Вот это, блин, сюрприз! Колотило меня знатно. Я только добрел до своей кровати, как понял, что сейчас вывернет. Спрятал газету под подушку, попросил санитарку присмотреть и рванул в сортир. Влетел ракетой, растолкал курильщиков… и меня вырвало чуть не фонтаном. Из глаз потекли слезы.
По плечу похлопал кто-то из больных:
– Ты как? Медсестру позвать?
– Не надо, – ответил я, выплевывая остатки рвоты в чашу «генуя». – Психанул просто.
– А, ну тогда ничего, это у нас тут обычное дело, – протянул незваный помощник. – Умойся, полегчает.
А я плескал в лицо холодную воду из-под крана и пытался успокоиться. Восьмидесятый год! Жил я в этом вашем Советском Союзе. Как вспомнишь, так и вздрогнешь. До восьмого класса в сортир на улицу ходил. И печное отопление. Хотя что греха таить, в институт бесплатно поступил, врачом стал. И неплохим. По нынешним временам с теми стартовыми условиями мне бы ни хрена не светило. Хотя… уже будущим. Ныне, пишут в газете, товарищ Брежнев в Алма-Ате выступает…
В тот же день меня перевели в обычную палату. Всего шесть коек, тумбочка у каждого своя, и, говорят, вечером в телевизионной передачи смотреть можно. Курорт! Сразу всех позвали на прием таблеток, но оказалось, что у меня утренних нет. И хорошо.
Познакомился с ребятами. Три шизофреника, один уже разваленный совсем, плюс органик, как раз тот, что мне в сортире помочь хотел, Веня его зовут. И для полного букета умственно отсталый Коля. С умеренной умственной отсталостью, тихий. Ну и я…. Или красавчик – я провел рукой по подбородку – был с прибабахом? Нет, не может быть, в институте уже давно бы вычислили.
Посидел, полистал газету. За пять копеек, конечно, много ждать не стоит, но вот читать явно нечего. Или это у меня от стресса? Ладно, что сидеть? Надо думать, как выбраться. Пока пытался включить процесс мышления, всех начали выгонять на прогулку. Пациенты потянулись к выходу. Пошел и я. На улице не жара – термометр показывает двадцать градусов, но вполне комфортно. Все приятнее запашков в отделении.
Забыл, однако, что я тут не старожил и про мой статус еще ничего не известно. Медсестра Бородина постучалась в ординаторскую и спросила, приоткрыв дверь:
– Анатолий Аркадьевич, Панову на прогулку можно?
Услышав докторское «да», я тут же вклинился и получил разрешение побеседовать наедине позже.
Прогулка – это отлично! Надо голову прочищать, чтобы с доктором увереннее разговаривать. Что говорить, я знаю. И что отвечать – тоже. Но спокойствие надо, а его как раз пока нет. Вот похожу вдоль заборчика, смотришь, и устаканится в голове.
Ну, на прогулке все как обычно. Две санитарки сразу на лавочку плюхнулись, сели свое обсуждать, кто возле персонала скучковался, кто отошел смолить. А я побрел вдоль ограды. Вот тут меня и ожидал сюрприз.
К забору с наружной стороны прислонился носатый брюнет, явный уроженец Кавказа. Одет модно – в джинсах, в синей майке с принтом D.A.R.E. Ага, футболочка-то зарубежная. Drug Abuse Resistance Education – образование для противостояния злоупотреблению наркотиками. Штатовская маечка! Не делают таких в СССР!
Брюнет свистнул мне, подмигнул:
– Андрюха, наконец-то! А то эти шакалы к тебе не пускают, вроде как не положено.
– Привет, – осторожно пожал я протянутую руку.
Говорит чисто, практически без акцента. Никаких тебе «ара», «генацвале»…
– Какой-то ты странный, – сказал парень, разглядывая меня.
– А ты чего хотел? Я как очнулся, не помню ни хрена. Даже как тебя зовут. Смутно в голове вертится, что знакомы… – Мне растерянность изображать не надо. – Даже свой день рождения забыл. Говно, короче, со всех сторон.
– Вот это засада. Ну, со мной проще. Я Давид Ашхацава, мы с первого курса вместе. В общаге на Пироговской живем.
Вот и ладно, на Малой Пироговской я бывал не раз, что там и как, примерно помню. Первый мед, длинноногие студентки… Слушая про себя нового, киваю головой.
– А что случилось со мной? – задал я самый, пожалуй, главный сейчас вопрос.
– А хрен его знает, – пожал плечами Давид. – Собрались с девчонками по поводу начала учебного года. Танцевали, выпивали, веселились. И тут вдруг ты сидишь, бледный как стенка, и начинаешь нести неизвестно что. Отбивался от всех, кричал, что кругом враги, в окно хотел выпрыгнуть. А четвертый этаж, Пан, это не шутки. Кто скорую и ментов вызывал, не знаю. Точно не я. – Он замялся. – Слушай, Андрюха, а что с работой твоей? Сообщить же надо. А то прогул будет.
– А я работаю? Где?
Сюрприз за сюрпризом. Еще с этим разбираться.
– Фельдшером ты. На скорой. Седьмая подстанция.
Забавные совпадения. Я покрутил головой, прислушиваясь к ощущениям. Тело все лучше и лучше слушалось, мышцы подрагивали – давай, прыгни на турник, сделай солнышко.
С трудом сдержал порыв. Сначала я делаю солнышко, потом снова на вязки определят.
– Можешь позвонить на подстанцию старшему фельдшеру? – Я требовательно посмотрел в глаза Давида. – Скажи, что приболел, на неделю пусть меня из графика вычеркнут, а я потом отработаю.
– Ты, Андрюха, главное, выписывайся, – сказал мне чуть повеселевший брюнет, – а мозги на место поставим. Зачем еще друзья нужны? – Он вдруг замолчал и нахмурился. – Стоп, а учеба? Учиться как, если все забыл?
Я изобразил работу мысли, пытаясь умножить в уме триста сорок семь на шестнадцать.
– Вот про медицину, как ни странно, не забыл.
Надо Давида срочно отвлечь чем-то. Ага, вот…
– Слышал, кстати, анекдот?
– Какой?
– Сдает абитуриентка экзамен по биологии. Ей попадается вопрос про мужские половые органы. А девчонка – целочка, никогда их не видела. Да и билет не помнит. Садится, начинает думать, что делать, как сдавать. Толкает сидящего рядом парня: «Покажи!» Тот ей: «Обалдела?» Она ему: «Покажи! Провалюсь, так хоть представление буду иметь!» Парню делать нечего, достает, вываливает хозяйство на парту. Все охренели. А препод кричит с кафедры: «Молодой человек во втором ряду. Уберите шпору со стола!»
Давид аж согнулся от смеха.
– Во! Узнаю старого Андрюху! А то ходишь с кислой мордой…
Мы поговорили еще минут пять. Вернее, я больше слушал. Мне рассказывать пока нечего. Но я хоть узнал, откуда приехал, с кем учусь и как время провожу. По верхам, конечно, но для начала хватит. И про институтских дам узнал. Похоже, Панов считал обязанностью спариться со всеми хотя бы относительно красивыми девушками, которых встречал в своей жизни. И расставался мирно, хотя исключения случались.
Потом нас шуганула санитарка: мол, нечего тут переговоры устраивать. На прощание Давид оставил мне два здоровенных красных яблока. Привет с родины, наверное. Я их сразу есть не стал, запихнул в карманы пижамы.
Прямо с прогулки я пошел к врачу. А чего время зря терять? Основное узнал, можно выгребать.
Я постучался, дождался разрешения. Доктор сидел один, второй стол пустовал. Вернее, был завален старыми историями. В психушке как? Поступил кто, на него запрашивают из архива следы предыдущих госпитализаций. Мало ли что посмотреть придется. Чем лечили, что говорил, как вел себя. А так как у некоторых за плечами десятки поступлений, то архивные истории иной раз впору на тележке возить. Как выпишется, свежую историю сошьют в кучу – и до следующего раза.
– Слушаю, – буркнул Анатолий Аркадьевич, не отрываясь от записей.
– Да я насчет выписки… – Что тут хороводы водить, быстро выяснил и пошел.
– Какая выписка, Панов? – все еще продолжая заполнять бумаги, спросил он. – Амнезия не прошла, дезориентирован. Это я тебе как коллеге сообщаю. Чтобы понимал: никаких козней против тебя. Рано тебе уходить еще. И потом… – Анатолий Аркадьевич внимательно на меня посмотрел: – Зайди-ка, присядь. И дверь, дверь закрой.
Ситуация перестала мне нравиться. Зашел, переложил истории болезней на стол, сел.
– Панов, – доктор достал из какой-то папки пару бумажек, посмотрел на них, – ты где тарен взял?
– Таблетки от отравления ФОС?!
Мне оставалось только удивленно хлопать глазами.
– Они, они. У тебя следы тарена в анализах.
Вот откуда галлюцинации!
– Ни сном ни духом, – честно глядя в глаза Анатолию Аркадьевичу, признался я. – Отмечали начало учебного года. Была вечеринка с алкоголем…
– Личное дело у тебя чистое… – Врач задумался. – На учете ты не состоял, что не удивительно…
– Подсыпали? – Я откинулся на стуле, тот жалобно скрипнул.
– Будем выяснять. – Аркадьевич строго на меня посмотрел. – Я знаю, что сейчас стало модно у золотой молодежи травкой баловаться…
Только не это! Пятно с наркотиками – на всю жизнь. Не отмоешься потом.
– Сообщайте в милицию! – твердо произнес я. – Я чист.
С милицией мне откровенно повезло. Незадолго до обеда в палату зашла фактурная дознавательница в форменном кителе и белом халате поверх. Брюнетка лет тридцати, с томными карими глазами. Макияж тоже – вроде и не видно, но чувствуется, что старалась долго. Короче, если и не милиционерша с обложки ведомственного журнала, то где-то близко. В будущем такие будут зачитывать в телевизор всякую особо важную информацию, глядя в объектив немигающими глазами.
Представилась. Лейтенант Видных Анна Петровна. И фамилия под стать. Разглядев меня, вскочившего, Видных слегка покраснела, поправила прядь над ухом. Предложила пройти в ординаторскую, которую к нашему приходу освободили для беседы.
На стул я сел по-турецки, да еще закатал рукава пижамы. Анна Петровна уставилась на мои руки, вздохнула. Достала бумаги, стала, стреляя в меня глазками, быстро заполнять. Сначала шли обычные вопросы: где родился, учился… Благо я знал ответы и дело спорилось.
Наконец дошли до главного:
– Я уже была у вас в институте. На военной кафедре пропал тарен из аптечек.
– Стал бы я его воровать, чтобы потом закинуться и отвечать на такие вопросы…
– Понимаю. – Видных пощелкала ручкой. – Панов, какие у тебя отношения с Серафимой Голубевой?
И вот что отвечать?
– Сложные.
– Мне рассказали, что ты ее недавно бросил и встречаешься с другой девушкой.
– Допустим.
– А почему тогда она была на вашей вчерашней вечеринке?
– Так мы же учимся вместе… – промямлил я.
– Андрей, ты же понимаешь, что попытка отравления – это покушение на убийство?
– От дозировки зависит…
Дознавательница улыбнулась.
– Смотри-ка… Подкованный!
– Я же на скорой подрабатываю.
– Да, это я выясняла. И там у тебя тоже сложные отношения с коллегами, правда?
Я неопределенно пожал плечами.
– Панов, в твоих же интересах мне все рассказать!
– Да не знаю я ничего! Сидели, выпивали, веселились. Ни с кем не конфликтовал. Потом почувствовал себя странно, понесло…
Изображать искренний гнев не пришлось. Я и правда ничего не знал. Все было запутано.
– Что пили?
– Водку. Девчонки – вино.
Тут меня Давид подковал. Спасибо ему.
– Не медицинский спирт?
Я рассмеялся, подвинулся ближе к Видной. Глазками в меня стреляешь? И кольца на руке нет….
– Анна Петровна, спирт – это уже давно анахронизм. Для медицинских целей используется технический вариант. Сейчас пациенты несут врачам водку, коньяк, даже хорошие вина попадаются. Мартини.
– Мартини?
Видная отодвинулась, но взгляда от меня не отводила.
– Не приходилось пробовать?
– Не-ет.
– Могу угостить.
– Ты?
– Я!
– Что же… Вам на скорой такое дарят? Даже фельдшерам?
– Бывает, и перепадает. Мы же жизни спасаем!
Прозвучало пафосно, но на лейтенанта это подействовало. Она накрутила прядь волос, еще раз стрельнула в меня глазками.
– Ну, Панов, ты ходок, я смотрю!
Облом.
– На ходу подметки режешь! Мартини он меня угостит… Вот же ухарь!
– Ну, рядом с такой красивой женщиной… – Я отсел обратно, вздохнул.
– Короче так, Панов. Я с тебя подозрения не снимаю! Знаю ваши вечеринки! Приходилось уже видеть последствия. Кстати, в морге тоже!
Мы помолчали, я разглядывал потолок. Что тут можно еще сделать? Только идти в полный отказ и несознанку. Много скажешь – много дадут. Принцип известный.
– Ладно, пока к тебе больше вопросов нет. Появятся – вызову повесткой.
Ой, как страшно. Какая повестка? Дело не возбуждали, со мной только беседы проводить можно. Хотя на малограмотных студентов должно производить впечатление.
Я посмотрел исподлобья на Анну Петровну, грустно вздохнул. На этом наше общение закончилось.
Сходил на обед, попытался поесть жидкого больничного супчика с переваренным рисом и редкими вкраплениями плохо чищенной картошки. Нет, это точно не для меня. Отдал вечно голодному Курочкину. Дед долго не церемонился, выпил варево из миски и посмотрел, не поделюсь ли чем-нибудь еще? Но вот на второе было нечто съедобное. Блюдо под названием «перловый плов» оказалось даже вкусным. И мяса в нем достаточно. Так что моему молодому организму пошло за милую душу. Это когда тебе за шестьдесят, иной раз за целый день желания поесть не возникает. А в двадцать три жрать хочется постоянно.
И только после этого пошел в палату, лег на свою продавленную кровать, стараясь не думать о происхождении пятен и разводов на матрасе, и уснул, снова без сновидений.
Разбудили меня только перед ужином. Пока я дрых, умственно отсталый сосед по палате Коля стырил одно из двух яблок. Улыбаясь, он сам и сообщил мне это. Мол, вкусное яблоко, Андрюша. А что на него обижаться? Ему такие понятия, как свое и чужое, не очень доступны. Второе яблоко я вручил Вениамину. А шизофреникам ничего не досталось. Извините, ребята, вкусняшки кончились.
После ужина были таблетки и укольчик на память. А то вот так выпишешься, и вспомнить нечего. Не было уколов – как и не лечили. А капельницы народ считает, потом с гордостью рассказывают, у кого больше было. Круче только воскрешение.
Зашел в телевизионную, постоял. Старенький черно-белый телек привлек внимание огромного количества пациентов. Побольше, чем на прогулку выгнали. Наверное, только меня смущали мутное и прыгающее изображение и звук, ненамного превосходящий по качеству телефонную трубку. Народ с огромным удовольствием следил за вручением наград в Кремле и репортажем про металлургов, выполняющих плановое задание восемьдесят пятого года. Нет, ребята, спасибо, как-нибудь без меня. Пойду, книжку почитаю. Видел на тумбочке у кого-то.
Обложку и сорок первых страниц унес ветер времени. Не было в наличии. Но я сел и попытался вникнуть в текст. Получалось хреновато: мелкие буквы по-прежнему плыли перед глазами, отчего повествование о партизанском отряде Сабурова стало почти недоступным. Значит, не судьба.
Лег на кровать и начал прикидывать, что делать дальше. Про местные реалии расскажет товарищ Ашхацава. Да и других источников информации в общаге чуть больше чем до фига. Институт? Кто один раз учился, сможет и второй. Тем более на пятом курсе. Отношение у преподов к старшекурсникам совсем не такое, как к новичкам. Деньги государство уже потратило, план выпуска специалистов выполнять надо. Так что вылететь с пятого, а тем более с шестого курса – тут надо постараться. Учебники посмотрю, освежу в памяти знания. Прорвусь, это не страшно. Самое главное – не спалиться с какими-нибудь нововведениями, которые случатся лет через двадцать-тридцать. Вот это может привлечь внимание. Совсем не нужное.
Главная сложность – родные Панова. Здесь дурачка не сыграешь, это тебе не одногруппники или приятели, с которыми на пиво ходишь. Что-то с этим делать придется. Пока кроме нейроинфекции с последующей амнезией в голову ничего не приходит. Может, так и сделаю.
За всяким умными и не очень мыслями уснул. И приснился мне первый в этом времени сон. Ничего нового, обычный скоропомощной кошмар: вроде бы диспетчер по матюгальнику зовет на вызов, я просыпаюсь, заполняю бланк – и снова ложусь спать. Я эту страшилку в разных вариациях сотни раз уже видел. Традиционно проснулся в том месте, где я пытаюсь выяснить, обслужил ли кто вызов, посмотрел по сторонам. Сходил для профилактики в сортир и лег ждать побудки.
Утром все было без перемен. Хотя нет, на завтрак пшенка была, а обход нынче не с самого утра, а после приема пищи. Я у Анатолия Аркадьевича даже спрашивать ни о чем не стал. Он меня как увидел, немного скривился, будто у него зуб заболел, сразу прошел и сказал:
– Студент, на выписку. К одиннадцати чтобы был готов.
А что я? Я – как юный пионер. Пошел искать сестру-хозяйку, требовать личные вещи. Таковые нашлись. Джинсы «Ли», слегка поношенные. Чуть широковаты внизу, но не клеш. И на том спасибо. Рубаха в синюю и красную клеточку, производства СССР. Почти чистая, легкий запах какого-то одеколона только. Ну, хоть потом не провоняла. В конце концов, свое же надеваю. Теперь – свое…
С носками товарищ Панов немного подвел. Синтетику придется выбросить, душа моя к ней не лежит. Туфли – советские, черные, чуть тяжеловаты. Блин, и шнурок порвался при обувании. Беда с этим делом. Временно завязал на узелок.
К выходу на волю готов. Расчески вот в карманах у Панова не нашлось, пришлось пальцами шевелюру в порядок приводить. И бритвой чужой я пользоваться не стал. Сейчас про гепатит С никто и не знает ничего, но это же не значит, что его нет. А до появления эффективного лечения без жесткой побочки еще времени немало пройдет, от цирроза сто раз помереть можно. Так что я лучше с легкой щетиной. Пусть пока не модно, но печень целее будет.
Вывели меня в коридор, посадили на лавочку. Жди, мол, не торопись. Доктор у себя за дверью с кем-то ругался по телефону, медсестры сновали в разные стороны. На меня внимания никто не обращал. Провел ревизию карманов, а то у хозяйки сгреб все в кучу. Единый проездной на сентябрь с белой буквой «Е» на сиреневом фоне. Хорошее дело. И нужное. До всяких «Троек» еще не один правитель помрет, люди ездят с такими. Деньги. Пятерка, две мятых рублевки, одна чуть надорвана, мелочи семьдесят три копейки. И ключ от английского замка. От общаги, наверное.
В ожидании я успел от скуки даже стенгазеты изучить. Про гепатит А и кишечные инфекции. Очень познавательно. Минут через двадцать подошла медсестра, дала справку. Ну вот, деканат может спать спокойно. Студент Панов без уважительных причин занятия не прогуливал. Я уже сворачивал ее, как вдруг с какого-то перепугу решил почитать, что же мне там написали. Нет, ну ни фига себе, вот это свинство! Не ожидал. Я сразу же ломанулся в ординаторскую.
– Что-то не так? – спросил Анатолий Аркадьевич, взглянув на мое возмущенное лицо.
– Все не так! – я положил справку на стол перед ним. – Я только не пойму, чего плохого я вам сделал? А хотел еще письма с благодарностью написать!
– Ну, и что не нравится? – Он даже очки на нос нацепил. – Печать на месте, даты правильно указаны… – И отдал справку мне.
– А диагноз? – ткнул я пальцем в бумажку. – За какие заслуги мне впаяли «Интоксикационный психоз вследствие злоупотребления наркотическими веществами»? У меня было однократное непреднамеренное употребление! Откуда родилось злоупотребление? К тому же тарен – не наркотик! Как я это, – помахал я злосчастной бумажкой, – понесу в деканат? Что там обо мне подумают? И дадут ли учиться после этого?
– Все, понял, не кипятись. – О, этот тон «поговорим с буйным посетителем» мне знаком, профессиональное исполнение. – Медсестры перепутали, переписали не то. Сейчас сбегают в канцелярию, выпишут правильную справку.
Вот ведь гады! Перепутали они! Но ничего ведь не случилось? Все решили быстро, в итоге написали правильно. Да и уверен я, что не со зла, а просто в запарке. Бывает. Это я просто на нервах так реагирую. Потому что больничка – это одно, тут время как бы остановилось, и разница между восьмидесятым годом и две тыщи двадцатым, к примеру, не очень большая. А вот воля – дело другое. Тут все другое, от одежды и цен до причесок и разговоров. Они слушают другую музыку, читают другие книги и даже думают не так. Так что лучше молчать пока и присматриваться. А также постараться не так бурно проявлять эмоции. Не высовываться, короче.
Я сошел с крыльца и потихонечку двинулся в сторону выхода с территории больницы. Добрые люди подсказали.
– Здравствуй, Андрей, – окликнул меня девичий голос из-за спины.
Ого, а это что за комитет по встрече? Маленькая, на голову ниже этого организма, с густыми, почти черными волосами и огромными голубыми глазами. Что для откровенно семитской внешности редкость. Да, красотка, ничего не скажешь. В области груди, правда, чуток до стандарта не дотянула, а так – глазу хочется остановиться и никуда не уходить. Одета в белое платьице-колокольчик с широким поясом. Я посмотрел на ноги. Они были! Стройные, приятно взглянуть. Тело дало отклик!
А Панов, то есть теперь уже я, ее знает. Очень уж по-щенячьи она на меня смотрит.
– Ты как себя чувствуешь? – Девушка заглянула мне в глаза. – Ты меня не узнаешь? Я Сима!
Теперь все ясно. Моя «отравительница». Я чуть не рассмеялся. Вот эта девчушка сыпанула мне тарена? Ни в жизни не поверю.
– Мне сказали, что у тебя галлюцинации были, провалы в памяти…
Сказали ей! Про врачебную тайну в восьмидесятых не слышали?
– Ты что здесь делаешь?
– Встретить тебя пришла, – ответила она. – Что непонятного?
– Непонятно, Серафима, как ты узнала, что меня надо встречать?
– Ничего сложного, у маминой знакомой есть знакомый, который начмед в этой больнице. Он спросил у твоего лечащего врача, когда тебя будут выписывать. И вот я здесь… – Она поставила ноги в третью позицию и слегка поклонилась. – Слушай, а ты точно все забыл?
– Не, кое-что помню, – обломал я ее. А то сейчас окажется, что я на ней жениться пообещал и обрезание сделать. Для облегчения выезда и последующей ассимиляции на ее исторической родине. – Что мы с тобой расстались, так в память врезалось, что никак оттуда не уйдет.
– Все бы тебе хиханьки, Панов, – обиженно сказала Сима. – А я к тебе не просто так пришла. Я точно знаю, кто тебя отравил!