ГОВОРЯ об СССР, не устану раз за разом повторять, что Советский Союз не был идеальным обществом, однако на вопрос: «Было ли в реальной истории мира общество, жившее умной, честной, весёлой и справедливой жизнью в наибольшей мере, чем когда-либо до или после него?», может быть лишь один ответ: «Да, было!» И это было советское общество. Особенно привлекательным оно было в период с конца 30-х годов по 22 июня 1941 года, а затем с конца 40-х по начало 70-х годов…
С 22 июня 1941 года по конец 40-х годов советское общество не изменило, а даже усилило свою гуманистическую природу, но очень уж много материальных испытаний выпало в те годы на долю советских людей, чтобы говорить о той поре как о счастливой. В целом же история Советской России – это история общества весёлого, общества социальных оптимистов.
У той – советской, России было много добрых примет!
Улыбка Гагарина…
Бесплатная путёвка в Артек мальчишке-пионеру и бесплатное жильё его семье…
Дешёвые авиа- и железнодорожные билеты, а студентам – ещё и за полцены!..
Молодая Алла Пугачёва – без миллионов «баксов», зато с «миллионом алых роз»… С миллионами искренних поклонников, а не очумевших «фанатов»…
Беззаботные даже в трудностях дальних походов туристские компании, идущие по необъятной стране от Балтики до Байкала и от Байкала до Памира…
Державное одиночество часовых на посту № 1 у Мавзолея Ленина…
Радость множества людей в огромных и малых городах, не сговариваясь вышедших заполночь на улицы, чтобы всем вместе обняться после победы сборной СССР по хоккею над командой Канады, состоящей из «почти профессионалов» во главе с патером Брауном в качестве тренера…
Тот, кто это испытал, не забудет.
А тот, кто не забывает, помнит.
После победы со счётом 2:1 (шайбы забросили легендарные Старшинов и Фирсов) Владимир Высоцкий написал: «Сперва распластан, а после – пластырь, а ихний пастор – ну, как назло, он перед боем водил их строем, молились Богу, – не помогло». «Сперва распластан, а после – пластырь», – это о знаменитом защитнике-профессионале из канадской Национальной хоккейной лиги Бревере, которого наши ребята «взяли» тогда на силовой приём ничуть не хуже, чем это проделывал с другими сам Бревер. После этого Бревер доигрывал матч с пластырем на рассечённой брови.
Да, вспомнить есть что – в отличие от нынешних «тусовок» под лазерный дым и одуряющего зуда вувузел на стадионах, превратившихся в места массового временного помешательства и откровенной разнузданности.
ПОСЛЕ четвёртого курса Харьковского авиационного института – тогда уже имени Н.Е. Жуковского, но ещё не ордена Ленина, наша группа проходила полуторамесячную технологическую практику в Омске – на Омском моторостроительном производственном объединении имени П.И. Баранова. Возникло оно в Омске в сентябре 1941 года после эвакуации туда Запорожского моторостроительного завода № 29 имени П.И. Баранова. По окончании войны часть запорожцев вернулась домой в Запорожье, а часть осталась в Сибири – продолжать выпускать поршневые авиадвигатели воздушного охлаждения серии «АШ» конструкции Швецова. В 1970-е годы эти двигатели всё ещё выпускались, но – уже как своего рода «ширпотреб» (от «товары широкого потребления»), как называлась подобная продукция на оборонных заводах.
Основной же продукцией были мощные газотурбинные двигатели для МиГ-25 и жидкостные ракетные двигатели (ЖРД). В 1958 году омичи освоили выпуск ЖРД Валентина Глушко для боевых баллистических ракет и космических носителей, а в 1970-е годы – выпуск маршевых ЖРД для второй ступени МБР УР-100Н. Нас – как будущих «жээрдистов», в Омск и направили. Это были полтора месяца, интересные и насыщенные во всех отношениях – мы даже посмотрели несколько спектаклей театра имени Моссовета, приехавшего в Омск на гастроли.
Летели в Омск самолётами – за казённый, естественно (естественно для СССР) счёт: из Харькова в Москву на долётывающем своё Ил-14, а из Москвы в Омск – на новеньком Ту-154. Нам ещё и командировочные выплатили, не считая приличной стипендии за два месяца. Обратно же возвращались уже кто когда, а одними из первых улетали мы двое с Женькой Левченко – ныне крупной величиной в украинском турбостроении. Из Омска летели тоже на Ту-154, а от Москвы до Харькова у нас были билеты на рейс, улетавший в Харьков часа через три после нашего приземления во Внуково.
Прилетели мы в Москву по графику, и, справившись по расписанию, обнаружили, что на Харьков улетает и ещё один рейс буквально через пятнадцать минут. Переделывать билеты было некогда, и мы бегом бросились прямо на перрон, на контроль…
Не исключаю, что дальнейшее описание покажется современным авиапутешественникам злостным враньём, но тот, кто помнит, может подтвердить, что ниже написана правда, только правда и ничего, кроме правды.
Весь контроль (дело было в 1974 году) заключался в том, что дежурный по отправлению – симпатичная девушка в синей форме «Аэрофлота», стоя у прохода в хлипком заборчике, проверяла у пассажиров паспорта и билеты, отрывая контрольный талон билета…
Затем пассажиры проходили непосредственно на «бетонку» лётного поля в стоявший в десятке метров автобус, доставляющий их к самолёту.
Мы, запыхавшись, подскочили к дежурной и стали, показывая билеты, упрашивать – нельзя ли улететь этим рейсом?
Девушка понимающе улыбнулась и ответила:
– Ребята, отойдите в сторону и не мешайте регистрации. Будут свободные места – улетите…
Вскоре регистрация закончилась, и дежурная, опять улыбнувшись, протянула руку за нашими паспортами и билетами.
Всего-то и делов!
Без всяких порталов, терминалов и «телевизоров».
Через пять минут мы сидели в родимом Ту-134, который производил тогда ХАЗ – Харьковский авиазавод… «Бетонка» заводского аэродрома заканчивалась почти рядом с ХАИ, и облётываемые Ту-134 только по головам нашим не ходили. Любуясь низко проходящими новенькими лайнерами, мы знакомились с фирменными знаками всех авиакомпаний стран Совета Экономической Взаимопомощи, и – не только их, потому что разработанные в советской Москве и производимые в советском Харькове самолёты поставлялись во многие страны мира.