он мог обещать им не перебрасывать «новых» дивизий во время перемирия[12]. После довольно длительных переговоров Иоффе уехал в Петроград за полномочиями, и по его возвращении, 15 декабря, было подписано перемирие на срок с 17 декабря по 14 января (1918) с автоматическим его возобновлением в случае непредупреждения о его окончании одной из сторон за неделю до истечения срока.
Каково было впечатление немцев от этой делегации, можно судить из воспоминаний того же генерала Гофмана: «Так как делегация обедала вместе с нами в офицерском собрании, нам удалось ближе познакомиться с отдельными ее членами. Естественно, что при размещении за столом обладавшие правом решающего голоса члены делегации (т. е. Иоффе, Каменев, Сокольников, Карахан, некая Бызенко, крестьянин, солдат и рабочий) были посажены выше, чем военные эксперты – адмиралы и офицеры. Я никогда не забуду первого обеда с советской делегацией. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым. Против меня сидел рабочий, которого явно смущали многочисленные предметы столового прибора. Он пытался пользоваться ими всеми, но только вилку он применял исключительно для чистки зубов. Наискосок, рядом с принцем Гогенлоэ, сидела г-жа Бызенко, а с другой его стороны – крестьянин. Этот последний был типичным русским мужиком с длинными седыми лохмами и напоминавшей дремучий лес огромной бородой. Подававший к столу вестовой не смог удержаться от улыбки, когда на его вопрос, предпочитает ли он красное или белое вино, крестьянин осведомился – которое из них крепче, так как на более крепком он и решил остановить свой выбор»[13].
По заключении перемирия, кстати, официально непризнанного на Юго-Западном, Румынском и Кавказском фронтах, на 22 декабря было намечено начало мирных переговоров в Бресте.
Однако ни Украина, ни казачьи области, ни Закавказье не признавали власти большевиков. Довольно медленно распространялась она и в Сибири, и то лишь вдоль железнодорожной магистрали. По существу дела, прочно в Сибири советская власть утвердилась лишь четыре месяца спустя после октябрьского переворота, когда 26 февраля 1918 г. на II съезде Советов был избран Сибирский Совет народных комиссаров и Сибирский Центральный исполнительный комитет.
Родная России по крови и вере Малороссия, или Украина, с колыбелью Русского государства – Киевом историческими судьбами была в течение столетий оторвана от Московской Руси. Левобережная Украина с Киевом, т. е. области по восточному берегу Днепра, воссоединилась с Россией лишь в середине XVII в. (по Переяславскому договору 1654 г.), но Правобережная Украина, т. е. Киевщина, кроме самого Киева, Волынь и Подолия, равно как и побережье Черного моря («Новороссия»), влились в состав Российской империи лишь в самом конце XVIII в. при императрице Екатерине II.
Революция 1917 г. сразу пробудила центробежные стремления, главным образом среди украинской интеллигенции и полуинтеллигенции.
Еще при Временном правительстве, в апреле 1917 г., на Украинском национальном конгрессе была выдвинута идея национально-культурной автономии[14], а 23 июня 1-м Универсалом были Украинской Центральной радой провозглашена эта автономия и создано украинское правительство в виде «генерального секретариата» в составе главным образом украинских социал-демократов (Винниченко, Ефремова, Петлюры и др.). Провозглашая автономию Украины, она, однако, определенно не стремилась рвать с Россией[15]. 16 июля 2-м Универсалом и одновременной декларацией общероссийского Временного правительства взаимоотношения с Украиной были урегулированы на основании некоторого компромисса, причем за Временным правительством было признано право ут верждения генерального секретариата. Впрочем, это по следнее право, по анализу профессора барона Нольде, было лишь внешней фикцией (rudum jus)[16].
Ни объем прав, ни компетенция генерального секретариата этим компромиссом даже приблизительно установлены не были. Весьма существенным пробелом в договоре рады с Временным правительством было и полное отсутствие указаний на территориальные границы Украины.
Октябрьский переворот Украиной признан не был, и 3-м Универсалом Центральной рады (20 ноября 1917 г.) была провозглашена Украинская Народная Республика.
3-й Универсал, провозглашая Украину народной республикой, все же не порывал единства с Россией, сохраняя с ней федеративную связь. Провозглашение республики объяснялось лишь отсутствием центральной российской власти, и первой задачей ставилась помощь всей России для создания общероссийской федерации[17].
Границы территории Украины и 3-м Универсалом определялись крайне неопределенно. В частности, было оговорено, что Крым не входит в состав Украины. Решение вопроса о тех уездах Холмской, Воронежской и Курской губерний, где большинство населения составляли украинцы, также предоставлялось будущему.
Наконец, 3-й Универсал очень радикально решал земельный вопрос, уничтожив право собственности на землю всего «нетрудового элемента».
Собственной вооруженной силой новая республика, конечно, не располагала, так как все попытки формирования украинских частей сводились лишь к созданию вооруженных ватаг, боевая ценность которых была близка к нулю. Зато на территории Украины стояли войска наиболее многочисленного и наилучше оборудованного из-за наступления 1917 г. нашего Юго-Западного и отчасти Румынского фронтов. Поэтому уже в декабре представитель союзников, французский генерал Табуи, признал Украинскую Республику!
«Вчера, – писал генерал Табуи 18 декабря 1917 г. украинскому генеральному секретариату, – я получил приказание предложить Вам возможно скорее уточнить для передачи во французское посольство программу действий, которую могло бы проводить в жизнь украинское правительство в целях финансовой и технической ее поддержки Францией»[18].
С 19 декабря Табуи считал, что Франция вступила в официальные сношения с Украиной[19], а с 3 января 1918 г. генерал Табуи был назначен комиссаром правительства Французской Республики при правительстве Украинской Республики[20].
Признал Украину и английский представитель г-н Пиктон Бэджи (Picton Bagee).
Несомненно, что выступление генерала Табуи находилось в связи с заключенной в Париже 23 декабря 1918 г. англо-французской конвенцией, легшей в основу разграничения сфер влияния в России. Конвенция была подписана с французской стороны Клемансо, Пишоном и Фошем, а с английской – лордом Мильнером и лордом Робертом Сесилем. Конвенция предусматривала действия французов «к северу от Черного моря против австро-германцев и враждебных союзникам русских (т. е. большевиков)»[21]. 3-й пункт конвенции ограничивал этот район Бессарабией, Украиной и Крымом. Англичанам поручались действия против турок, «к востоку от Черного моря – на казачьих территориях, Кавказе, в Армении, Грузии и Курдистане».
Генерал Табуи поэтому стремился поддержать попытки проведения украинизации Юго-Западного и русских войск Румынского фронта, полагая, что хотя бы этим путем удастся восстановить хоть обломки русского фронта. Эта точка зрения союзников при всей ее наивности, если учесть фронтовые настроения нашей солдатской массы осенью 1917 г., становится все же понятной, если вспомнить, что поток германских дивизий с русского фронта во Францию с октябрьского переворота до 1 мая 1918 г., когда эта переброска была закончена, равнялся 47 дивизиям, не считая тех 7, которые были уже переброшены за сентябрь и октябрь 1917 г. Усиление германского фронта во Франции на 54 дивизии, т. е. больше чем на 1/3 (всего к сентябрю 1917 г. у немцев на французском фронте было 142 дивизии), конечно, представлялось союзникам ката строфой, и ради прекращения этого потока они были готовы, да и должны были хвататься хотя бы как утопающий за соломинку.
Не меньший интерес своими естественными богатствами (особенно хлебом, скотом и конским составом) и возможностями ее противопоставления несговорчивым большевикам, наивно стремившимся связать мир с мировой революцией, Украина вызывала и у наших противников. Помощь союзников, связь с которыми была возможна лишь через Мурманск, Архангельск или Владивосток, после октябрьского переворота становилась для Украины совершенно иллюзорной. Признание Украины союзниками не могло ей дать ни войск, ни даже материальной поддержки. С другой стороны, тут же рядом стояли в зените своего могущества австро-германцы, склонные по многим причинам, из которых далеко не последней была идея расчленения и ослабления России, помочь осуществить Украине свою независимость. У других ворот, с севера, уже стучались большевики. Нужно было выбирать, и украинское правительство сделало свой выбор. Оно вы брало немцев.
Из не признавших октябрьского переворота казачьих областей на первом месте по своему удельному весу стоял Дон. Для правильного понимания роли Дона в начале Гражданской войны нельзя не остановиться хотя бы вкратце на его истории.
Зародившееся в низовьях Дона в середине XVI в., Донское Войско в начале своей истории было, в сущности говоря, совершенно независимым государственным образованием, связь которого с Москвой выражалась главным образом в пополнении его состава бежавшими из Москвы на Дон людьми[22].
В XVI в., пишет известный историк профессор Платонов, «казаки выходили на Поле (т. е. на территорию южнее Калужских, Тульских и Рязанских «мест») из Московского государства и литовско-польских окраин. В различных местах Поля появились казачьи городки, и один из них – Раздоры на Дону (у слияния Дона с Донцом) становится как бы центром для бродящих по Полю казачьих станиц, т. е. организованных казачьих отрядов. Во главе станиц стоят атаманы, они собирают вокруг себя сотни и даже тысячи казаков и с ними проникают с Дона на Волгу, Каспий и Яик (р. Урал). Они ведут постоянную борьбу с татарами, грабят всех, кого застанут на полевых дорогах между Москвой, Днепром и Черноморьем, но они же охотно нанимаются и на государеву службу, составляя особые отряды в московских войсках и поступая на службу к частным лицам. Не вошедшее в черту государства Поле стало, однако, русским и гостеприимно принимало в свои леса и на берега своих «польских» рек беглецов из государственного центра. Постепенно Московское государство стало осваивать Поле постройкой городов, занимаемых гарнизонами, обращая его как бы в пограничный военный округ. Но казачьи станицы по низовьям Дона и во вторую половину XVI в. продолжали оставаться вне всякого влияния московской власти. Приняв самое деятельное участие в Великой Смуте начала XVII в., донское казачество, несомненно, сыграло решающую роль в возведении на престол первого из Романовых царя Михаила Федоровича. Профессор Платонов определенно отмечает: «В русской письменности сохранился некоторый намек на то, что собор (1613) не сам пришел к мысли об избрании Михаила, а был к ней приведен посторонними давлениями, вмешательством со стороны. Есть рассказ, например, о том, что права Михаила на трон объяснил собору пришедший на его заседание какой-то «Славного Дону атаман»… есть и другой рассказ, что к троицкому монаху Аврааму Палицыну на монастырское подворье в Москве приходили вместе с дворянами и казаки с просьбой доложить собору их мысль об избрании Михаила. Эти не вполне определенные сообщения содержат в себе намеки, достаточно деликатные, на казачье влияние в Москве, на то, что первая мысль о Михаиле принадлежала именно казакам. Не намек, а прямые утверждения, и притом неделикатные, о том же самом исходили от поляков. В официальных объяснениях польских дипломатов с московскими в первое время по выборе Михаила москвичам приходилось выслушивать «непригожие речи». Лев Сапега грубо высказал Филарету (отцу царя Михаила Федоровича) при московском после, что «посадили сына его на московское государство одни казаки донцы»[23].
Несомненно, что внешняя роль донского казачества при избрании царем Михаила Федоровича не вполне точно отражала внутренний смысл событий[24], но также несомненно, что донское казачество этим актом впервые поднялось со ступени бродивших по Полю станиц на ступень составной части государства Российского.
После избрания царем Михаила Федоровича казаки основались на Дону в виде своеобразного сообщества с выборной властью (старшиной) во главе. Правда, что на Дон продолжали течь беглецы и собою «полнили реку», но с воцарением Романовых Дон уже перестал быть независимой вольницей и становится в некоторые вассальные отношения к Москве.
Вся история Дона в XVII и XVIII столетиях представляет собою борьбу старой идеи «беспардонной» казачьей вольницы с новым положением Донского Войска как составной части государства Российского. Подавление Москвой бунта донского казака Степана Разина в 1671 г. приводит к потере Доном права политического убежища беглых из Московского государства, и вассальные отношения Дона к Москве заменяются лишь автономией Дона. Присяга 1671 г. войскового круга вводила Дон и юридически в состав государства Российского. В 1705 г. Дон теряет и право убежища для беглых рабов, военнослужащих и т. п. Второй бунт, донского атамана Кондратия Булавина (1708), подавленный Петром Великим, быстро приводит к потере Доном и этой государственной автономии и замене ее лишь автономией областной. Выборный атаман заменяется атаманом наказным (1723), т. е. назначенным центральной властью, а Дон становится с 1721 г. лишь «Донской провинцией», подведомственной Военной коллегии. Третий бунт, донского же казака Емельяна Пугачева (1773–1775), лишает Дон и этой областной автономии, и на Дону вводится войсковое гражданское правительство, а в 1791 г. на Дону проводится и закрепощение крестьян. В 1848 г. войсковым атаманом назначается впервые даже не донец (генерал Хомутов), и эта традиция поддерживается до самой революции 1917 г.
Однако исторически создавшийся своеобразный уклад особой казачьей жизни с земельными привелегиями для казаков и особыми, несравненно более тяжелыми по сравнению с остальным населением империи, условиями воинской повинности остаются в силе. Наряду с казачьим населением, доходившим к началу нашей Гражданской войны до двух, например, миллионов донских казаков, в пределах области Донского Войска проживало, однако, еще свыше двух миллионов неказаков, так называемых «иногородних». В подавляющем большинстве это было пришлое в конце XVIII и особенно в течение XIX в. из центральных областей России малороссийское крестьянство и отчасти осевшее, главным образом на юге области, пришлое же городское и рабочее население. В 1915 г. иногородние составляли более половины населения области (56 %). Стремления иногородних, жаждущих приступить к дележу и частновладельческих, и казачьих земель, совершенно точно отражали общие стремления всего русского крестьянства в эту эпоху. Их чаяния и надежды были чаяниями всего русского крестьянства в конце 1917 г., и большевистский лозунг «черного передела» делал иногороднее население естественным союзником большевиков, тем более что словечко эсера Чернова о том, что «казакам придется потесниться на их землях», облекало эти чаяния в совершенно реальную для них форму.
Особенно сильным было преобладание иногороднего населения в юго-западной части области, главным образом в присоединенных к Дону лишь в 80-х гг. прошлого столетия городах Ростов с Нахичеванью и Таганрог и входившем в состав Таганрогского округа Донецком каменноугольном районе.
Революция 1917 г. сразу пробудила стремление к восстановлению самостоятельности Дона.
Уже в апреле 1917 г. в донской столице – Новочеркасске собрался первый Донской казачий съезд, который единогласно признал необходимым «восстановить седую старину – войсковой круг и выборного войскового атамана»[25]. В первой половине июня собрался войсковой круг и уже 1 июля 1917 г. избранный войсковым атаманом донской казак – генерал от кавалерии Алексей Максимович Каледин[26] во главе нескольких сот членов войскового круга, осененный старинными бунчуками, после двухсотлетнего перерыва шествовал, имея в руках древний атаманский пернач, в войсковой собор в Новочеркасске. В связи с выступлением Верховного главнокомандующего генерала Корнилова в сентябре 1917 г., Временное правительство объявило донского атамана его соучастником и «изменником родине», отдало его под суд и прислало приказ генералу Каледину явиться в Могилев для дачи показаний Чрезвычайной следственной комиссии.
Генерал Каледин гласно перед всей Россией заявил, что хотя он никакого участия в выступлении генерала Корнилова не принимал и о нем не знал, но если бы знал, то поддержал бы Корнилова всемерно, и готов нести полную ответственность как идейный его соучастник.
Войсковой круг, однако, стал на сторону своего выборного атамана и, заявив, что «с Дона выдачи нет», сам «судил» Каледина и, восстановив его в правах, «приказал ему вновь вступить в исполнение атаманских обязанностей».
Когда Временное правительство было свергнуто большевиками (октябрьский переворот), генерал Каледин занял совершенно определенную позицию непризнания и борьбы с захватчиками власти. Атаман и донское правительство (чисто казачье) 21 ноября 1917 г. приняли на себя всю полноту государственной власти в пределах Донской области. Донское Войско, «пока не образуется в России всенародная признанная законная общероссийская власть»[27], стновится независимым государственным образованием.
Этим начинается новая эпоха в жизни Донского Войска.
Симпатии численно преобладавшего иногороднего населения к большевикам и изменившееся положение Дона, ставшего самостоятельным государственным новообразованием, выдвигают идею так называемого «паритета», т. е. привлечения к правлению землей Донского Войска и иногородних на равных началах с казачьим населением. Созванный 15 декабря 1917 г. Большой войсковой круг (так называемый третьего созыва) принял идею паритета и, переизбрав генерала Каледина войсковым атаманом, постановил:
«1. Принять войсковому правительству всю полноту власти до создания законной всероссийской власти.
2. Предоставить половину мест в правительстве (8 мест) представителям от неказачьей части населения.
3. Назначить на 11 января 1918 г. новый съезд войскового круга и съезд неказачьего населения как съезд Краевого учредительного собрания»[28].
Таким образом, идея казачьего противосоветского фронта, чем по существу дела было донское правительство до принятия паритета, была заменена идеей независимого демократического государства, половина населения которого, получившая теперь равное участие во власти, была настроена по отношению к большевизму далеко не непримиримо. Ища союзников в борьбе с большевизмом, донское казачество в изменившейся политической обстановке решило опереться как раз на те слои, которые именно этой поддержки ему дать не могли. Оригинально, что октябрьский переворот, выдвинув идею независимости Дона, как-то затемнил в представлении его правителей истинные интересы казачества. Сам Каледин высказался на войсковом круге: «Управлять областью, опираясь только на одну часть населения, невозможно. К местным делам необходимо привлечь все население области»[29]. Войсковой же круг пошел еще дальше, полагая, «что на Дону власть конструировалась по принципу, провозглашенному большевиками, – самоопределения народностей, что войсковой круг – демократическое учреждение, что неказачье население привлекается к власти совместно с казаками на равных началах», и решил послать делегацию для переговоров в 17-й стрелковый полк (карательный отряд большевиков на пограничной станции Чертково) и даже «к Ленину в Петроград вместе с представителями карательного отряда для выяснения дела и для возвращения на место (?) 17-го стрелкового полка»[30]. И это в то время, когда большевики уже разгромили (29 ноября) и арестовали заседавший в Петрограде Совет Союза казачьих войск за его протест против посылки на Дон карательного отряда, а ни одно казачье войско не признало Советов. Всего этого круг не знал…
То же стремление отмежеваться от большевиков, которое введением паритета ослабляло способность сопротивления Дона советской власти, привело и к другому совершенно нежизненному объединению по чисто территориальному признаку земель юго-востока России. Еще до октябрьского переворота – 2 ноября – был подписан договор об образовании Юго-Восточного союза представителями войск Донского, Кубанского, Терского и Астраханского и горцами Кавказа, а 27 ноября новое, совершенно фиктивное объединенное правительство этого союза «открыло свои действия» на Кубани в Екатеринодаре.
Между тем реальная обстановка на Дону определенно первой задачей выдвигала не строительство Донского государства, а вооруженную борьбу с большевизмом. Возвращавшиеся на Дон казачьи полки, в значительной степени распропагандированные на фронте, однако, воевать не хотели.
15 ноября, день спустя после утверждения советской власти в Москве, на Дон прибыл генерал Алексеев[31]. Он сразу же приступил к организации общероссийской вооруженной силы, сперва называвшейся Алексеевской организацией, а впоследствии ставшей Добровольческой армией.
29 ноября в Макеевке (в Таганрогском округе, центр угольной промышленности) была провозглашена Дон ская социалистическая республика, а 3 декабря 272-й пехотный запасный полк, вынесший резолюцию о непризнании власти донского правительства, был генералом Калединым разоружен при содействии офицеров Алексеевской организации. Однако в ночь на 9 декабря в Ростове была провозглашена советская власть при помощи прибывших в Ростов матросов Черноморского флота.
Генерал Каледин вначале на предположение генерала Алексеева «воспользоваться юго-востоком России, и в частности Доном, как богатой и обеспеченной собственными вооруженными силами базой для того, чтобы собрать там оставшиеся стойкими элементы – офицеров, юнкеров, ударников, быть может, старых солдат и организовать из них армию, необходимую для водворения порядка в России», хотя и согласился дать приют русскому офицерству, но просил «не задерживаться в Новочеркасске более недели и перенести свою деятельность за пределы области – в Ставрополь или Камышин»[32]. Обстановка, сложившаяся в ночь на 9 декабря в связи с восстанием в Ростове, однако, изменила его первоначальную точку зрения, и, придя к генералу Алексееву, он сказал: «Михаил Васильевич. Я пришел к вам за помощью. Будем как братья помогать друг другу. Всякие недоразумения между нами кончены. Будем спасать, что еще возможно спасти».