Пока боги упивались нектаром и строили догадки о продолжительности очередной игры, в сфере жизнь била ключом. Мужчина самоутверждался, женщина взбрыкивала, грозила уйти. И не уходила. Потому как идти ей было некуда. Образования никакого, из навыков только бытовые, да и вообще страшно… День за днём творилась эта скукота, и за верховным столом начал созревать заговор.
– Нет, ну куда это годится! – возмущался Паньгу, стуча по сфере длиннющим жёлтым ногтем. – Вы смеялись над моими паразитами, а они хотя бы живыми выглядели. А эти… Мужик целыми днями пашет, баба ноет, не переставая. Ты, Род, или шевели их, или к китайской матери…
– Идея! – Амма достал из рукава пергамент и начал раскатывать его по столу под дружное закатывание глаз остальных заседателей. – Мы подкинем им карту неба и намекнём на скрытое там сокровище.
– Квест? А что, может выгореть, – одобрительно заколыхал толстым пузом Ймир. – Только надо карту позаковыристей, у тебя всё очень просто. Так он завтра к нам придёт и начнёт требовать… Кстати, что он начнёт требовать? У него и так всё, что надо есть, а чего не надо – нет.
– Бессмертие, – прошипела Радужная Змея. – Мы посулим ему жить вечно.
– Ну, не знаю… С такой вредной бабёнкой я бы и сам на себя руки наложил, – неодобрительно сощурил и без того узкие глаза Идзанаги. – Но давайте пробовать, однако, а то скука бессмертная.
Боги склонились над картой, и каждый внёс в неё свою лепту. Ймир, как обычно, накапал пота, Паньгу поскоблил в нескольких местах ногтем, Атум-Ра окропил… Короче, каждый добавил свой штрих. Амма повздыхал над своим испорченным творением и передал свиток Роду. Тот выдернул из белой бороды длинный волос, прошептал что-то, чем немало насмешил собратьев, обвязал им карту и силой мысли переместил свёрток в сферу.
***
– Вань, а Вань! Ну, Вань! – безуспешно пыталась привлечь к себе внимание задумавшегося мужика красивая, но какая-то слегка помятая молодая женщина. – Вань, ну давай куда-нибудь сходим! Сил больше моих нет смотреть на один и тот же лес, одну и ту же реку… Вот помрём, а ничего не видели. Скучно, Вань…
– А чего это мы помрём? – встрепенулся мужик. – Чего придумала, Марья?
– Ну так это… Таво… Коза вот померла, пёс в прошлом году сдох, конь твой скопытился, и мы, чую, скоро… – Марья тихонечко заскулила, закусив концы платка.
– Не-не-не! Где конь, а где я? – возражения Ивана выглядели неубедительно. – А ты это… ну таво… гадала? Не прячь глаза, бить не буду. Отвечай, гадала?
– Нет, Вань, как ты запретил, я и всё, – Марья вздохнула. – Бросила.
– Так давай погадаем! Тащи чай свой!
Марью два раза просить не надо было. Мигом подхватила юбку и понеслась: кипяток поставила, трав в тазик накидала, красным платочком накрыла. Заварила, пошептала… Пар над чаем поднимается, в причудливые узоры складывается. Жутко, но ничего не понятно. Только Иван захотел рассердиться и по тазику пнуть, как что-то с неба шмякнулось прямо в кипяток.
– Чего таращишься? Вытаскивай! – Иван зло зыркнул на бабу: не самому же в кипяток лезть! Марья не растерялась, схватила платком за край небесный подарок и выудила карту. То, что это карта, они поняли чуть позже, когда высушили расползающийся пергамент.
– Звёзды, стрелочки… Чего это, Вань? Карта?
– Карта… Откуда слова такие знаешь? Чем дома занимаешься, пока я на работе? Читаешь небось целыми днями? Тогда вот тут прочти, а то за очками идти неохота.
– Давай, прочту, – Марья перевернула пергамент текстом к себе и начала читать. – «На этой карте неба указано место, где можешь обрести бессмертие». Подслушивают нас, что ли?
– Подслушивают… Да кому ты нужна, кроме меня? Заговор, ещё скажи, мировой против нас замышляют. Кто? Никого нет! Только мы с тобой.
– Ага, мы с тобой! А ты был ещё где? Может, везде народ разный живёт. Эх, с тобой каши не сваришь. Ты прости меня, Вань, только жить с тобой я больше не могу. Давно хотела уйти – да куда? А теперь смысл появился. И карта.
Марья решительно поднялась, зашла в дом, и пока Иван ртом мух ловил, собрала узелок в дорогу.
– Прощай, Иван. Не поминай лихом! Если вернусь, то на коне, а не вернусь… А не вернусь, считай меня… Не знаю, придумай что-нибудь сам, ты же мужик.