1000 сказок, загадок, пословиц, рассказов, песенок, потешек. Времена года - читать онлайн

А. Пушкин

А. Фет

«Мама! Глянь-ка из окошка…»

Мама! Глянь-ка из окошка —

Знать, вчера недаром кошка

Умывала нос:

Грязи нет, весь двор одело,

Посветлело, побелело ―

Видно, есть мороз.

Не колючий, светло-синий,

По ветвям развешен иней —

Погляди хоть ты!

Словно кто-то тороватый

Свежей, белой, пухлой ватой

Все убрал кусты.

Уж теперь не будет спору:

За салазки да и в гору

Весело бежать!

Правда, мама? Не откажешь,

А сама, наверно, скажешь:

«Ну, скорей гулять!»

С. Есенин

К. Бальмонт

Е. Баратынский

Ф. Тютчев

А. Блок

Н. Некрасов

Морозко

Живало-бывало, жил дед да с другой женой. У деда была дочка, и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой жить: перевернёшься – бита и недовернёшься – бита. А родная дочь что ни сделает – за всё гладят по головке: умница. Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела – ещё до свету… Ничем старухе не угодишь – всё не так, всё худо. Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится – не скоро уймётся. Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.

– Вези, вези её, старик, – говорит мужу, – куда хочешь, чтобы мои глаза её не видали! Вези её в лес, на трескучий мороз.

Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:

– Садись, мила дочь, в сани.

Повёз бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал. Девушка сидит под елью, дрожит, озноб её пробирает. Вдруг слышит – невдалеке Морозко по ёлкам потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху её спрашивает:

– Тепло ли тебе, девица?

– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощёлкивает:

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

Она чуть дух переводит:

– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

Морозко ещё ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защёлкал:

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?

Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:

– Ой, тепло, голубчик Морозушко!

Тут Морозко сжалился над девицей, окутал её теплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами. А мачеха по ней уже поминки справляет, печёт блины и кричит мужу:

– Ступай, старик, вези свою дочь хоронить!

Поехал старик в лес, доезжает до того места – под большою елью сидит его дочь, весёлая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около – короб с богатыми подарками. Старик обрадовался, положил всё добро в сани, посадил дочь, повёз домой. А дома старуха печёт блинцы, а собачка под столом:

– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.

Старуха бросит ей блин:

– Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»

Собака съест блин и опять:

– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.

Старуха блины ей кидала и била её, собачка – всё своё… Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идёт падчерица – в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжёлый. Старуха глянула – и руки врозь…

– Запрягай, старик, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…

Старик посадил старухину дочь в сани, повёз её в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал. Старухина дочь сидит, зубами стучит. А Морозко по лесу потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает, на старухину дочь поглядывает:

– Тепло ли тебе, девица?

А она ему:

– Ой, студёно! Не скрипи, не трещи, Морозко…

Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощёлкивать.

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

– Ой, руки-ноги отмёрзли! Уйди, Морозко…

Ещё ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защёлкал:

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

– Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!

Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.

Чуть свет старуха посылает мужа:

– Запрягай скорее, старик, поезжай за дочерью, привези её в злате-серебре…

Старик уехал. А собачка под столом:

– Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.

Старуха кинула ей пирог:

– Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате, серебре везут…»

А собачка – всё своё:

– Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…

Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мёртвая. Заголосила старуха, да поздно.

Зимовье зверей

Идёт из деревни бык, а навстречу ему – баран. «Куда идёшь?» – спрашивает барана бык. «Иду искать лето», – отвечает тот. «Пошли вместе», – говорит бык.

И пошли они вместе. Идут вдвоём, а навстречу им – свинья. «Куда идёте, братцы?» – спрашивает их свинья. «Идём от зимы к лету», – отвечают те. «И я с вами пойду», – просится свинья.

И пошли они дальше. Идут, а навстречу им – гусь. «Куда, гусь, идёшь?» – спрашивают они. «От зимы к лету», – отвечает гусь. «Пойдём вместе», – говорит бык.

И пошли они вчетвером. Шли, шли и встретили петуха. «Куда, петух, идёшь?» – спрашивает гусь: «От зимы иду к лету», – отвечает петух. «Пошли вместе», – позвал бык.

Идут они и разговаривают между собой: «Приходит зима, наступают морозы: куда деваться?» Бык и говорит: «Надо хату ставить!» А баран говорит: «У меня хорошая шуба, видишь, какая шерсть, я и так зиму перезимую!» А свинья говорит: «Я глубоко в землю зарываюсь; зароюсь в землю и так зиму перезимую!» А гусь с петухом говорят: «У нас по два крыла: взлетим на ель, одним крылом постелемся, другим накроемся и так зиму перезимуем».

И разошлись кто куда. Бык остался один и начал ставить хату. Ставил, ставил и поставил. Настала суровая зима: лютые морозы, снегопады и метели. Приходит баран к хате быка и говорит: «Пусти, брат, согреться!» Бык отвечает: «У тебя хорошая шуба, видишь, какая шерсть, ты и так зиму перезимуешь!» Баран говорит: «Ежели не пустишь согреться, я разгонюсь и рогами дверь твою в щепки разобью, и тебе будет холодно!» Бык думает: «Что делать? Ведь он меня заморозит». И пустил бык барана в свою хату, и стали они жить вдвоём.

Приходит свинья: «Пусти, братец…» Бык и говорит: «Ты глубоко в землю зарываешься; заройся в землю и так зиму перезимуешь!» Свинья говорит: «Ежели не пустишь, я вырою весь фундамент твоей хаты, и тебе будет холодно!» Бык думает: «Что делать? Ведь она же меня заморозит!» Пустил и свинью. Стали жить втроём.

Приходят и гусь с петухом: «Пусти, братец…» Бык говорит: «У вас ведь по два крыла; взлетите на ель, одним крылом постелитесь, другим накроетесь и так зиму перезимуете!» Тогда гусь и говорит: «Ежели не пустишь, я из стен своим клювом выдергаю мох, и тебе будет холодно!» А петух кричит: «Ежели не пустишь, я влезу на потолок и с потолка своими когтями сгребу землю, и тебе будет холодно!» Подумал, подумал бык и пустил их в хату.

Петух согрелся и начал песни напевать. Бежала лиса по лесу и услыхала. Подбежала к окну, смотрит в окно и видит, что у быка есть петух, гусь, свинья и баран. Побежала лиса к волку и медведю; прибежала и говорит: «Знаешь что, куманёк, и ты, дядя Михаил Потапыч? Идёмте к быку! У быка есть петух, гусь, свинья и баран. Я схвачу гуся и петуха, а вы – свинью и барана».

И пошли. Подходят к дверям, лиса говорит: «А ну-ка, Михаил Потапыч, отворяй дверь!» Медведь открыл дверь, и лиса вскочила в хату. А бык как прижмёт её рогами к стене, а баран давай рогами по бокам осаживать! И до тех пор осаживал, пока из её дух вон. Потом вскочил в хату волк. Бык волка тоже прижал к стене, а баран рогами его до тех пор тёр, пока душа не выкатилась колесом. Медведь тоже было бросился в хату, но они так принялись за него, что он чуть жив выбрался…

А бык с друзьями и до сих пор живут в своей хате. Живут, поживают и добра наживают.

По щучьему веленью

Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий – дурачок Емеля.

Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.

Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:

– Сходи, Емеля, за водой!

А он им с печки:

– Неохота…

– Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут!

– Ну ладно!

Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял вёдра да топор и пошёл на речку. Прорубил лёд, зачерпнул вёдра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку:

– Вот уха будет сладка!

Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:

– Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь.

А Емеля смеётся:

– На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка.

Щука взмолилась опять:

– Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.

– Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.

Щука его спрашивает:

– Емеля, Емеля, скажи – чего ты сейчас хочешь?

– Хочу, чтобы вёдра сами пошли домой и вода бы не расплескалась…

Щука ему говорит:

– Запомни мои слова: когда что тебе захочется – скажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью»

Емеля и говорит:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – ступайте, вёдра, сами домой…

Только сказал – вёдра сами и пошли в гору.

Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошёл за вёдрами.

Идут вёдра по деревне, народ дивится, а Емеля идёт сзади, посмеивается…

Зашли вёдра в избу и сами встали на лавку, а Емеля полез на печь.

Прошло много ли, мало ли времени – невестки говорят ему:

– Емеля, что ты лежишь? Пошёл бы дров нарубил.

– Неохота…

– Не нарубишь дров, братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.

Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – поди, топор, наколи дров, а дрова – сами в избу ступайте и в печь кладитесь…

Топор выскочил из-под лавки – и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут.

Много ли, мало ли времени прошло – невестки опять говорят:

– Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби!

А он им с печки:

– Да вы-то на что?

– Как мы на что?.. Разве наше дело в лес за дровами ездить?

– Мне неохота…

– Ну, не будет тебе подарков.

Делать нечего. Слез Емеля с печи, обулся, оделся. Взял верёвку и топор, вышел на двор и сел в сани:

– Бабы, отворяйте ворота!

Невестки ему говорят:

– Что ж ты, дурень, сел в сани, а лошадь не запряг?

– Не надо мне лошади.

Невестки отворили ворота, а Емеля говорит потихоньку:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – ступайте, сани, в лес…

Сани сами поехали в ворота, да так быстро – на лошади не догнать.

А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ кричит: «Держи его! Лови его!» А он знай сани погоняет. Приехал в лес:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – топор, наруби дровишек посуше, а вы, дровишки, сами валитесь в сани, сами вяжитесь…

Топор начал рубить, колоть сухие дерева, а дровишки сами в сани валятся и верёвкой вяжутся. Потом Емеля велел топору вырубить себе дубинку – такую, чтобы насилу поднять. Сел на воз:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – поезжайте, сани, домой…

Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял, подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу, ругают и бьют. Видит он, что плохо дело, и потихоньку:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – ну-ка, дубинка, обломай им бока…

Дубинка выскочила – и давай колотить. Народ кинулся прочь, а Емеля приехал домой и залез на печь.

Долго ли, коротко ли – услышал царь об Емелиных проделках и посылает за ним офицера: его найти и привезти во дворец.

Приезжает офицер в ту деревню, входит в ту избу, где Емеля живёт, и спрашивает:

– Ты – дурак Емеля?

А он с печки:

– А тебе на что?

– Одевайся скорее, я повезу тебя к царю.

– А мне неохота…

Рассердился офицер и ударил его по щеке. А Емеля говорит потихоньку:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – дубинка, обломай ему бока…

Дубинка выскочила – и давай колотить офицера, насилу он ноги унёс.

Царь удивился, что его офицер не мог справиться с Емелей, и посылает своего самого набольшего вельможу:

– Привези ко мне во дворец дурака Емелю, а то голову с плеч сниму.

Накупил набольший вельможа изюму, черносливу, пряников, приехал в ту деревню, вошёл в ту избу и стал спрашивать у невесток, что любит Емеля.

– Наш Емеля любит, когда его ласково попросят да красный кафтан посулят, тогда он всё сделает, что ни попросишь.

Набольший вельможа дал Емеле изюму, черносливу, пряников и говорит:

– Емеля, Емеля, что ты лежишь на печи? Поедем к царю.

– Мне и тут тепло…

– Емеля, Емеля, у царя будут хорошо кормить-поить – пожалуйста, поедем.

– А мне неохота…

– Емеля, Емеля, царь тебе красный кафтан подарит, шапку и сапоги.

Емеля подумал-подумал:

– Ну ладно, ступай ты вперёд, а я за тобой вслед буду.

Уехал вельможа, а Емеля полежал ещё и говорит:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – ну-ка, печь, поезжай к царю…

Тут в избе углы затрещали, крыша зашаталась, стена вылетела, и печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю.

Царь глядит в окно, дивится:

– Это что за чудо?

Набольший вельможа ему отвечает:

– А это Емеля на печи к тебе едет.

Вышел царь на крыльцо:

– Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу подавил.

– А зачем они под сани лезли?

В это время в окно на него глядела царская дочь Марья-царевна.

Емеля увидал её в окошке и говорит потихоньку:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – пускай царская дочь меня полюбит…

И сказал ещё:

– Ступай, печь, домой…

Печь повернулась и пошла домой, зашла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-полёживает.

А у царя во дворце крик да слёзы. Марья-царевна по Емеле скучает, не может жить без него, просит отца, чтобы выдал он её за Емелю замуж.

Тут царь забедовал, затужил и говорит опять набольшему вельможе:

– Ступай, приведи ко мне Емелю живого или мёртвого, а то голову с плеч сниму.

Накупил набольший вельможа вин сладких да разных закусок, поехал в ту деревню, вошёл в ту избу и начал Емелю потчевать. Емеля напился, наелся, захмелел и лёг спать. А вельможа положил его в повозку и повёз к царю. Царь тотчас велел прикатить большую бочку с железными обручами. В её посадили Емелю и Марью-царевну, засмолили и бочку в море бросили.

Долго ли, коротко ли – проснулся Емеля; видит – темно, тесно:

– Где же это я?

А ему отвечают:

– Скучно и тошно, Емелюшка! Нас в бочку засмолили, бросили в синее море.

– А ты кто?

– Я – Марья-царевна.

Емеля говорит:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – ветры буйные, выкатите бочку на сухой берег, на жёлтый песок…

Ветры буйные подули. Море взволновалось, бочку выкинуло на сухой берег, на жёлтый песок. Емеля и Марья-царевна вышли из неё.

– Емелюшка, где же мы будем жить? Построй какую ни на есть избушку.

– А мне неохота…

Тут она стала его ещё пуще просить, он и говорит:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – выстройся каменный дворец с золотой крышей…

Только он сказал – появился каменный дворец с золотой крышей. Кругом – зелёный сад: цветы цветут, и птицы поют.

Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка.

– Емелюшка, а нельзя тебе красавчиком стать?

Тут Емеля недолго думал:

– По щучьему веленью, по моему хотенью – стать мне добрым молодцем, писаным красавцем…

И стал Емеля таким, что ни в сказке сказать ни пером описать.

А в ту пору царь ехал на охоту и видит – стоит дворец, где раньше ничего не было.

– Это что за невежа без моего дозволения на моей земле дворец поставил?

И послал узнать-спросить: «Кто такие?» Послы побежали, стали под окошком, спрашивают.

Емеля им отвечает:

– Просите царя ко мне в гости, я сам ему скажу.

Царь приехал к нему в гости. Емеля его встречает, ведёт во дворец, сажает за стол. Начинают они пировать. Царь ест, пьёт и не надивится:

– Кто же ты такой, добрый молодец?

– А помнишь дурачка Емелю – как приезжал к тебе на печи, а ты велел его со своей дочерью в бочку засмолить, в море бросить? Я – тот самый Емеля. Захочу – всё твоё царство пожгу и разорю.

Царь сильно испугался, стал прощенья просить:

– Женись на моей дочери, Емелюшка, бери моё царство, только не губи меня!

Тут устроили пир на весь мир. Емеля женился на Марье-царевне и стал править царством.

Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец.

Как лиса волку шубу шила

Идёт волк по лесу. Видит, дятел долбит дерево; он ему и говорит: «Вот ты, дятел, всё долбишь и долбишь, работаешь, работаешь, а хатки за свой век построить не можешь!» А дятел волку и говорит: «А ты, волк, всё режешь и режешь скот, а кожуха за свой век не сошьёшь!» Подумал волк, что дятел правильно ему говорит, приходит к лисе: «Лиса, сшей мне шубу. А я тебе принесу овечек!»

Согласилась лиса. Вот волк приносит лисе овец: одну, другую, третью, а шубы всё нет. А лиса мясо съест, шерсть же на базаре продаст. Наконец волк и спрашивает: «Когда же, лиса, шуба готова будет?» А лиса говорит: «Сегодня к вечеру шуба готова будет, надо только на обводы шерсти. Пойди к людскому огороду, там лошадь стоит. Ты зарежь её и принеси хвост и гриву на обводы!»

Пошёл волк и видит лошадь. Подкрался к ней сзади и только хотел вцепиться в неё зубами, она как ударит его копытами – и убила насмерть…

И сейчас по снегу волчьи косточки блестят.

Про Королька, про Зиму, про Орла и про Королевского сына (французская народная сказка)

В давние времена, много, очень много лет назад, говорят, повздорили между собой Зима и Королёк. Не знаю толком, из-за чего.

– Я тебя проучу, пичужка! – грозилась Зима.

– Это мы ещё увидим! – отвечал Королёк.

К ночи Зима наслала трескучий мороз.

Поутру Зима, видя, что Королёк как всегда весел и молодцеват, удивилась и спросила его:

– Где ты провёл ночь?

– В прачечной, где подёнщицы стирают, – ответил Королёк.

– Ладно, сегодня я уж до тебя доберусь.

В эту ночь стало так холодно, что вода замерзала в очаге.

Но Королёк был совсем не там, где всё замерзало, и на другое утро Зима, видя, что он по-прежнему бодр и весел, спросила его:

– Где ты провёл ночь?

– В хлеву, с волами, – ответил Королёк.

В следующую ночь настал такой лютый холод, такая небывалая стужа, что у волов хвосты примёрзли к заду, а Королёк утром всё же порхал и чирикал, словно на дворе был май.

– Как, ты ещё не помер? – спросила Зима, дивясь тому, что Королёк опять тут как тут. – Где же ты провёл ночь?

– У молодожёнов, в их постели.

– Вот где нашёл себе местечко! Кто бы догадался там его искать? Ну да ничего, за мной не пропадёт. Сегодня ночью я тебя доконаю.

– Это мы ещё увидим! – ответил Королёк.

В ту ночь Зима наслала такой мороз, стало так холодно, так холодно, что на другое утро молодожёнов нашли насмерть закоченевшими в постели.

Королёк приютился во впадине стены, возле жаркой печи булочника, где холод не мог его пронять. Но там он встретился с мышью, тоже искавшей местечка потеплее, и они не на шутку поссорились. Так как они не могли между собою поладить, то решено было покончить дело, назначив через неделю на горе Бре великий бой между всеми пернатыми и всеми четвероногими того края.

Все звери были оповещены, и в условленный день птицы всей округи с утра собрались на горе Бре. Длинной вереницей тянулись туда обитатели птичьих дворов – утки, гуси, индюки, павлины, петухи и куры – и всякие иные птицы: сороки, вороны, сойки, дрозды; там же сошлись лошади, ослы, волы, коровы, бараны, козы, собаки, кошки, крысы и мыши, – никто не мог помешать им в этом. Бой выдался жестокий; шёл он с переменным успехом. Перья так и летали в воздухе, а земля была усеяна клочьями шерсти, со всех сторон неслись крики, мычанье, ржанье, хрюканье, блеянье, мяуканье. Вот страшно было!

Уже казалось, что победа останется за четвероногими, как вдруг прилетел Орёл, сильно запоздавший; он бросился в самую гущу схватки. Куда бы он ни ударил, он всех разил насмерть, и вскоре перевес оказался на стороне пернатых.

Королевский сын следил за сражением из окна своего дворца. Видя, как Орёл расправляется с четвероногими, он улучил минуту, когда тот поравнялся с окном, и ударил его саблей так сильно, что у Орла сломалось крыло, и он упал наземь. Благодаря этому победу всё-таки одержали четвероногие. Однако Королёк, сражавшийся как герой, пропел свою пёсню на колокольне святого Эрве, которая по сей день ещё высится на горе Бре.

А раненый Орёл не мог больше летать и сказал Королевскому сыну:

– Теперь тебе придётся в продолжение девяти месяцев кормить меня куропатками и зайцами.

– Я согласен, – сказал Принц.

По прошествии девяти месяцев Орёл, совершенно исцелившись, сказал Королевскому сыну:

– Теперь я полечу к своей матушке; я желаю, чтобы ты отправился со мной поглядеть на мой замок.

– Охотно, – сказал Принц, – но как я туда попаду? Ведь ты летаешь по воздуху, а я ни пешком, ни верхом не могу за тобой угнаться.

– Садись ко мне на спину.

Принц так и сделал. Они понеслись над горами, над долами, лесами и морями.

– Здравствуйте, матушка, – сказал Орёл, прилетев домой.

– Это ты, дорогой сынок? Долго ты отсутствовал на этот раз, я уже тревожилась, что тебя всё нет.

– Я сильно хворал, милая матушка, – ответил Орёл и, указав на Принца, добавил:

– Это сын короля Нижней Бретани, он приехал повидаться с вами.

– Королевский сын! – вскричала старая Орлица. – Вот лакомый кусочек; мы попируем на славу!

– Нет, матушка, не делайте ему зла; он хорошо со мной обходился в течение тех девяти месяцев, что я прохворал у него; я пригласил его погостить у нас, в нашем замке, – надо его получше принять.

У Орла была красавица сестра, и Принц влюбился в неё с первого же взгляда. Орёл и его мать очень были этим недовольны.

Прошёл месяц, затем второй, третий; миновало шесть месяцев, а Принц и речи не заводил о том, чтобы вернуться домой. Старухе это совсем не нравилось, и, наконец, она сказала сыну, что если его друг не уберётся восвояси, то она изжарит его на обед и подаст под каким-нибудь вкусным соусом.

Услыхав, что задумала мать, Орёл предложил Принцу сыграть с ним в кегли с условием: если Принц проиграет, он теряет жизнь, если выиграет – сестра Орла станет его женой.

– Я согласен, – сказал Принц. – Где кегли?

Они вошли в широкую, длинную аллею старых дубов, где стояли кегли.

Когда Принц их увидел, у него сердце замерло. Кегли эти были чугунные, каждая из них весила пятьсот фунтов. Орёл взял одну из них и давай ею забавляться: он играючи подбрасывал её высоко-высоко, а затем ловил, словно яблоко. А бедный Принц свою кеглю даже сдвинуть с места не мог.

– Ты проиграл, теперь я хозяин твоей жизни, – сказал Орёл.

– А я отыграюсь, – сказал ему на это Принц.

– Так и быть, завтра сыграем ещё партию.

Принц пошёл к сестре Орла и со слезами на глазах рассказал ей обо всем.

– Вы обещаете хранить мне верность? – спросила она его.

– Да, до самой смерти, – ответил Принц.

– Тогда вот что надо сделать: есть у меня два больших бычьих пузыря, я выкрашу их в чёрный цвет, чтобы они стали похожи на кегли, и поставлю их между кеглями брата, в той аллее; завтра, когда вы туда явитесь, постарайтесь первым начать игру и выберите себе два пузыря.

Затем вы им скажете: «Косули, подымитесь повыше и скорее летите в Египет – вот уже семь лет, как вы здесь, и ни разу не отведали железа»; они тотчас взлетят в поднебесье, да так высоко, так высоко, что их и не видно будет. Мой брат вообразит, что это вы их так ловко подбросили; ему самому никак не удастся бросить свои кегли так же высоко, и он должен будет признать себя побеждённым.

И вот они снова пошли в аллею, где стояли кегли. Принц взял свои две кегли, вернее сказать – два бычьих пузыря, и принялся ими забавляться, подбрасывая их в воздух с такой лёгкостью, словно в руках у него были два мяча, набитых отрубями; а его противник дивился, глядя на него.

«Что бы это значило?» – с тревогой спрашивал себя Орёл.

Сам он первый подбросил свои кегли, да так высоко, что прошло добрых четверть часа, прежде чем они снова упали наземь.

– Ловко! – сказал Принц. – Теперь моя очередь.

Вслед за тем он тихонько прошептал слова:

– Косуля, лети на родину, в Египет, – вот уже семь лет, как ты здесь, и ни разу не отведала железа.

Тотчас же кегля поднялась в поднебесье, да так высоко, так высоко, что скоро её не стало видно; и сколько они оба ни ждали, она не упала наземь.

– Я выиграл! – сказал Принц.

– Значит, каждый из нас выиграл по одной партии; завтра мы сыграем в другую игру, – сказал орёл.

Он в слезах вернулся домой и поведал своё горе старой Орлице. Та сказала:

– Надо его зарезать и съесть, к чему ещё мешкать?

– Но ведь я его ещё не одолел, матушка; завтра мы сыграем в другую игру, посмотрим, как он выпутается.

– Пока что принесите мне воды из родника, во всём доме ни капли нет.

– Ладно, матушка, завтра утром мы с Принцем пойдём за водой, и я предложу ему потягаться, кто больше притащит за один раз в бочке.

Орёл тотчас отправился к Принцу и сказал ему:

– Завтра утром мы сходим за водой для моей матушки – посмотрим, кто из нас больше притащит за один раз.

– Отлично, – сказал Принц, – ты только покажи мне, в чем её надобно носить.

Орёл тотчас показал Принцу две бочки, вместимостью в пять бочонков каждая; сам он легко подымал по одной такой доверху полной бочке на ладони каждой руки – ведь он был то человеком, то орлом, по своей прихоти.

Принц обеспокоился пуще прежнего и опять пошёл к сестре Орла.

– Вы обещаете хранить мне верность? – спросила она его.

– До самой смерти, – ответил Принц.

– Так вот, завтра утром, когда брат возьмёт свою бочку, чтобы идти с ней к роднику, вы ему скажете: «Да на что нам бочки? Оставь их тут, они совсем не нужны, а лучше дай мне кирку, лопату и носилки». Брат спросит: «На что это тебе?» Вы ответите: «Чтобы снять родник с места и перенести его сюда, это ведь гораздо удобнее: можно будет брать воду, когда только вздумается». Услыхав это, он пойдёт за водой один – ведь ни он, ни матушка не захотят испортить прекрасный свой родник.

Утром следующего дня Орёл сказал Принцу:

– Пойдём за водой для моей матушки.

– Пойдём! – ответил Принц.

– Вот моя бочка, а ты возьми вон те, – продолжал Орёл, указывая на две огромные бочки.

– Бочки? На что они нам? Чтобы терять время понапрасну?

– А как же иначе нам наносить воды?

– Дай мне просто-напросто кирку, лопату и носилки.

– Зачем они тебе?

– Как зачем? Остолоп! Да затем, чтобы перенести родник сюда, к самой двери кухни, тогда не придётся ходить за водой в такую даль.

«Ну и силач!» – подумал Орёл, а вслух он сказал:

– Вот что, оставайся здесь, а я уж один, схожу за водой для матушки.

Так он и сделал.

Когда на другой день старуха опять стала говорить Орлу, что самый верный способ избавиться от Принца – это зарезать его, изжарить на вертеле и съесть, Орёл ответил, что с ним хорошо обходились у Принца и он не хочет выказывать неблагодарность, но что он подвергнет Принца другим испытаниям, из которых тому трудно будет выйти с честью.

И действительно, Орёл объявил Принцу:

– Сегодня я управился один, а завтра уж настанет твоя очередь.

– А какая завтра будет работа? – спросил Принц.

– Матушке моей нужны дрова, ей нечем топить кухню. Нужно будет срубить аллею старых дубов – вон там – и сложить их здесь, во дворе, чтобы у неё был запас дров на зиму; всё это должно быть сделано до захода солнца.

– Ладно, сделаю, – сказал Принц, притворяясь беззаботным, хотя на самом деле сильно обеспокоился.

Он и в этот раз пошёл к сестре Орла.

– Вы обещаете хранить мне верность? – опять спросила она его.

– До самой смерти, – ответил Принц.

– Так вот, завтра, когда вы с деревянным топором, который вам дадут, придёте в лес, снимите камзол, положите его на старый дубовый пень, что лежит там с вывороченными корнями, затем ударьте этим деревянным топором по стволу ближнего дерева, и вы увидите, что произойдёт.

Принц так и сделал: чуть свет пошёл в лес с деревянным топором на плече, снял камзол, положил его на тот старый, с вывороченными корнями дубовый пень, который был ему указан, затем деревянным своим топором ударил по стволу ближнего дерева, и оно тотчас затрещало и рухнуло.

«Ладно, – сказал себе Принц, – если это такое немудрое дело, я мигом с ним справлюсь».

Он тотчас хватил топором второе дерево, потом третье, – оба они с первого же удара повалились наземь, и так дело шло дальше, пока во всей аллее не осталось ни одного несрубленного дуба.

После этого Принц не спеша вернулся в замок.

– Как, ты уже всё сделал? – спросил его Орёл.

– Всё! – ответил Принц.

Орёл мигом побежал в свою аллею; увидя, что все его прекрасные дубы повалены наземь, он заплакал и пошёл к матери.

– Бедная моя матушка, я побеждён. Все мои прекрасные деревья срублены! Я не в силах одолеть этого дьявола, ему, наверно, помогает какой-нибудь могучий волшебник.

В то время как он жаловался матери, вошёл Принц и сказал ему:

– Я трижды тебя одолел, теперь ты должен отдать мне свою сестру!

– Увы, это так, – молвил Орёл. – Забирай её и уходи поскорее.

Вот как случилось, что Принц увёл с собой сестру Орла. Но она пока что не соглашалась выйти за него замуж и не хотела даже сопровождать его во владения его отца. Она сказала ему:

– Теперь нам придётся некоторое время пробыть в разлуке, потому что мы ещё не можем пожениться. Но будьте верны мне, что бы ни случилось, и, когда придёт время, мы встретимся вновь. Вот вам половинка моего кольца и половинка моего носового платка: берегите их – они помогут вам в будущем узнать меня, если в том будет нужда.

Принц сильно опечалился. Он взял половинку кольца и половинку носового платка и один вернулся в отцовский замок, где все от души рады были его возвращению после такого долгого отсутствия.

Сестра Орла нанялась в услужение к ювелиру, проживавшему в том городе и работавшему для королевского двора.

Спустя недолгое время Принц совершенно забыл свою невесту: он влюбился в одну принцессу, прибывшую ко двору его отца из соседнего королевства. Вскоре назначен был день свадьбы; стали готовить великое пиршество и созывать многочисленных гостей. Ювелира, которому были заказаны обручальные кольца и всякие иные украшения, тоже пригласили, вместе с его женой и даже с её прислужницей, которая славилась своей красотой и благородной осанкой.

Прислужница попросила своего хозяина отлить ей из чистого золота маленького петушка и такую же курочку и, отправляясь на свадебный пир, положила их в карман. За столом её посадили как раз напротив новобрачных. Она положила на стол рядом с собой половинку кольца, вторая половинка которого была у Принца.

Увидев эту половинку, новобрачная сказала мужу:

– У меня точь-в-точь такая.

Оказывается, Принц подарил ей свою. Тотчас обе половинки были приложены одна к другой; они сошлись, и кольцо снова сомкнулось.

То же произошло и с обеими половинками носового платка. Все присутствовавшие выражали изумление. Один только Принц оставался спокойным и, казалось, ни о чём не догадывался. Тогда сестра Орла поставила на стол перед собой сработанных из золота петушка и курочку, а затем положила на свою тарелку горошину. Петушок вмиг её проглотил.

– Опять ты, обжора, съел горошину, – сказала ему курочка.

– Молчи, – ответил петушок, – следующую я дам тебе!

– Как бы не так! Королевский сын тоже обещал, что будет верен мне до самой смерти, когда шёл играть в кегли с Орлом, моим братом.

Принц насторожился. Сестра орла бросила на свою тарелку вторую горошину; петушок и на этот раз склевал её.

– Опять ты, обжора, съел горошину! – снова сказала курочка.

– Молчи, – ответил петушок, – следующую я отдам тебе.

– Как бы не так! Королевский сын тоже обещал, что будет верен мне до самой смерти, когда брат мой Орёл велел ему пойти с ним вместе к роднику за водой.

Все присутствовавшие были крайне удивлены и терялись в догадках. Тем временем сестра Орла кинула на свою тарелку третью горошину, которую петушок мигом проглотил, как и те две.

– Опять ты съел горошину, обжора! – в третий раз сказала курочка.

– Молчи, милая моя курочка, следующую я уж непременно отдам тебе.

– Как бы не так! Королевский сын тоже обещал, что будет верен мне до самой смерти, когда брат мой Орёл послал его вырубить деревянным топором длинную аллею старых дубов.

Теперь Принцу всё стало ясно. Он встал и, обернувшись к своему тестю, сказал ему так:

– Дорогой тесть, мне надобно спросить у вас совета. У меня был прекрасный золотой ларец, заключавший в себе бесценное сокровище. Я его лишился и раздобыл другой. Но случилось так, что я снова нашёл первый ларец, и теперь у меня их два. Какой из них мне надлежит оставить у себя: первый или второй?

– Преимущество всегда должно быть отдано более давнему, – ответил старец.

– Я тоже так думаю, – сказал принц. – Так вот, до вашей дочери я любил другую девушку и обещал ей, что возьму её в жены. Вот она!

С этими словами он подошёл к служанке ювелира – а это ведь была сестра Орла! – и, к изумлению всех присутствующих, взял её за руку.

Другая невеста и её отец и мать, вместе с родственниками и гостями, удалились, сильно раздосадованные.

Несмотря на это, пиры, игры и забавы продолжались, так что свадьба Принца и сестры Орла была отпразднована с должным великолепием.

Г. Х. Андерсен Ёлка (новогодняя сказка)

Стояла в лесу этакая славненькая ёлочка; место у неё было хорошее: и солнышко её пригревало, и воздуха было вдосталь, а вокруг росли товарищи постарше, ель да сосна. Только не терпелось ёлочке самой стать взрослой: не думала она ни о тёплом солнышке, ни о свежем воздухе; не замечала и говорливых деревенских детишек, когда они приходили в лес собирать землянику или малину. Наберут полную кружку, а то нанижут ягоды на соломины, подсядут к ёлочке и скажут:

– Какая славная ёлочка!

А ей хоть бы и вовсе не слушать таких речей.

Через год подросла ёлочка на один побег, через год вытянулась ещё немножко; так, по числу побегов, всегда можно узнать, сколько лет росла ёлка.

– Ах, быть бы мне такой же большой, как другие! – вздыхала ёлка. – Уж как бы широко раскинулась я ветвями да выглянула макушкой на вольный свет! Птицы вили бы гнёзда у меня в ветвях, а, как подует ветер, я кивала бы с достоинством, не хуже других!

И не были ей в радость ни солнце, ни птицы, ни алые облака, утром и вечером проплывавшие над нею.

Когда стояла Зима и снег лежал вокруг искрящейся белой пеленой, частенько являлся вприпрыжку заяц и перескакивал прямо через ёлочку – такая обида! Но прошло две Зимы, и на третью ёлка так подросла, что зайцу уже приходилось обегать её кругом. «Ах! Вырасти, вырасти, стать большой и старой – лучше этого нет ничего на свете!» – думала ёлка.

По осени в лес приходили дровосеки и валили сколько-то самых больших деревьев. Так случалось каждый год, и ёлка, теперь уже совсем взрослая, всякий раз трепетала – с таким стоном и звоном падали наземь большие прекрасные деревья. С них срубали ветви, и они были такие голые, длинные, узкие – просто не узнать. Но потом их укладывали на повозки, и лошади увозили их прочь из лесу. Куда? Что их ждало?

Весной, когда прилетели ласточки и аисты, ёлка спросила у них:

– Вы не знаете, куда их увезли? Они вам не попадались?

Ласточки не знали, но аист призадумался, кивнул головой и сказал:

– Пожалуй, что знаю. Когда я летел из Египта, мне встретилось много новых кораблей с великолепными мачтами. По-моему, это они и были, от них пахло елью. Я с ними много раз здоровался, и голову они держали высоко, очень высоко.

– Ах, если б и я была взрослой и могла поплыть через море! А какое оно из себя, это море? На что оно похоже?

– Ну, это долго рассказывать, – ответил аист и улетел.

– Радуйся своей молодости! – говорили солнечные лучи. – Радуйся своему здоровому росту, юной жизни, которая играет в тебе!

И ветер ласкал ёлку, и роса проливала над ней слёзы, но она этого не понимала.

Как подходило Рождество, рубили в лесу совсем юные ёлки, иные из них были даже моложе и ниже ростом, чем наша, которая не знала покоя и все рвалась из лесу. Эти деревца, а они, кстати сказать, были самые красивые, всегда сохраняли свои ветки, их сразу укладывали на повозки, и лошади увозили их из лесу.

– Куда они? – спрашивала ёлка. – Они ведь не больше меня, а одна так и вовсе меньше. Почему они сохранили все свои ветки? Куда они едут?

– Мы знаем! Мы знаем! – чирикали воробьи. – Мы бывали в городе и заглядывали в окна! Мы знаем, куда они едут! Их ждёт такой блеск и слава, что и не придумаешь! Мы заглядывали в окна, мы видели! Их сажают посреди тёплой комнаты и украшают замечательными вещами – золочёными яблоками, медовыми пряниками, игрушками и сотнями свечей!

– А потом? – спрашивала ёлка, трепеща ветвями. – А потом? Потом что?

– Больше мы ничего не видали! Это было бесподобно!

– А может, и мне суждено пойти этим сияющим путём! – ликовала ёлка. – Это ещё лучше, чем плавать по морю. Ах, как я томлюсь! Хоть бы поскорей опять рождество! Теперь и я такая же большая и рослая, как те, которых увезли в прошлом году. Ах, только бы мне попасть на повозку! Только бы попасть в тёплую комнату, со всей этой славой и великолепием! А потом?.. Ну а потом будет что-то ещё лучше, ещё прекраснее, а то к чему же ещё так наряжать меня? Уж конечно, потом будет что-то ещё более величественное, ещё более великолепное! Но что? Ах, как я тоскую, как томлюсь! Сама не знаю, что со мной делается!

– Радуйся мне! – говорили воздух и солнечный свет. – Радуйся своей юной свежести здесь, на приволье!

Но она ни капельки не радовалась; она росла и росла, зиму и лето стояла она зелёная; тёмно-зелёная стояла она, и все, кто ни видел её, говорили: «Какая славная ёлка!» – и под рождество срубили её первую. Глубоко, в самое нутро её вошел топор, ёлка со вздохом пала наземь, и было ей больно, было дурно, и не могла она думать ни о каком счастье, и тоска была разлучаться с родиной, с клочком земли, на котором она выросла: знала она, что никогда больше не видать ей своих милых старых товарищей, кустиков и цветов, росших вокруг, а может, даже и птиц. Отъезд был совсем невесёлым.

Очнулась она, лишь когда её сгрузили во дворе вместе с остальными и чей-то голос сказал: