Кафешка-кондитерская, куда привел Яну Валериан, на самом деле оказалась очень уютной. Витрина изобиловала разнообразными десертами.
– Когда не знаешь, что выбрать, бери классику, – посоветовал Валериан.
– И то верно! Наполеон мне и сметанник с черной смородиной! – заказала Яна.
Себе Валериан заказал два классических эклера с белым кремом и белой помадкой сверху. Яне – кофе, себе – чай.
– Ты так скоро разоришься, соришь деньгами направо и налево. И много с тебя Лиза взяла за наш выгул? – спросила Цветкова.
– Вступлю с ней в интимные отношения, будет бесплатно, – ответил парень. – Она нам еще пригодится.
– А хочется вступать-то? – ехидно спросила Яна.
– Приятное с полезным… Иногда это называют гормонами, – ответил Валериан.
– Понятно. Очень хорошо, что мы сейчас не в этой элитной психушке. После обнаружения видеонаблюдения не очень-то хочется беседовать там на серьезные темы. Вдруг и правда подслушивают? – сказала Яна.
– А разговор будет серьезный? – подпер свое симпатичное лицо руками Валериан.
Яна сняла кусочек кремовой верхушки с пирожного и облизала палец.
– Кто ты? – спросила она.
– В смысле? – вздрогнул парень.
– Кто ты, Валериан? Ты точно не сын тети Клавы! Так вот я тебя и спрашиваю: кто ты? У нас с тобой нет сексуального притяжения, как нам уже пояснил психотерапевт, очень сильно любящий денежные средства, готовый пойти даже на должностное преступление. Скрыть, возможно, преступников от преследователей. То есть за бабло положить в психушку совершенно здоровых людей. Но сейчас не об этом. Ты-то кто? – допрашивала его Яна.
– Сын Клавдии. Я тебя помню, ты всегда появлялась в театре неожиданно, заполняя собой все пространство. Красивая, яркая, все так радовались, хотели, чтобы ты бросила свою учебу и стоматологию и пришла к ним в труппу. А что я? Я был тогда еще маленький. Ты не обращала на меня никакого внимания. Я смотрел на тебя как на голливудскую диву, как на мечту. И думал тогда, что тоже хочу уехать в Москву из этой провинциальной дыры – за своим счастьем и судьбой. А один раз ты угостила меня длинным, вкусным леденцом на палочке… Я был так счастлив!.. – как-то чересчур бодро отбарабанил Валериан, будто заранее подготовленный и выученный текст.
Яна откинулась на спинку стула и хаотично, на скорую руку заплела себе неровную косу.
– Я, конечно, не молода. И меня можно заподозрить в маразме… Неужели? Надеюсь, что нет. Конечно, никакой феей я не была, от театра меня тошнило с детства, и даже в редкие приезды в свой родной город я так туда не заваливалась. Встречалась с матерью дома или в ресторане. И уж точно я никого бы не стала угощать длинным леденцом на палочке. Ненавижу эти кустарные конфеты!.. Сама никогда в жизни не сосала и другим не давала. Да и где бы я их взяла? Оторвала бы нос у Буратино и заставила бедного мальчишку сосать деревяшку? – Яна вздохнула. – Прокол твой. И не первый! Но даже это можно было бы списать на то, что прошло много времени, что я просто не помню…
– Так и есть! – вклинился Валериан.
– И было бы так, если б я не помнила, как выглядит настоящий Валериан, и не общалась бы с ним…
– Когда это было? – явно занервничал парень.
– Год назад, – сухо ответила Цветкова. – Когда я вытащила его из настоящей психиатрической клиники после шести попыток самоубийства из-за того, что много лет он чувствовал себя девочкой и не находил ни у кого поддержки. Валериан прошел все мыслимые и немыслимые экспертизы, консилиумы и обследования. Все они на сто процентов подтвердили, что по мозгу этот человек – абсолютная женщина, что ненавидит свое тело, которое не совпадает с ее мыслями. И тогда я заплатила круглую сумму за операцию по перемене пола Валериана в швейцарской клинике. Операция прошла успешно, и в мире на одну счастливую женщину стало больше. И вот смотрю я на тебя и думаю: долго ты еще врать-то будешь? Или тебе истинное фото Валериана показать? Об этом ни его мать, ни моя мать не знают. С этой вот тайной живу я одна. И это – вторая твоя ошибка.
Валериан обхватил голову руками.
– Черт, черт, черт!.. И как давно ты знаешь, что я не я?
– Ты еще и тупой, что ли? Я же сказала, что год назад у тебя сиськи выросли до третьего размера. Я прекрасно знала Валериана до и после операции. Он обратился ко мне за помощью! Что ты – не он, что ты – самозванец, я знала с первого момента, – ответила Яна.
Парень ошарашенно посмотрел на нее.
– Ты знала, что я не я, предполагала, что я преступник, мошенник… И поехала со мной в вагоне СВ в Питер?! Выпрыгнула ко мне в объятья с движущегося поезда, рискуя поломаться, заселилась в частную психушку… Просто так?! – воскликнул он.
– Так вот и я об этом! Сколько мне нужно еще рисковать собой, прежде чем ты скажешь правду?
– Ты не ответила!.. Если ты знала, что все не так, зачем со мной поехала?
– Во-первых, тебя рекомендовала мне моя мать. Возможно, ты и ее обманул, но тогда мне надо бы выяснить насколько. Не угрожает ли что моей матери? Уж она-то настоящего Валериана видела и знает как облупленного. Не знает только, что он теперь – Валерия, Лера. Он и поплотнее тебя будет, и ниже на полголовы. И глаза у него светлее, светло-карие с зеленцой. И волосы прямее, чем у тебя. Ты пойми, я двенадцать лет занималась рисованием, в том числе творила и портреты. У меня фотографическая память. Да, мальчика Валериана я видела не часто и мельком, но этого было достаточно, чтобы запомнить его лицо навсегда. Ну, а уже потом, в Москве, он нашел меня сам и попросил помочь со своей не совсем простой и часто осуждаемой у нас проблемой. Во-первых, он знал, что я не бедная, во-вторых, знал, что у меня есть связи, в том числе и в медицине, в-третьих, что живу я в Москве и всегда готова помочь всем знакомым из своего Волжска. Ну, так кто ты? – спросила Яна, совершенно серьезно глядя на парня холодными, большими, голубыми глазами.
– Поразительно!.. Думал, блондинки намного тупее. Да и… Это как надо было притворяться или играть, что я ни разу не почувствовал, что ты знаешь… Короче, что я не Валериан. Ты совсем безбашенная? Или такая смелая?
– Я – это я. Кстати, совсем не смелая, – ответила Яна, не отводя вопрошающего взгляда.
– Меня зовут Петр Мартинович Вейкин. Согласись, как и у тебя, самое неподходящее сочетание имени, фамилии и отчества. Да, я сын Мартина, твоего, как ты выразилась, любимого человека. Вот так вот! Как говорится, познакомились, – развел парень руками. – Наверное, это должно было произойти как-то по-другому.
– Так вот ты какой, Петр. Конечно, я знала, что у Мартина есть взрослый сын. Ты родился, когда ему было двадцать лет. Да, я хотела с тобой познакомиться… действительно, не так… Для чего все эти титанические сложности? Мы же в Питере? Можем встретиться с твоим отцом.
– Не получится, – вздохнул Петр. – Отца нет. Он уехал на войну.
– Как на войну? – воскликнула Яна. – Он же… Он давно уже не военный.
– Он очень опытный человек в сфере военной разведки и вообще в военной сфере. Я думаю, весь его бизнес был не то чтобы прикрытием, но чем-то вроде того. Вряд ли отец окончательно ушел из дела своей жизни. Просто не говорил об этом, не афишировал. Служба сложная, засекреченная. Ты знаешь, например, что его пытали?
Яна думала о своем, так что несколько рассеянно посмотрела на парня.
– Я? Да… Знала, что он был в плену.
– У отца столько наград!.. Он о них никогда не говорит, то ли не любит хвастаться, то ли вспоминать не хочет. А сейчас очень тяжелая ситуация. Он пошел добровольно. А может, его и попросили. Думаю, задание будет тяжелым…
– Как тяжелым?! А я?! Почему он не позвонил мне? Не приехал?! Не попрощался?!
Слезы навернулись на глаза.
– Именно этого отец и боялся. Сказал, что не выдержит твоих эмоций. Просил передать, что любит тебя и всегда любил, со дня вашей первой встречи. Так вот и сказал…
Слезы все-таки полились из глаз Яны.
– Где он? С ним можно связаться? Я хочу ему кое-что сказать, хочу слышать его!
– Связи с ним нет. Сказал, если выживет, сам объявится, – ответил Петр.
– Если выживет? – Естественно, Яна зацепилась только за это словосочетание. – И ты отпустил его?!
– Странная ты. Что я мог сделать? Драться с ним? Так он бы победил. Кто бы его удержал? Он попросил меня о двух вещах. Даже о трех, но третье я уже не сдержал. Это держать все в тайне. Ты меня рассекретила.
– А две другие вещи? – сквозь слезы спросила Яна.
– Если с ним что случится, то присмотреть за тобой и моими сестрами. Он и Еву, и Настю считает своими дочками. Потому что у Насти нет отца. Он хотел им быть и для нее тоже. Так и сказал. Чтобы я все время был рядом и вот знал, что есть родная кровь – сестры.
Яна вынула живые цветы из вазочки, что стояли на каждом столике, намочила салфетку и приложила ее к своему лбу.
– Странный человек твой отец. Этот пункт тебе не придется выполнять. Нет, за девочками присмотри, конечно. А вот за мной не придется, я без Мартина жить не смогу. Как он мог? Господи! А что еще? – спросила она.
– Последнее… Отец отдал мне флешку и сказал, что информация на ней сродни атомной бомбе. Я не стал его спрашивать, что там. Все равно не ответил бы. Даже проверять не стал. Там наверняка все сильно запаролено, зашифровано. Я не интересовался, как эта информация попала к нему в руки. Отец не сказал бы. Просто я укрепился в мысли, что он и не бросал до конца свое изначальное дело. Он – герой. Так вот, отец сказал, что я должен сделать все, чтобы сберечь эту информацию. Я не говорил о ней никому.
– Не легче ли отнести ее в полицию или ФСБ? – спросила Яна.
– Вот как раз этого он мне не велел делать ни в коем случае! Отец сказал, чтобы я передал флешку одному-единственному человеку, и дал его данные.
– Мне, что ли! – испугалась Яна, которая совершенно не разбиралась в технике, в компьютерах и уж тем более в шифровании.
Петр рассмеялся.
– Прикольная ты! Ну, нет, конечно. Он бы тебя никогда ни во что не впутал! Он назвал мне фамилию, имя, отчество этого человека, его телефон, не поясняя, кто он, что он. Строго-настрого всю информацию нужно отдать только ему, только он поможет. Я сразу же стал его искать.
– И?! – поторопила его Яна.
– И не нашел…
– Как его зовут? Некоторых знакомых Мартина я знала. Или конкурс на самые несочетаемые имя, отчество и фамилию продолжается? – спросила Яна.
– Нет, с этим как раз очень даже… Иван Георгиевич Куликов, – сказал Петр, с надеждой смотря на Яну.
– Нет, не знаю такого, – вздохнула она. – Наверное, какой-то засекреченный.
– Я его нашел. С трудом!.. Проживает в Санкт-Петербурге на набережной Фонтанки. Ивану Георгиевичу сорок лет, не женат и никогда женат не был, детей нет, близких родственников тоже. Почти двадцать последних лет живет совершенно один. Вежлив, спокоен, доброжелателен… Это уже со слов его соседей, к которым пришлось обратиться, потому что квартира Ивана Георгиевича пуста. Я три дня там сидел, караулил. Соседи подтвердили, что не видели своего тихого культурного соседа недели две. А кто-то и месяц.
– Месяц? – переспросила Яна. – Хотя при таком неброском образе жизни… Не сразу и хватишься.
– Вот и самая активная соседка Ивана Георгиевича сказала, что это не похоже на ее соседа. Он мог незаметно исчезнуть на дачу, ну, на недельку… Не больше! Раза два уезжал на большее время, но всегда оставлял ей ключи от квартиры, чтобы цветы поливала. Любит он фиалки и прочие цветочки, которые цветут. За такими цветами особый уход требуется.
– Получается, в этот раз наплевал Иван Георгиевич на свои цветочки? – спросила Яна. – Настолько быстро бежал?
– Не знаю, – ответил Петр.
– Может быть, вам мороженого? – прервал их беседу официант. – Оно у нас домашнее, собственного производства из экологически чистых продуктов.
– Шоколадное, – ответила Яна.
А вот Петр отрицательно покачал головой.
– Не хочу сладкого. Перебор.
– Самое главное, что исчез твой Иван Георгиевич именно тогда, когда он понадобился тебе, или Мартину. Или вам обоим, – сказала Яна. – А это подразумевает, что и он, и Мартин могли попасть в передрягу. Почему-то Мартин сам не смог ему флешку передать… И почему в полицию нельзя?
– Кто ж знает?.. – ответил Петр. – Я, конечно, не сидел, сложа руки, приложил определенные усилия. С помощью компьютера и моего школьного приятеля, который служит следователем в органах, по геолокации узнал, где сейчас находится телефон этого человека. Естественно, телефон не отвечает. Решил найти его сам.
– И где? – спросила Яна.
– В нашей с тобой частной психушке, – огорошил ее Петр. – И не спрашивай. Ошибки быть не может. Там такие спецы смотрели!.. Я, конечно, не сказал, зачем мне этот Иван Георгиевич нужен. Все было неофициально.
– И ты решил попасть сюда и разведать на месте? – спросила Яна.
– Отец просил, я обещал. Сделаю все, чтобы выполнить это задание. Еще очень сильно просил присмотреть за тобой.
– Я что – животное? Присматривать за мной!.. – раздраженно буркнула Яна.
– Отец сказал, что ты постоянно во что-нибудь вляпываешься, что тебе все время нужна помощь и я должен быть рядом.
– И ты решил совместить приятное с полезным? И меня, и психушку?.. – догадалась Яна. – А моя мама…
– Оказалась очень понятливой и самой приятной женщиной на свете, – улыбаясь, закончил за нее Петр.
– И как ты ее уломал? – спросила Яна.
– Валентина Петровна так обрадовалась, когда узнала, что я сын Мартина!.. А уж как восторженно отзывалась о моем отце! Если вкратце, то этот следователь лучшее, что случилось в твоей жизни. Он может тебя терпеть и выдержать. И кстати, извинилась за то, что ее дочь много лет треплет нервы моему отцу, – сказал парень.
– Узнаю мамочку!.. – кивнула Яна.
– Я сказал, что хотел бы с тобой познакомиться и быть какое-то время рядом, и еще мне очень надо попасть в закрытую частную клинику. Она и посоветовала, как это сделать. Так вот мы тебя и разыграли, мол, ты со мной в клинику ляжешь. Я до последнего не верил, что все получится. Но мой отец, видимо, был прав. Ты не просто вляпываешься в неприятности, ты сама ищешь их, находишь и с радостью идешь навстречу. Очень русское качество: создавать себе трудности, чтобы потом мучительно и радостно преодолевать их. Я ведь думал ты из сочувствия к бедному, не совсем здоровому юноше Валериану согласилась. Но с учетом полученной от тебя информации… Ты знала, что я не Валериан! И пошла на все это из-за любопытства. Это уже страшно! Нельзя пускаться на такое безрассудство!..
– Еще один будет мне морали читать! – всплеснула руками Яна. – Но мама-то моя какова! Актриса, во всем, конечно, актриса! От кончиков пальцев до корней волос! В свое время она не поверила в мой художественный талант. Я ведь двенадцать лет рисовала, мечтала стать художником! А мама твердила, что художница или актриса – очень ветреные, несерьезные специальности, что надо выбирать нечто фундаментальное. Например, быть врачом. А то, что у меня абсолютная зрительная память, ей до сих пор невдомек. Я же портрет любого человека по памяти написать могу. Мать никогда этого не ценила. Так что просчитались вы! – показала ему язык Яна.
– Я не знаю, что сделает со мной отец, если я потеряю эту флешку. Чувствую, она ему очень дорога. Но я четко понял, что если не защищу тебя, он мне точно никогда этого не простит. Это будет для него намного хуже потери флешки.
– Вопрос спорный. Раз он со мной даже не попрощался…
– Встретитесь, если выживет, сама спросишь почему, – передернул плечами Петр.
– Хватит мне тут это твое «если выживет»! – вскрикнула Яна. – Если выживет и вернется со своей наглой улыбочкой и бесами в глазах, я сама его убью! Мне еще и отсрочку дадут, войдут в мое нервное состояние. Потом, я мать троих детей…
– Я тебе почти верю. Можешь и убить, – улыбнулся Петр.
– Официант! – закричала Яна. – Принесите нам шампанского!
– Я не пью… – завел было свою шарманку Петр.
– Выпьешь, – поставила точку Яна. – И пусть меня потом поругает твой папа. Что я тебя спаиваю. Только бы вернулся!..