Юл и Лин ушли. Я взглянул на Мэри. Это был тот момент, когда надо принимать решение.
– Мэри, – с усилием проговорил я, – пойдем и мы погуляем?
Она опустила глаза и тихонько прошептала:
– Идем.
Я не знал, как быть дальше – одеваться? А вдруг она пошутила – и тогда наверняка мне придется ретироваться. Но немного пораскинув мозгами, я в душе согласился с тем, что нет смысла торчать тут при любом раскладе. Пойдет – хорошо, а не пойдет – какого черта мне здесь киснуть? Выплясывать до утра, как сопливый юнец, мне не по вкусу, а пить – так мы уже все вылакали. Я медленно оделся, нахлобучил шляпу. Мэри подошла к вешалке. Вот черт, чуть не проспал! Стукнувшись ногой обо что-то весьма жесткое, я успел-таки схватить ее небесно-голубую куртку и помочь надеть. Довольно удачно справившись с первой частью ритуала под названием «смазать пятки салом», я кинулся открывать дверь. Пребольно ткнувшись безымянным пальцем в дверную филенку и попытавшись скрыть гримасу боли, приподняв в бодрой улыбке уголки рта, я все же справился и с этой частью своего злодейского замысла, лишь немного ушибив правое плечо о створку двери. Вдогонку кто-то прохрюкал:
– А куда вы пойдете гулять?
Напомнив им свой адрес, я захлопнул за собой дверь. Полдела сделано. Мы с Мэри вышли на улицу. Довольно тепло. Я стал поспешно перебирать в уме темы для беседы. На восемнадцатой или двадцатой я махнул рукой – гиблое дело! С моим «ораторским» даром заняться «съемом»! Ладно, не пропадем, – я мысленно прикинул, чем можно будет утешиться в случае «облома». Так, коньячок еще не закончился, и можно будет врубить на полную мощность «любимую женщину» Валери – Патрицию. Негусто…
– Лан, а куда мы идем?
Она взяла меня под руку. Как я был благодарен ей за это!
– Ко мне.
Чтобы заполнить возможную неловкую паузу, я брякнул первое, что пришло на ум:
– Сейчас поймаем тачку!
(Хм, довольно удачно!). Однако, шел второй час ночи. Но лед уже тронулся.
– Как бы нам не пришлось топать пешком, – улыбнулась Мэри.
Какой у нее голос! По-детски нежный, он был одновременно очень женственным, у меня аж защемило в груди.
– Задубеем! – с видом пророка изрек я, но где-то возле сердца, как бы в ответ, зашевелился теплый мягкий комочек, разрастаясь и согревая меня изнутри. Мы медленно шли по обочине. Проезжающие таксисты демонстративно воротили носы от нашей парочки. Тихо кружа, снежинки обволакивали пространство вокруг нас уютным полупрозрачным покрывалом.
– Я не очень люблю гулянки. Какой-то бес сидит во мне. Когда хорошо, он шепчет – «пусть будет плохо», и я сам себе устраиваю страдания, как будто боюсь – если мне будет очень хорошо, то потом обязательно станет совсем плохо. Лучше пусть будет не очень хорошо, зато потом и не будет очень плохо.
– И у меня точно так же, – кивнула Мэри, – я не люблю «слишком». Один парень из-за меня вешался. Какая глупость!
Я не знал, что ответить. Почесав в затылке, я пожевал губами, кашлянул и хмыкнул:
– Да, действительно глупо!
Мы были у моего дома.
***
…Я целовал ее тонкие руки…
– Давай пить коньяк! – вспомнил я, и достал из шкафа красивую коробку, вынул бутыль.
– Пятнадцать лет выдержки! – с пафосом возвестил я ей. – А еще у меня есть мед! А еще – благодарные ученики презентовали мне лимон!
Я кормил ее с ложечки медом, а потом целовал в губы, которые становились от меда еще слаще…
Когда я склонился к ее груди, слезши с дивана, она удивленно-протестующе воскликнула:
– Передо мной, на колени?!
Признаюсь, эта сторона вопроса прошла мимо моего сознания. Я не задавался целью встать перед нею на колени, моля о любви. Просто мне так было удобнее орудовать, но я не стал ее разубеждать.
– Может, мне снять кофточку? – спросила она, заметив мои неловкие попытки сделать это самому. Какие у нее груди! Маленькие, нежные, словно бутоны белых роз, вот-вот готовых распуститься. Я был опьянен их свежестью и девичьей упругостью. Дыхание вдруг сперло, меня трясло мелкой дрожью. Какая фемина! Я хрипло выдавил:
– Перейдем в спальню?
Она опустила голову и призывно прошептала:
– Возьми меня на руки, меня никогда не носили на руках…
Признаюсь, я не делал этого лет пять. А что, если уроню? Но я храбро воскликнул:
– Я не очень пьян, так что сумею!
Это оказалось совсем не трудно – она была худенькой, как нимфа. Изящные, точеные ноги, маленькая, почти детская грудь, удивительно пропорциональные формы хрупкого тела – божественная женщина! Никогда доселе я не наслаждался так совершенством форм, как с этой светловолосой богиней, которую в одежде кто-то, может, и назвал бы слишком худенькой, но обнаженной она была дьявольски прекрасна! Кровь во мне закипела, сознание начало мутиться от страсти. Я робко взялся за резинку ее колготок. Она прошептала:
– Я сама, сама!
Потом все было как в тумане – нереально и фантастично…
– Ты разбудил во мне женщину…
Долгий, бесконечно сладкий поцелуй. Она глухо застонала.
– Почему так больно, как в первый раз?
И снова минуты упоения, когда нет ни одной мысли и растворяешься в единении с вожделенной женщиной, короткие «проблески» нирваны.
– Ты чудо, Лан! – жаркий поцелуй обжег мои истосковавшиеся по ласкам уста. Стоп! Я вовремя опомнился. Комплекс неполноценности, подаренный мне первой любовью, Гэл, вернул к действительности. Нельзя терять контроль над семенем! В мозгу вспыхнули строчки из «Дао Любви». Я постарался перенести свои мысли на отвлеченные предметы. «Девять мелких толчков, один глубокий». Стиснув зубы, чтобы не поддаться юношеской торопливости, я размеренно, с остановками, как бы дразня ее, считал в уме: – «раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять… Десять!». Снова и снова девять мелких и один глубокий. Дыхание Мэри стало хрипловато-серебристым.
– Л-а-а-а-н! – протяжно выдохнула она. Я продолжал считать. «Тысяча толчков до расслабления», до тысячи не дотяну!..
– Л-а-а-а-н! мне никогда не было так хорошо!
Она закусила губы, потом стала упоенно раскачивать головой, разметав по подушке свои волнистые локоны. Счастливо смеясь, она шептала бессвязные слова, от них голова моя шла кругом. Я боялся, что больше не выдержу. Но Господь снял с меня проклятие, висевшее на мне семь жутких лет, я выдержал экзамен, – Мэри, выгнувшись дугой, прижалась ко мне всем телом и, стиснув жаркими руками, напряглась, сопротивляясь желанию закричать, но горячая волна неземного восторга смела все преграды рассудка и она, сперва сквозь сжатые губы, а потом во весь голос прорыдала: – «А-а-а-и-и-и-и!». Пронзительное «и-и-и!» еще долго вибрировало эхом в моих ушах. Кто знает, может, в ту минуту в моих глазах блестели слезы?
Одному Богу известно, как тяжело мужчине, имеющему влюбчивое сердце, семь лет не иметь возможности наслаждаться женским телом. Семь лет давить в груди любые чувства, имеющие отношение к женской красоте, заживо умерщвляя свою плоть…
Просто, тогда я был глупым восемнадцатилетним сопляком. А Гэл была такой красивой и я так страшно волновался от ее близости, и она была девственна. Видит Бог, я сполна испил чашу страдания! А теперь мне двадцать пять, и оказалось, что уже я в состоянии контролировать себя; и Мэри, к тому же, была так чутка и нежна, так деликатно помогла мне победить свою робость…
В эту ночь я заново родился. Нет, я не освободился полностью от неуверенности в себе, слишком глубоко в сознание въелся этот проклятый комплекс, чтобы его так легко искоренить, одной удовлетворенной женщиной, но я знал, что теперь все будет иначе. За неделю до этой ночи я тоже обладал женщиной, Юл, но она оказалась девственницей, и не было страсти в нашей близости – ни я, ни она не «заводились». Она – от неопытности и неумения «пылать страстью», я – от ее «негорения». Мэри стала первой девушкой, с которой я почувствовал себя настоящим мужчиной. Конечно, и до нее я имел дело с женским полом, но это все было «не то». Те были гораздо старше меня, опытней, я не испытывал с ними особых ощущений, и мне до судорог хотелось обладать юной красавицей, чтобы от одного прикосновения к ней меня бросало в трепет. Конечно, многие девушки интуитивно чувствовали во мне очень нежного и любвеобильного мужчину, довольно часто мне делались «авансы», но я, памятуя о горьком опыте близости с Гэл, определил, что пригоден лишь для ублажения великовозрастных вдовушек. Когда этим летом на Международном семинаре по «внутренним» (энергетическим) стилям ушу в Торронто наш лектор по хатха-йоге, Африкан, сказал что у меня страшно перекачана энергией половая чакра, я лишь горько усмехнулся в ответ. Но после этой ночи с Мэри я удостоверился, что он был не так уж далек от истины. Фатальное стечение обстоятельств свело меня, неопытного юнца, со столь же неопытной, хотя и старше меня на четыре года, девушкой, Гэл, которую я желал так, что от одной мысли об обладании ею меня бросало в жар. Мэри вернула меня к жизни. Если Гэл – моя первая несчастная любовь, то Мэри – первая настоящая! А первых помнят всю жизнь. И сейчас, когда прошло всего три недели после нашей разлуки – я не могу отвлечься ничем. Ее медовые губы, точеные ноги, божественная грудь все время стояли перед моими глазами. Всего три ночи было у нас. Три незабываемых ночи. Для меня незабываемых. Для нее я – очередной эпизод, не первый и не последний. Это – жизнь, тут роптать нечего…