Марта
.
День Рождения
Не любите ли Вы дней рождений, так же сильно, как не люблю их я?
Я сидела за столиком у окна маленького кафе с претенциозным названием «Монамур». Семь часов вечера пятницы. За окном сыпет снег и бегут куда-то подгоняемые холодным ветром прохожие. Им нет дела до меня, а мне до них. Полное взаимопонимание.
Разве два месяца назад, выйдя из душно натопленного вагона поезда я могла подумать, что будет так? Конечно, нет. Как и у всякой провинциальной девушки, приехавшей в большой город, в голове моей гулял ветер перемен и сладких надежд. Мама, моя милая, такая понимающая мама, лишь снисходительно улыбалась, поглядывая на мое одуревшее от счастья лицо.
– Осторожнее, дочь, – сказала она мне тогда, на перроне. – Этот город умеет кружить головы, но дорого берет.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – загадочно улыбнулась она и подхватила мой маленький красный чемодан. – Идем, нам еще нужно тебя устроить.
Мама долго не хотела отпускать меня сюда, а когда поняла, что выхода нет, что я сбегу сама, рано или поздно, решила ехать со мной, чтобы помочь обосноваться на новом месте.
Мы сидели в темноватом привокзальном кафе, пропахшем застарелыми ароматами жареных пирожков и не слишком хорошего кофе и изучали объявления о сдаче жилья. На покрытом затертой скатертью из кружевного полиэтилена, столе, остывал в безликих чашках слабенький невкусный кофе.
Я, буквально бредившая этим городом последние год, и изучившая каждый его район с помощью интернета, хотела жить непременно в Старом Городе. Чтобы фасады с лепниной, узкие улочки, арки и легенда в каждой подворотне. Поэтому узнавая адрес сдающейся квартиры, сверялась с картой. Мне понравился уже второй вариант из пяти отобранных и вот, мама звонит квартирной хозяйке и мы едем смотреть жилье. У меня с лица не сходит дурацкая улыбка и от волнения мокрые ладони.
Все оказалось так, как я и мечтала – от трамвайной остановки нужно пройти в арку, пересечь маленький дворик с детской площадкой и чахлыми деревцами. Домофона не было и мы, толкнув тяжелую деревянную дверь, вошли в полутемное парадное. Широкие истертые ступени, витые старые перила лестницы и древний застоявшийся запах пыли, еды, табака и кошек.
Третий этаж, дверь налево.
Нас встретила хозяйка – дама далеко за сорок, очень молодящаяся, полная и удушливо благоухающая ароматом жасмина. Она приветливо улыбалась мне, маме и показывая скромное жилье, ловко перескакивала с одной темы на другую.
Пока мама поддерживала беседу, я сунула нос во все углы и мне понравилось. Нравился старый ремонт, пожелтевшие от времени обои, допотопная полированная мебель, поскрипывающий истертый паркет, кухня, длинная, как вагон метро, забавная пятиугольная комната, узкий, продуваемый всеми ветрами балкончик и, даже потемневшая от времени ванная, казались мне милыми.
Наверное, кружилась голова от того, что мечта моя вот-вот должна была сбыться. Ну, и совсем смешная цена за аренду, соблазняла.
– Мам, я хочу здесь жить! – сообщила я, когда хозяйка оставила нас двоих в кухне, что бы мы «посовещались».
Мама задумчиво обвела глазами выкрашенные серой масляной краской неровные стены и покачала головой:
– Дочь, давай поищем еще.
– Но мам! Это то, что я хотела! И район! И остановка близко, и метро! И самое главное – цена! Хозяйка просит просто смешные деньги!
– Вот это и странно! Даже беря во внимание древнюю обстановку и отвратительный запах табака, мне не понятна такая дешевизна, – мама недовольно сморщила нос и с неприязнью пошаркала ногой, обутой в изящный сапог, по старым плиткам кухонного пола.
– Она же сказала – это потому, что все хотят новое! – я всплеснула руками, не зная, как объяснить, что хочу жить здесь и только здесь. – Инстаграмные модные интерьеры и все дела.
– И поэтому она готова взять за полгода столько, сколько другие берут за два месяца? Странная доброта для человека, который хочет заработать на сдаче в аренду жилья.
– Мам, ты придираешься!
– Наверное, – мама улыбнулась и поправила пышные светлые волосы.
Она у меня очень красивая и выглядит для своих лет просто потрясающе, не прикладывая особых усилий. Большинство ее ровесниц превратились в расплывшихся брюзжащих теток, а моя мама оставалась стройной, улыбчивой и очаровательной. Мужчины теряли головы, стоило ей лишь улыбнуться – чуть-чуть, уголком рта и все – открывались двери, протягивались руки, тяжелые сумки подхватывались и много чего еще делалось одной этой улыбкой.
Я не унаследовала ни ее красоты, ни очарования. Вышла худой, маленькой и угловатой. Наверное, в отца. Я его не знала. У нас не было ни одного его фото. Мама говорила, что у меня его глаза и скулы. И… Она никогда не обманывала меня на его счет – с малых лет я знала, что папа умер, так и не узнав о моем рождении. Замуж мама больше не вышла, хотя поклонники до сих пор оббивали порог нашего уютного дома на окраине городка.
Я сняла квартиру, заплатив за полгода вперед – столько я давала себе на поиски счастья. Мама пробыла со мной неделю, помогая обжиться на новом месте. А потом, когда я провожала ее на вокзал, она улыбнулась грустной улыбкой, от которой неприятно защемило сердце и сказала:
– Почаще звони, поняла?.. Если что-то пойдет не так, немедленно все бросай и возвращайся! Билет я всегда смогу тебе купить, слышишь? Пообещай!
– Мааам! – проныла я, напуганная этими словами и готовая прямо сейчас запрыгнуть в поезд и бросить свою мечту к чертовой матери.
– Держи. Талисман тебе на счастье, – теплая рука вложила в мою ладонь кожаный шнурок с подвеской из светлого металла в виде воющего на луну волка. – Помни, что я люблю тебя, Мышка, и всегда помогу.
Я почувствовала, как глаза наполнились слезами и уткнулась в пропахшее терпкими духами мамино пальто.
Поезд увез единственного близкого мне человека, и я осталась один на один с городом.
Вот уже два месяца я живу в городе своей мечты, который на поверку оказался мрачным серым монстром с тяжелым запахом уличного смога и мочи из грязных парадных. Если и есть в нем романтика, то она соткана далеко не из туманных кружев над рекой и сусального золота церковных куполов. Это романтика кладбищ с покосившимися надгробиями, это романтика с металлическим привкусом крови, с пением скрипки, летящим над грязной площадью, с хриплым дыханием убийцы за спиной…
Город обострил чувства. Научил замечать неважные раньше детали. Хватать с жадностью обрывки чужих разговоров, анализировать людей, которых я больше никогда не встречу, строить предположения, продолжать чужие диалоги, придумывать целые жизни случайным прохожим. Одиночество стало моей платой за мечту. И, я не думала, что эта плата будет так тяжела.
Я устроилась на работу по объявлению, найденному на одном из сайтов. Опыта у меня не было, но очень зацепило то, что бюро переводов, куда требовался переводчик находилось почти рядом – в моем же районе. Я отослала резюме, выполнила тестовое задание и, признаться, была немного удивлена, когда мне перезвонили и пригласили на собеседование.
Помню, как ехала сверяясь с навигатором в телефоне переживая и нервничая до такой степени, что едва не пропустила свою остановку.
– Аверченко Вениамин Станиславович, – он был тучный, белоснежно-седой и с таким проницательным взглядом, что я в оцепенении вжалась в кресло по ту сторону массивного стола. – Владелец и директор бюро переводов.
Он отвел от меня голубые глаза, скосив их на экран тонкого ноутбука на столе.
– Вы, значит… Мария Александровна… Эммм… Эммм… Опыта нет?
– Нет, – я беззвучно шевельнула губами.
– Почему?
– Я, – первое слово получилось сиплым шепотом. – Я недавно закончила институт… В резюме указано…
– И приехали сюда, – продолжил седой великан подглядывая в монитор. – Ну что же? … Ну что же?…
Он для чего-то повторил фразу второй раз и замолк. Обернулся, глядя в окно, за которым моросил ледяной серый дождь. Снял с переносицы очки, пожевал дужку, словно пробуя решение на вкус.
– Значит так, Мария, – Вениамин Станиславович захлопнул ноутбук и посмотрел на меня. – Моему агентству больше двадцати восьми лет. Мы многое пережили. Наш коллектив устоялся. Качество наших переводов на той высоте, которая удерживает клиентов с нами много лет… Я возьму тебя на испытательный срок. Месяц. Посмотрим, как ты будешь стараться. Работу я проверяю лично, поэтому никакой халтуры. Не потерплю!
– Я согласна, – кажется, это было немного поспешно, но мне вдруг отчаянно захотелось доказать ему, что я не халтурщик.
– Рабочий день с 9 до 18. Час обеда. С понедельника по пятницу. Праздники по календарю. Отпуск и больничные согласно КЗоТ… Опоздания запрещены и наказываются штрафом.
– Я понимаю!
– Хорошо бы, – строго посмотрел меня Аверченко. – За прогулы – увольнение. За халтуру штраф. Любое отсутствие на рабочем месте должно быть оправдано веской причиной. Завтра жду тебя здесь к девяти ноль-ноль.
Вот так. Будто в тумане. Я помню, как вышла из агентства под дождь ещё не понимая, что произошло. Понимание пришло только дома, когда я стала прикидывать на сколько ставить будильник, чтобы не опоздать.
Помню, как радовалась. Наконец-то! У меня будет работа! Завтра я познакомлюсь со своими коллегами и… И конец уже моему одиночеству! Можно будет болтать, и ненавязчиво узнавать о городе… Может быть даже ходить куда-то вместе после работы или по выходным. Интересно, что за люди мои коллеги?
Я предвкушала первый рабочий день так, как в детстве ждёшь поход в театр или парк аттракционов.
Тем больнее было разочарование.
– Ну, Мария, – шеф подвёл меня к двери и распахнул, пропуская вперёд. – Знакомься.
Я вошла. Комната в два окна. Довольно светлая, как мне тогда показалось, но очень плотно заставлена офисной мебелью. Шкафы вдоль стен и столы – вот, что бросилось мне в глаза с первого взгляда.
– Это наш новый стажёр, – голос Аверченко гудел сверху. – А потом, возможно, и постоянный сотрудник. Мария. Знакомьтесь. Устраивайтесь. Потом зайдете ко мне.
Я переводила взгляд с одного "коллеги" на другого. Вернее – других. Их было четверо. Мужчина с лицом ещё не старым, но изрядно помятым. Того красноречивого кирпичного оттенка, какой бывает у людей злоупотребляющих много лет спиртным.
Женщины же были вполне заурядны и всем им было где-то около шестидесяти. Плюс-минус лет десять.
– Вон тот стол свободен, – оглядев меня внимательными черными глазками поверх очков одна из дам махнула в сторону дальнего окна изящной ручкой в перстнях.
– Спасибо, – больше всего мне хотелось бы развернуться на 180 и сбежать. Но это конечно, было бы глупо. Отказываться от работы только потому, что ваши коллеги годятся вам в бабушки – так себе мотив. Поэтому я поправила на плече лямки рюкзака и направилась к столу.
– А что же вы, – дребезжащий голосок настиг едва я водрузила на стол рюкзак. – Что же вы, милочка, не нашли более молодежной работы?
В вопросе сквозила издевка. Я подняла глаза – хозяйка голоска с волосами цвета переваренной моркови и алыми, как кровь девственниц губами смотрела с усмешкой.
– У вас опыт-то есть? – третья – моя соседка по столу, крашенная коротко стриженная блондинка с затейливо повязанным вокруг шеи палантином, выглядела дамой колючей, но серьезной.
– Какой опыт, Альбиночка! – рыжая захихикала. – Она же только после института! Видно, что совсем зелёная! Поднаберется опыта и "Привет!" Найдет местечко потеплее. А то и вовсе – сядет дома и будет переводить. Это мы, дорабатываем по старинке, потому что иначе не умеем. А молодые…
Тогда я не знала, что этот разговор про "молодых" и теплые места, которые, конечно, не здесь, происходит в разных вариациях почти каждый день и является утренним ритуалом. Таким же, как перемывание костей домашним и чашечка кофе.
Каждый будний день в 8:45 я выходила из красного дребезжащего трамвая на остановке "Университет", перебегала по пешеходному переходу дорогу и сворачивала в кованые железные ворота. Шла через густо засаженный старыми деревьями дворик к зданию выкрашеному в цвет желто-оранжевый, словно выгоревшее куриное яйцо, лавируя между припаркованными тут и там автомобилями. Вот указатель "Ремонт обуви", табличка "Нотариус" и неприметная черная дверь с лаконичным золотым по красному "Бюро переводов". Я спускалась по стертым ступенькам и входила в узкий коридор, пахнущий бумагой и кофе. Толкала деревянную дверь налево и оказывалась в "офисе". Вешала куртку на хромированную напольную вешалку, заглядывала в крошечную кухню, чтобы включить чайник и спешила к своему столу у дальнего окна. Включала компьютер, надевала дутую жилетку – здесь ужасно дуло и просматривала в рабочем блокноте задачи на день.
Медленно подходили коллеги. Я пила согревающий утренний кофе и в пол уха слушала, как «старожилы» перекидывались новостями, сплетнями, рассказами о причудах домашних или тихо роптали на шефа.
Шеф имел особенность лично контролировать работу каждого, для чего ежедневно вызывал в кабинет «с докладом об успехах». Ропот обычно был на одну и ту же тему «Когда все переводчики работают удаленно, мы должны тащиться сюда».
Брюзжать начинал Комаров – частенько по утрам его мучило похмелье, которое, конечно, лучше лечить лежа на диване, а никак не в душном кабинете, под пристальным вниманием шефа и ядовитых коллег.
Брюзжание Комарова подхватывала жгуче-черная Вероника Пална, которой хотелось "видеть, как растут внуки". В разговор тут же включалась Наталья Арнольдовна – морковно-рыжая, страстная любительница кошек – у нее без присмотра целый день оставались три престарелых кота. И всякий раз, в конце рабочего дня она вздыхала, застегивая пальто "Ох, хоть бы никто не сдох!" Соседка моя Альбина Витальевна, была не многословна, и если и вклинивалась в разговор, то с таким едким замечанием, что остальным после было просто нечего сказать.
Меня, в силу возраста, а значит, скудного опыта, редко рассматривали, как потенциального собеседника. Наши с коллегами разговоры в основном вертелись вокруг рабочих моментов. И все же, не смотря на все это, мне нравилось просыпаться утром и выходить из дома не куда-нибудь, а по делу.
Я пыталась выстраивать свою новую жизнь, успокаивая себя тем, что друзья дело наживное. Это придет. Пока надо осваиваться на новом месте.
В 18:00 рабочий день заканчивался. Я никогда не спешила домой в пыльную маленькую квартиру с истертым скрипучим паркетом и сквозняками. В ней постоянно выбивает пробки и кран по утрам плюется ржавой вонючей водой. Единственный плюс – подоконники. Широкие огромные подоконники, на которых приятно сидеть, завернувшись в плед и глазеть на квадрат двора внизу, затягиваясь сигаретой.