Зазовка была прекрасна.
Ее волосы, густые словно колосья, сплетались с росистой травой, путались в колокольчиках… Стройное тело казалось легким, будто застывшим в прыжке. Топор его поймал и к земле пригвоздил. А так бы взвилась в небо лебедем.
Яромир присел на корточки и, замирая сердцем, всмотрелся в бледное лицо. Изо рта, застывшего в беззвучном крике, текла струйка крови. Красная, прямо как у людей. Но зубы были мелкие, острые.
– Такие враз глотку вспорют, – захихикал дед Казимир. – Пока на сиськи будешь пялиться.
Яромир покраснел. Дед покачал головой и поставил ногу на белый зазовкин живот. Поплевал на ладони-лопаты, а после дернул любимый топор на себя. Из раны хлынула кровь. Красная, вот что не давало Яромиру покоя. Как у людей.
– Глянь, нет ли приплоду, – велел дед.
Яромир кивнул и поднялся на ноги.
***
Старенький грузовик подпрыгивал на лесной дороге, переваливался с ухаба на ухаб и то ворчал по-стариковски, то заходился в кашле. Дед Казимир смолил папироску и хмурился. Руки привычно крутили руль, а голова другим была занята.
Не быть Яромиру охотником.
Даром что внук родной, но нету, нету в нем охотничьей жилки! Слабый он, добрый. У такого рука дрогнет, пожалеет болотника. А то и ёвнику жизнь сохранит.
– Дед, а нельзя ли… – позвал Яромир и запнулся. – Нельзя ли договориться с ними? Ну, чтоб они нас не трогали, а мы их. Неужели никто…
– Отчего ж? – перебил Казимир, крутанув лихо руль. Грузовик накренился, загромыхали бидоны в кузове. – Ходили, хлеб-соль им носили, договора составляли… Одного, помню, Игнатом звали, хороший был парень, городской. Все вопил сначала, что не бывает зазовок. А после, что надо их дескать в Красную книгу. Мы на его кишки еще долго в лесу натыкались.
Яромир побледнел, а Казимир вспугнул гудком уток и сплюнул папироску в окно.
Нет, не быть Яромиру охотником.
***
В деревне Казимира уважали. Не шибко любили – больно уж нрав крутой – но перечить не смели. Ни-ни! А ну как обидится и в город переберется? Кто тогда деревню от нечисти защитит? Кто до клюквы тропки безопасные покажет?
Еще пра-прадед его первым на этой опушке избу срубил. Отец церковь большую отстроил. А сын… сын голову здесь положил. Хитрый блуд его в лесу попутал, да в трясину завел.
Сноха с тем горем так и не справилась. В родах померла, и остались у Казимира одни только внуки: младенец, да Яромир. Это он сестренку Дареной назвал. Сам и ходил за ней: молоком козьим поил, убаюкивал… Тьфу! Соседские мальчишки чуть не на коленях умоляли Казимира взять их с собой на охоту. Как утята за мамкой ходили! Все клянчили: “Дед Казимир, ну, дай топор подержать!” А этот пеленки стирал, да с младенцем агукал.