Спустя час Оливия Севильстон ходила по гостиной туда-сюда, шелестя платьем, когда вниз спустился долговязый доктор, наблюдавший Элизабет.
– Мое почтение, миледи…
– Доктор! Боже! Что скажете?!
Тот снял очки и пожал плечами.
– Случай мною не рассматриваемый, но имеющий место быть. Я опасался, прежде всего, за её рассудок, за её способность самостоятельно мыслить и отвечать за свои действия, ибо подобное воспаление мозга при условии…
– Доктор, я слышала уже ваши научные подтверждения! Скажите, что теперь с Элизабет?
– Потеря памяти. Полная. У неё в порядке речь, координация, её слова связаны, мысли логичны… Но её память абсолютно стерильна! Она не помнит ровным счётом ничего и никого!
– И что же делать? – упавшим голосом спросила женщина.
Тот развел руками снова и поправил пенсне:
– Ждать. Память к ней может вернуться завтра, а может через полгода. Она может вспоминать отдельные куски, а может вспомнить все сразу. Медицина тут бессильна, миледи.
Оливия заходила по комнате, заламывая руки.
– Правильно ли я вас понимаю, что теперь она будет спрашивать о себе и о своей жизни…?
– А как бы вы поступили в её положении, миледи? Разумеется, да…
– И вы полагаете, стоит ей вот так прямо сразу рассказывать…
– Однозначно не стоит, – доктор покачал головой. – Её мозг ещё слаб, боюсь, психика не выдержит всей лавины информации. Вводите её в курс дела частями, постепенно. Не знаю, миледи. Мое дело вас предупредить, раз уж вы тут единственный близкий ей человек…
Та снова заходила туда-сюда:
– Да… Я понимаю. Благодарю вас, доктор. Спасибо…
После ухода врача, приказав слугам дежурить у постели спящей Элизабет, Оливия Севильстон, накинув вуаль, направилась в церковь. Любой, кто бы вошёл в те минуты в этот Божий дом, мог увидеть сидевшую на коленях у алтаря женщину, постоянно повторявшую:
– Направь, Господи. Подскажи верный путь… Не допусти, прошу тебя… Подскажи и направь рабу твою…