ЛОВУШКА

Я привычным жестом вскинула карабин на плечо, отряхнула с колен прилипший снег и вышла на дорогу. «Дорогу», это очень громко сказано. От всего остального леса ее отличал только слабый след почти заметенной колеи, да отсутствие деревьев. Сумерки надвигались быстро. Зима. Темнеет рано. Но ночью зимой в лесу светло от снега. Хватает даже слабого света звезд, чтобы не потерять направления. А встретиться со зверем я не боялась. Зачем я им нужна, зверям-то? У них своих забот без меня достаточно. До базы было еще километров пятнадцать-семнадцать. Через три часа буду на месте. Михалыч встретит меня тарелкой густого наваристого и горячего борща со сметаной. М-м-м… Я мечтательно почмокала губами. Но не зря у нас говорят: «Загад не бывает богат». Видно, этот самый борщ, точнее, мечты о нем, и сбил меня.

В тайге расслабляться нельзя. Так и жди от деда – лесовика какой ни будь пакости. Как в воду глядела, что называется, накаркала. Не иначе леший меня под ногу толкнул, да по голове сосновой шишкой стукнул! Решила я дорогу сократить. Если пройти напрямую, километров семь можно срезать. А на базе в домике в печке уютный огонь горит, дрова потрескивают и Михалыч с горячим борщом прямо на пороге стоит. И так я себе ясно эту картину представила, что хоть бегом по вершинам сосен беги! А ведь это тайга, буреломы, да ветровалы всякие. Да снега метра полтора, не меньше. Но характер упрямый! Коли на дорогу ногу поставила, обратно ни за что не поверну. И пошла я. Километра через три стала я про себя нехорошими словами выражаться. А еще через километр и вовсе в слух себя костерила на чем свет стоит. Да громко так, забористо, с душой выходило! Слава Богу, никто не слышит.

В очередной раз, перелезая через поваленное дерево, моя нога поймала пустоту. И, цепляясь за все торчавшие ветки и корни, я полетела куда-то вниз. Упала, больно ударившись ногой о камень. И пушистый снег не помог. Взвыла от боли, куда там волку! А что? Нет никого на сто верст вокруг, вой сколько душа пожелает. Вот я и выла во весь голос, с чувством. Хорошо, хоть карабин не потеряла при падении, а то попробуй его ночью, да в таком глубоком снегу потом отыскать. Точно бы до весны пролежал, пока снег не растаял. Яма от вывернутого с корнем дерева была достаточно глубокая. А что самое неприятное, с крутыми склонами. Я попыталась встать и уже второй раз за сегодняшнюю ночь завыла по волчьи во весь голос. Боль в ноге полоснула меня, как цыганским бичом с головы до пяток. Не удержавшись, я опять плюхнулась в снег. Здорово. Просто класс! Мало мне с работой головных болей. Еще не хватало в сугробе, как осеннему ежику замерзнуть! Вот же, гадство какое! А главное, винить, кроме себя, больше некого!

Сколько я совершила попыток выбраться, не считала. Но по затраченным мной усилиям можно было бы, наверное, на Эверест туда и обратно несколько раз слазить. Я выбилась из сил. Сидеть и ждать здесь пока найдут…? Так не успеют. Хватятся меня только не раньше, чем часа через три. Да пока транспорт заведут, да пока направление выберут. Точно не раньше утра будет. А до утра я тут не доживу. Мороз крепчал с каждой минутой. Это пока я в альпинизме упражнялась холода не чувствовала. А сейчас, сидя на дне ямы, Мороз-батюшка начал нагло мне под одежду залазить. Ох старик, ох проказник!!! В его-то лета, да не угомонится! Но смешно мне уже не было. Я откинулась на спину и посмотрела в небо. Звезды, как россыпь драгоценных камней сверкали и переливались на темно-синем бархате неба. Я устало прикрыла глаза. Вот только минуточку отдохну и еще попробую выбраться. Только несколько минут отдыха и опять – вверх.

Я лежала в лодке, которая медленно плыла по маленькой речке. Тело было расслаблено полуденным зноем. Я опустила руку в теплую ласковую воду. Нежные и душистые водяные лилии касались моих пальцев. Журчание воды завораживало и навевало сонную дрему. Не хотелось шевелиться. Солнечные блики отражались в воде и плясали по бортам лодки. Река времени, река жизни… И вдруг, эту сонную дрему нарушил чей-то хрипловатый, будто простуженный голос. Он резким диссонансом вклинился в эту водную идиллию. «Мать, ну борщ же простынет!» Михалыч стоял надо мной с тарелкой борща и укоризненно качал головой.

Я очнулась от этого морока и резко открыла глаза. Черт!!! Я уснула. Тело было непослушным и деревянным. С трудом пошевелилась, разминая затекшие конечности рук и ног. Еще немного и не очнуться от этого сна больше никогда. Но зато, боль в ушибленной ноге, вроде бы, больше не тревожит. Замерзла, наверное. Я стянула с плеча карабин и передернула затвор. Выстрел в замкнутом пространстве оглушил меня. Комья замерзшей земли вперемешку со снегом посыпались мне на голову. Это восхождение было самым тяжелым за всю мою жизнь, хотя я и выросла в горах. Прошло, наверное, несколько часов, которые показались мне вечностью, когда между деревьями я увидела бледные огни базы. В лагере никто не спал. Два трактора ушли в лес на поиски и вернулись, не найдя даже моих следов. Какие же могут быть следы, если я сошла с дороги? Никому в голову не могло прийти, что я могу такое выкинуть. «Ты же бывалый таежник, мать. Какой черт тебя понес в такое время с дороги?!» Михалыч, как старая заботливая нянька ворчал надо мной, ставя передо мной тарелку с борщом и крупными кусками горячего, исходящего соком, мяса. Я блаженно жмурилась, прихлебывая из большой кружки горячий ароматный, заваренный из летних трав чай....