В четверть часа езды от Самары в стороне от жилых кварталов расположилась колония для несовершеннолетних преступников. Колония представляла собой квадрат, окруженный высокими стенами. На территории колонии разместились несколько зданий: здание администрации колонии, библиотека с читальным залом и кинозалом, казарма для солдат внутренней службы, спортзал, несколько мастерских, а также самое длинное здание – или барак как его называли. В нем содержались преступники, не достигшие восемнадцатилетнего возраста.
Барак был разделено на восемь больших помещений, каждое из которых имело свое название. Кроме того, здесь имелись туалеты, общая душевая, комната для проведения досуга, где стоял телевизор, и просторная столовая.
Колония для несовершеннолетних сильно отличалась от взрослых зон не только обстановкой, но и относительной свободой передвижения. Воспитанников, правда, под охраной, не раз выводили в город. Или устраивали им походы по грибы в ближайшие леса. Наверное, поэтому колония напоминала не тюрьму, а скорее, охраняемый интернат.
В один из августовских дней, около двух часов дня, все осужденные собирались на летней спортплощадке во внутреннем дворе колонии. Ежедневно, но только в летние дни, они проводили время играя в футбол. Начальство колонии поощряло спортивные увлечения своих воспитанников.
Наигравшись в футбол, ребята, разбившись на группы, разбрелись по площадке. Одни отдыхали, другие вели оживленный разговор. В центре одной из таких групп, развалившись на скамье, полулежал долговязый парень по прозвищу Шнырь. Он был самым старшим в колонии. Ему должно было исполниться скоро восемнадцать лет, после чего оставшиеся три года наказания ему предстояло провести на взрослой зоне.
Шнырь являлся неприкасаемым авторитетом в колонии, так называемым «смотрящим», и имел очень хорошие связи на воле. Вокруг него, как сейчас, всегда собиралось человек тридцать – сорок, которые ловили каждое его слово. Стоило Шнырю кому – то из ребят дать команду, они тут же выполняли ее. Все знали: ослушаться – значить быть наказанным.
Пока «блатные», так их называли – вели свой разговор, немного в стороне расположилась другая группа. Человек двадцать, их называли «молокососами», так как они были младше других, курили с завистью глядя на окружение «Шныря». Еще одна группа, человек пятнадцать, молча сидела в одном из уголков площадки. Это были «чмошники», самая низшая каста в колонии. Даже «молокосос» мог наехать на них, не опасаясь последствий.
И отдельно от всех на скамейке сидели двое семнадцатилетних парней. Они составляли резкий контраст между собой. Один – невысокий, худой, с правильными чертами лица, по прозвищу Махно Другой – высокий, здоровый, с огромными кулаками. Сила этого парня вошла в шутку здесь, в колонии. Наверное поэтому его наградили кличкой «Барракуда». Оба лениво потягивались на пригретых солнышком скамейках и вели беседу.
– Арбат где? – спросил Махно.
– В библиотеку пошел, – отозвался «Барракуда». – В натуре придурок. Учиться хотел – надо было в институт поступать, а не сюда на каникулы приезжать. Знаешь, ведь Арбат попал сюда случайно.
Махно лениво махнул рукой:
– Ладно, глохни, «Барракуда», не то расплачусь от жалости к «Арбату». Эх, скукота…
– Эй, Махно! – позвал его со своего места Шнырь.
– Чего тебе родимый? – отозвался Махно.
– Ай-да ко мне, а то скучно!
– Ты мне за веселье не платишь, Шнырь.
– Харю начищу, Махно!
– Телохранитель не позволит, – Махно показал на Барракуду, – да и мамочке расскажу, она тебя, хулигана, за уши оттаскает.
Шнырь, а вместе с ним и его окружение загоготали. Махно с Барракудой встали и подошли к Шнырю.
– Глядите, пацаны, у Махно мамочка появилась! – весело закричал Шнырь.
– И помечтать нельзя? Так и быть, пацаны, расскажу анекдот.
– Вали! – милостиво разрешил ему Шнырь.
– Здорово, Вован, – Махно помахал рукой солдату внутренней службы Вавилову, которые в это время нес службу на вышке и внимательно следил за происходящим.
Вавилов нахмурился, услышав приветствие Махно Он недолюбливал его и, откровенно говоря, было за что.
– Спецом для тебя анекдот, родной. Хочу показать свою скрытою любовь к мусорам, прошу прощения, к нашей родной и всеми любимой милиции.
– Хорош трещать, Махно, анекдот выкладывай! – Шнырь лениво зевнул.
– Так, значит. Сидят двое зеков на берегу реки. Один другого спрашивает: О чем мечтаешь, братан? Тот отвечает: Вот бы сейчас кораблик приплыл и меня прямиком домой к жене отвез. А ты о чем? А я представил: вот бы сейчас погрузить всех ментов на твой кораблик и к Робинзону Крузо на хер.
Вокруг грянул хохот, ребята попадали на землю. Шнырь смеялся держась за живот. Барракуда дернул Махно за руку со словами:
Глянь на Вована!
Махно посмотрел и увидел, как охранник снял с плеча автомат и направил в его сторону.
– Не понтуй, Вован, все одно не выстрелишь, – крикнул ему Махно.
Тот сделал вид, будто не слышит Махно, вздернул автомат на плечо и отвернулся.
В это время к Шнырю подошел один из «молокососов» и услужливо протянул сигарету. Шнырь взял ее, и тут же несколько человек чиркнули спичкой. Шнырь затянулся и выдохнул клубок дыма.
– Махно, давай сюда «чмошников», – приказал он.
– Он тебе не шестерка, – раздался голос «Арбата», который в этот момент вернулся из библиотеки. Твердым шагом он подошел к Шнырю.
– Тогда сам сходи! – Шнырь хищно прищурился.
– Тебе надо, ты и сходи!
– Борзый ты больно, Арбат, пора тебе на место показать! – Шнырь поднялся.
Все его окружение только и ждало знака, чтобы кинуться на «Арбата».
Вмешался Махно:
– Да ладно тебе, Шнырь, не кипятись. Сейчас схожу, какие проблемы!
Но Шнырь уже подал знак, и «блатные», как свора собак, бросились на «Арбата». Арбат до колонии занимался боксом и успел нанести несколько ударов, прежде чем его повалили на землю и стали избивать. Барракуда и Махно бросились на помощь «Арбату». Барракуда сразу же оттащил двух напавших за шиворот, но на него тут же навалились шестеро, и ему самому пришлось отбиваться. Махно так и не добрался до «Арбата» – ему сразу же разбили лицо в кровь.
Послышался резкий свисток охраны, но прежде чем охранники появились на площадке, «блатные» бросили троих друзей лежащими на земле и разбежались врассыпную, всем своим видом показывая, что они не имеют к происходящему никакого отношения.
Охрана ушла, так и не добившись ничего. Как всегда, виновников не оказалось. Пострадавшие сказали, что упали со скамейки и разбили себе лицо. Все трое под ехидные взгляды блатных пошли в туалет умываться.
– Надо было тебе против Шныря выступать, – трогая разбитую и опухшую губу, упрекнул Арбата – Махно.
– Я ему не раб и вы не рабы! – отозвался Арбат, подставляя голову под струю холодной воды.
– Да пойми ты, дурья башка! Шнырь от вора поставлен колонию смотреть. Против них не попрешь!
– Мне до них дела нет, я просто хочу, чтобы нас не трогали. Может, Шнырь и главный, но вы мои друзья.
– Когда вас бьют, мне плевать, кто это делает, я просто даю им в морду, как могу, – вмешался «Барракуда», меньше всех пострадавший в потасовке и нанесший самый значительный урон нападавшим.
– Все одно, пока Шнырь здесь, нельзя с ним воевать, – стоял на своем Махно.
– А кто воюет? – разозлился Арбат. – Он сам лезет, все время задирается.
Спор прервало сообщение о прибытии пятнадцати новичков.