В старые времена была в европейских землях страна – Страна Румынская. Есть она и сейчас, да только многое в ней по-другому. Иные у неё границы, название переиначено и не те люди в ней живут.
Хоть и стараются эти люди помнить прошлое, но всё больше посматривают на запад, а раньше смотрели в другую сторону – на православные славянские страны и именно с тех стран брали пример.
Прошлое забывается, а напоминают о нём лишь древние стены да полуистлевшие пергаменты. Что написано на тех пергаментах, нынешний румынский житель не разберёт. Язык там славянский, а теперь у румын в почёте совсем другие языки.
В старые времена в Румынии славянская речь слышалась чуть ли не повсеместно, ведь на этом языке и богослужения во всех румынских храмах совершались, и письма составлялись всякого рода, и книги в библиотеках были по большей части славянские. А теперь – нет. В другую сторону румыны повернулись. Да и отчего бы не повернуться, если настала другая жизнь.
В прежние времена была у румын почти та же судьба, что у людей русских: сделались они преградой между землями «басурман» и землями христиан-католиков, а сами держались за православие. Только и разницы, что русские имели дело всё больше с татарами, а румыны – с турками.
Оглянутся румыны в турецкую сторону, а оттуда им кричат: «Гяуры!» На католиков посмотрят, а оттуда доносится: «Схизматики!» А главное – и с той, и с другой стороны приходили рати, чтобы подчинить эту обособившуюся землю, которая не хотела никому подчиняться, а хотела жить по-своему, молиться по-своему и, стоя на своём, завоевать среди соседей уважение.
В старые времена уважение завоёвывалось силой оружия, а теперь, когда граница мусульманского мира отодвинулась от румынских границ, а западные державы уже не стремятся повсеместно насадить в Европе католичество, большее значение приобрели не военные победы, а уступчивость и искусство согласия.
Нынешние румыны верят, что уступчивостью добьются уважения среди европейцев и получат выгоду. Верно ли это? Кто же скажет! Но в нынешние времена навряд ли появится такой государь, которым был Влад III, после смерти прозванный Цепешем, а при жизни носивший отцовское прозвище – Дракул.
Другая эпоха воспитала его. Она показала, что уступчивость заставляет делать всё новые уступки – делать до тех пор, когда отступать станет уже некуда. И та же эпоха научила, что соседи уважают силу, а кротость не в чести.
Пусть румыны и говорят иногда «приди, Цепеш», но тот не приходит. Он чужд новой эпохе – эпохе сдержанности и многословия, чужд новым временам, где всё меньше остаётся места для решительного действия и открытой борьбы. А ведь в его мятежной душе даже добро и зло противостояли друг другу открыто, почти не скрывая имён. Иначе и не могло быть в ту эпоху, когда всякое деяние прямо называлось «добро» или «зло», а теперь эти слова заменены другими, которые каждый волен трактовать по-своему.
Вспомним же ту эпоху, когда понятия о добре и зле ещё не расплылись и не размылись! Вспомним время, когда неверие в существование дьявола считалось таким же грехом, как неверие в Бога, а дьявол в сознании верующего принимал чёткие обличия. Вспомним годы, когда румыны и русские шли по одному историческому пути, читали одни и те же книги и выражали мысль на письме одними и теми же словами.
Вспомним и призовём Цепеша на страницы этого повествования!