Глава 2. Широкий спектр услуг

Когда возвращается Айден, папа отдает приказ внимательно присматривать за мной, а сам уходит, оставляя меня наедине с телохранителем.

Я мрачно наблюдаю, как он подходит к кровати и протягивает мне стакан с водой. Намеренно игнорирую его жест и тяжелым взглядом смотрю телохранителю в глаза. Айден, не растерявшись, молча ставит стакан на прикроватную тумбу. Крепкий орешек.

Оставив попытку прожечь его взглядом, я наконец обращаю внимание на саму комнату. Рассматриваю огромный шкаф-купе у стены и длинный стол, переходящий в целый комплекс для хранения всякой всячины и декора. По другую сторону от него в стену вмонтирован искусственный камин, напротив которого располагается бежевый кожаный диван. Возле него начинается секция стеллажей и закрытых книжных шкафов. Понятия не имею, сколько вещей нужно иметь, чтобы заполнить все это пространство. Судя по чемодану, сиротливо оставленному у окна, я и правда буду жить здесь.

С ума сойти.

Похоже, мне не удается скрыть живой интерес, с которым я изучаю комнату, поскольку Айден наблюдает за мной с пристальным вниманием. Почему-то я испытываю желание оправдаться за проявление эмоций и бормочу:

– Эта комната больше половины маминой квартиры. Просто… удивлена.

От его молчания ощущаю себя еще глупее. Вздохнув, я решаю задать хоть один вопрос, который пополнит мои скудные знания о новом доме:

– А где живут работники, которых нанимает папа? Вас много?

– Весь штат охраны располагается в восточном крыле на первом этаже, – бесстрастно отзывается Айден. – В состав входит около десяти человек.

Лучше бы не спрашивала. Кошмар… Десять человек. И это только количество охранников.

– У моего отца паранойя? – вырывается у меня прежде, чем я успеваю обдумать вопрос.

Айден издает вздох, который отдаленно напоминает усмешку. А может, я сама стараюсь видеть в его поведении хоть какие-то присущие человеку черты, чтобы его непроницаемость не так сильно нервировала меня.

– Насколько я знаю, ваш отец полностью здоров. Что касается вас… могу я уточнить суть вашего заболевания?

Я тяжело вздыхаю. Аккуратно сажусь в кровати и перевожу взгляд на окно, не зная, стоит ли мне отвечать. С одной стороны, я не обязана рассказывать о себе лишнее, с другой… какая, в принципе, разница? Лучше я отвечу на такие вопросы сама, чем Айден будет беседовать об этом с моим отцом.

– Посттравматическое стрессовое расстройство, психосоматика, какие-то проблемы с сосудами и шейным отделом. – Я говорю тихо, с безразличием в голосе, будто бы рассказываю о ком угодно, но не о себе. – Это то, что назвали врачи. Смешно, но ни одно из их заключений даже болезнями не назвать, просто сборник из неопределенной симптоматики и нарушений. Разве папа не говорил тебе?

– Говорил. Просто хотел услышать это от вас и понять личное отношение к диагнозу. Это поможет мне лучше выполнять свою работу.

– И как, понял?

– Вполне, – спокойно отвечает Айден. – Вы не слишком серьезно относитесь к своему состоянию.

Комната погружается в тишину, поскольку ответить мне нечего. Телохранитель долго молчит, а потом уточняет бесстрастным тоном:

– Ваши обмороки входят в симптоматику?

– Не нужно лишней вежливости, – вздыхаю я тихо. – Ты и так явно старше меня. И да, обмороки… тоже оттуда. При стрессе, особенно при продолжительном, мне просто как будто перекрывают… кровь, кислород, не знаю, как будто все сразу. Дерьмовое кровообращение, вот что они сказали. – Я горько усмехаюсь. – Для этого обтекаемого вывода им потребовалось три недели мучить меня в стационаре.

Я не знаю, почему из меня лезут эти откровения. Почему выдаю слово за словом, вытягивая из себя эту титанически тяжелую цепочку подавленного отчаяния.

В комнате воцаряется молчание. Я жалею о том, как много рассказала незнакомому человеку, и еще хуже то, что я совсем не понимаю его реакцию на услышанное. Меня нервируют люди, которых невозможно прочесть, а Айден яркий тому пример. Телохранитель остается все таким же непроницаемым и закрытым, будто не живой вовсе. И вот эту ходячую мумию мне предстоит терпеть большую часть своего времени?

Хорошо, что Айден не стал спрашивать о том, что было «до». ПТСР [1] подразумевает конкретную причину, и я рада, что телохранитель не задает прямых вопросов на этот счет.

– Какие рекомендации дали при выписке?

От его голоса я выныриваю из своих мыслей.

– Ну, мне прописали массаж шейного отдела. Типичная отмазка, лишь бы написать что-то в графе рекомендации.

– И как?

– Я ходила… пару раз, – неуверенно отвечаю я. – Пока отец не забрал меня.

– Ясно.

Более многозначного ответа трудно себе представить. Я опускаю голову, ощутив привычную волну стыда. Лучше бы ничего не говорила.

От внимательного, изучающего взгляда Айдена становится не по себе. Он молча сканирует меня, а потом неожиданно спрашивает:

– Почему ты стыдишься того, о чем рассказала?

Я резко поднимаю голову. Неужели меня так легко прочесть?

– Не знаю, – отвечаю я после долгой паузы. – Я никогда не умела принимать свои слабости. Все это звучит как-то… глупо, что ли. Словно я просто требую внимания к себе.

Айден как-то неоднозначно покачивает головой.

– В детстве твои проблемы часто обесценивали, не так ли?

Смешок вырывается сам собой. Эту схему я хорошо знаю.

– Вот только не надо становиться психологом-всезнайкой, ладно? Слишком широкий у тебя спектр услуг.

К моему удивлению, Айден молча кивает и оставляет попытки провести сеанс поддержки. Я украдкой наблюдаю за ним, гадая, неужели он всерьез будет исполнять все, что я скажу. Вот так просто взял и послушно заткнулся? Нисколько не оскорблен тем, что я им командую?

Интересно.

* * *

Утром отец уезжает в город ради срочных дел – так мне передает невысокий мужчина из персонала. Мысленно я решила звать его «лакеем» – настолько комично на нем смотрится белый строгий фартук, будто мужчина сбежал из ресторана прямо перед подачей блюд в зал.

За неуместным юмором я привыкла скрывать волнение. Еще не готова оставаться в доме отца без него, несмотря на то, что наше первое общение было далеко от идеального. Постоянное присутствие телохранителя, тенью следующего за мной, отнюдь не добавляет спокойствия. Мне удается снова пройтись по дому, прогуляться по прилегающей территории, изучая оранжерею, сад, тенистую аллею и совсем дикие участки впереди. Вся территория обнесена высоким каменным забором с линией черепицы, а единственный выход – главные ворота. Ну или белкой по деревьям.

Легкое урчание живота подсказывает мне неплохую идею – можно попробовать приготовить себе что-то поесть. Приходится спросить Айдена о том, как попасть на кухню, и телохранитель без лишних вопросов проводит меня в нужное помещение. Пока я осматриваю кухню, больше похожую на часть ресторана, Айден что-то тихо говорит местному повару, и вскоре мне предоставляется возможность немного похозяйничать. Мы остаемся с телохранителем наедине.

Приготовление пищи странно успокаивает. Поиск ингредиентов оказывается интересным квестом, а сосредоточенность на рецепте помогает мне победить скованность и тревогу. К моему счастью, Айден ничем не выдает своего присутствия, почти слившись с мебелью подальше от меня.

Я критически оглядываю подготовленные ингредиенты и вздыхаю, приступая к самой нелюбимой части – нарезке. Признаться, в свои двадцать один я так и не умею толком пользоваться ножом. Но если раньше меня смущала только природная неловкость в обращении с такими вещами, то теперь… мне становится страшно от одного взгляда на простые кухонные ножи.

В ее руках был похожий.

Пытаюсь избавиться от этой мысли, не дав ей развиться, и с излишним упрямством берусь за небольшой хлебный ножик. Он не так пугающе выглядит на фоне своих собратьев, да и порезать хоть что-то кроме своих пальцев я могу только таким.

Раз, два, три. Ножик тихо скребет деревянную дощечку, а сок от сладкого перца слегка растекается по ее поверхности. Я концентрируюсь только на результате, а не на мысли, что в моих руках находится нож. Нет ничего страшного в этом ерундовом кухонном предмете. Чертовом предмете! Он скорее давит этот перец, а не режет его.

Кухня вокруг меня начинает знакомо темнеть. Я встряхиваю головой, зажмуриваюсь и широко раскрываю глаза, прогоняя волну наваждения. Это уже просто смешно.

Когда лезвие задевает палец, сначала я даже не понимаю, что произошло. Когда вспыхивает совсем тихая боль, через мое тело будто бы проходит электрический разряд. Испытав скачок ничем не оправданного испуга, я отскакиваю прочь от стола, выронив нож на пол.

Прижав к губам порезанный палец, я слышу позади себя тихие шаги. Резко оборачиваюсь на Айдена и смотрю прямо ему в глаза, одним взглядом предупреждая, что ему следует остановиться. Телохранитель покорно замирает всего в двух шагах от меня. Он сосредоточенно смотрит на мою руку, пытаясь оценить серьезность раны.

– Отбой тревоги, – бросаю я прохладно.

– Если понадобится помощь, дай знать.

Я оглядываюсь вокруг, прикидывая, может ли где-то на кухне храниться аптечка. Или в таких богатых домах на это отведен свой собственный медпункт? Слышу позади себя тихий вздох. Айден покидает кухню и возвращается через пару минут, держа в руках новую аптечку. Он молча ставит ее на кухонную столешницу и надрывает пленку, одним движением снимая ее с коробки.

– Спасибо, – тихо выдавливаю я то, что должна.

Открыв аптечку, Айден в такой же тишине возвращается на свое место недалеко от окна. Телохранитель периодически смотрит в него – то ли разглядывая пейзаж, то ли проверяя территорию. Вот и сейчас он всматривается куда-то вдаль, а потом вдруг возвращает взгляд на меня. Я прерываю секундный зрительный контакт и начинаю рыться в аптечке.

В голову снова лезут тревожные мысли. Я совсем не хочу, чтобы обычные бытовые вещи приводили меня в такое состояние. Я не хочу сталкиваться с этими проклятыми приступами. Я не хочу быть… такой.

– Порез сначала нужно обработать, а потом уже…

Я сжимаю в ладони пачку пластырей.

– Хватит! – срываюсь я окончательно, не столь от очередной незваной помощи, сколь от мыслей, загоняющих меня в ловушку.

То ли из-за отсутствия других реакций от природы, то ли из-за поразительного профессионализма, Айден лишь кивает, отчего я ощущаю себя просто отвратительно. Честное слово, лучше бы он ответил мне то, что я заслужила. В глубине души я прекрасно понимаю, что обхожусь с этим человеком несправедливо грубо.

Наклеив пластырь на порез, я тихо произношу:

– Давай договоримся. Без моей просьбы ты не лезешь ко мне, ладно? Сливайся с мебелью дальше, и я не буду на тебя орать. Обещаю.

* * *

Этим вечером я бросаю попытку разобрать чемодан и снова списываюсь с Софи. Общение с подругой действует лучше любых успокоительных.

Ты не представляешь, какой это кошмар.

Начинаю я с тяжелым сердцем.

Звучит многообещающе. Я слушаю.

Я рассказываю ей все. И об отце, в общении с которым я максимально скованна, и о телохранителе, который смог расположить меня к откровениям, и о моих попытках установить личные границы, и о многом-многом другом, что тревожит меня.

Софи читает мои многострочные тексты и отвечает на все сразу голосовым сообщением. Я с улыбкой слушаю подругу, закрываю глаза и падаю спиной на кровать. Впервые за весь этот бесконечно долгий день я ощущаю себя в безопасности.

Свое сообщение Софи заканчивает неожиданным вопросом:

– А вообще, этот твой телохранитель хотя бы симпатичный?

Я резко раскрываю глаза, стирая неожиданно появившийся образ четких линий лица и серых глаз Айдена. Поворачиваюсь на живот, беру телефон в руки и набираю быстрое сообщение:

Ну… наверное, да. Но какая разница?

Судя по твоему ответу, он так же роскошен, как и все в доме твоего папы.

Гласит новое сообщение от Софи.

Я в растерянности перевожу взгляд от экрана в темноту комнаты. Тем временем подруга начинает видеозвонок, и его я принимаю уже с толикой волнения. Первым делом, едва взглянув на меня, Софи в ужасе выпаливает:

– Господи. Что с тобой стало?

Я в растерянности ставлю телефон на блокировку, не прерывая звонок. В темном отражении экрана смотрю на волосы, когда-то бывшие светло-пшеничными, а теперь выглядящие выцветшими. Им в тон оказываются такие же блеклые серо-зеленые глаза. Лицо сильно осунулось, ничуть не утончая черты, а наоборот, уродуя их.

Да уж… раньше я выглядела ярче.

– Хэй, все не так плохо, – замечает Софи мой помрачневший вид и мягко переводит тему: – Вообще, теперь я тебе даже завидую. Нет, не пойми неправильно, я знаю, что события в целом отвратительные, но… слушай, может, поверишь мне на слово? Мне кажется, сейчас все вокруг тебя не так плохо.

В задумчивости прикусываю губу. Отрицать слова Софи бессмысленно – я и сама знаю, что грешу излишним пессимизмом. Как бы взять и перепрограммировать свое восприятие, избавиться от триггера, всякий раз обращающего мой страх в агрессию и апатию? В какой код сознания нужно пролезть, чтобы все это исправить?

Закрыв глаза, я блокирую экран телефона и накрываю лицо мягким пледом.

Загрузка...