Посвещается героическим защитникам Крыма и всем, кто сражался за Родину.
Глава 1.
Cнова взрывы. Или это только во сне? Да, сделаем вид, что это последствия последних недель, всех этих ужасов. Да, это сон, можно перевернуться, и тотчас на смену этому плохому сну тут же придет другой, приятный и легкий, где у него все оплучается легко и непринужденно.
Рядом звучал уже знакомый храп его случайного знакомца, Архипа, и это окончательно убедило Алексея, что это просто плохой сон, но как назло, в палатку нырнула кудрявая голова их еще одного попутчика, Абрама, который прибился к их группе совсем недавно.
– Вы чего спите?! Немцы снова налет устроили! Подъем!
Не открывая глаз, Алексей проворчал:
– Какие немцы? Это же во сне. Нам что, одинаковый сон снится?
Абрам пнул его довольно сильно носком сапога, от чего тот взвился.
– Ну чего тебе?!
– Немецкие самолеты! Буди этого таежного медведя и в укрытие быстро! Сейчас они снова прилетят!
Они втроем выскочили и спрятались в придорожной канаве. Конечно, если бы по правилам, то здесь должны быть обустроены укрытия для личного состава, землянки, и должны были действовать уже зенитки и истребители, но этого ничего не было, что и не удивительно.
Они сидели в канаве довольно долго, пока такие же, как и они, кто беженцы, а кто солдаты и командиры разбитых армий, не стали вылезать и деловито собирать свои вещи. Следует двигаться дальше. Немцы уже обнаружили их, и теперь начнутся непрерывные авиацмонные атаки.
Они быстро собрали свои вещи и двинулись с колонной дальше на юг. Конечно, можно было, как и многие солдаты, передвигаться по железной дороге, но стоило врагу увидеть хоть один поезд, то к нему слетались со всех сторон стальные стервятники, и участь людей на земле становилась предрешенной. Лучше двигаться пешком, так медленней, но безопасней. Обычно, немецкие летчики не обращают внимание на мелкие лагеря беженцев, наверное, и эти атаковал так, больше для порядка, и улетели искать более интересную цель.
Они пока старались держаться вместе: Алексей, скульптор из Ленинграда, Архип с Алтая, и Абрам, часовщик из Бобруйска. Все они волей судеб оказались вместе в это тревожное время. Когда началась война, Алексей организовывал выставку в недавно присоединившемся к Советсткому Союзу Львове. В первый день, когда бомбы начали рваться на улицах древнего города, он как раз руокводил разгрузкой произведений, отправленных из Эрмитажа. Первой мыслью было бросить все и срочно уезжать домой, в Ленинград, но на железных дорогах вскоре уже было военное положение, и всем распоряжались военные. Путь домой был отрезан.
После сложной истории, которая заслуживает отдельного изложения, он оказался в военном комиссариате, куда доставляли всех практически силой, и он снова оказался в армии. Алексей уже давно остлужил и думал, что никогда не вспомнит этот период свой жизни, а вон оно как обернулось.
Их часть, сколоченная из таких же, как и он случайных людей и прочих резервистов, загрузилась в вагоны и двинулась на восток. Сердце Алексея горестно сжималось, когда они проезжали очередной город, лежащий на неправильном пути, не на север, не на берега Невы.
Затем, на каком-то полустанке, когда только занималась ласковая летняя заря, в небе что-то необычно зашумело. Они не успели поднять головы, как на них смертоносным ливнем посыпались бомбы. Их эшелон был разгромлен полностью. Здесь-то, наконец, Алексей и столкнулся с настоящей войной. Раньше это было будто какая-то дурацкая игра, или съемки фильма. Но сейчас, когда он, шокированный, обозревал чудовищную картину, с сотнями убитых и раненных, до него, до подсознания дошел тот факт, что это все реально.
Кое-как организовав помощь и дождавшись помощи из соседнего городка, их часть, изрядно уже поредевшая, двинулась дальше, теперь уже пешком. Командиров с ними было мало, да и те знали не больше их самих. Придя в очередной городок, они узнавали новости, совсем неутешительные. Конечно, в газетах писали, что враг терпит поражение за поражением и наши войска уже собрали сил для стратегического контрнаступления, но, поскольку всегда в конце мелким шрифтом печатался ужасающий список оставленных городов, можно понять цену победным реляциям.
В каждом городе они поступали под командование очередного майора, который сам не очень представлял, что с ними делать. Наступление врага здесь, на Украине, развивалось очень медленно, совсем не так, как в Беларуси и Прибалтике, поэтому их, как резервную часть, отправляли все больше на строительство укреплений вокруг городов, а не на фронт. Им оставалось много свободного времени, они перезнакомились друг с другом. Оосбенно Алексей сдружился с Абрамом.
Тот приехал из Беларуси, чтобы поступить в Львовский университет, чтобы осуществить старую мечту отца, знатного часовых дел мастера. Однако, стать юристом Абраму было не суждено.
На одной из станций им, наконец-то, выдали оружие. Кое-кто в армии были довольно давно, а некоторые с самой Гражданской не брали в руки оружие, поэтому, провели небольшое занятие. Выданные трехлинейки были старше многих собравшихся, но что и говорить, этому оружию сносу не было, главное, обслуживай ее, и оно не откажет. Да, если и не обслуживать, то вряд ли подведет.
Видимо, распечатали какие-то старые склады, поскольку и патронов и военной формы было в изобилии, а тем, кто имел хоть какой-то опыт выше базового, дали пару пулеметов.
Непосредственно ими командовал молоденький лейтенант по фамилии Кривошеев, сам вряд ли старше Алексея, с тоненькими усиками, чем-то напоминающий белогвардейцев той, прошлой войны. Забавно было видеть, как он, столкнувшись с очередной проблемой, начинал суетиться вокруг, открывать потертый устав и пытается понять, что ему делать.
Когда пересекали Днепр, случилась очередная неприятность. Когда еще на Левобережье не перешли все отступающие силы и огромные массы беженцев, выяснилось, что на всякий случай саперы накануне взорвали единственный мост в округе, хотя немцев пока и близко не было. Люди растерянно толкались у кромки воды и бессильно смотрели друг на друга. Лодки в ближайшей деревушке, конечно, были, но какая от них польза для тысяч людей?
Толпа на берегу стремительно увеличивалась, кое-где начинались уже ругань и драки. Кто-то начинал поносить партию и Сталина, и дело могло закончиться очень печально, если бы один сообразительный мужичок. Он заметил, что мост взорван очень неумело, впопыхах, и отремонтировать его хотя бы так, чтобы прошли люди, не очень сложно.
Он тут же организовал работу, инструменты дали местные, и к утру следующего дня по восстановленному мосту уже потек тонкий ручеек людей. Беженцы не попали в плен, и не умерили от голода и бесчеловечных опытов, отступающие армейские части не очутились в очередном котле и смогли организоваться и продолжить борьбу за свою Родину.
Но по документам мост остался числиться, как взорванный, и в Москве справедливо полагали, что выйди враг к этой точке, это его задержит на несколько дней.
Не задержало.
Потом НКВД разыскал этого мужичка, который спас тысячи людей, обвинило в работе на врага, что благодаря этому мосту немцы прорвались в тыл и уничтожили наши дивизии, и расстреляли в тот же день.
Лейтенант Кривошеев продолжал вести свою группу дальше. Никто особо не обратил внимание, как к ним присоединился Архип. Он, в отличие от них, как раз проходил срочную службу, когда началась война, и даже поучаствовал в боях. Затем, его послали сопровождать одного майора в штаб округа. Когда они прибыли, и майору было выделены определенные ресурсы, он исчез. Архип, не особо понимая, что в таком случае требуется делать, попытался вернуться в свою часть, но оказалось, что там уже немцы. Решил обратиться в штаб, там ему дали направление в другой полк, по прибытии в ту деревню оказалось, что никакого полка здесь нет, и никогда не было. Так и оказался каким-то путями Архип в той огромной толпе народа, которая стояла на берегу Днепра и смотрела на взорванный мост.
Однажды, когда они уже подходили к Крыму, Алексей увидел, как Абрам, сидящий у костра, плачет.
– Ты чего? Что случилось?
Тот молча дал газету, которую подобрал в последнем селе. Алексей пробежал глазами по заголовкам.
– Ну и что? Да, пока немцы наступают, но товарищ Сталин готовит хитрый ход, который разом сокрушит эту гитлеорвскую сволочь.
– Они заняли мой родной город,-всхлипнув и утерев нос рукавом ответил Абрам. Посмотри на список оставленных городов.
Действитенльо, он там значился.
– Ну, твои родители эвакуировались, я уверен. Потом вспомнил про взорванный мост и тысячи оставленных на волю судьбы людей и замолк.
– Вот-вот, и я вспомнил. Если они бросили столько народа на берегу Днепра, думаешь, будут эвакуировать маленький городок? А мама очень болеет, она не сможет предвигаться пешком.
Алексей не нашелся, что ответить и молча присел к костру.
– Как думаешь, скоро все закончится? Скоро мы разобьем немцев? Только честно, без лозунгов и прочих политруков.
Пока Алексей обдумывал ответ, чтобы не обманывать нового приятеля и не выдавать пораженческие настроения, к костру подошел Архип, только сменившийся из караула.
– Вы чего не спите? Протопали сколько верст и еще завтра весь день идти, а вы спать не хотите.
– Отстань,-бросил Алексей. Кстати, вот ты, житель Сибири, с более чистыми мозгами, чем мы в городах, скажи, как скоро наши побьют немцев?
– Я тоже из города, чтобы ты знал. Небольшого, но у нас и школы есть, и почта.
– Ну, если школы есть, тогда да, цивилизация,-улыбнулся Алексей. Так все-таки, твои мысли?
– Непросто. Думаю, скоро. Россия очень большая, чтобы удержать все никаких немцев не хватит. Вон, нам в школе рассказывали. Наполеон был каким полководцем, всю Европу захватил, в Россию вторгся, Москву взял. И что? Помогло ему?
– Думаешь, Гитлер тоже сможет взять Москву?,-чуть слышно спросил Абрам.
– Вряд ли. Хотя… Нашим главное продержаться до зимы. Конечно, тут, в России, зимы совсем не такие, как у нас в Сибири, но тоже бывает холодно.
– Но пока мы отступаем. И сам видишь, какой бардак.
– На то он и враг,-усмехнулся сибиряк,-чтобы делать нам всякие гадости и подлости. Это только в книжках так, тебе объявляют войну, дают время собрать силы. Мой отец, вон, воевал в японскую войну. Там точно так же началось, враг напал неожиданно, без всяких там объявлений. Просто атаковал и начал стрелять. Так и тут.
– Тогда это вопрос,-прицедил сквозь зубы Абрам,-почему наше мудрое руководство и тогда и сейчас оказалось не готово к войне. Нам говорили, товарищ Сталин все знает, обо всем думает, партия большевиков готова ко всему. А теперь? Обосрались, и еще вопрос, не потеряем ли Родину.
– Ты бы потише тут,-понизил голос Алексей. Политрука у нас нет, конечно, но командиры имеются. Сдадут тебя, как паникера.
–А мне-то что? Мой город уже под немецкой властью. Моя семья или погибла, или где-то скитается, или при фашистской администрации. А там, говорят, евреям очень несладко живется.
– Ну, все равно, мы же не виноваты, что твоя семья оказалась западнее, чем наши.
– Да вы и не виноваты. Твой Ленинград-то в безопасности, до него немцы не дойдут. А до архипкиной Сибирии тем более. Слишком там холодно, а немец боится мороза.
– Да эвакуировали всех, чего ты переживаешь. Как прибудем на место, там и попробуешь найти своих. Мои тоже, кстати, не знают, куда я пропал. Поехал со своими скульптурами и исчез. Что со мной, где я? Думаешь, мои переживают меньше?
– А насчет японской войны мне папаня сказывал,-подал голос с другой стороны костра Архип. Азиаты нас победили, тут нечего спорить. Можно спорить, почему и как. Что Куропаткин специально проигрывал все бои и отовсюду отступал. Что как только наладили снабжение из России и развернули нормально армию, тут же царь и попросил мира. Но батя потом служил в торговом флоте и бывал уже после войны в Японии. Говорил, что япона-мать потеряла гораздо, чем мы, солдат, и страна осталась разоренной. Так что, тут еще нужно посмотреть.
– И началась у нас Революция,-язвительно стаивл Абрам. Действиетльно, победа так победа.
– Это которая Революция,-наморщил лоб сибиряк. Которая с Лениным и Чапаем?
Абрам сплянул и уставился в огонь.
Алексей, как самый старший из них, решил сменить тему на более веселую.
– А у меня в Ленинграде невеста осталась.
Его собеседники оживились.
– Красивая? Как зовут?
– Виктория. Вика. Красивая, очень. Она работает в Эрмитаже, там и познакомились.
– А фотокарточка есть?
У него была карточка, но показывать совершенно не хотелось. Это ведь в каком-то смысле означало делиться своей невестой с этими двумя.
– Нет, нету. Поехал, вот, во Львов с этой дурацкой выставкой, не хотел, но заставили. Вот приеду, думал, сделаю предложение Вике.
Те оба разочарованно махнули рукой.
– Так еще не сделал предложение? Она еще не знает, что твоя невеста?
– Она не знает, я знаю.
– Ну, это, друг мой, не считается. Может, для нее ты просто мальчик, чтобы погулять было с кем.
–Дурак ты. Вот, доберемся до места и дам своим весточку в Ленинград, чтобы не волновались, и чтобы Вика меня ждала. А там, чем черт не шутит, и попробую добраться до Ленинграда.
– Мужики,-подал голос Архип. Наш штабс-капитан идет, кончай болтать всякую чушь.
Штабс-капитаном они называли за спиной своего лейтенанта за его тонкие усики и манерную привычку держаться. Было только пока не понятно, это у него от родителей, небось, каких-то командиров царской армии, или свое личное, характерное, так сказать.
Из полумрака вынурнула фигура Кривошеева.
– Туши костер и всем спать. Завтра долгий переход и вы болтаете почем зря. Завтра в Крыму уже будем.
–Товарищ лейтенант,-обратился Алексей и показывает ноги в ужасных мозолях и волдырях. А долго будем еще идти?
– Сколько Родина скажет, столько и будете. Поступит приказ идти на Камчатку – пойдете и туда.
Ковыляя к палатке, Алексей быстро оберунлся на лейтенанта. По его лицу все было ясно: он и сам ничего не знает.
Глава 2.
Андрей Домовой проснулся, и его рука автоматически нырнула под подушку. Пистолет был на месте, и это немного успокоило его. Рядом во сне недовольно заворчала жена и перевернулась на другой бок. Что же его разбудило?
Наверное, взвизгнувшие колеса проехавшей мимо машины. В квартире все было тихо. Он сел на край старенькой кровати, поправил на шее массивный крест и крепко задумался.
Подумать было о чем, и в целом, и частности. Любому было видно, что страна, великая и могучая Империя, созданная для всеобщего социального равенства и благополучия, постепенно разваливается. Это было видно всем даже не разумом, а какой-то особой мистической зоной организма, которую видные западные психиатры называют социальным отделом коллективного бессознательного, а в народе – просто жопой. Ведь несколько десятилетий назад, когда умерл великий Тиран, все сразу поняли, что то, чего вчера было нельзя и о чем они даже не думали, сегодня казалось само собой разумеющимся. Так именно это чувство сигнализировало каждому, что грядут большие перемены, конечно, не политические, ведь Империя создалась на века и ничего не предвещало изменений, но, скорее всего, изменится социальный строй. Везде уже вовсю открывались какие-то компании, которые ничего не делали, а только продавали друг другу все, что угодно, от вагонов яблочного сока, до дефицитных джинсов и металлолома. А некоторые, особо успешные и поймавшие струю, работали в валютном секторе или с другими странами, что приносило им в старой Империи, которая так же беззаветно и истерично строила танки и пулеметы, где был тотальный дефицит от туалетной бумаги до калькуляторов, неслыханные барыши.
Вернувшись из армии Андрей долго думал, что ему теперь делать. Жил он с родителями, в небольшой, но сакральной, области старой Империи, острове Мангерым. Область была ничем особо не примечательной, ни теплого красивого моря, ни ресурсов, ни особого стратегического месторасположения, однако все люди знали, что в седой древности именно отсюда пошла цивилизация, поэтому здешняя земля всегда находилась на особом положении.
Андрей, как и все вокруг, был уверен, что устоявшийся порядок в целом если и будет изменен, то фундаментальные положения Империи непоколебимы. Друзья вокруг начинали «крутиться», это такое новое слово, обозначавшее делать все, что угодно, но по-новому. Они все звали его в свой бизнес, это, кстати, тоже было новое слово, действующее, как заклинание на всех людей старой Империи, а жителям блистательного в прошлом, но сейчас захолустного Мангерыма, и вообще бывшее синонимом жизни миллионеров из американских фильмах на видеокассетах. Бизнес был по сути простой торговлей, но с налетом успешности и флера грядущих пачек долларов. Надо было ездить в приграничные города по ту сторону забора, скупать там все, что продают в магазинчиках, покупать секонд-хэнд, на полностью завитых хламом грузовичках привозить сюда и продавать это внутри умирающей старой Империи, где люди, обалдевшие от цветастых этикеток с неродными буквами, сметали все.
Однако, Андрей решил, что пока не суетиться не стоит. Он поступил в военное училище в надежде сделать карьеру в армии. Ведь, рассуждал он, как бы не трясло старую Империю, армия – это основа любой власти, правители приходят и уходят, а защищать Родину надо всегда.
Как только он начал учиться, где ему очень нравилось, ведь не надо думать, на все есть приказ вышестоящего начальства или Устав, Альфа и Омега служащего, а чего нет в Уставе, то и не существенно для жизни. Но как назло, на втором курсе, как только он осмотрелся и понял, что к чему, старая Империя, еще пару лет назад наводившая ужас на всю планету, взяла и развалилась на несколько маленьких частей. Все случилось настолько внезапно и обыденно, что казалось каким-то дурным сном, хотя люди, которые очумело переходили от мировоззрения «Мир! Труд! Май!» к бессмертному «Homo homini lupus est» почти и не заметили разницы.
Так случилось по невообразимому кульбиту истории, что Мангерым очутился не в составе наследника старой, новой тоже Империи, невероятно более слабой, но признававшейся всеми, как законный правопрееник, а в другой стране, нелепой и искуственной, как драки в старых индийских фильмах. Эта страна называлась Бабуина, и с самого начала она возвела в государствунную политику противодействие новой Империи. В Бабуине жил тот же самый народ, что и раньше, однако, та, старая Империя, основанная на принципах дружды народов, искуственно создавала различия. Она создала на территории Бабуины свою культуру, свои традиции и свои особенности, такие же смешные и глупые, как и язык этой страны. Ведь, если родители имеют двух сыновей, старшему из которых постоянно говорят, что он всем должен, а младшему все должны, то когда они вырастут, можно будет заметить четкие различия. Если новая Империя говорила, что снег белый, то Бабуина утверждала, что он белый только для грязных варваров, а для всех цивилизованных стран он благородно черный с синим отливом. Когда новая Империя давала ресурсы просто так, в память о совместном прошлом и братском происхождении, то Бабуина брала деньги, но возмущалась, почему так мало, ведь ее все прежние годы притесняли и выкачивали жизненную силу. Доходило до смешного. Когда новая Империя отговаривали Бабуину есть дерьмо, что это неэстетично, вредно и вообще, никто этого не делает, то последняя радостно отвечала, что так может говорить только несостоявшеяся страна, которая тоскует о своем прошлом, в развитых странах это считается верхом изыска, и вообще, почему еще не дали денег?!
Новая империя печально вздыхала и давала последние деньги, наивно надеясь на то, что Бабуина перерастет свои детские комплексы, и скоро они снова станут одной дружной семьей.
Вот как раз в Бабуине и оказался Мангерым. В те сложные годы люди Мангерыма не раз предпринимали попытки уйти домой, в новую Империю, но сначала одно мешало, потом другое, затем третье. Бабуина сама не особо влезала в дела острова, прекрасно понимая его особое положение и представляя себе, что если начнутся какие-то движения, то вялотекущее желание вернуться у островитян легко может вылиться в военные действия, тем более, что новая Империя оставила в Мангерыме своего троянского коня, город-Базу, которая была прославленной даже по Имперским меркам.
Так и жили. Бабуина не лезла в дела Мангерыма, Мангерым не заявлял громко о своем особом статусе, новая Империя присматривала за всеми. Все были при деле и все были довольны.
Со временем те люди, которые звали Андрея в бизнес, изрядно поднялись и купили вишневые девятки, а те, кто сделал головокружительную карьеру, и вовсе обзавелись дряхлыми черными BMW и считались королями тихого и сонного Мангерыма. Но он все так же упорно учился и хотел сделать карьеру военного. Как грибы после дождя возникали настоящие дворцы даже у тех людей, которые при старой Империи были на особом учете, как бездельники и тунеядцы. Так бы и продолжил Андрей свой путь, но однажды его судьба сделала первый резкий поворот. Учась на последнем курсе, он случайно увидел, как его преподаватель, полковник в отставке, торгует на рынке какими-то эксклюзивными торговыми порошками и женсиким прокладками из самой Светочи демократии. После этого Андрей понял, что с армией ему не по пути и решил сойти с этой колеи.
Cперва он начинал, как и все его знакомые несколько лет назад – крышевал рынки и собирал дань с торговцев. Да, он немного задержался на старте, но теперь делал карьеру с впечатляющей скоростью. В этом ему сильно помогали две вещи: то, что он раньше активно занимался борьбой и вырос в здоровенного амбала (кличка Бугай была дана не просто так), и то, что благодаря особенностям внешности, как когда-то Данте, им пугали детей, да и взрослые мужчины нередко вздрагивали, когда к ним подходил такой шкаф с плотоядным лицом.
Как бы там ни было, то, где ему была суждена пыльная нищета, было заменено на дело, где как легко зарабатывались капиталы, так же легко и расставались с жизнью. Сначала он был в одной структуре, которая контролировала рынки, что считалось низшей ступенью бизнесмена. Затем, не поделив деньги, он ушел, как ни странно, живым и здоровым, к другой группе. Она занималась уже более солидным бизнесом и собирала дань со всех грузоперевозок, которые проходили через Мангерым. Это было уже немного лучше и почетнее, чем рынок, и Андрей смог купить свою первую машину, которой страшно гордился. Однако, вскоре, этой почетной жизни пришел конец. На одной из трасс из автомата была расстрелена машина с руководителем этого бизнеса, и их сфера деятельности перешла к другим людям.
Страсти и события раздирали новую Империю, которая еще не поняла, зачем она в принципе существует и каково ее место в мире, да и людям, честно говоря, было не до того. Кто более ловкий, тот делал деньги из воздуха, большинство же ждало руководящей и направляющей роли государства и не могло поверить, что теперь они могут положиться только на себя. В Бабуине же, в силу исторической местечковости и провинциальности, тоже кипела жизнь, но интенсивность была на порядок ниже. Там сразу определились со стратегией, и почти сразу после образования страны новые командиры, которые еще пару лет назад драли горло во славу мировой идеалогии всеобщего равентсва и справедливости, теперь выступали на митингах и шествиях с мудрым и неприклонным видом и убедительно вещали, что именно они, бабуинцы, являются вершиной творения Господа, что именно в их песнях и национальных одеждах записана вся мудрость вселенского мира, и что их предки основали все религии и построили пирамиды, а старые времена, когда им дурили головы, наконец, закончились.
Жители страны с радостью воспринимали эти речи и совсем не замечали, когда мучные изделия под своей тяжестью начинали ломать их ушные хрящи. Ведь каждому приятно осознать, что он и его кум являются Особенным и Избранным, совсем как Нео, только с правильной наследственностью и великими предками, чьи достижения гнусно замалчивала старая Империя. Выступающие говорили, что надо потерпеть еще пять лет и начнут жить, как владельцы плантаций из мексиканских сериалов, ходить на балы и ухаживать за прекрасными дамами с большой грудью, пока на сборе хлопка или пшеницы работают жители новой Империи.
– Надо только потерпеть,-говорили с трибун. Ведь вы сами знаете, как старая Империя выкичивала все соки из нашей Бабуины!
Бабуинцы, которым всегда всего было мало, согласно кивали. Это же факт! У них самая лучшая земля и самый красивый язык в мире, это признано всеми, написано в столичной газете. А почему ни не живут еще как в Светочи? Понятное дело, это Те виноваты.
С трибун говорили еще много правильных и дельных вещей, а потом, по какому-то волшебству, все то, что построила старая Империя, внезапно переходило из общей собственности в собственность каких-то непонятных компаний на далеких теплых островах. Но людям это было неважно. Ведь порт или завод стоит, как и стоял, нормально работает, людям хоть какую, но выплачивают зарплату. А что там начальники решают, кому какое дело? Ведь им четко сказали, что надо немного потерпеть и исправить все, что сломали специально Те, и потом у них будет Светоч, у каждой семьи особняк, несколько машин, а сиськатые доярки, которые одевали чистые платья только в деревенский клуб, будут каждый день носить черные вечерние платья с элегантной нитью жемчуга.
Пока в Бабуине ждали наступления всеобщего богатства, в сонном Мангерыме было еще более тоскливо. Крупных активов, которые можно было приватизировать в междусобойчике, здесь особо не было. Те порты и заводы, если они еще работали, ушли политикам в Бабуину, а местным оставалось только драться за жалкие крохи, которые со своего стола бросали им высокомерные потомки победителей атлантов. Единственный актив Мангерыме, единственный, за который можно было сражаться и который очередным росчерком приватизационной комиссии было не получить, была земля у моря.
А дело тут было вот в чем. Старая Империя имела довольно холодный климат, располагалась практически у полюса и так исторически сложилось, что единственным местом, где люди мои погреть свои промерзшие косточки, были пляжи острова Мангерым, поэтому, каждое лето многие миллионы шахтеров, строителей, нефтяников и военных, слетались туда. Из-за этого, владелец любой собачьей будки у моря за теплые месяца зарабатывал огромные деньги и готов был порвать всех, кто покусится на его курочку, несущую золотые яйца.
Старая Империя канула в Лету, но привычка людей ехать в Мангерым осталась, и все бы ничего, пока какой-то очередной политик, глаза которого горели от гордости за бабуинцев, не захотел передать в дар эти золотые земли невнятной ассоциации, по какому-то стечению обстоятельств принадлежавшей его жене. Однако, чиновники старой Империи, зачастую отцы нынешних бабуинских политиков, которые привыкли после Войны иметь несколько запасных планов и предусматривать даже самые невероятные вещи, каким-то чудом предусмотрели и эту ситуацию. Земли острова, особенно, самые дорогие, были оформлены так хитро, и их передача была сопряжена со столькими сложностями, что разочарованные чиношенники, осознавшие масштаб и длительность работ, просто уходили искать более легкую добычу, благо, в Бабуине проклятая старая власть настроила столько всего, что хватило бы стать первым государством на всем континенте.
Вот в эту очень привлекательную, но и крайне опасную тему, и решил залезть Андрей. Сперва, когда его небольшая банда, действовавшая под вывеской экспортно-импортной компании «Взлет», занималась отдаленными районами Мангерыма, все было тихо. Все, что было создано старой Империей, развалилось, те, у кого не хватало кругозора, растаскивали все на лом и земли оставались ненужными. Зачастую и документов не оставалось в водовороте тех времен, поэтому, за скромное вознаграждение оголодавшие местные чиновники, увидевшие волшебную зеленую банкноту, готовы были выдать какой угодно документ за какой угодно датой и с любыми печатями, даже главного бабуинца.
Все шло своим чередом, но образование и стратегическое мышление, приобретенное в военном училище, играли свою положительную роль. До тех пор, пока не знавший ни одного поражения Андрей, который к тому времени отошел от прежней структуры и создал свою фирму с преферансом и мадмуазелями, не решил влезть в игру, в которую играли уже совсем большие дяди без чувства юмора. Он решил поучаствовать в дележке берега моря.
Конечно, он был наслышан о том, что делают в этом бизнесе с непрошенными гостями, да и самого немного пугали время от времени находившиеся на свалках куски тел претендентов. Но амбиций у Андрея хватало, а старые связи в мире спорта нередко служили добрую службу. К тому же, часто по вечерам он смотрел в окно в своей небольшой хрущевки и думал, что неужели это его потолок – оформлять на бомжей бывшие колхозные земли, чтобы потом продавать еще более темным личностям, чем он сам.
Так или иначе, он стал проникать в новую сферу. Сперва у него неплохо получалось, удалось даже получить староимперский санаторий, который числился на балансе непонятно кого, а по факту зарплату сотрудникам платила местная канализационная станция в обмен на разрешение сливать особо токсичные отходы на его территории. Андрей даже подобрался к земле Базы новый Империи в Мангерыме, а земли там всегда считались самыми дорогими и престижными во всей стране, но тут красивый полет гордого альбатроса ожидаемо прервал выстрел.
Однажды к нему в офис, который обставили по последнему писку моды, пришел невыоский очкарик с большими залысинами и представился координатором «Межрегионального наблюдательного совета по демократическим реформам».
– Чего? – удивленно выдохнул Андрей, на секунду даже прекратив перебить свою новую золотую цепь в два пальца толщиной. Какой демократии?
– Наш совет, – невозмутимо продолжил очкарик, – предлагает вашей организации изменить модель развития и вернуться к прежней стратегии по импорту Светочных технологий к нам, в Бабуину.
Ничего из этих мудреных слов Андрей не понял, однако тут же получил сигнал откуда-то из района копчика или даже простаты, что сейчас происходит «наезд».
– Ты, …, кто такой вообще?, – Андрей угрожающе начал подниматься из-за своего стола из нарофоминской фанеры, который ему продали, как флорентийский красный кедр. Леночка, – он нажал кнопку на аппарате рядом, чем ненавязчиво всегда хвастался перед гостями, – это что за козлорогий муфлон тут?! Ты чего эт его пустила?! А ты, профессор херов, чего вылупился? Ты вообще знаешь, кто я такой?! Хочешь стрелку забить, так назначай. Я подтяну своих пацанов, они быстро тебе объяснят кто ты такой по жизни и почему не прав.
Андрей, который к тому времени успел надеть маску Бугая, решил уже спустить незванного гостя с лестницы, но тот вежливо улыбнулся, встал и вышел из кабинета.
Решив, что это был очередной не в своем уме, коих в последние годы было немало, недавний военный курсант через минуту забыл о нем и занялся своими делами.
Андрей, несмотря на свой не самый светлый ум, понимал, что мало сделать бизнес, надо его легализовать и отложить на черный день там, где бы не нашли коллеги, которые, узнай, что он их обманывает и забирает себе львиную долю, сделали бы с ним такое, что и не снилось врагам. Поэтому, некоторое время назад, через своего отца, бывшего партийного работника в Мангерыме, он познакомился с одним евреем, который уехал из старой Империи на свою историческую родину много лет назад. Иосиф, так его звали, помог менять ничего не стоящие бабуинские деньги на солидную зелень, которая оседала на одном банковском счету в государстве, жители которого кроме океана, моря и кокосов больше ничего и не знали.
Андрей и Иосиф сотрудничали недолго, но довольно продотворно. Еврей, скорее всего, вел не только его одного, клиентами были и многочисленные другие руководители экспортно-импортных компаний, но это не имело особого значения.
Иосифа в Мангерыме никто не знал, поскольку по каким-то причинам он не выезжал из своей страны уже многие годы. О нем не знала даже жена Андрея. Да никто не знал, кроме самого Дикого и его отца. Тем удивительнее случилось следующее.
Однажды, через несколько недель после визита странного очкарика, про которого Андрей уже и забыл, он зашел в свой кабинет, сел в кресло и уставился на небольшую коробку из-под обуви.
Коробка? Он ее сюда не клал. Может, это подарок секретарши или коллеги решили как-то разыграть.
Факт нахождения коробки на его столе так удивил Андрея, что он несколько минут стоял и смотрел на нее. Действительно, как можно поместить нечто чужеродное туда, куда без его ведома поместить ничего не возможно? А он видит эту коробку первый раз.
Андрей аккуратно открыл коробку, в последнюю секунду подумав, а не бомба ли там. Внутри лежала кисть человека с почти стертой наколкой «Север». Это была рука Иосифа. Они хоть и встречались всего один раз, но Андрей хорошо запомнил эту наколку и вспомнил свои детские мечты, что когда вырастет, то точно сделает себе такую же крутую штуку.
Он бросился к телефону и начал набирать по только ему известному номеру. Но на той стороне ответил незнакомый голос с довольно сильным аксентом, который представился сотрудником полиции, который расследует исчезновение человека. Андрей тут же бросил трубку.
Естественно, все его деньги пропали, и от страха перед тем очкариком, Андрей тут же бросил все дела на побережье. Он попытался вернуться на свою старую делянку, но землей в глубинке уже занимались другие люди, очень похожие на него, которые популярно объяснили, что он никто и звать его никак.
Пришлось Андрею возвращаться к старту, к тому, чем он занимался в начале своей коммерческой карьеры, а именно вытаскивать магнитофоны из машин, рэкетировать бабушек на рынках, торгующих петрушкой, а если повезет, то останавливать дальнобойщиков ночью, избивать их и грабить фуру.
Он ничего не говорил жене, но еще долгие месяцы ему везде мерещился улыбчивый очкарик, который стоит за углом и ждет. Поэтому, и той ночью Андрей так резко вскочил и потянулся за оружием, которое теперь по ночам было к нему ближе, чем жена. Ему показалось, что очкарик залез на балкон и теперь стоит немым укором хваленым службам безопасности охраны офисов.
Глава 3.
Их полк уже бесконечные дни и недели шагал по степи. Сперва им, как непривычным к здешней красоте, все было интересно, и яркие цветы, и медленные ленивые жучки и быстрые хищные птицы и мелкие зверьки, которые постоянно шуршали каждые несколько метров, но когда идешь бесконечно долго, то нападает такое-то отупение, разум отключается и человек представляет собой машину.
Шаг…еще…еще шаг…еще шаг…обойти ямку на дороге…еще шаг…шаг. И так растянуто по времени в невообразимую даль.
Иногда им приказывали остановиться и окопаться, чтобы отбить атаку немцев. Пару раз немцы действительно появлялись, и даже завязывался бой, но, видимо, это были какие-то авангардные части или войсковая разведка, потому, что едва получив минимальный отпор, они тут же отходили назад.
Редко, но все же в небе раздавался гул самолетов, однако ни разу по ним никто не ударил. И было не понятно, чьи же это самолеты, наши или фашисткие. Но если фашистсике, то почему не атаковали? Неужели, их походная колонна выглядит настолько жалкой, что вражеские летчики не стали даже тратить боеприпасы? В любом случае, судя по всему, основные бои разыгрывались где-то на севере, далеко от них.
Идти на своих двоих каждый день десятки километров по раскаленной степи было не самое большое удовольствие, на привале все пытались соорудить или найти хоть какую-то тень, чтобы сварившиеся от дурноты мозги хоть немного остыли, однако, сделать это было практически нереально. Это лето было особенно жарким и жестоким, и, казалось, насмехалось на словами Архипа, что главное дождаться зиму, и видно будет чья возьмет.
Снабжение работало на удивление хорошо. Несколько дней назад им подвезли свежие продукты и, наконец, побаловали уже чем-то другим, нежели опостылевшие всем каши. Сразу после форсирования Днепра в одном из городков выдали полное обмундирование, потому, что многие еще шли в гражданской одежде и напоминали шайку каких-то бандитов с оружием. Так же, полк получил более солидное оружие, чем трехлинейки. Появились и противотанковые ружья, и ППШ, и гранаты. Солдаты приосанились, и уже не так боялись появления немецких танков или самолетов.
Одно смущали, как и резервистов, так и кадровых военных. Они постоянно двигались в тыл. И если у молодых этот ропот можно было списать на юношескую горячность и героизм, то у взрослых солдат были мысли другого рода.
– Чего отходим-то? До самой Москвы будем отступать?
– Мы уходим, а наши города остаются? А там бабы, детишки. Что, оставить все супротивникам?
– Хватит уже нам уходить. Вон, все заводы оставляем Гитлеру. Чем воевать-то будем? Шашками?
Раздавались призывы больше не идти никуда, а укрепиться хорошенько и дать немцам бой. А что, говорили, оружия у нас хватает, припасов тоже. Людишки в наличии. Так чего отутспаем?
Наконец, когда страшное лето незаметно стало переходить в не менее страшную осень, им объявили приказ.
– Командование поручило нам, как первым прибывшим в Крым, окопаться на Перекопе и готовить линии обороны для тех полков, которые идут за нами. У нас есть всего несколько дней. Поэтому, терять время нельзя. Надо оформить три линии окопов, пулеметные точки, подготовить места для зениток и артеллерийских батарей. Когда-то давно здесь, – глаза говорившего полковника затуманились, – мы с товарищем Фрунзе штурмовали эти позиции, а дрались против нас белые под командование Врангеля. Кто бы мог подумать, что пройдет двадцать лет, и теперь уже я будут защищать эти укрепления, но с другой стороны. Ну да ладно, это все лирика.
Солдаты полагали, что после стольких дней пешего марша им дадут хоть немного восстановить силы, но они ошиблись. Да, теперь их ноги отдыхали, однако, взамен на ближайшие сутки нечеловеческую нагрузку получили руки и спины. Где только было можно, насколько это было возможно, их лопатки вгрызались в каменистую здешную землю. Это было неимоверно тяжело, выше всяческих людских сил. Некоторые сачковали. Они, не побывав еще в настоящем бою, легкомысленно полагали, что окопы – это все глупости и бесполезное дело, лучше лишние пару часиков поспать, чем зарабатывать новые кровавые мозоли на ладонях.
Начинало чувствоваться дыхание осени. Ночью, еще совсем недавно мягкой и душистой, теперь становилось очень холодно, и солдаты старались поддерживать костер всю ночь. Кто-то уже стал одевать зимнюю шинель, хотя, старослужащие и отговаривали их.
Как и говорили командиры, на следующий день начали подходить подкрепления. Однако, не сзади, из тыла, а спереди, уходя от наступающего врага. Кто же бьется с врагом, читался у многих немой вопрос, если все уходят. Было видно, что эти части, в отличие от них, побывали в боях. Было много раненых, без оружия, ехали санитарные машины, какие-то грузы, судя по всему, эвакуировавшиеся в тыл. Много бумаг вывозили с территории, которая уже была или будет только захвачена немцем. Но часто проезжали и грузовики, доверзу набитые ценностями. Мебель, какие-то картины, статуи, сейфы. Один раз видели толстяка, который ругал их всех, а у самого в кузове машины стояли декоративные пальмы.
Еще через пару дней, когда основные наметки грамотной обороны были сделаны, в небе стали появляться немецкие самолеты. У вновь прибывших часто не было личного оружия, а боеприпасов не было почти совсем. Про тяжелое вооружение можно и не говорить. Их командиры ругались по телефону с кем-то из Севастополя, требуя доставить противотанковые пушки и пулеметы, но когда начались первые бомбардировки, внезапно, как и приход зимы в СССР, выяснилось, что нет ни одной зенитки.
Солдаты сами, по собственной инициативе начали устанавливать противотанковые ружья и редкие пулметы вверх, чтобы хоть как-то защититься от пикировщиков, но, конечно, это помогало не сильно.
Зато, опять не понятно почему, к ним доставили огромную партию седел, имея в виду, что за последние несколько дней солдаты не видели ни одной лошади, и несколько бочек кислой капусты. За капусту, коенчно, поблагодарили, хотя и заметили, что лучше бы прислали еще боеприпасов.
В тылу развернули госпиталь, и за несколько дней налетов там очутились уже сотни раненых и тяжелый запас спирта, крови и гниения начал проникать на километры вокруг.
Еще до подхода основных сил, немцы только силами авиации, играючи, уже нанесли тяжелый урон оборонявшимся. Если бы полку дали еще недельку-другую на подготовки и организацию обороны, вполне возможно, что немцы получили достойный отпор, однако, когда однажды утром вдалеке раздался грохот танков, советские командиры и солдаты оказались, как ни странно, абсолютно не готовы к бою.
Глава 4.
Одному в те смутные времена было никак не выжить, поэтому, Андрей примкнул к одной организации. Поскольку его знали многие по прошлому резкому взлету и падению, то опасались иметь дело, ведь, скорее всего, он разозлил важных людей, да и никому не хочется общаться с неудачником. Только после того, как ему помог отец, бывший партийний работник и уважаемый человек в Мангерыме, Андрею дали небольшую должность куритора рыбного рынка в небольшом городке, зажатого между склоном горы и морем. Банда называлась «болгары» из-за национальности пахана, который при старой Империи сидел в облсовете по национальной квоте, а потом сколотил стартовый капитал, импортируя с исторической родины невиданные подержанные иномарки.
Новую работу Андрей ненавидел. Ходить каждый день по провонявшему рынку, ржавых павильонов и слушать крикливых торговок, по рынку, который своим беспросветным видом почему-то напоминал его же печальную жизнь. Следить за порядком и своим грозным видом показывать, что тут есть власть, которая вершит правосудие быстрее и жестче, чем далекий закон.
Он ненавидел запах, который проник в каждую клеточку его тела, ненавидел грязь, которая всесезонно отвратительно хлюпала и доставала до лодыжек в самых чистых местах, ненавидел ментов, которые тоже курировали этот рынок, а по сути, рэкетировали «болгар». Каждую неделю Андрей отдавал оговоренную сумму, и правоохранители носа не совали на рынок.
Он все мечтал о старом масштабе, когда налаженная система сама собой каким-то мистическим насосом давала ему деньги, а он с видом туркестанского бая, пресыщенного удовольствиями, думал, куда бы еще их потратить.
Однажды, случилось событие, которое вытащило его из пучин самобичевания и несбывшихся мечт. На рынке завелись наркоманы, безобидные, которые подрабатывали разнорабочими. Их не гнали, терпели, хотя и немного опасались. Так в один из осенних особо тоскливых дней, кайфанувший нарик не рассчитал дозу и впал в кому. И когда его, обосравшегося и обблевавшегося вытаскивал на улицу Андрей, то для себя твердо решил, что создан не для такой жизни и требуется резко все поменять.
Но сказать проще, чем сделать. Надо было как-то проявить себя, показать главному, что он, Андрей, не такой, как остальные безмозглые бандиты, а человек идейный и толковый. Но как это ыло сделать?
У всех бывает такое, что в ответственный момент мы будто и не контролируем свое тело, будто кто-то другой, гораздо более умный сел за рычаги управления, отключил сознание и делает только то, что требуется. Мы всегда поражаемся этому и стараемся никому не рассказывать, ведь окружающие могут счесть нас неадекватными или еще чего похуже.
Так случилось и с Андреем на одной из стрелок. Когда Болгарин разговаривал на повышенных тонах с каким-то залетным авторитетом, а стоящие за их спинами группы поддержки свирепо сверлили друг друга глазами, вдруг у Домового внезапно отключился мозг и ноги сами понесли вперед.
Братва, с той и другой стороны, испытав когнитивный диссонанс, стояли и смотрели на такое вопиющее нарушение всех правил и традиций, которые уходили корнями в дремучую древность, когда вожди выясняли отношения только между собой, а для подчиненных фигура начальника была неприкосновенна.
Андрей подлетел к гастролеру, взял за грудки и швырнул на землю. После чего своими огромными кулачищами, похожими на пивные кружки, стал избивать того, приговаривая, что он никто, звать его никак, его мать – куртизанка невыоской ценовой категории и вообще, Андрей за такого хорошего руководителя может порвать любого голыми руками.
Болгарин и две банды стояли в шоке и смотрели, как еще секунду назад грозный человек в кожаной куртке и норковой шапке начинает превращаться в месиво.
Наконец, Андрей встал, и, обращаясь ко всем сразу, произнес недлинную речь. Если заменить нецензурную брань и междометия, звучала она так:
– Если вы, презервативы, восстановленные после нарушения целостности, еще раз хоть попробуете усомниться в мудрости, доброте и чести нашего начальника, который кормит и поит хороших людей, а так же следит, чтобы не было никаких нарушений порядка, то с вами будет произведен нетрадициооный секс с использованием подручных предметов. И сделано это будет не только с вами, но и с вашими родными, собаками и даже деревьями на дачном участке.
Пришлая банда, не ожидавшая такого беспредела, молча села в битые автомобили с тонированными стеклами и уехала.
Через пару дней, немного отойдя от шока, гости снова обратились к Болгарину с просьбой принять их. Поскольку их пахан был надолго выведен из строя и потерял хоть какой-то авторитет в сфере, а на родину мы было нельзя. Недолго думаю, Болгарин согласился. По правде говоря, он и сам не отошел от этого представления и побавивался Андрея, хотя и ценил его за безжалостность.
Так он снова начал свой карьерынй рост. Андрей теперь был практически правой рукой Болгарина, вместе ездили с ним по разборкам и теркам, пытались подмять какие-то дополнительные финансовые потоки, потому, что гнет со стороны государственных органов усиливался, необходимо было заносить уже не только милиции, но и прокуратуре, налоговой и даже службе безопасностисти Бабуины.
Их организация уже перестала брезговать даже банальными ограбления прохожих, делами, которыми даже в худшие дни своего одиночества Андрей бы не стал заниматься, но чтобы выжить пришлось переступить не только через свои моральные принципы, но и сломать в себе некий стержень. Он ломался и не единожды.
И вот, в один из ясных Мангырымских вечером, которые особо хороши, ехали они вдвоем на раздолбанной иномарке и мрачно думали каждый о своем. Болгарин размышлял, как бы сделать дембельский аккорд, который в его представлении заключался, чтобы взять в долг большую сумму или кредит или товар, кинуть всех и сбежать туда, где никогда не станут искать. Андрей же прикидывал варианты, чтобы перебраться в новую Империю. Тут были свои плюсы и минусы. Положительные моменты в том, что новая Империя была на порядок мощнее Бабуины и, соответственно, там вращались другие деньги. А плохо то, что там и местные бандюганы валили друг друга гораздо активнее, а к пришельцам из других осколков старой Империи почему-то относились совсем уж нетерпимо.
Они уже подъезжали к городу, как дорогу им перегородил старый жигуленок, по виду, на каких ездят дачники и мешками картошки.
– Что такое еще?, – недовольно произнес Болгарин. Какой-то старый пердун мне будет дорогу перегораживать?!
Тут из жигуленка выскочили две фигуры в черных масках с автоматами и открылы огонь по их автомобилю.
Глава 5.
Их полк дальше двигался на юг. После того, как начались серьезные бои на Перекопе, прошло уже немало времени. Сперва они держались, практически не получая снабжения из тыла.
Первые атаки немцев оказались, как говорится, «на дурачка». Они пытались силами небольших авангардов прощупать, насколько крепка оборона Крыма и стойки части его защищающие.
Сначала все было ничего, спасибо той небольшой передышке, за которую солдаты успели буквально вгрызться в каменистую землю. Первые атаки были легко отбиты, а когда пошли слухи, что со стороны Севастополя идут подкрепления, то моральных дух сразу улучшился и начались разговоры о контрнаступлении.
Но продолжалось это недолго. Как только немцы подтянули уже серьезные силы, их тщательно выстроенная оборона рухнула в течение одного дня.
Было много пропавших без вести, еще больше убитых, и совсем какое-то запредельное количество раненых, которые умирали еще до того, как им будет оказана помощь. Выяснилось, что госпитальная служба не развернута, а кое-где работающие врачи осуществлляли просто чудеса мастерства не имея под рукой практически никаких инструментов и лекарств.
Теперь Крым оказывается практически отрезан от остальной территории страны, потому, что с севера был враг, а через Керченский пролив особо не переправишь, во-первых потому, что весь небольшой Черноморский флот сейчас пытался удержать Одессу, а румынские и немецкие самолеты и подлодки топили всех, кто попадался в поле зрения.
Одно было хорошо, если так можно представить. После взлома обороны немцы тоже понесли большие потери и сейчас остановились на севере полуострова для отдыха и пополнения.
Полк двигался дальше на юг. И шли они по дороге, все так же вместе, трое боевых товарищей.
– Уф, жара-то какая, – Алексей снял гимнастерку и вытер лицо от пота. Это что ж за начало осени такое? У нас в Ленинграде-то уже свежо и самая хорошая погода. Идешь по Невскому, там все красивые девушки, детишки мороженое едят, автомобили блестящие и важные ездят. Красота.
У него последние пару дней было отличное настроение, которое не смогло омрачить даже непрерывное отступление с редкими боями. Дело в том, что смог передать письмо домой, чтобы не родные не беспокоились, потому, что с первого дня войны они не знали, что с ним случилось и где он находится.
Алексей так и не узнал, что на следующий день почтовый вагон, где находилось его письмо, попал под налет немцев и целиком сгорел.
– А тут идешь и идешь себе. Когда жара в этой проклятой степи загончится, – буркнул под нос Абрам. Он в последнем бою проявил себя геройски и благодаря твердой руке и хорошему глазомеру с помощью противотанкового ружья подбил один танк и был представлен к награде.
– Наверное, в Симферополь идем, – с готовностью откликнулся Алексей. Главный город Крыма не можем не защитиить, сейчас фрицев заманим немного, а потом отрежем их самих с севера.
– Не думаю, – подал голос обычно немногословный Архип. Вон мужики из соседнего полка рассказывали, что недавно были в штабе дивизии и слышали, что наши сейчас попали в котел под Киевом, а другие откатываются к Ростову. Кажется, у нас тут еще более-менее спокойная обстановка.
– Главное, чтобы мои ушли с армией, – тихо прошептал Абрам. Плевать на дом и хозяйство, главное, чтобы живыми ушли.
– Мужики, – Архип сбавил шаг и огляделся. Давайте потихоньку сходить на обочину. Вон, кажется, нам подготовили место для привала. Да, точно. И полевая кухня вон туда повернула. Потише идите, кто прибудет первыми, ротные отправят дрова рубить.
Архип, служивший в армии не так давно, судя по всему, быстро понял военные традиции и порядки, и теперь старался побыть подальше от начальства и поближе к кухне везде, где это только было возможно.
– А что давать-то будут, не в курсе?
– Черт его знает. Кашу снова, наверное.
После обеда еще до того, как двинуться дальше, они закурили и подошли к группе людей, в центре которой сидел пожилой солдат и рассказывал истории, а сидящие вокруг желторотики, многие младше них самих, завороженно, как кобра факира, смотрели на него.
– Да это ничего, внучки, это разве марш? Вот я воевал в японскую войну, вот так, ей-богу, марши были смертоубийственные. Такая земля есть, Маньчжурия, наподобие нашего Крыма, только больше в сто раз и везде сопки, сопки, сопки. Вот там мы и воевали с японцами. Командир у нас был генерал Куропаткин, слышали небось?
Пара человек кивнули.
– Дык, это совсем говорящая фамилия была. И мужества в нем было, как в куропатке. Как только враг появляется, он тут же приказывал отступать. Наших и больше, и орудия есть, и снаряды подвезли, нет, только заметит в бинокль японца – сразу дает приказ отходить. Вот мы и ходили по всей Манчжурии, туда-сюда, сюда-туда. Тыщу верст за месяц исходили, искали, где супротивника нет. Не нашли.
– А почему ж его слушались все, отец? Неужели, все командиры такие были?
– Почему же все? Не все. Многие были честные и толковые командиры. Только, слухи ходили, что у Куропаткина были крепкие связи в Санкт-Петербурге, на самом верху. Поговаривали, сама императрица ему покровительствует. Вот и было ему полное доверие. Другие командиры каждый день говорили ему, отец, мол, родной, да пусти ты хоть казачков по тылам японским. Враг таких фокусов не знает, а наш брат еще со времен Давыдова Дениса Васильевича ох как любил партизанить по тылам. Нет, напросно все. Никогда не давал порезвиться казачкам.
– Так что ж, предателем он был? Японцы подкупили его или немцы?
– Тут все не так просто, внучки, – дед глянул в сторону комбата, который шел от них, наверное, для получения новых инструкций из штаба. Вздохнул, и, понимая, что минут дсять на привал у них есть, снова начал забивать свою старую трубку табаком. Не думаю, что он был предателем. Может и был, но об этом не известно. Тут дело вот в чем. До японской войны Россия жила долгие годы при царе Александре Миротворце, и ни с кем не вела никаких войн, и, слава Богу. А когда нет супротивника, а деньги выделяются на армию большие, то карьеру начинают делать не толковые командиры, наподобие Александра Васильевича Суворова, который с самих низов поднялся до генералиссимуса, а штабные специалисты, которые очень красиво умеют составлять отчеты начальству, интересно писать, почему они самые лучшие и как распорядиться тылом. Вот и получилось, что когда началась война, армией командовали не боевые командиры, а знатоки парадов и учений, которые жутко боятся самоличной ответственности и все важные решения пытаюстя переложить на других.
Вот случай был у нас, в начале похода, когда пытались снять осаду с Порт-Артура. Один полковник очень уж ему, Куропаткину то есть, докучал, просил выделить силы, чтобы занять высоту, откуда японцы из орудий расстреливали наш корпус. Ну, генерал дал устный приказ, да такой мудреный, что никто ничего не понял. Командиры покумекали, решили, если нет запрета, значит, разрешено.
Высоту заняли, но потеряли много людей и несколько орудий. А потом, чтобы оправдаться перед царем, Куропаткин написал рапорт, что этот полковник действовал самоуправно и его неразумные действия заставили всю армию отступить.
Полковника, забыл его фамилию, зараза, толковый командир, кстати, был, я против него в Гражданскую воевал, отдали под трибунал. Куропаткину дали награду, что правильно бережет солдатушек и казенное добро.
– И отступили?, – не веряще спросил один из сидящих.
– Отступили,-кивнул дед. И оставили очень много наших в Порт-Артуре без надежды на снятие блокады. Вот что-что, а отступать он был мастер, ничего не скажу. Прям по всем правилам военного дела, не к чему придраться.
– А сейчас-то как, отец? Похожа эта война на ту?
– Нет, – дед надолго задумался. Это на войну с Наполеоном похоже больше, там тоже отступали долго. Но и разница большая. Там мы отступали без боев и потерь, а теперь… Сами знаете.
Уже чуть позже, ближе к вечеру, с Алексеем поравнялся дед-рассказчик и негромко произнес:
– Нет, не в Симферополь.
– Что, – не понимающе откликнулся тот. Куда?
– Ты говорил, что Симферополь защищать будем. Нет, не будем. Он плоский город, как стол, его не получится защитить, уж поверь моему Геогрию. Дед достал из-за пазухи старый выцвевший ордин и с любовью на него посмотрел.
– Почему?, – не понимал все равно Алексей. А куда идем тогда?
– Слыхал я, гражданских из Симферополя эвакуируют в Керчь и дальше, на Кубань. Оставляем город, внучок. Дальше идем.
– Я не внучок, – неожиданно жестко ответил тот. А рядовой Витовтов Алексей Валерьевич.
– Будь по-твоему, рядовой Витовтов Алексей Валерьевич, – добродушно улыбнулся дед. А я – рядовой Колыванов Руслан Юрьевич.
– Так куда идем-то, отец? Неужто, сразу в море топиться?
– Зачем в море?, – удивленно воззарился тот. Идем в город русских моряков.
Глава 6.
Очнулся Андрей уже в больнице. Попытался вспомнить, как сюда попал, однако, последнее, что ему отложилось в памяти, была поездка с Болгарином на машине. Авария?
Дико болел живот и грудь, которые были перемотаны невероятными слоями бинтов.
Их расстреляли. Точно. А он выжил. Интересно, а как там Болгарин? Тоже повезло, как и ему или он вытащил черную масть из колоды Судьбы. Андрей не то, чтобы слишком переживал о своем начальнике, просто прикидывал шансы на неблагоприятное развитие событий, если тот будет убит или серьезно ранен, и как это отразится на его положении и благосостоянии.
Ближе к вечеру к нему пришли коллеги по работе.
– Ну, ты эта, типа, Андреич, в натуре, – пытался начать разговор один из младших в фирме бойцов. Поздравляем тебя, что остался живой. Везунчик ты, короче. Жить будешь, врач сказал.
Бедняга вытер выступивший пот на лбу, и было заметно, что ему непросто далась эту сложная ободряющая речь.
– Нашли, кто это сделал?
– Ищем. Но Болгарина нет, и не знаем кого прессануть.
Значит, начальник их убит. Андрей не ощущал никаких чувств по этому поводу, только немного масляно сверкнули его глаза, как и всегда, когда он чувствовал, что ему дается шанс.
– Там это. Пацаны волнуются. Если главного завалили, спрашивают, что им делать. Разбегаемся или что? Кто держать теперь будет комерсов и им зарплаты платить?
– Вам только пожрать!, – огрызнулся раненый. Вон в войну в Ленинграде люди крыс жрали, но не сдались, а вы, ссыкуны, сразу заднюю давать?!
– Так то в войну, – потупил глаза бандит. А сейчас на сигареты и бензин нет даже.
– Скажи всем, ничего не сворачивается. Все по-старому остается, я теперь главный. Деньги через пару дней будут. Поправлюсь, и будем бизнес дальше делать.
Улыбка осветила лицо гостя, он радостно кивнул и поспешно вышел, еще раз пожелав скорейшего выздоровления.
Андрей не просто так сделал такое смелое заявление. Он, как будучи первым помощником Болгарина, знал его бизнес-связи и примерную бухгалтерию, а так же имел в надежном месте все документы, которые касались их дел. Конечно, Андрей не все себе заберет, немного с барского плеча отсыпет и вдове с сиротками убитого, но по праву сильного намерен был стать новым вожаком.
– Угу, по праву сильного, – пробормотал он, прикидывая, как будет ходить в туалет. И получилось именно то, чего он в тайне больше всего боялся. Его ближайшим другом на недели стала металлическая утка.
Второй посетитель был не столь благожелательно настроен, однако, его мысли можно было прочитал еще проще.
Пришел милиционер, чтобы допросить о расстреле. По быстро бегающим глазам и сладкому голосу можно было делать его наглядным пособием «Как определить человека, который вымогает взятку».
– Ну что, Андрей Петрович, как здоровье?
– Спасибо. Врачи говорят, скоро выпишут домой.
– Может, раскажите, кто тот злодей, который убил вашего попутчика и так нехорошо рассправился с вами?
– Ничем не могу помочь нашей доблестной бабуинской милиции. Рад бы, чтобы вы поймали этих негодяев, чтобы они правопорядок не нарушали. Помню только, что остановились на какой-то грязной машине, выскочили двое с автоматами и начали стрелять. Очнулся здесь.
– И ничего больше вспомнить не можете?
– Да нет, вроде, – Андрей задумчиво поглядел в окно и подумал, что его красили, наверное, еще в старой Империи. Наверное, спутали нас с кем-то. Таких машин в Мангерыме полно, да и смеркалось уже.
– Ну что ж, – погрустневший милиционер встал и выдал печальный вздох. Хорошо играет, чертяка, – подумал Андрей, небось, театральное заканчивал. Тогда, Андрей Петрович, вынужден вам объявить, что вы считаетесь подозреваемым по семи статьям уголовного кодекса Бабуины, в том числе, в разбое, рэкете, вымогательстве, наркоторговле, убийстве, подделке документов и так далее, а самое главное, в участии в преступной группировке под названием «Болгары». Как вы знаете, сейчас наше бабуинское правительство взяло курс на непримиримую борьбу с нарушителяим закона, а вы столько всего нарушили, что суд прогремит на всю страну.
Конечно, милиционер врал. Таких, как они, по всему Мангерыму было несколько десятков, а остров был очень средненькой по ресурсам и размеру поляны. Другое дело, что, похоже, действительно, попался он капитально и все может законистя очень неприятно.
Однако, гость все мялся на месте и медлил уходить, все поглядывая на раненого и будто ожидал от него ответа.
Андрей прикрыл глаза.
Для того, чтобы дело спущено на тормозах, а документы были съедены крысами в старых и грязных подвалал местной милиции, Андрей был вынужден отдать почти все свои деньги и даже драгоценности жены.
Когда он вышел из больницы, изрядно похудевший и осунувшийся, то, конечно, уже никакой фирмы не было. Пацаны разбежались по другим бандам, а офис, бывший их неофициальной базой, оказался разграбленным настолько, что сняли даже обои. Таковы были нравы в ту смутную эпоху накопления первоначального капитала, и низвержение вчерашних кумиров происходило довольно часто и обыденно.
Пришлось Андрею снова, очередной раз, начинать все с нуля. Семейная жизнь не дала трещину, но была очень близка к этому. Верная жена, уставшая от постоянных крушений мужа, уже собиралась подать на развод, но в последний момент передумала.
Андрей решил очередной раз попробоваться в своей родной сфере. Благо, время перестрелок на улице, золотых цепей и кожанок, сшитых из боксерских перчаток, постепенно уходило, общественное имущество в основном оказалось поделено, и теперь требовалась некая легализация. Красные директора, прошедшие партийную школу и умевшие выполнять и перевыполнять спущенный сверху план, оказались не столь эффективными в новой конкурентной экономической ситуации. Поэтому, требовались люди новой формации, особые люди, которые могли продать негру крем для загара, да еще со стопроцентной чистой прибылью.
Андрей, подняв все старые связи, предъявил к оплате старые счета Болгарина и очередной раз подключив отца, который что при старой, что при новой власти железобетонно сидел в местном парламенте, открыл новую фирму. Теперь он старался не иметь особых дел с откровенным криминалом, а действовал более тонко, экономическими методами. Занимался импортом компьютерной техники (вышел на людей в таможне и налоговой, и товары не то, что не облагались пошлинами и налогами, так еще и государство доплачивало ему по «Программе модернизации высиилительных сетей региональных банков») и виртуальным экспортом продукции местных машиностроительных заводов, которые при старой Империи производили сложную оптику для спутников-шпионов, в теперь посуду. Виртуальным потому, что товар никуда и не узжал, а пройдя все процедуры, государство возвращало НДС, товары же прямо с заводов напрямую отгружались местным бандюганам, которые держали бытовые магазины.
Все было намного более безопасно, чем раньше. К пистолету Андрей почти не прикасался, а все больше погружался в бухгалтерские отчетности и банковские выписки. Сотрудники силовых структур, которые ходили к нему за зарплатой, были почти все местные, мангерымские, со многими он был знаком с дества, поэтому, никаких недопониманий не возникало.
Периодически, когда в регион приезжали какие-то пришлые, из столицы Бабуины, то сразу включалась круговая порука и родственные связи, и сколько ни пытался пришелец накопать какой-то компромат на кого-то из местных и покормиться на новой поляне, всегда уезжал несолоно хлебавши.
Деятельность Андрею не то, чтобы нравилась, просто ему больше по душе была активная работа. Когда выдавалась редкая возможность какого-то конкурента или журналиста засунуть в багажник и вывести на пустынный берег моря, незнакомый туристам, то он с радостью вспоминал былые деньки и делал даже то, что было явно лишним. Андрей нередко избивал тщедушных сотрудников местных газет, которые осмеливались провести расследование, почему посуда, которая по документам уезжала в Правильные Хорошие страны, где Демократия и сериалы про аристократические семьи, практически сразу с конвеера оказываются на местных рынках.
– И запомни, – приговаривал Андрей, нависая огромным шкафом над избитым задохликом, -еще раз попытаешься лезть не в свое дело, останешься на этом же берегу. Это конечно, – Андрей поднял глаза на великолепный вид со скалы на море, – тоже неплохо, но, думаю, ты больше хочешь пожить. Правда ведь?