Июньским утром 1842 года в среднеазиатском городе Бухара можно было увидеть две фигуры в лохмотьях, опустившиеся на колени в пыль на просторной площади перед дворцом эмира. Руки этих людей были крепко связаны за спиной, а сами они, грязные и мучимые голодом, имели плачевный вид: тела все в язвах и синяках, волосы, бороды и одежда кишели вшами. Неподалеку ждали две свежевырытые могилы. На пленников молча взирала кучка местных жителей. Обычно в этом отдаленном, все еще средневековом по своему укладу караванном городе казни не привлекали большого внимания, ибо при жестоком и деспотическом правлении эмира подобное происходило достаточно часто. Однако сегодня все обстояло иначе, поскольку двое мужчин, стоявших на коленях под палящим полуденным солнцем у ног палача, были британскими офицерами.
На протяжении нескольких месяцев они по воле эмира томились в темной зловонной яме под глинобитной крепостью, и компанию им составляли разве что крысы и разные личинки. А теперь эти двое – полковник Чарльз Стоддарт и капитан Артур Конолли – готовы были вместе принять смерть за четыре тысячи миль от дома, на том самом месте, где нынешние иностранные туристы выходят из русских автобусов, не подозревая о событиях вековой давности. Стоддарт и Конолли платили цену за свое участие в чрезвычайно опасной операции – Большой игре, как называли ее те, кто играл в нее, рискуя собственной жизнью. Ирония судьбы заключалась в том, что именно Конолли первым употребил это словосочетание, хотя обессмертил его много лет спустя Киплинг в своем романе «Ким».
Первым в то июньское утро полагалось умереть Стоддарту, а его товарищу предстояло наблюдать за казнью. Полковника направила в Бухару Ост-Индская компания, желавшая заключить с эмиром союз против русских, чье продвижение в Центральную Азию вызывало немалые опасения относительно их будущих намерений. Однако обстоятельства сложились крайне неудачно. Когда Конолли, добровольно вызвавшийся освободить товарища по оружию, прибыл в Бухару, он в конце концов тоже очутился в мрачной подземной тюрьме эмира. Спустя мгновение после казни Стоддарта обезглавили и Конолли; останки этих британских офицеров покоятся, вместе с останками многих других жертв эмира, на неприглядном, полузаброшенном кладбище неподалеку от дворцовой площади.
Стоддарт и Конолли принадлежали к немалому числу тех армейских офицеров и исследователей, британских и русских, которые на протяжении большей части столетия участвовали в Большой игре; их увлекательные приключения и невзгоды составляют значительную часть содержания данной книги. Огромная шахматная доска, на которой разворачивалась эта теневая схватка за политическую власть, простиралась от снежных пиков Кавказа на западе через бескрайние пустыни и горные массивы Центральной Азии до китайского Туркестана и Тибета на востоке. Главным же призом – чего изрядно опасались в Лондоне и Калькутте и на что очень надеялись служившие в Азии честолюбивые русские офицеры – была Британская Индия.
Все началось в первые годы XIX века, когда русские войска стали с боями прокладывать путь на юг через Кавказ, населенный тогда безжалостными мусульманскими и христианскими племенами, в сторону Северной Персии. Этот порыв, сходный с великим походом русских на восток через Сибирь двумя столетиями ранее, как будто не представлял собой серьезной угрозы британским интересам. Да, Екатерину Великую и вправду забавляла мысль о покорении Индии, а сын императрицы Павел в 1801 году действительно отправил в те края силы вторжения[5], но этот экспедиционный корпус спешно отозвали обратно после скорой кончины Павла. Впрочем, в те дни практически никто не воспринимал русские потуги всерьез: ближайшие пограничные посты России находились слишком далеко, чтобы по-настоящему угрожать владениям британской Ост-Индской компании.
Однако в 1807 году в Лондон поступили разведывательные донесения, существенно обеспокоившие британское правительство и директорат компании. Наполеон Бонапарт, воодушевленный чередой блестящих военных побед в Европе, предложил наследнику Павла, царю Александру I, совместно вторгнуться в Индию и избавиться от британского владычества[6]. Он посулил Александру, что объединение сил позволит покорить весь мир и в дальнейшем поделить его между двумя державами. Для Лондона и Калькутты не было тайной, что Наполеон уже давно присматривался к Индии. Вдобавок он жаждал отомстить англичанам за унизительное поражение, нанесенное его соотечественникам на ранних этапах борьбы за обладание этой территорией[7].
План, от дерзости которого захватывало дух, состоял в том, что 50 000 французских солдат следовало пересечь Персию и Афганистан, а затем соединиться с казаками Александра для решительного броска через реку Инд в Индию. План не учитывал местных особенностей: действовать предстояло вовсе не в Европе с ее обилием провианта, дорогами, мостами и умеренным климатом; Наполеон слабо представлял себе те жуткие препятствия, которые ожидали его армию, пошедшую таким маршрутом. Отсутствие знаний о землях, по которым предполагалось провести силы вторжения (а ведь там простирались огромные безводные пустыни и вздымались горные хребты), было свойственно и англичанам: последние прибывали в Индию по морю и потому уделяли мало внимания стратегическим сухопутным маршрутам, сосредоточившись на охране морских путей.
Теперь их спокойствию пришел конец. Пускай русские сами по себе не казались серьезной угрозой, объединенные силы Наполеона и Александра были гораздо опаснее, особенно если их возглавит какой-либо генерал, не уступающий французскому императору в полководческом гении. Полетели поспешные приказы о тщательном изучении и нанесении на карты всех дорог, по которым агрессор мог бы достичь Индии; военное руководство Ост-Индской компании желало знать, где лучше всего остановить и разгромить противника. Одновременно к персидскому шаху и афганскому эмиру, через земли которых предстояло пройти агрессору, направили дипломатические миссии – в надежде отговорить этих властителей от каких-либо связей с врагом.
Угроза так и не воплотилась в жизнь, поскольку Наполеон с Александром вскоре рассорились. Когда французы вторглись в Россию и вошли в горящую Москву, об Индии временно забыли. Но после изгнания Наполеона (с изрядными потерями) обратно в Европу, для Индии возникла новая угроза. На сей раз ее олицетворяли самоуверенные и честолюбивые русские, и складывалось впечатление, что теперь отбиться не получится. Когда закаленные в боях русские войска возобновили южный марш через Кавказ, опасения за безопасность Индии серьезно возросли.
Разгромив кавказские племена, в длительном и отчаянном сопротивлении которых участвовала и горстка англичан[8], русские перевели свой алчный взор на восток. В обширном районе гор и пустынь к северу от Индии лежали древние мусульманские ханства – Хива, Бухара и Коканд. По мере продвижения русских тревога в Лондоне и Калькутте неуклонно нарастала. Этой огромной, политически ничейной земле вскоре предстояло стать ареной приключений честолюбивых офицеров и исследователей обеих сторон, занятых составлением карт перевалов и пустынь, по которым пришлось бы передвигаться армиям в случае войны.
К середине девятнадцатого столетия Центральная Азия уже не сходила с газетных полос, так как древние караванные города и ханства на бывшем Шелковом пути поочередно попадали в руки русских. Едва ли не каждая неделя приносила новости о том, что верховые казаки, выступавшие наконечником русского «копья», все ближе и ближе к плохо защищенным границам Индии. В 1865 году русскому царю покорился большой укрепленный город Ташкент. Три года спустя сдались Самарканд и Бухара, а еще через пять лет русские со второй попытки овладели Хивой. Потери от русских пушек среди отважных, но недостаточно благоразумных для отказа от сопротивления защитников города были ужасающими. «В Азии, – объяснял один русский генерал, – чем сильнее бьешь, тем дольше местные будут смирными»[9].
Несмотря на постоянные заверения Санкт-Петербурга об отсутствии враждебных намерений в отношении Индии и слова о том, что очередное наступление уже точно последнее, многим сторонним наблюдателям казалось, что все это этапы общего устремления подчинить власти русской короны всю Центральную Азию. А после осуществления этого плана, как думали, начнется финальное наступление на Индию, на величайшее сокровище Британской империи. Ни для кого не было секретом, что наметки такого вторжения составляли наиболее талантливые русские полководцы, а численности армии вполне хватало для реализации этой затеи.
По мере сближения двух линий фронта Большая игра становилась все азартнее. Вопреки опасностям, главным образом со стороны враждебных племен и правителей, совершенно не ощущалось недостатка в бесстрашных молодых офицерах, готовых рисковать жизнью по ту сторону границы, чтобы заполнять белые пятна на картах, следить за передвижениями русских и пытаться завоевать расположение недоверчивых ханов. Как уже отмечалось, Стоддарт и Конолли далеко не единственные не вернулись живыми с коварного севера[10]. Большинство участников этой теневой схватки составляли профессионалы, офицеры британской Индийской армии или политические агенты, которых начальники в Калькутте отправили для сбора сведений любого рода. Также хватало и любителей, не менее способных и дерзких; зачастую это были состоятельные путешественники, пожелавшие, по выражению одного из царских министров, «ввязаться в турнир теней»[11]. Одни маскировались, другие же не прятали регалий.
Некоторые районы считались чересчур опасными или политически слишком неудобными для того, чтобы там появлялись европейцы, даже под чужой личиной. Тем не менее ради защиты Индии эти районы следовало изучить и нанести на карту. Вскоре было найдено оригинальное решение: тайным техникам наблюдения стали обучать индийских горцев, людей недюжинного ума и отменных способностей; далее их перебрасывали через границу под видом мусульманских проповедников или буддистских паломников. Таким образом, зачастую с немалым риском для жизни, они тщательнейшим образом нанесли на карты тысячи квадратных миль прежде не обследованных территорий. Русские, со своей стороны, использовали монгольских буддистов для проникновения в местности, считавшиеся слишком опасными для европейцев.
Что бы ни утверждали историки сегодня в ретроспективе, в ту пору русская угроза Индии представлялась вполне реальной. В конце концов, она казалась очевидной для всякого, кто удосужился бы взглянуть на карту. Четыре столетия подряд Российская империя неуклонно расширялась – со скоростью приблизительно 55 квадратных миль в день, или около 20 000 квадратных миль в год. В начале XIX века Российскую и Британскую империи разделяло в Азии более 2000 миль. К концу столетия это расстояние сократилось до нескольких сотен миль, а в отдельных областях Памира не превышало двух десятков миль. Поэтому нет ничего удивительного в страхах, будто казаки соскочат наземь из седел, как только Индия тоже станет русской.
Помимо профессионалов, вовлеченных в Большую игру, в Британии появилось множество стратегов-любителей, следивших за ней со стороны и щедро раздававших советы в потоке книг, статей, страстных брошюр и писем в газеты. По большей части эти комментаторы и критики были ярыми русофобами и придерживались «ястребиных» взглядов. Они утверждали, что единственный способ остановить продвижение русских заключается в «упреждающей» политике. Под этим подразумевалось действие на опережение – либо вторжение, либо создание покладистых «буферных» государств-сателлитов на вероятных путях русского наступления. К числу сторонников этой политики принадлежали также честолюбивые молодые офицеры Индийской армии и сотрудники политического департамента, охотно включившиеся в новое бодрящее состязание в пустынях и на перевалах Центральной Азии. Это состязание сулило приключения и продвижение по службе – возможно, даже особое упоминание в имперской истории. Альтернативой же была скука полковой жизни на душных и знойных равнинах Индии.
Впрочем, далеко не все были убеждены, что русские намерены вырвать Индию из британских рук или что они в военном отношении способны на подобное свершение. Эти противники упреждающей политики считали, что наилучшей защитой Индии служит ее уникальное географическое положение – в окружении могучих горных хребтов, при обилии полноводных рек, широких безводных пустынь и многочисленных воинственных племен. Когда, преодолев все эти препятствия, русские войска достигнут Индии, они, как утверждалось, настолько ослабнут, что будут уже не в состоянии тягаться с поджидающей британской армией. Потому более разумно вынудить противника чрезвычайно растянуть линии коммуникаций, но не делать того же самим. Такая политика – «оборонительная», или «политика искусного бездействия», как ее называли, – обладала дополнительным преимуществом: по расчетам, она обходилась гораздо дешевле, чем соперничающая с ней упреждающая. Однако для каждой из обеих политик должно было подойти свое время.
По возможности я в своем изложении старался передать историю не через исторические или геополитические нарративы, а через судьбы отдельных людей, принимавших участие в великой схватке империй – как с той, так и с другой стороны. Моя книга не притязает на освещение истории англо-российских отношений того времени. Это уже тщательно проделано такими видными современными британскими и американскими историками, как Андерсон, Глизон, Ингрем, Марриот и Япп, чьи работы указаны в приводимой библиографии. Также в моей книге не найти анализа сложных, непрерывно менявшихся отношений Лондона и Калькутты. Эта тема – безусловно, заслуживающая внимания – скрупулезно исследована в многочисленных исторических работах о Британской Индии; совсем недавно к ней обратился сэр Пендерел Мун[12] в своем монументальном исследовании (объемом в 1235 страниц) «Британское завоевание и правление в Индии».
Повествуя главным образом о людях, моя книга изобилует множеством действующих лиц. В ней присутствует более сотни персонажей, а охватывает она срок жизни минимум трех поколений. Начинается она историей Генри Поттинджера и Чарльза Кристи в 1810 году, а заканчивается историей Френсиса Янгхасбенда почти столетие спустя. Упоминаются и русские участники игры, столь же талантливые и дерзкие, как и их британские противники, – от бесстрашного Муравьева и загадочного Виткевича до могучего Громбчевского и коварного Бадмаева. Придерживаясь совершенно противоположной точки зрения на эти события, современные советские исследователи проявляют заметный интерес к подвигам своих участников этой игры и испытывают за них известную гордость. Не придумав собственного подходящего названия для этих событий, некоторые русские рассуждают о «Большой игре» (калька с Great Game). Описывая подвиги британцев и русских, я старался оставаться предельно объективным, дабы факты говорили сами за себя, а оценки пусть выносят читатели.
Пусть совокупность событий Большой игры не является чем-то особенным в контексте мировой истории, из нее, по крайней мере, явствует, что за последнюю сотню лет в регионе мало что изменилось. Захват посольств неистовствующими толпами, убийства дипломатов, отправка боевых кораблей в Персидский залив – все это видели наши викторианские предки. В самом деле, заголовки нынешних газет зачастую неотличимы от тех, что публиковались сто и больше лет назад. Похоже, мы сумели извлечь немного пользы из болезненных уроков прошлого. Вспомни русские в декабре 1979 года о печальном опыте англичан в Афганистане в 1842 году при довольно схожих обстоятельствах, они вряд ли угодили бы в ту же ужасную ловушку, унесшую жизни 15 000 молодых русских парней[13], не говоря уже о неисчислимом количестве невинных афганских жертв. Москва слишком поздно поняла, что афганцев победить нельзя. Они не только не утратили своих устрашающих боевых способностей, особенно на той территории, которую выбирают для сражений сами, но и быстро освоили новейшие методы ведения военных действий. Смертоносные длинноствольные ружья – джезайли, – которые в свое время сеяли смерть в рядах британских красных мундиров, нашли достойное современное продолжение в реагирующих на тепло «стингерах», столь смертоносных для русских штурмовых вертолетов.
Могут возразить, что Большая игра в действительности никогда не прекращалась, что она была всего-навсего предшественницей холодной войны наших дней и питалась теми же страхами, подозрением и непониманием. Что ж, люди вроде Конолли и Стоддарта, Поттинджера и Янгхасбенда без труда узнали бы в схватке XX века свою собственную, разве что с куда более высокими ставками. Подобно холодной войне, Большая игра также имела свои периоды detente[14], пускай они никогда не затягивались надолго (и это повод удивиться постоянству сегодняшних улучшившихся отношений между странами). Поэтому и поныне, спустя более восьмидесяти лет со дня ее официального окончания в результате подписания англо-российской конвенции 1907 года, Большая игра все еще остается угрожающе актуальной.
Перед тем как взойти на заваленные снегом перевалы и проникнуть в коварные пустыни Центральной Азии, где развивается действие этой книги, следует обратиться к русской истории семивековой давности. Ведь именно тогда случился катаклизм, оставивший неизгладимый отпечаток на русском характере. Он не только породил у русских непреходящий страх окружения, будь то перед кочующими ордами или ядерными ракетами, но и разбудил в них неудержимое стремление на восток и юг – в Азию, к возможному столкновению с Великобританией в Индии.