Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.
Эта мысль пришла в голову Хмелю на утренней летучке в понедельник. Почему-то именно утром в понедельник всякие такие мысли приходят в голову.
Им бы понедельники взять и отменить.
Раньше Хмелю казалось, что это просто прикольная песня. А получается, что философия. Умный кто-то написал.
Нет понедельника. Нет этой летучки. Нет плохого настроения. И шефа тоже нет. Красота!
– А кто вот этим занимался? – возвысил голос шеф.
И Хмель стал смотреть на шефа. Тот держал в руке рекламный листок: смеется карапуз, уси-пуси всякие, наш торговый центр предлагает дешевую и качественную одежду для вашего малыша.
"Дешевую и качественную"! Ха! Вот уроды!
Шеф словно прочитал мысли Хмеля и сказал, все больше раздражаясь:
– Дешевая и качественная! Бляха-муха! Как будто девяностый год за окном! Как будто только начинается реклама! Фигню любую напиши и тебе поверит всяк – и заказчик, и потребитель! Не поверит! Лажа это, а не реклама!
Тут Хмель обнаружил, что один он только на шефа и смотрит, а остальные присутствующие на него, Хмеля, пялятся, и до него запоздало дошло, что идиотскую эту листовку он как раз и слепил. А что? Нормальная листовка. У них все такие. Какие заказчики, такие и листовки. Не "Кока-колу" рекламируем. И не "Мерседесы".
Хмель не успел сам себя уговорить, потому что шеф уже вспомнил, кому он эту работу поручал. И сразу на Хмеля переключился.
– Это не реклама! – сказал шеф зло. – Реклама – это всегда идея! Это интересная мысль! Это красивая фраза! "Дешевая и качественная одежда" – это красивая фраза?
В принципе, ничего, подумал Хмель.
– На любителя, – сказал он осторожно.
Все стремительно потупились, и одна только Ксюха не сдержалась, прыснула. Ксюхе можно. Ксюха спит с шефом. Ей дозволяется не напрягаться по поводу интересных мыслей и красивых фраз.
Шеф скомкал листовку и демонстративно ее швырнул. Хорошо еще, что в мусорную корзину, а не в лицо Хмелю.
Вот урод! Красивые мысли ему подавай! А вот чем не мысль, снова вернулся к своей недавней придумке Хмель.
Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.
Не нравится? Не очень изящно?
Тогда вот так:
Босса хочется убить тогда, когда ты сам гол как сокол.
Нет, фигня.
Лучше вот так:
Босса хочется убить тогда, когда ты сам бос и нищ.
Нет!
Босса хочется убить, когда сам бос.
Еще короче!
Босса хочется убить, когда бос!
Круто! Это вам не дешевая и качественная одежда для вашего малыша. Игра слов. Очень креативно. А какие возможности появились! Масса вариантов. Наипервейший признак того, что идея удачная. Когда получается разные слова цеплять, как вагоны к составу, можешь быть уверен в том, что основу ты придумал замечательную.
Бойся, босс, босяка.
А? Нормальненько так расцветает мыслишка. Что еще тут можно придумать?
– Кто сегодня везет заказчиков из "Детолакта" по точкам? – перебил шеф своим вопросом мысли Хмеля.
– Я, – тут же отозвался Балаганов.
На самом деле он Баклаганов, но все специально букву "к" в его фамилии опускают, потому что так получается прикольно. "Золотой теленок", типа.
– Их реклама уже висит? – между делом поинтересовался шеф, а сам бумажки перебирал, готовясь перейти к следующему вопросу.
Но не перешел, потому что ему никто не ответил. Тогда он поднял глаза и взгляд его уперся прямиком в Хмеля. Хмель не дрогнул. А что? Тут он ни при чем. За дешевую и качественную одежду он ответит. А за "Детолакт" пускай отвечает тот, кто им занимался.
А кто им занимался?
– Ты разбросал их листовки по точкам? – спросил шеф почему-то у Хмеля.
– Я? – очнулся Хмель.
– Да, ты, – в который уже раз за утро обозлился шеф и нервно взъерошил страницы своего органайзера.
Настолько нервно, что не могло быть сомнений: что-то сейчас произойдет.
– А при чем тут я? – заподозрил неладное Хмель.
– А вот! – сказал шеф и ткнул пальцем в сделанную черт знает когда запись в органайзере. – "Детолакт". Листовки. Хмельницкий. А?
И посмотрел на Хмеля с ненавистью. Тот хотел ответить, но захлебнулся воздухом. Потому что ситуация такая, что кто-то из них точно не прав. И этот не правый – стопроцентно не босс. Ни за что не согласится шеф.
– А где листовки? – попытался спасти положение Хмель. – Давайте, я их мигом развезу.
Хотя он понимал, конечно, что ничего поправить уже нельзя.
– Уволен! – сказал шеф. – С сегодняшнего дня!
И было видно, как этому уроду сразу полегчало. Зло сорвал и его немного отпустило.
Может, и вправду его убить? А что? Из пистолета. Или из ружья, предположим.
* * *
Уволенный с работы – он как прокаженный. Он не такой, как все. Он уже не с ними, не с коллегами по работе. Он отдельно. Его сторонятся и в душе жалеют. А еще не хотят такой судьбы для себя. Чур меня, чур, типа.
Хмель собрал пожитки под сочувствующими взглядами своих недавних коллег. Во как бывает, елы-палы. Еще час назад они были вместе и ничто не предвещало беды. Так всегда в жизни. Только что ты был весел—беззаботен, и вдруг тебя размазало по стенке.
Хорошо еще, что босс слинял. Не маячил в эти последние минуты пребывания Хмеля в коллективе.
Всем было неловко. Натянуто прощались. Да, они уже отдельно от него. Одна только Ксюха не сдрейфила и напоследок чмокнула Хмеля в щеку. Шепнула:
– Я позвоню.
* * *
Ксюха не позвонила. Не то чтобы Хмель ждал ее звонка – вот так прямо сидел сиднем над телефонным аппаратом и томился в ожидании – но все-таки помнил о данном ею обещании, и уже поздним вечером, когда окончательно стало понятно, что она не позвонит сегодня, Хмель испытал сильное разочарование. Это было разочарование неудачника. Еще один пинок судьбы. Не столько больно, сколько противно. Все горше и горше.
Он догадывался о том, почему Ксюха не сдержала обещания. Ее ангажировал босс. Неделю отсутствовал этот урод, по Африке с ружьишком бегал, соскучился по женской ласке, и теперь он Ксюху любить будет до самого утра.
Раскрыв бумажник, Хмель пересчитал всю имевшуюся у него наличность. Подсчеты надолго не затянулись. Три бумажки по сто рублей, еще две десятки, и металлическая пятирублевка. Триста двадцать пять рублей ноль-ноль копеек. Хмель потянулся к подоконнику и смахнул в свою ладонь запылившуюся монетку в две копейки. Бесполезная денежка. Ничего не купишь.
Триста двадцать пять ноль две.
Кстати, шеф еще должен ему за неделю, которую Хмель успел отработать после предыдущей получки.
Надо будет стребовать.
А триста двадцать пять ноль две – пропить банально.
* * *
В спортбаре, где Хмель обычно проводил вечера, было немноголюдно. Понедельник, когда большинство завсегдатаев берут тайм-аут, приходя в себя после бурных выходных. И тут тоска. Даже огромная панель, на которой вечерами транслировались спортивные состязания, была погашена. Некому смотреть.
– Привет, – сказал Хмель бармену. – У меня сегодня триста рублей.
Вот и вся моя платежеспособность, мол, а больше ни-ни, и не вздумай даже наливать сверх этого кредита.
– Можно в долг, – произнес бармен полувопросительно.
Своих не обижаем, всегда пойдем навстречу, отдашь потом – вот что он подразумевал.
– Меня уволили, – сказал Хмель.
Бармен состроил приличествующую случаю гримасу. Теперь лишнего не нальет.
– Водки? – спросил он.
– И пива, – мрачно добавил Хмель.
Водку он выпил залпом, пиво – врастяжечку. Смаковал. Немного полегчало.
– Не переживай, – сказал бармен. – Работу сейчас найти можно. Это не проблема.
– Проблема не в работе, а в самой жизни.
– Это как?
– Так, – сказал Хмель.
– А-а, понятно, – на всякий случай прозрел бармен.
Зачем человека напрягать? И без того у него проблемы.
– Тут вчера Илья людей искал, – сказал бармен.
– Какой Илья?
– Ну, по шарикам который.
– Который праздники организовывает?
– Да. Ему люди нужны. Что за работа, я не знаю. Воскресенье, народа много, я вполуха слушал.
– Ты мне налей еще, – попросил Хмель.
– И пива?
– И пива.
– Тогда это последняя порция, – сказал бармен. – Извини.
Уложились в триста рубликов. Быстро получилось.
– Еще у меня двадцать пять рублей, – вспомнил Хмель и тут же самому неловко сделалось.
Что в спортбаре стоит четвертак? Треть бокала пива?
Бармен выразительно вздохнул.
– Телефон у тебя есть? – спросил Хмель.
– Чей?
– Ильи.
Бармен извлек из-под барной стойки пятилитровую жестяную банку из-под пива, у которой была аккуратно срезана верхняя часть, и из той банки высыпал перед Хмелем ворох разномастных визиток. Нужную не нашел.
– Ты в среду приходи, – сказал бармен. – Он тут обычно ошивается.
* * *
Весь следующий день Хмель провалялся на диване. Лишь ненадолго вышел из дома, чтобы купить в магазине пива на последние двадцать пять рублей. На две бутылки денег уже не хватало. Купил одну и еще – сухариков. Ровно в двадцать уложился. И осталось пять рублей и две копейки.
Как он обычно выходил из положения в подобных случаях? Одалживал у кого-нибудь на работе. Теперь никто не даст. Иссяк источник. Кто же доверит свои деньги безработному? Жди потом тех денег.
Вечером позвонила Ксюха.
– Привет! – сказала. – Как дела?
– Нормально.
– Не ври, – сказала Ксюха. – Я к тебе сейчас приеду.
– Приезжай.
Она была весела и беззаботна, как всегда. К мадмуазель не липли неприятности. Любые проблемы от нее отскакивали, как пинг-понговые мячики. Она обняла Хмеля, прижалась к нему всем телом, и он привычно запустил ей руки под короткую юбчонку. Сразу и у него проблем заметно поубавилось.
– Ты как? – спросила Ксюха. – В форме?
– Я думаю – вполне.
– Проверим? – шаловливо подталкивала Ксюха партнера к дивану.
– Только у меня резинки нет. А у тебя?
– С каких это пор? Мы же всегда без…
– А теперь – нет.
– А что случилось?
– Он же из Африки приехал. Мало ли что подцепить там мог.
Ксюха поняла, наконец, и сильно удивилась.
– Ты шутишь? – заподозрила она.
Хмель ее отпустил и даже руки в карманы брюк спрятал.
– Я просто психую, – признался он. – Убил бы урода! Ну что такое он о себе вообразил? Босс! – произнес с чувством и скорчил гримасу. – Сопля на проводе, вот он кто! Ну чем отличается от меня? От всех нас? Хозяин рекламного агентства! Ха! Вот мама у него работает в системе этой, крышует детские сады, и у него, видите ли, монопольное право на распространение рекламной продукции в этих садах! А если бы моя мама там работала…
Тут он вспомнил, что мамы у него нет, и совсем уже расстроился.
– Я его убью, – сказал Хмель буднично.
– Ты успокойся, – посоветовала Ксюха и закурила сигарету.
– Нет, правда, – будто размышлял вслух Хмель. – Приду к нему в офис…
Ксюха стала пускать дым кольцами. Получалось красиво.
– И замочу его из пистолета, – сказал Хмель кровожадно.
– Вы уроды.
– Кто? – очнулся Хмель.
– И ты, и он. Грузите проблемами, а мне оно зачем? У одного видите ли в Африке не задалась охота, другого вот уволили.
Получалось, что у мадмуазель уже второй подряд вечер пропадает. Кому понравится такое.
Ксюха поднялась с дивана.
– Домой поеду, – объявила она.
Хмель ее не удерживал. Потому что все равно уже Ксюху потерял. Зачем ей кислый лузер, если у нее есть тот урод?
Еще один пинок судьбы.
Красивая эта фраза или нет?
Еще один пинок судьбы.
Нет, с надрывом как-то получается.
Уж лучше:
Еще один плевок судьбы.
Грязно, но точно.
* * *
В среду вечером Хмель, придя в спортбар, увидел Илью. Друзьями они не были и даже его фамилии Хмель не знал – так, шапочно знакомы, вместе орали, когда футбол по телеку.
Илья пил пиво в компании и рассказывал о каких-то событиях:
– Потом все гости перепились и мужик этот, именинник, выносит из дома ружья. По шарикам типа пострелять. Мы же там всю лужайку ему оформили и сцену. Ну, шарики все в клочья, это ясно. А пока пальба была, один гость слинял с ружьишком. Хоть бухой, а помнил, где шарики еще видел. Такая целая гора за домом. Красиво, в общем, блин. И он как стал шмалять дробью! Пока половину шариков не расфигачил, а под ними-то машина! Он смотрит – "мерс"! Буквально! Новый, но теперь весь в дырках, как решето. Друзья именинника скинулись, хотели презентовать. Сорок восемь тысяч евро. Там мы придумали, что за веревку дергаешь и шары в небо улетают, а под шарами этот подарок.
Илья уперся взглядом в Хмеля и прервал свой рассказ. Хмель сидел наискосок от рассказчика, за одним с ним столом, а пива у него, как у других, не было. Выбивался из общего ряда.
– Я насчет работы, – сказал Хмель. – Мне сказали, ты ищешь людей.
– Не я. Знакомый мой. А у тебя кто-то на примете?
– Я сам.
– Ты же по рекламе, – сказал с сомнением Илья.
– Уволился.
– Жопа, в общем, по деньгам, – прозрел, наконец, незавидную участь собеседника Илья. – Тогда тебе это подойдет. Ты машину водишь?
– Да.
Если честно, то раньше водил. Еще три месяца назад у Хмеля была машина. Раздолбанная "шестерка", он ее покупал за семьсот баксов. Ездил на ней немножко – когда она заводилась. А потом какие-то уроды припарковали рядом с ним свой БМВ. Хмель выезжал и зацепил их тачку. А у него ни страховки на машину, ни денег не было, чтобы расплатиться. Пришлось в тот раз отдать машину. Просто оформил на тех пацанов доверенность и теперь ходит пешком.
– Это хорошо, что водишь, – оценил Илья. – Вот тебе телефон мужика. Звать Жора. Тяжелый малый. Но тебе-то что? Детей с ним не крестить.
* * *
Тяжелый малый Жора оказался бесформенным толстяком с пару центнеров весом. Дышал он шумно. Больной какой-то.
– Я насчет работы, – сказал Хмель.
– Кто? Откуда? – осведомился Жора, не фокусируя взгляд на собеседнике.
– Хмельницкий Александр. Рекламный бизнес. Временно не работаю.
– Не москвич?
– Из Екатеринбурга я.
– За деньгами приехал в столицу. А с деньгами тут не все так просто, – мгновенно отфильтровал Жора соль столичной жизни Хмеля.
Это точно, хотел сказать ему Хмель. У меня в кармане только пять рублей и две копейки, и я со вчерашнего дня не жрамши. Но он на всякий случай промолчал.
– Семья? – придал голосу вопросительной интонации Жора.
– Нет.
– Дети?
– Нет, – сказал Хмель. – Мне так кажется.
– То есть из жизни сможешь выпасть на выходные? Или даже на неделю, если потребуется.
– Вполне.
– Машину водишь?
– Да.
– УАЗ водил?
– Нет.
– Научишься, – вяло махнул своей толстенной, но короткой ручкой Жора. – Стрелять умеешь?
– В смысле? – удивился Хмель. – А что за работа вообще?
– Убийство, – сказал Жора. – Думаю, ты справишься.
* * *
У Жоры оказался немудреный бизнес. Он богатых развлекал.
– Пейнтбол – знаешь, что такое? – спросил Жора у Хмеля.
А чего ж не знать? Мужики гоняются друг за другом и пуляют из таких штуковин специальных, которые стреляют шариками с краской. Пиф-паф, ты убит. Игра в войнушку для взрослых. Прикольно.
– Скучная игра, – сказал Жора. – Бегаешь по пятачку, вокруг забор – быстро надоедает. Мы сделали круче. На машинах. По лесу. Где людей – никого. И все всерьез.
– И оружие?
– Что – оружие? – не понял Жора.
– Тоже настоящее?
– Да ты дурак, оказывается, – обнаружил Жора.
Хмель даже не обиделся. Во-первых, все равно ему последнее время от жизни тумаки одни, и он уже привык. А во-вторых, его по поводу этого Жоры предупреждали.
– Я шучу, – сказал примирительно Хмель.
– А я – никогда, – сообщил Жора.
То есть оставил гостя в дураках.
– В общем, есть твоя машина, – сказал Жора. – Ты жертва. Убегаешь все время. А они тебя догоняют.
– Кто?
– Кто деньги платит. Кто в игре.
– А сколько их?
– По-разному бывает. Иногда двое-трое, а иногда собирается большая компания, человек десять. И тогда уже не одна машина тебя загоняет, а пять—шесть—семь. Сафари чисто. Это круто. Все выходные напролет по лесу с фарами гоняют. Для них фишка в том, чтобы тебя догнать и краской этой зафигачить. Ну, типа ты убит. Но и ты отстреливаться можешь. Выстрелил, попал в него – он из игры выходит. Вопросы есть?
– Есть, – сказал Хмель. – Про деньги. Сколько я получу, в смысле.
– Двадцать тысяч.
– За два дня? – почти оскорбился Хмель.
– Это если они тебя замочат. А если ты шустрее будешь и до понедельника доживешь – тогда сто. Это стимул типа для тебя. Чтобы ты бегал быстро.
– А это каждые так выходные? – сразу же заинтересовался Хмель.
– Очень часто, что и каждые, – подтвердил Жора. – А потом еще сверхурочные. Бывает, так увлекутся, что про работу забывают, гоняют по лесу и в понедельник, и во вторник. Пока соляру, в общем, не сожгут.
Сто тысяч за уик-энд. Четыреста тысяч в месяц. Плюс сверхурочные.
– Я согласен, – сказал Хмель.
– А куда тебе, засранцу, деваться, – пожал плечами Жора и его огромное тело пришло в движение, заколыхалось. – Звони своим, скажи, что будешь занят. Мобильник есть у тебя?
– Есть. Только там нули, – признался Хмель. – Да и вообще мне некому звонить.
– Родители? – подсказал Жора.
– Нет у меня родителей.
– Сирота, что ли?
– Да.
– Это хорошо, – сказал невозмутимо Жора.
Вот урод!
* * *
Зато пацаны на Жору классные работали. Серега и Виталик. Им Жора поручил Хмеля ввести в курс дела. Они было начали информацию сливать, а Виталик при этом чипсами хрустел, и вдруг обнаружил, какими глазами Хмель на него смотрит.
– Будешь? – с готовностью чипсы предложил.
Хмель, ясное дело, не отказался.
– Да ты голодный! – определил Виталик.
И они с Серегой в два счета накрыли для Хмеля поляну: картофельное пюре быстрого приготовления, тушенка, свежие овощи и водка. Водки было много. То есть Хмель, конечно, справился бы, если бы не был таким голодным. А так его быстро разобрало. Он стремительно хмелел и с каждой минутой его новая работа нравилась ему все больше и больше. И когда он уже совсем счастливым стал – отключился.
* * *
В себя Хмель пришел оттого, что его вдруг швырнуло и он впечатался головой во что-то очень твердое. Он замычал и попытался подняться, но тут его снова швырнуло.
– Гляди, очухался! – произнес мужской голос.
Хмель хотел посмотреть, кто это говорит, но ничего увидеть не смог – глаза будто пелена какая-то закрывала. Провел ладонью по лицу. Липкое.
– Кровь! – сказал тот же мужской голос. – Смотри, он лоб себе расфигачил. Останови!
Тряска прекратилась. Распахнулась дверь машины, Хмеля выдернули из салона, поставили на твердую землю, плеснули водой в лицо.
Это были Виталик и Серега
– Мы где? – пьяно изумился Хмель.
Было чему.
Пьянствовать начинали в московском офисе, где сплошь подвесные потолки да компьютеры, а очнулся Хмель в каком-то лесу, где и дороги нормальной нет, жижа под ногами чавкает, а лес под сереющим вечерним небом выглядит так пугающе, что человеку городскому сразу хочется вернуться в цивилизацию, да только где она, цивилизация эта?
Хмель вертел головой.
– Куда вы меня завезли?
– Уже недалеко, – сказал Виталик. – Километров семь.
– А что там будет? – спросил Хмель.
– Водка и бабы, – засмеялся Виталик.
У Хмеля после выпитого раскалывалась голова. Он поморщился и пробормотал страдальчески:
– Жуть какая!
А Виталик не понял, о чем речь, решил, что это окружающая обстановка на Хмеля такое впечатление произвела, и поддакнул:
– Да, места глухие. Я сам страху натерпелся в первый раз. Да и сейчас не очень-то привык.
* * *
Намеченные семь километров они преодолели за час. Дорога превратилась в одну нескончаемую лужу. УАЗ справлялся, но сидевший за рулем Сергей осторожничал, и машина едва ползла по жиже.
– Дальше там посуше, – вводил Хмеля в курс дела Виталик. – Но ты все равно, когда за тобой гоняться будут, поосторожнее. Через лужу захочешь проскочить, газанешь посильнее, а под водой пенек, допустим. Редуктором ударишься или картером – все, загораешь. А ремонт за твой счет, между прочим.
– Мы так не договаривались! – запротестовал Хмель.
– Теперь поздно договариваться, – ответил на это Виталик. – Если не устраивает что-то, можешь из машины выходить и назад пешком топать.
Не понятно было, он так шутит или говорит всерьез. Хмелю показалось, что никакая это не шутка.
* * *
Жилье открылось взору внезапно. Грязная река дороги вынесла машину к черной деревянной избе, в крохотных оконцах которой не угадывалось жизни. И только когда Сергей погасил фары, в сомкнувшейся непроглядной темноте окна проявились призрачным тусклым светом. Бесновался снаружи невидимый пес. Бросался с лаем на машину, отчего УАЗ колыхался, и Хмель подумал, что собачка тут не маленькая проживает.
Сергей включил освещение салона и при тусклом свете лампочки, прикрытой замызганным плафоном, Хмель рядом со своим лицом, за стеклом, увидел клыкастую мокрую жадную пасть разъяренного пса. Отшатнулся в страхе. Виталик засмеялся.
– Ты не выходи, – посоветовал он. – Пока хозяева его не уберут. Злющий кобель.
Пришел хозяин, древний бородатый дед. Пса увел. Было слышно, как беснуется запертый кобель.
Только тогда пассажиры УАЗа выбрались наружу. Хмель вдыхал сырой прохладный воздух. Чувствовал он себя мерзко.
Какого черта он тут делает?
Зачем ввязался?
* * *
На затерянном в лесу хуторе жила стариковская пара, муж с женой, а третьей обитательницей деревянной избушки оказалась девчонка лет неполных двадцати. Одета она была в застиранное платьице, из которого выросла давным-давно, так что мало оно что прикрывало, и Хмель, пребывая в разобранном состоянии после пьянки и дальней выматывающей душу дороги, вдруг очнулся и к девице этой стал присматриваться с интересом. Она же прятала глаза, когда накрывала на стол, старалась взглядами ни с кем не встречаться, но пару раз глянула украдкой на Хмеля. Он это заметил и приободрился. Еще познакомятся поближе. Вон ляжки у нее какие. Все на виду. Не прячет. Будет толк.
Виталик и Серега чувствовали себя здесь, как дома. Не впервой. Считай, что свои. Перенесли из машины закупленные в Москве продукты. Практически все, как оказалось, предназначалось лесным жителям.
Старуха наблюдала за происходящим молча и, как показалось Хмелю, с настороженностью. А дед поблагодарил за гостинцы, сказав степенно "Благодарствуйте!", ушел в другую комнату и не появлялся оттуда, пока не пришло время за стол садиться.
Электрического освещения в доме не было. Огонь в печи, да керосиновая лампа на столе. Метались по стенам причудливые тени.
* * *
Когда сели за стол, девица оказалась напротив Хмеля. Он буравил ее дерзким бестыжим взглядом. Она прятала глаза и чувствовала себя неловко.
– Дождей не было, – сказал старик.
Хмель отвлекся от своей жертвы, оставив ее в покое ненадолго.
– Так что машина пройдет, – продолжал хозяин.
– А воды откуда столько? – не понял Хмель. – Мы же плыли, а не ехали.
– Тут всегда так, – сказал старик, не глядя на Хмеля. – Болота. Сырые у нас места. Гиблые.
Что-то почудилось Хмелю в его словах. Посмотрел на старика внимательно, будто ожидал услышать пояснения. Но тут Виталик толкнул Хмеля под локоть:
– Ты поднимай! Тебе лечиться надо!
У всех уже была налита водка. А Хмель не против. Клин вышибают клином. Красивая, кстати, фраза.
Он вдруг вспомнил свое недавнее увольнение и поразился тому, насколько далеко оказался от тех событий. И географически. И в мыслях.
Выпил водку и закусил шибающим уксусом салатом из консервной банки.
Пошел он к черту, этот босс. И Ксюха. И все, все, все.
– Налей-ка еще! – попросил Хмель. – Между первой и второй перерывчик небольшой!
Он с прежним бесстыдством посмотрел на сидевшую напротив девушку.
– Дождей до следующей недели не будет, – сказал старик.
– Прогноз такой? – спросил Виталик.
– Я сам себе прогноз, – ответил сумрачный старик.
Хмель гипнотизировал взглядом девушку. И пропустил момент, когда старик, не примеряясь долго, врезал ему по лбу железной тяжеленной ложкой. Хмель охнул.
– Не пялься, – сказал старик, не глядя на него. – Не люблю.
* * *
Утром Хмель нащупал на своем лбу здоровенную шишку. Провел рукой случайно, зацепил – мамочки мои, какой кошмар.
Он лежал в той самой комнате, где накануне состоялась трапеза, на плоском, как ящик, сундуке, заваленном старым провонявшимся тряпьем. Сквозь грязные окошки едва пробивался призрачный утренний свет. Хмель приподнялся на локте и осмотрелся. Никого здесь больше не было. Он поднялся, проковылял к ведущей из дома двери, миновал темные сени со стойким запахом плесени, и оказался на покосившемся крыльце без перил.
Лес утонул в густом тумане. Туман был серый, как разбавленное водой молоко. Ближайшие к дому деревья проступали из этой серости неотчетливо. Хмель мрачно озирался по сторонам. И обнаружил, что нет машины. Той самой, на которой они приехали вчера. И Сереги с Виталиком тоже нет. А ведь накануне спать в одной комнате ложились.
Встревоженный Хмель спустился с крыльца. Вот следы на сырой земле, тут машина их стояла.
Обернулся и увидел девушку. За углом дома она чистила картошку, зябко кутаясь в стеганый жилет. И никого не было вокруг. Хмель подошел.
– Привет! ― сказал дружелюбно, бесцеремонно пялясь на ее загорелые ноги.
– Привет, ― отозвалась она.
Ему показалось, что с вызовом.
– Где машина? ― спросил Хмель.
– Уехали.
– Куда?
– Остальных ваших привезут.
– Откуда? Из Москвы? ― не поверил Хмель.
– Зачем из Москвы? От шоссе. Сами дорогу не найдут.
Хмель сел в сырую от росы траву и теперь голые колени девушки были на уровне его глаз. Она все поняла и вдруг раздвинула ноги. Не широко. Только чтобы он трусики увидел. Хмель дрогнул и поднял глаза на девушку. Она смотрела насмешливо.
– Ты себя в зеркале видел, ухажер? ― спросила и бросила очередную очищенную картофелину в кастрюлю с водой.
Полетели брызги. Часть из них принял на себя Хмель.
Он поднялся из травы и пошел к умывальнику, прибитому к дереву. Над умывальником светлел квадратик зеркала. Хмель заглянул в него. Ужасная картина. В одном месте лоб рассечен ― это он в машине так спьяну пострадал. В другом месте огромная шишка. Под глазами мешки. Не брит. И вообще помят после попоек этих.
Какой сегодня день? Пятница. Это он за неполную неделю так деградировал.
Сидел бы сейчас в офисе, шефу преданно в глаза смотрел и поддакивал согласно.
Тьфу!
Нет, только не это!
* * *
Девушку звали Маша. Она здесь родилась и выросла. А теперь жила в райцентре в ста двадцати километрах от этого хутора, и работала няней в детском саду. Работу и место в общежитии ей дали как сироте. Про свое сиротство она сказала буднично, как бы между прочим. А Хмель дрогнул.
– А что с родителями такое? ― спросил он.
– Пропали.
– В смысле? ― не понял Хмель.
– Здесь пропали, ― сказала Маша и показала рукой куда-то в туман.
Хмель проследил взглядом.
– В лесу? ― предположил он.
– Ясное дело. У нас тут кроме леса и нету ничего.
– Заблудились, что ли? Или, может, звери?
– Может, и звери, ― сказала Маша, но по ней было видно, что эта версия представляется ей наиболее неправдоподобной.
– И что ― никаких следов?
– А какие следы?
– Ну, я не знаю, ― пробормотал Хмель и посмотрел в грязное молоко тумана.
Ни черта не видно.
– Два человека, ― сказал он неуверенно. ― И чтобы никаких следов?
– Они в разное время. Сначала тятя. Мне было шесть годиков всего. Я плохо его помню. А мама ― три года назад. Осень была. Она пошла по грибы. Опят было много тот год. И не вернулась.
– А искать пробовали?
– Чего пристал? ― спросила Маша хмуро.
– Я не знаю, ― смешался Хмель. ― Понимаешь, я сам сирота. Ни отца, ни матери. Но я хоть знаю, как все было. Ехали в машине, им грузовик не уступил дорогу. А тут ― просто пропали. И никаких следов.
Маша всмотрелась в него. Вздохнула.
* * *
Завтракать сели, не дожидаясь остальных. Хмель снова оказался напротив Маши и под правой рукой у старика. Покосился опасливо на тяжелую ложку, которой дед его накануне припечатал.
Была картошка. Тушенка в жестяной банке. Пара луковиц. Хлеб, явно собственной выпечки. И никакой выпивки.
– Вы б налили, батя, ― дерзко сказал Хмель, мстя за вчерашнее унижение.
Старик воззрился на него свирепым взглядом. Хмель этот взгляд выдержал.
– У вас там сильно пьют? ― спросил старик.
– В Москве? ― уточнил Хмель.
– Зачем в Москве? Ты сам какой народности?
– Я русский.
– Не похож, ― уверенно сказал старик. ― Ты азият. Нехристь, в общем. Жил бы в Монголии своей и горя бы не знал. А тут водка и прочее греховство.
– Сами пьете, ― напомнил о вчерашнем Хмель.
– Сами местные. Нам привычно. А вам, неграм всяким, одна беда от нашей жизни.
– При чем тут негры? ― оскорбился Хмель.
– Как при чем? ― степенно ответил старик. ― В прошлый раз заместо тебя негр был.
– Здесь? ― не поверил Хмель.
– Ага. Вот тут как раз сидел, где ты сейчас.
Хмель изумился. Поднял глаза на Машу. Она молча кивнула, подтверждая. Да, точно, был здесь негр.
* * *
В середине дня вернулись Серега и Виталик. И с ними еще две машины прибыли: "Ниссан" и "Исудзу". Хорошие внедорожники. Непросто будет Хмелю от них на раздолбанном УАЗе улепетывать. Новеньких было трое. Вышли из машин, осмотрелись с любопытством путешественников, достигших места привала. Когда Хмель вышел на крыльцо, они воззрились на него ― так туристы разглядывают туземцев. Хорошая одежда у пацанов. Видно, при деньгах.
– Знакомьтесь, ― сказал им Виталик. ― Это ваша будущая жертва.
Пошутил. Но никто не засмеялся. Рассматривали Хмеля, будто примерялись, с какой стороны к нему лучше подступиться.
И Хмель вдруг вспомнил, как он с работы уходил, а все вокруг ему уже чужие были. Точно такое чувство он сейчас испытал. Он один. И он не с ними.
Вот оно, блин, одиночество зверя. Тебя загоняют, их много, и все они ― враги. Их стая, а ты один. И шансов ноль.
Его вид, похоже, охотников не впечатлил. И вообще они к Хмелю отнеслись, как к обслуге.
– Ты помоги, ― сказали ему. ― Там жратва в багажнике, в коробках. Только осторожно, там водка, не побей.
Хмель не знал, как будет правильно себя вести. Пошел к машине. Это была "Исудзу". Хмель увидел шильдик с названием модели: TROОРER.
Как это прочитать? Трупер?
* * *
― Любая охота начинается с хорошей пьянки, ― уверенно сказал жизнерадостный белобрысый толстячок.
Его круглое лицо лучилось такой безмятежностью, что не могло оставаться сомнений ― все в его жизни складывается удачно и впереди тоже все будет хорошо.
Стол в избе накрыли знатный. Нежнейшее филе красной и белой рыбы, черная икра, настоящие швейцарские сыры, водка "Русский стандарт" и французские коньяки по сто долларов бутылка. Вся эта городская роскошь забавно смотрелась в нищих интерьерах. Возможно, именно поэтому хозяев за стол не пригласили. И Хмель теперь перед собой не Машу видел, а чернявого малого, у которого брови срослись над переносицей. Чернявый порой поднимал глаза и смотрел на Хмеля, не мигая. Противно было. Неуютно как-то. Хоть пересаживайся.
– Я объясняю диспозицию, ― сказал Виталик, когда по первой паре рюмок пропустили, и уже можно было к делу перейти. ― По поводу вашей завтрашней охоты, в смысле.
Все заинтересовались.
– Есть жертва, есть охотники, ― сказал Виталик.
Охотники оценивающе посмотрели на Хмеля. Хмель криво улыбнулся.
– Жертва завтра утром уезжает. У него фора ― час времени, ― продолжал Виталик. ― Через час вы отправляетесь за ним вдогонку. Задача: догнать и застрелить.
Чернявый со сросшимися бровями снова уставился на Хмеля, будто примерялся, куда сподручнее будет стрелять.
– У него тоже есть возможность вас мочить, ― сказал Виталик.
Хмелю показалось, что сказано это было только для того, чтобы ему пилюлю подсластить.
– Он запросто может засаду устроить и шмальнуть по вам в упор. Тут кто кого, тут все по-честному.
Хороша честность ― трое на одного.
– А куда он ехать будет? ― поинтересовался белобрысый толстячок. ― Цель его ― какая?
– Цель одна: до понедельника дожить, ― веско сказал Виталик. ― Перед ним лес, беги в любую сторону.
– И где ж его искать? ― развел руками белобрысый.
– Он далеко не убежит. Тут кругом болота.
– Карта есть?
– Карту вам не дам, ― сказал Виталик. ― С картой вы быстро освоитесь, поймете, что тут где. И будете легко ориентироваться, как в каком-нибудь своем родном Марьине. А нам надо, чтобы для вас местность незнакомая была. Джунгли настоящие. Так интереснее.
Достал из кармана блокнотик, выдернул оттуда чистый лист бумаги.
– Я вам схему набросаю. Чтобы хоть какие-то ориентиры были. Мы здесь.
Поставил точку на листе.
– Приехали отсюда.
К точке провел дорогу ― линию.
– Эта дорога идет дальше в лес.
Продолжил линию.
– Это все места более-менее сухие, проехать можно. Тут воевать будете.
Обвел окружностью участок на схеме, где предполагались боевые действия.
– Сухая местность, километров десять в диаметре. Вокруг болота.
– Как на острове, ― сказал белобрысый.
– Ну, типа того, ― согласился Виталик.
– Дорога тут одна? ― спросил белобрысый. ― Уйти нельзя через болота? Только через этот хутор?
– Какие-то дороги есть, конечно, ― сказал Виталик. ― Местные их знали, как-то ездили. Только местных больше нет.
Внутри круга поставил два крестика ― на некотором расстоянии друг от друга.
– Две деревни здесь когда-то были. Дворов по двадцать. На хрен вымерли. Стоят там развалюхи. Ну, вы увидите. Здесь такая глухомань и еще болота эти ― даже дачники не селятся.
– Получается, что деваться ему тут некуда, ― вдруг сказал чернявый и окатил Хмеля разбойничьим взглядом.
– Тебе тоже, в принципе, ― огрызнулся Хмель.
Но было ему не по себе.
Потому что около часа назад, когда он этим пацанам помогал продукты из машины выгружать, в багажнике у них увидел оружие. Не пулялку какую-то, что краской стреляет, а настоящее ружье.
* * *
Хмель заметил, что чем больше пацаны эти напивались, тем чужее он им становился. Будто чувствовали, что все ближе завтрашний день, когда они начнут гонять его по лесу. Пока они балагурили на темы из своей московской жизни, были обычной публикой, пацанами из спортбара, но когда переключались на Хмеля ― куда-то улетучивалось их веселье, а во взглядах проявлялась холодная, как сталь в ночи, безжалостность охотников.
Чернявый со сросшимися бровями после прочих историй, которых множество уже поведали за столом, вдруг начал рассказывать случай из своей жизни. Он когда-то работал охранником на Черкизовском рынке, как уже знал Хмель, и кто-то там кому-то задолжал. Торговцы, в общем, не поделили что-то. Должник уехал в глухомань под город Талдом, спрятался в деревне у своей невесты, которая на том же самом рынке продавцом работала. А чернявому и двум его товарищам поручили беглеца найти.
– Ошибка была в том, что мы не рассссредототоччились, ― с трудом справился со ставшим вдруг мудреным словом рассказчик. ―Нам дом окружить ― и проблем бы не было, ― он сделал жест, показывая, как надо было окружать, зацепил рукой стакан и опрокинул его на пол. ― А мы втроем ввалились через двери. Он в окно сиганул. Мы такие с пацанами следом. Он в лес. Мы за ним. И давай его гонять! ― сказал возбужденно.
Наткнулся взглядом на Хмеля и вдруг азарт его куда-то улетучился. Улыбался, а в глазах улыбки не было. Получался оскал, а не улыбка. И совсем напрасно он историю эту вспомнил. Казалось, что и сам он уже пожалел.
Пауза затягивалась. И вроде как неловко стало всем. И в этом тягостном молчании Хмель произнес:
– А дальше что?
– Чего? ― сказал чернявый.
Изобразил непонимание.
Уж лучше бы соврал.
Сказал бы, что не догнали.
– Тебе зачем ружье? ― спросил Хмель.
– Какое ружье?
Теперь чернявый действительно не понял. Не смог так быстро переключиться. Или снова притворялся?
– Такое! ― сказал Хмель. ― Которое в багажнике твоей машины!
Чернявый молчал и смотрел на Хмеля. Соображал, видно, как сподручнее ответить, чтобы не получилось такой лажи, как с историей про беглеца под Талдомом.
Хмель повернулся к Виталику и сказал:
– Мы так не договаривались!
– Ну ты чего? ― поморщился Виталик. ― Что случилось?
– Мы так не договаривались! ― зло повторил Хмель.
Поднялся из-за стола. Ушел.
* * *
Маша в полутемном сарае доила корову. Хмель остановился в дверях, привалился плечом к косяку.
– А ты что ― в отпуске? ― спросил он.
– Да. На лето сад закрыли.
– Значит, и в прошлый раз ты тут была?
– В какой прошлый раз?
– Ну, когда здесь тоже куролесили. Когда был негр.
– А-а, да, ― кивнула Маша
– Что ―настоящий негр?
– Ага. Жуть какой черный. И матерился так, как у нас никто не матерится.
– У вас не матерятся?
– Ой, нет, у нас все матом могут. А так, как он ― никто.
– А пацаны эти были? ― махнул рукой в направлении дома Хмель.
– Виталик и Сережа?
– Я не о них, ― сказал Хмель. ― Я про охотников.
– Нет, другие.
– Ну и как? Поймали они негра?
– Нет.
– Не смогли?
– Он потерялся.
– Как это? ― насторожился Хмель.
– Не нашли его.
– А он был вообще?
– Ну, я же видела. Вот так, как ты, он тут сидел и с ними водку пил. Потом он в лес. Они его искать стали. И не нашли. Без него пришли из леса. И уезжали отсюда без него.
Убили негра ни за что ни про что.
Дурацкая песня. Дурацкий негр. А сам он, Хмель, дурак. Как он в это вляпался? Зачем?
* * *
Он видел, как его искали. Он сидел в траве под деревом, привалившись к стволу спиной, и наблюдал за тем, как сначала Виталик пошел бродить вокруг дома да заглядывать в сараи, как потом к нему присоединился Сергей, и как он сунулся туда, где был заперт пес, после чего едва успел захлопнуть перед носом кобеля дверь, чем и спасся, да и других спас, а иначе всем им тут несладко бы пришлось.
Хмель не мог взять в толк, заодно старик с этими пацанами или он отдельно. От этого зависело, как себя вести. Если старик им только ночлег предоставляет, то можно, в принципе, на него рассчитывать, а если они ему платят и он с ними как бы заодно, тогда плохо дело.
Пока Хмель терзался сомнениями и трезвел потихоньку, Виталик случайно на него набрел.
– Вот ты где! ― сказал он и в голосе его угадывалось испытанное им облегчение.
Он сел в траву напротив Хмеля.
– Чего стряслось? ― спросил Виталик и стало ясно, что будет уговаривать.
Хмель промолчал.
– Нормальные такие пацаны, ―сказал Виталик.
Хмель смотрел на грязные вечерние облака.
– Я про ружье спросил, ― сказал Виталик. ― Ну, говорит, мы же едем в лес. Как в лесу без ружья?
Посмотрел на Хмеля так, словно ждал от него ответа. Мол, согласись, нелогично это ― в лес без ружья. Не дождавшись ответа, сказал примирительно:
– Ружье я у него заберу, если ты так напрягаешься. Оставлю деду на хранение.
Вот и разрешились все проблемы, так следовало Виталика понимать.
– Тут был негр, ― сказал Хмель.
Виталик посмотрел озадаченно. Не ожидал.
– Был черномазый, ― сказал осторожно. ― Улетный парень. Матерится так, что обрыдаться можно. Бомжует по России.
– Чего его на эту игру не взяли?
– Он не захотел, ― соврал Виталик.
– Он исчез.
– Сбежал, ― все сильнее нервничал Виталик, потому что к такому разговору он совсем не был готов. ― Я же говорю, не захотел. Не понравилось ему, я думаю.
– Он здесь исчез, ― сказал Хмель, глядя на собеседника с ненавистью.
На слове "здесь" он сделал упор.
– Он сбежал, ― повторил Виталик так, будто хотел Хмеля загипнотизировать.
– В лес пошел. И оттуда не вернулся, ― сказал Хмель.
– Ушел через болота, ― прятал глаза Виталик. ― Нашел, видать, дорогу.
– А может, его в живых уже нет? ― подсказал Хмель.
– А хоть и так! ― нервно дернул плечом Виталик. ― Может, не нашел дороги. Может, он в болоте утонул. Кому он нужен, черный бомж? Кто его будет искать?
Это хорошо, что сирота, сказал в Москве Хмелю двухсоткилограммовый Жора.
Кто будет сироту искать?
* * *
Стемнело. Хмель в дом не пошел. Забрался в УАЗ, лег на заднее сиденье. Заснуть не удалось. Мысли всякие лезли в голову. Не до сна было, в общем.
Поздно ночью пришли Серега и Виталик.
– Я ружье у них забрал, ― сказал Виталик.
Теперь ты, мол, успокоился?
– Я не играю, ― сообщил о своем решении Хмель. ― Завтра возвращаемся в Москву.
– Ты что ― больной? ― сильно изумился Виталик. ― Здесь так не делают.
– А как здесь делают? ― огрызнулся Хмель.
– Люди деньги заплатили.
– Верни! ― посоветовал Хмель.
– А кто заплатит им за испорченные выходные? Четыреста километров отмахали от Москвы! Они же претензии предъявят! Кто заплатит за ущерб? Жора?
Да, Жора не заплатит. Где на Жору сядешь, там и слезешь.
– У тебя деньги есть, чтобы с пацанами этими расплатиться? ― сказал Хмелю Виталик.
– И с нами, ― добавил молчавший до сих пор Серега. ― Мы ведь тоже не мальчики туда-сюда впустую ездить.
– И Жора будет недоволен, ― сказал Виталик. ― Я тебе скажу, что с Жорой лучше бы не ссориться. У него такая злая крыша, что все отдашь.
– У меня нет ничего! ― злорадно сообщил Хмель.
Но это нисколько собеседников не обескуражило.
– Так закопают тебя, ― спокойно сказал Виталик.
Вроде бы и не угроза даже. Просто сообщил. Его дело ― проинформировать. А уж решать Хмелю.
Повисла недобрая тишина. Было слышно, как беснуется в сарае запертый кобель.
– Тут главное, чтобы клиент не предъявил претензий, ―сказал Виталик доверительно. ― Чтобы за свое бабло он удовольствие имел. Заедешь в лес подальше, машину бросишь, спрячешься ― и где тебя искать? Тут глухомань, пойми. Тут три шага за деревья сделал ― тебя не видно. Сам посмотри.
Хмель посмотрел. Лес обступил их со всех сторон. Меж деревьями плыли рваные клочья ночного тумана и казалось, что это призрачные всадники на белых лошадях перемещаются куда-то по своим таинственным делам.
– Они должны всего лишь знать, что ты здесь, ― увещевал Виталик. ― И совсем не обязательно ― чтобы они тебя нашли. Спрячься! До понедельника пересиди в укромном месте! Они уедут, у них дела, у них работа, они тут сидеть не будут. Тогда ты выйдешь.
Жора денег обещал. Сто тысяч. Если он обставит этих чертовых охотников. В принципе, Жора может и надуть. Скажет, что типа прикололся просто. Ну так хотя бы расстанутся без предъявления претензий.
– Хороший вариант! ― сказал Виталик и ободряюще потрепал плечо Хмеля. ― Ты пойми, что мы не враги тебе, и пацанам тем ― тоже. Мы между вами. Нам с Серегой надо игру обеспечить. И зачем нам головная боль? Вы сыграли, вы разъехались ― и у Жоры к нам никаких претензий.
* * *
Маша вышла из дома и направилась к сараю. Наверное, хотела выпустить на ночь сторожевого пса. Хмель коротко свистнул. Маша вздрогнула от неожиданности, обернулась.
– Фу ты! ―сказала. ― У меня сердце порвалось!
Подошла ближе. Хмель сидел в машине, распахнув дверь.
– Чего в дом не идешь? ― спросила Маша. ― Там все спят уже.
Хмель в ответ пожал плечами.
– Скажи, ― попросил он. ― Тут в лесу есть, где спрятаться?
– От кого? ― серьезно спросила Маша.
– От этих. От охотников.
– А-а, от них, ― протянула Маша беззаботно. ― От этих запросто. Городские, они лес не знают.
– А от кого нельзя? ― заинтересовался Хмель, потому что что-то почудилось ему в Машиных словах.
– От кого? ― эхом отозвалась Маша.
И лицо у нее точно такое сделалось, как у чернявого недавно. Когда Хмель у него спросил, что такое они с беглым торговцем сотворили, чернявый глупо так ответил: "Чего?" И было видно, что не все сказал чернявый.
– Кто тут есть еще? ― спросил Хмель тихо и сердце у него сжалось, потому что он увидел, как Маша дрогнула. ― Они убили негра?
– Кто? ― прятала Маша глаза.
– Тот, от кого не спрячешься, кто знает этот лес, ― наугад продирался к пугающей истине Хмель.
– Ты о ком?
– Кто здесь живет? Ведь ты знаешь! Почему не говоришь? Негр пошел! И негр пропал! Ты же знаешь, где он?
– Нет!
– Но ты догадываешься?
Замотала головой. Она очень хотела, чтобы он отстал. Но он не отставал, потому что не знать ― это очень страшно.
– Что я тебе плохого сделал? ― увещевал девушку Хмель. ― Почему отказываешься мне сказать?
– Ты не поймешь.
– Почему?
– Тут нет никого.
– Это неправда!
– Да, неправда, ― поспешно согласилась Маша.
Она была в смятении.
– Я не знаю, как тебе сказать. Как объяснить. Тут нет живых. То есть может быть они живые ― я не знаю. Но это как призраки. Понимаешь?
– Нет.
– Они здесь живут… Ну, не живут… Они здесь ходят…
– Кто?
– Я не знаю.
– Но это люди?
– Может быть. Они выглядят, как люди.
– Ты их видела?
– Да!
– Сколько их?
– Я не знаю.
– Что ты заладила: "Я не знаю!", ― сказал Хмель, осерчав. ― Ты видела ― сколько?
– Двоих.
– Когда?
– Года три назад.
– Тьфу ты! – сказал Хмель и страх мгновенно ослабил свою хватку.
Он перевел дух. Чертова девчонка! Курица безмозглая!
– И еще когда маленькая была, ― продолжила Маша и вздохнула судорожно. ― Тогда он был один.
– Кто? ― насмешливо осведомился Хмель.
– Этот… которого я видела…
– Он кто? Грибник? Или беглый каторжник? ― все так же насмешливо спросил Хмель.
Маша замкнулась. Хмель понял, что переборщил.
– Не обижайся, ― попросил он.
– Я же сказала ― ты не поймешь, ― с досадой произнесла Маша.
Кажется, она уже сильно пожалела о том, что поддалась на уговоры.
– При чем тут эти люди, если ты их видела три года назад? ― мягко сказал Хмель. ― А негр пропал не три года назад, а на прошлой неделе.
– Они здесь всегда. Понимаешь?
– Кто?
– Кто остался в лесу. Они и три года назад тут были. И двадцать лет назад. И сейчас они есть. Они всегда. Ты смеешься и не веришь, потому что ты здесь не живешь. Кто не здешний, тот ни за что не поймет. Я девчонкам на работе тоже про это не рассказываю. Это такой у нас ужастик местный. Про тех, кто на болотах. Я не знаю, как тебе сказать ― они живут там, или они вовсе не живые. В общем, они там есть.
– Это призраки?
– Тебе какое дело ― как их называть? ― поморщилась Маша, потому что не это было главное сейчас. ― Они здесь. Они рядом. И не дай бог с ними встретиться лицом к лицу.
– Почему?
– Потому! Пропадешь!
Пропадешь ― знакомое было слово.
– Ты говорила, что родители твои пропали! ― насторожился Хмель.
– Да! ― скорбно отвечала Маша.
– Так ты думаешь, что их эти…
Хмель запнулся, не зная, какими словами продолжить фразу… Убили? Забрали с собой? Утащили в болото?
И снова Маша ответила коротким "Да!"
– В общем, легенды такие местные, ― пробормотал Хмель. ― Народные сказания.
– Тут ведь люди пропадали, ― сказала Маша. ― В прежние времена, пока деревни были.
– И тоже без следа?
– Ну!
– Может, в болоте утонули? ― предположил Хмель.
– Ты все хочешь объяснить, ― сказала Маша. ― Но есть такое, что объяснить нельзя. Про этих, которые на болотах, знаешь, что говорят? Что это мертвые солдаты. Тут их знаешь сколько? И наших, и немцев. До сих пор по всему лесу черепа до кости. Их тут тыща! Или вовсе даже миллион! И никто не хоронил. И вот они бродят тут по лесу, как неприкаянные.
– Ты сама-то в это веришь?
– Мне дед говорил.
– А сама ― веришь? ― повторил свой вопрос Хмель.
– Я же говорю: так пытались объяснить. И что получилось? Что некоторые вещи объяснить нельзя. Они есть, но не понятно, что это такое.
– Значит, веришь, ― определился Хмель.
– А как же мне не верить, если я видела? ― пожала плечами Маша. ― И они были в форме.
– В какой форме? ― не понял Хмель.
– Солдаты.
Хмель не нашелся, что сказать на это, а Маша продолжала:
– И дед мой видел в форме. Это немцы были.
– Когда? ― уточнил Хмель.
– Давно. Когда он был мальчишка.
– И это точно были немцы?
– Ну да, ― спокойно ответила Маша.
Что же, мол, тут особенного?
– И ты видела немцев?
– Нет, я видела наших. Я думаю, что наших. Зеленая такая форма. Как по телеку показывают.
У атеиста с верующими точек соприкосновения немного. Два несоприкасающихся мира. И тяжело понять друг друга. Практически невозможно. Потому что в одном мире знают, что бог есть, в другом ― что его точно нет. Попробуй тут договорись.
– Призраков не бывает, ― сказал Хмель.
Вряд ли он ее сможет убедить. Для себя, наверное, сказал.
– Пойдем, ― предложила Маша.
– Куда?
– Пойдем-пойдем, ― поманила девушка и пошла в лес, но остановилась и спросила:
– У тебя фонарь есть?
У Хмеля не было, но в машине был.
– Есть, ― сказал он.
– Возьми с собой.
Они не так уж далеко от дома отошли. Сначала идти было легко, а потом кочки начались и Хмель упал.
– Осторожно надо, ― запоздало сообщила Маша. ― Сюда свети.
Хмель подошел, посветил Маше под ноги. В сырой земле отпечатался след подошвы. Не очень свежий, но вполне отчетливый.
– Это что? ― спросил Хмель.
– Это они, ― шепотом ответила Маша.
– Кто?
– Тот, кто живет на болотах. Они сюда приходят.
– Зачем?
– Я не знаю. Подглядывают.
– Это люди, ― попытался Хмель заглушить вновь проснувшийся в нем страх.
– Какие люди? Это военная какая-то обувь.
Хмель непроизвольно глянул на свои ботинки. Маша его взгляд перехватила.
– Ни у кого здесь нет таких сапог, ― сказала она. ― И в прошлый раз тоже не было.
Присматривалась, значит. Эксперимент не подтвердил догадки.
– Когда ты этот след нашла? ― спросил Хмель.
– На прошлой неделе. Это не я. Это Малыш.
– Какой малыш?
– Собака наша. Днем лаяла, но мы ее в сарае запираем. А когда мы выпустили, она сюда побежала. Я за ней пришла. И увидела.
– И след был свежий?
– Да. Того дня. Малыш почуял. И они ушли.
Хмель повернул фонарь, пытаясь отыскать и другие следы, и испугался, увидев россыпь черепов. Он дара речи лишился. Стоял и смотрел, потрясенный.
– Дед, если где находит кости ― он хоронит их, ― сказала Маша. ― Он говорит, что надо хоронить, чтобы они здесь не ходили. Это то, что он еще не успел. Самое последнее, что из леса принес.
И только теперь до Хмеля дошло, что за странные кочки вокруг. Могилы это. Здесь неприкаянных солдат захоронена тьма ― тьмущая.
* * *
― Твой дед ―он с этими? ― спросил Хмель.
– С какими? ― не поняла Маша.
– Он с Серегой и Виталиком заодно? Почему они у вас останавливаются перед игрой? Договорились с твоим дедом?
– Да. Тут больше негде, никого вокруг.
– Деньги платят деду?
– Платят.
На деда нет надежды. Хотя попробовать бы …
– Дед мне поможет в случае чего? ― спросил Хмель.
– В случае чего?
– Если я завтра откажусь играть. А эти меня заставлять будут.
– Я не знаю, ― замялась Маша.
Хмель вздохнул.
– Ты ему не глянулся, ― сказала Маша.
– Деду?
– Да.
– Почему?
– Он говорит, что ты пропойца.
– Чья бы корова мычала! ― сказал Хмель.
– Тебе не надо это делать, ― произнесла Маша тихо.
– Водку пить?
– Я не про водку, ― качнула головой. ― Ты не ходи в лес. Пропадешь.
– Да я в эту всю фигню не верю! ― отмахнулся Хмель.
– Ты просто первый раз здесь. А так подумай: почему никто тут жить не хочет? Дурная слава потому что.
– Дед твой живет, ― напомнил Хмель. – И ничего.
– Он их хоронит, ― сказала Маша тихим голосом. ― Потому, может быть, они его не трогают.
* * *
С приближением рассвета Хмель осмелел. Ночью было тошно, по черному лесу бродили призрачные существа ― то ли клочья тумана, то ли деревья в том тумане можно было за призраков принять, и только под утро вся эта чертовщина рассосалась и Хмель немного успокоился, хотя и было мерзко. То ли от утренней сырости, то ли от пережитых страхов Хмель ощущал озноб, дрожь пробегала по нему волнами. Но он уже решился на побег. Главное ― добраться до трассы. Там он машину бросит и дальше поедет на попутках. А УАЗ пацаны найдут, никто его потом в угоне обвинять не будет. И вообще никто ему претензий не предъявит. Не найдут его в Москве. Даже если очень захотят. Как его вычислишь? Он к Жоре пришел по рекомендации Ильи. Что о нем знает Илья? Где Хмель живет ― не знает. Работа? Знает, что агентство рекламное. Какое? Где? Тут никаких концов. Да Хмель уже там и не работает. Все шито-крыто. Ну, нельзя будет в спортбаре появляться больше. Жаль, конечно, там прикольно и там как завсегдатаю порой спиртное отпускали в кредит ― но это Хмель как-нибудь переживет. Башка своя дороже.
* * *
Ключ был в замке зажигания. Хмель завел машину. В предрассветной тишине шум двигателя казался оглушительным ревом. Хмель включил фары и рванул машину с места. Он ожидал погони и хотел уехать как можно дальше от хутора, чтобы иметь фору по времени. На залитой водой дороге машина стала рыскать и в какой-то момент Хмель едва не врезался в дерево. Это заставило его вспомнить об осторожности. Без машины ему придется туго. Пешком он будет выбираться из этой глухомани до следующей ночи.
Машина ухнула в очередную яму, подняв фонтаны грязной жижи. Лобовое стекло заливало водой. Хмель включил дворники. Скорость он не сбрасывал. Свет фар метался вверх-вниз, вправо-влево, потому что машина вела себя, как необъезженный жеребец. В следующей глубокой яме УАЗ развернуло и Хмель остановил машину. Лес вокруг был черным и безжизненным. Погони не было. Хмель заглушил двигатель, распахнул дверь и долго вслушивался. Тишина. Никто за ним не гнался. Но он не успокоился и, когда поехал дальше, по-прежнему спешил, потому что лес казался ему враждебным, и он хотел отсюда выбраться как можно скорее.
Дорога вела его. Кое-где встречались ответвления, но Хмель выбирал ту, которую считал главной, рассудив, что к трассе его выведет наезженная дорога, которая выглядит так, будто ею пользуются чаще, чем любой другой.
Он заподозрил неладное, когда наткнулся на поваленное дерево. Оно лежало поперек дороги и можно было догадаться о том, что упало дерево не вчера, а намного раньше, и это означало, что ни вчера, ни позавчера машины по этой дороге не проезжали, и не здесь, следовательно, ехал от трассы Хмель. И к трассе путь другой какой-то. Стараясь не паниковать, Хмель смог развернуть машину на крохотном пятачке, поехал обратно, и вот тут он испугался, представив, как нос к носу столкнется со спешащей вслед за ним погоней. Он настолько явственно это себе вообразил, что стало худо. Он гнал по дороге, где-то поворачивал, порой заезжал в тупик, ему приходилось возвращаться, и он уже понимал, что заблудился. В любой момент мог выехать к оставленному им хутору.
Уже рассвело. Солнце еще не взошло, но небо стало светло-серым и лес перестал казаться сплошной стеной мрака, а распался на отдельные деревья, хотя по-прежнему выглядел пугающе.
Дорога, по которой ехал Хмель, местами заросла кустарником, через который он продирался, зло матерясь ― пытался так заглушить свой страх, потому что понимал, что здесь давным-давно никто не ездил, и когда отчаяние стало столь невыносимым, что хоть плачь, он вдруг выехал на разбитую, жижей залитую дорогу, и испытал такой восторг, какой уже давно ему испытывать не доводилось. Эта дорога была широкая и она была проезжая, и Хмелю показалось даже, что он ее узнал ― уж не по ней ли он от трассы ехал? Надо было только сообразить, налево ему теперь или направо. Вот тут заминка. Чисто лотерея. Придется положиться на судьбу. Налево.
Он прибавил скорость, понимая, как много времени потерял. Стало уже совсем светло.
– Норрррмально! ― рычал Хмель, взбадривая себя криком, как в древности это делали воины, сближаясь с врагом.
И впереди вдруг посветлело. Лес поредел. Можно было предположить, что там будет трасса. Хмель газанул, УАЗ почти не прибавил в скорости, но шустрее завращал колесами, расшвыривая грязь, и выплыл глиссером на свободную от деревьев опушку.
Одна-единственная улица, десятка два домов, у многих крыши провалились, ни в одном из окон стекол нет, все заросло травой, и ни единого нет человека. Мертвая деревня. Про нее, наверное, Виталик и рассказывал. Хмель хотел отсюда убежать, а попал в самое пекло, получается.
* * *
Деревня давно была необитаемой. Вымахавшей по колено травой заросло все вокруг, зеленые стебли пробивались даже сквозь сгнившие доски разбитого крыльца у дома, к которому вышел Хмель. Через провал в крыше видно небо. Пахнет плесенью. Тихо, слышно лишь, как гуляет по верхушкам деревьев ветер. Хмель вошел в дом, не без труда вскарабкавшись по сломанному крыльцу. А по дому не походишь, давным-давно кто-то разобрал пол, одни только опорные балки остались.
Хмель вернулся к выходу. Задержался в дверном проеме, примеряясь как бы ему ловчее ступить на раскуроченное крыльцо, и вдруг увидел, что разлом одной из досок совсем свежий. Он не помнил, под его ногой сломалась эта доска, когда он входил в дом, или так и до него было, да он не заметил просто. Насторожившись, метнул взглядом по сторонам. Нет никого. И никаких следов. Но это его не успокоило. Побежал к машине, испуганно озираясь, будто ожидал, что вот-вот кто-то бросится ему наперерез.
Никого не было. И тихо по-прежнему вокруг.
* * *
Дорога была наезженная. Тот, кто в предыдущие выходные забавлялся здесь, здорово разбил раскисшую дорогу, и следов колес было там так много, что Хмель не опасался, что его смогут вычислить.
Почти наверняка дорога эта вела ко второй заброшенной деревне. Хмель туда не рвался, понимая, что обе деревни его преследователи непременно посетят. Ему нужен лес, место поглуше, где можно весь этот кошмар пересидеть. Хмель знал, что на самом деле ему не отсиживаться надо, а выбираться отсюда, и чем дальше, тем лучше, но его ночные метания по лесу, когда он заблудился, так его напугали, что он о повторении такого опыта не помышлял.
В одном месте идущая через лес дорога очень удачно раздваивалась: лужа разлилась огромная, как пруд, ей конца и края не было, и если здесь свернуть, следов не останется. Хмель повернул. Дорога была уже, чем та, по которой он до этого ехал, и можно было надеяться, что впереди никакой деревни не окажется, сейчас Хмель очень боялся выехать к жилью.
Местность здесь была заболоченная. Сухие участки уже почти не попадались. Машина продиралась через хлябь и пару раз Хмель выкарабкался из грязевых ловушек только чудом, как ему показалось. Деревья здесь росли не так густо, лес сильно поредел, и, кажется, где-то близко начинались настоящие болота. Хмель остановил машину и заглушил двигатель.
Было тихо. Только кричали где-то птицы, да ветер шумел.
Здесь хорошо. Здесь можно отсидеться. Хмель оставил машину, чтобы осмотреть окрестности. Травы почти не было, зато было много мха. Он пружинил под ногами, а оставляемые ботинками следы быстро наполнялись влагой.
Хмель поднялся на небольшой взгорок, одно из немногих сухих мест здесь. Сел и осмотрелся. Видно далеко, деревья редкие. И сам он на виду, но это его сейчас не тревожило. Попробуй к нему подкрадись. Да и нет здесь никого поблизости.
Если бы он прошел вперед еще шагов двадцать, он увидел бы следы чужой обуви на мху. Совсем свежие следы. Но он сидел на взгорке и наслаждался чувством безопасности, приятным и сладким, как грезы.
* * *
Очень скоро Хмель услышал шум. Где-то далеко ревел двигатель машины. Наверное, внедорожник преследователей штурмовал очередную лужу без конца и края. Хмель мысленно похвалил себя за то, что догадался забраться в эту глушь. Сюда никто не придет пешком, сюда можно только на машине добраться, и он сможет определить по звуку, насколько далеко находятся его преследователи.
Шум удалялся, потом и вовсе стих.
Пускай ищут. Лес большой.
В наступившей тишине Хмель вдруг услышал слабый всплеск. Будто рыбка мелкая по воде хвостом ударила. Но какая рыбка в болоте? Хмель обмер, вслушиваясь в тишину. Ничего. Но он уже растревожился. Поднялся и стоял в нерешительности: то ли к машине отступить, то ли для собственного спокойствия пройтись окрест, чтобы убедиться в том, что никого здесь нет.
Но его отвлек вновь им услышанный звук автомобильного двигателя. Сначала он был далеко, потом стал приближаться, все ближе, ближе, потом двигатель умолк, но стали слышны крики. Кричали громко. Хмель занервничал. Шум не прекращался. Будто перекрикивались люди там, в лесу. И совсем не далеко. Может, посмотреть? Хмель решился.
Он пошел пешком, ориентируясь на звуки. Не сворачивал, даже если на его пути оказывалась лужа. Он шел через нее и громко чавкала под его ногами грязь. Не боялся, что его услышат, потому что там, впереди, по-прежнему сильно шумели. Но прежде, чем увидеть людей, Хмель увидел дома. Деревянные избы угадывались за частоколом деревьев. Деревня? Хмель пригнулся, словно его от домов могли увидеть, и побежал вперед, теперь стараясь не производить шума. Да, деревня. Кажется та самая, в которой он недавно побывал! Он неприятно удивился сделанному им открытию. Улепетывал по лесу на машине и думал, что забрался очень далеко, а сам едва ли не круги вокруг деревни наматывал.
Хмель увидел чернявого. Тот крался вдоль стены полуразрушенного дома, замер под окном, чиркнул чем-то, будто спичку зажигал, бросил в окно. Внутри дома громко хлопнуло. Похоже на петарду. Чернявый споро вскарабкался, замер в оконном проеме и заорал во всю силу своих легких:
– Тут чисто!
– И у нас! ― ответили ему откуда-то из-за дома.
Зачистка, типа. Наверное, они все-таки ищут Хмеля. Решили, что он рано утром уехал прятаться от них, чтобы иметь фору. То, что он пытался попросту сбежать, им не пришло, похоже, в голову.
Хмель упал за дерево и наблюдал за происходящим из своего укрытия.
Чернявый продолжал обследовать дома, постепенно удаляясь. Чуть позже Хмель и двух других увидел: белобрысого толстячка и его приятеля. Метались меж домов и возбужденно перекрикивались. Хмель решил к деревне не приближаться, чтобы не оставлять следов.
Спустя время зашумели двигатели машин. Поехали. Закончилась зачистка. Хмель взглянул на часы. Половина второго. Интересно, они вторую деревню уже обследовали, или только еще туда отправились? Если у них в планах вторая деревня, они пробудут там до четырех или пяти. Плюс время на обед или на ужин, должны проголодаться, пока по лесу мечутся. А там уже сумерки, они по темноте долго шнырять не будут. И получается, что сегодняшний день Хмель, в принципе, пережил.
Приободренный, он пошел назад, к машине. Ориентировался по собственным следам, только теперь лужи обходил, потому что никуда не спешил. Одна лужа была огромная. Он, обходя ее, принял сильно вправо, и вдруг наткнулся на следы. Ровная цепочка отпечатков чьих-то ботинок нарушала изумрудную красоту мягкого мха. Человек шел в ту сторону, куда направлялся Хмель. И не так уж давно это случилось, судя по всему. Но не столько это испугало Хмеля, сколько то, что знакомый отпечаток был. Грубый рисунок рифленой подошвы. Один к одному с тем, который Маша Хмелю показывала возле хутора прошедшей ночью. Тот, что возле черепов.
* * *
Хмель пошел следом и обнаружил вдруг, как он сильно трусит. Следы вывели его к тому взгорку, на котором он недавно отдыхал, но не поднимались на взгорок, а огибали его, вели к воде и там исчезали. Грязная болотная вода была впереди, ей не видно ни конца, ни края, деревья редкие стоят, и чем дальше, тем тех деревьев меньше, и там, кажется, уже настоящее болото. Неведомый путник шел-шел по сухому, потом без раздумий шагнул в воду, словно ему было все равно, где ходить, и исчез, не оставив следов.
Хмель мрачно смотрел на недвижимую гладь воды. Ему казалось, что он попал в ловушку. Здесь страшно было оставаться, но и уезжать нельзя, потому что звук двигателя его выдаст.
Вернулся к машине и обошел ее кругом, страшась и здесь увидеть чужие следы. Не было следов. Но спокойствие к нему так и не вернулось. Он обыскал машину. Нашел заводную ручку. Стальную, увесистую. Пригодится в случае чего. Еще нашел завалившийся за сиденье пакет с сухарями. Сухари он сразу съел, потому что уже чувствовал, что голоден.
В машине Хмель не решился оставаться, потому что из нее он не мог обозревать окрест все триста шестьдесят градусов, и вернулся на взгорок, прихватив с собой спасительную железяку.
Страх начал было его понемногу отпускать, но счастье не продлилось долго. Солнце клонилось к закату, небо стало сереть, и в лесу прибавилось тревожных темных красок. Деревья превращались в пугающие тени, болотная ряска на воде из зеленой постепенно стала черной, и Хмель вдруг осознал, что ему предстоит провести ночь в этом лесу ― он испытал смятение.
По-прежнему нельзя было отсюда уезжать. Он слышал, как мечутся по лесу его преследователи, им надо было дождаться, пока они вернутся на хутор для ночлега или хотя бы успокоятся где-то здесь, в лесу.
Смеркалось. Многие предметы, особенно те, что находились далеко, виднелись неотчетливо, и порой принимали пугающие очертания. Хмель подолгу в них всматривался, прежде чем понимал, что это не притаившийся человек, а какой-нибудь замшелый пень, к примеру. Еще его тревожили звуки. Какой-то краткий всплеск, и снова тишина. Он всякий раз вздрагивал от этого. И так повторялось много-много раз, пока до него вдруг не дошло, что эти всплески вроде бы происходят в одном и том же месте, и это его сразу насторожило. Он решил проверить, что там такое. Для собственного спокойствия.
Пошел туда, где недавно слышался всплеск. Там была вода и дерево поваленное. Хмель почему-то сильно испугался, убавил шаг и нервно сжал в руках свою спасительницу ― железяку. Шел все медленнее. Что-то там было. Или кто-то. Он не видел, но ощущал. Всплеск. И вдруг из-за дерева, из-под воды, как показалось Хмелю, поднялся мокрый, в водорослях кто-то, с черным лицом, ужасный, Хмель заскулил, попятился, у него отнимались ноги и он их с трудом переставлял, как в страшном сне, когда пытаешься бежать, но ничего не получается. Болотный упырь рванулся к нему, Хмель развернулся, побежал, упырь за ним, было слышно, как чавкает вода под его ногами. Хмель мчался к машине в безумном желании спастись, добежал до УАЗа, но даже дверцу не успел открыть. Упырь вдруг нанес удар такой силы, что Хмель впечатался в металл и сумерки вокруг в одно мгновение превратились в ночь.
* * *
Хмель очнулся оттого, что ему стало больно. Он заворочался и вдруг его принялись душить. Рванулся, но шею сразу же будто обручем сдавили, он захрипел, забился, а в следующий миг получил увесистый удар в лицо, почувствовал, как ослабла хватка на его горле и услышал злой голос:
– Не двигайся! Сам себя задушишь!
Хмель открыл глаза и близко-близко увидел упыря. Лицо землистого оттенка, глаза красные, в бороде и на голове грязные водоросли перемешались с волосами. Вид упыря был жуткий.
– Если дернешься ― сам себя задушишь, ― повторил упырь.
Хмель уже немного разобрался. Он был связан. Руки заведены за спину и крепко скручены. Ноги тоже скручены, и на шее что-то чувствуется. Когда подогнутые ноги Хмель попытался распрямить, удавка на его шее затянулась. Он был беспомощнее младенца в этот час.
– Фамилия? Имя? ― быстро произнес упырь.
От растерянности и испуга Хмель не сразу сообразил, что надо так же быстро отвечать. Замешкался с ответом. Упырь потянул за шнур, удавка затянулась, Хмель захрипел, попытался запоздало ответить, но, кроме хрипа, ничего нельзя было разобрать. Упырь ослабил удавку.
– Хм, ― захлебнулся Хмель, жадно захватывая воздух. ― Хм… Хмельницкий… Ал… Александр…
– Где живешь?
– В Москве.
Упырь рванул удавку. Хмель забился.
– Подумай! ― посоветовал упырь.
Вроде как с угрозой.
– В Москве! ― запаниковал Хмель.
Дурные предчувствия не обманули его. Удавка сдавила горло сильнее.
– Подумай! Может, другой какой город? Откуда ты?
– Ека… Ека… Екатерин… бург!
Ослабла удавка.
Хмель смотрел на своего мучителя со страхом. Он вдруг подумал, что упырь о нем знает многое. Неправдоподобно много.
– Воинское звание! Часть! Должность! ― требовательно произнес упырь.
Хмель изумился так, что позабыл о необходимости отвечать сразу и без запинки.
Рывок удавки. На этот раз удушение длилось долго, в глазах Хмеля полыхнуло кроваво-красным, и когда он уже почти отключился, в лицо ему плеснули водой. Он очнулся. Пережитый кошмар приближающейся смерти лишал его последних остатков самообладания. Очень хотелось жить.
– Я спросил! ― напомнил упырь мрачно.
– Я не служил! Я штатский! Я гражданский! Я по рекламе! Я даже не рядовой!
– Откуда ты? Часть! Или ты мент?
– Нет-нет! ― поспешно открестился Хмель, будто его обвинили в чем-то совсем уж предосудительном.
– Документы на машину ― где?
– На какую машину?
– На которой ты приехал.
– Я не знаю.
– Как это? ― неприятно удивился упырь.
– Я угнал ее! ― поспешно сообщил Хмель, осознав, что его сейчас задушат.
– У кого?
– У пацанов! Тут пацаны! Они из фирмы!
– Что они тут делают?
– Игра! ― с готовностью доложил Хмель.
Упырь молча сверлил его взглядом. Кажется, ответ Хмеля его озадачил.
– Такая игра! ― затараторил Хмель. ― В войнушку как бы! Я убегаю, пацаны догоняют! Мне надо спрятаться, чтобы не нашли! А они гоняются за мной! Потому что, если меня поймают, они победили!
– Сколько здесь людей? ― спросил упырь.
Хмель с готовностью ему рассказал. Внешность описал. Сказал, сколько задействовано автомобилей и какие. Рассказал, где они провели предыдущую ночь. Тогда пришлось упомянуть и про хутор, и про его обитателей. Еще упыря интересовало оружие. Хмель с чистым сердцем сообщил о том, что охотятся за ним как бы понарошку, что у охотников должны быть такие штуки, которые пуляют шариками с краской, и самому Хмелю такую обещали выдать, да он сбежал.
– Зачем? ― быстро спросил упырь.
– Я им не верю, ― брякнул Хмель.
– Почему?
Хмель уже готов был рассказать о несчастном негре, который где-то здесь пропал неделю тому назад, и о том, что подозревает в жестокой расправе тех якобы охотников, которые на самом деле охотились всерьез, но осекся, с ужасом осознав, что убийца негра, вполне возможно, сейчас как раз и находится перед Хмелем. Заминка эта не ускользнула от внимания упыря. Тянуть с расправой он не стал. Схватился за удавку, Хмель снова увидел красное и начал умирать, и уже почти что умер, но упырь все-таки дал ему еще шанс. Хмель захлебывался и кашлял.
Надо сказать про негра. Какая к черту разница?
– Тут был негр, ― прохрипел Хмель.
Взметнулась бровь упыря. И прилипшая к его лбу болотная тина тоже пришла в движение.
– Он играл, ― сказал Хмель. ― На прошлой неделе. Убегал, как я. Они его убили.
– Кто?
– Эти пацаны, которые охотниками были.
– Зачем?
– Это они говорят только, что игра. Что охотятся, и им надо всего лишь догнать. А они на самом деле убивают.
– Зачем? ― повторил вопрос упырь.
– Уроды потому что. Это круто типа ― убить и чтобы ничего за это не было. Кто-то на уток охотится, кто-то на волков, а эти ― на людей.
– А теперь, получается, ты вместо негра?
– Ага, ― горько признал Хмель.
– Что-то я не понимаю. Если ты знал, что убивают…
– Я не знал! Мне сказали, что игра! Что можно денег заработать! А про негра мне сказали уже здесь!
– Кто?
– Маша.
Хмель рассказал про Машу с хутора и про негра ― все, что знал. Непонятно было, поверил ли упырь в то, что Хмель даже не подозревает о том, что негра запросто мог сам упырь убить. Да упырь об этом сильно и не задумывался, похоже. Он из-под своей грязной измочаленной одежды вдруг достал штык-нож.
– Не надо! ― рванулся Хмель.
Удавка затянулась. Он забился, затягивая удавку все сильнее. Полыхнуло красным, началась агония.
* * *
Упырь не дал умереть Хмелю. Окатил водой. Пока Хмель приходил в себя, его мучитель резал на куски толстенную веревку, которую нашел в машине. Он орудовал штык-ножом с ловкостью мясника. Хмель ужасался, наблюдая.
Обрезками веревок упырь привязал Хмеля к дереву так крепко, что невозможно было пошевелиться. В рот затолкал кляп, какую-то тряпку, от которой разило бензином.
– Шуметь будишь, я убью! ― предупредил упырь.
Ушел, шагая так мягко, что его не слышно было, и он словно растворился в ночи.
Уже стемнело. Верхушки деревьев еще угадывались на фоне неба, но уже вот-вот все должна была поглотить непроглядная тьма.
Хмель попытался высвободиться. Безрезультатно. Он обречен. Когда вот так, без церемоний обходятся, тогда в живых оставить не планируют.
Убили негра ни за что, ни про что.
Хмеля убили ни за что, ни про что.
С ним такое случиться не может. Он не негр. Он Хмель. Он белый. Он хороший. Он сирота, но это ничего не значит. Он будет жить. Он должен жить. "Сирота ― это хорошо". Мамочка моя, зачем ты умерла! Если бы ты была жива, Хмель бы сейчас здесь не оказался. И тут другой какой-то был бы негр. Хмель о нем и знать бы ничего не знал. Жил бы в своем Екатеринбурге, далеко-далеко от этих страшных мест и от упыря с красными глазами. Почему у него красные глаза? От крови? Мамочка, это от крови у него!!! Зачем ты умерла, родная моя мамочка?! Зачем оставила Хмеля сиротой?!
* * *
Упыря не было долго. Он появился внезапно, в полной тишине. Вдруг вынырнул перед Хмелем прямо из темноты. Хмель испугался и забился, но закричать не смог ― кляп был во рту.
Упырь остановился перед ним. В одной руке держал какой-то узел, в другой бутылку. Из бутылки отхлебнул. Хмель смотрел со страхом. Упырь снова отхлебнул. Сейчас Хмелю показалось, что он в темноте разглядел, что это за бутылка. Коньячная. Такой коньяк, какой они позавчера пили на хуторе. Упырь, похоже, был сильно нетрезв. Качало его. С добычей, стало быть, вернулся. Охота удалась.
– Смотри сюда! ― сказал упырь.
Точно, пьяный.
Полез в свой узел.
– Ты его знаешь?
Сунул под нос Хмелю то, что из котомки своей достал.
Это была голова. Того белобрысого, который участвовал в охоте. Упырь держал голову за волосы. Ничего более ужасного в своей жизни Хмель до сих пор не испытывал. Он обмяк и повис на веревках, которыми был привязан к дереву.
– Тоже вроде негра получился, ― пробормотал упырь.
Это он о белобрысом, наверное, сказал.
Бросил голову на землю. Получилось, что к ногам Хмеля. Хмель пытался смотреть куда-нибудь в сторону, но не смог себя пересилить, все время взгляд возвращался к страшной этой голове. Он не выдержал, взвыл, забился, умоляя его пощадить или хотя бы освободить от созерцания этой жути.
Упырь смилостивился, пнул голову, словно это был мяч, и голова откатилась в сторону.
* * *
Этой ночью упырь не убил Хмеля. Достаточно, наверное, ему было крови белобрысого. Напился.
– Ты не шуми, ― посоветовал мрачно упырь. ― А не то будет, как с этим вот.
Он показал на голову.
Оставив Хмеля привязанным к дереву, упырь ушел. В темноте было не видно, что он делает. Хмелю показалось, что упырь устроился на ночлег в машине. Стало тихо. Никого вокруг. Только страшно белеет на земле мертвое лицо.
Хмель извелся за ночь. Силы его оставляли. Невозможно было пережить ожидание собственной смерти и он медленно сходил с ума.
Когда занялся рассвет, стало еще хуже. Голова ужасная видна отчетливо. И жизнь стала короче на целую ночь. В этот день он наверняка умрет. И жизни, значит, в запасе почти не осталось.
* * *
С рассветом появился упырь. Он отхлебывал коньяк из бутылки и кашлял. В груди у него клокотало, словно варилось там, внутри него, какое-то варево ужасное. Он подошел, посмотрел на голову, потом на Хмеля взгляд перевел, словно примерялся, не пора ли уже и тому голову отрезать. Страшный взгляд был, красные глаза. Он так и не успел ничего придумать, потому что они одновременно с Хмелем услышали шум. Это автомобили ехали через лес. Сначала были далеко, потом приблизились. Смолкли где-то в той стороне, где была деревня. Крики. Такие громкие, что даже здесь их было слышно. Упырь побежал в ту сторону. Бежал пружинисто и был похож на зверя. Он был своим в этом глухом лесу. Словно родился здесь. Может, он и есть один из тех, про кого рассказывала Маша?
Тот, кто живет на болотах.
Не ходи, сказала Маша, пропадешь.
Пропал.
* * *
Упыря долго не было.
Вернулся без добычи.
Шел быстро, почти бежал. Часто оглядывался, будто ожидал погони.
– Они его ищут, ― сказал Хмелю и кивнул на голову несчастного белобрысого.
– Кто? ― спросил Хмель одними глазами, потому что рот его был заткнут кляпом.
– Эти, про которых ты рассказывал.
Хмель смотрел на него со страхом. Он был единственным свидетелем происшедшего. Поэтому умрет. Он ждал смерти.
– Ты мне скажи! ― потребовал упырь. ― Ты мент? ― выдернул кляп.
– Нет!
Хмель перекрестился бы, если бы мог.
– Ты тут зачем? ― спросил упырь.
Действительно, зачем? Самому себе Хмель сейчас не смог бы ответить.
– А они? ― спросил упырь. ― Зачем вы все здесь?
Он приблизил свое лицо к Хмелю. Хмель зажмурился от ужаса. Боялся смотреть в эти красные глаза.
– Ты мне все соврал! ― шипел упырь. ― Игра! Ты прячешься! Они ищут!
С ненавистью выплевывал фразы.
– Зачем вы здесь? Что вам тут нужно?
Он вдруг воткнул кляп и стал бить Хмеля, боль была такой невыносимой, что Хмель, обезумев, был готов признаться в чем угодно, но только не знал, в чем именно надо признаваться, чтобы прекратился этот кошмар.
Упырь очень скоро превратил Хмеля в животное, и мог его уже не бить, достаточно было глянуть строго, чтобы напугать до полусмерти. Обнаружив, что Хмель целиком в его власти и не способен на лукавство, упырь повторил свой вопрос:
– Зачем вы здесь?
И любой ответ, кроме правдивого, предполагал новые мучения. Хмель это понял и слезы сами собой покатились по его лицу. Он рыдал и не мог остановиться. Упырь выдернул кляп.
– Мы играли! ― в отчаянии выпалил Хмель. ― Мне сказали, что это будет просто игра! Я клянусь!
* * *
Потом упырь достал свой нож. Пошел к Хмелю. Хмель рванулся, но веревки не пускали. Он мычал и бился.
– Тихо! ― прошипел упырь и острием ножа коснулся шеи обезумевшего Хмеля. ― Будет тихо ― будешь жить.
Хмель не поверил, но обездвижел.
Упырь споро перерезал веревки и Хмель рухнул на землю. Тогда упырь перерезал и те веревки, которыми были связаны руки-ноги. Хмель не мог пошевелиться. Все затекло.