– В субботу мы работаем до двенадцати, – сказала блондинка в агентстве недвижимости. – Если задержитесь там дольше, киньте потом ключ в почтовый ящик, пожалуйста. У нас только один ключ, а в понедельник, возможно, еще какой-нибудь покупатель захочет осмотреть квартиру. Подпишите вот здесь, будьте любезны… сэр.
«Сэр» было добавлено после заминки, нехотя и укоризненно. Она не верила, что этот жалкий старик с хриплым голосом и сомнительной претензией на джентльменство действительно собирается покупать квартиру. У нее был профессиональный нюх на настоящего покупателя. Эрнест Гейбриэл. Странное имя, наполовину обычное, наполовину какое-то причудливое.
Но он вежливо поблагодарил ее, извинившись за хлопоты, и взял ключ. Никаких хлопот, подумала она. Мало кто интересовался этой убогой маленькой конурой, тем более за те деньги, какие они за нее просили. В общем, ей было плевать, даже если бы он продержал ключ у себя целую неделю.
Она была права. Гейбриэл хотел не купить, а только взглянуть. С тех пор как все это произошло шестнадцать лет назад, он впервые вернулся сюда. Не как паломник, не как кающийся грешник. Он вернулся под воздействием некоего побуждения, которое даже не дал себе труда осмыслить. Ехал навестить единственную живую родственницу, старую тетку, недавно ее поместили в гериатрическое отделение больницы, и он даже не подумал о том, что автобус будет проезжать мимо этого дома. Но вдруг обнаружил, что они ползут через Кэмден-таун, дорога казалась знакомой, как постепенно фокусирующееся изображение в видоискателе, и с удивлением, от какого по телу пробежал холодок, узнал дом с двумя входами, в нижнем этаже которого располагались магазины, а над ними – по квартире. В окне было выставлено объявление агентства недвижимости: «Продается». Почти бессознательно Гейбриэл вышел на следующей остановке, уточнил название агентства и пешком одолел отделявшие его от дома полмили. Все это представлялось таким же естественным и неизбежным, как ежедневная автобусная поездка на работу.
Через двадцать минут он уже вставлял ключ в замок и входил в душную пустоту квартиры. Закопченные стены еще хранили слабый запах еды. На вытертом линолеуме валялись разбросанные конверты, испачканные и помятые ногами предыдущих посетителей. В передней с потолка свисала голая лампочка, дверь в гостиную была распахнута. Справа находилась лестница, слева – кухня.
Гейбриэл постоял несколько секунд, потом зашел в кухню. Через окно, до половины прикрытое грязными льняными занавесками в полоску, он посмотрел вверх, на огромное темное здание напротив, его стена была глухой, если не считать одного маленького квадратного окошка на пятом этаже. Именно из него шестнадцать лет назад Гейбриэл с начала до конца просмотрел заурядную маленькую трагедию, разыгравшуюся между Дэнисом Спеллером и Эйлин Морризи.
Он не имел права наблюдать за ними, не должен был находиться в здании после шести часов вечера. В этом и состояла суть вставшей перед ним впоследствии мучительной дилеммы. Все произошло случайно. Мистер Морис Бутман велел ему, как делопроизводителю фирмы, просмотреть бумаги в каморке покойного мистера Бутмана на случай, если там есть что-либо, что следует архивировать. Это не были конфиденциальные или важные документы – о них уже несколько месяцев назад позаботились члены семьи и юрист фирмы. Здесь же осталась лишь куча разрозненных пожелтевших докладных записок, старых счетов, квитанций и выцветших газетных вырезок, которыми были набиты ящики стола старого мистера Бутмана. Он обожал копить всякую ерунду.
Но в глубине нижнего левого ящика стола Гейбриэл нашел ключ. Он наугад попытался вставить его в замок одного из угловых шкафов, ключ подошел, и внутри обнаружилась небольшая, но избранная коллекция порнографической литературы покойного мистера Бутмана.
Гейбриэл захотел непременно прочитать эти книги, однако не так, чтобы тайно урывать для этого минуты, одним ухом постоянно прислушиваясь к шагам на лестнице и гудению лифта, и бояться, что кто-нибудь зайдет в кабинет, пока он ненадолго отлучится, и все увидит. Нет, Гейбриэл желал читать их в уединении и покое. И у него созрел план.
Осуществить его было нетрудно. Как заслуживающий доверия сотрудник он имел ключ от автоматического американского замка боковой двери, через которую доставляли товары. Перед уходом с работы вахтер запирал ее изнутри. Гейбриэлу как одному из тех, кто часто покидал контору последним, ничего не стоило вновь отщелкнуть язычок замка, после чего вместе с вахтером выйти через парадную дверь. Он позволял себе такой риск раз в неделю и всегда выбирал пятницу.
Поспешно ехал домой, съедал свой одинокий ужин у газового камина в единственной жилой комнате, потом возвращался и входил в здание через ту боковую дверь. Единственное, что теперь требовалось, это дождаться, когда в понедельник утром контора снова откроется, и, смешавшись с первыми приходящими на работу сотрудниками, успеть запереть боковую дверь раньше, чем вахтер привычно подойдет открыть ее для приема товаров.
Эти пятничные вечера стали для Гейбриэла вожделенной, однако постыдной радостью. Все происходило по одной и той же схеме. Он усаживался перед камином в низкое кожаное кресло старого мистера Бутмана, клал книгу на колени, ссутулившись, склонялся над ней и в свете маленького фонарика, которым водил по строчкам, принимался читать и разглядывать. Гейбриэл не рисковал включать верхний свет и даже в самые холодные ночи не разжигал газового камина – опасался, что его шипение заглушит звук приближающихся шагов, а свет от огня просочится сквозь толстые оконные шторы или запах газа сохранится в комнате до понедельника и выдаст его. Он смертельно боялся разоблачения, хотя страх усиливал возбуждение от тайного удовольствия.
Впервые Гейбриэл увидел их в третью пятницу января. Вечер был теплым, но облачным и беззвездным. Утренний дождь превратил снег на тротуарах в слякоть и размыл заголовки газет на стендах, истекавших теперь грязными слезами. Гейбриэл тщательно вытер ноги, прежде чем подняться на пятый этаж. В тесной конуре пахло пылью и чем-то кислым, воздух здесь показался ему холоднее, чем снаружи, и он подумал: не рискнуть ли открыть окно и впустить в комнату кусочек промытого дождем приветливого неба?
Именно тогда Гейбриэл увидел женщину. Внизу напротив чернели входы в два магазина, над каждым находилась квартира. Окна одной из них были забиты досками, но в другой, похоже, кто-то жил. К асфальтированному дворику перед входом с улицы вела железная лесенка. В свете уличного фонаря он разглядел женщину, остановившуюся у нижней ступеньки и что-то искавшую в сумке. Потом, словно бы преисполнившись решимости, она стремительно поднялась по лесенке, почти бегом пересекла дворик и приблизилась к двери.
Гейбриэл наблюдал, как женщина, прячась в тени под козырьком, быстро повернула ключ в замке и исчезла из виду. Он успел лишь заметить, что на ней был бледного цвета плащ, застегнутый под самое горло, на воротник сзади падала копна светлых волос, а в руке она держала сетчатую сумку, судя по виду, полную продуктов. Казалось странным, что одинокий человек возвращается домой вот так, украдкой.
Гейбриэл подождал и почти сразу же увидел свет, вспыхнувший в нижней комнате слева от входа. Вероятно, это была кухня. Он видел, как неясная женская тень двигается туда-сюда, склоняется и распрямляется, и догадался, что женщина раскладывает продукты. Вскоре свет погас.
Несколько мгновений квартира была погружена во тьму, затем зажегся свет в верхнем окне, более яркий, чем первый, и теперь Гейбриэл мог видеть женщину четче. Она и вообразить не могла, насколько четче. Шторы были задернуты, но они были очень тонкими. Наверняка хозяева, уверенные, что их некому увидеть, проявили беспечность. Хотя силуэт женщины в окне представлял собой лишь расплывчатое очертание, Гейбриэл заметил, что в руках у нее поднос. Вероятно, женщина собиралась поужинать в постели. Потом она начала раздеваться.
Он мог видеть, как женщина снимает одежду через голову, наклоняется, чтобы стянуть чулки, сбрасывает туфли. Вдруг она приблизилась к окну, и контуры ее тела сделались отчетливыми. Судя по всему, она приглядывалась и прислушивалась. Гейбриэл поймал себя на том, что почти не дышит. Затем женщина отошла от окна, и свет потускнел. Он догадался, что она выключила верхнюю лампу и оставила только свет возле кровати. Теперь комнату освещало мягкое розоватое сияние, в котором движения женщины казались иллюзорными, как во сне.
Прижавшись лицом к холодному стеклу, Гейбриэл продолжил наблюдение. Вскоре после восьми часов появился молодой парень. Гейбриэл всегда потом мысленно называл его «парнем». Даже теперь, с дистанции времени, его молодость и уязвимость были очевидны. Он приближался к дому более уверенно, чем женщина, но все равно как бы крадучись, остановился на верхней ступеньке, словно оценивая ширину омытого дождем дворика.
Наверное, она ждала его. Как только парень постучал, женщина впустила его, приоткрыв дверь. В окне верхней комнаты появились две тени, они сходились и отстранялись друг от друга, сходились снова, пока, слившись воедино, не подошли к кровати и не исчезли из поля зрения Гейбриэла.
В следующую пятницу, стоя у окна, он уже ждал их. И они появились, в то же время и в той же последовательности: женщина первой, в двадцать минут восьмого, парень через сорок минут после нее. А Гейбриэл, напряженный и неподвижный, стоял на своем наблюдательном посту, глядя, как свет в верхнем окне вспыхивает ярко, потом приглушается. Две обнаженные фигуры, тускло просвечивавшие через шторы, снова двигались туда-сюда, сходились и расходились, сливались воедино и вместе кружились в какой-то пародии на ритуальный танец.
На сей раз Гейбриэл дождался, пока они не разошлись. Парень ушел первым, быстро выскользнув из полуоткрытой двери, и едва ли не вприпрыжку спустился по лестнице, словно пребывал в состоянии радостной экзальтации. Женщина вышла через пять минут, заперла дверь и, низко опустив голову, стремительно пересекла дворик.