Август 2010
Ди-джей Морти стоит за пультом на заднем дворе. Последние ленивые лучи послеполуденного калифорнийского солнца струятся по глинобитной черепице одноэтажного дома, где я живу со своей женой Сьюзен и двумя нашими дочками, Грейс и Мэй. Перед стойкой ди-джея – небольшой полированный деревянный настил: это портативный танцпол, который мы арендовали в комплекте с несколькими столами и стульями.
Морти просматривает треки на ноутбуке, возится с mp3-консолью и тщательно проверяет кабели, соединяющие оборудование с усилителем и колонками, – он готовится к вечеринке. Мы с Морти пару раз виделись на других мероприятиях в городе: я зачастую на тусовках хипстеров ощущаю себя престарелым придурком, и иногда самое удобное там – болтать о музыке с ди-джеем.
Однако сейчас, когда в Лос-Анджелесе день сменяется вечером, мое присутствие ощущается еще более неуместным, чем обычно. По крайней мере, сегодня я – не слишком желанный гость: Грейс исполняется 13, и в честь этого мы закатили вечеринку. Грейс уже сказала, что мне и маме надлежит быть совершенно невидимыми или, как она выразилась буквально: «Вас не приглашали». Ох уже эти радости отцовства!
Тем не менее мы со Сьюзен собираемся быть на вечеринке. Дни рождения в таком возрасте – важное дело. И в мои времена восемнадцатилетие считалось важной вехой жизни, но тогда на праздник приглашали нескольких хороших друзей и членов семьи. Отчасти играют роль социально-экономические различия между моим детством и детством моих детей. Район, где мы живем сейчас, куда лучше того, в котором я вырос. Когда можешь позволить себе больше, об ограничениях не идет и речи, так что у детей, живущих в богатом районе, формируется определенный набор ожиданий. Сегодня здесь не только ди-джей, а еще фотобудка и тату-мастер, рисующий временные татуировки хной. Есть и еще одна причина выложиться по полной: мы с женой подозреваем, что тринадцатый день рождения для нашей старшей дочки Грейс станет последним днем рождения, который она захочет отпраздновать дома. Ну что ж…
На этапе планирования мы то и дело заходили в тупик. Когда я позвонил в компанию по аренде фотобудок, меня тут же спросили: «Какая у вас тема вечеринки? Видите ли, машина печатает полосами – четыре маленькие фотографии, как на паспорт, на каждой полосе. Но сбоку можно сделать надпись». Но я быстро смекнул, что к чему. На полосах с фотографиями будет написано: «Вечеринка по случаю 13-летия Грейс».
И вот день настал, и я проверяю, все ли готово. Тату-мастер за своим столом разложила каталоги узоров и удобно устроилась в кресле. Приношу ей стакан воды, жадно кошусь на стол с едой, где уже разложили все необходимое для великолепного мексиканского застолья – буфетчик как раз извлекает свежевыпеченные тортильи из заполненной маслом фритюрницы. Есть и бар с мороженым (я обожаю мороженое!). Вечеринка обещает быть грандиозной.
Ди-джей Морти ставит песню Принса «Controversy» и врубает усилитель на полную мощность. Я зову Сьюзен и, как только она показывается на заднем дворе, вытаскиваю ее на танцпол. Любопытный факт про первый состав Guns N’ Roses – все мы любим потанцевать. Конечно, фанаты тащатся от змеиного скольжения Эксла, но мало кто в курсе, что Слэш – танцор прямо-таки мирового класса, особенно по части русских танцев вприсядку. Ну и я как-то танцую…
– Папа! – кричит Грейс.
Я замираю на середине танцевального па и смотрю на нее.
– Вот-вот придут гости!
Ну вот, уже недовольна. Что ж, ничего не поделаешь – Грейс выросла.
Когда один за другим приходят друзья Грейс, она снова напоминает, что запретила нам появляться на заднем дворе во время вечеринки. Что ж, для тринадцатилетних девочек родители – источник сплошного неудобства… ну и пусть. Вечеринка в самом разгаре, я выглядываю через заднюю дверь и вижу маленькие группы мальчишек и девчонок – тусуются, улыбаются, застенчиво смеются. Некоторые уже выглядят почти как взрослые: один из мальчишек ростом почти с меня.
Где-то через час думаю, что нужно отнести стакан воды парню из фотобудки, посмотреть, как идут дела у татуировщицы, просто убедиться, что гости ведут себя хорошо, – в конце концов, я несу ответственность за этих детей! Черт возьми, ди-джей – мой друг, так что с ним я обязан хоть немного пообщаться. Да и еда выглядит аппетитно – вероятно, стоит набрать тарелку закусок для Сьюзен (и, конечно, не забыть про себя любимого).
Нет, я ни за кем не шпионю, убеждаю я себя, выходя на задний двор. Ни в коем случае, я просто ответственный отец. Типа того. Взять мороженое сейчас или вернуться за ним попозже?
Завернув за угол, внезапно останавливаюсь, наткнувшись на целующуюся парочку. О черт! Замираю, не зная, что сказать или предпринять. Этого я совсем не ожидал.
Мысленно пробегаюсь по «контрольному списку» – о его наличии я и сам не подозревал до этой минуты. Это список того, что я вытворял в их возрасте, дополненный представлениями о том, что не должны делать дети, находящиеся под моей опекой.
Пьют алкоголь? Нет. Курят травку? Нет. Заглатывают кислоту? Нет.
Я начал курить траву совсем юным – точнее говоря, в четвертом классе. Впервые попробовал алкоголь в пятом классе, а ЛСД – годом позже, когда по дороге в среднюю школу Экштейна в Сиэтле восьмиклассник предложил мне промокашку с кислотой.
На северо-западе США грибы росли повсюду: на разделительных полосах автостоянок, на задних дворах домов, вообще абсолютно где угодно – так что я быстро узнал, от каких можно забалдеть как следует. В седьмом классе я уже экспертно отличал «веселые» грибы от обыкновенных, не дающих никакого эффекта. В седьмом же классе впервые нюхнул кокаин, и там же, еще в средней школе, попробовал кодеин[2], куалюды[3] и валиум[4]. В 1970-х никто особо не устраивал драму из того, что подростки пробуют наркотики. Серьезной угрозы общество в этом тоже не видело.
Потом я увлекся музыкой. Ранняя сиэтлская панк-сцена была почти микроскопической – все друг друга знали, играли в одних и тех же командах. В четырнадцать я начал лабать на барабанах, на бас-гитаре, на гитаре в разных группах. Я отправился в тур с группой The Fastbacks в таком юном возрасте, что мои одноклассники в этот же период лакомились сладкой ватой и мечтали о водительских правах. А я галлонами хлестал пиво и экспериментировал с ЛСД, грибами и кокаином.
Так что же, эти ребята пробуют грибы? Нет. Или кокаин? Нет.
Примерно в 1982 году, когда музыкальная сцена расширилась и до Сиэтла добрался экономический спад, в город хлынули таблетки и героин. Многие мои знакомые превратились в наркоманов, и смерть от передозировки стала почти рутиной. Я первый раз передознулся в восемнадцать лет, моя первая девушка угасла из-за героина, и героин же развалил одну из моих групп. К тому времени, как мне исполнилось двадцать три, оба мои лучших друга умерли от передозировки.
Неужели героин? Слава Богу, нет.
Нет, эти ребята не ширяются и не выпивают. Ничем не пахнет, зрачки не расширены. А в моей голове продолжают всплывать воспоминания о том, чем я занимался в возрасте Грейс…
Мы с друзьями начали взламывать машины еще в средней школе. Угон автомобиля тогда приравнивался к взлому и проникновению в дом. Помню, однажды ночью я залез в церковь в надежде раздобыть несколько микрофонов для группы: вся якобы присущая мне храбрость была надуманной, а совести и вовсе не наблюдалось. Микрофонов я не нашел, так что стащил чаши для причастия, чтобы в них мешать коктейли, и об этом преступлении даже писали в газетах.
Кто-то из этих ребят угоняет автомобили? Нет.
Я видел, как эти ребята приехали – точнее, их привезли родители. Никто из них не явился сюда самостоятельно.
О боже, а что насчет?..
Первый секс случился у меня в девятом классе – девушка, конечно, была старше, я ведь играл музыку не для малолеток. Но интереснее всего, что от нее я кое-что подцепил. Конечно, нельзя было в тринадцать лет просто прийти к маме и заявить, что с моим пенисом что-то случилось. К счастью, кто-то из старших друзей направил меня в бесплатную клинику, где заправляли католические монашки. Вышло вовсе не круто, куда там – я был напуган до чертиков. Однако после трех дней на слабых антибиотиках гонорея у меня прошла.
Но эти ребята не занимаются сексом, даже не трогают друг друга – просто целуются.
Секс? Да какой там секс!
Я задумался, наверное, секунд на пять, но ребята уже оторвались друг от друга и теперь просто стоят, застыв. Шеи неловко втянуты в плечи – будто бы готовятся противостоять взрыву эмоций, который неизбежно на них обрушится. Я делаю глубокий вдох и говорю:
– Извините.
Киваю и быстро ретируюсь назад в дом.