Этой же ночью на крыльце бедного дома в Верхнем Городе заплакал маленький ребёнок, завёрнутый в старое лоскутное одеяло.
Во всех домах Верхнего Города было темно и тихо. Люди здесь жили небогатые – берегли свечи.
А внизу, в Нижнем Городе, было светло и шумно. Во многих домах горели хрустальные люстры, по улицам разъезжали автомобили с зажжёнными фарами. У высоких стеклянных дверей стояли швейцары в ливреях с золотым шитьём, и у каждого лицо напоминало злую бульдожью морду, того гляди цапнет. За это хозяева платили им большое жалованье.
Но если пройти Нижний Город, направляясь на север, то дорога упиралась в пустырь, заросший дикими травами. В конце его поднималась угрюмая башня, сложенная из тяжёлых камней. Темнота кольцом окружала её, лишь наверху слабо мигал зеленоватый огонёк в узком окне.
Горожане обходили сторонкой башню Зелёного Горбуна, так они прозвали её хозяина, господина Гиссарго. Люди считали это место недобрым, приносящим несчастье.
Но что нам до Зелёного Горбуна? Лучше и нам держаться подальше от его угрюмой башни с узкой прорезью окон. Речь сейчас пойдёт совсем о другом.
Далеко отсюда, в Верхнем Городе, на убогом крыльце лежала маленькая девочка, завёрнутая в ветхое лоскутное одеяло, и плакала. Холод, видно, добрался и до неё.
Наконец в низком окне затеплилась свеча. Из дверей вышла молодая женщина с усталым добрым лицом, стягивая на груди тёплый платок.
Она взяла ребёнка на руки, но малышка продолжала плакать, видно, озябла и проголодалась.
– Подкидыш! – сказал молодой широкоплечий кузнец с полоской сажи на лбу. – Вот ведь какая история…
– Зачем нам подкидыш? – недобро сказала, выходя из дома, соседка. Глаза у неё были небольшие, но словно набитые иголками.
– Оно, конечно, кому он нужен? – вздохнула женщина с добрым лицом, покачивая ребёнка и укрывая его уголком платка. – Только куда денешься? Ночи у-у какие холодные, да, видно, и проголодалась малышка.
– Пусть возьмёт ребёнка тётушка Хмара, – предложил толстощёкий пекарь, указывая на женщину с колючими глазами. – У неё со стариком детей нет. С ребёнком всё веселей. Пусть забавляются.
– Ещё чего! – взвизгнула тётушка Хмара. – Придумали тоже! Ишь отрастил себе щёки! Забыли, что у меня в прошлом году сдохла корова? На чужую беду всем наплевать? Чем я буду кормить это отродье?
– Ну, молоко я буду носить тебе каждый день. Целый кувшин, – сказала женщина, продолжая покачивать ребёнка. – И одёжек наберу. Мои-то уже выросли.
– Я буду приносить тебе хлеба, – сказал пекарь. – Размочишь в молоке, чем не еда такой крохе?
Женщина откинула платок, раздвинула края лоскутного одеяла. Теперь можно было разглядеть личико ребёнка.
Мягкие тонкие кудри лежали сияющим венчиком вокруг её головы. Девочка больше не плакала. Большими прозрачными глазами она смотрела куда-то вверх, мимо склонившихся над ней людей.
– Посмотрите, нет, вы только посмотрите, – ахнул толстощёкий пекарь. – Да она светится, ей-богу, она светится, эта кроха!
– Светится, как же! Такие подкидыши умеют только пелёнки пачкать, а не светиться, – угрюмо проворчала тётушка Хмара. – Да делать нечего. Видно, придётся мне взять это сокровище, если только мой муженёк не вызверится. Так запомни, Линда, два кувшина молока в день, как обещала. Два кувшина каждый день. Поняла?
Линда ничего не ответила, все знали – с тётушкой Хмарой лучше не спорить.
– А ты не забудь сладкие булочки с маком, как я люблю, – резко повернулась тётушка Хмара к пекарю. – Знаю я вас. Все вы готовы спихнуть докучную заботу на чужие плечи.
Тётушка Хмара взяла ребёнка и поднялась по скрипучим ступенькам своего крыльца.
– Да, несладкая жизнь будет у этого ребёнка, – вздохнула одна из женщин.
– Солёная, – подтвердил пекарь. – Может, так и назовём эту девочку – Соль?