На севере Подмосковья медленно разливался закат, рисуя на невысоких домах очертания пугливых теней, менявшихся в размерах при виде каждого проезжающего автомобиля и проходящего пешехода… Июнь рассыпал конфетти тополиного пуха, устилая дороги мягким покрывалом и доводя до бешенства горожан, поминутно стряхивающих с одежды навязчивых и беспокойных пушистых гостей.
Солнце обжигало лучами и без того раскалённую землю.
Над городом висел непроглядный смог: лесные пожары сделали своё дело. Впервые за много лет леса загорелись в самом начале июня, что не предвещало ничего хорошего. Всем было известно: дым не покинет город до осени. Правила устанавливал тлеющий торф, а не пожарные расчеты.
И первый ещё долго не собирался сдаваться.
Я стоял на балконе, распахнув окно, обитое жёлтой москитной сеткой, и вдыхал запах пожара, приближающегося к дачному посёлку в двух десятках километров от нас.
Под куполом дыма долгожданные каникулы казались вялыми и унылыми. Уже неделю я слонялся из комнаты в комнату, пытаясь найти хоть какое-нибудь развлечение. Мой телефон молчал: друзья разъехались, и писать было некому. В роуминге никто из них не стал бы просматривать мои сообщения и набирать ответ, тем более не снял бы трубку.
Видя спасение в книгах, я читал пройденное ещё зимой «Преступление и наказание».
В следующем году мне предстоял экзамен по литературе – классика стала жизненной необходимостью.
Но я хотел вырваться.
Освежиться.
Уехать.
Туда, где меня не станут искать.
Я был готов на всё ради смены действительности, похожей на плохо отредактированный фотоснимок.
Часы в гостиной пробили семь, но родители почему-то не спешили возвращаться с работы.
Застряли в очередной пробке.
Из состояния полусна, навеянного копошившимися в голове мыслями, меня вывел звонок телефона. На сенсорном дисплее высветилось имя одноклассницы, оставшейся в задыхающемся городе. На такой смелый поступок не решился больше никто из моих друзей.
– Привет, – грустно сказал я.
– Привет! Не хочешь завтра сходить в кино? Моя мама снова уехала в командировку. От скуки я просто схожу с ума!
– Какой фильм?
– Я пока не смотрела, но, если ты согласишься, загляну на сайт.
– С удовольствием, – ответил я.
В моих глазах блеснула радостная искра.
– Отлично. Давай встретимся в десять возле твоего дома.
– Да. Хорошо. До завтра. Пришлешь название фильма?
– Сначала узнаю, что сейчас в прокате.
– Ладно. Пока.
– Пока!
Единственная приятная новость за весь день. Я решил дождаться сообщения от Ани и уселся в кресло с «Преступлением и наказанием». Когда я прочитал четыре страницы, телефон зазвонил опять.
– Утром идут сразу три фильма: «Шпион», «Астрал» и «Под электрическими облаками». Я думаю, неплохо попасть на последний. Там что-то о психологии толпы, если не ошибаюсь.
– Да. Я это люблю. Во сколько?
– В 10:30. Надеюсь, успеем.
– Должны. До завтра.
Я раскрыл ноутбук и зашёл на свою страничку в социальной сети. Бегло пролистал ленту и захлопнул крышку. Ничего нового, кроме средств для эффективного увеличения губ и избавления от полового бессилия… Видимо, компании с раздутой сетевой репутацией еще не произвели лучших товаров, чем мази, которые заставляют как на дрожжах расти то, чего нет, и лечат от того, что неизлечимо…
В фототеке моего телефона осталось множество снимков с последнего в учебном году классного часа. Я принялся их рассматривать. На одной из фотографий мы с Аней стояли вместе возле доски, стирая с неё оставшиеся после урока записи. Длинное платье девушки начиналось чуть ниже плеч. На запястье правой руки искрился тонкий золотой браслет. Распущенные волосы закрывали спину.
Аня была прекрасна.
Я и сегодня не могу забыть взгляд пепельно-серых глаз, обращённый в самые затаённые уголки души, словно пытающийся увидеть в человеке вечность.
Лёгкий изгиб губ.
Нежный, но величественный профиль.
Аня удивительно хорошо умела растапливать даже самые холодные сердца, но держалась ото всех в стороне, парадоксально боясь не только людей, но и своего одиночества.
Я был её лучшим другом. Мы дружили с пятого класса. С того времени, как Аня перевелась в нашу школу.
Когда-то одноклассники приписывали нам ясную и безоговорочную любовь.
На самом деле ни Ане, ни мне не удалось полюбить за целых 17 лет жизни.
Сейчас эта фраза кажется мне смешной.
Но тогда я думал именно так.
Аня нравилась мне как понимающий человек, не стремящийся перейти границу дружеских отношений. Она ценила меня за те же качества.
Последнее время Аня стала особенно молчаливой, словно кто-то лишил девушку прежней напускной весёлости в обществе одноклассников. Раньше она могла часами смеяться над глупой шуткой соседки по парте, с наслаждением беседовать о прочитанной книге на уроке алгебры, не слыша того, что её вызывают к доске решать непонятный (по крайней мере, мне) пример, часами слушать музыку, переводить на свой лад иностранные тексты…
Листая фотографии, я не заметил, как солнце, медленно плавившееся за пеленой дыма, начало угасать.
Я снова вернулся на балкон. Ещё никогда вечера не нагоняли на меня такую тоску. Время угасания словно предупреждало о неизбежном.
Предупреждало, но так и не смогло предупредить.
Неожиданно для себя я представил, как будет выглядеть закат моего последнего дня, как я буду лежать в постели, смотреть в потолок и лихорадочно вспоминать то, что так и не смог, не успел сделать в жизни. А потом душа улетит далеко-далеко.
Туда, где больше никто не сможет её найти.
Глупо говорить об этом в 17 лет.
Я захлопнул окно, а спустя мгновение в замке повернулся ключ. Родители приехали с работы.
– Привет, – вяло произнёс папа.
– Привет.
Я ушёл разбирать покупки на кухню.
– Снова весь день сидел дома? – спросила мама под лязганье металлических вешалок в гардеробе, который служил чудесным местом хранения не только одежды, но и всякого барахла вроде семян и бензопилы.
– Да, читал «Преступление и наказание».
– Саша, послушай меня. Ты должен уделять время отдыху. Хотя бы на каникулах. Разве тебе не с кем погулять?
– Завтра я иду в кино с Аней.
– Вильчинской?
– Да.
– Ну вот и славно, – заключил папа.
– Я купила десерт! Скорее ставь чайник! – воскликнула мама и бережно вынула из сумки коробку с профитролями.
– Спасибо. Я не голоден, – сказал я, не зная, какой аргумент выдумать, чтобы не лакомиться пирожными с апельсиновым кремом, от одного вида которых меня начинало тошнить.
– Ладно. Не забудь оплатить счета. Возьми кредитку из папиной сумки.
Копаться в квитанциях лучше, чем есть профитроли.
Я достал планшет, перевёл изрядную сумму городскому банку и написал Ане.
– У меня разболелась голова. Надеюсь, завтра она мне не помешает, – высветилось её сообщение на экране.
– Прими обезболивающее.
– Я уже пробовала. Врач выписал мне таблетки, но они не действуют.
– Тогда попробуй поспать. Это помогает.
– Спасибо. Пока. Мне трудно писать.
Нажав кнопку блокировки, я положил гаджет на правый подлокотник кресла.
Головная боль Ани, видимо, передалась и мне. Я сидел, стараясь не шевелиться. Мысли сменяли друг друга, но я так и не смог соединить их во что-то целое. Ускользая и появляясь вновь, они бродили по моему мозгу, смешивались и рассыпались на сотни частей, словно брызги в городском фонтане.
Чтобы отвлечься, я стал разглядывать идеально ровный ворс белого ковролина.
Родители включили телевизор в соседней комнате, и, несмотря на плотно закрытую дверь, до меня долетали звуки вечернего шоу – очередной «большой стирки», в которой участвовали обездоленные семьи, пьяные мужчины и эпатажные женщины, одержимые поиском справедливости.
Ворс на ковре петлял, образуя узоры-лабиринты… Облокотившись на мягкую спинку, я закрыл глаза, и тело моментально парализовал сон.
Мы с Аней шли среди высокой травы. Ветер путался в волосах, напевая свою протяжную песню. Впереди раскидывалось бескрайнее поле.
Аня о чем-то говорила. Я молчал. Мы шли очень долго, и наконец перед нами появился маленький белый домик с блестящими глазницами окон, в которых то и дело вспыхивал свет.
Когда мы сделали несколько шагов, резная деревянная дверь отворилась. Навстречу нам вышел человек, закутанный в чёрный балахон.
В его руке блестел остро отточенный серп.
Я сразу понял, кто перед нами.
От ужаса мне хотелось кричать, но крик не вырывался из горла. Мне хотелось бежать, но я стоял, не в силах пошевелиться.
Фигура приближалась.
Она подошла к Ане и дотронулась до её плеча…
Она подошла к Ане и…
Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Проекционные часы высвечивали на потолке время: 3:01.
Я осторожно пробрался на кухню, залпом выпил стакан ледяной воды и лёг на кровать.
Головная боль, разыгравшаяся вечером, утихла, а из окна в комнату проникало гораздо меньше дыма. Дышалось легко.
Продолжая испытывать суеверный страх, я не мог сомкнуть веки. Сон вернулся лишь под утро.
Спокойный сон.
Я встал ровно в 9 и, мгновенно сообразив, что опаздываю, помчался в ванную. Зеркало, к счастью, не сообщило ничего ужасного. Разве что правая щека была изрядно помята, а волосы – сильно растрёпаны, как будто кто-то всю ночь таскал меня по квартире.
На кухонном столе я нашёл записку от мамы: «Папа защищает проект, поэтому мы едем в конференц-центр. Вернёмся поздно. Проведи день с пользой».
В 9:58 я выскочил из квартиры. Старый лифт с лязгом повёз меня вниз, преодолевая десять этажей, что уже давно было ему не под силу. Я шагнул в умиротворяющую прохладу июньского утра.
Возле подъезда остановилось такси. Аня сидела на заднем сиденье зелёной «девятки» и махала мне рукой.
Я отрыл переднюю дверцу и плюхнулся в кресло, обтянутое грязным чехлом.
– Привет.
– Привет. Я слишком долго возилась с причёской и боялась, что мы опоздаем на сеанс. Но я успела. Фильм, который я выбрала вчера, показался мне скучным. Я решила, что лучше поехать в другой кинотеатр.
Аня улыбнулась и поправила выбившийся локон.
– И что мы будем смотреть?
– «Век Адалин». Я почитала немного об этом фильме. Главная героиня попала в аварию и перестала стареть, но пожертвовала вечной жизнью ради любви.
– Надеюсь, это что-то стоящее.
– Я всегда зову тебя только на стоящие вещи.
– Вы не закрыли дверь, – рявкнул таксист.
– Сейчас. Простите.
Взглянув на приборную панель, водитель завёл машину.
Она с рывком тронулась и стала набирать скорость.
Я понял справедливость надписи на крышке багажника: «Учился ездить в GTA». Хотя и в компьютерной игре мой двоюродный брат водил лучше.
Мы не могли разговаривать: слова заглушало ворчание двигателя.
Я не сводил глаз с отражения Ани в зеркале заднего вида. Лёгкое розовое платье плавно спускалось до самых колен, слегка обхватывая талию. В волосы были бережно вплетены синие гортензии. Безупречный макияж и аккуратный французский маникюр завершали образ, в который невозможно не влюбиться с первого взгляда.
На моём месте кто-нибудь обязательно бы это сделал.
Таксист решил сократить путь и повёз нас через дворы. Чтобы не столкнуться с одним из выезжавших автомобилей, водитель резко выкрутил руль вправо и ударил ногой по педали тормоза. Сзади послышался глухой удар. Аня стукнулась головой о моё сиденье.
– Не ушиблась?
– Всё нормально.
Машина рванула в узкий переулок.
Вскоре за низкими пятиэтажками выросло здание торгового центра с вывеской кинотеатра. Таксист высадил нас на парковке. Высадил. Я подобрал правильное слово.
– Сколько? – спросил я не своим голосом.
– Двести.
– Ну и поездочка! – засмеялась Аня, отряхивая подол платья.
– Это лучшее путешествие в моей жизни…
– Бежим. До начала всего пять минут.
У касс кинотеатра стояло несколько человек. Мы быстро взяли билеты и вошли в полупустой зал. Когда мы сели, на потолке вспыхнули крошечные светодиоды. Экран ожил.
– Тебе не кажется, что мы забыли попкорн? – спросила Аня. – Я думаю, ты мог бы его купить, пока идёт реклама. И, пожалуйста, возьми мне воды.
– Хорошо, сейчас.
Молодой бармен приветливо улыбнулся, увидев меня.
– Сладкий попкорн и две бутылки холодной Icelandic.
– Любите ледниковую воду? – поинтересовался продавец.
– Да. Это лучшее, что можно придумать в такую жару.
– А не хотите попробовать наш новый коктейль?
– Нет. Только попкорн и воду, – отрезал я, видя, как парень достаёт из холодильника ёмкость со странной надписью «Июньский снег».
Расплатившись, я вернулся в зал. Фильм уже начался. Я протянул одну бутылку Ане и поставил попкорн между креслами. Девушка слегка кивнула и принялась сосредоточенно тереть правый висок.
Неужели боль не прошла со вчерашнего дня?..
Из кинотеатра мы вышли молча.
– Может, зайдём в кафе? – предложила Аня.
– Да. Я очень голоден. Думаю, «Суши-хаус» нам подойдёт.
– Тебе понравился фильм?
– Если честно, нет. Он слишком сентиментальный. И я предпочитаю действие, а не размышления.
– Быть бессмертной ужасно. Я не смогла бы смотреть, как старятся мои близкие.
– А мне кажется, что ради бессмертия можно пожертвовать всем. Уж лучше быть одиноким, но жить вечно.
– Нет. Любовь главнее всего. Жертвовать ей – самое ужасное преступление.
Администратор кафе поприветствовал нас и жестом указал на свободные столики. Мы сели в углу, подальше от других посетителей.
Официантка принесла нам меню. Мы заказали набор из трёх видов роллов и чайник цитрусового чая.
– У тебя очень красивый костюм, – сказала Аня.
– Спасибо. Но я лишь надел то, что удалось найти в гардеробе.
– Тебе очень идёт.
– Не больше, чем тебе идёт это платье, – ответил я, слегка смутившись.
– Послушай… мне иногда становится очень грустно. Я чувствую, как из меня медленно уходит жизнь. Я забываю, что делаю. Бреду по городу и… не помню, куда.
– Мы просто слишком устали в этом году.
– Нет. Десятый класс ничуть не сложнее девятого. Поймешь ли ты… но я становлюсь непохожей на себя. Словно схожу с ума… Пытаюсь сбежать от собственных мыслей.
– Я могу тебе помочь?
– Мне никто не может помочь. Даже ты. Пожалуйста, давай поговорим на другую тему. Время для исповеди ещё не настало.
– Хорошо. Несут наш заказ.
Я разлил чай по чашкам.
Мы ели и рассуждали о том, куда было бы хорошо отправиться на каникулах, как провести ближайшие выходные… Словом, обо всём, что приходит в голову двум семнадцатилетним подросткам (почти семнадцатилетним: Аня ещё не перешагнула через свои шестнадцать).
Спустя двадцать минут Аня прислонила ладонь к горящему лбу.
Боль вновь давала о себе знать.
– У меня в сумке есть анальгин. Мама положила. Давно.
– Спасибо. Не надо. Сейчас утихнет.
В это верилось с трудом.
– Я хочу на улицу, – голос Ани звучал словно издалека.
Я попросил принести счет.
Мы вышли из торгового центра.
Аня прислонилась к перилам каменной лестницы и долго не сводила глаз с парковки. Я стоял рядом.
Никто из нас не говорил ни слова.
– Тебе плохо? – спросил я, желая прервать растянувшееся молчание.
– Сейчас пройдёт, – Аня силилась придать голосу бодрость. – Давай вызовем такси.
– Хорошо. Я позвоню.
Аня вцепилась в металлический поручень.
– Помоги мне спуститься, – попросила она, не поворачивая головы.
Холодная рука девушки крепко сжала моё запястье.
Когда мы преодолели половину ступеней, меня потянуло назад.
Аня потеряла сознание. Я едва успел её подхватить.
Восковые гортензии упали на горячий мрамор лестницы.
Никого не было рядом.
Неудивительно.
В середине рабочего дня возле торгового удастся (если повезёт, конечно) встретить лишь небольшое скопление пенсионеров, студентов и школьников. С началом каникул последние штурмуют магазины в поисках новых компьютерных игр, вкусной еды и интересных фильмов. Но сегодня всё словно затихло.
Я слегка наклонил голову Ани и прижал пальцы к сонной артерии, нащупывая пульс.
Сердце билось ровно.
Я звал Аню по имени, согревал дыханием её ладони, беспомощно озирался по сторонам в поисках прохожих, но с каждой минутой всё больше убеждался в тщетности своих попыток.
Девушка поникла на моих руках.
Неестественно сжимавшиеся губы придавали лицу строгий вид.
Я набрал номер «скорой». В трубке послышались перемежающиеся с треском и помехами гудки. В этот момент за поворотом мелькнула жёлтая «Нива». Приехало такси.
Дождавшись, пока автомобиль займёт одно из парковочных мест, я приподнялся и махнул водителю.
Полный усатый мужчина подбежал к нам.
– Что случилось?
– Она потеряла сознание. Я хотел вызвать «скорую», но увидел вас…
– В центральную городскую?
– Да.
Мы вместе положили Аню на задний диван.
Городские улицы постепенно наполнялись транспортом, и маневрировать в потоке было тяжело. Кондиционер не работал (как и другая электроника в этой машине), поэтому нам пришлось открыть все четыре окна. От этого салон не перестал походить на жаровню.
«Нива» резко остановилась перед воротами больницы.
Когда мы вошли в приёмную, к нам бросилась медсестра, заполнявшая ветхий журнал за круглой деревянной стойкой.
– Что с ней? – спросила женщина у таксиста, который держал Аню на руках.
– Она потеряла сознание полчаса назад, – ответил я.
– В себя приходила?
– Нет. Я пытался помочь, но…
Санитар ввёз в приёмную каталку.
– Вы отец? – медсестра подозрительно посмотрела на растерявшегося водителя.
– Нет. Я таксист.
– А вы кто? – женщина обратилась ко мне.
– Друг…
– Можете остаться здесь… И позвоните её родителям, если у вас есть телефон.
– Хорошо.
Я протянул таксисту две слегка помятые купюры и сел на облезший кожаный диван.
В списке контактов я отыскал номер Аниной мамы.
– Алло, – почти шёпотом сказала взявшая трубку женщина.
– Здравствуйте. Это Саша, одноклассник Ани.
– Да… Что-то случилось? – голос становился громче.
Я слышал, как захлопнулась дверь. Видимо, Ольга Игоревна была на совещании. Она руководила крупной компанией.
– Приезжайте, пожалуйста. Аня в больнице. В центральной городской. Я тоже здесь.
– Почему она там?
– Ей стало плохо в торговом центре… Сильно заболела голова. Потом она потеряла сознание…