Вестница конца.
“Резко разорвав лист, я отбросила его в сторону, где были сложены его предшественники в точно таком же состоянии. Из-за порыва ветра от листа бумаги погас последний огарок, и комната погрузилась в кромешную темноту. Единственным источником света выступал отблеск уличного фонаря, который висел на внешней стене поместья, возле незашторенного окна. Красноватое свечение выхватывало часть стола и кресло напротив, но никак не меня, из-за чего пришлось закрыть пузырёк с чернилами и отложить перо. Писать в подобных условиях – издевательство над глазами, а мне с ними ещё вечность жить, и лучше оставаться зрячей. Ситуацию с освещением следовало исправить, если я хотела продолжить. Бросив взгляд в окно, я сообразила, что опять засиделась. На улице стояла глубокая ночь. Вот кто бы мне год назад сказал, на что я буду тратить свободное время – рассмеялась бы в лицо не задумываясь.
До вторжения в нашу страну армии соседнего государства, гибели короля Виктора и его старшего сына, которых я считала отцом и братом, и до раскрытия тайны своего происхождения – книги в моём понимании считались исключительно элементами декора помещений. Единственное, что я когда-либо читала – это любовные романы, и те выбирала тщательно, ведь от большей их части впадала в жуткое уныние. Всё изменилось за какую-то неделю, которая принесла только боль моей семье и возвела на трон новых королей. Теперь всё свободное время я проводила за изучением исторических хроник и составлением из них одной, той, что будет содержать больше всего правдивых фактов. Главный вопрос – как отличить правду от вымысла и легенд?
Окинув взглядом свалку из сундуков, свёртков и ящиков вокруг, я покачала головой и потёрла пальцами закрывающиеся глаза. Здесь, в самопровозглашённой библиотеке поместья, собрали всё, что удалось найти в разграбленной и сожжённой столице. По приказу новоиспечённого короля, Эдгара Кленского, считавшегося моим младшим братом, уцелевшие книги, свитки, манускрипты доставили сюда, и я искренне надеялась, что мне хватит пары месяцев на разгребание завалов. Не хватило. Хоть я и была бессмертной, но необходимость во сне сохраняла свою важность, ведь что бы ты ни прочитал – всё станет бессмыслицей с затуманенным рассудком.
Искать в темноте новые свечи не имело смысла, и я решила поддаться слабости и хоть немного поспать. Будет более продуктивно вернуться к работе завтра с первыми лучами солнца. Встав из-за стола, я направилась к выходу, стараясь не споткнуться о книжные завалы. Коридоры поместья только выглядели пустыми, а если прислушаться – то с разных их концов доносились приглушённые разговоры, звуки шагов, покашливания. Полгода назад, когда моё деликатное положение стало слишком бросаться в глаза, младший брат ненавязчиво предложил отправиться сюда, и я без колебаний согласилась. Самое сложное в восстановлении страны было достигнуто, новой столицей назван город Кленск, и у брата появилось слишком много более грамотных советников, нежели я, читавшая только любовные романы. В моей помощи он больше не нуждался, и мы оба прекрасно это понимали.
Это поместье располагалось в самой отдалённой части страны, почти вплотную примыкая к горному хребту с одной своей стороны, и морю – с другой. Оно считалось моим приданым, именно сюда я направлялась в тот день, когда вражеская армия вторглась на наши территории. Здесь должна была пройти моя свадьба, и все последующие дни семейной жизни. Бывший жених успел закончить ремонт и переделал всё под себя, что раздражало последние месяцы, но пока нет возможности затевать новые работы. Вместе со мной сюда прибыло пятеро солдат королевской гвардии и ряд самых верных и доверенных слуг. Да, они сплетничали и шептались у меня за спиной, какие-то из их слухов пару раз достигали и Кленска, но мне было всё равно, ведь главной тайны они не касались. Если же брата и правда будет заботить моя подпорченная репутация – пусть сам об этом скажет, и я найду способ всё исправить. Пока он молчал, молчала и я.
Поприветствовав охрану возле дверей покоев, я попросила не беспокоить меня до утра и прислать служанку с первыми лучами солнца. Получив в ответ стандартное: “Да, Ваше Высочество”, я спокойно вошла в просторную гостиную, откуда была единственная дверь в спальню. Здесь тоже стоял полумрак, но света луны и уличных фонарей на стенах поместья хватало для освещения мебели. Свечи в люстре под потолком оказались погашены, словно слуги и не ждали моего возвращения. Это показалось странным, ведь одна из служанок должна находиться здесь постоянно. Подойдя ближе к двойным дверям, выкрашенным в синий цвет и больше напоминавшим ворота, я прислушалась, но из спальни не доносилось ни звука. Полоски света в щели над полом не наблюдалось, и вполне разумно, что на ум пришло только одно объяснение – служанка заснула на ответственном посту. Такое случалось пару раз, ведь у меня появилась дурная привычка засиживаться с книгами чуть ли не до утра. Закатив глаза и сразу протерев их тыльной стороной ладони, я толкнула двери и уверенно вошла в комнату.
– Ты можешь идти, – тихо проговорила я, надеясь разбудить девушку своим визитом, но стоило убрать руку от глаз, как голос отказался подчиняться. Спальня, которую я занимала, представляла довольно просторную комнату, с огромной кроватью в самом её центре, шкафом по правую руку от двери и письменным столом по левую. С этой же стороны располагался ряд массивных окон в пол и выход на балкон, и сейчас он был открыт, а тёмно-серые занавески трепыхались на ветру. Прямо под ними, ближе к изголовью кровати, стояла небольшая детская колыбель из дерева, и тихонько покачивалась на закруглённых ножках. За полгода я привыкла к этой комнате, отлично ориентировалась в ней в темноте, но сейчас плотные чёрные шторы не были задёрнуты, и свет луны хорошо освещал часть комнаты возле колыбели.
Фигура в чёрном балахоне с капюшоном на голове стояла прямо там и едва заметно помогала кроватке покачиваться. Длинные, худые и неестественно белые пальцы слишком аккуратно обвили один из декоративных элементов и покоились на нём, словно присваивая себе. Дыхание перехватило в тот же момент, стоило увидеть эту фигуру. Меня словно ударили кулаком в грудь, выбив весь воздух из лёгких, и я застыла на месте, успев отойти от дверей на пару шагов. Первой мыслью, которая пронеслась в голове при виде незваного гостя, была необходимость позвать охрану и я непроизвольно приоткрыла для этого рот.
– Они будут бежать сюда несколько секунд, а мне потребуется всего одна, – раздавшийся голос показался настолько красивым, что я невольно закрыла глаза, прокручивая услышанную фразу в голове, но не ради её смысла. Желание кого-то звать сразу пропало, и вместо этого, я протянула руку назад и аккуратно закрыла дверь, стараясь не производить лишнего шума. Раз это существо здесь, значит, оно либо проникло через балкон, либо охрана знает о нём и вполне может оказаться не на моей стороне.
Моей дочери, которая сейчас лежала в детской колыбели и мирно спала, было всего три месяца. Именно из-за неё я переехала сюда, и о её существовании знали лишь те, кто жил здесь и мой младший брат – король. Даже отец ребёнка, Велиант Крист, не был оповещён о том положении, в котором я пребывала до её рождения, и о самом появлении девочки на свет. Именно этот секрет было велено хранить слугам ценой собственной жизни, и они исправно выполняли свои обязательства, находя успокоение в распространении слухов и сплетен про всё остальное. С момента рождения дочери передо мной встал один, главный вопрос, и именно ради ответа на него я рылась в книгах, изучая их вопреки всем своим привычкам и интересам. Ведь никто не мог сказать, передалось ли ей моё бессмертие, и не обрекла ли я собственную дочь на ту же судьбу, что уготована мне. Никто, кроме существа в балахоне, грозящего убить ребёнка за секунду, а заодно и проверить – бессмертен тот или нет.
– Кто вы такой? – вернув крупицы самообладания, поинтересовалась я, мысленно начиная догадываться о личности фигуры. Единственной причиной сомнений оставалось место расположения поместья. Хоть оно и недалеко от морской границы страны, но всё-таки находится на той территории, куда Боги не заходят. Здесь, в Апатии, они лишаются своей божественной силы и становятся равными мне.
Оторвавшись от рассматривания ребёнка, фигура заметно выпрямилась, пальцы отпустили декоративный элемент колыбели, и медленно стянули капюшон. Повернувшись, существо чуть склонило голову, словно с интересом рассматривая меня, но я стояла в тени, и ему вряд ли удавалось что-то увидеть. Охватившее в самом начале потрясение прошло, оставив вместо себя осознание происходящей действительности – мне совершенно нечего бояться, как и моей дочери. Если бы незваный гость и правда хотел её убить, то у него было достаточно времени это сделать, а со мной бесполезно так поступать.
Рассматривая открывшееся лицо, я не могла не отметить чрезмерную бледность кожи, но это оставалось единственным недостатком. Ни единой морщинки, неровности или бугорка, ни единого изъяна на лице существа. Не очень длинные чёрные волосы покрывали голову, но лежали так, словно сзади они собраны в хвост, а на лицо и по бокам падали лишь те пряди, что выбивались из него благодаря более короткой длине.
– Меня не было всего двадцать лет, а люди уже успели забыть моё имя, – с ноткой грусти в голосе, проговорил гость, покачав головой. Только я собиралась напомнить ему, что здесь, на территории, где силы Богов ограничены, большая часть населения и не знала его имени, как из колыбели послышалось кряхтение, сопровождаемое активным шелестом одеяла. Сорвавшись с места, я за пару секунд преодолела разделяющее нас с кроваткой расстояние и наклонилась над ребёнком. Дочь всё ещё мило спала, мы не разбудили её разговорами. Облегчённо вздохнув и поправив одеяло, в которое был укутан младенец, я посмотрела на незваного гостя.
– Здесь они его и не знали, – буркнула я, надеясь, что существо сообразит не повышать голос. Мне ужасно хотелось спать, и повторное укладывание дочери перед этим в планы не входило. Приподняв только одну бровь, собеседник посмотрел прямо на меня, и стало неловко стоять так близко.
– Я пришёл за фибулой, и как ты догадалась, мне это стоило немалых усилий, – спокойно сообщил гость. Усмехнувшись, я покачала головой и недовольно отозвалась:
– Не знала, что пройтись пару сотен метров требует немалых усилий.
– Тот факт, что Бог смерти удостоил тебя чести, и нанёс этот визит на территории, где он вынужден уподобляться смертным, должен сам по себе заявлять о важности этой вещи. Не думаю, что ты будешь по ней скучать, – буквально прошипел собеседник сквозь зубы, а у меня мурашки пробежали по спине.
При всей суровости, которую существо нарочно вложило в голос, звучал он до ужаса красиво. Я знала, что он придёт за ней. Весь год я ждала этого визита, и всё равно оказалась не готова к нему. Когда Бог жизни вручал мне фибулу с разумом отца, он сказал, что за ней придут и попросят, и вот этот день настал.
– У меня её нет, – спокойно проговорила я и невольно сжала бортик колыбели.
– Лайсер сказал мне… – начал было незваный гость, но я поспешила прервать его.
– Я выкинула её в реку год назад, вы опоздали, – стоило это произнести, и как на моей шее сжались холодные пальцы.
Это произошло настолько неожиданно, что я не успела среагировать и отпрыгнуть в сторону. Дыхание перехватило, а гость резко дёрнул руку на себя и буквально сорвал меня с места так, что я чуть не споткнулась и не рухнула на пол, только его хватка на шее не позволила мне упасть. Оказавшись прямо перед ним на расстоянии чуть согнутой руки, я больше не могла смотреть вниз и подняла взгляд, встретившись с холодными зелёными глазами.
– Что ты сделала? – угрожающе прошипел гость, прищурившись и рассматривая меня с ещё большим любопытством, нежели в начале разговора. Теперь я не пряталась в тени у входа, а наоборот, была на прекрасно освещённом участке комнаты.
– Выкинула в реку, – прохрипела я с огромным трудом. Хватка тонких и холодных пальцев на шее не давала говорить нормально, а ещё я почувствовала, как острые ногти впиваются в кожу. Сдвинув ладонь вверх так, что мне пришлось чуть задрать голову, собеседник нахмурился всего на секунду, а в его глазах читалась настоящая ярость.
– Ты хоть понимаешь, что ты натворила? – мне не понравилось то, как он произнёс эту фразу. В ней не прозвучало ни угрозы, ни запугивания, скорее наоборот, проскочили нотки переживания, которые собеседник искренне пытался скрыть. Все попытки покачать головой провалились, и мне пришлось сглотнуть застрявший в горле ком и прохрипеть отрицательный ответ. Разжав ладонь, гость опустил руку и его губы искривились, изображая недовольство. Отступив на шаг, я провела ладонью по шее, где всё ещё ощущалась хватка холодных пальцев, и нащупала места, где ногти существа чуть сковырнули кожу.
– Просветите меня, а то я было подумала, что избавила мир от очередного психопата с манией величия, – выпалила я злобно и бросила взгляд в колыбель. Ребёнок так крепко спал, что разговор не оказывал на него никакого влияния, хоть и вёлся приглушённо, но слишком близко к нему.
– Этому миру скоро придёт конец, ты и сама это знаешь, – незваный гость тоже посмотрел на колыбель, – и Венториэль, – запнувшись на секунду, гость явно решил напомнить мне, о ком идёт речь, – твой отец будет делать всё, лишь бы освободиться из фибулы, ведь в своём текущем виде он будет уничтожен вместе с ней.
– Разве вы хотите не того же? Вернуть его в ряды Богов. Бог жизни говорил, что вы делали всё ради этого, если я, конечно, верно поняла, кто вы, – назвать того, кто заточил разум моего отца в фибулу и вручил мне, по имени язык не повернулся. Всё же я не одна из Богов, и имею ли на это право? По моей спине снова пробежал холодок. Мне никогда не нравилось, если тема беседы заходила об уничтожении мира и разрыве клятвы Богов с лидерами совета, ведь все косились на меня и задавали не очень уместные вопросы.
– Какие же вы недалёкие и глупые люди, – покачал собеседник головой, и только я собиралась возмутиться на подобное оскорбление, как он продолжил. – Да, это я, Бог смерти, а ещё я Бог тьмы, хаоса и разрушений, пока ещё, а ты неимоверно глупа. Отдай ты мне фибулу, и я сохранил бы его разум в ней до нужного момента, и нашёл бы способ спасти его жизнь. Будучи заключённым в эту тюрьму и под моим надзором, твой отец не смог бы никому навредить. Сейчас же он прекрасно понимает, что предоставлен сам себе и ограничен во времени, и приложит все силы, что у него есть, ради своего освобождения. Всё, что он натворит, если освободится, будет на твоей совести.
– Он этого не заслужил, не после всего, что он сделал, – выпалила я, и сама не поняла, что повысила голос. Из колыбели послышался плач, вернув меня к действительности. Вздрогнув и чуть не ударив себя ладонью по лицу, я поспешила взять ребёнка на руки и попытаться быстро усыпить. Собеседник какое-то время молча наблюдал за мной.
– А что он сделал? Убил несколько тысяч человек? Ерунда какая. Самое страшное ждёт впереди, ведь даже я не знаю, что он сделает, пытаясь самостоятельно освободиться из фибулы, и на что пойдёт, не зная, что ребёнок для разрыва клятвы и пересоздания мира уже рождён, – чуть склонившись ко мне, прошептал гость. Одна его фраза заставила меня замереть, забыв о необходимости покачивать дочку, а взгляд устремился прямо на Бога смерти. Наблюдая за застывшим на его лице выражением, я пыталась увидеть в нём хоть какую-то подсказку и намёк на то, что собеседник врёт.
– Он не рождён, – заикающимся голосом ответила я, но тут дочь расплакалась, словно опровергая мои слова, и пришлось продолжить её укачивание. Взгляд собеседника перевёлся с меня на неё, и уголок губ существа приподнялся в злобной усмешке.
– А кто она? – усмехнулся гость, я же почувствовала, как кровь отхлынула от щёк и они быстро охладели, словно это Бог смерти положил на них свои ладони. Вопрос о том, унаследовала ли моя дочь дар бессмертия, не был закрыт, я этого не знала. Если это так, то нам с ней суждено пережить всех остальных людей, которых мы когда-либо будем знать, и ни в коем случае не связывать свою жизнь с представителями трёх древних родов.
– Она моя дочь, но она не подходит под ваши требования. В ней не течёт кровь как минимум двух древних родов, чтобы удержать сразу и бессмертие, и божественный дар. Никто из Богов не должен знать о её рождении, а значит, её не могли ничем наделить, и мы не знаем, бессмертна ли она, – мне казалось, что я никогда не замолчу. Слова лились из меня сами по себе, одно за другим. Слыша мой голос, дочка начинала успокаиваться и больше не плакала, но была ещё далека от погружения в сон, а значит, останавливаться и возвращать её в кровать ещё рано. Отрицательно кивнув, гость выпрямился и склонил голову набок, рассматривая ребёнка на моих руках. Наблюдая за ним, мне хотелось, чтобы он ушёл и никогда больше не приходил, ведь потому я и оставалась в этой стране, подальше от таких, как он.
– Бессмертие легко проверить, у детей в её возрасте шея ломается легко и быстро, она даже ничего не почувствует, а если воскреснет – миру скоро придёт конец, – протянув руку ладонью вверх, он изобразил движение, словно щёлкает пальцами, а я сильнее прижала дочь к груди.
– А если не воскреснет, то я потеряю её, – с ужасом заявила я, уставившись в зелёные глаза Бога смерти.
– Подумаешь, один ребёнок, зато всё встанет на свои места и не будешь мучиться неизвестностью, – пожал он плечами. Мне же хотелось расцарапать ему лицо за такие слова, но дочь на руках мешала это сделать.
– Я не стану убивать собственную дочь ради проверки её бессмертия, – прошипела я в ответ, – и она всё равно не та, кто нужна Богам.
– А вот оттого, бессмертна она или нет, и зелёные ли у неё будут глаза, это и зависит, моя дорогая, – по выражению лица собеседника, его тону и сказанным словам у меня складывалось впечатление, словно мысленно он снова обзывает меня тупой и недалёкой, но вслух сказать не решается. – Взоры всех Богов, жаждущих разорвать клятву, вернуть власть в этой стране и уничтожить так надоевший им мир, обращены на это поместье. Хоть наши силы здесь и ограничены, но это не значит, что некоторые из нас не могут наблюдать за вами. Все мы знаем о её рождении, а Лайсер узнал о ней ещё год назад, когда освободил меня. Её наделят божественным даром, можешь быть в этом уверена, если уже не наделили. Единственное, чего о ней никто не знает – это наличие бессмертия, – с каждым его словом мне становилось плохо, и я чувствовала, как колени предательски подгибаются, а руки опускаются под тяжестью дочери. Ведь если он прав, и она и правда сможет совместить в себе все требования для ребёнка, способного разорвать клятву, то я приблизила конец человечества так близко, как сама не ожидала. Аккуратно перехватив у меня ребёнка, собеседник продолжил укачивать её, рассматривая крохотное розовое личико. Я же не сразу сообразила, что случилось и какое-то время просто стояла в стороне, уставившись прямо перед собой. Мне и в голову не могло прийти, что Бог жизни ещё тогда, в нашу последнюю с ним встречу знал о моей дочери, вернее, что она появится у меня.
– Но он говорил… – попыталась я опровергнуть теорию смерти и убедить саму себя, что он не прав, но собеседник лишь покачал головой.
– Кровь древних родов течёт в тебе, двух сразу. Кто бы ни был отцом, твоей крови в её венах хватит, хотя бы для разрыва клятвы и возвращения власти Богов. Сможет ли она жить с даром бессмертия и божественной силой, и не сойдёт ли с ума от боли, которая будет раздирать её тело изнутри – это уже другой вопрос и Богов он не волнует. В идеале – да, будь её отцом любой представитель рода Виндед, Кленских или Фроландин, то она вполне могла бы стать одной из нас, – пока он говорил, моя дочь уснула, и гость аккуратно уложил её в колыбель. Я же ухватилась за декоративный столбик кровати, сыгравший роль опоры. Внутренний голос подсказывал, что Бог прав, но я не знала, чему мне верить. Целый год я считала иначе.
– Как я могу всё это остановить? – поинтересовалась я, уставившись на него молящим взглядом, но собеседник окинул меня холодом своих зелёных глаз.
– Никак, но, на твоё счастье, пока Венториэль не будет в безопасности, я не позволю им уничтожить этот мир, а из-за тебя у меня появилось слишком много дел, – голос собеседника звучал холодно, и от того, как он говорил, по спине пробежали мурашки, заставляя волоски на коже вставать дыбом. Пропустив его слова мимо ушей, я просто стояла и смотрела на ребёнка в колыбели, будучи не в силах что-то сделать.
Гость больше ничего не сказал. Он спокойным шагом, словно живёт здесь, прошёл мимо и скрылся за дверью, оставив меня с неприятным осадком после беседы. Хоть я и ожидала визита Бога смерти, но никак не думала, что он вот так заявится ко мне в дом, в мою спальню и приблизится к самому дорогому. Кто бы мог подумать, что фибула с разумом моего отца окажется настолько важна ему.
Стоя и смотря на дочь, я прокручивала слова собеседника в голове, и понимала, что в глубине души верю именно ему. Здесь и сейчас со мной разговаривал тот, кто приложил много усилий ради сохранения жизни моего отца, а значит, не угрожай миру опасность уничтожения, он не бросился бы за его разумом сюда и не ушёл бы так стремительно, узнав, что я сделала. Мог ли дар бессмертия не передаться моей дочери? Венториэль был полностью уверен, что он передался от него мне, но как быть с ней? Одно я знала точно – убить дочь своими руками, даже на благо мира, я точно не смогу. Подняв ребёнка из кровати, я сорвалась с места и бросилась прочь из комнаты.
В гостиной стояла кромешная темнота, и я случайно ударилась бедром о подлокотник дивана. Поморщившись от дикой боли, стиснула зубы, стараясь не издавать звуков. Выскочив в коридор и напугав охрану, я осмотрелась и бросилась к выходу из поместья. Далеко уйти гость не мог, а божественных сил здесь он лишён, значит, я могу его догнать.
– Ваше Высочество, что случилось? – раздался мне вслед голос одного из гвардейцев, но я лишь махнула ему рукой, призывая к молчанию. Спустившись по лестнице, я увидела, как входные двери закрылись прямо у меня на глазах.
– Хенорп, – крикнула я и пожалела об этом, ведь могла разбудить всю прислугу. Дверь так и не открылась, либо Бог не услышал меня, либо сделал вид, что не услышал. Прижимая проснувшегося ребёнка к груди, я неуклюже качала её, пока сама старалась не свалиться кубарем вниз по лестнице. С ходу навалившись на входные двери и распахнув их, я оказалась на улице, а прохладный ночной воздух приятно ударил в лицо. – Хенорп, – ещё раз позвала я, а фигура в чёрном замерла на полушаге и очень медленно повернула голову.
Бог смерти надел капюшон обратно, и сейчас он выглядел одним большим пятном на фоне побережья и моря. Переведя дыхание, я сбавила скорость и уже спокойнее подошла к нему, краем глаза заметив солдат и служанку, которые наблюдали за мной от поместья.
– У меня нет на это времени, – спокойно заявил он, собираясь продолжить путь, но мне нечего было бояться, и я это знала. Резко ухватившись за часть балахона Бога, пытаясь взять его за локоть, я поняла, что промахнулась и пальцы сжали кусок ткани.
– Помогите мне. Вы можете, я знаю. У вас будет преимущество перед остальными и больше времени на поиски моего отца, – я не могла озвучить просьбу вслух. Не просто боялась быть услышанной другими Богами, но и язык не поворачивался произнести эти слова.
– Я могу только её убить, раз ты не можешь, – пожал плечами Бог, а я нервно сглотнула ком в горле. Сделав ещё шаг, я оказалась почти вплотную к собеседнику, но из-за его роста до уха с трудом доставала.
– А ещё сделать так, что все остальные Боги будут считать её мёртвой, вы можете скрыть её от них, я знаю, так делали со мной после рождения. Если только вы будете знать о её существовании, то только вы будете решать, когда уничтожать этот мир, если она и правда та, кто разорвёт клятву, – понизив голос, прошептала я так тихо, как только могла. Край капюшона Бога смерти трепыхался на ветру и задевал мою щёку, неприятно щекотал её. Сердце бешено выпрыгивало из груди от волнения за дочь и осознания, какая судьба ждёт её, если Боги будут знать о ней.
– Здесь я ничего не могу сделать, мне нужно пересечь границу вместе с ней. Ты вот так отпустишь нас?
– Если вы обещаете, что о ней никто не узнает и она будет жить, – эти слова дались мне с огромным трудом. Во рту пересохло, язык заплетался и дёргался, как и горло. Протянув ребёнка собеседнику, я проследила за тем, как аккуратно он взял его на руки. Интересно, сколько Богов за эти три месяца знало о её существовании и мечтало вот так забрать у меня? Откинув эту мысль, я решила довериться тому, для кого мой отец многое значил, судя по словам и совершаемым им поступкам. Тому, кто осмелился переступить границу страны, где он лишался божественных сил и становился слабее обычных солдат с мечами, и единственным его преимуществом перед всеми выступало только бессмертие, такое же, как и моё. И всё это ради спасения разума моего отца от уничтожения вместе с миром.
– Ты понимаешь, что тебе придётся оставить её? Забыть о ней, и постараться никогда не думать, что она жива? Боги всегда будут наблюдать за тобой, но не за ней, если тебя рядом не будет, – спокойно проговорил он, а я судорожно закивала, прекрасно зная, что он прав. Сердце обливалось кровью, но это лучшее, что я могла для неё сделать. Только так я могла её спасти и обеспечить спокойную жизнь.”
Оторвав голову от подобия матраса, я схватилась за волосы и судорожно обвела камеру взглядом. Вокруг ничего не изменилось за то время, пока я спала. Рабы с опаской поглядывали в мою сторону, но по большей части уже не обращали внимания. Во сне я окунулась в события годичной давности. Воспоминания о них всплыли в памяти именно сейчас, и я даже знала почему. Поведение Хенорпа в нашу первую встречу отличалось от того, как существо вело себя позже, и я старалась никогда не вспоминать тот день, когда он не проявлял ко мне своеобразной заботы. Как бы я хотела сейчас вернуться в то время и многое изменить. Ведь тогда я не оказалась бы здесь. Расставшись с дочерью год назад, я научилась не вспоминать о ней, ведь эти воспоминания причиняли боль и делали меня слабей, чем я есть. А в эти минуты мне нельзя быть слабой.
Когда замок решётки заскрежетал, а дверь камеры открылась, я поняла, что проснулась очень вовремя.
***
Каждая клеточка тела вопила от нескончаемой агонии. Казалось, что на коже не осталось живого места, вся она пылала и ныла, что я давно перестала ощущать, как кровь струйками стекала к ногам, оставляя за собой след и срываясь на каменный пол. Большие пальцы ног не доставали до образовавшейся лужицы несколько сантиметров. Последние часы я не видела ничего, кроме срывающихся капель, что ударялись о поверхность и образовывали круги, словно это вовсе не лужа крови и очередная капля, а поверхность пруда и брошенный в него камень. Рук, запястий и плеч я не чувствовала вообще, настолько сильно они онемели, приняв на себя вес тела. Кандалы первое время жутко впивались в кожу, натирая и разрывая её, сейчас же, если поднять голову и посмотреть под потолок, где и располагались мои запястья, то вместо них просматривалось сплошное кровавое месиво. Вот только поднять голову сил не хватало.
Как долго я вот так подвешена за руки под потолком в четырёх стенах с узкой дверью без решётки на ней? По ощущениям прошла целая вечность, но на самом деле не больше пары часов. Через какое-то время после моей ссылки в камеру к рабам принц Вильгельм послал оруженосца проверить, как обстоят дела. Солдаты не успели перехватить парня и проинструктировать с ответом, дабы не забивать голову будущего короля такой ерундой, как я. Узнав, что пленница спокойно спит в углу, а все рабы перетащили матрасы на другую половину комнаты и боятся к ней приближаться, Вильгельм впал в ярость.
Именно по его приказу Эрик выволок меня из камеры, заковал в кандалы и отвёл сюда, где подвесил к потолку за цепь, соединяющую мне руки. Очередной свист хлыста заставил невольно вздрогнуть, а когда он опустился на спину, задев ещё и часть плеча, мне не хватило сил даже вскрикнуть от пронзающей боли. Эти удары я пока ещё чувствовала, хотя и не представляла, во что превратилась моя спина. Тело моментально содрогнулось и слегка качнулось, из-за чего несколько капель крови сорвались на пол вдали от общей лужи, и сейчас выглядели одинокими на сером камне. Слёз больше не было, и новые так и не сорвались с глаз, как было после первых ударов. Сейчас я не плакала не потому, что не хотела, а потому что не могла.
Стук металлических вставок в подошве сапог принца эхом отдался в ушах, но я к нему привыкла. Обойдя лужу стороной, парень демонстративно вытер хлыст лохмотьями, в которые превратилась моя рубашка. Убедившись в чистоте инструмента, он очень медленно начал сворачивать его, словно показывая, что на сегодня мои мучения закончились и ожидал за это благодарности. Ростом средний Вильгельмский был чуть выше меня, и сейчас, из-за подвешенного к потолку состояния, мои глаза оказались прямо напротив его лба. Создавалось впечатление, что Эрик повесил меня именно на таком уровне специально. Даже не шевеля головой, я могла видеть злобную улыбку на лице принца, а он – ужас, страх и боль на моём.
– Я надеюсь, ты усвоила урок. В этом мире есть кое-что куда похуже смерти, – голос принца звучал слишком звонко, и я уловила нотки радости. Винсент получал истинное удовольствие от причинённой мне боли и тех страданий, что мне довелось из-за него перенести. Хотя стоит ещё подумать, из-за кого на самом деле мне пришлось пройти через это. В одном принц оказался совершенно прав – я настолько гордилась своим бессмертием, что перестала испытывать страх за себя, ведь не представляла, как далеко может зайти фантазия Вильгельмского в отношении меня, и чем всё в итоге обернётся. Видимо, Хенорп заранее догадывался о склонности среднего принца к подобным истязаниям людей, но прямо как обычно, ничего не сказал.
– Что молчишь? – схватив меня за волосы на затылке, парень резко дёрнул их так, что моё лицо оказалось повёрнуто в его сторону. Уставившись в мои чуть приоткрытые глаза, принц ожидал ответа, но сил говорить не осталось. Сейчас я могла просто висеть и с трудом оставаться в сознании. Глаза так и норовили закрыться и погрузить меня в небытие. Наверное, стоило так и поступить, тогда истязатель, лишившись возможности упиваться моими страданиями, оставил бы своё развлечение на потом и закончил бы куда раньше.
Я честно попыталась ответить. Даже чуть приоткрыла рот, но очередная волна боли прокатилась от сломанной челюсти, и лицо непроизвольно поморщилось. Из горла вырвались лишь нечленораздельные звуки, в которых не слышались слова. Отрицательно кивнув, Винсент отпустил мою голову, и она безвольно повисла лицом вниз.
– Эрик, сними её, пусть отдохнёт пару часов. Позови, как слегка очухается, – крикнул куда-то мне за спину принц и пошёл прочь. Звук ударов сапог о пол удалялся, а мои виски пульсировали в такт его шагам. Не прошло и нескольких минут, показавшихся часом, как солдат в доспехах зашевелился. Всё это время я не замечала, что он стоит сбоку и притворяется декорацией. Подойдя ко мне с характерным звуком гремящей посуды на кухне, мужчина снял цепь, которая соединяла кандалы, с крюка в потолке, а мои ступни резко коснулись пола. Ноги не выдержали обрушившегося на них веса тела, и колени подкосились. Церемониться со мной солдат не стал, наоборот, словно исполняя наказ Хенорпа, старался и пальцем не тронуть. Иначе я не знаю, как объяснить, что он и не подумал поймать меня и предотвратить падение, зато очень осторожно освободил запястья от кандалов.
Оказавшись на полу, частично в луже крови, я щекой ощутила прохладу камней, и сама от себя не ожидала такого облегчения, прокатившегося по телу. Не обращая внимания ни на холод, ни на боль, ни на дискомфорт из-за неудобной позы, я пыталась вытянуть ноги и откатиться в сторону, но ничего не получилось. Каждое движение давалось с огромным трудом, а руки всё усложняли тем, что сильно дрожали. Плюнув на неудобства, я позволила глазам закрыться. Удаляющиеся шаги солдата услышала только, когда за ним со скрипом захлопнулась дверь и воцарилась гробовая тишина, прерываемая далёкими шорохами.
Где бы я ни находилась, но здесь я была одна, да и если это не так, в моём состоянии ничего не имело значения. Вдохнув полной грудью и наслаждаясь прохладой под щекой, мне не верилось, что я ещё жива. Удивительно то, что прежде я на самом деле считала, что для человека самое худшее, что может с ним случиться – это смерть. У меня проскальзывали мысли, что в моём случае ей будет равносильно изнасилование и вторая беременность, но ни о чём другом я и помыслить не могла. Винсент Вильгельмский словно специально истязал меня так, что живого места не оставил, преподав мне урок и показав, что смерти бояться не стоит. А вот боли, настоящей, пробирающей до костей, от которой хочется орать во всё горло, и молить, умолять, просить, лишь бы она прекратилась – вот этого и правда стоило бояться. Жаль, я поняла это только сейчас, когда испытала всё на собственном теле и мечтала только о том, чтобы поскорее умереть и избавиться от всех следов издевательств принца. С такими мыслями я и провалилась в темноту небытия, позволив себе потерять сознание от бессилия.
Оторвав голову от чего-то мягкого и шерстяного, я не сразу поняла, где нахожусь, но чьи-то уверенные руки аккуратно поглаживали мои волосы и сразу мягко надавили на затылок, возвращая в прежнее положение. Упав уже щекой на свёрток, сыгравший роль подушки, я не особо обратила на него внимания, но вот пальцы, перебирающие пряди жирных и явно противных на ощупь волос с особенной нежностью, вызывали больший интерес. Найдя в себе силы и пошевелив руками, я поняла, что лежу спиной вверх на холодном каменном полу возле стены в той же камере, где была подвешена к потолку. Кто-то заботливо подстелил под меня тёмно-синий плащ, а под головой расположен чёрный элемент одежды, свёрнутый в несколько раз для мягкости. Сил на то, чтобы встать или даже сесть, не оказалось, и самое великое, что я смогла сделать – это сдвинуть руки, уложив их более удобно вдоль тела.
Самое удивительное – я не чувствовала боли. Скорее всего, тело онемело до такой степени, что нанесённые ему увечья не причиняли дискомфорта, хотя я отчётливо видела тёмно-красную борозду на месте запястья, являющуюся чётким следом от кандалов, а значит, все последствия истязаний ещё на мне. Хотелось пить, губы пересохли и покрылись грубой коркой, они так и норовили треснуть, но я старалась не шевелить ртом, прекрасно помня о сломанной челюсти. К моему удивлению, голова не болела, за что ей огромное спасибо, либо же я настолько привыкла к этому чувству, что окончательно перестала его ощущать.
– Дорогая моя, если для тебя это слишком – просто скажи, и я немедленно организую твой побег, – неожиданно раздался мой любимый голос, позволивший расслабиться и снова закрыть глаза. Смотреть в текущем положении особо не на что, а существо, произнёсшее фразу, сидело рядом таким образом, что моя голова заканчивалась прямо возле его бедра. Когда я поняла, кому принадлежат пальцы, копающиеся в волосах, то стало слегка неловко за их состояние, но и слишком приятно. Слишком. Следовало отогнать все нахлынувшие на меня симптомы влюблённости и вернуться из небытия к реальности.
– Мне интересно, в мире что, умирает так мало людей, что у Бога смерти всегда есть время навестить меня? – слова дались мне с огромным трудом. В горле жутко пересохло, а скопившаяся там за всё это время кровь превратилась в густое месиво, которым я чуть не подавилась. Челюсть же двигалась исправно хоть и с неким дискомфортом, но слова раздались не так, как прежде, я словно начала картавить. Аккуратно повернув голову, я постаралась избавиться от содержимого рта так, лишь бы эта субстанция не оказалась под моей же щекой.
– Богу моего уровня не пристало заниматься столь мелочными вопросами, как смерть людей. Всеми душами занимаются мои вестники, а я делаю то, что хочу, – спокойно отозвался Бог смерти. Под его пристальным взглядом я всегда чувствовала себя неловко, словно маленькая девочка, которая напакостила и оправдывается перед отцом, и хорошо, что сейчас я не видела выражения на его лице.
– А если тебя здесь кто увидит? Я же спасаю твою репутацию, – недовольно прошептала я, закрыв глаза и наслаждаясь тем, как прохладный ветер, врывающийся в камеру через щель под дверью, обдувает кожу на моей спине, доставляя настоящее облегчение и расслабляя её.
– От моего пребывания здесь и болтовни с тобой моя репутация не пострадает. А вот если я заявлюсь в тронный зал и потребую отдать фибулу, которой у Вильгельмских может и не быть, если она попала в руки какого-нибудь солдата или прислуги, то в их глупых головах вполне могут зародиться сомнения в моём могуществе, – возразить на это мне оказалось нечего, и я просто делала вид, словно продолжаю спать. – Что-то ты не очень стараешься ради нашего общего дела, дорогая моя, – неожиданно высказался Бог смерти, а по моей спине пробежала волна мурашек, вызванная неожиданным волнением о том, что Бог решит, словно я подвела его.
– Я принцесса, а не актриса, – напомнила я, попытавшись приподняться, но стоило чуть пошевелиться, и поясница отдалась резкой колющей болью, ставшей настолько неожиданной, что пришлось стиснуть зубы и вернуться в прежнее положение.
– Ты бессмертна, но ты не Богиня, а время идёт, – снова шёпотом напомнил он, – но если всё это для тебя слишком, только дай знать, – складывалось впечатление, что на самом деле всё это было не ради получения информации о фибуле, а для проверки, что я готова вынести ради желания угодить ему. Второй намёк на мою слабость за столь короткий разговор мне не понравился.
– Ты предупреждал меня, твоей вины здесь нет, – но на самом деле всё обстояло совершенно не так, и внутренний голос где-то в самых недрах разума вопил и умолял попросить спасти меня отсюда. Пережитый кошмар вызывал жуткое желание плюнуть на всё и убраться подальше от Вильгельмских раз и навсегда. Пришлось загнать это вглубь себя и постараться не обращать внимания на вопль подсознания. Какое я произведу впечатление на Бога смерти, если сейчас заявлю ему о своих желаниях сбежать? Ведь если я так поступлю – значит, подведу его, и о какой безоговорочной преданности может идти речь? Хенорп был единственным Богом, который знал о том, что моя дочь всё ещё жива, и я не могла поступить так, чтобы он усомнился во мне и моей верности. Вот я и проходила через ад, лишь бы ему не пришлось позориться и показывать Вильгельмским или их подданным, что Бог смерти не всеведущ и понятия не имеет у кого сейчас фибула в виде символа моего рода, столь нужная ему.
В процессе моего истязания, когда я ещё могла говорить и не успела выбиться из сил, я пыталась задавать вопросы Винсенту, надеялась вывести принца на диалог о фибуле или чём-то таком, но это не привело ровным счётом ни к чему. Однажды лицо парня исказила гримаса сильной неприязни, но я не была уверена, что она была связана с упомянутым украшением, а не лично со мной. Всё остальное время Винсент получал истинное удовольствие от каждого нанесённого мне удара, будь то плеть или его собственные руки. Казалось, его лицо с хищной, злорадной улыбкой будет стоять у меня перед глазами вечность, но вот мне удалось немного отдохнуть, и я успела забыть, как оно выглядело. После всего, что я пережила, обрадовать Хенорпа оказалось нечем, ведь сведений о тюрьме моего отца так и нет.
– Нет, есть, моя дорогая, – спокойно отозвался собеседник, сжав одну из прядей моих волос и пропустив её сквозь пальцы. Это действие было таким воздушным, что я почти ничего не ощущала, лишь дуновение воздуха, потревоженного шевелением в той области головы. – Я должен тебе признаться, что намеренно подверг тебя этим испытаниям.
Хмыкнув, я не собиралась ничего отвечать, ведь и так прекрасно знала, что Бог смерти догадывался, на что посылает меня. Вопрос, скорее, состоит в том, действительно ли то, через что мне пришлось пройти, стоит результатов, которых удастся добиться и удастся ли. Лично мне не хотелось бы услышать, что всё оказалось напрасным.
– Поверь мне, так действительно было нужно, – тихо добавил Хенорп. Я же постаралась вдохнуть полной грудью, но далось мне это неожиданно тяжело, и я поспешно выдохнула, возвращая спокойное и ровное дыхание.
– Да, да, я знаю, твоя репутация… – начала было я, но запнулась, не в силах продолжить из-за сухости во рту. Облизав губы и постаравшись хоть как-то облегчить себе задачу, я невольно наткнулась кончиком языка на пустое место среди зубов. Вот о чём следовало бы спросить Хенорпа, а не обсуждать то, что мы уже не один раз проговорили от и до.
– Моя репутация и полученные сведения не стоят того вреда, который может быть нанесён тебе, моя дорогая, всем этим безумием, но я искренне надеюсь, что всё случившееся послужит больше благой цели, – в голосе собеседника промелькнули нотки неподдельного волнения, а пальцы Бога остановились внизу затылка, почти на самом краю волос и аккуратно, едва заметно коснулись кожи на шее. Это прикосновение вызвало сразу и боль, и волну приятных мурашек, пробежавших вдоль позвоночника к ногам. Вспомнив, как кнут Винсента время от времени задевал и шею, я поняла, чем вызвано первое чувство, но не подала вида, что ещё способна его испытывать.
– Полученные сведения? – неуверенно пробормотала я, пропустив остальные слова мимо ушей, ведь совершенно справедливо считала их лишь попыткой Бога смерти заглушить терзавшее его чувство вины передо мной. Если он вообще способен испытывать подобные чувства. Тут дверь в камеру со скрежетом открылась, заставив меня невольно вздрогнуть. Хенорп же поспешно убрал руку назад на волосы и успокаивающе их погладил приговаривая:
– Тише, тише, дорогая, это просто Эрик, он теперь твой лучший друг, – сообщил мне Бог смерти, вызвав огромное недоумение этой фразой. Судя по тому, как гремели доспехи на вошедшем человеке – это и правда оказался солдат. Наклонившись возле меня, он молча поставил на пол миску и поспешно удалился, закрыв за собой дверь. Раз на его появление Хенорп не отреагировал неожиданным исчезновением, значит, он и правда каким-то образом склонил Эрика на свою сторону. Хотя он же Бог, а мужчина родился и вырос в стране, где Богов принято почитать и бояться. Ничего удивительного, что этот человек предпочёл сменить того, кому поклялся служить на более достойного.
– Выпей это, тебе станет лучше и боль быстрее пройдёт, – аккуратно помогая мне чуть приподнять голову и наклоняя к моим губам миску, Бог смерти проследил за тем, как я неуклюже выпила всю жидкость до последней капли. К сожалению, это оказалась непростая вода, она пахла незнакомыми травами и отдавала странным вкусом, а меня сразу начало клонить в сон. – Жаль, я не могу убить тебя сейчас, лишь бы избавить от всех этих неприятных следов мучений, – тихо проговорил Хенорп, отставляя миску в сторону и помогая мне вернуться в прежнее положение. Устроившись поудобнее, нежели было, я сама не поняла, как протянула руку и сжала колено Бога, покоившееся на полу рядом с моей головой.
– Что ты узнал? – заплетающимся языком проговорила я, стараясь сохранять здравый рассудок, но глаза так и норовили закрыться. Напиток оказался слишком быстродействующим, либо повлияло то, что я вот уже сутки, если не больше, ничего не ела и была слаба. Мысли тоже начали путаться, но мне очень хотелось получить ответ. Неужели, всё оказалось не напрасно, и мои беседы с принцами натолкнули Хенорпа на цель?
– Пока это просто догадка, родная, но я её проверю, и если она подтвердится, ты обо всём узнаешь самой первой, – в его голосе слышалась теплота, столь приятная моему слуху, что улыбка появилась на губах, слегка смоченных остатками напитка. Боли не было, уж не знаю по какой причине. – Тебе стоит отдохнуть. Никто не знает, когда теперь Винсент решит заявиться сюда и что придумает на следующий раз, и свой балахон мне придётся забрать.
Вот последнее меня обескуражило больше всего, особенно когда Хенорп аккуратно вытащил из-под моей головы чёрный свёрток, сыгравший роль подушки, и попытался встать.
– Я люблю тебя, – заплетающимся языком пробормотала я, не понимая, что именно сказала. Не знаю, что заставило меня это сделать. Возможно, повлияла присущая Богу забота, либо этот напиток буквально опьянил разум, лишив всякого самоконтроля, но факт того, что эти слова прозвучали вслух, отменить было нельзя. Хотелось видеть выражение лица Хенорпа, но я его не видела. Борясь с закрывающимися веками, я смотрела только на каменный пол камеры и стену напротив, краем глаза улавливая лишь часть чёрного сапога существа, как раз согнувшего ногу в колене поднимаясь. На несколько секунд он замер, но буквально сразу встал с пола, лишив меня даже столь незначительного вида своей обуви. Рука, которая лежала на его колене, соскользнула и вернулась на холодные камни.
– Сейчас это опасные слова, моя дорогая. Те, кому ты их говоришь – умирают слишком быстро, и я не желаю оказаться в их числе. Хоть я и Бог, но и на меня есть своя управа, – и он исчез, как обычно, растворился в воздухе, превратившись в пыль, осыпавшуюся на пол, а я ничего не поняла. Мой рассудок затуманился напитком и очень быстро оставил меня, погрузив в крепкий сон.