Перегрузка - читать онлайн

Глава 1

Жара!

Жара, удушающая, будто несколько слоев теплых одеял. Она захватила всю Калифорнию – от границы с Мексикой на юге до величественных Кламатских лесов на севере, где потихоньку переползала в Орегон. Жара угнетала и выматывала. Четыре дня назад область низкого атмосферного давления в тысячу миль длиной и три сотни миль шириной сухим, раскаленным воздухом плотно, словно курица-наседка, накрыла собой Золотой штат. Была среда, обычный июльский день – тот самый, когда, по прогнозам, тихоокеанский фронт должен был оттеснить теплые воздушные массы на восток и принести с собой немного прохлады, а на северном побережье и в горах – даже небольшие дожди. Напрасные надежды. К часу пополудни жители Калифорнии продолжали изнывать от сорокаградусной жары без малейшей надежды на облегчение.

Шесть миллионов кондиционеров мерно гудели в городах и пригородах, заводах и офисах, магазинах и жилых домах. В тысячах фермерских хозяйств Центральной долины – этой житницы мира – электрические насосы без устали перекачивали воду из глубоких скважин, чтобы напоить измученный жаждой скот и полить сохнущие посевы: зерновые, виноград, цитрусовые, люцерна, кабачки и множество других растений отчаянно жаждали влаги. На полную мощность работали холодильники и морозильные камеры, набитые продуктами. И вдобавок калифорнийцы – изнеженные, избалованные, привыкшие к комфорту, одержимые автоматизацией калифорнийцы, бездумно жгущие киловатты, – продолжали тратить электроэнергию на повседневные нужды.

К жаре Калифорнии было не привыкать: подобные времена штат переживал не раз, – но никогда еще не потреблял столько электричества.

– Ну вот и все, – сказал главный диспетчер, хотя вслух этого можно было и не произносить. – Горячий резерв закончился.

Все вокруг это уже понимали – и рядовые работники, и руководство компании, собравшееся в диспетчерском пункте «Голден стейт системс». Компания, которую обычно называли сокращенно «ГСС», была гигантской – своего рода «Дженерал моторс» на рынке коммунальных услуг. Ее колоссальные ресурсы на две трети покрывали потребность Калифорнии в электричестве и природном газе. ГСС была такой же неотъемлемой частью калифорнийской жизни, как солнце, апельсины и вино, – и именно так, как к чему-то само собой разумеющемуся, все к ней и относились. Богатая и уверенно стоящая на ногах, ГСС порой казалась настолько вездесущей, что нередко ее название в шутку расшифровывали как «Господни свет и сила».

Главный диспетчерский пункт ГСС прятался под землей, в надежно защищенном бункере, который, как выразился однажды кто-то из посетителей, напоминал помесь операционной с мостиком океанского лайнера. Самым заметным элементом был пульт управления, располагавшийся на помосте высотой в пару ступенек, там трудился главный диспетчер с шестью ассистентами. Окружающие стены представляли собой мешанину приборов и схем: блоки рубильников, подсвеченные цветными огоньками карты с линиями электропередачи и подстанциями, и индикаторы текущего статуса для двухсот с лишним генераторных установок на девяноста четырех объектах компании, разбросанных по всей Калифорнии. Благодаря особой акустике помещения здесь было тихо, хотя работа кипела вовсю: шестеро ассистентов непрерывно следили за постоянно меняющимся массивом информации.

– Вы уверены, что мы не можем закупить больше энергии? – спросил довольно высокий мускулистый мужчина без пиджака, стоявший возле помоста.

Ним Голдман, вице-президент по планированию и помощник председателя совета директоров ГСС, от жары ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы на рубашке. В просвет были видны волосы на груди – такие же черные и курчавые, как на голове, с легкой проседью. Глаза на раскрасневшемся лице смотрели с прямотой, властностью и – обычно – искрой веселья, хотя сейчас веселья не наблюдалось. Ниму Голдману было под пятьдесят, но выглядел он моложе своих лет; впрочем, и этого сегодня почти не было заметно. Вот уже несколько дней ему приходилось сидеть на работе до полуночи, а затем просыпаться в четыре утра. На выбритых до завтрака щеках успела отрасти короткая щетина. Как и все остальные в диспетчерской, Ним обливался потом – отчасти от психологической нагрузки, отчасти от того, что кондиционер последние несколько часов работал на минимальной мощности. Компания следовала собственному призыву, который настойчиво транслировали по радио и телевидению: сократить потребление электричества из-за серьезнейшего энергетического кризиса. Увы, судя по графику, очевидным образом ползущему вверх, призывы не подействовали.

Главный диспетчер – седой как лунь, он работал в компании с незапамятных времен – отреагировал на вопрос о закупках с некоторой обидой. Последние пару часов двое его подчиненных непрерывно висели на телефоне, будто городские сплетницы, пытаясь купить излишки электроэнергии в других штатах или в Канаде.

– Мы забираем у Орегона и Невады каждый свободный киловатт, мистер Голдман. Тихоокеанская линия загружена полностью. Аризона нам помогает, но у них самих проблемы. Завтра они хотели покупать у нас.

– Я сказала, что шансы равны нулю, – вставила одна из диспетчеров.

– Нам хватит ресурсов на сегодня? – нарушил молчание Дж. Эрик Хамфри, председатель совета директоров, оторвавшись от оперативной сводки, которую читал с монитора. Даже в такой момент ему не изменяла выдержка коренного бостонца: интеллигентный голос звучал негромко, а спокойствие было непроницаемым, как броня. Хамфри прожил в Калифорнии тридцать лет и построил здесь успешную карьеру, однако свойственная Западному побережью непринужденность оказалась бессильна против полученного в Новой Англии воспитания. Невысокий, худощавый, ухоженный, с контактными линзами в глазах и всегда безупречно одетый, председатель и сегодня, в изнуряющую жару, щеголял в темном костюме-тройке и, кажется, даже не взмок.

– Не похоже, сэр. – Главный диспетчер закинул в рот очередную таблетку гелусила – бог знает какую по счету за сегодняшний день. Из-за постоянного стресса на работе диспетчеры вечно глотали таблетки от изжоги, и компания, заботясь о сотрудниках, поставила для них бесплатный диспенсер.

– Разве что совсем впритык – и то, если повезет, – добавил Ним Голдман, обращаясь к председателю.

Диспетчер был прав: ГСС задействовала абсолютно весь свой горячий резерв. Никто не говорил вслух того, что и так было известно всем присутствующим: как у любой энергетической компании, резерв «Голден стейт» делился на горячий и холодный. Горячий составляли генераторы, работающие на малых оборотах, которые можно моментально разогнать до полной мощности; холодный – установки в режиме ожидания, способные выдать полную мощность за десять-пятнадцать минут.

Час назад до горячего повысили статус последнего холодного резерва – двух газовых турбин на электростанции под Фресно, по шестьдесят пять тысяч киловатт каждая.

Турбины привели в движение, и к этому моменту они также работали на максимуме. Резервы были исчерпаны полностью.

Голос подал грузный мужчина угрюмого вида, с лицом как на старинной пивной кружке и кустистыми бровями, который внимательно прислушивался к обмену репликами между председателем совета директоров и диспетчером.

– Чертовы метеорологи! Если бы нам дали нормальный прогноз на сегодня, мы бы подготовились! – Рэй Паулсен, вице-президент по энергоснабжению, в раздражении отошел от стола, где вместе с другими разглядывал кривые потребления электроэнергии, сравнивая сегодняшние показатели с показателями прошлогоднего пика жары.

– Все прогнозы говорили одно и то же, – возразил Ним Голдман. – Я читал вчера вечером газету, слушал утром радио – везде обещали похолодание на сегодня.

– Вот оттуда она все и взяла – из вчерашней газеты! Вырезала ножницами и на карточку прилепила!

Паулсен гневно уставился на Нима, а тот пожал плечами. Ни для кого не было секретом, что эти двое недолюбливали друг друга. Работа Нима, который руководил планированием и одновременно был помощником председателя, давала ему расширенные полномочия, позволявшие вмешиваться в деятельность разных департаментов ГСС. Несколько раз ему довелось, скажем так, вторгнуться на территорию Паулсена, чему тот был бессилен помешать.

– Если вы про меня, Рэй, то хотя бы уж называйте по имени. Я вам не «она».

Все обернулись. На пороге стояла Миллисент Найт – миниатюрная, уверенная в себе брюнетка, возглавлявшая корпоративную метеорологическую службу. Ее появление, впрочем, не было неожиданным: департамент метеорологии, включая кабинет мисс Найт, находился здесь же, отделенный от диспетчерской одной лишь стеклянной перегородкой.

Если кого-то и смутил приход Миллисент Найт, то точно не Рэя Паулсена. Восхождение по карьерной лестнице в «Голден стейт» далось ему нелегко: начинал он тридцать пять лет назад младшим монтажником в бригаде, дослужился до линейного мастера, потом до бригадира – и так далее, до самого верха. Однажды во время метели в горах его сдуло с опоры порывом ветра. Травмированная спина напоминала о себе до сих пор, заставляя Рэя постоянно сутулиться. Компания оплатила молодому Паулсену учебу на вечернем отделении колледжа, он получил диплом инженера, а за долгие годы работы в ГСС изучил компанию вдоль и поперек. Увы, учтивость и хорошие манеры в число его навыков так и не вошли.

– Не пори чушь, Милли! – выпалил он в ответ метеорологу. – Я сказал что думал, как всегда говорю – как мужчине бы сказал. Раз занимаешь мужскую должность, то и говорить по-мужски будь готова!

– Мужчина, женщина – при чем тут это вообще? – возмутилась мисс Найт. – Вы прекрасно знаете, что точность прогнозов у нашего департамента – восемьдесят процентов. Точнее вам не скажут нигде.

– Зато сегодня вы капитально опозорились!

– Ради бога, Рэй! – вмешался Ним Голдман. – Никакой пользы от обвинений нет.

Мистер Хамфри на протяжении стычки не повел и бровью. Иногда казалось, будто председатель совета директоров втайне не против, чтобы его советники были на ножах, если только не страдает работа, хотя сам он, разумеется, никогда бы в этом не признался. В деловом мире существовала теория, будто компании, где царят мир и покой, не развиваются; похоже, к ее сторонникам относился и мистер Хамфри. Впрочем, когда нужно, он умел обрывать все споры.

Строго говоря, в данный момент высшим чинам компании – Хамфри, Голдману, Паулсену – делать в диспетчерской было нечего. Персонала хватало. Порядок действий во внештатной ситуации был выработан давным-давно и известен всем, большинство действий выполнялось автоматически, а для верности под рукой имелись подробные инструкции. Тем не менее в таких сложных, как сейчас, ситуациях диспетчерская с ее возможностью следить за происходящим в реальном времени притягивала руководство словно магнитом.

В воздухе висел главный вопрос: превысит ли потребление электроэнергии ее выработку? Если это случится, то на подстанциях неизбежно сработают защитные выключатели, часть Калифорнии останется без света, и возникнет хаос.

С десяти часов утра ГСС уменьшила напряжение в сети на восемь процентов по сравнению со стандартным. Это позволяло немного снизить потребление, но одновременно означало, что электрические пишущие машинки, фены для волос, холодильники получали на десять вольт меньше, чем обычно, а тяжелое оборудование – на девятнадцать-двадцать. При пониженном напряжении все работало немного хуже, а электромоторы нагревались сильнее и шумели больше. Проблемы возникли и у некоторых компьютеров – те, что не были оборудованы стабилизаторами, автоматически отключились до восстановления нормального питания.

Побочным эффектом стало уменьшение картинки в домашних телевизорах – теперь изображение не достигало границ экрана. Впрочем, серьезного ущерба это не должно было нанести. Освещение тоже слегка померкло – обычные лампы накаливания светили чуть тусклее. Однако дальше снижать напряжение было нельзя. Если уменьшить его больше, чем на восемь процентов, электромоторы начнут перегреваться еще сильнее, выходить из строя и создавать опасность пожара. Так что если принятые меры не принесут эффекта, выход оставался один – ограничение нагрузки, а это значило полное отключение электричества в целых районах.

Все должно было решиться в следующие два часа. ГСС следовало продержаться до вечера, пережив послеобеденный пик нагрузки. Тогда потребление энергии упадет до завтрашнего дня, и все будет хорошо – если, конечно, завтра похолодание все-таки наступит. Но если нагрузка продолжит расти, как росла весь день… может случиться худшее.

Рэя Паулсена нелегко было сбить с выбранного пути.

– Ну так что, Милли, – настойчиво повторил он, – сегодняшний прогноз просто ни в какие ворота, правда же?

– Да, правда. Если вы настаиваете на такой несправедливой и оскорбительной формулировке. – Темные глаза Миллисент Найт сверкнули гневом. – А еще правда в том, что в тысяче миль от берега имеется область высокого атмосферного давления – называется «Гавайский антициклон». Он может влиять на погоду в Калифорнии, и тогда все прогнозы ошибаются на сутки или двое. Или вы настолько поглощены своими электрическими сетями, что не знаете этого элементарного факта? – презрительно добавила она.

– Нет, погодите! – Краска бросилась Паулсену в лицо.

Милли Найт не обратила внимания на его восклицание:

– И еще. Мой отдел добросовестно делает прогнозы. Однако прогноз, если вы забыли, – это именно прогноз, он подразумевает вероятность. Я не предлагала вам закрывать «Магалию-2» на техобслуживание: вы сами приняли решение, – а теперь пытаетесь свалить вину на меня.

Раздались смешки.

– Туше! – сказал кто-то.

То, что остановка «Магалии» усугубила сегодняшнюю ситуацию, понимали все. «Магалия-2», одна из электростанций ГСС к северу от Сакраменто, представляла собой огромный паровой генератор мощностью шестьсот тысяч киловатт. Десять лет, с момента постройки, она приносила компании головную боль. Половину времени генератор не работал вообще – то из-за разрыва труб бойлера, то из-за других, еще более серьезных поломок; последний простой, когда меняли трубы пароперегревателя, продолжался девять месяцев. И даже после этого проблемы не решились окончательно.

Как сказал один из инженеров, поддерживать работу «Магалии-2» – все равно что удерживать на плаву крейсер с пробоиной в борту.

Всю последнюю неделю управляющий станцией умолял Рэя Паулсена позволить ему заглушить «Магалию-2», чтобы починить протекающие трубы, «пока проклятый чайник не взорвался к чертям», как он выразился. Вплоть до вчерашнего дня Паулсен отказывал наотрез: еще до прихода нынешней жары мощности «Магалии-2» были необходимы – на других станциях проводился внеплановый ремонт. Вечная история: приходилось выбирать, что сделать в первую очередь, порой на свой страх и риск. Прошлым вечером, прочитав прогноз о грядущем похолодании, Паулсен дал добро. Генератор остановили немедленно, а через несколько часов, едва бойлер остыл, начались ремонтные работы. К утру «Магалию-2» полностью заглушили, а из труб бойлера вырезали поврежденные секции. И как бы отчаянно в ней ни нуждались теперь, установку не удастся ввести в строй раньше чем через два дня.

– Если бы прогноз был верным, – прорычал Паулсен, – мы бы не отключали «Магалию».

Председатель покачал головой – он услышал достаточно. Позднее можно провести служебное расследование. Сейчас не время.

Ним Голдман, совещавшийся о чем-то с диспетчерами у пульта управления, громко объявил, заглушив своим сильным голосом другие разговоры:

– Через полчаса придется начать отключения. – Он бросил взгляд на председателя. – Думаю, нужно сообщить в СМИ. Еще есть время пустить оповещения по телевизору и по радио.

– Займитесь этим, – ответил Хамфри. – И свяжите меня с губернатором.

– Да, сэр. – Помощник диспетчера взялся за телефон.

У всех в помещении вытянулись лица. За всю историю компании, насчитывавшую столетие с четвертью, она впервые по собственной инициативе отказывала потребителям в предоставлении услуг.

Ним Голдман уже звонил в отдел по связям с общественностью, находившийся в соседнем здании. Предупреждения разошлют немедленно. Пиарщики компании прекрасно знали, что делать в таких случаях; обычно последовательность отключений была известна только нескольким ответственным лицам внутри компании, сейчас же ее предстояло обнародовать. Несколько месяцев назад было решено, что отключения – если и когда они начнутся – в рамках корпоративной политики нужно называть веерными затемнениями, тем самым подчеркивая их временный характер и равные условия, в которых окажутся все районы. Термин придумала юная секретарша, после того как ее начальство, несмотря на более солидный возраст и более высокую зарплату, не смогло предложить ничего достойного. Отвергнутые варианты включали, например, «поэтапные ограничения».

– Я позвонил в офис губернатора в Сакраменто, сэр, – сообщил помощник диспетчера Эрику Хамфри. – Там говорят, что губернатор у себя на ранчо под Стоктоном. Они попробуют с ним связаться. Просят, чтобы вы оставались на линии.

Председатель кивнул, взяв в руки телефонную трубку.

– А кто-нибудь знает, где шеф? – спросил он, прикрыв ее рукой.

Слово «шеф» не требовало пояснений – так называли главного инженера компании Уолтера Толбота, тихого невозмутимого шотландца предпенсионного возраста, умевшего разрешать трудные ситуации, как никто другой.

– Да, – ответил Ним Голдман. – Он поехал взглянуть на Биг-Лил.

– Надеюсь, там все в порядке, – нахмурился председатель.

Все инстинктивно повернулись к приборному щиту с надписью «Ла Мисьон № 5». Это и была Биг-Лил – новейшая и крупнейшая генераторная установка на электростанции «Ла Мисьон» в пятидесяти милях от города.

Биг-Лил – которую прозвали так журналисты, потому что ее строила компания «Лилиен индастриз» из Пенсильвании – была настоящим монстром, вырабатывавшим миллион с четвертью киловатт. Она сжигала колоссальные объемы топлива и вырабатывала раскаленный пар, вращавший гигантскую турбину. Станция нередко подвергалась критике. Еще на стадии планирования ряд экспертов называли постройку такого мощного генератора безумием – ведь это подразумевало слишком большую зависимость от единственного источника электроэнергии; свои выводы они обосновывали путем ненаучных метафор с упоминанием яиц и корзины. С ними спорили другие эксперты, указывая на «экономию за счет масштабов»: производство электроэнергии в больших объемах всегда дешевле. Сторонники второй точки зрения одержали верх, и, казалось, не зря – по крайней мере, казалось до сих пор. За два года, прошедших с пуска Биг-Лил, стало ясно, что она действительно куда экономичнее, чем менее мощные генераторы, невероятно надежна и в целом не доставляет никаких проблем. Сегодня ленточный самописец в диспетчерском центре радовал глаз: Биг-Лил работала на максимуме, обеспечивая шесть процентов общего объема производимой электроэнергии.

– Утром был небольшой сбой – проявилась легкая вибрация турбины, – сказал Рэй Паулсен, обращаясь к председателю. – Мы с шефом посоветовались и сошлись на том, что, скорее всего, там ничего серьезного, но лучше взглянуть.

Хамфри одобрительно кивнул. Будь главный инженер сейчас здесь, в диспетчерской, это все равно бы ничего не поменяло. Пожалуй, в его отсутствие даже спокойнее.

– Губернатор на линии, – объявил оператор в трубке у Хамфри.

Секундой позже раздался знакомый голос:

– Добрый день, Эрик.

– Добрый день, сэр. Боюсь, я с не очень хорошими…

Именно в тот момент все и случилось.

Зуммер, располагавшийся среди прочих приборов под надписью «Ла Мисьон № 5», вдруг разразился несколькими короткими трелями, настойчивыми и резкими. Красным и оранжевым замигали тревожные огни. Игла самописца, соответствующая пятому генератору, замерла на мгновение, а затем ее линия круто спикировала вниз.

– Господи! – ахнул кто-то. – Биг-Лил заглохла.

В доказательство сказанного самописец и приборы показали падение мощности до нуля.

Реакция последовала немедленно. Электрическая пишущая машинка в диспетчерской внезапно ожила, застрекотала, выплевывая отчеты один за другим, – значит, по команде компьютера сработали сотни автоматов на подстанциях и распределительных узлах. Они защитят систему и не допустят повреждения других генераторов.

Но для огромных территорий в штате это означало блэкаут. За две-три секунды миллионы людей, застигнутые врасплох в самых разных местах: фабричные рабочие и офисные служащие, фермеры, домохозяйки, покупатели и продавцы в магазинах, рестораторы, печатники, автозаправщики, биржевые брокеры, гостиничные работники, парикмахеры, киномеханики и зрители, водители трамваев, телевизионщики и их зрители, бармены, сортировщики почты, виноделы, врачи, стоматологи, ветеринары, игроки в пинбол… в общем, абсолютно все – остались без света и электроэнергии, лишенные возможности доделать то, что делали в момент отключения.

Лифты в зданиях замерли между этажами. В аэропортах, где только что кипела жизнь, работа практически остановилась. На улицах и шоссе погасли светофоры, создав на дорогах невообразимый хаос.

Примерно одна восьмая Калифорнии – то есть площадь, превосходящая по размерам Швейцарию, с населением три миллиона жителей – была парализована. То, что еще несколько минут назад казалось потенциальной угрозой, вдруг стало суровой реальностью – более суровой, чем все, чего они боялись.

На пульте связи, запитанном от отдельной цепи и тем самым защищенном от частых отключений, три диспетчера уже погрузились в работу: раздавали указания, звонили на электростанции и в распределительные центры, изучали карты, выдвигаемые движением педали, и дисплеи в поисках информации. За цепочкой событий, которые запустил компьютер, теперь было не угнаться.

– Эй, – сказал губернатор в телефонную трубку Хамфри, – у нас только что все погасло.

– Знаю, – произнес председатель. – Я как раз об этом собирался сообщить.

По другому телефону – прямой линии в диспетчерскую «Ла Мисьон» – Рэй Паулсен кричал:

– Какого черта случилось с Биг-Лил?

Глава 2

Взрыва на электростанции «Ла Мисьон», принадлежавшей «Голден стейт системс», не предвещало ничто.

Всего лишь получасом ранее Уолтер Толбот, главный инженер, прибыл на «Ла Мисьон № 5» – то есть к Биг-Лил, – чтобы разобраться с зафиксированной ночью незначительной вибрацией. Высокий и поджарый, шеф неизменно выглядел хмуро, но обладал живым чувством юмора и до сих пор разговаривал с сильным шотландским акцентом, хотя уже сорок лет соприкасался с шотландской культурой разве что на обеде в честь дня рождения Роберта Бернса в Сан-Франциско. Толбот предпочитал делать все не спеша и так же не спеша и основательно исследовал сегодня Биг-Лил – вместе с управляющим станцией Даниэли, вежливым, интеллигентного вида инженером. Все это время огромный генератор продолжал работать, производя достаточно энергии, чтобы зажечь двадцать миллионов электрических ламп.

Натренированные уши главного инженера и управляющего без труда различали внутри турбины слабую вибрацию, отличавшуюся от ее обычного равномерного гудения. Тем не менее, проведя несколько тестов, в том числе прослушав опорный подшипник с помощью щупа с нейлоновым наконечником, шеф, по-шотландски глотая часть букв, объявил:

– Беспоко’ся не о чем. Красотка будет вести ся хо’ошо. А мы п’том разберемся, что к чему.

Они стояли на металлических решетках пола совсем рядом с Биг-Лил, в турбинном зале, чем-то похожем на собор. Огромный турбинный генератор, длиной в целый городской квартал, восседал на бетонных основаниях, и каждый из семи его корпусов напоминал выброшенного на берег кита.

Ниже располагался массивный паровой блок, где трубы под высоким давлением тянулись к бойлеру, а от бойлера – к турбине и служебным помещениям. На обоих инженерах были защитные каски и наушники. Увы, они не могли защитить от взрыва, прогремевшего мгновение спустя. Заложенный на полу главного турбинного зала заряд динамита, попутно сбив взрывной волной Толбота и Даниэли, разорвал паропровод диаметром три фута – один из тех, что соединяли бойлер с паровым блоком. В трубе поменьше, по которой шло смазочное масло, также образовалась пробоина. Взрыв и последовавший выброс пара произвели оглушительный грохот, и струя раскаленного пара температурой более пятисот градусов по Цельсию, под давлением более ста шестидесяти атмосфер, ударила сквозь металлические решетки пола, на которых стояли главный инженер и управляющий.

Оба умерли мгновенно – сварившись, как овощи в пароварке. Через несколько мгновений все вокруг затянуло плотным черным дымом от пробитого маслопровода, где теперь полыхало пламя, – искру, должно быть, высекли разлетевшиеся во все стороны металлические осколки.

Двое рабочих, красивших что-то высоко на лесах в турбинном зале, попытались спастись от черного дыма, но безуспешно – оба упали и разбились.

Уцелела только диспетчерская, которая находилась в двухстах футах от турбинного зала, за двойными дверями. Благодаря автоматике и быстрой реакции технолога за пультом управления Биг-Лил удалось сразу же заглушить, предотвратив дальнейшее повреждение важнейших узлов турбогенератора.

Потребовалось несколько дней расследования, во время которого специалисты кропотливо перебирали обломки, а помощники шерифа и агенты ФБР – опрашивали свидетелей, прежде чем были выяснены причины и обстоятельства взрыва. Однако подозрения на теракт возникли сразу – и позднее подтвердились.

Собранная в процессе расследования информация позволила в конечном счете составить достаточно ясную картину взрыва и событий, ему предшествовавших.

В два сорок пополудни белый мужчина среднего телосложения, чисто выбритый, с бледным, землистого оттенка лицом, в очках со стальной оправой и форме офицера «Армии спасения» пешком подошел к главному входу «Ла Мисьон».

В руках у него был «дипломат».

Охраннику у ворот он вручил письмо на официальном бланке с логотипом «Голден стейт системс», с распоряжением предоставить ему доступ на предприятия ГСС с целью сбора пожертвований для благотворительной программы «Армии спасения» – бесплатных завтраков для нуждающихся детей.

Охранник сказал, что посетителю необходимо пройти в офис управляющего электростанцией и отдать письмо ему, объяснив, где находится офис: на втором этаже основного здания, с поста охраны его не видно. Посетитель прошел в указанном направлении. Примерно через двадцать минут охранник увидел, как он идет обратно и покидает территорию станции. «Дипломат» по-прежнему был при нем.

Через час прогремел взрыв.

Как отмечалось в последовавшем коронерском расследовании, будь меры безопасности строже, посетитель не смог бы проникнуть на территорию электростанции без сопровождения. Но перед ГСС – как и перед другими предприятиями коммунального хозяйства – постоянно стояла одна и та же дилемма. Строгая охрана всех объектов – девяноста четырех электростанций, множества подсобных помещений и складов, сотен подстанций без постоянного персонала, а также разбросанных по огромной территории представительств и головного офиса, располагавшегося в двух соединенных между собой небоскребах, – стоила бы целого состояния. Сейчас, когда расходы на топливо, зарплаты и все остальное достигли небывалых высот, а клиенты постоянно жаловались на высокую стоимость электроэнергии и газа, дополнительных издержек следовало избегать как огня. Так что численность охраны была незначительной – больше для видимости; компания шла на осознанный риск.

Вот только для «Ла Мисьон» такой риск, унесший четыре человеческие жизни, оказался слишком высок.

В ходе полицейского расследования удалось установить несколько фактов. Предполагаемый офицер «Армии спасения» на самом деле таковым не являлся, а форму, вероятно, украл. Письмо, которое он показал охране, было поддельным, хотя, возможно, и напечатанным на настоящем бланке ГСС – его не так уж трудно достать. Никто из сотрудников написать письмо не мог: компания никогда не позволила бы собирать пожертвования на рабочем месте. Кем оно было подписано, охранник «Ла Мисьон» не помнил – помнил только, что в качестве подписи стояла какая-то закорючка.

Также было установлено, что, оказавшись на территории станции, посетитель не пошел в кабинет управляющего: никто его там не видел – если бы видели, то наверняка бы не забыли.

Дальше начинались предположения.

Скорее всего, человек, выдававший себя за офицера «Армии спасения», спустился по короткой металлической лестнице на служебный этаж непосредственно под главным турбинным залом. Там, как и в главном зале, отсутствовали стены, мешающие обзору, так что основания генераторов были ясно видны сквозь металлическую решетку потолка – он же пол верхнего зала. Биг-Лил – энергоустановку номер пять – ни с чем не спутаешь: она выделялась размером и конфигурацией окружающего оборудования.

Возможно, у преступника имелась карта завода, хотя без нее можно было обойтись. Планировка основного здания была несложной: фактически просто бетонная коробка. Возможно, он также знал, что «Ла Мисьон», будучи современной электростанцией, высоко автоматизирована и сотрудников там минимум, поэтому есть все шансы остаться незамеченным.

Почти наверняка злоумышленник подобрался к Биг-Лил снизу. Там он открыл «дипломат», где лежало взрывное устройство, осмотрелся, стараясь найти максимально незаметное место для установки бомбы, и в конце концов заметил удобный металлический фланец там, где сходились две паровых трубы. Приведя в действие таймер, он дотянулся до выбранного места и закрепил взрывное устройство. Здесь недостаточные технические знания его и подвели: будь преступник лучше знаком с конструкцией электростанции, он поместил бы бомбу ближе к основному валу генератора, где она произвела бы максимальные разрушения – быть может, даже вывела Биг-Лил из строя на целый год.

Эксперты по взрывотехнике подтвердили, что технически это было возможно. По их словам, подрывник использовал взрывное устройство направленного действия – коническую динамитную шашку, после детонации порождающую взрывную волну, которая сметает все на своем пути со скоростью пули. В данном случае на пути оказалась паровая труба, отходившая от бойлера.

Установив взрывное устройство, преступник никем не замеченным вышел из главного здания и дошел до ворот, через которые и покинул территорию станции, привлекая еще меньше внимания, чем при своем появлении. О его дальнейших передвижениях не было известно ничего. Не удалось следствию и установить его личность – несмотря на все предпринятые усилия. Правда, на радиостанцию поступил звонок: ответственность за взрыв брала на себя некая подпольная революционная группировка «Друзья свободы», но о ее составе или местонахождении у полиции не было никакой информации.

Все это, однако, случилось позже. Пока же, через девяносто минут после взрыва, на «Ла Мисьон» царил хаос.

Пожарным, приехавшим после того, как сработал автоматический сигнал тревоги, лишь с большим трудом удалось потушить пламя, вспыхнувшее из-за разлива масла, и обеспечить вентиляцию в главном турбинном зале и ниже, чтобы вытянуть плотный черный дым. Когда наконец воздух в достаточной степени очистился, удалось извлечь тела четырех погибших. Главный инженер и управляющий станцией были едва узнаваемы из-за ожогов горячим паром – один из сотрудников с содроганием сказал, что они напоминали отварных лобстеров.

После быстрого осмотра выяснилось: повреждения пятого генератора незначительны. Заклинивший подшипник, куда из-за взрыва перестала подаваться смазка, придется заменить – и все. Ремонтные работы, включая замену паровых труб, займут неделю, после чего гигантская установка заработает вновь. По иронии судьбы во время ремонта будет решена и проблема вибрации, разобраться с которой приезжал главный инженер.

Глава 3

– Система распределения электроэнергии, где случился незапланированный блэкаут на большой площади, похожа на детскую игру «Подбери карты», – терпеливо объяснял Ним Голдман. – Вот перед вами колода карт – а вот в следующий момент все они раскиданы по полу. И их нужно собирать одну за другой, а это требует времени.

На смотровую галерею чуть выше диспетчерской, отделенную от нее стеклянной перегородкой, несколько минут назад пустили репортеров, которых поспешили направить в ГСС всевозможные СМИ – газеты, радио, телевидение. Вице-президент «Голден стейт» по связям с общественностью Тереза Ван Бюрен попросила Нима ими заняться – так и случилась импровизированная пресс-конференция.

Некоторые из журналистов были настроены недоброжелательно: им казалось, что ответов недостаточно.

– Ой, бога ради! – воскликнула репортер из «Калифорния экземинер» Нэнси Молино. – Давайте обойдемся без ваших доморощенных метафор. Скажите толком: в чем проблема? Кто виноват? И что вы собираетесь делать – если вообще собираетесь? Когда дадут электричество?

Мисс Молино была дамой яркой, резкой и по-своему привлекательной: четко прорисованные скулы намекали на высокомерие – которое и правда было ей свойственно; на лице обычно выражалась смесь любопытства и скепсиса, граничащего с презрением. Помимо этого, она была элегантной, облаченной в дорогую одежду, которая прекрасно сидела на ее стройном теле, – и чернокожей. В профессиональном плане Нэнси заслужила репутацию бескомпромиссного расследователя и изобличителя коррупции. Ним смотрел на нее, как смотрел бы на острую, будто игла, сосульку. Мисс Молино явно не питала пиетета к ГСС.

Остальные репортеры согласно закивали.

– В чем проблема? Во взрыве на «Ла Мисьон». – Ним едва не огрызнулся. – Насколько нам известно, погибло по меньшей мере два человека, причем информация неполная – на станции горят нефтепродукты и сильное задымление.

– Имена погибших известны? – спросил кто-то.

– Да, но мы пока не можем их обнародовать. Сначала необходимо сообщить семьям.

– Известна ли причина взрыва?

– Нет.

– А когда возобновится подача электроэнергии? – вновь вмешалась мисс Молино.

– Частично мы ее уже возобновили. В остальном – в течение четырех часов, максимум шести. К сегодняшнему вечеру все будет нормально.

Все должно быть нормально, подумал Ним. Только не для Уолтера Толбота. Несколько минут назад в диспетчерской с ужасающей внезапностью прозвучала весть о том, что главный инженер находился на месте взрыва и предположительно погиб. Нима связывала с шефом долгая дружба, и он пока не мог осознать потерю – не то что оплакать. Это придет позже. С Даниэли, управляющим электростанцией «Ла Мисьон», Ним был знаком только шапочно – его смерть, хоть и трагичная, не ощущалась так остро. Сквозь звуконепроницаемую стеклянную перегородку, отделявшую смотровую галерею от собственно диспетчерской, Ним видел, что у пульта управления по-прежнему кипит работа. Ему хотелось вернуться туда как можно скорее.

– Завтра опять будут отключения? – спросил корреспондент телеграфного агентства.

– Если, как ожидается, спадет жара, то нет.

Вопросы продолжали сыпаться, и Ним пустился в объяснения по поводу пиковых нагрузок в период аномально высокой температуры.

– Вы хотите сказать, – язвительно произнесла Нэнси Молино, – что ничего не предвидели, не планировали, не готовились ни к каким внештатным ситуациям?

Краска бросилась Ниму в лицо.

– Планирование не…

Договорить ему не удалось.

В галерею вернулась Тереза Ван Бюрен, директор по связям с общественностью, – невысокая, плотная, энергичная женщина сорока пяти лет, неизменно одетая в мятые льняные костюмы и практичные коричневые ботинки. Нередко она выглядела растрепанной и непричесанной, будто загнанная домохозяйка, а не опытный профессионал из руководства крупной корпорации.

– У меня официальное заявление, – сказала миссис Ван Бюрен взволнованным голосом. Лист бумаги в ее руках дрожал. В помещении воцарилось молчание. – Мы получили информацию, что погибло четыре человека, а не два. Все они – сотрудники компании, и в момент взрыва выполняли служебные обязанности. В настоящий момент мы связываемся с родными, и через несколько минут представим вам поименный список погибших с краткими биографиями. Я также уполномочена сообщить, что по основной версии причиной взрыва стал теракт.

Пока Терезу Ван Бюрен засыпали вопросами, Ним потихоньку выбрался из комнаты.

Под руководством центральной диспетчерской электрические сети шаг за шагом возвращались к нормальной работе.

У пульта связи главный диспетчер, жонглируя двумя телефонными трубками и щелкая целой батареей кнопок, негромко отдавал распоряжения ремонтникам, пытаясь восстановить соединения с различными электростанциями, автоматически разорванные при остановке Биг-Лил.

Лишь обеспечив работу Тихоокеанской линии электропередачи, диспетчер откинулся в металлическом крутящемся кресле и выдохнул с заметным облегчением, а потом вновь вернулся к кнопкам, подавая в сеть нагрузку. Он искоса глянул на вошедшего в диспетчерскую Нима:

– Половину сделали, мистер Голдман.

Значит, на половине всей территории, где произошел блэкаут, энергоснабжение возобновилось.

Автоматика могла отрубить систему быстрее, чем любой оператор – что она и сделала, – но повторное подключение производилось вручную. Этим и занимались сейчас техники под руководством диспетчерской. В первую очередь электроэнергию подавали в города – их районы постепенно оживали один за другим, – затем дело дошло и до окраин, особенно тех, где много промышленных предприятий. Сельским поселениям придется подождать чуть дольше. Последней подключат сельскую глубинку, которая находится на нижней ступени энергетической иерархии.

Были и исключения. В больницы, на очистные сооружения и телефонные станции – то есть на жизненно необходимые предприятия – электричество подавалось вне очереди. Конечно, там обычно стояли автономные генераторы, но они покрывали потребности лишь частично, для нормальной работы требовалось питание извне. Имелись и отдельные потребители с особыми нуждами – их тоже следовало учитывать.

Главный диспетчер перевел взгляд на необычную карту подключений, усеянную цветными кружками, которую обсуждал по одному из телефонов.

Дождавшись, когда он положит трубку, Ним спросил:

– А это что?

– Вы раньше не видели? – удивился диспетчер.

Ним покачал головой. Даже вице-президент по планированию не мог запомнить – да хотя бы просто рассмотреть – все схемы и диаграммы, относящиеся к деятельности такой огромной корпорации, как ГСС: они исчислялись тысячами.

– Это карта жизнеобеспечивающего оборудования в частных домах. – Диспетчер подозвал одного из помощников и уступил ему место в кресле. – Надо передохнуть.

Он пригладил седые волосы жестом, который выдавал сильную усталость, рассеянно отправил в рот еще одну таблетку гелусила и, сбросив на минуту груз ответственности, с облегчением придвинул к себе карту, чтобы показать ее Ниму.

– Красные кружки – аппараты ИВЛ, искусственное легкое, как их еще называют. Зеленые – аппараты для гемодиализа. Вот здесь, оранжевый – кислородная станция для младенца. Такие карты есть для каждого подразделения, мы их постоянно обновляем. Данные берем у больниц.

– Я сейчас узнал много нового, – произнес Ним, завороженно погружаясь в изучение карты.

– Системы жизнеобеспечения можно переключить на аккумуляторы, если что, – продолжал диспетчер. – Но все равно отключения опасны. Мы стараемся быстро проверять, все ли в порядке, если в районе блэкаут. На крайний случай у нас есть мобильные генераторы.

– Мобильных генераторов у нас мало. Разве их хватит на всех при масштабном отключении, как сегодня?

– Не хватит. И бригад на линии не хватает. Но сегодня нам повезло. Наши ребята проверили – с жизнеобеспечивающим оборудованием проблем нигде не было. – Диспетчер указал на карту. – И мы уже подключили всех обратно.

В том, что посреди всех катаклизмов кто-то помнил и заботился о горстке нуждающихся людей, было что-то трогательное и обнадеживающее. Ним оглядел карту. Вот хорошо знакомый ему перекресток: пересечение улиц Лейквуд и Бальбоа. Красным кружком был отмечен многоквартирный дом, мимо которого он проезжал бесчисленное множество раз. Рядом шла надпись «Слоун» – видимо, фамилия больного, подключенного к искусственному легкому. «Кто такой этот Слоун? – подумал Ним. – Что он за человек?»

Долго размышлять ему не дали.

– Мистер Голдман, с вами хочет поговорить председатель. Он звонит с «Ла Мисьон».

Ним взял телефонную трубку, которую протянул ему помощник диспетчера.

– Ним, – послышался голос Эрика Хамфри, – ты ведь хорошо знал Уолтера Толбота? – Даже сейчас, в кризисной ситуации, председатель говорил в обычной невозмутимой манере. Едва поступили первые вести с «Ла Мисьон», он вызвал свой лимузин и вместе с Рэем Паулсеном выехал на место.

– Да, мы были хорошими друзьями, – сказал Ним, чувствуя, как дрогнул голос. Подступили слезы. Они с Уолтером прониклись взаимной симпатией с того самого момента, как Ним пришел работать в «Голден стейт системс» одиннадцать лет назад, и часто разговаривали по душам. Трудно представить, что таких разговоров больше не будет.

– А жену Уолтера ты хорошо знаешь?

– Ардит? Да, хорошо. – Ним почувствовал, что председатель колеблется. – Как оно там?

– Плохо. Я никогда раньше не видел паровых ожогов. И, надеюсь, не увижу. Кожа почти вся слезла, сплошные пузыри и голое мясо. Лица почти неузнаваемы. – На мгновение показалось, что Эрик Хамфри теряет самообладание, но в следующую секунду он спокойно продолжил: – Я хочу, чтобы ты как можно скорее связался с миссис Толбот. Я так понял, она очень расстроена, это естественно. Может, у тебя получится ее немного успокоить, ты ведь друг семьи. И, пожалуйста, убеди ее не ездить в морг. Нельзя, чтобы она видела тело мужа.

– Господи, Эрик. Почему я?

– Кто-то должен, а ты хорошо знал их обоих – лучше, чем все остальные. Я попросил друга Даниэли так же поговорить с его женой.

«Почему ты не сделаешь это сам? – хотелось возразить Ниму. – Ты ведь наш главнокомандующий, ты получаешь огромную зарплату – вроде бы достаточно, чтобы раз в жизни заняться грязной, неприятной работой. И разве человек, погибший при исполнении служебных обязанностей, не достоин того, чтобы его семье позвонил лично глава компании?»

Ничего этого он, однако, не сказал, прекрасно зная, что Эрик Хамфри отдает работе много сил, но очень не любит оказываться на виду, предоставляя Ниму или еще кому-то из компании принимать удар на себя.

– Хорошо. Я поговорю с ней.

– Спасибо. И, пожалуйста, передай миссис Толбот мои искренние соболезнования.

Выпустив из рук телефонную трубку, Ним погрузился в мрачные размышления. Он совсем не умел вести себя в таких ситуациях. Когда рано или поздно придет время увидеться с Ардит Толбот, его наверняка захлестнут эмоции и будет трудно найти нужные слова.

На выходе из диспетчерской он столкнулся с Терезой Ван Бюрен – судя по виду, выжатой как лимон (вероятно, поспособствовало общение с репортерами), – а кроме того, Тереза тоже была дружна с Уолтером Толботом.

– Тяжелый сегодня день, – промолвила она.

– Да, – кивнул Ним и рассказал ей, какое поручение дал ему Эрик Хамфри.

– Да уж, не завидую. Задача не из простых, – поморщилась вице-президент по связям с общественностью. – Кстати, я слышала, ты поцапался с Нэнси Молино.

– Вот же стерва! – с чувством сказал Ним.

– Не без того. Зато журналистка хорошая, смелая – куда лучше, чем куча безмозглых клоунов, которых мы то и дело видим на пресс-конференциях.

– Странно слышать это от тебя. Она ведь сразу была настроена против нас – до того даже, как выяснилось, в чем дело.

Тереза пожала плечами.

– Наша компания достаточно толстокожая – эти пращи и стрелы она переживет. И потом, может, Нэнси не просто так задирается – может, она вас провоцирует, чтобы вытянуть побольше информации. Боюсь, Ним, ты недооцениваешь женщин, видимо думаешь, что они годятся только для постельных упражнений. По слухам, с этим у тебя все в порядке. Ты у нас охотник за юбками, да? – Тереза посмотрела на него с материнским выражением. – Впрочем, наверное, зря я сейчас. Иди, удачи тебе с женой Уолтера.

Глава 4

Втиснувшись – субтильным телосложением он не отличался – за руль своего двухместного «Фиата X1/9», Ним Голдман нырнул в лабиринт центральных улиц. Уолтер и Ардит жили на северо-востоке, в пригороде Сан-Рок. Ним часто бывал у Толботов и хорошо знал дорогу.

Близились сумерки, и вечерние пробки рассосались, хотя движение еще было плотным. Стало прохладнее, но ненамного.

Ним поерзал, пытаясь поудобнее устроиться на водительском сиденье, и в который раз подумал, что в последнее время набрал вес и если его не сбросить, то отношения с «фиатом» зайдут в тупик. Менять машину он не хотел. Она олицетворяла его убежденность, что обладатели больших автомобилей зря тратят бензин, и скоро этому мнимому благополучию придет конец: грядут катаклизмы, в частности – тяжелейший энергетический кризис.

Ним не сомневался: сегодняшний блэкаут – всего лишь начало, горький аперитив, а впереди ждут гораздо более масштабные и длительные отключения, которые начнутся уже через год или два. К сожалению, больше никого это не волновало. Даже в ГСС, где у многих был доступ ко всей информации и прогнозам, царило благодушие: «Не стоит беспокоиться, все будет хорошо. Как-нибудь да справимся».

А пока что – не надо раскачивать лодку и создавать панику.

На протяжении последних месяцев только три человека в «Голден стейт» настаивали на изменении политики: он сам, Уолтер Толбот и Тереза Ван Бюрен. Действовать, считали они, нужно менее деликатно.

Все трое были уверены, что пора прямо и недвусмысленно предупреждать и население, и прессу, и политиков о подступающем дефиците электроэнергии, которого невозможно избежать, но который можно смягчить – если немедленно начать строить новые электростанции и вводить болезненные, непопулярные ограничительные меры. До сих пор, однако, верх брали сторонники другой тактики: поменьше беспокоить власти штата. В результате изменений так и не последовало. И вот теперь Уолтер, один из трех паладинов энергосбережения, погиб.

Ним вновь ощутил острый приступ горя. До сих пор слезы удавалось сдерживать; сейчас, когда рядом никого не было, он дал себе волю. По щекам побежали два ручейка. Отчаянно хотелось сделать для Уолтера хоть что-то, пусть даже совсем эфемерное. Помолиться? Ним попытался вспомнить «Кадиш скорбящих» – иудейскую молитву, которую время от времени слышал на поминальных службах: ее в присутствии десяти других иудеев обычно произносил ближайший родственник. Губы беззвучно задвигались, с трудом выговаривая слова на древнеарамейском: «Йитгадал вейиткадаш шемэ раба. Беалема ди вера хирутэ веямлих малхутэ…» Дальше он не помнил – и насколько же абсурден его порыв.

В жизни Нима случались моменты, когда он, как сейчас, инстинктивно тянулся к вере, стремясь ощутить себя частью своего народа. Но эта дверь была для него закрыта. Путь к религии, по крайней мере к активно практикуемой, ему отрезал отец, Исаак Голдман, приехавший в Америку из Восточной Европы, – юный иммигрант без гроша в кармане и пламенный социалист по убеждениям. Сын раввина, Исаак решил для себя, что иудаизм и социализм несовместимы, и отверг религию предков, чем разбил сердце родителям. Даже сейчас, в восемьдесят два года, он не переставал высмеивать иудейское Писание: «Скучный треп Авраама с Богом и дурацкие выдумки про избранный народ».

Ним вырос, принимая выбор отца как данность. Семья Голдман не отмечала священные праздники – Песах, Рош ха-Шану, Йом-Кипур; теперь уже третье поколение, Лия и Бенджи, дети Нима, росло в отрыве от еврейского наследия и культуры – так бунт Исаака против традиций аукался вновь и вновь. Предполагалось, что у Бенджи не будет бар-мицвы, и Нима порой одолевали сомнения: положим, для себя он определился, но имеет ли право лишать детей пяти тысяч лет иудейской истории?

Задумавшись о семье, Ним вспомнил: он так и не предупредил Руфь, что задержится допоздна. Он потянулся под приборную панель за радиотелефоном – эту роскошь обеспечивала компания, она же и оплачивала счета. Дождавшись ответа телефонистки, назвал домашний номер. Раздались гудки, затем детский голос:

– Резиденция Голдманов, Бенджи Голдман у аппарата.

Ним улыбнулся. В этом был весь Бенджи, такой аккуратный и организованный в свои десять лет, в противоположность Лие – та, хоть и старше его на четыре года, была ужасно безалаберной и на телефонные звонки отвечала небрежным: «Але!»

– Это папа. Звоню из машины. – Семья знала, что это значит: говорить одновременно нельзя, надо делать паузы после реплик. – Дома все нормально?

– Да, сейчас нормально. Только свет отключали. – Бенджи хихикнул. – Ну, ты, наверное, знаешь. Папа, все часы я подвел.

– Молодец. Да, про отключение знаю. Дай трубку маме.

– Тут Лия хочет…

В трубке послышалась возня, потом голос дочери:

– Привет! Мы по телику новости смотрели. Тебя там не было. – Она говорила с осуждением. Дети привыкли, что от лица ГСС по телевизору выступает отец. Вдруг, если его не будут показывать, Лию станут меньше уважать друзья?

– Прости, так вышло. Слишком много всего навалилось. Позови маму к телефону.

После очередной паузы он услышал тихий голос Руфи:

– Ним?

Он нажал кнопку приема:

– Целую ораву надо от телефона отогнать, чтобы тебя услышать.

Не прекращая разговора и держа баранку одной рукой, он перестроился. Мелькнул дорожный указатель: до поворота на Сан-Рок оставалось полторы мили.

– Потому что дети рвутся поговорить? Просто они в последнее время редко видят тебя дома.

Руфь никогда не повышала голос, ее слова всегда звучали мягко, даже когда она его упрекала. Про себя Ним признавал, что упрек справедлив. Зря он вообще поднял эту тему.

– Ним, мы слышали про Уолтера и остальных. Сказали в «Новостях». Это большое горе, я соболезную.

Она говорила искренне: Руфь знала, как близко они дружили с шефом. Она хорошо чувствовала такие вещи, пусть даже во многом другом они с Нимом расходились все дальше и дальше. Не сказать, что они стали относиться друг к другу враждебно, – совсем нет. Руфь, спокойная, невозмутимая Руфь никогда такого не допустит, убеждал себя Ним. Он видел ее мысленным взором: сдержанная, собранная, мягкий взгляд серых глаз полон сострадания. Чем-то похожа на Мадонну. Очень привлекательная женщина, Руфь отличалась и подлинной внутренней красотой. В такой момент она, конечно, рядом с Лией и Бенджи: разговаривает с ними, объясняет им все как равным. Ним всегда уважал жену, особенно за то, какой матерью она была их детям. Просто их брак стал… неинтересным. Скучным. Про себя Ним сравнивал его с гладкой дорогой в никуда. И было что-то еще – может быть, следствие их общей неудовлетворенности. В последнее время у Руфи появились какие-то свои дела, о которых она предпочитала не рассказывать. Несколько раз Ним звонил, ожидая застать ее дома, – и не заставал. Она вроде бы отсутствовала весь день, а от объяснений позже уклонялась. Неужели завела любовника? Не исключено. Интересно, сколько времени пройдет и как сильно они отдалятся, прежде чем возникнет какая-то определенность, какой-то открытый конфликт…

– Мы все потрясены, – кивнул он. – Эрик попросил меня съездить к Ардит. Я сейчас туда направляюсь. Вернусь поздно – может, совсем поздно. Не ждите меня.

Обычное дело: Ним часто задерживался на работе. Домашним приходилось либо долго ждать, либо ужинать без него. Поэтому он редко виделся с Лией и Бенджи – к его приходу они уже спали. Порой Ним чувствовал вину за то, что мало времени проводит с детьми. Руфь это тоже не нравилось, хотя жаловалась она редко.

Иногда Ниму хотелось, чтобы жаловалась почаще.

Впрочем, сегодня был другой случай. Не требовалось ничего объяснять или оправдываться – даже перед самим собой.

– Бедная Ардит, – сказала Руфь. – Уолтеру оставалось совсем чуть-чуть до пенсии. И еще этот ужас по телевизору…

– Какой ужас по телевизору?

– А, я думала, ты знаешь. В «Новостях» сказали, что террористы прислали на радиостанцию… прокламацию, так это называется? Хвастались тем, что сделали. Представляешь? Господи, что это за люди!

– На какую радиостанцию? – Ним быстро отложил телефонную трубку и включил радио, потом подобрал телефон, и как раз вовремя, чтобы услышать слова Руфи:

– Понятия не имею.

– Так, мне надо это послушать. Я сейчас отключусь, потом, если смогу, перезвоню от Ардит.

Ним положил трубку. Радио было уже настроено на «Новости». Часы показывали, что через минуту начнется следующий выпуск – они выходили каждые полчаса.

Показался съезд с шоссе на Сан-Рок, и Ним вывернул руль «фиата». Толботы жили примерно в миле отсюда.

По радио заиграли фанфары с наложенной на них морзянкой – заставка новостной программы. То, что хотел услышать Ним, шло в самом начале.

– Группировка, называющая себя «Друзья свободы», взяла ответственность за взрыв на электростанции «Голден стейт системс». В результате взрыва погибло четыре человека, произошли массовые отключения электроэнергии. Послание террористов, записанное на аудиокассету, прислали на местную радиостанцию сегодня после обеда. Полиция утверждает, что запись подлинная. Они изучают кассету на предмет наличия возможных улик.

Разумеется, подумал Ним, кассету прислали на другую радиостанцию – не ту, что сейчас в эфире. СМИ никогда не признают существование конкурентов – конечно, новость слишком важна, чтобы ее игнорировать, но радиостанцию, получившую запись, так и не назвали.

– Согласно свидетельствам, обращение записано мужским голосом. Личность говорящего пока не установлена. Оно гласит, цитирую: «Друзья свободы» преданы делу народной революции и борются против власти монополий. Электроэнергия по праву принадлежит народу!» Конец цитаты. О погибших в обращении говорится: «Гибель людей не планировалась, но начинающаяся народная революция, несомненно, повлечет жертвы среди капиталистов и их прислужников, которые должны ответить за преступления против человечества». Конец цитаты. Официальный представитель «Голден стейт системс» подтвердил, что причиной сегодняшнего взрыва стал теракт, однако отказался от дальнейших комментариев. Нас ждет повышение розничных цен на мясо. Как заявил сегодня в Вашингтоне министр сельского хозяйства…

Ним потянулся выключить радио. Новости оставили у него тяжелое ощущение бессмысленности. А как их восприняла Ардит Толбот, с которой ему предстоит встреча?..

В сгущающихся сумерках он увидел несколько машин, припаркованных возле скромного двухэтажного коттеджа Толботов, утопающего в цветах, – Уолтер всю жизнь обожал возиться в саду. На первом этаже горел свет.

Найдя местечко для парковки, Ним зашагал по дорожке к дому.

Глава 5

Дверь не была заперта, изнутри раздавался гул голосов. Ним постучал, но ответа не дождался – и вошел внутрь.

В прихожей голоса звучали отчетливее. Они доносились из гостиной справа от входа. Ним различил среди них Ардит – она что-то пыталась сказать сквозь отчаянные рыдания, он уловил лишь обрывки: «…убийцы! Боже мой… добрый, порядочный, никого не обидит… все эти оскорбления…» Слышались и другие голоса, Ардит пытались успокоить.

Ним застыл в неуверенности. Дверь в гостиную была приоткрыта, но что там творится, он не видел, и его не видел никто. Он попытался пробраться на цыпочках наружу – так же незаметно, как вошел. Внезапно из гостиной кто-то вышел, быстро закрыл за собой дверь и прислонился к ней с обратной стороны. Интеллигентное лицо с бородой было бледным и измученным. Мужчина зажмурился, словно пытаясь от всего отгородиться. Теперь звуков из-за закрытой двери почти не доносилось.

– Уолли, – тихонько позвал Ним. – Уолли!

Тот открыл глаза. Потребовалось несколько секунд, чтобы он пришел в себя.

– А, это ты, Ним. Спасибо, что приехал.

Ним знал Уолтера Толбота-младшего, единственного сына своих друзей, с тех пор, как с ними познакомился. Уолли-младший тоже работал в ГСC, линейным инженером, и жил с женой и детьми на противоположном краю города.

– Не знаю, что и сказать, – произнес Ним. – Соболезную.

Уолли кивнул.

– Понимаю. – Он извиняющимся жестом указал на дверь гостиной. – Мне просто нужно было выйти на минутку. Какой-то идиот включил телевизор, когда там передавали обращение этих чертовых террористов. Мы уже было успокоили маму, но тут она опять расклеилась. Ты, наверное, слышал.

– Да. А кто у вас сейчас?

– Мэри. Мы нашли, кто посидит с детьми, и приехали. Соседи пришли – почти все еще сидят. Я понимаю, они хотят помочь, но получается наоборот. Был бы здесь отец… – Уолли замолчал и вымученно улыбнулся. – Очень трудно привыкнуть к мысли, что он уже не вернется.

– Мне тоже. – Было ясно, что Уолли-младший сейчас не в том состоянии, чтобы управлять ситуацией в доме. – Слушай, так нельзя. Пойдем в гостиную. Я поговорю с твоей матерью, постараюсь ее успокоить. А вы с Мэри потихоньку всех выпроводите.

– Да, так и надо. Спасибо, Ним.

Определенно, Уолли нуждался в старшем.

В гостиной собралось с десяток человек, так что в удобной и светлой комнате, несмотря на ее размеры, было тесно. Стояла духота, хотя работал кондиционер. Гудели голоса: все говорили одновременно, вдобавок вещал телевизор. Ардит Толбот сидела на диване в окружении нескольких женщин. Одной была Мэри, жена Уолли, остальных Ним не знал – вероятно, соседки.

Ардит исполнилось шестьдесят – Ним и Руфь ходили на вечеринку в честь дня ее рождения, – но она оставалась поразительно красивой женщиной, стройной, с четкими чертами лица, на котором лишь начинали проявляться легкие морщинки. В модной короткой прическе среди каштановых прядей проглядывала естественная седина. Ардит постоянно играла в теннис и была в прекрасной форме. Сейчас, однако, она сидела сгорбившись, а заплаканное лицо казалось изможденным и постаревшим.

– О, Ним. – Ардит протянула к нему руки, и все расступились, давая ему подойти ближе. Он уселся рядом на диван и притянул ее к себе. – О, Ним, – повторила она. – Ты же знаешь про Уолтера?

– Да, моя хорошая, – мягко сказал он. – Знаю.

В другом конце комнаты Уолли выключил телевизор, отвел жену в сторону и что-то сказал ей вполголоса. Мэри кивнула. Они стали прощаться с собравшимися, подходя к каждому, говоря слова благодарности, провожая к выходу. Ним продолжал обнимать Ардит молча, стараясь успокоить и ободрить. Скоро в гостиной никого не осталось. В последний раз закрылась входная дверь, и Уолли и Мэри вернулись в гостиную. Проведя рукой по волосам, Уолли сказал:

– Я бы глотнул виски без льда. Кому-нибудь еще налить?

Ардит кивнула. Кивнул и Ним.

– Я принесу, – сказала Мэри.

Подав напитки, она убрала пепельницы, навела порядок в гостиной, чтобы ничто не напоминало о недавнем присутствии посетителей. Миниатюрная и деловая, похожая на подростка, до того, как выйти замуж за Уолли, Мэри работала в креативном отделе рекламного агентства и до сих пор, будучи матерью семейства, брала частные заказы.

Ардит, выпрямившись на диване, потягивала скотч – похоже, немного успокоилась.

– Я, наверное, ужасно выгляжу, – внезапно сказала она.

– Нормально, учитывая ситуацию, – заверил ее Ним.

Ардит подошла к зеркалу.

– Господи боже!.. Посидите здесь, я сейчас вернусь.

Она вышла из гостиной с бокалом виски в руке и поднялась по лестнице на второй этаж. Ним с мрачноватой иронией подумал, что мало кто из мужчин может похвастаться таким сильным характером и такой способностью к восстановлению, как эта женщина. Тем не менее лучше, наверное, сначала поговорить с Уолли, передать ему слова Эрика Хамфри: семье лучше не видеть останков Уолтера.

Мэри вышла на кухню. Теперь, когда они остались вдвоем, без женщин, Ним – так деликатно, как только мог, без лишних подробностей – объяснил Уолли ситуацию.

Реакция последовала мгновенно. Уолли проглотил остаток виски в стакане одним глотком. На глазах у него выступили слезы.

– Господи! Об этом даже слушать невозможно. Я не смогу сказать матери, придется тебе.

Ним промолчал: мысль о предстоящем разговоре наполняла его ужасом. Ардит вернулась минут через пятнадцать. Она успела сделать макияж, причесаться и переодеться, сменив платье на стильную блузку и юбку. Несмотря на глубокую печаль, сквозившую в ее взгляде, внешне она выглядела почти так же спокойно и привлекательно, как всегда. В гостиную вернулась и Мэри. Уолли вновь налил всем виски, и они неловко присели, не зная, что сказать.

Первой заговорила Ардит.

– Я хочу увидеть Уолтера, – твердо произнесла она и повернулась к Уолли. – Ты знаешь, куда его отвезли? Какие были… сделаны распоряжения?

– Тебе лучше его не видеть. Дело в том, что… – Уолли замолчал, поднялся на ноги, подошел к матери и поцеловал ее. Затем, отвернувшись, продолжил: – Есть проблема. Ним тебе сейчас расскажет. Да, Ним?

Ним подумал, что хорошо бы сейчас оказаться отсюда подальше.

– Мама, милая… – Уолли не стал садиться. – Мы с Мэри съездим домой, уложим детей. Потом вернемся. Кто-нибудь из нас останется на ночь.

Ардит, словно не слышала его, спросила:

– Какая проблема? Почему мне нельзя увидеть Уолтера? Объясните, кто-нибудь.

Уолли тихонько вышел из комнаты, Мэри выскользнула за ним, но Ардит, казалось, этого не заметила.

– Пожалуйста! Почему?..

Ним сжал ее руки в своих:

– Ардит, послушай. Уолтер умер мгновенно. Все произошло за доли секунды. Он не успел ничего осознать, не успел почувствовать боль. – Ним надеялся, что говорит правду. – Но он обезображен.

Ардит застонала.

– Я хорошо знаю своего друга. Он бы не хотел, чтобы ты видела его таким, чтобы ты его таким запомнила. – Ним замолчал, не в силах продолжать. Услышала ли его Ардит? Поняла ли?

Вновь повисло молчание.

– Ним, ты ужинал? – в конце концов спросила Ардит.

Он покачал головой:

– Не было времени. Я не голоден. – Он не успевал следить за переменами ее настроения.

Ардит встала:

– Я что-нибудь приготовлю.

Ним прошел за ней в небольшую, отлично продуманную кухню, которую Уолтер Толбот спроектировал самостоятельно. Со свойственной ему скрупулезностью Уолтер сперва не пожалел времени, чтобы тщательно изучить хозяйственную рутину, а потом расставил все так, чтобы двигаться было максимально удобно, а времени тратилось как можно меньше. Ним расположился за столом-островом, наблюдая за Ардит; помочь он не пытался, решив, что кухонные хлопоты помогут ей успокоиться. Она разогрела суп и налила его в керамические чашки, потом сделала омлет с зеленым луком и грибами. Когда омлет оказался в тарелках, Ним осознал, что все-таки голоден, и поел с большим удовольствием. Ардит сперва тоже пыталась есть, но в конце концов оставила большую часть на тарелке. За едой последовал крепкий кофе; взяв чашки, они вернулись в гостиную.

– Возможно, я все-таки буду добиваться, чтобы мне показали тело, – сказала Ардит тихо и спокойно.

– Если ты так решишь, никто тебе не помешает. Но поверь, не надо…

– Террористы, которые подбросили бомбу… которые убили Уолтера и других людей… думаешь, их поймают?

– Рано или поздно. Сумасшедших ловить трудно – они ведут себя непредсказуемо. Но если они снова попытаются сделать что-то подобное – а они скорее всего попытаются, – тогда их точно поймают, и они ответят за все.

– Наверное, я должна желать, чтобы их наказали. А мне почему-то все равно. Это плохо?

– Нет. В любом случае это уже не твоя забота.

– Какова бы ни была их судьба, ничего не изменишь. Не вернешь Уолтера… никого не вернешь. – Ардит задумалась. – Ты знаешь, что мы прожили вместе тридцать шесть лет? Наверное, я должна быть благодарна. У многих людей и этого нет, а мы по большей части были счастливы… Тридцать шесть лет… – Они тихонько заплакала. – Обними меня, Ним.

Он обнял ее за плечи и притянул ее голову к своему плечу. Она продолжала плакать, но уже без надрыва. Это были слезы принятия и прощания, памяти и любви – очищающие слезы, приходящие, когда в человеческой душе начинается процесс исцеления, такой же древний, необъяснимый и удивительный, как и сама жизнь.

Обнимая Ардит, Ним почувствовал приятный аромат ее духов. Мелькнула мысль: когда она успела надушиться? Наверное, когда уходила наверх… Господи, что за мысли!

Снаружи окончательно стемнело, лишь иногда мелькали фары проезжающих машин. В доме все замерло и воцарилась тишина.

Ардит больше не плакала и теперь прижалась к Ниму ближе. Он вновь вдохнул густой аромат ее духов – и, к своему смущению, понял, что его это возбуждает. Внезапно он очень остро почувствовал, что обнимает привлекательную женщину. Ним попытался отвлечься, подумать о другом, перечеркнуть происходящее, но безуспешно.

– Поцелуй меня, Ним. – Ардит подняла голову, и их лица оказались совсем близко.

Губы соприкоснулись – сперва осторожно, потом все смелее. Ардит целовала его жарко, требовательно, дразняще. Чувствуя, как обоих захватывает страсть, он вновь спросил себя: неужели это происходит наяву?

– Выключи свет, – тихо велела Ардит.

Он повиновался, хотя настойчивый голос внутри говорил: «Не делай этого! Остановись! Беги прочь!» – но Ним уже понимал, что никуда не уйдет, что внутренний голос протестует лишь для проформы, и сам презирал себя за это.

На диване было достаточно места. Пока Ним выключал свет, Ардит успела сбросить часть одежды, он помог ей избавиться от остального и разделся сам. Быстро стало ясно, что она и вправду возбуждена, хочет близости – и весьма искушена. Она стремилась доставить ему удовольствие, и ее легким, ловким пальцам это удавалось без труда. Он ответил тем же. Скоро Ардит застонала, потом вскрикнула:

– Боже, Ним, давай уже… пожалуйста!

Он вновь ощутил последний, смутный укол совести – и пришедшую с ним внезапную и пугающую мысль, что Уолли-младший и Мэри могут в любой момент вернуться, как собирались, и застать их врасплох. Потом все мысли растворились в волне страсти и удовольствия.

– Переживаешь?

– Да. Еще как, – признался Ним.

Прошел час. Они успели включить свет и одеться. Уолли позвонил несколько минут назад и сказал, что они с Мэри уже едут и оба останутся ночевать у матери.

– Не стоит. – Она слегка погладила его по руке, на лице ее мелькнула робкая улыбка. – Ты даже не представляешь, как помог мне.

Интуиция подсказывала, что Ардит сейчас недоговаривает: слишком хорошо им было, слишком подходили они друг другу в постели, чтобы отказываться от этого просто так, – а значит, скорее всего, встреча будет иметь продолжение. Что лишь умножало поводы для переживаний: выходит, Ним не только предал память друга в день его гибели, но и добавил проблем в собственную жизнь.

– Я хочу тебе кое-что объяснить, – сказала Ардит. – Я очень любила Уолтера. Он был хорошим человеком, добрым, порядочным. Мы прекрасно ладили, мне всегда было с ним интересно. Без него… я даже представить себе не могу, как буду жить. Однако секса у нас не было уже очень давно – лет шесть или семь. Уолтер не мог. У мужчин такое часто бывает – чаще, чем у женщин.

– Я не хочу об этом слышать… – запротестовал Ним.

– Придется. Я не хочу, чтобы ты терзался виной и рвал себе душу. И еще кое-что, Ним. Не ты сегодня начал. Начала я. Я заранее знала, к чему идет дело, и хотела тебя – когда у тебя еще и мысли ни о чем таком не было.

Духи, подумал он. Подействовали на него как афродизиак.

– Когда у женщины давно нет секса, – твердо продолжала Ардит, – она либо учится обходиться сама, либо идет на сторону. Я научилась обходиться сама. Решила довольствоваться тем, что есть: у меня был хороший муж, я его любила и не изменяла ему. Но это не значит, что мне не хотелось.

– Ардит, пожалуйста…

– Нет, подожди, дай мне договорить. Сегодня… сегодня вечером, когда я поняла, что все потеряла, мне захотелось близости сильнее, чем когда-либо. Вдруг накрыло воспоминаниями о том, чего мне не хватало семь лет. А ты оказался рядом, Ним. Ты мне всегда нравился – может, даже больше. И ты был со мной, когда я в тебе нуждалась. – Она улыбнулась. – Ты приехал, чтобы меня утешить. У тебя получилось. Вот и все. Не надо ничего усложнять, тебе не за что себя винить.

Он вздохнул.

– Не буду, раз ты так говоришь. – Легкий способ успокоить свою совесть. Быть может, слишком легкий.

– Я именно так и говорю. Поцелуй меня еще раз и поезжай домой, к Руфи.

К своему вящему облегчению, он успел уехать до того, как вернулись Уолли и Мэри.

По дороге домой Ним погрузился в раздумья о своей запутанной личной жизни. В сравнении с ней даже рабочие хитросплетения в «Голден стейт системс» казались простыми и понятными. Главным образом его беспокоила Руфь и их семейная жизнь, зашедшая в тупик, – а теперь еще и Ардит. Время от времени случались и другие романы – парочка из них еще не угасли окончательно. Приключения словно сами находили Нима – он ничего для этого не делал. Или делал – и просто обманывал себя? Быть может, он активно искал связей с другими женщинами, а потом убеждал себя, что все произошло спонтанно? Так или иначе, возможностей на этом поле у него всегда было много.

Женившись пятнадцать лет назад на Руфи, Ним принял решение хранить верность и следовал ему на протяжении четырех лет. Затем появился шанс переспать с другой женщиной – и он не стал противиться соблазну. Последовали другие – порой дело ограничивалось единственной встречей, порой взаимного энтузиазма хватало на целую интрижку, которая в конце концов угасала, как звезда после яркой вспышки. Сперва Ним считал, что сможет скрывать свои приключения от Руфи, прикрываясь рабочей загруженностью и ненормированным рабочим днем. Наверное, какое-то время так и было. Потом здравый смысл начал ему подсказывать, что Руфь, не только чуткая, но и проницательная, понимает, что происходит. Как ни удивительно, она не возражала – казалось, просто принимала все как есть. Парадоксальным образом реакция жены, точнее, отсутствие реакции, лишь раззадоривала Нима и продолжала раззадоривать сейчас. Что бы ей не обеспокоиться, не возмутиться, возможно, заплакать от злости?.. Разве его проступки не заслуживали хотя бы такой малости?

Как ни старался Ним скрывать свои похождения, слухи о них упорно расползались. Очередное подтверждение этому он получил сегодня. Как там сказала Тереза Ван Бюрен? «Боюсь, Ним, ты недооцениваешь женщин, видимо думаешь, что они годятся только для постельных упражнений. По слухам, с этим у тебя все в порядке». Тереза явно знала многое, иначе не стала бы говорить так прямо. А что знала Тереза, то знала вся компания.

Не ставит ли Ним под угрозу собственную карьеру? Зачем ему вообще все эти женщины? Дорожит он ими – или все это лишь игра?

– Провалиться мне на месте, если я хоть что-то понимаю, – произнес Ним в своей тесной машинке – и понял, что много о чем может так сказать.

В его собственном доме в пригороде свет уже погас, лишь ночник в прихожей остался включенным. Ним сам настаивал, чтобы семья экономила электроэнергию.

Поднявшись наверх, он на цыпочках пробрался в комнату Лии и Бенджи. Оба крепко спали.

Руфь заворочалась в постели, когда он вошел в спальню, и спросила сонным голосом:

– Который час?

– Немного заполночь, – тихо ответил он.

– Как Ардит?

– Утром расскажу.

Руфь, кажется, удовлетворилась этим и вновь уснула.

Ним быстро принял душ, памятуя о том, что нужно смыть духи Ардит, и забрался на супружеское ложе. Через несколько секунд накопившаяся за день усталость взяла верх, и он провалился в сон.

Глава 6

– Значит, решено, – сказал Эрик Хамфри, обводя вопросительным взглядом девятерых мужчин и двух женщин, собравшихся за столом в конференц-зале. – Мы утверждаем план, предложенный в докладе Нима, и на самом высшем уровне настаиваем на скорейшем согласовании трех проектов: угольная ТЭС в Тунипе, гидроаккумулирующая электростанция у Дьявольских Врат на реке Свитуотер и геотермальная станция в Финкасле.

Члены правления закивали и одобрительно загудели. Ним Голдман с облегчением откинулся на стуле. Сегодняшняя презентация далась ему нелегко и потребовала огромной работы – и его собственной, и других людей.

В правление ГСС входили все должностные лица компании, подчинявшиеся непосредственно председателю. Официально это был второй по важности – после совета директоров – орган в корпоративной иерархии; на практике же именно правление принимало важнейшие решения и проводило их в жизнь. В этот понедельник на повестке дня было много вопросов: заседание началось утром и не закончилось до сих пор, хотя уже миновал полдень. Некоторые из собравшихся выглядели откровенно уставшими. Пять дней назад на «Ла Мисьон» прогремел роковой взрыв и произошло аварийное отключение. С тех пор ежедневно до позднего вечера шел разбор полетов: причины, последствия, прогнозы на будущее. Отключений с прошлой среды не было – спасибо похолоданию и определенной доле везения. Тем не менее все понимали: если ГСС в ближайшем будущем не начнет наращивать генерирующие мощности, дальнейших – и куда более масштабных – отключений не избежать.

«В ближайшее время» означало в течение следующего года. Даже в этом случае возможен был серьезный дефицит: на проектирование и постройку обычной электростанции на углеводородном топливе требовалось пять лет, атомной – шесть; в каждом случае еще до начала строительства от четырех до шести лет уходило на получение необходимых разрешений.

– А помимо трех проектов, которые обсуждаем, мы по-прежнему добиваемся разрешения на строительство АЭС? – спросил Оскар О’Брайен, начальник юридической службы, ранее работавший в государственных структурах в Вашингтоне. О’Брайен, тучный мужчина, пропорциями напоминавший контрабас, непрерывно дымил сигарой. Напротив него Рэй Паулсен, исполнительный вице-президент по энергоснабжению, прорычал:

– Да уж, надеюсь!

Ним Голдман, который, сидя рядом с Паулсеном, рисовал каракули в блокноте, отметил про себя: как бы они с Паулсеном ни недолюбливали друг друга и сколько бы ни спорили по разным вопросам, в одном у них не было разногласий – оба не сомневались, что компании необходимо наращивать производство электроэнергии.

– Разумеется, атомную программу мы продолжаем, – сказал Эрик Хамфри. – Но с точки зрения пиара, я полагаю, лучше говорить о ней отдельно, не связывая с остальными планами. Атомная энергетика – дело рискованное… Я имею в виду – рискованное с точки зрения репутации компании, – добавил он поспешно. – Предвидя наше сегодняшнее решение, я договорился послезавтра встретиться с губернатором. Буду просить его нажать на все рычаги во всех регулирующих органах, чтобы ускорить процесс. Также я предложу провести по каждому из трех проектов общие слушания с представителями всех инстанций – возможно, уже начиная со следующего месяца.

– Такого никогда не делали, Эрик, – возразил Стюарт Ино, первый вице-президент, ответственный за тарифы и ставки. Старожил и ветеран компании, довольно тучный, с невыразительным лицом; надень на него брыжи и фетровую шляпу – и получится точь-в-точь страж из лондонского Тауэра. – Всегда проводятся отдельные слушания, а если их объединять, получится неразбериха.

– Переживут, чертовы бюрократы, – парировал Рэй Паулсен. – Поддерживаю Эрика. Надо сунуть им в задницу провод, пусть подергаются.

– Три провода, – предложил кто-то.

– Так еще лучше.

Лицо Ино приняло обиженное выражение.

Не обращая внимания на обмен репликами, Эрик Хамфри заметил:

– Как мы знаем, имеются убедительные аргументы в пользу принятия беспрецедентных мер. И вряд ли нам выдастся более удачный случай их выдвинуть. Блэкаут на прошлой неделе показал всем, что чрезвычайные ситуации возможны. А против чрезвычайных ситуаций нужны чрезвычайные меры. Думаю, это понимают даже в Сакраменто.

– В Сакраменто понимают только политику. Так же, как в Вашингтоне, – подал голос Оскар О’Брайен. – И давайте посмотрим правде в глаза: наши оппоненты постараются сыграть на политических мотивах, чтобы вставить нам палки в колеса, и прежде всего будут атаковать Тунипу.

В комнате загудели, неохотно соглашаясь с последним соображением. Все понимали: это, возможно, самый неоднозначный из трех предлагаемых проектов – и одновременно самый важный.

Территория у границы Калифорнии и Невады, практически необитаемая – до ближайшего городка сорок миль, – не представляла интереса ни для спортсменов, ни для туристов. Именно поэтому после тщательного рассмотрения местность и выбрали для осуществления проекта.

План «Голден стейт системс» заключался в том, чтобы построить в Тунипе огромную электростанцию мощностью более пяти миллионов киловатт – объем, достаточный для обеспечения шести таких городов, как Сан-Франциско. Она будет работать на угле, доставляемом по железной дороге, – в семистах километрах, в Юте, его имелось в избытке, и стоил он недорого. Ветку от Западно-Тихоокеанской железной дороги до ТЭС еще предстояло построить.

Уголь мог стать ответом Северной Америки на арабскую нефть. Месторождения в материковой части США составляли примерно треть разведанных мировых запасов; они могли полностью обеспечивать страну электроэнергией на протяжении трехсот лет. Считалось, что запасов Аляски хватит еще на два тысячелетия. Да, угольная энергетика была сопряжена с проблемами: во‐первых, разработка шахт, во‐вторых – загрязнение воздуха. Впрочем, для обеих проблем велся активный поиск современных технологических решений. На новых ТЭС в других штатах высокие – до трехсот метров – дымовые трубы в сочетании с электростатическими фильтрами и золоуловителями, очищающими дымовые газы от серы, позволяли снизить уровень загрязнения до приемлемых значений, а в Тунипе любые потенциальные выбросы будут максимально далеко от жилья и мест отдыха.

Кроме того, постройка ТЭС в Тунипе позволит закрыть некоторые из более старых, работающих на нефти объектов ГСС. Это поможет снизить зависимость от импортного топлива и значительно уменьшит затраты.

Все разумные доводы говорили за Тунипу. Впрочем, как энергетические компании давно узнали на практике, и разумные доводы, и ссылки на пользу для общества были бессильны, стоило найтись горстке упертых политиков. Раз за разом искусно затягивая процедуры, реализацию такого проекта, как Тунипа, можно было откладывать бесконечно. Те, кто последовательно противодействовал любым попыткам увеличить выработку электроэнергии, успешно пользовались третьим законом Паркинсона: «Отсрочка – худшая из форм отказа».

– Есть еще вопросы для обсуждения? – спросил Эрик Хамфри.

Некоторые из сидевших за столом начали складывать бумаги в портфели, считая, что собрание вот-вот закончится.

– Есть, – сказала Тереза Ван Бюрен. – Мне нужно пару минут.

Все обернулись к вице-президенту по связям с общественностью, чья невысокая плотная фигурка подалась вперед в попытке привлечь внимание. Сегодня – видимо, ради совещания – Тереза аккуратно причесала свои буйные волосы, но одета была по-прежнему в один из неизменных льняных костюмов.

– Выкрутить руки губернатору, чтобы он пошел на уступки, и потрафить самолюбию важных шишек в правительстве штата, как ты хочешь, Эрик, – это все прекрасно: я целиком и полностью за, – но чтобы добиться всего, что нам нужно, этого мало. Я объясню почему.

Ван Бюрен сделала паузу, извлекла на свет две газеты и расстелила на столе.

– Вот сегодняшний выпуск «Калифорния экземинер» – ранний тираж, я попросила, чтобы мне прислали. А вот «Хроникл-Уэст» за сегодняшнее утро, ее вы наверняка видели. Я внимательнейшим образом прочитала обе газеты и не нашла там ни слова про отключение на прошлой неделе. Вы знаете, что это была новость номер один, но буквально на следующий день она уже не главная, а потом исчезает из повестки полностью. И точно так же дело обстоит в прочих СМИ, не только в печатной прессе.

– И что? – сказал Рэй Паулсен. – Были другие новости. Люди отвлекаются.

– Люди отвлекаются потому, что никто не поддерживает их интерес. И пресса, и население, – Ван Бюрен взмахнула рукой, будто обозначая народные массы за пределами конференц-зала, – считают, что дефицит электроэнергии – это какая-то сиюминутная проблема, и ее можно решить точечными мерами. Никто не задумывается о долгосрочных последствиях дефицита, которые между тем все ближе. О том, что упадет уровень жизни, придется переносить промышленные предприятия, взлетит уровень безработицы… Все прячут голову в песок, и будут прятать, если мы не примем меры.

– А как изменить общественное мнение? – спросила вторая женщина за столом, Шарлетт Андерхилл, исполнительный вице-президент и финансовый директор.

– Я отвечу, – сказал Ним Голдман, со стуком откладывая карандаш. – Во-первых, можно и нужно начать говорить правду – ничего не скрывая, открыто, четко и громко, раз за разом…

– То есть вы хотите, чтобы вас показывали по телевизору не два, а четыре раза в неделю? – перебил Рэй Паулсен.

– Это должно стать политикой нашей компании. – Вмешательство Рэя Ним проигнорировал. – Говорить вслух о том, что все мы здесь и так знаем. На прошлой неделе на пике нагрузки потребление составило двадцать два миллиона киловатт, каждый год спрос растет на миллион киловатт. Если так будет продолжаться, через три года начнется нехватка резервов, через четыре года их не останется совсем. И как нам тогда справляться? Ответ прост: никак. Любой идиот способен понять: через три года блэкауты будут случаться каждый раз, как припечет солнце, а через шесть – каждый летний день. Необходимы новые электростанции. И нужно донести до населения, каковы будут последствия, если их не строить.

Повисло молчание, которое вновь нарушила Тереза Ван Бюрен:

– Мы все знаем, как обстоит дело, почему же мы об этом молчим? На следующей неделе, кстати, будет отличный шанс. Нима пригласили выступить во вторник в программе «Добрый вечер», у них куча зрителей.

– Жаль, что я во вторник вечером занят, – буркнул Паулсен.

– Не уверена, что нам стоит действовать так, в лоб, – сказала Шарлетт Андерхилл. – Думаю, никому не надо напоминать, что мы подали заявку на повышение тарифов, и она сейчас в процессе согласования. Мы отчаянно нуждаемся в деньгах. Меньше всего хотелось бы, чтобы что-то пошло не так.

– Честность и открытость только повысят наши шансы, – возразила Тереза Ван Бюрен.

– Сомневаюсь, – покачала головой финдиректор. – И еще: полагаю, подобные заявления должны исходить от председателя совета директоров.

– На всякий случай скажу, что в «Добрый вечер» приглашали меня, а я попросил Нима, – мягко вставил Эрик Хамфри. – У него такое хорошо получается.

– У него получится еще лучше, – сказала Тереза, – если мы дадим ему карт-бланш и разрешим открыто говорить неприятную правду, а не придерживаться умеренной линии, как обычно.

– Я по-прежнему за умеренную линию. – На сей раз голос подал Фрейзер Фентон – еще один старожил компании, сухопарый, лысеющий и аскетичный. Он отвечал в основном за газовую отрасль. – Не все согласны с твоими мрачными прогнозами, Тесс. Я тридцать четыре года работаю в энергетике и видел, как кризисы приходили и уходили. Как-нибудь справимся и с дефицитом мощностей…

– Как именно? – перебил Ним Голдман.

– Дайте договорить. Я еще хотел сказать про оппозицию. Да, сейчас многое из того, что мы делаем, вызывает возмущение – будь то строительство новых станций, повышение тарифов или выплата дивидендов акционерам. Но, думаю, большая часть проблем – и возмущение, и повышенное потребление – дело временное. Все это лишь проявления модных веяний. Постепенно все вернется на круги своя – как было, когда энергетическим компаниям никто не мешал. Поэтому я считаю, что не нужно делать никаких резких заявлений, чтобы не усугублять проблемы и не вызывать возмущения публики.

– Согласен, – сказал Стюарт Ино.

– И я, – поддержал Рэй Паулсен.

Ним встретился глазами с Терезой Ван Бюрен: они явно думали об одном и том же. В сфере коммунального хозяйства Фрейзер Фентон, Ино, Паулсен и прочие им подобные были опытными функционерами, но они сделали себе карьеру в более благополучные времена и отказывались верить в то, что те времена прошли. Они заняли высокие посты по выслуге лет – им никогда не приходилось выдерживать конкуренцию, отчаянно бороться за продвижение по службе, как принято в других отраслях. Уверенные, что лично им ничего не угрожает, они жили в своем коконе, молясь на священную корову – статус-кво. И, конечно же, были наотрез против того, чтобы «раскачивать лодку».

Разумеется, у всего имелись причины – Ним нередко обсуждал их с более молодыми коллегами. Уж таковы особенности работы в коммунальной сфере – естественная монополия не подвержена ежедневной конкуренции. Именно поэтому предприятия коммунального хозяйства, такие как «Голден стейт системс», иногда напоминали государственные органы с их бюрократией. Спрос на электроэнергию традиционно превышал предложение, поэтому компании могли продавать столько, сколько смогут произвести; к тому же дешевых источников энергии было много. Лишь в последние годы, по мере того как ресурсы стали истощаться и дорожать, функционеры в отрасли впервые столкнулись с серьезными финансовыми проблемами и необходимостью принимать непопулярные решения. Теперь, на склоне лет, им приходилось бороться с грамотно организованным сопротивлением потребителей и «зеленых».

По мнению Нима Голдмана и его единомышленников, большинство топ-менеджеров были не в состоянии даже признать существование этих проблем, не то что предложить реалистичные решения. Уолтер Толбот принадлежал к редкому исключению. Со своей стороны, партия старожилов считала Нима и его сторонников непоседливыми выскочками, доставлявшими лишние неудобства. И, поскольку старожилов было больше, их точка зрения обычно побеждала.

– Признаюсь, у меня смешанные чувства, – покачал головой Эрик Хамфри. – Не знаю, стоит ли нам высказываться более радикально. По-человечески – это не в моем характере, но порой аргументы другой стороны представляются мне разумными. – Председатель, слегка улыбнувшись, бросил взгляд на Нима. – Ты вроде хотел что-то сказать?

Поколебавшись немного, Ним все-таки произнес:

– Я хотел сказать одно. Когда начнутся серьезные отключения – я имею в виду, длительные и регулярные, что случится уже через несколько лет, – именно на нас посыплются все шишки. И именно из нас СМИ сделают козлов отпущения. Политики, как всегда, умоют руки. Население тоже будет винить нас: мол, почему не предупреждали? Я совершенно согласен с Терезой: пришло время действовать решительно.

– Вынесем вопрос на голосование, – объявил Хамфри. – Кто за более решительные меры?

В воздух взмыли три руки: Терезы Ван Бюрен, Нима и Оскара О’Брайена, начальника юридической службы.

– Кто против?

На этот раз проголосовали восемь человек.

Эрик Хамфри кивнул:

– Я соглашусь с большинством. Значит, продолжаем умеренную линию.

– И смотри там, никаких радикальных высказываний по телевизору! – предупредил Рэй Паулсен Нима.

Тот прожег Паулсена взглядом, но сдержался и промолчал. Собрание было окончено. Все разбрелись по двое-трое, обсуждая насущные рабочие вопросы.

– Поражения необходимы, – жизнерадостно заверил Нима Эрик Хамфри, выходя из конференц-зала. – Всем на пользу, когда время от времени сбивают спесь.

Ним решил не отвечать. Вплоть до сегодняшнего заседания он задавался вопросом: неужели даже с учетом последних событий старая гвардия так и не поймет, что нужно работать с населением? Теперь он получил ответ: не поймет. Жаль, что его не поддержал председатель. Ним прекрасно знал: если бы захотел Хамфри, их партия одержала бы верх независимо от результатов голосования.

– Зайди ко мне, – бросил председатель, когда они подошли к двери, располагавшейся чуть дальше по коридору, рядом с дверью Нима. – Хочу тебя кое о чем попросить.

Кабинет председателя, хоть и более просторный, чем кабинеты остального руководства, в соответствие с политикой компании был обставлен без излишеств. Интерьеры как бы говорили: деньги клиентов и акционеров здесь тратятся на дело, а не на дорогие игрушки. Ним прошел в гостиную, где стояло несколько удобных кресел и где председатель принимал посетителей. Хамфри присоединился к нему, захватив по пути папку со стола.

На улице ярко светило солнце, а из окон кабинета открывался прекрасный вид на город – точнее, мог бы открываться, потому что портьеры были плотно задвинуты, а комнату освещало только электричество. Председатель всегда уклонялся от ответов на вопросы, почему задергивает шторы; ходили слухи, что даже сейчас, после тридцати лет в Калифорнии, он скучает по панораме Бостона и не хочет видеть ничего другого.

– Полагаю, ты уже читал последний доклад. – Хамфри показал папку с надписью: «Отдел защиты собственности. Тема: Хищения энергоресурсов».

– Читал.

– Ситуация явно ухудшается. Я понимаю, что для нас это вроде бы немного, булавочный укол, но мне это совершенно не нравится.

– Двенадцать миллионов долларов в год – это довольно крупная булавка, – заметил Ним.

В упомянутом докладе, составленном главой отдела безопасности Гарри Лондоном, описывалось воровство электроэнергии и газа, которое достигло масштабов эпидемии. Для этого использовались разнообразные методы вмешательства в работу счетчиков, обычно самими потребителями, хотя, похоже, такие услуги оказывались уже и профессионально.

– Двенадцать миллионов – примерная оценка. Возможно, реальный ущерб меньше – а возможно, намного больше, – задумчиво произнес Эрик Хамфри.

– Оценка достаточно точная, – заверил Ним. – Уолтер Толбот тоже так думал. Помните, в прошлом году он рассчитал, что у нас разница в два процента между производством и потреблением – это считая продажи по финансовым документам, внутреннее потребление и линейные потери.

Главный инженер, ныне покойный, первым в ГСС забил тревогу. Он подготовил подробный доклад сразу же, как заметил происходящее, и по его же инициативе был создан отдел защиты собственности. Тогда к нему прислушались. Вот еще одна область, подумал Ним, где Уолтера будет сильно не хватать.

– Да, помню. Огромные объемы электроэнергии уходят неизвестно куда.

– И за два года они выросли в четыре раза.

Председатель побарабанил пальцами по подлокотнику:

– То же самое происходит с газом. Нельзя оставаться безучастными.

– Нам везло долгое время, – сказал Ним. – Проблемы были на Восточном побережье и на Среднем Западе, но не у нас. «Кон Эдисон» в прошлом году потеряла в Нью-Йорке семнадцать миллионов на незаконном потреблении. А их чикагский офис, где продажи меньше, чем у нас, и нет газа, отчитался о потере пяти или шести миллионов. То же самое в Новом Орлеане, Флориде, Нью-Джерси…

– Знаю, – нетерпеливо перебил Хамфри и, немного подумав, произнес: – Ладно, мы усилим меры и, если нужно, увеличим бюджет на расследования. Вот тебе новое задание: будешь действовать от моего имени. Скажи Гарри Лондону, что я тебя уполномочил. И особо подчеркни, что я лично буду следить за работой его отдела и хочу видеть результаты.

Глава 7

– Некоторые считают, будто хищения энергоресурсов – это что-то новое, – заявил Гарри Лондон. – Так вот: ничего подобного. Ты, наверное, удивишься, если я скажу, что такие случае были зафиксированы в Калифорнии еще сто лет назад? – Он говорил, будто школьный учитель, обращающийся к целому классу учеников, хотя перед ним сидел только Ним Голдман.

– Меня трудно удивить. Но тебе удалось.

– Наслаждайся. – Невысокий и грубовато скроенный, Лондон, объясняя что-либо, всегда говорил очень четко, почти педантично, как сейчас.

До того как занять пять лет назад должность заместителя начальника в отделе безопасности «Голден стейт системс», он служил в морской пехоте США, был старшим сержантом и получил Серебряную Звезду за храбрость в бою, а потом какое-то время работал следователем в полиции Лос-Анджелеса. Шесть месяцев Гарри Лондон возглавлял новое подразделение ГСС – отдел защиты собственности, специально организованный для борьбы с воровством электроэнергии. За это время они с Нимом сильно сдружились. Сейчас они беседовали в кабинете Лондона – одном из тесных отсеков со стеклянными перегородками во временном помещении, которое занимал отдел.

– В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году в Вальехо, – продолжал Лондон, – «Газовая компания Сан-Франциско» построила газовый завод, которым заведовал Янг. А в Вальехо была гостиница, принадлежавшая некоему Джону Ли. Так вот, Ли уличили в том, что он ловчил с оплатой за газ. Оказалось, он установил трубу в обход счетчика.

– Ничего себе! В те времена?

– Слушай дальше! Янг из газовой компании попытался взыскать с Джона Ли плату за незаконно потребленный газ, но тот так взбесился, что выстрелил в него. Его посадили за вооруженное нападение и покушение на убийство.

– Это не выдумки? – недоверчиво спросил Ним.

– Написано в книгах по истории Калифорнии. Можешь последовать моему примеру и прочитать.

– Ладно, поверю на слово. Вернемся к нашим делам.

– Читал мой доклад?

– Да, и председатель тоже. – Ним передал слова Хамфри о необходимости усилить меры и желании увидеть результаты.

Лондон кивнул:

– Результаты будут. Возможно, уже на этой неделе.

– Ты про Бруксайд?

– Именно.

Спальный район Бруксайд, милях в двадцати от центра города, упоминался в докладе департамента защиты собственности. Этому району планировалось уделить особое внимание: там был отмечен целый ряд однотипных случаев хищения электроэнергии и газа.

– «День икс» для Бруксайда наступит послезавтра, – добавил Гарри Лондон.

– То есть в четверг. Не ожидал, что ты так быстро все организуешь.

В докладе говорилось, что в Бруксайде планируется рейд – без указания точной даты. Руководить операцией будет отдел защиты собственности в лице самого Лондона, его заместителя Арта Ромео и трех их помощников. Им выделят целую команду сотрудников ГСС – тридцать подготовленных инспекторов из службы по работе с потребителями, полдюжины инженеров-наладчиков и двоих фотографов для съемки улик. Ударный отряд соберется в центре города и отправится в Бруксайд на специально заказанном автобусе. С ними поедет передвижная радиостанция, которая будет служить центром связи. Все ответственные получат портативные рации. Для передвижения по району будут во множестве задействованы легковые автомобили.

До этого – в день «икс минус один» – инспекторы и инженеры пройдут инструктаж, но район, где они будут работать, им не раскроют.

Прибыв в Бруксайд в «день икс», инспекторы начнут обход всех жилых домов и предприятий, проверяя счетчики электроэнергии и газа на наличие признаков постороннего вмешательства. Некоторым типам зданий, часто используемым в мошеннических схемах, будет уделено особое внимание. Так, всегда под подозрением супермаркеты, для которых электроэнергия – вторая по значимости после рабочей силы статья расходов; среди них и раньше находились любители обойти правила. На сей раз ни один супермаркет не избежит проверки, и если у инспекторов возникнет хоть малейшее сомнение, на место приедут люди Гарри Лондона.

– Чем быстрее организуешь рейд, тем меньше риск, что про него пронюхают, – ухмыльнулся Лондон. – В морской пехоте мы и покрупнее операции проворачивали.

– Ладно, морпех, что с меня, салаги, взять. Но я хотел бы принять участие.

Сразу после окончания университета Нима призвали в армию и отправили в Корею. Их взвод провел там месяц и еще не успел вступить в ближний бой с противником, когда их накрыли огнем с воздуха свои же самолеты, – чудовищная ошибка, которая на армейском языке называется вполне безобидно: «дружественный огонь». Четверо погибших, много раненых, в том числе и Ним Голдман. Разорванная барабанная перепонка воспалилась, и он так и остался глухим на левое ухо. Вскоре его без лишнего шума комиссовали и отправили домой. Сам инцидент широкой огласки не получил. Большинству коллег и друзей было известно, что, разговаривая с Нимом, лучше садиться справа, но мало кто знал почему. Гарри Лондон был одним из немногих исключений.

– Жду тебя в четверг, – сказал Гарри.

Условившись встретиться, они заговорили о взрыве на «Ла Мисьон», в результате которого погиб Уолтер Талбот и другие сотрудники. Гарри не участвовал напрямую в расследовании, но приятельствовал с начальником отдела безопасности – они частенько заходили выпить после работы и побеседовать о делах насущных. Кроме того, Лондон по-прежнему поддерживал связь с органами правопорядка, где у него сохранились знакомые со времен службы в полиции.

– Шериф на связи с ФБР и городской полицией, – сообщил он. – Пока полный тупик. В таких делах с уликами в основном работает ФБР – так вот они считают, что это какая-то новая шайка ненормальных, которая нигде еще не засветилась, поэтому ее так трудно найти.

– А что насчет человека из «Армии спасения»?

– Ищут. Но форму много где можно достать, ее отследить трудно. Конечно, если они попытаются еще раз что-то провернуть, это сильно упростит дело. Все уже наготове, только и ждут.

– Думаешь, могут попробовать?

Лондон пожал плечами:

– Фанатики обычно очень хитрые, прямо гении, но могут запросто проколоться. Предугадать невозможно. Если что-нибудь услышу, дам тебе знать.

– Спасибо.

Именно это, осознал Ним, он сам говорил Ардит в прошлую среду. Кстати, Ардит нужно позвонить, а может, и съездить к ней в ближайшие дни. С прошлой среды он видел ее только раз – в субботу утром, на похоронах Уолтера, при куче народу из ГСС. Ним и Ардит обменялись несколькими неловкими фразами – и все. Что теперь? Требуют ли приличия, чтобы он выждал какое-то время, прежде чем звонить вдове? Или после всего, что между ними произошло, сама мысль о приличиях уже лицемерие?

– Увидимся в «день икс», – сказал он Гарри Лондону.

Глава 8

День вновь обещал быть жарким – очень жарким, как и все бесконечное нынешнее лето. Это было ясно даже в девять утра, когда Ним Голдман приехал в Бруксайд.

Ударный отряд собрался на месте за час до начала рейда. Командный пункт устроили на парковке торгового центра, удобно расположенного в центре района. Там собралось с полдюжины машин, раскрашенных в оранжевый и белый – цвета ГСС – и с логотипами компании. Три десятка инспекторов уже отправились по адресам. В основном это была молодежь, некоторые – студенты, подрабатывающие летом. Каждый получил стопку карточек с адресами, где надо проверить счетчики и прочее оборудование (их специально напечатали накануне вечером). Обычно инспекторы просто записывали показания счетчиков и передавали их в компанию; сегодня показания их не интересовали – они искали лишь следы утечек.

Из одного из фургонов на парковке показался Гарри Лондон. Одетый в рубашку с короткими рукавами, похожую на военную, бежевые брюки с тщательно заутюженными стрелками и начищенные ботинки, он пребывал в прекрасном расположении духа. Ним снял пиджак и кинул в салон «фиата». Солнце жарило вовсю, и от асфальта на парковке поднимался раскаленный воздух.

– Уже есть результаты, – сказал Лондон. – Пять очевидных случаев за первый час. И еще три ребята сейчас проверяют.

– Предприятия или частные лица?

– Четыре – частники, одно предприятие, и там просто конфетка. Воровали у нас все – и газ, и электричество. Хочешь глянуть?

– Конечно.

– Я отъеду ненадолго с мистером Голдманом, – обратился Гарри к тем, кто сидел в фургоне. – Посмотрим объект номер четыре.

– У меня вырисовываются два вывода, – сообщил он Ниму по дороге. – Во-первых, то, что мы видим сегодня, – только верхушка айсберга. Во-вторых, сдается мне, кое-где мы имеем дело с профессионалами, с организованной группировкой.

– Почему?

– Давай сперва я кое-что тебе покажу.

– Ладно. – Ним откинулся в кресле, разглядывая проплывавший за окнами Бруксайд.

Зажиточный район появился, как и многие другие, в конце пятидесятых – начале шестидесятых. Раньше здесь расстилались поля; теперь на месте фермерских плантаций выросли жилые массивы и предприятия, которые их обслуживали. Нищеты в Бруксайде не было – по крайней мере, на первый взгляд.

Даже небольшие таунхаусы, вытянувшиеся ровными рядами, казались ухоженными, а лужайки перед ними, хоть и размером с коврик, были аккуратно подстрижены. Помимо этих скромных улочек имелось еще несколько квадратных миль территории с домами побольше – вплоть до роскошных особняков с гаражами на три автомобиля и отдельными съездами с шоссе. В витринах магазинов, в том числе больших торговых центров, окруженных аллеями, красовались недешевые товары. Казалось, местность процветает. Трудно было представить, чтобы в таком месте кто-то стал воровать электроэнергию.

– Внешность часто обманчива, – произнес Гарри Лондон, словно прочитав мысли товарища, и свернул с торговой улицы к заправке, соединенной с автомастерской и туннельной автомойкой. Перед тамошним офисом припарковался и вышел из машины. Ним последовал за ним.

Неподалеку стоял фургон ГСС.

– Мы позвали фотографа, – сказал Гарри. – Наш сотрудник пока следит, чтобы никто ничего не трогал.

К ним, на ходу вытирая руки тряпкой, направился человек в сером рабочем комбинезоне, худощавый, с лисьим лицом, на котором читалось беспокойство.

– Слушайте, я ведь вам говорил, что не знаю ни про какое…

– Говорили-говорили. Это вот мистер Джексон, – представил его Лондон. – Он нас сюда пустил, чтобы мы проверили счетчики.

– Уж не знаю теперь – может, зря, – проворчал Джексон. – Я просто арендатор. У недвижимости другой владелец.

– Но бизнес-то принадлежит вам, – возразил Лондон. – Счета за газ и электричество на ваше имя приходят, так ведь?

– Да такими темпами все, считай, уже банку принадлежит.

– Вряд ли банк вам подкручивал счетчики газа и электричества.

– Я не вру. – Автомеханик еще крепче вцепился в тряпку, которую вертел в руках. – Не знаю, кто тут что подкручивал.

– Да-да. Не возражаете, если мы войдем?

Автомеханик насупился, однако останавливать их не стал. Гарри первым прошел в офис заправочной станции, затем в крошечную заднюю комнатку, которая, похоже, служила кладовкой. На стене напротив входа обнаружились переключатели, автоматы и счетчики – газовый и электрический; их как раз осматривал молодой человек в форме наладчика ГСС. Когда вошли Ним и Гарри, он поднял глаза и небрежно бросил:

– Привет!

Гарри Лондон представил Нима.

– Расскажи мистеру Голдману, что нашел.

– Ну, на счетчике электроэнергии была сломана пломба, а сам счетчик перевернут.

– То есть он либо мотает назад, либо останавливается.

Ним кивнул: этот простой, но эффективный прием был ему известен. Чтобы не платить за электроэнергию, можно аккуратно снять пломбу со счетчика, потом вынуть сам счетчик – легкая задача, потому что он не был закреплен, а просто вставлялся в разъем, – перевернуть и снова вставить на место. При потреблении электричества такой счетчик либо крутился в обратном направлении, либо просто отключался. В первом случае показатели потребления уменьшались, вместо того чтобы расти. Затем, за пару дней до визита инспектора, счетчик снова ставили как надо и аккуратно приклеивали на место пломбу.

Некоторые компании, настрадавшись от подобного, ставили счетчики нового типа, работавшие правильно даже вверх ногами. Также существовали сложные запорные механизмы, чтобы счетчик нельзя было вынуть без специального ключа. Увы, в арсенале у нарушителей имелись и другие хитрые приемы, а кроме того, у потребителей пока стояли миллионы старых счетчиков без замков. Их замена потребовала бы огромных расходов. Нарушителей спасала сама распространенность явления: все счетчики до единого не проверишь.

– С газом они сделали похитрее, – сказал наладчик, подходя к газовому счетчику рядом и присаживаясь перед ним на корточки. – Взгляните-ка.

Он провел рукой по выходившей из стены трубе длиной в пару футов, которая была подведена к счетчику.

– Вот входящая труба.

– С улицы, – добавил Гарри Лондон. – От газопровода компании.

Ним кивнул.

– А вот исходящая – к объектам клиента. – Молодой человек провел рукой дальше – к противоположной стороне счетчика. – На газе у них работает большой водонагреватель, сушки для автомобилей, плита и обогреватель в квартире наверху. Это большие объемы каждый месяц. А теперь взгляните сюда. – Он взялся обеими руками за фитинги труб – там, где обе уходили в стену. Над цементом явно кто-то поработал – на полу образовались кучки цементной крошки.

– Это я расковырял, – сказал наладчик, – чтобы посмотреть, что там. Это не просто фитинги, а Т-образные муфты – они соединены еще одной трубой, которую не видно, потому что она в стене.

– Старый способ жульничества – обходная труба, – добавил Лондон. – Надо сказать, здесь все сделано очень аккуратно. Получается, большая часть газа не проходит через счетчик, как должна бы, а идет от главной газовой трубы напрямую.

– Часть проходит через счетчик, чтобы крутился, – пояснил сотрудник. – Но газ идет по пути наименьшего сопротивления. В счетчике сопротивление есть, поэтому бесплатно, через обходную трубу, объем получается больше.

– Теперь не получится, – объявил Лондон.

В комнату вошла бойкая молодая женщина, нагруженная камерами и прочим фотооборудованием, и весело спросила:

– Фотограф нужен?

– Еще как. – Лондон указал на газовый счетчик. – Сначала здесь. – Он повернулся к Ниму. – Сфотографируем так, а потом уберем оставшийся цемент, чтобы была видна незаконно установленная труба.

Автомеханик с лисьим лицом замаячил позади них и возмущенно заявил:

– Стену ломать не имеете права! Я тут хозяин!

– Напоминаю, мистер Джексон: вы сами нас впустили и дали согласие на осмотр оборудования, принадлежащего нашей компании. Если у вас есть вопросы о ваших и наших правах, я бы рекомендовал позвонить адвокату. Думаю, он вам в любом случае понадобится.

– Не нужен мне никакой адвокат!

– Как хотите.

– Мистер Джексон, – вмешался Ним, – вы осознаете, какие серьезные проблемы вам грозят? Мошенничество со счетчиками тянет на уголовное дело, а фотографии, которые мы делаем, послужат уликами.

– Без уголовного дела не обойдется, – как по сигналу, вступил Лондон. – Хотя, конечно, если мистер Джексон кое в чем нам поможет, это может стать смягчающим обстоятельством.

Автомеханик уставился на них с подозрением:

– Это в чем же?

На протяжении их разговора фотограф не переставала щелкать затвором и сверкать вспышкой. Вслед за газовым счетчиком наступил черед электрического. Наладчик расковырял цемент сильнее, обнажая спрятанную в стене трубу.

– Во-первых, – продолжил Лондон, – вы должны полностью погасить долг – за все использованное незаконно. Я уже успел связаться с нашим расчетным отделом. Они сравнили недавние счета с более ранними. Долг составляет пять тысяч долларов – включая оплату сегодняшних работ.

Хозяин мастерской побледнел и нервно сглотнул.

– Господи, да не может такого быть! Я же всего… – Он резко замолчал.

– Продолжайте, – ободрил его Ним. – С каких пор вы взялись химичить со счетчиками?

– И раз уж мы об этом, – поддержал Лондон, – то, может быть, заодно сообщите, кто вам газовый счетчик переустанавливал? Вот второе условие.

К ним обернулся наладчик.

– Одно могу сказать: здесь точно был профессионал.

Лондон взглянул на Нима.

– Помнишь, что я тебе говорил? Многое из того, что мы видим, – работа профессионалов. – Он вновь обернулся к Джексону. – Ну так что же? Скажете нам, кто это делал?

Тот поморщился, но промолчал.

– Когда закончим здесь, мистер Джексон, отключим газ и электричество. И не подключим, пока не погасите долг.

– И как я, по-вашему, должен работать? – взорвался Джексон.

– А мы как должны работать, если каждый второй не будет платить? – парировал Лондон и повернулся к Ниму. – Ну что, тебе хватило?

– Более чем. Поехали.

– Бьюсь об заклад, он слишком глубоко залез в долги, чтобы расплатиться. И вряд ли сдаст того, кто делал работу, – посетовал Гарри Лондон, едва они вышли наружу.

Уже сидя в машине, Ним спросил:

– А мы можем его засудить, чтоб другим неповадно было?

Бывший полицейский покачал головой:

– Хотелось бы… Может, суд и вынесет приговор в нашу пользу. Впрочем, скорее всего нам придется доказывать, что именно Джексон подкручивал счетчики – или что хотя бы об этом знал, а доказательств у нас нет.

– То есть наше дело безнадежно.

– В каком-то смысле – да, в каком-то – нет. Пойдут разговоры. Уже наверняка пошли. И многие, кто собирался последовать примеру Джексона, раздумают. Кроме того, мы широко раскинули сети. Сегодня еще немало нарушителей попадется.

– Но только в Бруксайде. – Ним мрачно представил себе всю территорию, которую обслуживала ГСС: Бруксайд по сравнению с ней как единственный стручок арахиса на огромной плантации.

Через несколько минут они вернулись на парковку перед торговым центром, где располагался импровизированный командный пункт.

Как и предсказывал Гарри Лондон, на протяжении дня в Бруксайде было поймано множество нарушителей. Уже к обеду их набралось более сорока; к вечеру, по всей вероятности, наберется еще как минимум столько же. Нашлись нарушения и в супермаркетах: у местной торговой сети проверили все магазины, и незаконные обходы счетчиков нашлись в пяти из восьми точек.

Ним оставался рядом с Гарри Лондоном, наблюдая за его работой и выезжая на объекты, где нелегальные конструкции были самыми необычными и хитроумными.

Ближе к обеду они оказались возле одного из тех небольших скромных домиков, которые Ним приметил с утра. Перед домом были припаркованы два фургона ГСС. Сотрудник из отдела защиты собственности, наладчик и девушка-фотограф – та же самая, что приезжала на заправку, – обступили находившийся снаружи, у черного хода, счетчик электроэнергии.

– Дома никого нет, – объяснил Лондон. – В головном офисе мы проверили здешнего жильца. Он токарь. Это кое-что объясняет. Взгляни сюда. – Остальные посторонились, и Гарри указал на крошечное отверстие в стеклянной крышке счетчика. В отверстие был вставлен небольшой отрезок жесткой проволоки, упиравшийся в металлический диск в центре – тот самый, который вращался, когда шел расход электроэнергии. – Естественно, проволоки здесь быть не должно. Она не дает диску двигаться.

Ним кивнул.

– Получается, ток проходит сквозь счетчик, но показания не записываются.

– Именно. А сам счетчик не поврежден – стоит убрать проволоку, и все снова работает.

– Только отверстие остается.

– Если не приглядываться, вы его ни в жизнь не заметите, – сказал стоявший позади них наладчик. – Думаю, у парня было ювелирное сверло, иначе стекло бы треснуло. Умно придумано, ничего не скажешь.

– Посмотрим, кто умнее, когда он получит счет за электроэнергию, – возразил Лондон. – Кроме того, сегодня мы за ним понаблюдаем. Скорее всего, соседи ему расскажут, что мы приезжали, он занервничает и полезет вытаскивать проволоку. Тут-то мы его и накроем, чтобы он не смог отвертеться.

Известия о все новых и новых нарушениях продолжали поступать в командный пункт. Один воришка, еще более хитроумный, разобрал счетчик и подпилил несколько зубцов у шестеренки, которая вращала записывающий диск, – так он крутился медленнее, снижая показатели потребления примерно в два раза. Отдел расчетов в головном офисе, проверив цифры за прошедшие периоды, пришел к выводу, что они занижались последние три года.

Еще один потребитель наловчился менять счетчики местами. Каким-то образом раздобыв второй прибор – Гарри Лондон предположил, что клиент его просто украл, – он периодически устанавливал его вместо того, который предоставила ГСС. Разумеется, пока стоял «личный» счетчик, никакие показания не записывались, то есть электроэнергия не стоила ни гроша.

Считалось, что газовые счетчики защищены лучше, однако некоторых особо одаренных любителей дармовщины это не останавливало. Как сказал Гарри Лондон, снять или поставить газовый счетчик может любой, кто хоть немного смыслит в сантехнике; у кого руки растут откуда надо – разберется.

Один такой, с руками откуда надо, как выяснил инспектор, снял свой газовый счетчик совсем, установив на его место резиновый шланг. Способ был небезопасный – зато эффективный. Вероятно, счетчик снимали на какое-то время каждый месяц, а потом, когда приближался обычный визит инспектора для снятия показаний, ставили на место. Другой нарушитель – владелец нескольких расположенных подряд магазинов, которые он сдавал арендаторам, – поступал похожим образом. Правда, он свой газовый счетчик разворачивал лицом к стене, так что тот крутился в обратную сторону. Именно на этом объекте – единственный раз за весь день – они столкнулись с физическим противодействием. Бизнесмен, придя в ярость от того, что его махинации раскрыли, набросился на наладчика с газовым ключом и нанес ему серьезные побои. Рабочего со сломанной рукой и переломанным носом увезли в больницу, бизнесмена – в полицейский участок, где ему предъявили ряд обвинений, в том числе – в нанесении телесных повреждений. Во всех этих случаях Нима особенно озадачивал один аспект.

– Я думал, что наши компьютеры запрограммированы сигнализировать, если у клиентов резко меняется объем потребления, – сказал он Гарри Лондону.

– Запрограммированы. И да, сигнализация работает. К сожалению, люди учатся обводить компьютеры вокруг пальца. Это не так уж сложно. Если подходить к воровству разумно и уменьшать объемы потребления постепенно: чуть-чуть сейчас, чуть-чуть в следующем месяце, – а не одним махом, то компьютер никак этого не обнаружит.

– Опять-таки наше дело выглядит безнадежным.

– Это пока. Но так будет не всегда.

Ним не мог разделить его уверенность.

Самым странным за день, пожалуй, было одно происшествие после обеда. Гарри Лондону на командный пункт поступил звонок: его звали на объект, находившийся примерно в миле оттуда. Перед ними предстал большой современный дом с ландшафтным садом и длинной извилистой подъездной дорожкой, где был припаркован отполированный до блеска «мерседес». Их встретил молодой наладчик – тот самый, которого они видели утром в автомастерской.

– У нас проблемы, – сказал он, подходя к машине. – Нужна помощь.

– Что случилось?

– Женщина в доме угрожает спустить собаку, – объяснил подошедший сотрудник из отдела защиты собственности. – У нее там здоровая немецкая овчарка. Говорит, ее муж доктор, важная шишка местного масштаба. Они, мол, нас засудят, если будем их донимать.

– А почему вы решили их проверить?

– Один из инспекторов – смышленый парнишка, студент – сказал, что в счетчике подозрительный провод. Я глянул – так и есть: аварийка снята, и от нее тянутся два проводка. Я прошел по ним до выключателя в гараже – гараж был открыт, рядом никого. И тут явилась женщина с собакой.

На лице Нима, видимо, выразилась озадаченность.

– Объясни мистеру Голдману, как это устроено, – велел наладчику Лондон.

– У некоторых счетчиков сзади аварийка – аварийный блокиратор. Если его снять – выключить то есть, – счетчик перестает работать. А если вместо блокиратора поставить обычный переключатель, то счетчик можно включать и выключать когда душе угодно.

– И здесь так и сделали?

– Именно.

– Вы уверены? – осторожно спросил Ним.

– Голову даю на отсечение.

– Согласен, – подтвердил сотрудник из отдела защиты собственности. – Никаких сомнений быть не может. – Он заглянул в свою тетрадь. – Фамилия клиента – Эджкомб.

– Ну ладно, – сказал Лондон, – черт с ней, с собакой! Зовите фотографа, постараемся добыть доказательства.

Они подождали, пока наладчик вызовет подкрепление по автомобильной рации, и вслед за Гарри зашагали по дорожке к дому. Стоило им приблизиться, как из парадной двери показалась хозяйка – высокая красивая женщина за сорок, в синих льняных брюках и шелковой рубашке в тон; темные волосы были перехвачены шарфом. Немецкая овчарка у ее ног рычала и рвалась с поводка.

– Я вас предупреждала: если не уйдете, спущу собаку, – холодно заявила женщина. – За последствия я не отвечаю. Здесь частная территория!

– Мадам, советую вам держать собаку покрепче или привязать где-нибудь, – твердо сказал Гарри Лондон. – Я сотрудник службы безопасности «Голден стейт системс». – Он показал свой жетон. – А это мистер Голдман, вице-президент компании.

– Нашли чем напугать – вице-президент! – огрызнулась женщина. – Мой муж хорошо знаком и с вашим президентом, и с председателем совета директоров.

– В таком случае он поймет, что мы просто делаем свою работу. Вы миссис Эджкомб?

– Да, – гордо произнесла она.

– Наш отдел техобслуживания докладывает, что в конструкцию вашего электросчетчика незаконно внесены изменения.

– Мы ничего не знаем. Мой муж – известный хирург-ортопед, он сейчас на операции, а то я бы ему позвонила, он бы с вами разобрался.

Несмотря на ее напускное высокомерие, Ним уловил нотку тревоги в голосе и взгляде женщины. От Гарри Лондона это тоже не ускользнуло.

– Миссис Эджкомб, мы бы хотели сфотографировать счетчик и отходящие от него провода, – сказал он. – Эти провода ведут к переключателю у вас в гараже. Рекомендуем вам не чинить препятствий.

– А если я буду чинить препятствия?

– Тогда мы обратимся в суд, чтобы нам выдали ордер. Причем в таком случае дело получит огласку.

Женщина заколебалась. Интересно, подумал Ним, осознает ли она, что Гарри по большей части блефует? К тому времени как они получат ордер, все свидетельства нарушений давно уже будут уничтожены. Однако им удалось сбить ее с толку.

– Не нужно, – уступила она. – Делайте что хотите, только недолго.

– И еще одно, мадам, – продолжал Гарри Лондон. – После того как закончим, мы отключим вам электричество до тех пор, пока не погасите всю задолженность, которую вам насчитает наш расчетный отдел.

– Возмутительно! Мой муж этого так не оставит! – Миссис Эджкомб отвернулась, чтобы привязать собаку к металлическому кольцу в стене. Руки у нее дрожали.

– Зачем им это? Людям вроде Эджкомбов? – задумчиво спросил Ним, обращаясь не только к Гарри Лондону, но и к самому себе.

Они вновь сидели в машине Гарри, направляясь к командному пункту, откуда Ним, пересев в свой «фиат», отправится в центр города. Он уже насмотрелся и на Бруксайд, и на жульничество со счетчиками, впервые осознав в полной мере масштаб явления и его повсеместную распространенность.

– Причин много. Во-первых, всем нравится хвастать, какие они умные, как обвели вокруг пальца большую корпорацию. Пока одни болтают, другие слушают и мотают на ус, а потом делают то же самое.

– Думаешь, эпидемия воровства, которую мы сегодня видели, только из-за этого?

– Отчасти.

– А еще?

– Еще есть те, кто оказывает незаконные услуги, – вот их мне точно хотелось бы прижать к ногтю. Они рекламируют свои услуги по сарафанному радио: мол, за небольшие деньги поможем вам подкрутить счетчик. Люди клюют.

– Но даже это не объясняет пример Эджкомбов, – с сомнением сказал Ним. – Богатый врач – хирург-ортопед, одна из самых высокооплачиваемых специальностей. Ты видел, какой у него дом, как выглядит его жена… Почему?

– Знаешь, что я понял, пока служил в полиции? Внешность обманчива. Куча людей с огромными доходами и роскошными домами на самом деле по уши в долгах и еле сводят концы с концами. Вот они-то и готовы экономить на всем без угрызений совести. Уверен, в Бруксайде таких полно. И посмотри с такой точки зрения: еще недавно коммунальные услуги почти ничего не стоили, а теперь счета растут и растут. Так что схитрить готовы даже те, кто раньше о таком не задумывался. Ставки все выше, и люди согласны рисковать.

Ним кивнул:

– Да, и коммунальные услуги предоставляются огромными корпорациями. Люди считают, что обхитрить их – «ничего личного», не настоящее воровство. Никто не скажет ничего плохого – это же не кошелек украсть и не в дом залезть.

– Полагаю, проблема еще шире. – Лондон притормозил на перекрестке, где горел красный свет. – Мне кажется, многие насмотрелись на коррупцию в верхах и решили, что вся система прогнила, а раз так – чего им-то, простым людям, стесняться? Они рассуждают так: ну ладно, одну шайку выставили из Белого дома после Уотергейта, но и новая власть, которая изображала неподкупность, дорвавшись до кормушки, принялась делать то же самое.

– Довольно пессимистичный взгляд на вещи.

– Еще бы. Зато он многое объясняет – и не только то, что мы сами видели сегодня. Сюда же и рост преступности – любой преступности, от организованной до мелких карманников. И скажу тебе еще кое-что: бывают дни – вот как сегодня, – когда я жалею, что не остался морпехом. Там все было куда проще и честнее.

– Сейчас бы тебе так не показалось.

Гарри Лондон вздохнул:

– Может быть.

– Твой отдел хорошо поработал сегодня.

– На войне как на войне. – Гарри сбросил маску серьезности и ухмыльнулся. – Доложи главнокомандующему – своему боссу, – что этот бой мы выиграли. И выиграем еще.

Глава 9

– Не хочу, чтобы ты заболел звездной болезнью, но все-таки скажу: ты прекрасно выступил вчера по телевизору, – произнесла сидевшая напротив Руфь. Они с Нимом завтракали. – Еще кофе?

– Да, пожалуйста. – Он передал ей чашку. – И спасибо за добрые слова.

Изящным и непринужденным, как всегда, движением Руфь приподняла и наклонила кофейник. Изумрудно-зеленый домашний халат, контрастировавший с темными, аккуратно причесанными волосами, распахнулся, обнажая небольшие крепкие груди; во времена ухаживания Ним любя называл их «две экстра по 0,3». Руфь успела нанести легкий, едва заметный макияж – ровно столько, чтобы подчеркнуть нежный бело-розовый тон кожи. В любое время суток она умудрялась выглядеть безупречно. Наверное, стоит это ценить, подумал Ним, которому доводилось видеть многих женщин без прикрас наутро после бурной ночи.

Была среда – с момента бруксайдского рейда прошла неделя. Сегодня Ним проспал допоздна – слишком устал: больше месяца работал сверхурочно, напряжение зашкаливало, а вчерашний вечер прошел в телестудии, под палящим светом софитов. Лия и Бенджи убежали – у них сегодня были запланированы развлечения на целый день, – и сейчас Ним наслаждался неспешным завтраком вместе с женой, что случалось весьма редко. Он уже позвонил на работу сказать, что появится в офисе только ближе к обеду.

– Лия сидела допоздна, чтобы посмотреть, как тебя покажут в вечернем шоу, – сказала Руфь. – Бенджи тоже хотел, но уснул. Дети сами не скажут, но они ужасно тобой гордятся. Практически молятся на тебя. Любое слово из твоих уст для них как Слово Божье.

– Хороший кофе. Какой-то новый?

Руфь покачала головой:

– Это потому, что ты его пьешь не спеша. Ты слышал, что я сказала про Лию и Бенджи?

– Да, и обдумываю. Я тоже ими горжусь. – Он усмехнулся. – А что, сегодня акция «скажи мужу приятное»?

– Думаешь, у меня есть тайная цель? Нет. Разве что… хотелось бы почаще завтракать вместе, как сегодня.

– Я постараюсь.

Интересно, не оттого ли Руфь сегодня так мила, что, как и он сам, чувствует: в последнее время они отдаляются друг от друга – отчасти из-за его равнодушия, отчасти из-за ее собственных загадочных занятий, что бы под ними ни скрывалось. Ним попытался вспомнить, когда они в последний раз занимались сексом. Безуспешно. Выходит, мужчина может потерять интерес к собственной – и весьма привлекательной – жене, но при этом хотеть других женщин? Вероятно, все дело в привычке – плюс жажда новых побед, захвата новых территорий. Тем не менее нужно что-то делать, нельзя совсем махнуть рукой на секс с Руфью. Может, сегодня ночью?..

– Пару раз вчера по телевизору, ты, кажется, рассердился и готов был вспылить, – сказала жена.

– Но не вспылил. Я помню про их дурацкую политику. – Руфи не требовалось объяснять про решение компании проводить умеренную линию – он уже рассказывал ей сразу после совещания, – и она была на его стороне.

– Бердсон пытался тебя спровоцировать.

– Именно. Сукин сын! – Ним поморщился, вспоминая прошедший вечер. – Но у него ничего не вышло.

Дэйви Бердсон, возглавлявший группу потребителей-активистов под названием «свет и сила для народа» (название писалось с маленьких букв для того, чтобы – как говорил Бердсон – «дистанцироваться от капиталистической иерархии»), тоже был в числе участников телешоу. Он отпускал язвительные комментарии в адрес ГСС, приписывая компании самые неблаговидные мотивы, и намекал, что то же самое относится и лично к Ниму Голдману. Не обошел он вниманием и заявление на увеличение тарифов, поданное компанией, – решение по нему должны были принять в ближайшее время. И все же Ниму удалось сохранить самообладание и удержаться в рамках корпоративной политики, как бы ему самому ни хотелось поступить иначе.

– В утренней «Хроникл» пишут, что группа Бердсона вместе с клубом «Секвойя» выступает против строительства в Тунипе.

– Дай посмотреть.

Жена передала ему газету:

– Седьмая страница.

Руфь всегда этим отличалась: каким-то образом ей лучше, чем всем окружающим, удавалось быть в курсе событий. Вот и сейчас она умудрилась изучить содержание «Хроникл-Уэст», пока готовила завтрак. Перелистав страницы, Ним нашел коротенькую заметку – там не говорилось ничего сверх того, что он только что услышал от жены. Зато у него появилась идея, что делать. Теперь ему не терпелось отправиться на работу, и он, допив кофе одним глотком, поднялся с места.

– Вернешься к ужину?

– Постараюсь.

Руфь мягко улыбнулась, и в голове его промелькнули бесчисленные случаи, когда он говорил то же самое, а потом не приходил. В душе – как тогда, в машине, когда он ездил к Ардит, – вновь зашевелилось иррациональное желание: вот бы Руфь не мирилась с этим так легко.

– Почему ты никогда не сердишься на меня? Не устраиваешь скандалов?

– А что, поможет?

Ним пожал плечами, не зная толком, как расценить ее слова – или что на них ответить.

– О, вспомнила, – добавила Руфь. – Вчера звонила мама. Они с папой приглашают нас на ужин в следующую пятницу, вместе с Лией и Бенджи.

Про себя Ним застонал. Бывая у Нойбергеров, родителей Руфи, он неизменно чувствовал себя, будто пришел в синагогу: так старательно они подчеркивали свое еврейство на каждом шагу. Еда – это оговаривалось специально – подавалась исключительно кошерная, а для мясного и молочного была заведена раздельная посуда. Перед трапезой они произносили молитву над хлебом и вином и омывали руки, после трапезы – с величайшей серьезностью возглашали благодарность, которую по восточноевропейскому обычаю называли «беншн». Если за столом подавали мясные блюда, то Лие и Бенджи не разрешали пить молоко, как они привыкли делать дома. А еще звучали намеки – зачастую довольно откровенные, – что Ниму и Руфи тоже стоило бы соблюдать день субботний и иудейские праздники, и восторженные описания бар-мицв, которые посещали Нойбергеры, – вкупе с ожиданиями, что, конечно же, Бенджи пойдет в религиозную школу – хедер, чтобы в тринадцать лет отметить собственную бар-мицву. Дома Ниму приходилось отвечать на вопросы, которыми его засыпали дети, но на которые он пока сам не мог найти ответов.

Руфь в таких случаях неизменно помалкивала, хотя Ним иногда задавался вопросом: что, если ее молчание было знаком согласия с родителями, а не с ним. Пятнадцать лет назад, когда они только поженились, Руфь утверждала, что не придает значения соблюдению еврейских обычаев, – вероятно, так она реагировала на чрезмерную религиозную строгость в родительской семье. Но вдруг она переменила мнение? Что, если внутри ее скрывается традиционная еврейская мамочка, желающая для Лии и Бенджи всего, что предписывает вера ее родителей? В голове всплыли слова, сказанные Руфью несколько минут назад: «Они практически молятся на тебя. Любое слово из твоих уст для них как Слово Божье». Быть может, таким окольным путем она подталкивала его вернуться к вере? Ним всегда знал, что свойственная Руфи мягкость – лишь внешняя, а под ней скрывается по-настоящему сильная натура.

Тем не менее уважительных причин отказываться от приглашения родителей Руфи не было. Жена и так редко его о чем-то просила.

– Хорошо. На следующей неделе я вроде свободен. Как доберусь до офиса, проверю, как у меня с пятницей, и позвоню тебе.

– Не надо, – ответила Руфь после недолгого колебания. – Скажешь вечером.

– Почему?

Она снова замялась.

– Меня не будет дома весь день. Провожу тебя – и пойду.

– А что случилось? Куда ты собираешься?

– По делам, – рассмеялась она. – Ты мне разве докладываешь о каждом своем шаге?

Вот оно. Снова загадки. Ним почувствовал укол ревности и поспешил успокоить себя логическими аргументами: Руфь права, он тоже рассказывал ей далеко не все.

– Ладно, хорошего дня. Увидимся вечером.

В прихожей он обнял ее, и они поцеловались. У нее были мягкие губы, и ощущать близость ее тела под домашним халатиком было приятно. «Что я за дурак? – подумал он. – Сегодня вечером обязательно займусь с ней сексом».

Глава 10

Поспешив уйти из дому, Ним, однако же, повел машину в довольно расслабленном темпе, по тихим городским улочкам вместо шоссе. Все это время он размышлял о клубе «Секвойя», который упоминался в заметке «Хроникл-Уэст».

Клуб нередко выступал против проектов ГСС, причем порой весьма успешно – все-таки Ним не мог им не восхищаться. История показывала, что, не имея оппонентов, большие промышленные корпорации вроде «Голден стейт системс» переставали заботиться об окружающей среде. Следовательно, им нужна была сдерживающая сила. Именно эту роль и играл клуб «Секвойя».

Хотя штаб-квартира клуба находилась в Калифорнии, благодаря неустанным и очень эффективным усилиям по защите остатков нетронутой американской природы он был известен по всей стране. Методы клуба почти всегда были этичными, аргументы – юридически грамотными и разумными. Конечно, клуб тоже подвергался критике, но при этом пользовался заслуженным уважением, в частности, благодаря тому, что на протяжении всех восьмидесяти лет существования его возглавляли незаурядные личности. Не была исключением и нынешняя руководительница – Лора Бо Кармайкл, физик-ядерщик на покое, умелый руководитель, международно признанный специалист – и хорошая приятельница Нима.

Пожалуй, стоило обратиться к Лоре Бо Кармайкл напрямую и поговорить о Тунипе и двух других проектах «Голден стейт системс». Быть может, если он сможет представить убедительные доказательства необходимости проектов, клуб «Секвойя» не станет мешать – по крайней мере, мешать очень активно. Надо встретиться с миссис Кармайкл как можно скорее, лучше всего сегодня.

Поглощенный размышлениями, Ним не особенно задумывался, куда едет, и сейчас, остановившись у светофора, наконец заметил, что находится на пересечении улиц Лейквуд и Бальбоа. Всплыли какие-то смутные ассоциации… Какие?

Ответ возник в голове внезапно. Сразу же после взрыва и блэкаута главный диспетчер показывал ему карту с обозначениями домов, где у потребителей было жизнеобеспечивающее медицинское оборудование. Цветные кружки на ней отмечали аппараты гемодиализа, кислородные генераторы, искусственные легкие. Красный кружок на пересечении Лейквуд и Бальбоа показывал: здесь живет человек, чья жизнь зависит от «железного легкого» или другого аппарата ИВЛ. Оборудование находилось в многоквартирном доме. Почему-то эта информация запомнилась Ниму, а с ней и имя клиента – Слоун. Он вспомнил, как смотрел тогда на карту и размышлял, что за человек этот Слоун.

На перекрестке был только один многоквартирный дом – восьмиэтажный, с оштукатуренными белыми стенами, скромный, но ухоженный. Ним остановился как раз напротив него. Во дворе имелось несколько парковочных мест, два были свободны. Какой-то импульс заставил Нима свернуть во двор и припарковаться. Он вышел из машины и подошел к подъезду.

Среди прочих фамилий над почтовыми ящиками он прочитал: «К. Слоун».

Ним нажал кнопку звонка, и буквально через несколько секунд дверь распахнулась. На пороге стоял морщинистый старик в мешковатых штанах и ветровке, похожий на одряхлевшую белку, и вглядывался в Нима сквозь толстые линзы очков.

– К Слоун вы звонили?

– Да.

– Я консьерж. Звонок идет и ко мне.

– Я могу увидеть мистера Слоуна?

– Нет никакого мистера Слоуна.

– Да? Значит, миссис Слоун? – Ним указал на почтовый ящик. – Или мисс?

Почему-то он предполагал, что Слоун – мужчина.

– Мисс Слоун. Карен. А вы кто?

– Голдман. – Ним показал удостоверение сотрудника ГСС. – Я правильно понимаю, что мисс Слоун калека?

– Может, и правильно. Только ей не нравится, когда ее так называют.

– А как мне следует ее называть?

– Человек с инвалидностью. Она квадриплегик. Знаете, что это значит?

– Тот, у кого парализовано все тело, не только нижние конечности?

– Вот у Карен так, с пятнадцати лет. Хотите ее повидать?

– А это удобно?

– Сейчас узнаем. – Консьерж приоткрыл дверь пошире. – Заходите. Вам туда.

Небольшое фойе производило такое же впечатление, что и здание снаружи: просто и чисто.

Старик провел Нима к лифту, махнул, чтобы тот заходил, и сам вошел следом.

– Тут, конечно, не отель «Ритц», – сказал он, пока они поднимались, – но мы стараемся держать дом в порядке.

– Сразу видно, – ответил Ним. Металлические детали внутри лифта были начищены до блеска, автоматика работала исправно.

Они приехали на шестой этаж, где консьерж, подойдя к одной из квартир, нашел в большой связке ключей нужный, отпер дверь и, постучав, провозгласил:

– Это Джимини. Привел визитера к Карен.

– Заходите, – ответили изнутри, и перед Нимом предстала невысокая плотная женщина со смуглой кожей и латиноамериканскими чертами лица. На ней был розовый синтетический халат наподобие тех, что носят медсестры.

– Что-то продаете? – спросила она весело, без недоброжелательности.

– Нет, просто проезжал мимо…

– Неважно. Мисс Слоун любит, когда к ней приходят.

Из маленькой светлой прихожей с одной стороны открывался проход на кухню, а с другой – в гостиную. Кухня была отделана в яркой бело-желтой гамме, в гостиной тона были желтыми и зелеными. Часть комнаты была скрыта из вида.

– Пожалуйста, входите, – послышался приятный голос из глубины квартиры.

– У меня работы полно, я пойду, – сказал консьерж.

Дверь за ним закрылась, и Ним ступил в гостиную.

– Здравствуйте, – произнес тот же приятный голос. – Ну, что нового и интересного расскажете?

Еще долго потом – все те месяцы, пока развивались последующие бурные события – Ним снова и снова прокручивал в памяти этот момент, момент своего знакомства с Карен Слоун, который запомнился ему ярко и до мелочей.

Карен не была юной девочкой, однако выглядела моложе своих лет и отличалась необыкновенной красотой. Ним дал бы ей тридцать шесть – на самом деле, как он узнал позднее, ей было на три года больше. Безупречный овал лица с правильными чертами, полные чувственные губы, на которых играла улыбка, большие голубые глаза, сейчас откровенно разглядывавшие гостя, слегка вздернутый задорный носик. Молочно-белая кожа казалась полупрозрачной. Лицо обрамляли светлые волосы: разделенные посередине пробором, они спадали на плечи, сияя золотом в солнечных лучах. На Карен было красивое светло-голубое платье, а ее руки с длинными ногтями, покрытыми блестящим лаком, лежали на специальной наколенной клавиатуре, потому что Карен сидела в кресле-каталке. Под платьем виднелся бугор, который показывал, что дышит она с помощью ИВЛ, а трубка, выходящая из-под подола, шла к аппарату величиной с чемодан, который располагался позади кресла и мерно гудел, периодически издавая шипение: вдох – выдох, как живые легкие.

Само кресло было подключено к электрической розетке в стене.

– Здравствуйте, мисс Слоун, – произнес Ним. – Я по электричеству.

Ее улыбка стала шире.

– Предпочитаете батарейки или розетку, как я?

Ним с некоторой робостью улыбнулся в ответ, неожиданно для себя испытывая приступ смущения. Он и сам не мог бы сказать, кого ожидал встретить, но точно не эту невероятную красавицу.

– Сейчас объясню.

– Сделайте одолжение. А присесть не хотите?

– Спасибо.

Он опустился в мягкое кресло. Карен Слоун слегка повернула голову, прижимая губы к пластмассовой трубке на гибкой стойке, и подула. Кресло быстро развернулось. Теперь она сидела лицом к Ниму.

– Ух ты! Ловко!

– Я еще много чего могу. Если я вдыхаю, а не дую, кресло движется назад.

Она показала как. Ним смотрел как завороженный.

– Никогда такого не видел. Поразительно.

– У меня двигается только голова, – сказала Карен совершенно спокойно, будто о каком-то мелком неудобстве. – Пришлось найти свои способы делать то, что мне нужно. Впрочем, мы отвлеклись. Вы что-то собирались мне рассказать. Прошу вас, продолжайте.

– Я хотел объяснить, почему пришел. Две недели назад у нас произошло аварийное отключение. И я увидел вас – то есть красную точку на карте, которая вас обозначала.

– Меня – на карте?

Ним рассказал ей о диспетчерском пункте и о том, как ГСС следит за безопасностью клиентов с «особыми потребностями» – то есть за больницами и частными домами, где есть жизнеобеспечивающее оборудование.

– Честно говоря, мне стало любопытно. Поэтому я и заехал сегодня.

– Как мило… Я хочу сказать, мило, что вы подумали обо мне. Я… прекрасно помню тот день.

– Что вы чувствовали, когда отключилось электричество?

– Конечно, я немного испугалась. У меня вдруг погасла лампа для чтения, перестали работать электроприборы. Но с аппаратом ИВЛ все было в порядке, он сразу же переключается на аккумулятор.

Аккумулятор, успел заметить Ним, был обычным, двенадцативольтным, как в автомобиле. Он стоял на полочке, также крепившейся к креслу-каталке сзади, ниже аппарата ИВЛ.

– Я всегда в таких случаях думаю, сколько продлится отключение и надолго ли хватит заряда.

– Должно хватать на несколько часов.

– Шесть с половиной при полной зарядке, если пользоваться только аппаратом для дыхания, а кресло не двигать. Но когда я выезжаю в магазин или в гости – а это почти каждый день, – то много пользуюсь аккумулятором, и он садится.

– И тогда, если будет отключение…

– Джози – она открыла вам дверь, когда вы пришли, – придется быстро что-то придумывать, – закончила за него Карен и добавила со знанием дела: – Аппарату ИВЛ нужно пятнадцать ампер, креслу, когда оно двигается, еще двадцать.

– Вы много знаете про оборудование.

– Еще бы – от него зависит моя жизнь!

– Да, вы правы. Значит, вы никогда не остаетесь одна?

– Никогда. Обычно со мной Джози, и есть еще два человека ей на замену. Джимини, консьерж, тоже много помогает. Провожает ко мне гостей – вот как вас. – Карен улыбнулась. – Он не пускает тех, кто ему кажется подозрительным. Вы прошли проверку.

Беседа шла непринужденно, словно они были давно знакомы.

Ним узнал, что Карен заболела полиомиелитом всего лишь за год до того, как в Америке начали широко применять вакцину Солка. Еще через несколько лет вакцина Сэйбина позволила полностью уничтожить заболевание в стране.

– Я заразилась слишком рано, – сказала Карен. – Не успела вскочить в вагон.

Что-то в ее простых словах тронуло Нима, и он спросил:

– Вы часто об этом размышляете?

– Раньше – да. Было время, когда я плакала, думая про этот год. Задавалась вопросом: почему мне надо было стать одной из последних заболевших? Думала: вот если бы вакцину изобрели чуть раньше, все могло бы быть иначе… Я бы гуляла, танцевала. Могла бы писать, у меня работали бы руки…

Она умолкла. Наступившую тишину нарушало только тиканье часов и тихое гудение аппарата ИВЛ.

– Терзаться бесполезно, – продолжила Карен через несколько секунд. – Все случилось так, как случилось. Ничего не изменить. Я решила: буду наслаждаться тем, что есть, день за днем. Если жить так, то любое неожиданное событие – уже радость. Вот сегодня ко мне пришли вы. – Она вновь ослепительно улыбнулась. – А ведь я даже не знаю, как вас зовут.

Он представился.

– Ним – это сокращенное от «Нимрод»?

– Да.

– Из Библии?

– Книга Бытия. «Хуш родил также Нимрода; сей начал быть силен на земле; он был сильный зверолов пред Господом», – процитировал Ним. Он слышал эти слова от своего дедушки, ребе Голдмана. Именно дедушка выбрал ему имя – одна из немногих уступок, на которые пошел Исаак, отец Нима.

– А вы, Ним, тоже зверолов? Охотник?

Он собирался было покачать головой, как вдруг вспомнил, что ему совсем недавно сказала Тереза Ван Бюрен: «Ты у нас охотник за юбками, да?» Быть может, сложись все иначе, он поохотился бы и за этой красавицей. Теперь Ним тоже пожалел, что вакцина опоздала на год, – из эгоистических соображений.

– Я не охотник, – покачал он головой.

Позднее Карен рассказала ему, что провела двенадцать лет в больнице, – большую часть времени со старой моделью «железного легкого». Потом разработали новую, портативную модель, и такие пациенты, как она, смогли жить дома. Сперва она вернулась к родителям, но это оказалось неудобно: «Нам всем было слишком тяжело». В конце концов Карен переехала в квартиру, где живет уже одиннадцать лет.

– Есть государственные пособия, которые покрывают затраты. Иногда с деньгами туго, но по большей части я справляюсь.

У ее отца была небольшая фирма, которая занималась сантехникой, а мать работала продавщицей в торговом центре. Сейчас они копили деньги на минивэн для Карен – он позволит ей свободнее передвигаться по городу. В салоне обустроят место для кресла-каталки, а за рулем сможет сидеть Джози или кто-то из родственников.

Карен почти не могла заботиться о себе сама: кто-то должен был кормить ее, мыть, укладывать спать, – и тем не менее она, как рассказала Ниму, выучилась рисовать, держа кисточку в зубах.

– А еще я умею печатать на машинке. На электрической – зажимаю палочку во рту. Иногда пишу стихи. Хотите, пришлю вам почитать?

– Да, пожалуйста. – Ним поднялся с места – и с удивлением осознал, что провел у Карен больше часа.

– Вы еще придете? – спросила она.

– Если хотите.

– Конечно… Нимрод. – Она вновь улыбнулась своей теплой, чарующей улыбкой. – Я бы хотела с вами подружиться.

Джози закрыла за ним дверь.

Остаток пути на работу Ним не мог избавиться от воспоминаний о Карен, о ее невероятной красоте, теплой улыбке и мягком голосе. Он был все еще поглощен мыслями о недавней собеседнице, когда вышел из машины на закрытой парковке в головном офисе ГСС, на минус третьем этаже.

Скоростной лифт, работавший только по карточке-ключу, поднял его с нижних парковочных этажей на двадцать второй, где располагались офисы руководства. Карточка-ключ – символ статуса в ГСС – позволяла ехать в лифте в одиночку. По пути Ним вспомнил о своем решении лично пообщаться с начальницей клуба «Секвойя».

Виктория Дэвис – его секретарь, смышленая чернокожая девушка – подняла голову, когда он вошел.

– Привет, Вики. Писем много?

– Ничего срочного. Оставили несколько сообщений – часть из них про то, как вы хорошо выступили вчера по телевизору. Я тоже так считаю.

– Спасибо. – Он усмехнулся. – Вступайте в мой фан-клуб.

– Да, пришло письмо с пометкой «Лично в руки, конфиденциально». Только что принесли. Еще есть документы на подпись. – Виктория прошла вслед за ним в кабинет. В тот же момент послышался глухой удар где-то в отдалении. Задребезжали кувшин с водой и стаканы на столе, а также стекло в окне, выходившем во внутренний двор.

Ним замер, прислушиваясь.

– Что это?

– Понятия не имею. Несколько минут назад было такое же. Как раз перед тем, как вы вошли.

Ним пожал плечами. Всякое могло быть – от небольшого землетрясения до масштабных строительных работ по соседству. Он бегло просмотрел записки с сообщениями на рабочем столе и взглянул на письмо, о котором говорила Вики, – с надписью «Лично в руки, конфиденциально». Конверт был из желтоватой бумаги вроде оберточной, запечатанный воском на обороте. Ним машинально принялся его распечатывать.

– Вики, первым делом соедини меня с миссис Кармайкл.

– Из клуба «Секвойя»?

– Да.

Секретарь положила принесенные бумаги в лоток с надписью «На подпись» и повернулась, чтобы уйти. В этот момент распахнулась дверь и в кабинет влетел Гарри Лондон, всклокоченный и красный как из парилки.

– Нет! – заорал он, увидев Нима. – Стой!

Тот застыл, ошеломленный, а Лондон бросился к нему, перепрыгнув на ходу через стол. Выхватив конверт из рук Нима, он положил его на стол.

– Все на выход! Быстро!

Гарри схватил Нима за рукав и потащил за собой, одновременно без церемоний подталкивая вперед Викторию Дэвис за пределы офиса, в коридор, не забыв, однако, захлопнуть за собой обе двери.

– Какого черта… – начал было рассерженный Ним.

Договорить ему не удалось: в кабинете рвануло. Стены дрогнули, с одной из них упала картина в раме. Стекло разлетелось вдребезги.

Секундой позже откуда-то из-под ног раздался новый глухой удар, похожий на тот, что Ним слышал ранее, только куда громче и больше похожий на взрыв. Сомнений не было: все это происходило внутри здания. Из других кабинетов в коридор стали выбегать люди.

– Господи! – простонал Гарри Лондон с отчаянием в голосе.

– Черт побери! Да что происходит? – воскликнул Ним.

Тишина сменилась криками, отчаянным звоном телефонов, приближающейся сиреной где-то внизу.

– Письма со взрывчаткой, – ответил Лондон. – Достаточно, чтобы убить человека в непосредственной близости. Сейчас был четвертый взрыв. Фрейзер Фентон погиб, есть раненые. По всему зданию объявлена тревога. Если вдруг хотите помолиться – молитесь, чтобы бомб больше не было.

Глава 11

Взяв огрызок карандаша, Йоргос Уинслоу Аршамбо, выпускник Йельского университета 1972 года, приступил к записи в дневнике:

Йоргос поудобнее перехватил огрызок карандаша. Писать было неудобно, но он всегда использовал именно огрызки, однажды прочитав, что так делал Махатма Ганди: выбросить карандаш, которым еще можно писать, значило проявить неуважение к простым рабочим, чьим трудом он был создан.

Ганди был одним из кумиров Йоргоса Аршамбо наряду с Лениным, Марксом, Энгельсом, Мао Цзэдуном, Ренато Курчо, Че Геварой, Фиделем Кастро, Сесаром Чавесом и пестрой компанией других (в том, что Махатма Ганди проповедовал отказ от насилия, он противоречия не видел).

Еще когда Йоргос учился в Йельском университете, многие преподаватели отмечали, что в письменных работах он склонен повторяться, паля эпитетами по площадям будто картечью. Впрочем, он был не филологом, а физиком, и позднее получил докторскую степень по химии. Знания химии очень пригодились впоследствии на Кубе, где он, помимо всего прочего, изучал взрывотехнику. Все это время поле его интересов постепенно сужалось, а вместе с ним личные и политические взгляды.

Йоргос помедлил. Напряженная работа мысли отразилась на его худом, аскетичном лице.

Он всегда формулировал записи в дневнике очень тщательно, веря, что в один прекрасный день они станут важным историческим документом, не уступающим по значению «Капиталу» Маркса или цитатнику Мао Цзэдуна.

Пора перейти к следующей мысли.

Для начала достаточно. Угроза эскалации была реальной. Йоргос окинул взглядом тесную подвальную мастерскую, которая служила ему кабинетом. Здесь имелся достаточный запас пороха, запалов, капсюль-детонаторов, обсадных труб, глицерина, кислоты и других химикатов. Он сам и трое других борцов за свободу, признававших его лидерство, прекрасно знали, как пользоваться этим арсеналом. Йоргос улыбнулся, вспоминая хитроумные устройства, которые они применили во вчерашних письмах. В небольшом пластиковом цилиндре находился тетрил – взрывоопасное вещество – с крохотным детонатором. В непосредственной близости к нему располагался боек на пружине: когда конверт открывали, он ударял по детонатору. Просто – и смертоносно. Объема тетрила вполне хватало, чтобы адресату оторвало голову или разворотило полтела.

Йоргос вспомнил некоторые из них, вызубренные, когда он учился на Кубе, через пару лет после защиты докторской. Эти пару лет в нем неуклонно росла ненависть к стране, где он родился и которую считал разлагающейся тиранией. Свое презрение он выражал тем, что писал ее название с маленькой буквы – «америка».

Новости лишь усугубляли разочарование Йоргоса в окружающей действительности: его отец, богатый плейбой из Нью-Йорка, в восьмой раз развелся и вновь женился, а мать – греческая киноактриса, снискавшая международную славу, – расставшись с шестым мужем, опять пребывала в поиске. Он презирал обоих родителей и все, что они олицетворяли, несмотря на то что не видел их с девяти лет, и за прошедшие двадцать лет никто из них не пытался с ним связаться. Расходы на жизнь и учебу, включая обучение в Йельском университете, оплачивала безличная адвокатская контора в Афинах.

Говорите, террор ничего изменит?

Йоргос Уинслоу Аршамбо остановился. Писать было утомительно. Кроме того, он осознал, что отходит от революционной риторики, а ее использование, как его учили на Кубе, очень важно: она одновременно является психологическим оружием и позволяет дать выход эмоциям, хотя иногда придерживаться ее было непросто.

Он поднялся с места, потянулся и зевнул. Спортивный, хорошо сложенный, Йоргос поддерживал форму обязательными ежедневными тренировками. Взглянув в небольшое треснувшее зеркало на стене, он потрогал пушистые, но аккуратные усы, которые отпустил сразу же после взрыва на «Ла Мисьон», где изображал офицера «Армии спасения». Газеты на следующий день сообщали, что охранник описал его как чисто выбритого, а значит, усы могут хотя бы немного затруднить опознание, если до этого дойдет. Форму «Армии спасения» он, разумеется, давно уже уничтожил.

Воспоминания об успехе на «Ла Мисьон» грели Йоргосу душу.

Бороду, однако, он отращивать не стал – ни до ни после «Ла Мисьон». Это было все равно что повесить на себя табличку. Революционеров всегда представляют бородатыми и неопрятными, и Йоргос делал все, чтобы как можно меньше походить на стереотип. Стоило ему выйти из скромного дома, который он снимал в восточной части города, и его можно было принять за биржевого брокера или банковского служащего. Поддерживать имидж было несложно: Йоргос отличался природной аккуратностью и хорошо одевался. Суммы, которые афинский адвокат регулярно переводил на счет в чикагском банке, понемногу уменьшались, а Йоргос нуждался в средствах, чтобы вместе с «Друзьями свободы» осуществить задуманное.

К счастью, пришла помощь со стороны. Теперь ее объем надо будет увеличить.

Только одна деталь противоречила имиджу добропорядочного буржуа – его руки.

На заре своего интереса к химии – а затем и к взрывотехнике – он был беспечен и работал без перчаток, отчего на руках остались многочисленные шрамы и пятна. Теперь Йоргос стал гораздо осторожнее, но упущенного не исправишь. Операция по пересадки кожи? Слишком дорого и рискованно. Оставалось лишь держать руки подальше от чужих глаз.

Сверху донесся аппетитный запах фаршированных перцев – готовился обед. Подруга Йоргоса, Иветта, знала, какие блюда ему нравятся. А еще Иветта испытывала огромный пиетет перед его ученостью – сама она образования почти не получила.

Йоргос делил Иветту с тремя молодыми соратниками, которые жили в том же доме. Уэйд, как и Йоргос, был выходцем из научной среды и последователем Маркса и Энгельса; Ют, американский индеец, питал жгучую ненависть ко всем институциям, отнявшим страну у его предков; Феликс, уроженец детройтского гетто, хотел одного: жечь, убивать, уничтожать все за рамками известной ему беспросветной жизни.

Хотя Иветта считалась общественным достоянием, Йоргос питал к ней собственнические чувства – можно сказать, привязанность – и одновременно презирал себя за то, что нарушает «Катехизис революционера», который приписывали кому-то из русских анархистов девятнадцатого века – то ли Бакунину, то ли Нечаеву: «Революционер – человек обреченный. У него нет ни личных интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности… Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией… Он… разорвал всякую связь с гражданским порядком, и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями… нравственностью. Все нежные и ранящие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести надлежит давить в зародыше… Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель: беспощадное разрушение… Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение… Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему интерес революции».

Йоргос закрыл дневник, напоминая себе, что заявление сегодня же должно попасть на одну из городских радиостанций. Как всегда, его оставят в безопасном месте и сообщат на радио по телефону. Идиоты-журналисты прибегут как миленькие.

Йоргос с удовольствием подумал, что содержание его заявления, несомненно, оживит вечерние «Новости».

Глава 12

– Прежде всего, – начала Лора Бо Кармайкл, едва они заказали аперитив: мартини для нее и «Кровавую Мэри» для Нима Голдмана, – я бы хотела выразить соболезнования по поводу гибели вашего топ-менеджера, мистера Фентона. Я его не знала, но считаю случившееся очень прискорбным, трагическим инцидентом. Надеюсь, виновные будут найдены и наказаны.

Председательница клуба «Секвойя» была изящной стройной женщиной под семьдесят, с резковатыми манерами и живым, острым взглядом. Строго одетая, в туфлях на плоской подошве и с коротко подстриженными волосами, она словно подчеркивала свой отказ от традиционной женственности. Возможно, дело было в том, что Лоре Бо Кармайкл, одной из первых физиков-атомщиков, приходилось отвоевывать себе место в сфере, которая – по крайней мере, в ее время – целиком принадлежала мужчинам.

Они сидели в элегантном кафе «Сквайр-рум» в отеле «Фэрхилл» – Ним предложил там пообедать. Встречу пришлось отложить на полторы недели: водоворот событий, последовавший за взрывами в ГСС, не оставлял ему ни единой свободной минуты. В головном офисе компании были внедрены драконовские меры безопасности – Ним сам участвовал в их разработке. Еще больше работы навалилось из-за повышения тарифов – меры, в которой они отчаянно нуждались и которую сейчас рассматривала Комиссия по коммунальным услугам.

– Его смерть стала для всех потрясением, – сказал он в ответ на слова Лоры о Фрейзере Фентоне, – особенно после гибели людей на «Ла Мисьон». Думаю, мы сейчас несколько напуганы.

Это была чистая правда. Руководство компании – начиная с председателя совета директоров – старалось поменьше появляться на публике. Никто не хотел мелькать в «Новостях» и тем самым привлекать к себе внимание террористов. Дж. Эрик Хамфри отдал распоряжение, чтобы его имя больше не упоминалось в официальных заявлениях компании и пресс-релизах, и отказывался общаться с прессой – по крайней мере, под запись. Из всех документов изъяли его домашний адрес: теперь это была прямо-таки секретная информация – насколько информацию в принципе можно сохранить в секрете. Большинство менеджеров старшего звена распорядились убрать свои номера из телефонного справочника. Кроме того, председателя и высшее руководство компании на всех потенциально опасных мероприятиях – включая игру в гольф по выходным – теперь сопровождали телохранители.

Единственным исключением стал Ним.

Распоряжения председателя на его счет были ясны: Ним продолжит выступать как официальный представитель компании по вопросам ее политики. Таким образом, ему предстояло появляться на публике еще чаще.

Со стоической иронией Ним отмечал про себя, что угодил на линию огня, точнее – на линию взрыва.

Председатель без лишних слов повысил Ниму зарплату. Платой за риск мысленно называл Ним эту прибавку, хотя давно уже ее заслужил.

– Фрейзер был президентом компании, но не основным руководителем, – объяснил он Лоре Бо. – Можно даже сказать, Фрейзер был в стороне от ключевых решений. И ему оставалось всего пять месяцев до выхода на пенсию.

– Еще печальнее. А как остальные?

– Одна из пострадавших скончалась сегодня. Секретарша.

Ним был с ней шапочно знаком. Женщина служила в финансовом отделе и имела полномочия вскрывать любые письма, даже те, на которых была пометка «Лично в руки». Эти полномочия стоили ей жизни – и спасли жизнь ее начальнице, Шарлетт Андерхилл, которой письмо было адресовано. Еще две из пяти разорвавшихся бомб нанесли ранения находившимся рядом людям – к примеру, восемнадцатилетний клерк из расчетного отдела потерял обе руки.

Официант принес напитки.

– Счет раздельный, пожалуйста, – распорядилась Лора Бо. – И за обед тоже.

– Не стоит беспокоиться, – сказал Ним, позабавленный такой дотошностью. – Я собираюсь подкупать тебя за счет представительских расходов.

– Не выйдет. У меня принцип: я никогда и ничего не принимаю от тех, кто может хоть как-то повлиять на клуб «Секвойя».

– Если я и буду пытаться повлиять, то только в открытую. Я просто хотел пообедать вместе, потому что за обедом удобно говорить.

– Я готова разговаривать, Ним, и мне приятно с тобой пообедать, однако за себя я заплачу сама.

Они познакомились, когда Ним заканчивал учебу в Стэнфордском университете, а Лору Бо пригласили читать там лекции. На нее произвели впечатление его острые вопросы, на него – ее готовность на них отвечать.

С тех пор они поддерживали связь и, хотя порой выступали с противоположных позиций, сохраняли уважение друг к другу и оставались друзьями.

– В первую очередь я хотел поговорить про Тунипу, – сказал Ним, пригубив «Кровавой Мэри». – И про Дьявольские Врата и Финкасл.

– Я так и думала. Возможно, мне следовало сразу сказать, что клуб «Секвойя» будет выступать против всех трех проектов. Тогда ты не стал бы терять время.

Ним невозмутимо кивнул. Поразмыслив пару секунд, он заговорил, особенно тщательно подбирая слова:

– Лора, я бы хотел, чтобы ты задумалась не просто о «Голден стейт системс», или клубе «Секвойя», или даже окружающей среде, но о более глобальных вещах. Можно назвать их «базовые цивилизационные ценности», или «уровень жизни», или «минимальные ожидания».

– На самом деле я думаю обо всем этом постоянно.

– Мы все о них думаем, но, кажется, недостаточно – или недостаточно реалистично. Потому что все, что мы так называем, сейчас в опасности. Не просто отдельные аспекты, а вся жизнь как мы ее знаем. Опасность угрожает системе целиком.

– Аргументы неновы, Ним. Обычно за ними следует что-то вроде: «Если немедленно не построить такой или этакий источник загрязнения – именно там и именно так, как мы хотим, – то нас ждет скорая и неминуемая катастрофа».

Ним покачал головой:

– Это все софистика, Лора. Разумеется, подобные вещи порой говорятся – или подразумеваются. Мы в «Голден стейт системс» тоже иногда так делаем. Однако сейчас я говорю не о конкретных проектах – и ничуть не лицемерю. Это реальность.

Вновь подошедший официант эффектным жестом протянул два элегантных меню.

Лора Бо отказалась:

– Мне салат с авокадо и грейпфрутом и стакан обезжиренного молока.

Ним также вернул меню официанту:

– Мне то же самое.

Официант отошел с обиженным видом.

– Похоже, очень немногим удается осознать кумулятивный эффект, который возникает, если сложить все: истощение ресурсов и катаклизмы – природные и политические, – которые произошли за последнее время, – продолжил Ним.

– Я тоже смотрю новости, – усмехнулась Лора Бо. – Я что-то упустила?

– Вряд ли. Но оценивала ли ты все в сумме?

– Думаю, да. Впрочем, давай поделись своей версией.

– Хорошо. Во-первых, в Северной Америке практически не осталось природного газа. Его хватит на семь-восемь лет, и даже если мы разведаем новые месторождения, максимум, что они покроют, – это снабжение уже существующих потребителей. Для новых газа не будет – ни сейчас, ни потом. Так что эпоха общедоступных и неограниченных ресурсов подходит к концу. Единственное, что мы могли бы сделать, – это переработать в газ наши запасы угля, но вопрос практически не двигается из-за непроходимой тупости тех, кто сидит в Вашингтоне. Согласна?

– Разумеется. А истощаются запасы газа потому, что большие энергетические компании вроде вашей думали не об энергосбережении, а о собственной выгоде, и разбазарили объемы, которых могло хватить еще на полстолетия.

Ним поморщился.

– Спрос рождает предложение, но не будем об этом. Я говорю строго о фактах, а то, как газ использовали в прошлом, пусть остается в прошлом. Уже ничего не поделаешь. – Ним обозначил на пальцах, что переходит ко второму пункту. – Теперь про нефть. Учитывая темпы освоения нетронутых запасов, человечество и их быстро исчерпает – возможно, к концу нынешнего столетия, то есть совсем скоро. Кроме того, промышленно развитые демократические страны все больше и больше зависят от импорта нефти, а значит, мы не защищены от политического и экономического шантажа (стоит только чертовым арабам захотеть разыграть эту карту). – Он сделал паузу, потом добавил: – Нам, конечно, стоило бы работать над производством жидкого топлива из угля, как делали немцы во время Второй мировой, но политикам в Вашингтоне проще поливать грязью нефтедобывающие компании на теледебатах, чтобы поднять свой рейтинг.

– А ты умеешь убедительно говорить, Ним. Не думал выставить свою кандидатуру на выборах?

– В клуб «Секвойя»?

– Ну, это вряд ли.

– Ладно. Достаточно про природный газ и нефть. Теперь поговорим об атомной энергетике.

– А надо?

Ним осекся, с любопытством глядя на собеседницу. Стоило произнести слово «атомный», и Лора Бо неизменно напрягалась. Она всегда была страстной противницей строительства АЭС – как в Калифорнии, так и где бы то ни было еще, – и к ее мнению прислушивались, потому что во время Второй мировой она была связана с проектом «Манхэттен», где разрабатывалась первая в мире атомная бомба.

– По-прежнему реагируешь?.. – спросил Ним, отведя глаза.

Принесли заказ. Лора Бо не отвечала, пока официант не отошел.

– Думаю, тебе известно, что у меня до сих пор перед глазами ядерный гриб.

– Да, – кивнул Ним. – Знаю и, кажется, понимаю.

– Не думаю, что понимаешь. Ты слишком молод: не помнишь – и не принимал в этом участия, а я принимала.

Она говорила очень сдержанно, но в словах Лоры Бо чувствовалась боль, которая мучила ее на протяжении многих лет. Юная Лора попала в проект по разработке атомного оружия всего за шесть месяцев до бомбардировки Хиросимы. Она мечтала двигать науку, но после того, как была сброшена первая бомба – кодовое имя «Малыш», – ее обуяли ужас и отвращение. А главное – она чувствовала вину за то, что даже после Хиросимы не протестовала против второй бомбы – кодовое имя «Толстяк», – целью которой стал Нагасаки. Да, это произошло всего лишь через три дня после Хиросимы. И никакие протесты не помогли бы добиться отказа от второй бомбардировки и спасти восемьдесят тысяч невинных душ, погибших или изувеченных лишь для того, чтобы – как многие считали – удовлетворить любопытство военных и ученых. Тем не менее она не протестовала – нигде и никак, – и теперь ничто не могло снять с нее эту ответственность.

– Вторая бомба была не нужна, – сказала она, будто размышляя вслух. – Совершенно не нужна. Японцы и так капитулировали бы после Хиросимы. Однако «Толстяк» был сделан по другому проекту, его хотели испытать – убедиться, что сработает. Сработал.

– С тех пор прошло много времени, – сказал Ним. – И нам стоит спросить себя: должно ли случившееся определять наше отношение к строительству АЭС сегодня.

– Это невозможно разделить, – ответила Лора Бо с величайшей убежденностью.

Ним пожал плечами. Он подозревал, что председательница клуба «Секвойя» не единственная в мире лоббистка, которая выступает против атомной энергии, чтобы искупить личную или коллективную вину.

– В каком-то смысле ты и твои единомышленники выиграли битву за атомную энергетику. Вы загнали ситуацию в тупик – не логическими аргументами, не потому, что убедили большинство в своей правоте, а потому, что использовали бюрократические проволочки и затягивание. Часть ограничений, на которых вы настаивали, разумны и были необходимы. Другие – абсурдны. Тем не менее в итоге вы настолько повысили ставки и сделали вопрос строительства АЭС до того сомнительным, что большинство энергетических компаний просто не могут позволить себе этим заниматься. Они не в состоянии ждать пять-десять лет, тратить десятки миллионов долларов на предварительные изыскания, а потом получить отказ. – Ним помолчал. – Таким образом, на всех этапах нам необходимо обеспечить альтернативу, план Б. И это уголь.

– Уголь загрязняет атмосферу, – сказала Лора Бо, ковыряя вилкой салат. – Для угольной ТЭС нужно выбирать место очень осторожно.

– Поэтому мы выбрали Тунипу.

– Есть возражения экологов.

– Какие именно?

– Некоторые виды растений и животных встречаются только в Тунипе. Ваш проект им угрожает.

– Например, мытник из семейства заразиховых?

– Да.

Ним вздохнул. До ГСС уже дошли слухи о проблеме мытника. Редкий цветок одно время считали исчезнувшим, но не так давно были вновь обнаружены ареалы его распространения. Из-за одного из них, в штате Мэн, «зеленые» добились заморозки проекта по строительству гидроэлектростанции стоимостью шестьсот миллионов долларов.

– Ты же знаешь, что ботаники признают: мытник не имеет ценности для экосистемы! И его даже красивым не назовешь.

Лора Бо улыбнулась:

– Пожалуй, для публичных слушаний мы найдем ботаника, у которого иное мнение. Кроме того, в Тунипе есть еще один редкий вид: микродиподопс.

– Это что за хреновина?

– Иначе – мышь-кенгуру.

– Да господи боже мой! – Перед встречей Ним давал себе слово сохранять самообладание, но теперь чувствовал, что сдерживаться все труднее. – Ты хочешь запретить проект, который принесет пользу миллионам людей, из-за какой-то мыши? Из-за мышей?

– У нас будут месяцы, чтобы обсудить все за и против.

– Не сомневаюсь! Думаю, против геотермальной станции в Финкасле и ГАЭС на Дьявольски Вратах у тебя тоже имеются возражения? Хотя и то и другое – самые экологически безвредные предприятия, какие только можно себе представить.

– Ты же не ожидаешь, что я заранее раскрою тебе нашу кухню, Ним? Заверяю тебя, у нас есть убедительные аргументы против обоих проектов.

Повинуясь эмоциональному порыву, Ним подозвал официанта:

– Еще одну «Кровавую Мэри»!

Он показал также на опустевший бокал Лоры Бо, – но та покачала головой.

– Позволь кое о чем спросить. – Ним говорил подчеркнуто сдержанно, недовольный, что на мгновение вышел из себя. – Где бы ты предложила разместить электростанции?

– Об этом вы должны думать, а не я.

– Или вы… точнее, клуб «Секвойя» – просто будете выступать против любого нашего проекта?

Лора Бо поджала губы и не ответила.

– Я не сказал еще об одном факторе, – продолжил Ним. – Погода. По всему миру меняется климат, и это усугубляет ситуацию с энергетикой – особенно с производством электроэнергии. Метеорологи говорят, что в следующие двадцать лет нас ждут похолодание и засухи в разных регионах. В середине семидесятых мы уже видели, к чему это приводит.

Вновь наступило молчание, нарушаемое лишь ресторанным шумом и звуками голосов из-за соседних столиков. Наконец Лора Бо заговорила:

– Давай кое-что проясним. Зачем ты хотел со мной встретиться?

– Чтобы призвать тебя – и клуб «Секвойя» – увидеть глобальную картину и ограничить выступления против наших проектов.

– Тебе не приходило в голову, что под глобальной картиной мы подразумеваем разные вещи?

– Такого быть не должно, – возразил Ним. – Мы живем на одной планете. Позволь вернуться к тому, с чего я начал. Если блокировать все проекты, которые предлагает наша компания, то лет через десять нас ждет катастрофа. Ежедневные многочасовые отключения электроэнергии станут нормой. Промышленные предприятия придется перемещать в другие регионы, наступит массовая безработица – до пятидесяти процентов. В городах воцарится хаос. Сейчас немногие понимают, как сильно мы зависим от электричества, но если его не будет, поймут все. Начнутся неурожаи – куда без ирригации? – возникнет нехватка продовольствия, цены взлетят до небес. Поверь мне, людям буквально станет не на что жить, будет хуже, чем во время гражданской войны. Великая депрессия покажется детской игрой. И я не выдумываю, Лора. Ничего не выдумываю. Такова суровая реальность. Неужели вас это не волнует?

Пока он говорил, официант принес «Кровавую Мэри», и теперь Ним выпил ее одним глотком.

– Хорошо, – сказала Лора Бо; ее голос звучал жестче и менее дружелюбно, чем в начале встречи. – Я дала тебе высказаться. Сейчас моя очередь, так что послушай внимательно. – Она отодвинула тарелку. Салат был съеден лишь наполовину. – Ты и тебе подобные, Ним, видят только ближайшее будущее. «Зеленые», в том числе и клуб «Секвойя», смотрят на долгосрочную перспективу. Мы пытаемся любой ценой остановить разорение Земли, которое длится триста лет.

– Отчасти вам удалось, – перебил Ним.

– Ерунда! Мы и на полшага не продвинулись, и даже то немногое, чего достигли, можно легко повернуть вспять, стоит поддаться на доводы тех, кто, как ты, упирает на «разумность» и «целесообразность».

– Я упираю только на взвешенный подход.

– То, что ты называешь взвешенным подходом, я называю шагом назад. А шаги назад не помогут сохранить мир пригодным для обитания.

Ним больше не заботился о том, чтобы сдержать эмоции, и язвительно спросил:

– И насколько же пригодным для обитания будет мир, который я только что описал, – мир, где электроэнергия все менее и менее доступна?

– Возможно, гораздо более пригодным, чем нам сейчас представляется, – спокойно ответила Лора Бо. – А главное, наша цивилизация пойдет тем путем, которым должна: меньше отходов, меньше роскоши, гораздо меньше алчности. И меньше ожиданий. – Она сделала паузу, словно взвешивая собственные слова, и продолжила: – Мы так долго жили с представлением, что развитие вширь – правильно, что больше – значит лучше, что количество – это сила. Людям промыли мозги, и они поверили, что так и есть. Все молятся на «валовый внутренний продукт» и «ликвидацию безработицы», закрывая глаза на то, что погоня за ними душит и отравляет нас. Свою «прекрасную Америку» мы превратили в уродливую бетонную пустыню, плюющуюся пеплом и кислотой в прежде чистое небо, убивающую все живое – людей, животных, растения. Вместо чистых рек – вонючие клоаки, вместо прозрачных озер – мусорные свалки. А теперь, заодно с остальным миром, мы и моря оскверняем потоком нефти и химикатов. Все это происходит постепенно. А потом, стоит указать на результаты, такие, как ты, начинают говорить о взвешенном подходе: «На этот раз мы не будем убивать столько рыбы», – или: «Мы не станем травить много растений» – или: «Мы уничтожим только малую толику красоты». По счастью, среди нас есть люди, которые видели достаточно и понимают: все это – ложь. Мы решили посвятить жизнь спасению того, что еще осталось, потому что есть более важные вещи, чем ВВП и всеобщая занятость, и одна из таких вещей – стремление сберечь хоть немного чистоты и красоты, не говоря уже о доле природных ресурсов, для будущих поколений, вместо того чтобы потратить их все здесь и сейчас. Вот почему клуб «Секвойя» будет выступать против Тунипы, против вашей ГАЭС на Дьявольских Вратах, против геотермальной станции в Финкасле. И думаю, мы победим.

– Частично я с тобой согласен, – кивнул Ним. – Ты это знаешь: мы обо всем говорили и раньше, – но совершаешь одну ошибку – ты готова огнем выжигать любое мнение, отличное от твоего, будто ты Иегова, Иисус, Магомет и Будда в одном лице. Лора, ты представляешь крохотную группу, которая верит, будто знает, как лучше для всех, и вы готовы закрыть глаза на все факты жизни и наплевать на других людей, лишь бы стало по-вашему. Как избалованные дети. Как бы, в конце концов, вы не завели нас в пропасть.

– Полагаю, нам больше нечего друг другу сказать, – холодно произнесла Лора Бо Кармайкл и подозвала официанта: – Принесите, пожалуйста, счета. Раздельные.

Глава 13

Ардит Толбот проводила Нима в гостиную и сказала:

– Я уж думала, ты никогда не позвонишь. Собиралась сама тебе звонить через день-другой.

– У нас снова проблемы, я по уши в работе. Ты, наверное, слышала.

Был ранний вечер. Ним заехал к Ардит – по дороге домой, как объяснил это себе сам. Встреча с Лорой Бо Кармайкл выбила его из колеи, он винил себя за то, что они расстались недовольными друг другом, и, поддавшись порыву, позвонил Ардит. Как он и ожидал, она говорила с ним тепло и приветливо.

– Мне одиноко, – призналась Ардит. – Я была бы рада увидеться. Заходи посидеть после работы.

Впрочем, едва он несколько минут назад появился у нее, как стало ясно, что Ардит имела в виду больше, чем «посидеть». С порога она обняла его и поцеловала, не оставляя ни малейших сомнений в своих намерениях. Ним был совсем не против продолжения, но для начала они ограничились напитками и разговорами.

– Да, слышала. Неужели мир сошел с ума?

– Наверное, он всегда был таким. Мы просто не видели, пока нас не касалось.

Про себя Ним отметил, что сегодня Ардит выглядит не в пример лучше, чем месяц назад, в тот черный день, когда узнала о гибели Уолтера. К ней словно вернулись жизнелюбие и привлекательность. Кожу покрывал свежий загар, а облегающее легкое платье соблазнительно обрисовывало тело, напоминая Ниму, как их потянуло друг к другу в прошлый раз. Когда-то, много лет назад, ему попалась книга под названием «Хвала зрелым женщинам». Он не помнил о ней ничего, кроме названия, но автора начал понимать.

– Уолтер думал, что все в мире – войны, бомбардировки, загрязнение окружающей среды, – необходимо для равновесия в природе. Он когда-нибудь тебе рассказывал?

Ним покачал головой. Они с шефом были друзьями, однако философствовали редко, обычно беседовали на более практические темы.

– Уолтер не особо этим делился, – продолжала Ардит. – Он всегда говорил: «Люди воображают, будто управляют и настоящим, и будущим, но это не так». И еще: «Так называемая свобода воли – иллюзия. Человеческое своеволие просто один из инструментов, которыми природа поддерживает равновесие». Уолтер верил, что даже войны и болезни случаются не зря: так природа сокращает население, потому что иначе Земля его не прокормит. Он как-то сказал: «Люди будто лемминги: плодятся без удержу, а потом бросаются с обрыва в море. Только люди кончают с собой более сложными способами».

Ним был поражен. Ардит, в отличие от мужа, говорила без характерного шотландского акцента, и все же он как будто слышал его голос: раздумчивый и с намеком на иронию. Как странно, что Уолтер делился самыми сокровенными мыслями с Ардит. Ним никогда не замечал за ней особенно глубокого ума. Впрочем, странно ли? Может, это и есть интеллектуальная близость между супругами, которой сам Ним никогда не знал?

Интересно, что бы сказала Лора Бо Кармайкл на предположение Уолтера, будто загрязнение окружающей среды тоже нужно для равновесия в природе – как часть некоего смутно прозреваемого общего плана? Вспомнив о собственных духовных исканиях последнего времени, Ним спросил у Ардит:

– Уолтер считал, что «равновесие в природе» то же самое, что Бог?

– Нет. Он утверждал, что это слишком простой, слишком поверхностный взгляд, что Бог – творение человека, соломинка, за которую цепляются слабые умы, боящиеся темноты… – Ардит умолкла. Ним вдруг увидел, что по ее лицу текут слезы. Она вытерла глаза. – По вечерам я особенно скучаю по Уолтеру. Мы обычно проводили это время за разговорами.

На несколько секунд в воздухе повисла неловкость, затем Ардит твердо сказала:

– Нет, я не позволю себе впадать в депрессию.

Все это время она сидела рядом с Нимом, а сейчас придвинулась еще ближе. Он вновь почувствовал аромат ее духов – тот самый, который так возбудил его в первый раз.

– Наверное, это все от разговоров об устройстве мира, – негромко проговорила Ардит и улыбнулась.

Они потянулись друг к другу.

– Люби меня, Ним! Мне это так нужно!

Он крепче прижал ее к себе, страстно целуя. Влажные губы Ардит охотно отозвались на поцелуй, а когда они с Нимом принялись ласкать друг друга, исследуя каждый уголок, она вздохнула от удовольствия. Оба помнили ту радость, которую испытали в первый раз. Ним, чувствуя, что бурлящее в нем желание вот-вот перельется через край, прошептал:

– Подожди, давай помедленнее!

– Можно пойти ко мне в спальню. Там удобнее, – прошептала она, отстраняясь.

Не отходя друг от друга, они поднялись по лестнице. В доме царила полная тишина, нарушаемая лишь шорохом их шагов. Дверь в спальню Ардит в конце короткого коридора была открыта. Ним заметил, что покрывало и одеяло на постели откинуты: Ардит определенно готовилась – еще до того, как он пришел. Помнится, в каком-то давнем разговоре всплыло, что у Уолтера с женой разные спальни. В отличие от первого свидания месяц назад Нима уже не мучили угрызения совести, но он все же был рад, что ему не придется ложиться в супружескую постель.

Он снял с Ардит облегающее платье, которое ему так понравилось, и быстро сбросил собственную одежду. Они опустились на кровать – мягкую и прохладную.

– Ты была права: здесь удобнее, – прошептал он.

Затем нетерпение взяло верх. Он вошел в нее, и она, вскрикнув, всем телом подалась к нему. Несколько минут, и страсть была утолена. Ниму приходилось слышать, что некоторые мужчины после сексуального акта чувствуют себя выжатыми и опустошенными, порой гадая, зачем добивались его ценой стольких усилий. С ним самим такого никогда не случалось – сейчас он чувствовал себя обновленным и воодушевленным.

– Ты такой милый, такой нежный, – тихонько сказала Ардит. – Может, у тебя получится остаться на ночь?

Он покачал головой:

– Не сегодня.

– Наверное, я зря спросила. – Она провела пальцем по его лицу, прослеживая складки у рта. – Обещаю, Ним, я не буду жадничать, не буду тебя донимать. Просто приезжай иногда, когда сможешь.

Он пообещал – сам не зная, как ему удастся выкраивать время, учитывая работу и прочие проблемы, которые продолжали валиться на него каждый день.

– Я разбирала бумаги Уолтера, – сказала Ардит, пока они одевались. – Хочу отдать тебе документы, которые он приносил с работы. Наверняка их нужно вернуть.

– Конечно, я заберу.

Ардит показала три больших картонных коробки, сложенных в кабинете. Две Ним открыл: там были рабочие отчеты и письма – и быстро пролистал, пока Ардит готовила кофе на кухне.

Похоже, материалы касались тем, вызывавших у Уолтера Толбота особый интерес. Большая часть хранилась несколько лет и уже устарела. В одной папке были копии доклада о незаконном использовании электроэнергии, подготовленного Уолтером, и последующая переписка. Ним вспомнил: на тот момент доклад привлек к себе большое внимание среди предприятий коммунальной сферы и разошелся далеко за пределами ГСС. В результате Уолтер приобрел репутацию специалиста: как-то раз его даже привлекли в качестве эксперта к судебному слушанию на Восточном побережье, где ему пришлось выступать в суде, а доклад был приобщен к материалам дела. Позднее – вместе с этим докладом – дело ушло в суд высшей инстанции. Ним уже не помнил, чем все закончилось. Впрочем, сейчас это не имело значения.

Бросив еще один взгляд на переписку, он сложил бумаги обратно и закрыл коробку, а потом вынес коробки в коридор, чтобы не забыть погрузить в машину, когда поедет домой.

Глава 14

Земля под ногами задрожала. Тишину нарушил громкий рев, словно одновременно пошла на взлет целая эскадрилья самолетов, а в небо резко взметнулся толстый столб пара. Несколько человек, стоявших на пригорке поблизости, инстинктивно зажали уши. Некоторые, похоже, испугались не на шутку.

Тереза Ван Бюрен, на секунду отняв руки от ушей, замахала и закричала, предлагая вернуться в автобус. Слов разобрать никто не смог, но смысл был ясен. Группа – человек двадцать мужчин и женщин – поспешно двинулась к стоявшему неподалеку транспорту.

Внутри оборудованного кондиционером автобуса, за закрытыми дверями, было гораздо тише.

– Черт бы побрал все на свете! – возмутился один из мужчин. – Кто же так делает! Если я оглох, я засужу вашу чертову компанию!

– Что вы сказали? – переспросила Тереза Ван Бюрен.

– Я сказал: если я, черт побери, оглох…

– Да-да, – перебила она. – Можете не повторять. Я лишь хотела убедиться, что вы на самом деле не оглохли.

Послышался смех.

– Заверяю вас, – сказала вице-президент ГСС по связям с общественностью, обращаясь к группе репортеров, приехавших на пресс-тур, – я понятия не имела, что это случится. Однако нам повезло: мы удостоились чести увидеть рождение новой геотермальной скважины.

Это было произнесено с энтузиазмом бурильщика, только что обнаружившего в Техасе месторождение нефти.

Из окон автобуса, по-прежнему стоявшего на месте, журналисты посмотрели на буровую установку, за которой наблюдали, когда внезапно забила скважина.

Она походила на те, что используют нефтяники, и действительно при необходимости могла быть переоборудована для добычи нефти. Буровики в касках столпились вокруг установки с такими же торжествующими, как у Терезы Ван Бюрен, улыбками.

Неподалеку имелись и другие скважины, пар из которых под естественным давлением уходил в огромные термоизолированные трубы. По целому лабиринту труб, похожему на кошмарный сон сантехника и покрывавшему несколько квадратных миль, он поступал на турбинные генераторы, расположенные в дюжине строений-коробок, разбросанных там и сям на холмах и в лощинах. Общая выходная мощность генераторов на данный момент превышала семьсот тысяч киловатт – более чем достаточно, чтобы обеспечить электроэнергией крупный город. Новая скважина дополнительно увеличит этот объем.

Внутри автобуса Тереза Ван Бюрен наблюдала, как телеоператор вставляет в камеру новую кассету.

– Сняли что хотели?

– Еще как! – В отличие от возмущавшегося – мелкого репортера, работавшего на заштатные провинциальные газеты, – телеоператор выглядел очень довольным. – Попроси водителя открыть дверь, Тесс. Хочу еще с другой точки снять.

Дверь открылась, выпуская его наружу, и салон наполнился запахом тухлых яиц. Сероводород.

– Господи, ну и вонища! – Нэнси Молино из «Калифорния экземинер» наморщила изящный носик.

– На европейских спа-курортах люди деньги платят за эту «вонищу», – сказал ей немолодой журналист из «Лос-Анжелес таймс».

– Напишите об этом! Мы высечем ваши слова в камне и будем на них молиться каждый день, – заверила его Тереза Ван Бюрен.

Журналисты выехали из города рано утром и направились в округ Севилья, где располагались действующие геотермальные станции «Голден стейт системс». Следующим пунктом назначения была долина Финкасл неподалеку, где компания собиралась разместить аналогичный объект. Назавтра было запланировано посещение ГЭС и места, намеченного для строительства еще одной.

По обоим проектам вскоре должны были начаться общественные слушания. Предполагалось, что двухдневный тур позволит журналистам лучше познакомиться с предметом.

– Расскажу про запах, – продолжала Тереза. – Содержание сероводорода в парах: слишком низкое, чтобы быть токсичным, – но к нам поступают жалобы, в основном от риелторских агентств, которые хотят продать землю здесь, в горах, под строительство курорта. На самом деле запах присутствовал всегда, потому что пар выходил сквозь почву и до того, как мы стали его использовать. Скажу больше: старожилы говорят, что сейчас пахнет ничуть не сильнее, чем раньше.

– А доказательства есть? – спросил репортер из «Сан-Хосе меркьюри».

Ван Бюрен покачала головой.

– К сожалению, никто не догадался взять пробы воздуха до начала бурения. Так что мы не можем сравнить «до» и «после», чтобы ответить критикам.

– Которые скорее всего правы, – язвительно вставил репортер из Сан-Хосе. – Ведь известно, большие корпорации вроде «Голден стейт» любят приврать.

– Будем считать, что это шутка, – ответила Тереза. – Скажу одно: мы стараемся предвосхищать критику.

– Приведите хоть один пример, – прозвучал какой-то новый скептический голос.

– Пример вы можете видеть здесь. Это как раз касается запаха. С учетом возражений, о которых я рассказала, мы расположили две новейшие станции на гребнях возвышенностей. Там сильные воздушные потоки, они быстро рассеивают запах.

– И как? – спросила Нэнси Молино.

– Критики стало только больше: теперь «зеленые» жалуются, что мы испортили природный ландшафт.

Вновь послышался смех. Несколько человек что-то записали в блокноты.

– Была еще одна патовая ситуация, – добавила Тереза. – ГСС сняла фильм о своих геотермальных станциях. Изначально в сценарии был эпизод о том, как охотник по имени Уильям Эллиот открыл это место в 1847 году. Он застрелил медведя-гризли, поднял глаза и увидел, как из-под земли бьет струя пара. Защитники дикой природы ознакомились со сценарием и заявили, что нельзя показывать убийство гризли, потому что теперь это охраняемый вид. Ну что ж, сценарий переписали: охотник промахивался, и медведь убегал.

– А с этим что не так? – спросил радиожурналист с диктофоном.

– Нам пригрозили судебным иском потомки Уильяма Эллиота. Мол, их предок был знаменитым охотником и отличным стрелком. Он бы точно не промахнулся и обязательно убил зверя. Так что фильм порочит репутацию – и его, и всей семьи.

– Помню такое, – сказал репортер из «Лос-Анджелес таймс».

– К чему я это говорю? – заключила Тереза Ван Бюрен. – Мы крупное предприятие, и что бы ни сделали, кому-нибудь это непременно не понравится – то одним, то другим, то сразу всем.

– Нам прямо сейчас прослезиться? – едко спросила Нэнси Молино.

В дверь постучались, и водитель впустил вернувшегося телеоператора.

– Если все готовы, предлагаю отправиться на обед, – сказала Тереза и махнула рукой водителю. – Поехали.

– Выпивка будет, Тесс? – поинтересовался очеркист из журнала «Нью-Уэст».

– Если все пообещают, что это останется между нами. – Она обвела журналистов вопросительным взглядом. В ответ послышались возгласы: «Идет!», «Никому ни слова!», «Договорились!» – Ну что ж, перед обедом – аперитив.

Один-два человека выкрикнули нестройное «ура!».

У диалога была предыстория.

Пару лет назад ГСС очень щедро заказала еду и алкоголь для такого же пресс-тура. Журналисты ели и пили с большим аппетитом, а после некоторые раскритиковали ГСС в репортажах за непомерные представительские расходы на фоне растущих тарифов на электроэнергию. С тех пор репортеров кормили подчеркнуто скромно, а наливали только в том случае, если все обещали молчать.

Прием сработал. Репортеры могли критиковать все подряд, но по крайней мере нареканий по поводу еды и бытовых условий больше не поступало.

Примерно милю автобус ехал по геотермальному полю: узкие дороги, порой с ухабами, петлявшие между скважинами, генераторными корпусами и вездесущими трубами, по которым с шипением прокачивался пар. Других машин вокруг почти не было: раскаленный пар представлял опасность, поэтому доступ сюда закрыли, а все посетители передвигались только с сопровождением.

Автобус проехал мимо огромной трансформаторной станции. Оттуда опоры высоковольтной ЛЭП несли электроэнергию через горы на две другие подстанции в сорока милях отсюда, через которые она поступала в систему ГСС.

На небольшой асфальтированной площадке стояли трейлеры, служившие офисными помещениями и жильем для персонала станции. Автобус остановился перед ними. Тереза Ван Бюрен проводила журналистов в один из трейлеров, где были расставлены импровизированные столы, и сказала, войдя внутрь, кухонному работнику в белом халате:

– Открываем клетку с тиграми.

Тот, моментально вытащив ключ, отпер стенной шкаф, и взорам открылась батарея бутылок: ликеры, вино, ингредиенты для коктейлей. Минутой позже принесли ведерко со льдом.

– Угощайтесь, – сказала вице-президент.

Большинство присутствующих уже успели опустошить бокалы и налить себе по второй порции, когда снаружи донесся нарастающий шум двигателей. Из окон трейлера было видно, как приземляется небольшой вертолет в корпоративных цветах ГСС, белом и оранжевом. Опустившись совсем рядом, он тотчас заглушил двигатель. В открывшейся двери возник Ним Голдман и минутой позже присоединился к журналистам.

– Думаю, большинство из вас знакомы с мистером Голдманом. Он здесь, чтобы ответить на ваши вопросы.

– У меня вопрос, – весело сказал телерепортер. – Вам налить?

– Спасибо. Не откажусь от водки с тоником, – улыбнулся Ним.

– Ах-ах! – вступила Нэнси Молино. – Настоящая важная шишка: мы-то в автобусе трясемся, а вас доставляют на вертолете.

Ним взглянул на привлекательную чернокожую девушку с опаской. Он прекрасно помнил их предыдущую встречу и возникшую стычку; помнил он и то, что Тереза Ван Бюрен называла мисс Молино выдающейся журналисткой. Сам Ним по-прежнему считал ее стервой.

– Если кому-то интересно, у меня была другая работа сегодня утром, пришлось выезжать позже – отсюда выбор транспортного средства.

Мисс Молино не смутилась:

– А что, в вашей компании все руководство катается на вертолетах, когда захочет?

– Нэнси, вам прекрасно известно, что это не так, – резко сказала Тереза Ван Бюрен.

– У нашей компании, – вступил Ним, – есть небольшой авиапарк, в том числе два вертолета. В основном их используют для патрулирования ЛЭП, мониторинга снежного покрова в горах, срочной доставки грузов и при необходимости быстрого реагирования. Иногда – крайне редко – руководство компании летает на важные мероприятия. Я полагал, что сегодня как раз такой случай.

– А теперь сомневаетесь?

– Раз уж вы спросили, мисс Молино, – да, сомневаюсь, – холодно ответил Ним.

– Эй, Нэнси, хватит! – послышался голос из другого конца комнаты. – Кому интересно это слушать?

Мисс Молино резко обернулась к коллегам:

– А мне вот интересно, куда идут деньги потребителей. Странно, что вас это не волнует.

– Цель сегодняшней поездки, – попыталась напомнить Тереза Ван Бюрен, – осмотреть геотермальные станции и обсудить…

– Нет! – перебила мисс Молино. – Это ваша цель. Пресса свои цели определяет сама. Они могут частично совпадать с вашими, но мы имеем право писать обо всем, что видим и слышим.

– Она права, – сказал интеллигентный мужчина в очках без оправы, представляющий журнал «Сакраменто би».

– Я тут осознал, Тесс, что не соглашусь поменяться с тобой должностями, – сказал Ним, обращаясь к Терезе, и сделал глоток водки с тоником.

Несколько человек засмеялись, Тереза пожала плечами.

– Когда все закончат блистать остроумием, – не унималась Нэнси Молино, – я бы хотела услышать, сколько стоит игрушка под окнами и в какую цену обходится час полета.

– Я уточню, – ответила Тереза. – Если такая информация есть и мы готовы ее раскрыть, завтра же сделаю заявление. А если мы решим, что это внутреннее дело компании и вас не касается, об этом я также объявлю.

– Тогда я и без вас найду способ выяснить то, что мне нужно, – невозмутимо парировала Нэнси Молино.

Пока шла пикировка, подали еду – обширный поднос с горячими мясными пирогами и большие керамические блюда с картофельным пюре и кабачками. В двух фарфоровых кувшинах дымилась подливка.

– Налетай! – скомандовала Тереза. – Еда для работяг, но кто любит поесть – оценит.

Все набросились на еду – горный воздух разжигал аппетит, – и повисшее было в воздухе напряжение растаяло. Когда журналисты расправились с основным блюдом, из кухни принесли несколько пирогов с яблоками, только из духовки, и бадейку мороженого, а с ними несколько кофейников с крепким кофе.

– Больше не могу, – в конце концов объявил журналист «Лос-Анджелес таймс», откидываясь от стола. Он похлопал себя по животу и удовлетворенно вздохнул. – Давай о работе, Тесс, пока мы не уснули.

Телерепортер, смешавший Ниму водку с тоником, когда тот пришел, спросил:

– А на сколько лет хватит здешних гейзеров?

Ним, который ел очень умеренно, допил черный кофе без сахара и отодвинул чашку.

– Сначала проясню один момент: то, что вы видели, не гейзеры, а фумаролы. Гейзеры извергаются кипящей водой и паром, фумаролы – только паром, что гораздо лучше для работы турбин. Сколько времени они будут действовать… скажу честно: никто не знает. Можно только строить догадки.

– Ну, озвучьте свои догадки, – сказала Нэнси Молино.

– Как минимум тридцать лет. Может быть, в два раза дольше. Может, даже еще дольше.

– Объясните нам, как работает этот безумный котел под землей, – попросил репортер «Нью-Уэст».

Ним кивнул:

– Когда-то вся Земля состояла из раскаленных масс – жидких и газообразных. По мере остывания образовалась кора, поэтому мы живем на планете и не поджариваемся. Внизу, в двадцати милях под поверхностью, Земля до сих пор горячая. Из-за остаточного жара образуется пар и вырывается на поверхность там, где кора тоньше. Например, здесь.

– И насколько тонкая здесь кора? – спросил представитель «Сакраменто би».

– Думаю, раскаленная магма сейчас милях в пяти у нас под ногами. А над ней, внутри поверхностного слоя, множество разломов, где аккумулируется основной объем пара. При бурении мы стараемся попасть в такой разлом.

– Сколько существует подобных электростанций?

– Немного. Старейшая геотермальная станция находится в Италии, недалеко от Флоренции. Еще одна, Вайракей, в Новой Зеландии. Есть станции в Японии, Исландии, России, но не такие масштабные, как в Калифорнии.

– Однако у геотермальной энергетики большой потенциал, – вмешалась Тереза Ван Бюрен. – Особенно в нашей стране.

– Где именно? – спросил журналист из «Окленд трибюн».

– По всему Западному побережью, – ответил Ним. – От Скалистых гор до Тихого океана.

– К тому же это самый экологически чистый и безопасный способ получения электроэнергии, не загрязняющий окружающую среду, – добавила Тереза. – И – на данный момент – дешевый.

– Вам бы чечетку танцевать дуэтом, – заметила Нэнси Молино. – Ладно, два вопроса. Первый: Тесс сказала «безопасный». Но здесь ведь были несчастные случаи. Да?

Все репортеры навострили уши. Большинство записывали сказанное в блокнот или на диктофон.

– Верно, – согласился Ним. – Было два серьезных инцидента за последние три года, и каждый раз – из-за взрыва скважины. Иными словами, происходили неконтролируемые выбросы пара. Одну из скважин нам удалось запломбировать. Другую, под названием «Олд Десперадо»… нет, не до конца. Это вон там.

Он подошел к окну и указал на огороженную территорию в четверти мили от них. Там, за оградой, из бурлящей грязи в десятке с лишним точек периодически вырывались струи пара. Надпись крупными красными буквами предупреждала: «Опасная зона. Не входить!» Все привстали, посмотрели, куда показывает Ним, затем вновь уселись на места.

– Когда произошел выброс на Олд Десперадо, – продолжал Ним, – в радиусе мили вокруг с неба лилась горячая грязь, камни падали градом. Ущерб был большим. Грязь покрыла ЛЭП и трансформаторы, вызвала массовые короткие замыкания. Нашу работу парализовало на неделю. К счастью, все случилось ночью, когда здесь почти никого не было, поэтому пострадали только два человека и никто не погиб. Второй выброс, на другой скважине, был куда слабее. Там никто не пострадал.

– На Олд Десперадо может снова случиться выброс? – спросил корреспондент из провинции.

– По нашим данным, нет. Но, поскольку мы говорим о природных явлениях, гарантий нет.

– По сути вопроса: несчастные случаи происходят, – настойчиво повторила Нэнси Молино.

– Несчастные случаи происходят везде, – сухо бросил Ним. – Тесс совершенно права: статистика происшествий действительно очень мала. Какой второй вопрос?

– Вот какой: если все, о чем вы говорили, правда, то почему геотермальная энергетика так мало развита?

– Элементарно, – вмешался репортер из «Нью-Уэст». – Сейчас они скажут, что виноваты «зеленые».

– Неправда! – резко возразил Ним. – Да, у «Голден стейт системс» были несогласия с «зелеными» – и наверняка еще будут. Однако в том, что геотермальная энергетика развивается так медленно, виноваты не они, а политики. А именно – конгресс Соединенных Штатов.

Тереза Ван Бюрен бросила на него грозный взгляд.

– Погодите-ка! – сказал один из телерепортеров. – Хочу это снять. Если я сейчас запишу в блокнот, вы потом сможете повторить то же самое снаружи?

– Да, смогу, – подтвердил Ним.

– Боже ты мой! Ну, нам, настоящим журналистам, одного раза будет вполне достаточно. Давайте уже к делу! – потребовал представитель «Окленд трибюн».

Ним кивнул:

– Огромные территории, где давно стоит провести изыскания, чтобы выявить геотермальный потенциал, находятся в федеральной собственности.

– В каких штатах? – раздался вопрос.

– Орегон, Айдахо, Монтана, Невада, Юта, Колорадо, Аризона, Нью-Мексико… И множество участков в Калифорнии.

– Продолжайте! – потребовал другой голос.

Все, склонив головы, строчили в блокнотах.

– Так вот. Ленивые, лицемерные политики в конгрессе потратили десять лет на то, чтобы принять закон, разрешающий аренду государственных земель для производства геотермальной энергии. Потом ввод его в действие задержали еще на три года – нужно было подготовить природоохранные стандарты и подзаконные акты. И даже сейчас договоров аренды заключается единицы, потому что девяносто процентов поданных заявок оседают на столах бюрократов.

– Правильно ли мы понимаем, – подал голос «Сан-Хосе меркьюри», – что это все происходило, пока наши патриоты-политики убеждали народ экономить электроэнергию, отказываться от импортной нефти, платить все более высокую цену за топливо и все более высокие налоги?

– Пусть сам скажет, – прорычал «Лос-Анджелес таймс». – Мне нужна прямая цитата.

– Можете считать, что она у вас есть. Я готов подписаться под теми словами, которые сейчас были сказаны.

– Довольно! – твердо вмешалась Тереза Ван Бюрен. – Поговорим о долине Финкасл. Как только закончим здесь, все вместе выезжаем туда.

– Тесс старается не дать мне сказать лишнего, – усмехнулся Ним. – У нее не всегда получается. Кстати, вертолет в скором времени вылетает обратно, а я остаюсь с вами до завтра. Итак – Финкасл. – Он вытащил из портфеля карту и закрепил ее на доске. – Финкасл, как видно на карте, находится к востоку отсюда, через две долины. Это ничья земля, и нам известно, что там есть геотермальные источники. Геологи утверждают, что потенциал огромный: возможные объемы производства электроэнергии в два раза больше, чем здесь. Общественные слушания по проекту в Финкасле начнутся в ближайшее время.

– Можно я скажу? – попросила Тереза.

Ним отступил на шаг, давая ей слово.

– Хочу проговорить некоторые вещи вслух, – обратилась к журналистам вице-президент по связям с общественностью. – Заверяю, мы не пытаемся повлиять на ваше мнение в преддверии слушаний или подорвать позицию наших оппонентов. Мы просто хотим внести ясность: что именно предлагается и где. Спасибо, Ним.

– Скажу вам честно по поводу Финкасла, – вновь заговорил Ним. – И заодно про Дьявольские Врата, где мы побываем завтра: эти проекты способны заменить целую Ниагару арабской нефти. В противном случае эту нефть придется импортировать. Сейчас наша геотермальная станция экономит десять миллионов баррелей нефти в год. Мы можем утроить объем, если только…

Брифинг продолжался: справки, сводки, дотошные расспросы, перемежаемые шуточной пикировкой.

Глава 15

Конверт бледно-голубого цвета был адресован «Нимроду Голдману, эсквайру, лично».

К нему была прикреплена скрепкой записка от секретаря Нима, Вики Дэвис: «Мистер Лондон собственноручно пропустил письмо через металлоискатель. Говорит, можно открывать».

Записка успокаивала в двух отношениях: во‐первых, она означала, что письма, доставляемые в головной офис ГСС с пометкой «лично» (или «конфиденциально», как были помечены письма со взрывными устройствами) тщательно проверяются, во‐вторых – что при этом используется новый металлоискатель.

Ниму был известен и еще один аспект происходящего: Гарри Лондон, похоже, решил взять на себя роль персонального ангела-хранителя – с того драматического дня, когда, по всей видимости, спас им с Вики жизнь. Вики же, которая теперь смотрела на начальника отдела защиты собственности с величайшим пиететом, подыгрывала ему, заранее отправляя расписание всех встреч и передвижений своего босса. Ним выяснил это случайно и сам не знал, как реагировать: смешит ли это его, раздражает ли, или он чувствует благодарность?

Так или иначе, прямо сейчас он был далеко от Гарри и его всевидящего ока.

Ним, Тереза и журналисты переночевали на форпосте «Голден стейн системс» – в лагере «Дьявольские Врата», куда их доставил автобус из долины Финкасл. Дорога заняла четыре часа и местами пролегала по невероятным природным красотам заповедника Плумас.

Лагерь располагался в тридцати пяти милях от ближайшего городка, в расселине между горами, и состоял из полудюжины принадлежавших компании домов для старшего персонала – инженеров и бригадиров с семьями; небольшой школы, сейчас закрытой на летние каникулы, и двух напоминающих мотели общежитий – одного для сотрудников ГСС, другого для посетителей. Высоко над лагерем на стальных опорах протянулась ЛЭП – напоминание о том, зачем существует это маленькое поселение.

Журналистов поселили по четверо в общежитии для посетителей, раздельно мужчин и женщин. Жилье было скромным, но вполне удобным. Некоторые ворчали насчет общих номеров – видимо, будь номера приватными, не все спали бы в своих постелях. Ним ночевал один – в общежитии для сотрудников. После ужина он еще какое-то время выпивал с журналистами, пару часов поиграл с ними в покер, а незадолго до полуночи пожелал всем спокойной ночи. Утром он проснулся свежим и бодрым и готов был отправиться на завтрак, который начинался в 07:30, через несколько минут

Сейчас, сидя на веранде общежития, Ним рассматривал голубой конверт, так и этак вертя его в руках.

Письмо доставил курьер ГСС: он, будто Фидиппид, гнал всю ночь, чтобы привезти почту на Дьявольские Врата и другие отдаленные подразделения ГСС. Внутренняя почта работала так всегда, поэтому письмо, адресованное Ниму, никому не доставило лишних хлопот. И все равно, мрачно подумал он, узнай Нэнси Молино, что ему привезли личную корреспонденцию, придралась бы и к этому – вот же стерва. К счастью, она не узнает.

Про Нэнси, к неудовольствию Нима, напомнила Тереза Ван Бюрен, которая и принесла письмо. Тесс сказала, что тоже получила весточку – запрошенную вчера информацию о расходах на вертолет. Ним, неприятно пораженный, скептически уточнил:

– Ты что, правда собираешься дать в руки этой потаскушке оружие против нас?

– Можешь обзывать ее как угодно, от этого ничего не изменится, – вздохнула Тереза. – Иногда вы, большие боссы, совершенно не способны понять, как строится работа с общественным мнением.

– Если это пример такой работы – то да, не способны!

– Смотри. Мы не можем угодить всем. Признаю, Нэнси и меня вчера разозлила. Но потом я подумала и поняла: она в любом случае напишет про вертолет, что бы мы ни сказали и ни сделали. А раз так, пусть лучше у нее будут реальные цифры – иначе она начнет наводить справки, собирать догадки, и эти догадки обязательно окажутся преувеличенными. И еще: я сейчас веду себя честно, и Нэнси это знает. Значит, в другой раз она будет мне доверять – и, может быть, тогда это будет важнее, чем сейчас.

– Так и представляю, как эта злобная змеюка вдруг начинает нас хвалить, – саркастично бросил Ним.

– Увидимся на завтраке. И мой тебе совет – остынь немножко.

По-прежнему внутренне кипя, он вскрыл голубой конверт.

В нем лежал единственный лист бумаги – такого же оттенка, что и сам конверт. Надпись сверху гласила: «От Карен Слоун».

Ним вдруг вспомнил: «Иногда я пишу стихи. Хотите, пришлю вам почитать?» Он ответил ей «да».

Текст был аккуратно напечатан на машинке.

Что еще говорила в тот раз Карен? «А еще я умею печатать на машинке. На электрической – держа палочку в зубах».

Неожиданно растроганный, Ним представил, как она медленно, терпеливо набирает письмо, крепко сжимая в зубах палочку, как с усилием нажимает на каждую из букв на клавиатуре, а потом вновь поднимает светловолосую головку – единственную часть тела, которой доступно движение. Сколько черновиков испортила Карен, прежде чем без помарок напечатать текст и отправить ему?

Ним с удивлением осознал, что дурное настроение улетучилось и теперь в душе царили теплота и благодарность.

По пути на завтрак, где он собирался присоединиться к группе журналистов, Ним неожиданно столкнулся с Уолтером Толботом-младшим, которого не видел со дня похорон. Ним смутился, вспомнив недавнее свидание с Ардит, но тут же успокоил себя тем, что Уолли и его мать жили совершенно разной жизнью, отдельно друг от друга.

Уолли, кажется, был рад его видеть.

– Привет, Ним. Какими судьбами?

Ним рассказал ему о двухдневном пресс-туре.

– А ты?

Уолли бросил взгляд на ЛЭП у них над головой.

– С вертолета заметили разбитые изоляторы на одной из опор – наверное, охотники стреляли для тренировки. Нам надо заменить их без отключения ЛЭП. Надеемся сегодня закончить.

Пока они разговаривали, подошел еще один мужчина. Уолли представил его как Фреда Уилкинса, техника.

– Приятно познакомиться, мистер Голдман. Много о вас слышал – и много видел по телевизору.

Фреду было под тридцать. В глаза бросалась копна ярко-рыжих волос и здоровый загар.

– Фред здесь живет – по нему это сразу видно, – пояснил Уолли.

– И как вам в лагере? Не скучаете? – спросил Ним.

Уилкинс решительно замотал головой.

– Ни я, ни жена – ничуть. И детям здесь нравится. – Он вдохнул полной грудью. – Воздух-то какой! В городе такого нет. Солнце почти каждый день, рыбалки – сколько угодно!

– Может, я приеду сюда в отпуск, – засмеялся Ним.

– Папа! – донесся детский голос. – Папа, почтальон уже приезжал?

Все трое обернулись. К ним бежал маленький мальчик. Покрытое веснушками задорное лицо и ярко-рыжая шевелюра не оставляли сомнений в том, к кому он обращался.

– Только наш, из компании, сынок, – ответил Фред. – Обычную почту привезут через час. – Остальным он объяснил: – У Дэнни сегодня день рождения; есть шанс, что почтальон принесет ему что-нибудь интересное.

– Мне восемь, – заявил мальчуган. Для своего возраста он выглядел крепким и сильным. – Подарки я уже получил. Но, может, почтальон еще принесет.

– С днем рождения, Дэнни! – хором сказали Ним и Уолли.

Они распрощались, и Ним зашагал в гостевое общежитие.

Глава 16

– Если переживу эти два дня, попрошусь на неделю в отдел некрологов, посидеть в тишине! – заорал журналист «Окленд трибюн», перекрикивая рев воды в полумраке спускного туннеля.

Несколько человек, стоявших рядом, улыбнулись, но замотали головами, показывая, что ничего не слышат – отчасти из-за перекрывающего все грохота воды, отчасти из-за берушей. Вату, чтобы заткнуть уши, всем перед входом раздала Тереза Ван Бюрен. Потом им пришлось осторожно спуститься по крутой каменной лестнице к тому месту, где из туннеля станции «Дьявольские Врата-1» вода с высоты двадцать футов падала в реку Пайндридж.

Пока они затыкали уши, готовясь войти в туннель, кто-то спросил:

– Эй, Тесс, а чего вы нас заводите с черного хода?

– Служебного, – парировала она. – А вы считаете, вам положен парадный подъезд? И потом, вы вечно жалуетесь, что вам нужна фактура для материалов. Вот вам фактура, пользуйтесь.

– Фактура? Там, внутри? – скептично вопросил «Лос-Анджелес таймс», вглядываясь во тьму, где горели лишь несколько тусклых лампочек. Круглый в сечении туннель был вырублен в скале, на неотделанных стенах сохранились следы грубой обработки.

Лампочки светили под самым потолком, а над бурлящей водой шли узкие мостки, куда предстояло ступить гостям. Мостки были огорожены веревками, заменяющими перила. После завтрака Ним Голдман рассказал всем о цели экскурсии: «ГЭС целиком находится под землей, в горе. Потом мы вам расскажем о проекте гидроаккумулирующей станции, который мы предлагаем, – она тоже расположится под землей, так что с поверхности ее видно не будет. Спускной туннель, куда мы зайдем, – это конечная точка технологического процесса. Он даст вам представление о тех природных силах, с которыми мы работаем. Вы увидите, как вода вращает лопасти турбин, а потом ревущим водопадом сливается в реку».

Теперь, в туннеле, картина стала понятнее. Некоторые из журналистов перегнулись через металлические поручни, глядя на поток, низвергавшийся в яростный водоворот внизу.

– Ну и ну. Не хотел бы я туда свалиться, – заметил репортер с радио KFSO и, повернувшись, к Терезе, поинтересовался: – А были такие случаи?

– Нам известен один. Работник поскользнулся. Он хорошо плавал, даже получал медали на соревнованиях, как мы потом узнали, но его затянуло на глубину. Тело нашли только через три недели.

Все, кто стоял у поручней, инстинктивно отступили назад.

Ранее Ним поведал о некоторых уникальных особенностях туннеля: треть мили длиной, прорублен в горе горизонтально; ширина такая, что при строительстве, до того как пустили воду, могли разъехаться два грузовика.

Тогда, слушая его, Нэнси Молино демонстративно подавила зевок:

– Офигеть! У вас тут длинный туннель с водой. Это что, информационный повод?

– Не весь пресс-тур состоит из информационных поводов. Предполагается, что эти два дня помогут вам разобраться в сути вопроса, – заметила Тереза. – И мы заранее об этом говорили, в том числе с вашими редакторами.

– Вы сказали «вопроса» или «вброса»? – переспросила мисс Молино.

Остальные засмеялись.

– Неважно, – ответил Ним. – Я уже все сказал.

Через двадцать минут, когда они вышли из автобуса, он повел журналистов в спускной туннель.

Влажная прохлада внутри резко контрастировала с нагретым солнцем воздухом на улице. Шли плотной группой. Под ногами неслась вода с гребнями пены, и круг света позади все уменьшался, пока не превратился в точку. Ряд тусклых лампочек над головой, казалось, продолжался бесконечно. Периодически кто-нибудь останавливался, чтобы посмотреть вниз, крепко держась за веревки.

В конце туннеля стал слышен новый звук – все нарастающий гул генераторов, мощный рев. Открытый люк вел в генераторный зал, откуда по винтовой лестнице группа поднялась в залитую светом комнату двумя этажами выше, к пульту управления. Здесь, ко всеобщему облегчению, было тише.

Сквозь толстое стекло непосредственно под ними виднелись два гигантских работающих генератора.

За пультом управления единственный техник вносил записи в журнал, посматривая на множество разнообразных циферблатов, огоньков и самописцев, полностью занимавших ближайшую стену. Техник обернулся, услышав вошедших, однако Ним узнал его еще раньше – по копне рыжих волос.

– А, Фред Уилкинс.

– Приветствую, мистер Голдман. – Техник коротко пожелал журналистам доброго утра и вернулся к работе.

– Мы находимся на глубине без малого пятисот футов. Чтобы построить эту электростанцию, был пробит вертикальный колодец, как при разработке шахты. Отсюда на поверхность есть лифт. И есть еще один колодец, по которому идут высоковольтные провода.

– Персонала немного, – заметил репортер «Сакраменто би», вглядываясь сквозь стекло в генераторный зал внизу.

Техник, закрыв журнал, улыбнулся.

– Через пару минут вообще никого не будет.

– На станции все автоматизировано, – объяснил Ним. – Мистер Уилкинс делает регулярный обход… как часто? – спросил он, обращаясь к технику.

– Раз в день, сэр.

– В остальное время здесь все заперто и людей нет за исключением периодического техобслуживания или устранения каких-то неполадок.

– А что насчет включения и отключения? – спросил «Лос-Анджелес таймс».

– Управление дистанционное, из контрольного центра в ста пятидесяти милях отсюда. Большинство современных ГЭС спроектировано именно так. Это практично, и мы экономим на трудовых затратах.

– А если произойдет авария, возникнет паника? – спросил «Нью-Уэст».

– От генератора, где произошел сбой (или даже от обоих, если оба неисправны), – идет сигнал в контрольный центр, а сам генератор автоматически отключается до приезда ремонтников.

– Такой же проект, экологически чистый и экономичный, предполагается реализовать при постройке ГАЭС «Дьявольские Врата-2» – все под землей, чтобы не портить пейзаж.

Нэнси Молино заговорила в первый раз с того момента, как вошла внутрь:

– Вы упускаете один крохотный моментец, когда все это расписываете, Тесс. Там нужно будет строить здоровенное водохранилище и затапливать природные территории.

– Озеро в здешних горах – а по сути, это именно озеро – тоже естественный природный объект, – парировала вице-президент. – Кроме того, там можно будет ловить рыбу…

– Позволь мне, Тесс, – мягко вмешался Ним. Сегодня он был полон решимости не дать Нэнси Молино – или кому бы то ни было – вывести его из равновесия. – Мисс Молино права, – сказал он, обращаясь к собравшимся, – в том смысле, что проект предусматривает водохранилище. Оно будет в миле отсюда, высоко в горах, видное только с самолета, ну или если какие-то любители природы захотят совершить длительное и тяжелое восхождение. При его постройке мы учтем все природоохранные…

– Клуб «Секвойя» иного мнения, – перебил его мужчина-телерепортер. – Почему?

Ним пожал плечами.

– Понятия не имею. Полагаю, мы все узнаем во время общественных слушаний.

– О’кей, – сказал телерепортер, – продолжайте пропагандировать.

Ним вспомнил о своей решимости не выходить из себя и проглотил резкий ответ. Общение с прессой часто ставило представителей промышленности или бизнеса в изначально невыгодную позицию: даже будучи совершенно откровенным, приходилось преодолевать недоверие собеседников. Фора была только у разного рода радикалов: их слова СМИ цитировали дословно, не подвергая сомнениям, как бы далеко они ни отходили от истины.

Ним терпеливо объяснил принцип действия ГАЭС: это единственный известный метод накопления больших объемов электроэнергии для использования в периоды пиковой нагрузки, то есть в каком-то смысле ГАЭС «Дьявольские Врата-2» можно было считать гигантским аккумулятором.

Далее Ним описал устройство ГАЭС: водоемы на двух уровнях – новый резервуар вверху и река Пайнридж внизу, между ними система подземных труб – турбинные водоводы и спускные туннели. Электростанция находится между водохранилищем и рекой, по турбинным водоводам вода к ней поступает, по спускным туннелям – сливается. Когда станция производит электроэнергию, вода из водохранилища течет вниз, вращая турбины, а потом сбрасывается в реку ниже поверхности воды. В остальное время – наоборот. В периоды сниженного энергопотребления – в основном ночью – производство электроэнергии останавливается. Вместо этого вода со скоростью триста галлонов в час перекачивается из реки наверх, в водохранилище, чтобы подготовиться к следующему дню.

– Ночью предприятия ГСС производят избыток электроэнергии, поэтому мы будем использовать его для питания насосов.

– «Консолидейтед Эдисон» в Нью-Йорке уже двадцать лет пытаются продвинуть подобный проект, – сказал «Нью-Уэст». – «Сторм Кинг» называется. Против выступают экологи и еще много кто.

– Но есть и ответственные лица, которые за, – возразил Ним. – К сожалению, к ним не прислушиваются.

Он рассказал об одном из требований Федеральной комиссии по энергетике: доказать, что «Сторм Кинг» не окажет негативного влияния на рыбу в реке Гудзон. Продолжавшееся в течение нескольких лет исследование пришло к выводу, что популяция взрослых особей сократится лишь на четыре-шесть процентов.

– Тем не менее проект «Консолидейтед Эдисон» до сих пор не утвержден, – заключил Ним. – Рано или поздно население Нью-Йорка об этом пожалеет.

– Это лишь ваше мнение, – сказала Нэнси Молино.

– Разумеется. У вас, наверное, тоже есть мнения по разным вопросам, мисс Молино.

– Ну что вы, у нее ничего подобного нет, – возразил «Лос-Анджелес таймс». – Вы же знаете – мы, пресса, служим только истине и абсолютно беспристрастны.

– Я заметил, – усмехнулся Ним.

Ранее, говоря о рыбе в реке Гудзон, он едва удержался, чтобы не процитировать слова Чарлза Льюса, председателя совета директоров «Консолидейтед Эдисон», который однажды, выйдя из себя, публично заявил: «Рано или поздно приходит момент, когда среда обитания людей становится важнее, чем среда обитания рыбы. По-моему, у нас в Нью-Йорке такой момент уже наступил». Осторожность все-таки возобладала: на Чарлза Льюса тогда посыпались все шишки, включая поток оскорблений от экологов и не только. Стоило ли идти по его стопам?

К тому же репутация Нима и так пострадала из-за чертова вертолета. Тот снова должен был прилететь к Дьявольским Вратам после обеда, чтобы увезти Нима обратно в город, где его ждала гора работы. Он специально велел прилетать после того, как уедут журналисты.

Пока же Ним продолжал отвечать на вопросы – без всякого удовольствия и мечтая о скором освобождении.

В два часа пополудни последние отстающие наконец-то садились в автобус, который уже завел двигатель и готов был отъезжать. Журналистов покормили обедом, их теперь и ожидала четырехчасовая дорога обратно в город. В пятидесяти ярдах от автобуса Тереза Ван Бюрен, собравшаяся уезжать вместе с прессой, сказала Ниму:

– Спасибо тебе за все, хотя, думаю, тебе самому ужасно не понравилось.

– Мне платят за то, чтобы я время от времени занимался тем, что мне не нравится, – улыбнулся он. – Как ты думаешь, мы чего-нибудь добились?..

Ним умолк, сам еще не понимая почему, лишь инстинктивно чувствуя: вокруг что-то не так. Погода по-прежнему была прекрасной, солнце играло в пышных кронах деревьев и зарослях диких цветов, в свежем горном воздухе проносился легкий ветерок. Отсюда было видно оба общежития – перед одним стоял автобус, на балконе другого загорала пара отработавших смену сотрудников. Напротив, возле домиков персонала, играла группа детей; несколькими минутами ранее Ним заметил там и рыжую шевелюру Дэнни, своего утреннего знакомца. Тот запускал воздушного змея – возможно, свой подарок на день рождения. Сейчас, правда, ни его, ни змея не было видно. Ним перевел взгляд на большой грузовик, возле которого столпилась группа рабочих в спецовках. В одном из них, поджаром бородаче, он узнал Уолли Толбота-младшего. Вероятно, это и была бригада по ремонту ЛЭП, о которой говорил Уолли. На дороге, ведущей в лагерь, показался небольшой торговый фургон синего цвета.

– Тесс, ты где там? – нетерпеливо позвал кто-то из автобуса.

– Ним, что случилось? – с любопытством спросила она.

– Сам не знаю. Я…

Над лагерем, заглушив все остальные звуки, внезапно разнесся истошный, панический крик:

– Дэнни! Дэнни! Не двигайся! Замри!

Ним и Тереза одновременно обернулись, заозирались и остальные.

Крик – уже почти вопль отчаяния – раздался снова:

– Дэнни! Ты меня слышишь?

– Вон там! – Тереза указала на тропинку, круто уходящую вверх от дальнего конца лагеря и частично скрытую из вида деревьями. По тропинке бегом несся рыжеволосый техник Фред Уилкинс и кричал на ходу:

– Дэнни! Слушай меня! Стой! Не шевелись!

К этому моменту все дети бросили игру, и встревоженные, повернулись в направлении крика. Посмотрел туда и Ним.

– Дэнни! Замри на месте! Я иду! Не двигайся!

– Господи боже! – ахнул Ним.

Теперь он увидел, что происходит. Высоко над землей по одной из опор ЛЭП карабкался вверх мальчик – Дэнни Уилкинс. Крепко цепляясь за стальные перекладины, преодолев уже больше половины высоты, он продолжал восхождение. Цель была видна: над ним в проводах запутался воздушный змей. Что-то блеснуло на солнце, и Ним осознал, что насторожило его несколько мгновений назад: тонкий алюминиевый прут с крюком на конце в руках у мальчика. Этим прутом Дэнни явно собирался подцепить воздушного змея. С решимостью на юном лице он упорно лез вверх и вверх. Криков отца он, похоже, не слышал.

Ним и остальные свидетели пустились бежать к мачте ЛЭП, одновременно осознавая, что сделать ничего не могут. Мальчик продолжал взбираться выше и выше – к проводам под напряжением пятьсот тысяч вольт.

Фред Уилкинс рванул вперед с удвоенной скоростью. Лицо его было искажено отчаянием.

– Дэнни! Провода опасны! Не двигайся! Замри на месте! – закричал теперь и Ним.