И как тут быть, не знаю. Вспоминаю об этом, когда очередной «родной и близкий» удивляет своей «поддержкой». И как реагировать, если с этим человеком связывают родственные узы, тоже не знаю. Только и остаётся, чёрный юмор – наше все. Без улыбки на такое реагировать ещё труднее. То ли это глупость, то ли бестактность, может страх или не способность понять и сопереживать?.. А скорей всего, всего понемногу.

Так что, представлю топ-10 самых бестактных, глупых, а порой откровенно дебильных «слов поддержки» от «родных и близких» и вообще ни разу не таких:)


10 место. Тетя Оля из Пскова.

Моя двоюродная тетя из Пскова, услышав от меня о случившемся, стала «вслух» говорить свои мысли, сомнения и страхи:

– Ох-о-хо… Что же теперь делать то… да…. Ну, можно, конечно, ещё родить… а, хотя… уже и возраст не тот…


9 место. Катя.

На следующий день после смерти Сони, наш друг Димка отвёз нас в санаторий «Дюны», чтобы мы немного пришли в себя, сменили обстановку и побывали на природе. Через пару дней Димка и его жена Катя приехали проведать нас там.

Саше нужно было выйти поговорить с Димкой. А меня оставили с Катей.

Когда они вернулись, Саша сказал, что испугался, увидев меня: он рассказал, что я сидела с пустыми глазами, полными слез, глядя в одну точку. Катя ничего этого не замечала (или не хотела замечать), и продолжала вещать про то, что ее любимые магазины закрываются в связи с военными действиями на Украине. Она сетовала на то, что теперь ей негде будет покупать хорошую рыбу, ведь только от рыбы из Призмы «меня не поносит и я не сижу на унитазе часами» (это, если что, цитата!), о том, что теперь не купить хороших пакетов с прошитыми ручками. И как теперь жить без рапсового масла, которое продаётся только в финских магазинах. Из этого совершенно особенного масла Катя делает шикарный домашний майонез. И закатывает всегда несколько баночек – себе и обязательно своей дочке!

«…Своей дочке… да, у Кати же есть дочка… дочка… Моя доченька, я тебя больше никогда не увижу…» – вот что было у меня в голове, когда Саша с Димкой вернулись. Мне тогда показалось что эта пытка длилось вечность… хотя Саша сказал, что они вышли буквально на 10-15 минут.

С тех пор я боюсь оставаться наедине с Катей.


8 место. Администратор частной музыкальной школы.

Когда мы вернулись из санатория, дня через 4, Саша решил ходить на частные уроки игры на гитаре. Нам нравился преподаватель гитары, к которому ходила заниматься Соня. К тому же, оказалось, что Саша давно мечтал научиться. И я очень была рада, что он будет играть Сонины песни на Сониной гитаре.


Мы решили зайти в эту школу и узнать, можно ли ему воспользоваться оставшимися занятиями вместо Сони. Администратор школы знала о том, что Соня погибла. Мне пришлось ей сказать, вернее написать. Она спрашивала, придёт ли Соня на занятие в пятницу. И мне пришлось сказать о причине отмены этого и всех последующих занятий. Администратор записала какое-то пафосное, полное шаблонных высокопарных фраз аудиосообщение. Для меня давно люди, которые записывают вместо текстовых аудиосообщения, не спросив удобно ли это для адресата, попадают в разряд «эгоцентрик 40-го уровня». А тут ещё и в такой ситуации. Я даже дослушивать это не стала…


Так что, когда администратор открыла нам дверь, мы были очень удивлены… Потому что она встретила нас широкой улыбкой и веселым приветствием: «Здрааавствуйте!» Мы оба растерялись, и я поняла, что в один момент мы с Сашей вместе подумали, что она просто забыла, кто мы такие. «Странно, ведь буквально 5 дней назад мы все вместе были здесь на домашнем концерте у Сони. Неужели она нас забыла?»

– Ну?! Как у вас дела? – все так же широко улыбаясь, спросила администратор Анастасия.

– Эээ… – мы оба, и Саша и я были растеряны… – Вы нас помните?

– Конечно! Вы были недавно на домашнем концерте!

– … Да… но… мы… я вроде писала Вам… вы знаете, что произошло?..

– Ну да, знаю.

– Соня погибла.

– Ну да, я знаю.

Она все так же продолжала улыбаться…

Это было настолько странно, что мы попытались как можно скорее узнать все что нас интересует и поскорее уйти. Такая странная реакция была у этой девушки, что я даже не берусь ее понять.


7 место. И снова Анастасия – администратор музыкальной школы.

Когда Саша уже ходил на занятия к преподавателю гитары, я решила попробовать научиться играть на пианино. И оказалось, что именно Анастасия – преподаватель игры на пианино в этой школе. Ох, как это было рискованно! Но, я рискнула. Перед тем как прийти на пробный урок, я написала Анастасии:

– Анастасия, я хотела заранее узнать у вас очень важный момент. Сейчас у меня не самое простое время. И я сейчас замкнута и редко улыбаюсь. И когда вижу, что кто-то другой улыбается, мне не комфортно. Для Вас не будет проблемой это?


Ее ответ тоже попал в рейтинг «самые нелепые ответы людям в горе»:

– Нет. Меня это совершенно на беспокоит. У каждого свои трудности.

Эээ… свои трудности… да она – королева эмпатии!…

– Ну, с другой стороны, мы ведь не улыбаться друг другу будем, а заниматься музыкой. – ответила я.

И нам бы на этом и закончить. Но, анти-эмпат, а по-простому эгоцентрик, не был бы собой, если бы не попытался «сгладить углы»:

– Пару лет назад у меня умерла бабушка. И это были такие эмоции, которые меня саму скажем так, удивили. Так что я вас понимаю!

Я ей ответила:

– Нет. Не понимаете. И вряд ли когда-нибудь поймёте.

Тут ей хватило ума извиниться за свои слова. И я все же решила сходить на пробный урок. На пару уроков я сходила. Но потом по той же причине – нелепое, неадекватное и бестактное отношение, отказалась заниматься у Анастасии. Подарила свой абонемент Саше.


6 место. Тетя Лиля. Сестра моей мамы.

Когда-то в детстве мы были очень близки. Она была веселая, боевая, такая смелая. Уехала после школы учиться в Петербург. Трудолюбивая и упорная. А потом она вышла замуж. И постепенно я перестала ее узнавать.


Когда Соня погибла, моя мама рассказала тёте Лиле о случившемся. Я потом не раз пожалела об этом… Тётя звонила, говорила и писала какие-то шаблонные нелепые фразы. Но поначалу меня это хоть и удивляло, но не очень задевало. Ну живет человек со своими религиозными представлениями, ну не приходит ей в голову, что у кого-то другого эти представления могут кардинально отличатся… Ей не приходило в голову это, поэтому она активно и настойчиво вещала о том, как мне нужно хоронить мою дочь. Что там происходит с душой моего погибшего ребёнка, как к этому относится Церковь и прочее прочее.

Все это для меня были пустые звуки, мне совершенно плевать на мнение какой-то церкви, на какие-то вековые обычаи и уж тем более, что там подумает седьмая вода на киселе из Псковской родни… Я просила тётю не писать мне все это, сначала очень спокойно и осторожно пыталась донести, что у меня немного другие представления о жизни и о смерти.

А тётя активно выражала «сочувствие», и продолжала спрашивать «ну когда же планируется прощание с Соней?». «Какое ещё прощание?» – я все не могла понять, – «Ведь я же ей сказала, что похорон не будет, а кремация будет закрытой. То есть туда никто не будет приглашён» … Но у тёти были свои представления, о том, как все должно быть. И мы ещё не раз с ней были на краю ссоры.


5 место. Катя.

На следующий день после Сониной смерти, мы провели несколько часов в кабинете у следователя. За нами приехал наш друг Димка. И вместе с ним приехала его жена – Катя.


Когда мы вышли, мы были почти без сознания с Сашей. Шок от случившегося, и всего пара часов сна давали о себе знать тяжелой усталостью. Мы были на грани нервного срыва. Или даже уже за гранью. Как только мы закончили и вышли из кабинета, Катя начала обнимать то Сашу, то меня. И при этом она без остановки говорила: «Поплачь! Поплачь! Поплачь!» Плакать я не могла. Наверное, это был шок. Плакал Саша. А я не могла. И ее просьбы «поплакать» ещё больше меня раскачивали. Я начала думать: «Наверное я социопат… У меня погиб ребёнок, а я даже плакать не могу…»


Когда мы вышли из здания полиции, Катя обняла меня (вот это бесцеремонное хватание людей в попытке обнять их покрепче – это тоже очень странно…) Крепкие объятья сопровождались страдальческими фразами типа: «Ох, какое горе! Ох, что же теперь делать! Такое горе!» И я, все ещё думая о том, какая же я бесчувственная садистка, что убила своего ребёнка и теперь не проронила и слезинки, ответила на это: «Да. Такое горе. Особенно, когда в этом виновата я сама». На что Катя тут же нашла ответ: «Ну а кто ж ещё то, Оленька? Кого ж винить то ещё? Это ж ваш ребёнок!»


На секунду мне показалось, что я теряю сознание от услышанного. Вернее от мысли, что да, все так.. Тут как раз подошёл Саша (слава Богу…) и посадил меня в машину. Я вырубилась в машине и очнулась только, когда мы приехали к дому.

Сейчас мы вспоминаем это «Ну а кого ж винить то, Оленька! Это ж ваш ребёнок!» с долей ооочень чёрного юмора. Но в тот момент это казалось до крайности жутко и даже жестоко.


4 место. И снова, Тётя Лиля.

Открытая ссора с тётей все же случилась. Такая, что с той поры я больше не писала и звонила ей. После первого визита к психологу я почувствовала в себе силы сообщить о том, что произошло дальней родне. С одной стороны были родные моего папы, с другой дальняя родня моей мамы.

С родственниками по маминой линии регулярно общалась моя тётя Лиля, мамина сестра. Та самая, которая регулярно обескураживала меня своими «дельными советами» и шаблонными скорбными фразами. Ей уже пришлось скрыть смерть Сони, ведь это случилось меньше чем за неделю до 8 Марта, когда принято всем родным звонить и поздравлять с праздником. Как раз близился новый праздник – Пасха. И я хотела избавить тётю от необходимости скрывать дальше. Я позвонила ей и сообщила, что планирую рассказать о случившемся Псковской родне. Тётя, кажется, была этому рада, но тут же предложила свою помощь – она хотела сама позвонить и сообщить обо всем. Я засомневалась, и спросила:

– А как ты им скажешь?.. И что ты им скажешь?

«Не так-то просто рассказывать о самоубийстве» – подумала я. Но тётя Лиля с энтузиазмом ответила:

– Я уже думала над этим! Я скажу, что это был несчастный случай!

– Как это несчастный случай?.. – такого поворота я не ожидала…

– Скажу, что Соня играла на окне и случайно выпала из него!

От этой нелепой идеи я чуть не поперхнулась…

– Играла ночью, зимой у открытого окна?… – я не могла поверить, что она это всерьёз…

– Ну бывают же несчастные случаи… дети выпадают из окон! – тётя Лиля явно была расстроена, что ее «гениальная» идея осталась без внимания.

– Лиля, ей было 11 лет… она уже была не ребёнок…

– Ну а что я должна им сказать? – уже с ноткой возмущения в голосе спросила Лиля.

– Так ничего не должна. Лучше я скажу им.

– И что ты им скажешь?! – нетерпеливо допытывалась Лиля.

– Не знаю… Скажу, что Соня погибла… и все…

– Но они же будут задавать вопросы! Они будут спрашивать: «Как это произошло?» и «Что случилось?»

– Я скажу, что не могу пока об этом говорить…

– Но они все равно будут спрашивать!

– Ну хорошо, скажу, что это был несчастный случай… – растерялась я

– Ну вот и я о том!

– Но я не стану говорить, что она выпала из окна. Это бред какой-то…

– Оля, ты понимаешь, что они будут и меня спрашивать?! Они точно будут выспрашивать у меня подробности!

– Но ты же можешь сказать, что ты не знаешь подробностей… – я искренне не понимала, что же тут сложного? Кто же в здравом уме будет лезть в душу человеку, у которого погиб единственный ребенок?… Но оказалось такие люди есть и они совсем близко. И один из них сейчас вел со мной этот странный спор.

– Нет! Я не могу так сказать! Я не хочу им врать! – не унималась Лиля.

Тут я тысячу раз пожалела, что разрешила моей маме все рассказать этой упрямой и бестактной женщине, которая живет с четкой уверенностью, что только ей одной известно, как думать, как поступать и жить всем вокруг…

– Хорошо. Тогда я позвоню и скажу все как есть.

– Как это – «как есть»? – продолжала Лиля уже испуганно и недоверчиво.

– Скажу, что Соня покончила жизнь самоубийством. – я сказала это холодно и даже жестко. Меня порядком утомил этот нелепый спор.

– Почему ты со мной так разговариваешь?! – вскинулась Лиля, вдруг переходя на высокие ноты.

– Как? – в контраст сказанному, я спросила спокойно и холодно.

– Как будто я в чем-то виновата! – теперь уже я слышала в ее голосе капризные и обидчивые нотки. А еще я почувствовала, что всего за 2-3 минуты этого странного разговора я растеряла всю ту хорошую энергию, которую смогла собрать в себе благодаря помощи психолога. От моей мотивации почти ничего не осталось. Вся эта трусость, глупость и малодушие опустошили мои силы. Я почувствовала, что этот разговор не кончится по-хорошему. Но у меня просто больше нет сил терпеть весь этот бестактный эгоистичный бред. И пора было заканчивать этот бессмысленный спор:

– Лиля… я не общаюсь с этими людьми много лет… Мне глубоко плевать, что они подумают или скажут. Я хотела сделать так, чтобы тебе было легче. Чтобы тебе не пришлось им врать, раз ты говоришь, что для тебя это неприемлемо. Но я не собираюсь выдумывать какие-то небылицы. Если ты говоришь, что не хочешь им врать, значит я скажу им правду, как есть.

– Ты могла бы быть и более терпимой!

– Какой мне быть?! – я все так же чувствовала смесь растерянности и возмущения, слыша, как Лиля пытается учить меня как мне себя чувствовать и что говорить.

– Почему ты меня делаешь виноватой?! – уже срываясь на крик, продолжала Лиля.

– Что?.. – и я чувствую, как почти задыхаюсь… мое недоумение и растерянность постепенно переходят в презрение и гнев.

– Ты агрессивно настроена! Я это чувствую! Ты повышаешь голос на меня! Почему ты такая агрессивная?! – уже в истерике кричала Лиля.

– Агрессивная?! Я? Почему я повышаю голос? Да потому что ты не слышишь меня! Есть два мнения – твоё и неправильное. И это ужасно тяжело – каждый раз спорить с тобой, доказывать что-то! Особенно сейчас…

– Это только твое мнение! – по-детски упрямо вскинулась Лиля.

Я помедлила пару мгновений, а потом ответила ей:

– Нет, Лиля. Я, наверное, тебя удивлю или расстрою, но не только мое…


Я положила трубку и набрала номер тети Оли из Пскова. И рассказала ей правду. Среди прочих слов соболезнования, именно тетя Оля из Пскова получила своё почетное, 10 место за фразу, что мне уже ничего не сделать и мне уж поздно планировать новых детей.


Ну и сразу… 3 место.

Снова достаётся тете Лиле:)

После того, как я выслушала «соболезнования» от тети Оли из Пскова, я снова позвонила тёте Лиле, чтобы сообщить ей, что правду больше не нужно скрывать.


– Лиля, я сказала все Псковской родне.

– И что ты сказала?

– Правду. Соня покончила с собой. Она выпрыгнула из окна.

– Ты могла бы быть более корректна!

– Что?..

– Можно было и помягче сказать.

– Как сказать помягче о суициде?! – опять сорвалась я.

– Как ты со мной разговариваешь? – тут же снова вскинулась тетя.

– А как я с тобой разговариваю? Я говорю тебе правду, которую ты слышать не готова.

– Ты просто используешь меня, чтобы сливать свой негатив!

– Что?..

– Почему ты так негативно настроена!?

– Негативно настроена?.. Почему я.. что?… ДА ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ, РЕБЁНОК УМЕР!

И я просто… бросила трубку…


Даже сейчас, вспоминая об этом, мне трудно дышать… Я не могу и не хочу больше пытаться. Такая вот попытка не поссориться с моей когда-то любимой тётей была ни одна за эти несколько недель. Но эта, последняя наша ссора… Просто закрыла все то хорошее, что когда-то я любила и чем так дорожила в наших отношениях с ней.


После этого разговора мне предстояло позвонить папиной сестре, тете Свете и моему прадедушке Васе. Я-то как раз больше переживала, как я скажу о случившемся родне моего папы, ведь мы практически не общались и не были близки. А дедушке в этом году исполнится 95 лет, и я переживала, как сказать ему, чтобы не навлечь проблем с его здоровьем. И поэтому, отложила разговор с папиной роднёй «на потом», как более сложный. И хорошо, потому что этот разговор очень мне помог. Моя тетя Света, родная сестра моего папы, приняла новость очень… адекватно. У ее дочери, то есть моей двоюродной сестры Маши, случилось горе несколько лет назад. Она тоже потеряла ребёнка, девочку. Она родилась с серьезными нарушениями и не прожила дольше недели. Поэтому тетя Света меня понимала лучше других.

Она сказала именно то, что «нужно», она не выражала своих мнений и не давала суждений. Мы с ней разговаривали так долго… и я ей очень благодарна за это.


2 место. Вова, родной брат Саши.

Спустя всего пару дней после смерти Сони Сашин брат, Вова, позвонил Саше.

Но оказалось, что он позвонил не для того, чтобы узнать, как Саша, как мы. И не для того, что поддержать брата. Ему нужно было лекарство для его дочери. Которое он уже в который раз забыл купить. Это лекарство необходимо его дочери каждый день. Вот уже много лет подряд. Они с женой так старались родить ребёнка, делали ЭКО, его жена лечилась от бесплодия. И вот, мечты сбылись! И у них родилась девочка. Со странным заболеванием, судя по всему, аутоиммунным. И не поддающимся лечению. И теперь этой девочке необходимо каждый день колоть редкое лекарство. Девочка так нужна была своим родителям, что теперь большую часть жизни почему-то проживает с бабушкой, Сашиной мамой. А что же родители?.. Они очень заняты. Работают!


Из-за плохой памяти Сашиного брата Вовы – отца этой девочки, матери девочки и даже ее бабушки, у которой она постоянно проживает, Саша уже не в первый раз ищет это редкое лекарство по всей России. Спрашивает у знакомых врачей и фармацевтов и каждый раз находит, заказывает его каким-то нереальным образом, ведь лекарство продаётся только по рецепту. А рецепта у них почему-то нет!.. Один раз он нашёл его и попросил друга привезти его из Москвы. И помню, даже как-то планировал ехать за ним в Германию, потому что в России его не могли найти. И это происходит всегда в самый последний момент. Как можно забыть о жизненно важном лекарстве для своего ребенка? Как можно делать это с завидной регулярностью?..

И в этот раз произошло точно так же. Сразу после смерти Сони, Сашин брат позвонил и как ни в чем не бывало, снова попросил найти лекарство для его дочери. И Саша снова его нашёл. И снова отправил его своей племяннице. Поисками лекарства он занимался в перерывах между решением вопросов о похоронах своей дочери. Я никогда не смогу понять этого. Никогда.


1 место. Сашина мама.

Но самое большое открытие для меня было – это мама Саши.

За 2 месяца ни мама, ни его брат ни разу не позвонили и даже не выразили соболезнований.

Саша берег свою маму и сначала сказал о произошедшем своему брату Вове.

Брат передал о случившемся маме. Но мама так и не позвонила и не написала. О себе я не говорю. Но не позвонить своему сыну и не поддержать его в самую трудную в его жизни минуту… Почему?.. Никто так и не понял. Официальная версия – «маме слишком тяжело». Маме тяжело, да. Матери, потерявшей своего единственного ребёнка тяжело. Отцу, потерявшему свою единственную, любимую девочку. Ему тяжело, да. Твоему сыну тяжело! Твоему родному ребёнку сейчас тяжело!

Так и осталось для меня загадкой эта «материнская и братская любовь и поддержка». У меня не очень-то получилось сделать из этих двух последних историй что-то смешное. Потому что это не смешно. И даже не грустно. Это просто жутко…


Когда психолог на второй встрече узнала об этом, она даже «поперхнулась», то есть она просто не смогла закончить предложение. Так и застыл на ее губах и во взгляде немой вопрос: «Как?…» но, конечно, она взяла себя в руки и сказала: «Ну, что ж.. у каждого свой способ переживать горе… А что Вы думаете об этом?» – спросила она меня. И я честно ей ответила:

– Я ничего не хочу знать об этом человеке. Она для меня теперь чужая. Просто посторонний человек.

– Я понимаю. И да. Вы имеете полное право воспринимать эту ситуацию таким образом.

– Да. Я знаю.


Его мама собиралась позвонить недавно.

– Сломалось, наверное, что-то опять на компе… «Паук» что ли не работает?.. – съязвила я. («Паук» – это пасьянс. Стандартная игра на компьютере. Сашина мама использует компьютер только для игры в «Паука»).

– Ну, Оля… – Саша виновато и тоскливо опустил глаза.

– А что? Она же звонит раз в месяц только если что-то на компе не работает. По-другому то поводу и не звонит никогда…

Я очень хотела бы ошибаться. Но и в этот раз, я, к сожалению, не ошиблась…

Что-то у неё там опять сломалось… и Саша час ей пытался помочь исправить проблему. Ну мне все же удалось в итоге пошутить:

– Ну как, починил?

– Да…

– Ну, слава Богу! Мир и «Паук» в безопасности!

И Саша, хоть и смущенно, но улыбнулся:)


Посторонние люди. Те, кто в трудную минуту могут поступить вот так – бросить любимого человека, отвернуться от него. И вспоминать о нем только тогда, когда становится что-то нужно. Это чужие люди. Просто прохожие, которые идут мимо. Малодушие и трусость. В такой ситуации хуже вообще ничего не сказать, сделать вид, что ничего не произошло, чем «ляпнуть» шаблонную глупость.




13 мая 2022

День 18. Злость как защита


Последнее время я много злюсь… Я не могу с собой ничего поделать. Иногда удается остановиться на полпути, а иногда нет. И тогда эта злость, освобождаясь, охватывает меня, позволяя говорить то, что думаю, чувствовать этот гнев внутри меня. Вспоминая сны, которые снились мне о Соне, я вспомнила еще один. Этот яркий сон приснился мне примерно месяц назад, когда мы были у моих родителей, в Анапе.


Мне снилось, что я в своей школе, рядом одноклассники. Но я уже взрослая. По крайней мере я себя такой ощущала. Я сижу со своей соседкой по парте. И она вдруг отталкивает мою тетрадь. Случайно или нет? Тетрадь отлетает на другой конец парты. Я поднимаю голову и вопросительно смотрю на соседку. Но на ее лице безразличие и даже ехидная улыбка, что-то типа: «Ну а что такого, подумаешь!» Увидев это, решение приходит моментально. Резким движением я смахиваю ее тетрадь так быстро, что тетрадка улетает с парты и падает на пол. Соседка возмущённо вскрикивает: «Ты что?!?» А я смотрю на неё в упор, молчу, но в моем взгляде уверенное спокойствие и вызов: «Сделаешь такое ещё раз? – Получишь в ответ!»

Этот вскрик соседки слышит учитель и отвлекается на нас: «Что там происходит?» – «Она сбросила мою тетрадь!» – обиженно кричит соседка со своего места. Я молчу. Я не собираюсь пререкаться. Не собираюсь оправдываться. И мне все равно что будет. «Отсядь!» – командует учитель. И я, удовлетворённая тем, что могу сменить место на более комфортное – ведь там не будет соседей, ухожу на заднюю парту, сажусь, чтобы продолжить свою работу в гордом одиночестве.



Урок продолжается. Учитель задаёт вопрос. Я знаю ответ. Но никто не поднял руку, чтобы ответить. Я поднимаю руку. Учитель, ещё под впечатлением недавнего инцидента минуту назад, нехотя спрашивает у меня ответ. Я отвечаю. Ответ правильный, но не полный. Тут остальные сразу понимают в какую сторону нужно думать, и начинают тоже тянуть руки. И, прежде чем я дополняю свой ответ, подскакивает обеспеченная троечница, которая всегда любила быть в центре внимания. Она выкрикивает без разрешения учителя необходимые дополнения к правильному ответу. Учитель довольно улыбается и хвалит ее. Я думаю про себя: «Что за… никто не знал что ответить, и тут она ее хвалит за украденный ответ?..» Видимо мой недовольный вид привлекает и учителя, и одноклассников. Кто-то скалится в ехидной улыбке, кто-то просто смотрит с любопытством. А я вдруг говорю им: «Вы так и останетесь тут. Будете прогибаться, юлить, лгать. Зачем? В чем смысл такой жизни? Стараться казаться самыми умными? Самыми успешными? Но это же не так! Вы просто кучка подлых шакалов…» я встаю и выхожу из класса.


Урок заканчивается, и я понимаю, что мне не за что себя винить. Я все сделала так, как нужно. И да, я буду отстаивать своё мнение, я все равно буду идти своим путём, до конца. Потому что я знаю, вернее чувствую, где для меня «правильно», а где нет. Где правда, а где подлость и ложь.


Я выхожу из школы, зная, что мне нужно идти в другое здание (тут я понимаю, что это уже не школа, а Университет). Мне нужно встретиться со своим научным руководителем, чтобы обсудить мою дипломную работу.


Я выхожу на улицу и вижу, что на встречу мне идёт… Моя любимая бабушка! Она была учителем математики в старших классах в школе, в которой я училась. Она умерла, когда мне было около 20 лет, то есть почти 20 лет назад. И я думаю про себя: «Как? Бабушка преподаёт здесь?!» Бабушка подходит и обнимает меня! Я обнимаю ее, и я так рада ее видеть! А потом я начинаю оправдываться, мне немного стыдно, что я устроила на этом уроке. Опять не сдержалась, опять не проявила «должного уважения» и терпения… Но бабушка говорит мне: «Все правильно. Я видела все. Ты все правильно делаешь. Ты хорошо справляешься. Ты защищала себя.»

Я очень рада ее словам. Ведь это значит, что я могу оставаться собой.

Я иду на встречу со своим научным руководителем. Вхожу в кабинет, сажусь, готовая к беседе по теме моего диплома. И тут я вижу, что мой научный руководитель – любимая Сонина учительница по английскому языку! И я снова очень этому рада! Она строгая и справедливая! Соня именно за это ее и уважала.

Она смотрит на меня, улыбается и я понимаю, что моя жизнь и есть моя дипломная работа, которую мне вроде как нужно с ней обсудить. Но она ничего не говорит мне, а только смотрит на меня и просто улыбается…


А дальше я просыпаюсь…


Прототипом подлого учителя на том уроке из моего сна я, скорей всего, видела директора нашей школы. Она вела у нас уроки физики. Она была очень слабым учителем и не очень порядочным человеком.

Детей она не любила и все что ее интересовало – это спонсорские «пожертвования» школе от богатых родителей детей, коих в нашем классе было предостаточно. Она была очень грубая и жёсткая, могла просто ударить ребёнка, причём, любого возраста, даже очень маленького, если ей казалось, что он ведёт себя не подобающе. Однажды и мне досталось. Дети играли на переменке, и мне попало просто потому, что я первая, кого она смогла ухватить. Рука у неё тяжёлая…

Она жестко критиковала детей, читала морали и нотации налево и направо. Девочкам в старших классах запрещалось пользоваться косметикой, и носить любые прически кроме одной: «Волосы должны быть убраны!» Длина юбки каждой школьницы замерялась директрисой автоматически, на глаз. И если эта длина не соответствовала ее нормам, то девочка тут же отправлялась «на ковёр», где ей промывали мозги не самым педагогичным образом, оскорбляя и унижая.

Потом как-то случайно, я увидела ее дочь. Она выглядела то ли как матрёшка, то ли как представительница той самой древней профессии. Красные губы на пол-лица, брови как у Цыганки, косметики было так много, что казалось, что она вот-вот облупиться и упадёт, как старая штукатурка со стены! Куча безвкусной бижутерии, короткая юбка, которая больше напоминала пояс. В целом своим видом она напоминала Марфушку из сказки Морозко. К тому же она вроде была известна своими «похождениями», и потом «прославилась» то ли ранней беременностью, то ли наркотической зависимостью. Так что учитель физики – наш директор школы, вполне могла быть «прототипом» плохого учителя и педагога-ханжи в моем сне.


С одноклассниками в старших классах у меня были сложные, натянутые отношения. Вернее, не было никаких.


Когда-то, классе в 9 я случайно «сдала» большую часть нашей богатенькой тусовки классной руководительнице. Это случилось после танцевального вечера в школе, который закончился всеобщей попойкой. В которой, к сожалению, участвовала и я. Все успели разбежаться, а я вот не успела сбежать… И наша «вторая Мама», мудрая и добрая классная руководительница, опросила меня вот в таком состоянии и узнала, как заправский детектив кто пил и когда пил.

Как раз в тот период я жила у своей бабушки. Мама и папа уехали в отпуск на море. А меня привела поздно вечером классная руководительница и одноклассник. Это был такой стыд… Мне было плохо. Это была моя первая пьянка, и в таком состоянии я раньше не бывала.

На утро бабушка разбудила меня резким «Вставай! И иди в школу». Она всегда будила меня нежно и по-доброму: «Доооченька, просыпайся. Пора вставать» и при этом она гладила меня по спине, по голове, продолжая приговаривать нежные слова. Бабушка почему-то всегда звала меня так: «Доченька». А я и не возражала, ведь моя мама ни разу меня так не называла. Но не в этот раз…

В то утро бабушка ушла в школу раньше. А мне было стыдно и противно от самой себя… Никогда бабушка не разговаривала так со мной… Что же теперь будет?.. Неужели она меня больше не любит? И больше никогда не назовёт меня ласково и не погладит? Детство кончилось в эту ночь. Я была предателем, мерзкой и подлой. Бабушка доверяла мне. А я… Если бы это сказала моя мама или папа, это была бы для меня ерунда! Они меня, бывало, таким словами «одаривали»! Но бабушка… Самое ужасное, что она не кричала, и вообще больше ни слова не сказала мне! Это было даже хуже, чем скандал и море обвинений – вот эта тишина.


Первое похмелье… Голова раскалывается. Но нужно идти в школу. Собиралась и шла в школу я целый час. И пришла в итоге ко второму уроку. Я видела, как смотрят на меня одноклассники. Я понимала, что я, наверное, сказала лишнего прошлой ночью. Но мне было так плохо физически, что я только и мечтала, чтобы этот учебный день поскорее закончился и я наконец, ушла домой.

Наконец-то я дождалась конца уроков. Вернулась домой к бабушке. Ее ещё не было дома, она оставалась в школе после уроков на продленку или помогать ученикам и потом ещё проверять тетради. Она всегда возвращалась домой только под вечер.


Мне было стыдно. Мне было невыносимо от мысли, что то, что произошло уже не изменить. Бабушка разочаровалась во мне навсегда. В классе надо мной смеются и ненавидят. Я навсегда останусь «стукачем». Что мне делать? Сменить школу? Мама никогда не пойдет на это, не примет мою сторону, а наоборот, ещё и добавит злости и осуждения. Я виновата, да. Я очень виновата. Я не хочу больше видеть никого из этой школы. Я боюсь смотреть бабушке в глаза.

«Что мне теперь делать?… Уйти из дома?.. Куда?.. Уехать на электричке куда-нибудь, найти в деревне пустой дом и остаться жить там? А что я буду есть? На что жить?… Как все это сложно… Выхода нет!.. Ничего уже не сделать… остаётся только… умереть?.. да… Тогда все проблемы будут решены… Не будет больше этого стыда, этого позора и страха. Мне не нужно будет искать прощения и боятся, что я его никогда не получу. Не придётся терпеть насмешки подлых трусливых одноклассников… Да… это может быть единственным выходом для меня теперь…»


Мои мысли прервал громкий звук. В дверь звонили. «Кто бы это мог быть?» – подумала я. Открыла. И внизу, на лестничной площадке я увидела несколько своих одноклассников. Они стояли и смотрели на меня исподлобья. Самые главные, лидеры этого крестового похода, смотрели злобно, с вызовом. Остальные, «шестёрки», выглядели понуро, опустив головы, лишь изредка поглядывая на меня снизу вверх.

– Ну что, сдала нас всех?!

Я молчала, смотрела на них и не понимала, зачем они пришли?

– Сдала? Вы думаете вчера по вашим пьяным рожам было не понятно кто из вас сколько выпил? – я знала, если начать оправдывать и мямлить, станет хуже.

– Не умеешь пить, не берись! Нам теперь из-за тебя так попадёт от родаков! – отвечал самый главный заводила.

– С чего вы взяли, что это я вас всех сдала?

И тут главный задира посмотрел на Вову… Именно он прошлым вечером помогал классному руководителю отвести меня домой. И тут я все поняла. Откуда данные о «сдаче».


Тот пьяный допрос я помнила смутно. Но я была уверена, что учитель не получил от меня развёрнутых данных о том, кто где и сколько пил. Кто принёс алкоголь, кто кого поил. Хотя бы потому, что я всего этого и не знала. Я, наверное, сказала лишнего, но о себе сказала как есть: «Покупала спиртное я сама. Вот в этом ларьке. Никто меня не угощал. Кто какой алкоголь приносил, я не видела, не знаю. Да, я видела, что другие ребята тоже пили. Где? Я не знаю.» Учитель методично называла имена, одно за другим и внимательно следила за моей реакцией. Конечно, она понимала правду. Зачем она задавали мне все эти вопросы, ведь она и так знала на них ответы?…


И вот теперь, глядя на Вову, опустившего голову, я поняла, что это он рассказал о допросе.


– Что ты ей сказала?! – рявкнул один из поборников правды, ещё немного пьяненький после вчерашнего.

– А чего ты меня то спрашиваешь? Вон, у тебя же есть осведомитель, его и спрашивай.

– Спрошу, как будет нужно. Ты отвечай на мой вопрос! У меня из-за тебя будут проблемы! У нас у всех из-за тебя будут проблемы!

– Ах из-за меня?!? То есть это я вливала в вас спиртное? Я купила и заставила выпить?

Все это сопровождалось едкими шуточками заядлыми стендаперами нашего класса. И в целом, эта тусовка внизу напомнила мне стаю шакалов. И я разозлилась! Страх и стыд сменился злостью! Я вдруг поняла, что мне нет смысла оправдываться перед этими людьми. Они просто не заслуживают этого! Они пришли, не потому что чувствовали необходимость высказать мне свою чёткую и верную позицию, чтобы пристыдить меня за содеянное. А просто потому, что они все как один боялись! Трусливые шакалы… А я тут ещё думала о смерти?! Да не дождётесь! И я стала говорить уверено и даже злобно:

– Вы все трясётесь только сами за себя! За свои шкуры! Что скажет моя мама, или мой папа! Ой, не дадут поиграть в приставку, или не отпустят погулять! Фу, трУсы! Самим то не смешно? Притащились сюда чтобы что? Гнобить меня? Узнать подробности, чтобы оценить масштаб будущих проблем? Узнать, скажет ли наша классная вашим родителям или нет? Что, страшно?


Я уже смеялась над ними. Злилась и смеялась. И знала, что я буду для них изгоем. Но мне было все равно. Потому что я почувствовала силу внутри. И потому, что мне уже нечего было терять. Да, это был гнев. Да. Гнев спас меня тогда. Упрямство, гнев, желание доказать. Себе, прежде всего.


– Мы боимся? Да ничего мы не боимся!

Из-за того, что говорить все стали громче, собака у соседки стала лаять. Это раззадорило группу «храбрецов», и они стали злобно шутить на эту тему, что там, наверное, какая-то мелкая трусливая шавка разнервничалась.

– Хочешь познакомится с этой мелкой трусливой шавкой? – спросила я.

Соседка держала огромную немецкую овчарку. Я это знала и поэтому взять на понт мужественного храбреца доставляло мне особый кайф.

– Ну и познакомлюсь, мне не западло!


И тут как по заказу соседка открыла дверь:

– А ну ка, пошли вон отсюда! Щас собаку спущу!

– Сама пошла! Никуда мы не уйдём!

Недолго думая, соседка ослабила хватку и огромная злобная морда выглянула из двери. Поводок туго натянут, пёс исходится лаем и вот-вот бросится на «храбрых спартанцев».


Лица у них были! Умора! Я расхохоталась, глядя как они удирают.

– Ой как смело вы убегаете, подождите, а как же неравный бой с трусливой шавкой?!

Но героев и след простыл. Я смеялась. Почти истерично. Я закрыла за собой дверь, вернувшись в квартиру. Этот смех в итоге почти перешел в слезы. Я знала, что теперь я стану изгоем для них. Плевать.


Конечно, они мне этого не простили. И учеба стала даваться с ещё большим трудом. Просто потому, что теперь пришлось стараться больше. Чтобы в любой момент не сплоховать. Не дать поводов для насмешек. Но я точно знала, что теперь у меня нет обратной дороги. И я должна поднять голову и жить дальше. Быть сильной и смелой. Я теперь всегда буду сама по себе. И я справлюсь.


Я благодарна одноклассникам за этот опыт. За мгновение до этого разговора на лестничной площадке, я почти опустила руки. Так испугалась, что уже видела один единственный выход для себя. Но этот гнев, эта злость тогда спасли меня. На протяжении последующих 2-3 лет я прочувствовала на себе, как быть изгоем. Что значит, когда ты чужой, одиночка в своем классе. Как это, когда над тобой смеются, издеваются. Но я и узнала, как это – быть смелым и уметь постоять за себя. Злость и упрямство, которые жили во мне всегда и не раз помогали мне справляться с детскими обидами и даже реальными опасностями в детстве, снова помогли мне переступить через жгучее чувство стыда и вины по отношению к моему любимому человеку – моей бабушке.

Кстати, бабушка ничего так и не сказала родителям. Не выдала меня. Она, конечно, простила меня, и я все так же чувствовала ее любовь до самого конца.


Иногда наступает такой момент в жизни, когда тебе кажется, что это конец. Что выхода нет. И тебе некуда идти. И ты никому не нужен. И ты всех подвел.

И в этот переломный момент появляется твоя внутренняя сила. Или нет.


Мне жаль, что Соне так рано пришлось пережить подобное. Или даже что-то намного более трудное. Но у неё, в отличие от меня, не было злости, которую можно было бы использовать, чтобы защищать себя. Ее злость осталась направлена только на саму себя.


А этот сон – одноклассники, отчуждение, страх, стыд, апатия и желание умереть, плохие учителя, попытка защищаться и уверенность в своей силе и своей правоте в итоге. Радость от встречи с любимым человеком, чьё мнение и чьё отношение всегда только и было для меня важно. И спокойная уверенность, что она меня любит и поддерживает. Что я все сделала правильно. Что я хорошо справляюсь…


Может это было напоминание обо всем об этом. И о том, что этот путь ещё не закончен? И добрая, понимающая улыбка моего «научного руководителя» во сне, как раз и говорила больше любых слов:

«Все хорошо. Впереди тебя ждёт ещё много всего. Будь готова. И не сворачивай.»



14 мая 2022

День 19. Школа


Майские праздники закончились. И начались снова учебные будни. Дети идут в школу, нагружённые тяжелыми портфелями. Маленькие, терпеливые муравьишки… Тащат непосильный багаж знаний в такое далекое, но, надеюсь, светлое будущее.


Последние годы мы с Сашей жили мирно. Я перестала его пытаться переделать, «наставить на путь истинный». Самая сложная и противоречивая тема, на которую мы чаще всего могли выяснять отношения, это «Соня и Школа».

Не могу сказать, что это были ссоры. Скорее, очень активные с моей стороны предложения, обоснованные доводами и аргументацией. И не менее активные возражения на мои предложения со стороны Саши, с не менее значимыми аргументами в пользу отказа от них.


На протяжении 4-х лет обучения в начальной школе я занималась с Соней уроками. Помогала, если ей было что-то не понятно (а не понятно было практически всегда). Проверяла ее домашние задания, старалась мотивировать, заниматься дополнительно, искала специальную учебную литературу. Готовила для неё доклады, презентации, поделки.


Мы с ней занимались каждый день. И даже на каникулах! У нас был только один выходной – воскресенье. В остальные дни я пыталась как-то помочь ей учиться лучше.


Дело было и в том, что ей было сложно понимать, сложно запоминать и она очень ленилась. Может это была не лень, а ей просто было очень трудно, и поэтому у неё не хватало мотивации трудится. И все вместе не давало почти никакого шанса на успешные или хотя бы удовлетворительные результаты в учебе.


Сама я в начальной школе была отличницей. Мне даже стипендию платили и как-то даже напечатали обо мне статью в местной городской газете. В средней школе я тоже старалась. Да, было труднее, иногда в четверти бывали четверки. Но одна или две максимум. Иногда удавалось закончить четверть на одни пятерки. Я была упёртая и упрямая.

Я не могла не получить максимум. И если я раз в год получала на уроке тройку, о, ужас!!! Это был позор! Это было такая самокритика и убеждённость в том, что я ее исправлю во что бы то ни стало! Двоек в моей жизни не было вообще.


И поэтому мне было совершенно не понятно, как можно, получив двойку, забыть об этом и не попытаться ее исправить? И так изо дня в день…

Вот эта особенность – рыть землю ради результата. Она у меня в крови. И я даже не знаю в кого это у меня. Мой папа, по его рассказам, тоже учился хорошо. Но судя по его воспоминаниям, в их семье пороли за плохие оценки. Так себе мотивация к успеху… Моя мама была не очень успешна в учебе. Но я об этом случайно узнала только когда уже закончила школу. Случайно нашла мамин аттестат и ахнула… все тройки! А она требовала от меня пятёрок! Ругала даже за четверки!

Узнав об этом, я помню, как спросила у мамы: «Как же так? Что ж ты меня так ругала за четверки, если сама еле-еле училась на тройки?!» И на это она мне просто ответила: «Потому, что ты могла, а я – нет».


Даже моя мама понимала разницу между «могла» и «не могла». А я вот нет. Нет, я давно оставила мечты о пятерках. Мои требования стали таять постепенно и осталось уже что-то из области: «Ну хотя бы попытайся исправить…» и «Хотя бы постарайся домашнюю работу написать понятно и красиво».


Потом, в 5-м классе, когда ситуация уже вышла из-под контроля и Соня стала еженедельно приносить по несколько двоек, мы сначала решили, что это из-за плохого зрения, которое стало портиться очень стремительно. Буквально за полгода ее зрение так испортилось, что она уже ничего не видела даже на первой парте. Я надеялась, что после того, как у Сони появятся очки, с учебой станет полегче. Но не стало.


Я настаивала на том, чтобы мы перевели Соню в другую школу, в другой класс наконец!

У неё была учительница математики, которая ставила ей двойки каждый урок. И учитель явно был не заинтересован в том, чтобы ребёнок что-то понял. Однажды я увидела ее на онлайн собрании по Zoom’у и поняла, что этот учитель точно не заинтересован в том, чтобы помогать детям что-то понять.

Я часто себя называла Сталиным и считала себя часто неадекватно-жёсткой. Но этот учитель поверг меня тогда в ужас… Этот «педагог» была убеждена, что ребёнок должен сам во все вникнуть, сам все понять и помогать с уроками родителям и тем более репетиторам, запрещено! Да, и нанимать репетиторов запрещено. То есть, бросили в воду – поплыл? – хорошо. Утонул? – Ваши проблемы. И Соня тонула. Отчаянно тонула… и мы вместе с ней…


На встречу с учителями в школу не пускали. Из-за ковида. В школу почти невозможно было пробраться. Но Саше это удавалось. Он ходил по моей просьбе к классному руководителю Сони – Людмиле Анатольевне. Чуть ли не каждую неделю-две. Но та неизменно отвечала, что надо подождать (чего?!?), что все со временем наладится (как?!?).

В итоге я потихоньку начала «съезжать с катушек». Я уставала, Соня уставала. Ведь задавали какое-то невозможное количество уроков. При том, что учитель математики не потрудилась вообще оценить ситуацию – все ли дети все поняли?


В итоге я тратила часы на то, чтобы сначала долго и по несколько раз объяснить Соне тему, потом решить несколько примеров, чтобы закрепить материал и потом ещё нужно было делать домашнее задание. На все это уходила 3-5 часов. А ведь это только один урок, а есть и другие!


Результат всех этих совместных страданий был нулевой – на следующий день Соня снова приносила двойку. И так почти каждый день. Двойки были и по русскому (потому что на него попросту не хватало времени), и почерк у Сони был такой, что ужас, не возможно было ничего разобрать. Я хотела, чтобы она хотя бы старалась и писала хорошо. Ведь когда так ужасно написано, вообще ничего не разобрать. Она переписывала свои кривульки по несколько раз. И по остальным предметам тоже были двойки.


Психологически пятый класс был похож на прыжок с вышки, когда ты ещё толком и плавать не научился.


Единственный предмет, который нравился Соне, и у неё действительно не плохо получалось и она даже старалась писать красиво, учила все стишки и старалась заслужить похвалу учителя – это английский язык.


У Сони в ее группе был новый учитель английского – Анна Александровна. Она тоже была очень строгая. И тоже ставила Соне двойки, если та была не готова. У Анны Александровны была, по рассказам Сони, идеальная дисциплина на уроках. И Соня исправляла эти двойки сама! И имела твёрдую четверку по английскому. Соня уважала Анну Александровну за адекватность, терпение и последовательность в своих решениях. Она очень интересно вела уроки, увлекала детей. Соня любила ее за чувство юмора и чувствовала ее любовь к детям. Она даже на эти двойки не обижалась. Все правильно – не готов, получи «заслуженную» оценку!


Я предлагала Саше найти другую школу с английским уклоном, чтобы забыть, как страшный сон эту кошмарную математичку и эти двойки. Или вообще забрать документы из школы и перевести Соню на домашнее обучение. Но Саша не хотел ничего менять. А если я спрашивала у Сони – чего она хочет, она обычно молчала или говорила «не знаю», пожимая плечами.


А однажды, я даже помню этот день, 17 октября, она снова принесла двойки, и я снова расстроилась. Она ушла в ванную, а потом я заметила на ее запястье царапины… потом я поняла, что она сделала их скорей всего иголкой. Я даже сфотографировала ее руку. И хотела пойти в школу, к директору, чтобы попросить о переводе в другой класс. Я тогда пожалела ее и сказала: «Ни одна школа, двойка или что-то ещё не стоят ее здоровья!» Обработала ее руку и предложила новый формат отношения к школьным успехам или неуспехам. К директору я так и не пошла, потому что, как мне показалось, я нашла выход…


После этого случая я предложила выплачивать Соне премиальные суммы за хорошие отметки («4» и «5»), и вычитать из баланса за плохие («3» и «2»).

Так, в конце недели, если не получать двойки и тройки, и всего пару четвёрок и хотя бы одну пятёрку, можно было прилично заработать!

«А расстраиваться по поводу этих двоек я не буду. Все в твоих руках. Вот увидишь, я смогу не расстраиваться так сильно. Я постараюсь!»

Соне эта идея очень понравилась! Она даже завела себе тетрадь для расчетов. И первые пару недель у неё даже получалось быть в плюсе!

Но потом все опять скатилось в минус. И я все продолжала придумывать за что ещё выдать «премию»: почитала немного, помогла приготовить, нарисовала красивый рисунок. Но и это не помогало привести баланс в норму.


У нас была договоренность, что сидеть в телефоне или «общаться с друзьями» как она это называла, можно после того, как уроки сделаны. И если баланс по оценкам не был положительный, то больше 2-х часов сидеть в телефоне нельзя. Сверх этого время приходилось «зарабатывать». Оценками или другой творческой или интеллектуальной деятельностью.

Если она и «зарабатывала» хоть какую-то денежку, она все тратила на телефон.

И вот такой кошмар творился у нас буквально с сентября. Я была все время в напряжении с ужасом ожидая новых двоек. Соня становилась все более грустной и замкнутой в дни учебы.

Но в выходные или в праздники, или когда она заболевала, и я не без облегчения оставляла ее дома, все было очень хорошо. Мы смеялись, рисовали, читали, смотрели вместе фильмы с миской попкорна.


Это было такое напряжение, ужасное, непосильное напряжение для неё. И я не помогла ей. Не нашла психолога. Не сходила к директору и не настояла на переводе в другой класс или другую школу. Помогло бы это?… Я не знаю…

Саша говорил, что мы выдернем ее из школы, к которой Соня привыкла. Она лишится тех связей, друзей, которые у неё появились. И в итоге сделаем еще хуже. Возможно, он был и прав. И в конце концов, ведь ещё 27 человек из ее класса так же ходят в эту школу, к этим учителям. Всем трудно. Надо учиться справляться с этим стрессом.


А по поводу учителя математики… я понимала, что есть программа. Стандарты. Если ваш ребёнок не «тянет» эту программу, берите на себя ответственность, примите решение и переведите в обычную школу. Значит, Лицей вам не по зубам. У этого учителя свои стандарты, по которым она работает много лет. И по этим стандартам учатся ее одноклассники, которые имеют «4» и даже «5» по математике.

У учителя предвзятое отношение к моему ребёнку? Не думаю. Я и сама помню то чувство безысходной ярости, когда я пытаюсь объяснить одно и то же 10-15 раз, спрашиваю: «Понятно?» – «Да». – «Хорошо! Тогда реши вот этот пример». И через час мучений она приходит снова, и я вижу, что ей даже близко не понятно.


4 года я пыталась заниматься с Соней. А на 5-ый год, после нескольких нервных срывов я сказала Саше: «Либо мы забираем документы из школы, либо ты что-то делаешь. Если ты так уверен, что ей лучше остаться в этой школе, то занимайся математикой с ней сам!» Он согласился. Но позанимался он с ней всего несколько раз. А потом «работа», «чуть позже», «устал», «завтра» и тому подобные важные причины.

И потом, когда с ней начинал заниматься Саша, он выходил из себя ещё быстрее! Наверное, поэтому Соня пыталась все же спрашивать у меня. Я хоть и более требовательная, но оказалось, что видимо я более терпеливая.


Все это было бесполезно… Я видела, что она пытается, старается. Но она просто не может… Она не могла ни морально ни физически продолжать.


После того, как Соня погибла, мы приходили в школу.

Мы встретились с классным руководителем Сони. Это очень добрая, очень хорошая женщина – Людмила Анатольевна. Она очень нам сочувствовала. И сама она была в таком шоке: «Соня была такая веселая, легкая, смешливая! Такая непосредственная! Как же так? Почему?..» я рассказала Людмиле Анатольевне о том сообществе в Сонином телефоне. О том, что ее подруга-одноклассница тоже в этом сообществе. И может ещё есть шанс помочь ей? Людмила Анатольевна рассказала, что в семье у этой девочки большие проблемы. Рассказала о сверхконтроле отца этой девочки, о тяжелой ситуации со здоровьем брата этой девочки. Жаль детей… жаль, что мы так мучаем их… Даже не подозревая, как им больно от этого…


Мы попросили возможности увидеть Анну Александровну, любимого Сониного учителя по английскому языку. Анна Александровна обняла нас и заплакала. Мы поблагодарили ее за то, что она была таким хорошим учителем и сказали ей, что ее предмет и она – были чуть ли не единственными приятными школьными воспоминаниями Сони.

Она была так удивлена и растрогана…

– Правда?… а на меня часто жалуются…

– Почему?

– Говорят я слишком строгая!

– Это так. Но вы ещё и веселая и справедливая. Поэтому Соня вас так уважала и любила. Никогда не меняйтесь!


Это была очень хорошая, душевная встреча. Мы не пожалели, что пришли.


Учителя математики я видеть не хотела, поэтому мы и не просили об этой встрече. Людмила Анатольевна предложила зайти к директору, но мы не стали ее отвлекать и беспокоить. Мы хотели запомнить это место, этих прекрасных людей. Эту маленькую парту, за которой сидела наша Соня. Запомнить такими – светлыми, участливыми, немного грустными.




15 мая 2022

День 20. Друзья


С дружбой связано очень много всего в нашей жизни. Много радостей. И странностей. Боли и разочарования. Веселья и грусти. Ненависти и любви. Настоящая драма!


И я не очень понимала в каких отношениях Соня была с той или другой девочкой. Как бы сейчас сказали современные пользователи соцсетей: «статус: все сложно».


Мне всегда хотелось узнать ее друзей. И я всегда предлагала Соне приглашать друзей домой. Тем более, что сама я была лишена такой привилегии в детстве. Можно сказать, в том числе, и для этих целей, была куплена PlayStation последней модели. И Соня не раз удивляла своих одноклассников таким «сокровищем». Мне хотелось, чтобы к ней приходили почаще друзья и они вместе проводили бы весело время.


И когда это случалось, мы разрешали играть в PS сколько угодно, приносили торты и пирожные, заказывали пиццу. Мы хотели быть в курсе ее жизни. И показать ей, что мы нормальные, добрые родители, которые доверяют ей. Мне не хотелось сковывать детей своим присутствием, и я всегда предлагала Саше пойти погулять, чтобы дать возможность Соне побыть с друзьями наедине. Чтобы она не чувствовала себя с нами как будто «под присмотром».


Друзья у неё были в основном в школе. Еще одна давняя подруга была вне школы. Каждый год Соня ездила летом к бабушке в Керчь и там проводила лето с Ксенией. Родители девочки – москвичи, тоже привозили дочку к бабушке на лето. Так они и отдыхали вдвоем. Купались в море, лазали в веревочном парке, гуляли. Когда наступали школьные будни, девочки разъезжались по домам. Соня в Питер, Ксения – в Москву. И время от времени девочки переписывались по скайпу. Соня всегда очень ждала лета, чтобы снова повидаться с Ксенией.


А все остальное время Соня отчаянно пыталась наладить связи со своими одноклассниками. И это почти всегда заканчивалось одинаково. Мне было трудно видеть это.


Первая ее подруга ещё в начальных классах после 2-х лет дружбы вдруг стала обижать Соню, толкать ее, издеваться, буквально унижать Соню. Почему так? С чем это связано?… Я так и не узнала. Соня не хотела об этом говорить, но я видела, что ей трудно, больно, обидно.


Потом в 3-м классе у них появился новенький мальчик. Он был очень хвастлив и явно очень заинтересован в ком-то более популярном. Но у него были какие-то проблемы со здоровьем, и он носил шапочку из-за облысения. Кажется, это была неудачная реакция организма на прививку от столбняка.

Так вот, когда он пришёл такой странный и плешивый, никто не хотел с ним дружить. Он ещё к тому же был ужасный хвастунишка и выскочка. С ним дружила только Соня. Он пользовался этим. Приходил к нам в гости. Они вроде не плохо проводили время. Но когда его волосы отросли, Соня ему стала больше не интересна.


Каждый такой «друг» в итоге исчезал, как будто его и не было. Только одна девочка, Римма, настоящий маленький боец, веселая, смелая, добрая и принципиальная девчонка. Она продолжала общаться с Соней, и они гуляли по выходным. Но Римма общалась с Соней почему-то только вне школы. А в школе дружила с другими девочками. Я ее обожала и всегда разрешала им гулять сколько они хотят и потом сидеть у нас и развлекаться. Один раз мы водили девчонок как-то в кино. Жаль, что из-за ковида многие интересные места закрылись.

Была ещё одна девочка, Варя. Очень веселая, добрая и немного скромная девочка. Они очень сдружились за последние пару лет начальной школы. Но у Вари заболела мама. Как потом я узнала от неё самой, это был рак. Она долго боролась с болезнью, но в конце 4-го класса, Варина Мама все же умерла. И отец Вари решил переехать в другой город и забрать дочку. Так Соня потеряла, наверное, единственного своего хорошего друга.


В 5-м классе появились новые девочки. И Соня нашла с ними контакт. Если бы я знала, что их связывает… Как-то Соня пригласила этих девочек в ресторан на свой день рождения. Но ни одна из них не вспомнила об этом и не пришла.


Дней за 10 до Сониной смерти я предложила Соне пригласить к нам одну из этих девочек. Ту, которую Соня называла подругой. После визита этой странной девочки, такого разочарования и растерянности я не испытывала давно…


Девочка была такая… замкнутая, как будто всегда готовая к атаке или защите…

Она не сказала «здравствуйте» и не поблагодарила за обед, не сказала «до свидания». Но не это было главным. Меня поразило то, как она общалась с нами и с Соней. Она злобно подкалывала ее, говорила что-то резкое, огрызалась. Соня пыталась быть с ней милой, пыталась развеселить ее, но вместо улыбки эта девочка сказала резко и злобно: «Че ты ржешь-то как идиотка?»


Когда они собирались уходить, уже в прихожей я спросила у девочки, чтобы хоть что-то узнать о ней:

– Твоя мама сказала, ты завтра идёшь к репетиру?

– Да, по английскому

– Ну и как, нравится тебе преподаватель?

– Да, она нормальная. Не то что наша училка по английскому!


Я знала, что Соня любит и уважает своего учителя по английскому, Анну Александровну. И поэтому меня удивило такое отношение, и я спросила:

– А что с учителем английского? Тебе она не нравится?

– Пффф… Конечно, не нравится! Как она может нравится, она злая и мерзкая!

Я в этот момент смотрю на Соню, в надежде, что Соня возразит, защитит своего любимого учителя. Но она только растерянно и даже как мне показалось, глупо улыбалась, склонившись в просительной позе, глядя на свою «подругу»…


Я поняла, что все очень-очень плохо. Все, чего я боялась уже происходит. Прямо сейчас. Я видела отношение этой девочки к Соне. Я видела унизительное положение Сони перед этой не красивой, злобной, закомплексованной девочкой…

Тогда я ещё не знала всех тех ужасов, которые они писали в своих чатах, или в этих жестоких извращённых сообществах. Их связывало что-то… теперь мне кажется, что их связывало обоюдная потребность в боли. В потребности этой девочки эту боль причинять и потребности моей дочки ее получать. Жертва и мучитель. Может я и ошибаюсь?.. я надеюсь, что я ошибаюсь…


И я чувствовала и понимала, ей отчаянно нужны были друзья. Она была готова на все ради этого. Она так остро чувствовала это одиночество внутри себя. И мы не могли ей помочь.


Я старалась справляться со своими страхами «она будет слабой», «она будет зависимой», «она будет терпеть унижения», «она как-то навредит себе из-за несчастной любви», «она будет отталкивать, раздражать людей своей ролью зависимой жертвы», «она станет наркоманкой».

Но чем больше я старалась, тем видимо хуже становилось. Потому что я начинала видеть эту страшную для себя реальность и мне становилось ещё труднее.

А уж как трудно было Соне… Мне и не представить.


Она ощущала себя «Ничтожеством», теперь я это знаю, прочитав ее записку самой себе в будущем. Наверное ещё помнила мое «Неудачница»…


Она старалась всеми силами соответствовать, быть такой же, быть «своей». Когда мы читали в ту ночь их переписку, я удивилась, что Соня называет нас так же, как та девочка зовёт своих родителей: «батя» и «мамка».

Ведь дома она всегда звала меня «мамочка», а Сашу «папочка»… Читая это, мне стало казаться тогда, что как будто другая, чужая сущность проникла в Сонино сознание. Злая, черная, злобная сущность.


Я помню, как она меня обнимала, как говорила, что она любит меня. Просто так. Мы обнимались несколько раз в день. Просто так. И я знаю, что она нас очень любила. Но этого было недостаточно. Подростку нужны отношения. Это жизненно необходимо для него – чтобы «свои» принимали тебя. Принимали ли ее «свои»?


Я помню этот звонок через два-три дня после гибели Сони. Мне позвонили с неизвестного номера. Мы с Сашей были в санатории «Дюна», куда нас отвез наш друг Димка. Я взяла трубку:

– Да?..

– Здравствуйте… это мама Сони Седовой? – послышался неуверенный детский голос.

– Да… кто это?

– Меня зовут Лиля. Я узнала Ваш номер у мамы одноклассника, она в родительском комитете и знает телефоны всех родителей. Скажите, а где Соня? Мы с девочками пишем ей, но она нигде не отвечает… Она так долго болеет… С ней все в порядке?

Я уже плакала в этот момент. И я не знала, как сказать 11-летним девочкам, что их подруга убила себя…

– Девочки, милые, мне так жаль вам это говорить… но Соня погибла.

– Что?… Погибла?..

Дальше я услышала детский плач…


После того, как я положила трубку, Саша сразу позвонил Людмиле Анатольевне, классному руководителю Сони. Та поблагодарила и скорей направилась к девочкам. Позже я узнала, что девочкам в тот день срочно вызвали клинического психолога, чтобы успокоить и снять состояние шока. Позже именно этого психолога, Анну, нам и посоветовала Людмила Анатольевна. И мы ей за это очень благодарны.


Когда мы приходили в школу после произошедшего, Людмила Анатольевна рассказала, что девочки очень переживали эту утрату. А Римма, моя любимца, подружка Сони, даже принесла портрет Сони и его поставили на ту парту, за которой она когда-то сидела. И так 2 дня Соня «оставалась» с друзьями в школе.


Когда я узнала об этом трогательном поступке Риммы, я уже знала, что это придумала и сделала ее чудесная мама, Маргарита. И конечно, я поблагодарила ее и заодно спросила, как там Римма. Маргарита сказала, что она очень рада, что я ей написала, она сама боялась потревожить меня.


Когда все произошло Саша разговаривал с Людмилой Анатольевной, и та сказала, что родители собрали деньги на похороны и хотят помочь. От денег мы категорически отказались, но передали слова благодарности. И главное, от нас обоих Саша попросил Людмилу Анатольевну передать, чтобы нам никто не писал ни соболезнований, ни слов поддержки. И она выполнила эту просьбу.


Вот почему Маргарита не решалась мне написать. Но я очень уважала их семью и маленькую Римму тоже, и я поблагодарила Маргариту за ее доброту и поддержку и сказала, что я очень рада, что Римма дружила с Соней. А Маргарита написала:

«Римма сказала, что с Соней совершенно невозможно было поссориться. Совсем никак!»

А потом, когда мы пришли на приём к Анне, клиническому-психологу, которая как раз и приходила в школу помочь девочкам, когда они узнали о смерти Сони. И Анна передала впечатления девочек о Соне: «Она была очень сильная и очень самостоятельная! И очень добрая, и веселая!»


Так я узнала, что Соня не была чужой, она не была изгоем в своём классе. Ее любили. И считали сильным и смелым человеком. Каким она всегда и была.



16 мая 2022

День 21. Рыженький котик


Я любила Сонины волосы.

Медные? Медовые? Льняные? Все эти слова подходили для описания цвета ее волос. И ещё я очень любила запах. Наверное, все мамы любят целовать своих детей в макушку. Где-то я даже читала, что, когда мама или папа вдыхают свежий аромат кожи своего ребёнка, в этот момент у родителей вырабатываются гормоны радости. Скорей всего это правда.


Я вообще всегда выглядела как странное существо-нюхач, когда рядом была Соня. Я всегда начинала шуточно обнюхивать ее, как это делают самки-животные, чтобы убедиться, что это свой, родной детеныш. Она была единственная, кого я хотела и любила обнимать, целовать, нюхать и даже покусывать. «Буся, можно куснуть за ушко?» – «Хи-хи-хи! Можно!» – «А-ам!»

Поэтому мне удавалось испытать каждый раз букет из эндорфинов всех цветов и оттенков, когда ко мне приходила Соня, чтобы что-то рассказать, пошутить или просто обняться. И вот, слышу топот – 2 маленькие лапки, веселое щебетание и глаза, полные счастья и искристой радости. Каждый раз, когда она приходила ко мне, я не могла не видеть этот яркий, озорной взгляд. И я не могла не отвлечься на эту чистую радость, чтобы хоть на мгновение испытать это чувство.

Благодарю тебя, моя хорошая, что дарила мне эту радость целых 11 лет!


Когда все это случилось мне было тяжело подходить к двери нашего подъезда. Потому что в 5 метрах от него, несколько дней назад, мы пытались удержать маленькую душу нашей дочки той холодной мартовской ночью. А она, в свою очередь, не уходила, чтобы поддержать нас и спасти своего папу Сашу от травм и сумасшествия, пока мы ждали скорую.


Сначала был звук… Странный, глухой звук… Мы подумали, что, наверное, снег упал с крыши… Саша решил, что Сони долго нет… И в следующее мгновение я слышу: «Оля, вызывай скорую! Она выпала из окна!»…


Саша побежал вниз первый. И рассказывал потом, что когда он ее увидел, лежащую на мерзлом льду, то она выглядела как маленький ангел, который просто прилёг отдохнуть на снег. Когда он перевернул ее, она не дышала… Он начал кричать, и бить кулаком в ледяную землю. Так сильно, что чуть не сломал руку. Он рассказал, что когда он ударил 3-й раз… Соня вдруг вдохнула… она вдруг начала дышать. Очень тяжело, но она дышала. И когда уже спустилась я, он кричал: «Оля! Она дышит! Где же скорая?!» Я подумала, что он помешался, но, когда я подошла, я увидела: она правда дышала! Это было невероятно. Страшно. Хрипло. Тяжело. Но она дышала!


Я снова позвонила в скорую, и сбивчиво попыталась узнать, что мы можем сделать для ребёнка, пока не приехала скорая. Но оператор на том конце просто просила ждать приезда врачей. Я заметила, что из окон на нас смотрят люди, какой-то мужчина стоял неподалёку. Позже Саша рассказал, что он вызвал скорую и пытался тоже помочь. Женщины из окон тоже пытались успокаивать Сашу, пока я спускалась вниз. Они просили его оставаться с дочкой, оставаться в здравом рассудке.


Я побежала на дорогу, чтобы показать скорой, куда нужно ехать. Скорая приехала очень быстро. Врач сразу спросил: «С какого этажа она упала?» – «С 11-го». Нельзя было не заметить его потухший взгляд, который говорил сам за себя. Но врачи-реаниматологи все равно стали делать все что возможно для спасения. Нам оставалось только надеяться на чудо…

Врачи перенесли тело в машину скорой помощи, и реанимация продолжилась там, за закрытыми дверьми.


Мы стояли и молились как умели.

Саша был не в себе, он кричал и был похож на смертельно-раненого зверя. Я подошла к нему, а он сказал: «Это мы сделали с ней!» И я тихо ответила: «Я знаю…» Он не подходил ко мне. И я поняла, что больше и не подойдёт. И я решила, пусть так и будет. Так и должно быть. Я буду расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь.


Он мерил тяжелыми шагами улицу, одетый в одну футболку… Ведь своей курткой он укрыл Соню. Я спросила, не холодно ли ему?.. И тут же поняла, что он ничего не чувствует… Я поняла, что он не в себе, и мне нужно сделать все, чтобы хоть как-то помочь ему.


Это очень странно… В этот страшный момент я не могла плакать…

Саша рыдал, кричал… а я не могла плакать. Но я думала о нем. Я знала, что судьба Сони в руках врачей, в руках Творца, в руках самой Сони… И я пошла домой, чтобы принести Саше куртку и свидетельство о рождении, которое попросил врач.


Вернувшись, я увидела, как он начал кричать, что он был ужасным отцом, что он виноват. Но, я-то знала, что это не так. И я почувствовала, что я должна сделать то, что нужно, чтобы вытащить его. Даже если он никогда больше не захочет видеть меня, даже если он будет ненавидеть меня до конца своих дней. Сейчас я должна сделать все, что могу. Я подошла к нему, очень уверенно. Встала напротив, взяла очень крепко его за плечи и встряхнула, а потом сказала громко и уверенно: «Посмотри на меня!» Он поднял заплаканное лицо… – «Ты был самым лучшим отцом в мире, ты понял?! Не смей говорить так! Ты слышишь меня?!» Он на мгновение как будто остановился и посмотрел на меня уже более осмысленно… Потом закивал, но все равно отошёл от меня. «Ничего, это не важно. Я потом буду думать о себе. Я причинила так много боли этим двум людям, что у меня впереди была ещё целая жизнь, чтобы принять свою карму в полной мере.»


Через какое-то время мы оба стояли и смотрели на машину скорой помощи. Время как будто замедлилось… Ничего не происходило… Саша стал снова терять самообладание: «Что они там делают?! Почему они ничего не делают?!» – «Саша, они делают все что могут, поверь».


Через пару мгновений он повернулся ко мне и сказал: «Я очень тебя люблю. Мы вместе. Я не оставлю тебя». И я обняла его, а он меня. Мы стояли так, и я слышала, как Саша плачет… Я так и не могла заплакать… Я не знаю почему. Но я чувствовала огромное облегчение от того, что он не ненавидит меня. Он любит меня. И мы сейчас вместе.


Мы стояли и каждый из нас говорил с Творцом, с ангелами, с душой Сони. Я поняла, что теперь буду ценить каждое мгновение с ней. Какой бы она ни была. Даже если мне придётся ухаживать за инвалидом, даже если наша жизнь превратиться в ожидание хороших новостей между походами в больницу. Я была готова к любому исходу, лишь бы она была жива… Я просила Творца дать нам ещё один шанс!


Но тут я вдруг почувствовала, что она не хочет… Она вернулась ненадолго, да. Но она бы не хотела жить в коме, или быть инвалидом, или постоянно мучиться от боли. И тогда я сказала: «Милая моя, я приму любой твой выбор. Прошу тебя, сделай так, как лучше для тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива». И тогда мне показалось, что я ее отпустила… И буквально через минуту вышел врач и сказал: «К сожалению, она умерла»… На часах было 1:45.


Ко мне подходили полицейские, участковый, врачи и следователь… Они задавали одни и те же вопросы… Я отвечала. Потом мы пошли в наш дом, и следователь и участковый пошли с нами. Они должны были провести обязательные процедуры описания места происшествия и зафиксировать показания. Все растянулось до 3:30, и мы должны были ещё поехать в полицейский участок. Но следователь предложил перенести приём на 8 утра, чтобы все хоть немного выспались.


На утро мы поехали к следователю и провели там за дачей показаний 4,5 часа. Следователь и его помощники – очень хорошие люди. Не безразличные. Такая тяжёлая у них работа. Но они при этом остаются людьми.


Следователь тогда сказал, что, к сожалению, у них очень много похожих дел. 3-4 случая в месяц только по Приморскому району Петербурга. И все дети из благополучных, любящих семей. Следователь забрал Сонины гаджеты. Сказал, что следствие будет идти примерно 3-4 месяца.

Когда мы сидели у следователя, приходила женщина. Она забрала телефон своей дочери. Дочь этой женщины тоже покончила с собой. Эти несчастные дети и такие же несчастные родители… Горе стало не просто близко. Оно стало частью нас.


Я все ещё не могла плакать. Не могла думать. Я была как будто под водой.

Приехали наши друзья – Дима с женой Катей. Они и отвезли нас домой. И вот тогда я обняла Сашу стала истошно кричать. Я кричала и рыдала. Я плакала… И вот, с тех пор я не могу остановить слёзы.


Позже днём снова приезжал следователь с командой помощников. Они искали записки, рисунки, дневники. Все, что хоть как-то может объяснить или прояснить ситуацию. Они фотографировали квартиру, описывали подробно помещение, делали замеры окна… Один из следователей сказал не громко, но я слышала: «Какое хорошее место… А ведь у девочки было все, о чем можно только мечтать…»


На следующий день к нам приехал наш друг Дима, чтобы отвезти нас в санаторий «Дюны». Я собирала вещи, а Саша с Димкой были на кухне. И тут я услышала Сашин смех… «Господи… он смеётся?.. Да, точно… смеётся!…»

И в тот момент я почувствовала какую-то безотчетную надежду и радость, как будто у нас появился шанс, как будто мы ещё сможем жить и может даже будем улыбаться и смеяться однажды?.. Саша ушёл умыться, а я подошла к Диме и обняла его:

– Спасибо…

– За что?…

– За его смех…

– Ну, что ты… а для чего ещё нужны друзья?.. – смутился Димка.


«Дюны» – это санаторий в пригороде Петербурга, очень красивое, спокойное место, с живописными пейзажами соснового леса и чистых озер в округе.

Когда мы приехали туда и зашли в главное здание, то сначала растерялись, увидев постояльцев. Все как один с переломанными конечностями и на костылях… «Очень жизнеутверждающе», подумала я. Но это именно так и было! Люди, которым было больно, и очень неудобно. Но они старались, они боролись, и они улыбались! Персонал в санатории – как добрые нянечки в счастливом детстве. Дни стояли солнечные, началась настоящая весна. Капель, пение птиц и такая тишина вокруг! Когда живешь в городе забываешь этот звук – звук тишины.


Мы были как будто в каком-то тумане. Но нас окружали очень хорошие, заботливые, хоть и совершенно посторонние люди. Это прекрасное место с очень хорошей энергетикой, которая буквально излечивает тебя изнутри. По крайней мере, нам так казалось тогда.


Мы пробыли там 4 дня. Это было хорошее, светлое и в то же время грустное время. Но мы постоянно как будто чувствовали, что рядом есть какая-то заботливая, добрая энергия, которая поддерживает нас. Мы купили 2 китайских фонарика, и один из них отпустили в память и с благодарностью об этом прекрасном, светлом месте перед самым возвращением в домой.


Возвращались домой в Питер мы вечером, было уже темно. И я поняла, что не хочу боятся того места, где ночью мы нашли тело Сони. Я знала, что ее душа покинуло его ещё до того, как тело соприкоснулось с землей. «Как птичка…» – все время было в моей голове. Но красное пятнышко крови, которое на белом снегу выглядело как разлитый вишневый сок, не давало мне покоя. И я попросила Сашу убрать эту кровь и помочь мне кое-что сделать. На помощь Саше приехал Димка и они вдвоём разбивали ночью лёд топором…


Утром мы заехали в магазин, чтобы купить цветы. Это было 8 марта. Все были счастливые, с цветами. Все улыбались…А мы зашли в цветочный магазин и попросили 12 роз, потому что Соне бы исполнилось в этом году 12 лет.

– Двенадцать? – Переспросила цветочница.

– Да…

– Перевязать вам чёрной ленточкой? – уже с грустью в голосе спросила она.

– Нет, перевяжите пожалуйста желтой.

Это был любимый цвет Сони. Желтый. И зелёный.

После этого дня я попросила Сашу больше никогда не дарить мне цветов на 8 Марта…


В магазине я выбрала мягкую игрушку – маленького рыженького котика в пятнышках. Мы иногда так и звали Соню – «Наш рыженький котик». Из дома я принесла свечки и открытку. Все это мы расположили в уголке, в том самом месте, где все произошло. Зажгли свечки. И когда мы это сделали, я почувствовала, что это было правильно.


И так мы приходили к этому месту уже без ужаса. И приносили туда свежие цветы. Свечки, конечно, уже отгорели. Но мы все равно старались сделать это место красивым и не страшным. Наверное, в первую очередь для себя?.. Так мы проверяли котика каждый раз, когда выходили на улицу. «Проверим котика?» – «Конечно».


Через 3 недели, когда наконец-то нам выдали документы, и главное, урну с прахом, мы собрались в поездку на машине к моим родителям в Краснодарский край. Уже началась война на Украине и все перелеты в Краснодарском крае были закрыты. И Саша предложил забрать котика: «Зачем ему там лежать неделю, а может и дольше?» Но когда мы спустились вниз и подошли, чтобы забрать игрушку, котика и открытки не было… Это была хорошая новость. Значит кому-то, может какому-то ребёнку, понравился котик и он взял его себе? Это хорошо! У него может быть, появился новый дом? Уезжали мы спокойно. Мы знали, Соня далеко… Там, где много любви и радости. Она спокойна и счастлива.


«Будь свободна и счастлива!» – написала я на магнитном планёре, а Саша добавил: «Наш рыженький котик!»




17 мая 2022

День 22. Ты слышишь меня?


Пару дней назад я снова побывала на встрече с психологом, Анной.


Очень многое мы обсудили, и я так благодарна этой доброй, красивой и мудрой девушке за ее помощь.


Мне кажется, бывает так, что некоторые люди выбирают своё предназначение, а бывает так, что предназначение находит человека. Мне кажется, что у Анны именно так. Она не просто добрый и сочувствующий человек, она очень хороший психолог. И встречи с ней – это большой и важный опыт для меня, да и для всей моей семьи. Столько мыслей, чувств – новых для меня, раньше я о них и не подозревала. И старых. Которые были выкинуты или спрятаны поглубже. Но от этого они не стали меньше или тише. Они были брошены, и оттого все чаще пытались напоминать о себе. А если я «не слышала» их, то они все равно прорывались. В гневе. В злости. В страхе.


Так и случалось, когда я вдруг впадала в своё обычное злобное и жёсткое состояние. «Жизнь – это борьба». «Чтобы добиться чего-то в жизни, нужно много трудиться!», «Нужно уметь защищать себя». «Чтобы тебя любили, нужно стать лучше», «Никому не нужны неудачники!» Это те правила жизни, по которым я сама жила почти 40 лет. И мне казалось, что именно эти четкие, понятные установки и помогают мне жить. Именно они помогали мне, когда я была ребёнком. И потом, когда стала подростком и в молодые годы тоже.


Я жила по ним. И я заставляла жить по ним свою маленькую семью. Если Саша был уже сильным и мог уехать, сменить тему, отвлечь меня, рассмешить или в крайнем случае «переждать шторм», то у Сони таких возможностей ещё не было.

Когда я злилась из-за плохих оценок, из-за испорченных или потерянных вещей, из-за беспорядка, я вещала про то, что надо трудиться ради своего светлого будущего. И все чаще мне казалось, что Соня меня совсем не слышит. Она просто ждёт, когда я закончу. Она расстраивалась оттого, что расстраивалась я. И она приходила ко мне, виновато опустив голову. И тогда мне становилось жаль ее и я обнимала ее и говорила: «Я все равно люблю тебя, Буся…» и так заканчивался практически каждый мой «разбор полетов».


Но в процессе своей неконтролируемой злости я могла сказать что-то обидное, что-то фатальное. Такое, что жизнь, наверное, покажется немилой. Ведь выхода нет. Все будет плохо! Очень плохо! Конечно, для меня в те моменты все это было более чем реально, важно и правильно.


Сейчас я уже понимаю, что эти установки были продиктованы страхом. И в первую очередь, страхом, что Соня не сможет найти своё место в этом мире (см. Правило «Чтобы чего-то добиться в этой жизни, нужно много трудиться!»). Что она будет несчастна и одинока (см. Правило: «Никому не нужны неудачники!» и «Чтобы тебя любили, нужно стать лучше!»). А даже если у неё будут какие-то отношения, то ее будут обижать (см. правило «Нужно уметь защищать себя!»).


Но ещё одна причина, по которой я так срывалась, это страх самой оказаться никчемной неудачницей. Ведь ребёнок – это главное, ради кого нужно стараться, жить, учиться, быть лучше. Это огромная ответственность. И если у меня ничего не получается и все что я делаю или говорю просто растворяется… значит, я не смогла? Значит я плохая мать. И все мои правила, установки, принципы – все это пустой звук?


Наверное, поэтому я однажды сказала эту страшную фразу Соне:

«Чего бы я не сделала, каких бы успехов не добилась, у меня всегда будешь ты – та, кто опустит меня на Землю.»


Это ужасная фраза. Я вспоминаю ее каждый день и мне так стыдно и так больно за Соню… Я очень сожалею об этих словах. И надеюсь, ее душа меня когда-нибудь простит за это.


Я злилась. Очень злилась. Мне казалось, что все что-то делаю, все мои попытки что-то изменить, исправить, улучшить… все они никому не нужны. Ни Саше, ни Соне. «Неужели они не понимают, как это важно?!» «Слышит ли она меня?» – все время задавала я себе эти вопросы. Но все повторялось. Каждый день. Я была в тупике. Оттого, что мне казалось, что Соня и Саша не слышат меня, я сама себя накручивала ещё больше. И от этого мои эмоции все накалялись и накалялись. И вместо мудрого «все будет хорошо», мне казалось, что мы все просто катимся вниз. И выхода нет. Вот эта мысль «Выхода нет» – возможно она осталась в сознании Сони.? Возможно, это я вложила в ее голову эту мысль?..


Когда Соня еще была жива, я иногда спрашивала Сашу: «Как же так?… Я иногда скажу Соне что-то не приятное, выйду из себя… А она? Она должна была бы обидится, разозлиться на меня в конце концов! Но она никогда не злится на меня! И не обижается… Она всегда приходит ко мне, чтобы я успокоилась. Чтобы подойти и обнять меня…» Разве так бывает? Мне было это не понятно. Она была для меня как будто житель с другой планеты… Как живой представитель учения Христа о том, что если тебя ударили по правой щеке, нужно подставить левую…


А она слышала меня… И все это оставалось в ней. Все мои страхи оставались в ней. Вся моя злоба… А что она возвращала мне? Только любовь…

Чтобы в итоге уйти, не найдя для себя другого выхода…


Анна, психолог, пытается помочь мне с главной причиной, из-за которой так трудно двигаться дальше и просто жить – с чувством глубокой вины.

Мы обсуждаем мою установку, что я была плохой мамой. Анна просит меня вспомнить и рассказать ей о том, как мы весело проводили время с Соней. Как мы вместе рисовали, смеялись, разговаривали, читали. Как обнимались и признавались в любви друг другу.

Мое желание сделать все возможное для того, чтобы у моего ребёнка была мотивация жить, чтобы была цель, чтобы способности, данные ей от природы развивались – все это нормальное и естественное желание хорошей мамы для своего ребёнка. В наших беседах Анна пытается убедить меня, что я была хорошей мамой.


Соня мне часто говорила: «Ты хорошая Мама!» И, честно говоря, я и не сомневаюсь, что она любила меня. А вот я… Я так и не смогла научиться настоящей, безусловной любви. Любить маленького человека просто так. Не за хорошие оценки, не за порядок в комнате, не за достижения в спорте, творчестве и музыке, не за крепкие социальные связи, не за сильный волевой характер. А за то, что это самый красивый и добрый человек, который любит меня и который так нуждается в моей любви и поддержке.


Прости меня, моя милая, прости меня за все… Я буду продолжать учиться любить. И я знаю, что ты мне в этом помогаешь. Я ничего уже не могу изменить. Но я ещё могу измениться сама. Даже если ты сейчас далеко, я все равно слышу тебя и чувствую твою поддержку.


P.S. Сегодня я целый день была одна. Саша уехал в командировку, в Москву. И я плакала и смотрела на небо. Я искала облачко, похожее на девочку с хвостиками. Но ничего… И мне показалось, что я совсем одна. И я не слышу тебя… И ты меня тоже не слышишь.

Я все смотрела и смотрела в небо. Тучи, тёмные облака медленно проплывали по небу. И мне показалось, что ты сказала: «Обернись». Я обернулась, но увидела себя в зеркале… и больше ничего…

А потом я ушла работать. И вдруг увидела в окне солнце… и дождь! «Надо же, такое яркое солнце и дождь! А вдруг я увижу радугу!» Я снова подошла к окну и стала вглядываться в яркое небо. «Нет, не вижу…»

И тут я поняла, что означало «Обернись». Ведь радуга на другом конце! И я пошла скорей в другую часть дома, в твою комнату! И я ее увидела! Огромную! Красивую радугу! Радуга! Я так долго ее ждала! Как будто надежду…

Спасибо! Я была так счастлива! Я перестала плакать и только смотрела на эту радугу. Всего минутка, и она пропала. Но я все улыбаюсь теперь. Ты со мной. Я так рада, что я слышу тебя!


Да, я слышу тебя.




18 мая 2022

День 23. Под защитой


Сегодня хлопотный день.

Нужно успеть съездить на другой конец города, отснять видеоматериал для рекламного ролика нового направления. Я веду машину медленно. Я первый раз за рулем спустя несколько месяцев. Я давно не водила. Долго не могла себя заставить снова сесть за руль. Я не люблю водить, и машина мне нужна была только чтобы забирать Соню из школы. А теперь еще и операция на колене. И я даже хожу пока с трудом.



Но я сама уверенно и настойчиво предложила Саше поехать в автосервис на двух машинах. План был такой – доезжаем до автосервиса, Саша оставляет свою машину, и дальше мы едем на моей. Нам еще нужно успеть на приём к врачу. Так что жаловаться поздно. Нужно вспомнить, как это делается и доехать без приключений. Саша впереди на Марусе я следом за ним.


Маруся – это наша любимая машина. Я назвала ее так, потому, что когда мы ее купили, она была похожа на русскую красавицу. Белая Ауди с гжелью на заднем бампере. Немка с русской душой. Она мне этим и понравилась. Любовь с первого взгляда. Саша любит Марусю. И я тоже. И он очень заботится о ней. Говорит, он так ее любит, потому что я ее выбрала. Несколько месяцев назад Саша установил на нее новую тормозную систему. Много кто обращал внимания на эти новые колёса и новые тормоза. И тогда мы решили предложить такие же любителям тюнинга – владельцам спортивных машин.


Я начала этот проект давно, ещё летом. Думала управиться за пару месяцев, быстро запустить рекламу и по отработанной схеме начать отрабатывать заказы. Но дело затянулось. Логотип, сайт, фирменные материалы. Фото и видеосъемка. Долгое обсуждение деталей расчета с поставщиком. Все это заняло больше полугода.

После того, как Соня ушла, я уже и не планировала продолжать этим заниматься. Мне было уже все равно. Если бы не Саша. И его новый знакомый.

Наш друг Димка познакомил Сашу со своим знакомым. Он оказался так же, как и Саша – фанатом тюнинга. Они с Сашей быстро сдружились. Благодаря ему Саша познакомился с полезными и хорошими людьми, специалистами в сфере авто-тюнинга. Мне и Саше всегда нравилась авто-тема. Мы любили смотреть ТВ-шоу, где классные специалисты прокачивали машину клиента. И втайне мечтали заниматься тем же. Вот так же получить заказ, сделать очень хороший тюнинг и потом отдать счастливому владельцу его обновлённую «ласточку».


Вспоминаю себя и понимаю, что еще с юности любила эту тему. Ещё с тех пор, как познакомилась и начала встречаться со своим первым парнем Артемом. Тёма. Тёмыч.


Он был безбашенный, смелый, и сильный. Он классно водил машину и имел полгорода друзей. Его куртка всегда пахла бензином, а руки всегда напоминали о том, что не меньше, чем хороших людей, он любит хорошие тачки. Мы встречались 7 или 8 лет. И это было хорошее, веселое время. Потом мы остались хорошими друзьями. Но с тех пор, как я первый раз вышла замуж мы перестали общаться. Тёме не нравился мой первый муж. У него и самого тогда было не простое время. В работе. В отношениях. И он просто пропал. Я не видела и не слышала его лет 10. Может поэтому «авто-тема» всегда была мне интересна? Ностальгия по бесшабашной юности.


Вот так, авто-тема снова появилась в моей жизни.

Саша показал своему новому знакомому наши материалы по тормозным системам. И ему понравилось то, что мы делаем, он решил помочь. Стал рассказывать о нашем товаре своим знакомым, владельцам автомастерских. Ему понадобились дополнительные материалы. Мне пришлось сдуть пыль с заброшенной идеи и рисовать прайсы, менять сайт. Мне не хотелось делать ничего, я помню, с каким трудом мне все это давалось.


Тут как раз пришло время ехать на видеосъёмку к нашему потенциальному партнёру. Я планировала сделать рекламный видеоролик. А для этого нужно было записать видео процесса по новой услуге, которую так же предложил опробовать Сашин знакомый. Одно дело – продажа товара. И совсем другое – продажа услуги. Тут самое главное люди.

Я сомневалась, хочу ли я этим заниматься. Несколько раз пыталась придумать причины, почему мне не стоит «в это ввязываться»: «Сейчас не лучшее для этого время», «Мне теперь ничего не нужно», «Я не смогу себя заставить» – говорила я себе. Но все равно делала то, что просил Саша. Без интереса, эмоций и без ожиданий, на автомате, но делала.



Но, когда я побывала там, я увидела хороших специалистов, новое оборудование, красивый светлый производственный цех. И я поняла, что люди, которые работают здесь – любят своё дело, и я хочу стать его частью. Дата и время съемки были назначены. И вот мы едем на место. Сашин знакомый уже ждёт нас в назначенном месте съемки. Но мы опаздываем.



Я выхожу из машины. Вернее, выкарабкиваюсь из неё. Уфф.. добралась. Через весь город… И мы даже вроде как успели?.. «Оля, вот, познакомься. Это Артём, я тебе про него много рассказывал!» – слышу я Сашин голос.


Я вижу его. И не верю. Но он подходит ближе. И я узнаю эту походку. Он идёт ко мне. Улыбается, раскинув руки для того, чтобы обнять. Это же… Тёма. Тёмыч! Тот самый, безбашенный парень из моей юности… Он стал старше. Но он почти не изменился. Как будто и не было этих 10 лет!


Я так растеряна и так рада ему. Я обнимаю его. А он, как и всегда поднимает меня. Он высокий. И мои ноги не касаются земли. И мы так и остаёмся: я обнимаю его за шею, он несёт меня через улицу. Саша все понял. Догадался. Улыбается. Он рад, удивлён, но очень рад, что мы встретились. Тёма говорит мне тихо: «В пятницу я почувствовал, что Сашиной женой окажешься ты…» Я плачу. Он утешает меня как когда-то: «Тише… тише.. ну все.. все» Я говорю ему: «У меня дочка погибла…»

Он отвечает: «Я знаю… Тише. Ты сильная. Ты справишься. Все будет хорошо.»


Я снова почувствовала себя как когда-то. Под защитой. Вокруг меня так много больших и сильных ангелов. Саша. Андриан. Димка. И теперь Тёма.


Я не знаю, что это если не чудо?

В Питере живет несколько миллионов человек. Но я снова встретила своего близкого друга вот так – через время и расстояние. И через своих близких друзей. Иногда мне кажется, что все мы из одной группы родственных душ. Которым суждено было встретиться. И не расставаться. Особенно в такое трудное время.



Спасибо…




19 мая 2022

День 24. Когда Соня станет морем


Однажды мы с Соней стали говорить о смерти… Мы много и часто подолгу говорили с ней обо всем.

Точнее, говорила обычно я… Она спрашивала, а я отвечала на все ее вопросы. И иногда одна тема плавно перетекала в другую. И начинали мы с обсуждения какого-то момента из любимого фильма или сериала, а заканчивали космосом, Вселенной, любовью, или… например, как в этот раз… смертью.


Кажется, мы говорили о Вариной маме, которая умерла от рака. И так как у меня тоже был поставлен диагноз «онкология», я понимала, насколько это выбивает из обычной жизни. Не только сам заболевший, но и каждый, кто любит и боится потерять своего близкого, начинают думать о смерти. Эта мысль о том, что теперь ты не просто смертный, а ты смертный в любой ближайший момент. И плавно мы перешли к тому, что я бы не хотела, чтобы меня хоронили, чтобы меня зарывали в землю, чтобы собралась куча людей и все бы стояли и плакали… И я сказала, что я хотела бы, что меня кремировали и мой прах развеяли там, где я была счастлива. И тогда я сама стану тем местом, где испытала большую радость…


Соня слушала внимательно и потом сказала: «Да! И я бы тоже так хотела…» Тогда я улыбнулась: «Ну вот, значит расскажешь потом своим деткам или внукам, как бы ты хотела, чтобы они тебя похоронили».


И когда все это случилось, я уже знала, что она не хочет, чтобы мы приходили на кладбище… чтобы заказывали гроб… Она хотела стать частью того места, где была счастлива. Я звала ее иногда «Жук-плавунец», потому что она очень любила море и плавать. И очень любила приезжать к одной бабушке в Крым или к другой в Анапу, на море. Мы решили, может развеять Сонин прах в море?..


Оказалось, что разрешение на кремацию получить не так уж просто, и на саму процедуру стоит большая очередь. Разрешение нам помог получить следователь. Он с большим пониманием отнёсся к нам и постарался сделать все процедуры быстрыми, помог избежать излишней бюрократии. Всеми организационными и похоронными вопросами занимался наш близкий друг – Димка.

Он попросил позволить ему все сделать самому. У него в этой сфере оказались полезные знакомства. Кто бы мог подумать, что они когда-нибудь пригодятся…


Димка попросил нас не приезжать на кремацию.

Мы мысленно спросили Соню, как бы она хотела – хочет ли она, чтобы мы пришли и проводили ее? Я вдруг осознала, что мы, фактически, и не видели Соню мёртвой. В ту ночь на наших глазах ее тело продолжало подавать признаки жизни… Хотя потом следователь сказал, что скорей всего это была клиническая смерть и тело функционировало какое-то время, пока постепенно не отключились жизненно-важные органы.

Когда ее забрали врачи, после неудачных попыток реанимации, они не пустили к ней в машину после объявления о ее смерти.


Соня как будто передала нам обоим, что Димка – большой и добрый Ангел, и он прав, и нам не стоит приходить туда. Ее душа давно на небе. И она не хочет, чтобы мы запомнили ее такой, там, в этом месте, где уже нет жизни.


В тот день и час, когда это произошло, Димка написал Саше сообщение: «Все».

Мы отпустили воздушный шарик в небо и устроили небольшое чаепитие с тортом. В честь того, что Сонина душа наконец-то стала свободной от земного тела и вернулась домой. Соня обожала сладкое и для неё мы тоже купили кусочки ее любимых пирожных. В каждый кусочек мы поставили свечку. Как делали это, когда поздравляли ее с Днём Рождения. Мы отпускали ее душу в небо, и мы прощались с ней…


В итоге прошло около трёх недель с момента ее гибели, когда наконец все бумаги были оформлены, свидетельство о смерти получено. Наша хорошая подруга Аня привезла урну с прахом пока нас не было дома.


Мы зашли в нашу квартиру и сразу увидели ее. Она была такая красивая… И рядом в вазе стояли 2 розы. Они простояли потом очень долго, а одна из них стояла почти месяц! Она уже засохла, но осталась такой же красивой! Она выглядела так, как будто была живая. Но когда Саша дотронулся до неё, она просто рассыпалась в прах… После этого я попросила Сашу принести новую, живую розу. И теперь он приносит новую розу каждый раз, когда предыдущая вянет.


Итак, спустя 3 недели мы поехали к моим родителям в Краснодарский край, в Анапу, к Сониной бабушке, которая любила ее сильнее, чем меня, свою дочку. Сильнее, чем всех своих родных и близких.


И мы хотели отпустить Соню там, где она была счастлива. Оставалось лишь выбрать подходящий Пирс. Мы побывали с Сашей на разных пляжах Анапы, и когда я увидела тот самый берег и поняла – это именно то место.


Но так как это был март, а сезон открывается только в июне, все пирсы были закрыты. Тогда мы решили вернуться летом и отпустить Соню в море. Соня как будто ответила на наш вопрос: «Соня, ты бы хотела стать морем?» – «Да…»


Мы скоро вернёмся назад и тогда Соня станет морем…




20 мая 2022

День 25. Страх


Много лет мы спали с Сашей в разных комнатах. Он стал очень храпеть, а я, наоборот, стала очень чутко спать. Он пытался исправить дело с помощью операции, но результат вроде как стал даже хуже.


Мне не помогали даже индивидуальные силиконовые беруши, которые я заказывала у Отоларинголога в специальной мастерской. В итоге мы смирились с этим и даже во время совместных путешествий брали 2 номера в отелях – каждому по комнате.


Сразу после того, как Соня погибла, я не могла быть одна. Не могла оставаться одна. Я снова стала спать в одной кровати с Сашей. Не высыпалась от его храпа, но не могла оставаться одна. Не потому, что я боялась призраков или чего-то такого, нет. Я верила в то, что Сонина душа выскользнула из тела за секунду до физической смерти. Она была уже на пути к дому, но вернулась, чтобы поддержать нас той ночью. Особенно Сашу, пока мы пытались бороться за ее жизнь там, внизу. А потом, как только она поняла, что мы вместе, в эту же минуту освободилась от земных тягот и вернулась домой.


Наоборот, я очень хотела, мечтала о встрече с ней во сне. Но она не приходила довольно долго. Я не могла оставаться одна, потому что боялась, что не смогу остановиться и сделаю с собой что-нибудь. Я сидела на пассажирском сиденье, рядом с Сашей, когда он ездил по делам. Ждала его в машине. Я даже пришла вместе с ним в парикмахерский салон и сидела рядом, пока наша подруга Надя стригла его. Потом мы уехали в Анапу и вернулись в Питер к назначенному дню операции на моем колене.


За день до госпитализации Саше нужно было уехать по делам, и я впервые осталась надолго одна, часов на пять. Я сидела за компьютером, работала.

Вдруг на меня «свалилось» осознание – «это все правда!.. это действительно произошло!»… Но к таким осознаниям я почти привыкла. Только на какие-то минуты удавалось отвлечься на работу. Но и работа перестала меня увлекать как раньше. Я слышала в своей голове все чаще вопрос: «Зачем это все?…»


Так и случилось снова. Но обычно мне нужно было поплакать, поговорить с Соней, и через какое-то время мне становилось легче. Но не в этот раз. Я почувствовала, что не могу дышать. Я встала и стала ходить по квартире – из одной комнаты в другую. И в голове было одно и то же: «Я не смогу! Я не смогу! Я не смогу! Это все бессмысленно! Все бессмысленно! Я просто не могу!»


И вдруг я обнаружила себя, стоящей у окна, на кухне. Я стояла и смотрела в него, пытаясь понять, что мне делать дальше. Я подошла к нему, и представила как тут, так же как я сейчас, стояла Соня… Как смело она открыла его и без единого сожаления и сомнения, без единого звука, сделала шаг на пути к своей вечной свободе. От страха, боли, чувства вины…


И я открыла окно. И посмотрела вниз: «Вот там она лежала. Вот там ее увидел Саша… «Лежала как ангел» – вспомнила я слова Саши, «так безмятежно, так спокойно…»

Я наклонилась вниз… но в следующий момент я испугалась и поняла, что я себя почти не контролирую и мне нужна помощь… Через минуту в квартиру практически вбежал Саша… оказывается он писал и звонил, а я не слышала. С тех пор Саша закрывает жалюзи на кухне каждый вечер. Мне все ещё трудно смотреть в это темное окно.


На следующий день, когда мы приехали в больницу на госпитализацию по поводу операции на моем колене, Сашу не хотела впускать медицинская сестра. Она не знала, что мы заранее договорились с врачом о том, что Саша будет со мной постоянно в больнице. С утра до позднего вечера. Для этого Саша так же как и я, сделал ПЦР- тест на ковид.

– Не положено!

– Но как же Часы посещения? Ведь родные навещают пациентов?..

– Из-за ковида не пускаем даже родных к больным в палату!

– Ну вот же, поэтому и ПЦР-тесты сделаны! И я и муж сделали эти тесты.

– С чего это Вашему мужу разрешили быть с вами в палате? Не может этого быть!


Я посмотрела на эту женщину. Безразличную женщину с пустыми глазами.

Я смотрела на нее, а она кажется, смотрела на меня. Но она не видела ничего. Она как будто смотрела сквозь меня. Как будто меня просто нет… Пустота.

Я почувствовала, как внутри меня снова появилась эта холодная темная обреченность: «Я не смогу… не смогу… я не смогу…» Но в следующий момент, внутри меня яркой вспышкой гнев! Тот самый, что спасал меня не раз, тот, что не давал опускать руки:



– С того, что у меня 3 недели назад погиб ребёнок и у меня навязчивые суицидальные мысли! – неожиданно для самой себя выпалила я…

– Я про это ничего не знаю. Не положено! – без тени сомнений и сочувствия продолжила сестра.

– Мы договорились заранее с врачом. Он разрешил!

– Договаривайтесь с заведующей. Я не пущу!

– Хорошо. Я отказываюсь от госпитализации. Саша, поедем домой.


Саша все это время был в растерянности. Он не ожидал, что женщина напротив может быть такой безразличной и даже жестокой. Он не ожидал, что я скажу вот так прямо о причине, по которой его присутствие рядом со мной так необходимо. Он не ожидал, что я развернусь и буду готова уйти. Я хотела встать и уйти, но тут уже вмешался Саша:

– Позовите, пожалуйста, заведующую.

И тут я почувствовала, что снова надвигается это странное темное состояние – то ли паники, то ли беспричинного страха. Я не могла больше сдерживать это. Я начала плакать прямо там, сидя напротив окна администратора-распределителя в приемном отделении.


Пришла заведующая и Саша все ей объяснил. Она сразу разрешила ему пройти со мной и быть вместе в палате. «Что мы, звери какие, так издеваться над людьми?…» – сказала она и была очень заботлива и помогла провести приём на госпитализацию, поддерживая меня под руку, практически проследовав вместе со мной в каждый кабинет.


Чуть позже ко мне даже пришёл психиатр. Он задал мне несколько вопросов и выписал рецепт на антидепрессант, на целый год вперёд. Обычно такие рецепты фармацевты сразу забирают, когда ты покупаешь препарат. Но этот рецепт имел статус «вечный». Отъему он не подлежал.


Так мы стали жить с Сашей в больнице. Он приезжал обычно днем и оставался со мной до позднего вечера. Первый раз я стала оставаться одна на ночь в больнице. И постепенно я привыкла, и уже не боялась.


Вернувшись после операции домой через несколько дней, я стала оставаться дома одна на более долгий срок. Мы даже стали снова спать в разных комнатах, потому что иначе я просто не спала почти всю ночь. И страх стал постепенно отпускать меня.


И только раз в месяц, в ночь со 2-го на 3-е число каждого месяца я снова чувствую его. Сегодня я как будто «услышала» в своём сознании:

«Если бы вы могли хотя бы на мгновение представить, как прекрасно, как безмятежно здесь! Вы бы не грустили так и не жалели бы умерших, а сами хотели бы быть частью этого света. Здесь безграничная любовь, радость и счастье. Никаких страхов, боли, ненависти, ничего, что делает жизнь на Земле такой тяжелой.»

Эта мысль действительно успокаивает меня. Я хочу думать и верить, что Соня счастлива сейчас. Что ее душа дома, и ей радостно и спокойно.


А мы пока здесь, на Земле… Ошибаемся, нам больно, мы страдаем, грустим и плачем. Мы сожалеем о том, что было сделано или наоборот, не сделано. О том, что было сказано или наоборот, чего не сказали, а так хотели, но уже поздно…

Время. Бесценный и жестокий дар всем живущим на Земле душам в телах смертных людей. Нельзя пожить в черновике, а потом исправить, переписать все «на бело». Ошибки неизбежны. Ошибаемся – страдаем… Исправляем… Снова ошибаемся и снова страдаем.

Страдания и поражения нужны нам, чтобы заслужить свою свободу. Когда мы научимся всему, что нужно, мы сможем быть свободны от этого мира.


Нет верных или не верных выборов. Есть опыт, который в итоге ведёт к необходимому обучению души. И у каждой души свои уроки, свой путь к этой свободе.


Значит впереди у нас есть время и возможность отыскать этот Путь. Путь от страха… к миру в душе.




21 мая 2022

День 26. Пустота


Мы за городом. Тут очень хорошо. Тишина и покой. Звуки, которые я забыла, пока жила в городе: Птицы поют, деревья шумят, и где-то вдалеке шум воды. Солнечная погода стоит который день.

Я не хотела ехать. В день отъезда меня «накрыло». И не отпускает до сих пор. Еле-еле собралась. Было и так не легко, а рабочие задачи «помогли» опустошить последние запасы энергии. Бумажные платочки на исходе. Нет сил даже встать с кровати.


Пение птиц… сосновый лес.. ничего не радует. Я не верила, что так бывает: когда ты не можешь даже встать с кровати и каждый шаг даётся с большим трудом. Глаза на мокром месте. Смотришь в одну точку. Мысли то ли заторможены, то ли совсем пустота.


Раньше я просила от неё поддержки, любого знака. Я хотела услышать ее, почувствовать. Вчера я поняла, что не хочу ничего. У меня нет больше сил и желаний. Ни мирских, не духовных.


За эти пару дней я почувствовала эту пустоту. И вместе с ней… разочарование… Это и есть, наверное, уныние. Самый страшный грех. Я больше не хотела верить. Не хотела бороться. Я просила дать мне возможность скорого ухода. Болезнь, несчастный случай. Все что угодно. Все равно что. Лишь бы поскорее.

И не потому, что я хочу встретиться «там» с ней. Нет. Я хочу, чтобы мое сознание выключилось. Раз и навсегда. Как выключатель – дернул за веревочку – кромешная тьма. Ни мыслей, ни чувств, ни памяти. Мне все равно, есть ли что-то «там» после смерти. Пусть там ничего нет. Я только хочу, чтобы был покой. Чтобы стало темно и тихо. Чтобы ни одна мысль не смогла пробиться через эту стену.


Первая ночь за 2,5 месяца, когда я не пожелала спокойной ночи своему «веселому ёжику», и не обнимала всю ночь единорожку Соню вместо ее маленькой хозяйки. Я засыпала в слезах и с мыслями, что хотела бы уснуть и больше не проснуться.

Вместо фото Сони на экране моего телефона теперь просто чёрный фон. Да, именно так я сейчас чувствую. Так вижу мир вокруг. Чёрный экран. Хотя вокруг яркое солнце, тепло и очень красиво.


Это ужасно. Это подло. Это мерзко. Думать так. Не мне одной плохо. И я должна быть благодарна за то, что жива и здорова и что живы и здоровы мои близкие. Я знаю… я все знаю и все понимаю… и мне очень стыдно за то, что я причиняю столько боли своим близким. Стыдно, что я такая слабая. И такая не благодарная. Я не могу улыбнуться в ответ. Я не могу порадоваться подарку или просто хорошему дню. Это ещё хуже. Когда очень больно, но ещё хуже то, что я чувствую себя утопающим, который топит тех, кто пытается его спасти.

Я бы хотела остаться одна. Чтобы было темно и тихо. Чтобы никого не было рядом. Чтобы не пришлось чувствовать вину за то, что своим видом ты заставляешь страдать близких людей.


Тётя Света, сестра моего отца, рассказывала о своей дочери, которая тоже потеряла ребёнка. Тётя сокрушалась на счёт того, что Маша, ее дочь, после того как потеряла своего ребёнка, перестала ходить в церковь, перестала верить в Бога. Тётя Света не могла понять и принять этого. «Это она зря… как же так?…»

Вам не понять. Счастливцы. Вам просто этого не понять.

Это такая боль, что она вытесняет веру. Причём, совершенно не важно, верующий ты или атеист. Когда у тебя отбирают самое дорогое и любимое. Того, ради кого ты жил, кого любил больше всего. Зачем пытаться снова? Где же в этом смысл? Зачем такая боль? Когда твой ребёнок добровольно уходит из этой жизни, отворачивается, отказывается от всего и от тебя тоже… Ты уже не знаешь, во что верить и ради чего жить дальше… И как жить дальше? Ведь все что ты любишь, все, чем дорожишь, все это просто исчезнет. Когда ты не будешь к этому готов.


Внутри тебя становится так холодно и пусто, что там нет места для чего-то ещё. Эта темная, холодная пустота заполняет тебя полностью. И она становится тобой. Ты и есть эта пустота теперь. И все что тебе остаётся – ждать. Ждать конца. И остаётся только надежда, что его не придётся ждать слишком долго.


Даже если это правда и душа приходит на Землю, чтобы пройти свой урок. Боюсь, в этой жизни я свой урок не прошла.


…Пожалуйста… забери меня поскорей… я не справилась, мне очень жаль…




22 мая 2022

День 27. Что ты видишь?


– Что ты видишь сейчас?

– Люстру…

– Так… ещё что? Там есть окно?

– … да

– Что ты видишь в окне?

– Эээ… деревья…

– Что ещё?

– Не знаю, мне не видно, что там ещё…

– Почему?

– С кровати не видно больше.

– Вставай!

– Нееет…

– Вставай и подойди к окну!

Я уже сто раз пожалела, что перезвонила Тёме… Два не отвеченных вызова подряд за полминуты. Я его знаю… будет звонить, пока я не возьму трубку… И вот, перезвонила на свою голову…

– Ну зачем вставать то?..

– Давай, обернись в одеяло, подойди к окну. Подошла?

Ох ты ж… ладно… проще сделать, чем объяснить, почему нет. Подошла.

– Что видишь?

– Ну… дом… о! Колючая проволока…

– Тааак… это не подходит. У вас есть там веранда?

– .. да.. есть..

– Вот. Давай, дуй на веранду!

– Нееееет… не хочу выходить…

– Давай-давай, иди на веранду! Ты уже там?

Иду, нет, плетусь на веранду… холодно. Я в летней пижаме и тапках-валенках. Сажусь на скамейку. Да, я уже там.

– Ну, а теперь что видишь?

– Ну… мусорка… швабра…

– Да что ж за место то такое?! Колючая проволока, мусорка, швабра… что-нибудь красивое есть там?!

– Ну, деревья…

– Деревья уже были. Ещё что есть?

– … небо..

– О! Небо! Какое там небо?

– Яркое… голубое…

– Хорошо! Смотри вокруг. Что ещё?

– Люди играют, стульчик-гамак. В нем, наверное, удобно сидеть… мангал… дрова… холодно! – Саша обложил меня куртками, кофтами, жилетками. – Я все, я в дом пойду… Я возвращаюсь в теплый дом, снова забираюсь в кровать.

– Так ладно. Теперь вот что. Слушай. Слышишь меня? Теперь скажи мне. Кого ты видишь рядом с собой?

– … Кого?… Хороших людей. Которые любят меня…

– Так. Хорошо. Ты не одна.

– Да, я знаю… знаю, что не мне одной плохо… – начала оправдываться я.

– Нет! Я не об этом. Я о том, что рядом те, кто хотят тебе помочь. Но ты не даёшь.

– Тёма… я не поэтому… я сейчас как утопающий, который топит своего спасителя…

– Нет. Ты не права. Он может тебя спасти. Если ты позволишь. Причём, если ты позволишь ему спасти тебя, ты спасёшь и его. Понимаешь меня?

– Да… но…

– Не надо никаких «но». Я знаю тебя много-много лет. И я вижу, что ты закрылась. Так плотно, что ещё немного, и ты уже не вернёшься оттуда. Ты понимаешь?

– Да…

– Вы – одно целое сейчас. Понимаешь меня?

– Да… я пытаюсь…

– Не надо пытаться, Оля. Надо сделать. Надо позволить. Надо поверить. Надо довериться самому близкому и родному человеку. Вместе у вас есть шанс справится. Не оставляй его сейчас.

– … – я молчу

– Ты меня слышишь?

– Да…

– Ты сделаешь то, о чем я прошу?

– Да…

– Обещаешь?..

– Да…

– Что ты сейчас сделаешь, когда положишь трубку?

– Я пойду поем. Саша приготовил еду. Я не хотела есть. Но теперь пойду и поем вместе с ним.

– Отлично! А что у вас на обед?

– Я не знаю…

– Так иди посмотри и расскажи мне!

Я встаю с кровати и плетусь в гостиную. Саша уже положил по тарелкам обед.

– Картошка и мясо! И салат!

– Ммм, вкуснятина! Тогда приятного вам аппетита!

– Спасибо!

– Все. Мы договорились. Не забудь.

– Да. Я обещаю тебе.


Мы поели, и я наконец-то пошла и умылась. Было уже 5 вечера. А потом мы пошли на прогулку.

Мы дошли до озера. И посидели у воды. Мы шли через сосновый лес. И сидели, обнявшись на лавочке на пляже у озера. И потом, уже возвращаясь домой, Саша услышал какой-то шорох в кустах. Это был Ёжик! Я не видела ежиков очень давно. И сейчас, увидев его в кустах, такого толстенького и колючего, я была так рада! «Я не человек, и не горошек. Я ёжик, веселый ёжик!» – так я говорила каждую ночь Соне, крепко обнимая ее перед сном.

Я сфотографировала его! И солнце через сосны. И озеро, и Сашу, сидящего на пляже, глядящего на воду. И наш домик. И чизкейки на десерт перед камином.

Все эти фотографии я отправила маме. И Тёме.

Отправляя фото Артёму, я написала: «Ты спрашивал, что я вижу»

Посмотрев фото, он ответил: «Вот теперь я вижу, что ты видишь.»




23 мая 2022

День 28. Хижина


Оставаясь в этом домике на природе, я вдруг вспомнила о фильме, который мне посоветовала посмотреть одна хорошая женщина, Елена.


Саша познакомил меня с ней, когда привёз на косметическую процедуру. Он хотел позаботиться обо мне и подарил мне ухаживающие процедуры для лица. Пока Елена делала массаж и накладывала 100500 маску, она спросила меня о моей ноге. И почему я хромаю. Я ответила, что это неудачная тренировка по карате.

– О, а Вы оказывается, такая боевая девушка!

– Нет… это была моя первая… и наверное, последняя тренировка по карате… я там и повредила ногу.

– Да? А почему Вам захотелось пойти на карате?

– У меня дочка ходила… на карате… я тоже хотела попробовать…

– Ой, надо же! А сколько дочке лет?

Дальше я уже плакала…

– Ой… я что-то не то сказала?.. простите…

– Нет, нет… вы не виноваты… просто она погибла два месяца назад… и поэтому я сейчас часто плачу…

– Ох… держитесь, мне так жаль! Я вам очень сочувствую…

– Да… спасибо…

– Вы знаете, у меня три года назад тоже случилось горе… скоропостижно скончался муж…

– И я Вам очень сочувствую!

– Да… спасибо! И знаете, ещё очень тяжело, потому что… мы поссорились перед его гибелью… и я очень долго никак не могла справиться…

– С чувством вины?..

– Да.

– Я Вас очень понимаю…

– Да… вы знаете, я посмотрела тогда один фильм. Он мне очень помог! Посмотрите его! Он очень хороший! Называется «Хижина».

– Хорошо, спасибо. Посмотрю обязательно!


Так я узнала об этом фильме. И после того, как я успела всего за два дня в этом прекрасном месте испытать и кризис веры и снова обрести надежду, мне показалось, что просмотр этого фильма будет славным завершением этого не простого путешествия. Мы тоже тут, в каком-то смысле в хижине.


И мы посмотрели этот прекрасный фильм. Очень сильный. Мудрый, добрый. Мы проплакали почти весь фильм. Потому что испытали и пережили свой страх и гнев, снова пережили вместе ту ночь, полную ужаса и боли. Мы увидели, как отец погибшей девочки пытается бороться с чувством вины, как старается простить себя. Как вновь обретает настоящую веру. Но для этого ему нужно научиться не судить. Не разделять мир на плохое и хорошее. Не оценивать. Ведь винить себя – значит судить. Даже Бог не судит. И даёт возможность людям совершать ошибки. И все равно любит своих детей. Каждого из них. Так почему же мы, люди судим, оцениваем, выносим приговоры. Другим, себе.