На улице Лилль, недалеко от улицы Святых Отцов, высится изящный отель, окруженный садом. Бури революции и строительная лихорадка последних лет не коснулись этого чисто княжеского дома. Роскошный и простой в одно и то же время, этот дом ничем не уступал дворцам, сохранившимся в предместье Сен-Жермен и принадлежавшим самой утонченной аристократии, самому избранному и развитому обществу.
В чудный майский день 1890 года, железные решетчатые ворота только что описанного нами отеля были широко раскрыты. Длинный ряд экипажей то и дело останавливался у подъезда, над которым красовался маленький герб. Из них выходили нарядные дамы, военные и высокопоставленные штатские мужчины. Весело разговаривая, они поднимались по монументальной лестнице, устланной ковром и украшенной цветами и статуями. Любопытные, остановившиеся перед отелем и расспросившие слуг, узнали, что здесь празднуется бракосочетание племянника и единственного наследника барона Эрнеста де Верделе с его воспитанницей Алисой де Рувре.
В роскошной гостиной отеля стояли новобрачные и отвечали на поздравления гостей улыбками и любезными фразами. Это была очаровательная парочка, что и твердили единогласно все гости старому барону, который видимо радовался заключенному браку, соединившему единственного сына его брата с дочерью старого друга.
И действительно, молодые супруги вполне оправдывали расточаемые им комплименты. Маркиз Арман Беранже де Бреган-Верделе был красивый тридцатидвухлетний мужчина, высокий и стройный, с правильными чертами лица. Густые белокурые волосы обрамляли его широкий и умный лоб. Борода и усы, несколько более темного цвета, резко выделяли ярко пурпурные губы большого, но хорошо обрисованного рта. Взгляд больших и темных глаз был скрыт стеклами пенсне. Сильная бледность и выражение усталости несколько портили это приятное лицо. Маркиз был одет безукоризненно. В каждом его жесте, в каждом взгляде сквозили гордое спокойствие и уверенность в себе, которые, впрочем, смягчались любезностью, предупредительностью и изяществом манер.
Молодая маркиза была очаровательное создание восемнадцати лет, со свежим детским личиком, оживленным большими серо-стальными глазами, обрамленными длинными, черными ресницами. Небольшой розовый рот сохранял серьезное и высокомерное выражение. Она была среднего роста, но так хорошо сложена, что казалась выше.
Вообще, маркиза была еще ребенком, но ребенком, обещающим развиться в очаровательную женщину.
В настоящую минуту она пленяла всех грациозной любезностью, девственной чистотой и скромностью, которыми дышала вся ее фигура.
Когда кончились поздравления, все общество разбилось на группы. Маркиз подошел к компании молодых людей, а новобрачная удалилась в амбразуру окна с молодой дамой, своей подругой.
Последняя, высокая и красивая женщина, села на небольшой диванчик и привлекла к себе Алису. Затем, устремив смеющийся взгляд в задумчивые глаза молодой, сказала шутя:
– Полно! Брось этот неприступный вид! Еще в церкви, во время церемонии, я любовалась твоей трагической торжественностью. Или, может быть, тебе не нравится Беранже? А, право, он очень не дурен.
– Минута была так торжественна, а речь монсиньора Серве так трогательна, что, признаюсь тебе, я была сильно взволнована, – произнесла Алиса, оставив без ответа насмешливый вопрос подруги.
– О! Все, что говорил монсиньор Серве об обязанностях супругов, о прелестях семейной жизни и счастье союза, основанного на взаимной любви – все это очень хорошо, но… но не следует так уж серьезно смотреть на его благочестивую речь. Жизнь, видишь ли, далеко не роман, а мужья далеко не Амоди. Эти господа причиняют немало неприятностей, и женам приходится о многом молчать.
В эту минуту подошли посторонние люди и прервали этот разговор.
Улучив минуту, когда они снова остались одни, молодая женщина шепнула Алисе:
– Теперь ты можешь скрыться, Алиса, так как гости скоро разъедутся. Пойдем в твою комнату. Пока ты будешь переодеваться, мы можем поговорить.
Четверть часа спустя маркиза уже была в своей девичьей комнате. Пока камеристка снимала с нее вуаль, гирлянды цветов и тяжелое шелковое платье с длинным шлейфом, она взглянула на часы и сказала:
– До отъезда поезда остается еще больше двух часов. Этьенетта! Дайте мне пеньюар и оставьте нас одних. Через час вы придете одеть меня, а пока заканчивайте укладку вещей.
Пока Алиса одевала батистовый пеньюар и розовые плюшевые туфли, ее подруга села на диван и задумалась. Марион Лаверди была, как мы уже говорили, очень красивая женщина, высокая и стройная, с густыми черными волосами, с большими смелыми глазами итальянского типа и с пурпурным ртом, на котором играла вызывающая улыбка. Она воспитывалась вместе с Алисой де Рувре в Sacre-Coeur. Будучи значительно старше своей подруги, она уже около четырех лет была замужем. Господин Лаверди был много старше своей жены. Он был депутатом и богатым землевладельцем. Оба супруга вели светскую, но вполне правильную жизнь. Дружба, сблизившая подруг в монастыре, несмотря на разницу в летах, сохранилась до настоящего времени, и они по-прежнему были вполне откровенны друг с другом.
– Ну, теперь говори все откровенно, – сказала госпожа Лаверди, как только камеристка вышла из комнаты. – Моя злосчастная поездка к тетке разлучила нас на шесть недель. Вернувшись назад, я нашла в тебе большую перемену. В день обручения ты гораздо больше восхищалась своим Беранже. Это до такой степени бросилось мне в глаза, что я даже спросила тебя, перестал ли он тебе нравиться? Чем это он мог так разочаровать? Наконец, ведь ты его давно уже знаешь.
Алиса села рядом с подругой и нервным жестом откинула локоны, спустившиеся на лоб.
– Твоя проницательность, Марион, не обманула тебя. Да, я разочаровалась и очень боюсь, что сделала плохой выбор. Поэтому-то, во время церемонии, по мере того как соединявшие нас узы становились неразрывными, мое сердце все больше и больше наполнялось тоской и страхом.
– Что же такое случилось?
– Ничего существенного. И однако, во мне зародилось убеждение, что он не любит меня и что он женился на мне только уступая желанию дяди, который хотел остепенить его и положить конец его холостой жизни, слишком долго продолжавшейся для последнего из Верделе. Признаюсь тебе, Беранже мне очень нравился и я была очень счастлива, когда он предложил мне свою руку и сердце. Первое время после обручения он был очарователен, нежен, пылок и любящ… но мало-помалу все изменилось. Можно сказать, что он сбросил с себя давившую его маску. Он сделался пренебрежителен, вечно отлучался по каким-то неотложным делам, а со мной оставался, видимо, скрепя сердце. Наконец, в его манере держаться стало сквозить что-то оскорбительное. Я знаю, что мне следовало возвратить ему слово, и у меня не раз являлось это желание, но я боялась скандала и сплетен. Кроме того, я не хотела огорчать своего опекуна, которому стольким обязана и которого так радовал наш брак.
– Понимаю твои чувства, но… можно примириться со всем. Беранже – красивый мальчик. Он заставит позабыть твои маленькие разочарования, – заметила Марион с фривольной улыбкой. Алиса покраснела и нахмурила брови.
– Правда, он недурен, но в то же время, он пресыщен жизнью и очень занят собой. Однако, он сильно ошибается, если думает, что я стану ухаживать за ним и впрягусь в его триумфальную колесницу.
– Конечно, сначала ты будешь чувствовать себя не совсем в своей тарелке. Семейная жизнь не без шипов. Ее немало отравляют жены, бросившие мужей, актрисы, разные певицы и прочие женщины в этом же роде, – насмешливо сказала Марион.
– О! Женщины подобного сорта! Если бы я знала что это правда!
– Как ты наивна! Ты сомневаешься, а я уверена что у него есть какая-нибудь связь в этом роде.
– Ты это знаешь и ничего мне не сказала? Как это нехорошо с твоей стороны, Марион! Несмотря на все, я бы взяла свое слово обратно! – вскричала Алиса со сверкающим взором.
Марион Лаверди покачала головой.
– Та-та-та! Как ты горячишься. Разрыв, скандал, целый ураган – и все это из-за таких пустяков. Неужели ты думаешь, что в наше время еще существуют верные трубадуры? Я старше тебя и уже около четырех лет замужем, а потому имею некоторую опытность. Могу уверить тебя, что все мужья похожи друг на друга. Уж не думаешь ли ты, что мой муж составляет исключение? О! В первый год я много перепортила себе крови, когда узнала, что пресловутые совещания с избирателями играют только роль ширм, что деловые поездки совершаются в обществе дамы полусвета, что эта негодница носит бриллианты гораздо лучше моих, и что мой милый супруг нанимает целое купе, тогда как мне устраивает сцены из-за каждого счета портних и упрекает меня в недостатке экономии.
– И ты переносила все это без всякого протеста?
– Если я не желала публичного скандала, надо было молчать. Я же предпочла мир…
– А граф Нерваль? – с упреком заметила Алиса.
Марион откинула голову назад, и полузакрытые глаза ее сверкнули лукавством.
– Что ты хочешь? Я тоже желаю носить бриллианты и хочу быть любимой. Рожер обожает меня. Он в полном смысле слова джентльмен и никогда не скомпрометирует женщину. Я поступила немного неосторожно, поверив тебе мое счастье, но я надеюсь на твою скромность. Когда ты узнаешь графа, сама почувствуешь к нему симпатию.
– Да, правда! Я еще никогда не встречала его у тебя.
– Повторяю тебе: Рожер очень скромен. Кроме того, этой зимой он надолго уезжал по делу о наследстве. Но осенью ты увидишь графа. Мой муж пригласит его к нам поохотиться, а мы с тобой соседки, благодаря счастливой мысли твоего опекуна купить имение Верделе и подарить его маркизу, твоему мужу.
– Это наследственная земля. Она была потеряна во время революции, и барон всегда жаждал снова приобрести ее. Красивое это место?
– Очень поэтичное! Красивая вилла стоит на склоне скалы, увенчанной гигантскими руинами. Эти руины, говорят, заколдованы. В долине есть развалины еще одного монастыря, разрушенного во время революции. Таким образом, ты будешь жить в стране привидений. Но у нас ты будешь возвращаться к действительности и развлечешься. У нас будет много гостей и между прочим мой фаворит-тевтон.
– Это еще кто такой? – с удивлением спросила Алиса.
– Красивый моряк. Он только что вернулся из кругосветного плавания и будет наслаждаться шестимесячным отпуском. Этот моряк – младший брат моей belle-mere, немки, как тебе известно. В физическом отношении, Гюнтер очаровательный юноша. Он – высокий и стройный блондин, с голубыми глазами, сверкающими, как звезды. При всем том, он добродетелен и скромен, как молодая девушка. Я всегда думала женить его на тебе, так как он тоже мечтает о временах трубадуров. Теперь же ты можешь заняться с ним флиртом, чтобы доказать господину маркизу, что ты не умираешь от страсти к нему и вовсе не имеешь отсталых взглядов на священный долг и прочее. Господа мужья нисколько не считают себя связанными, но нам они хотят внушить верность собаки. К счастью, время их тирании давно прошло. Я буду покровительствовать тебе. Вместе с Гюнтером я буду часто навещать тебя, и мы будем делать экскурсии к развалинам, где, говорят, жил некто вроде Синей Бороды. Тень этого злого рыцаря появляется в замке вместе с какой-то «белой дамой», может быть его жертвой.
– А! Белая дама! Какое счастье для Беранже! Ему можно будет ухаживать за прекрасной владелицей замка, иначе он умер бы от скуки среди всех этих руин, начиная с развалин своей свободы, – с горечью заметила маркиза.
Марион громко расхохоталась.
– Это правда. Потеря свободы, даже фиктивная, ужасно действует на бедных мужей. Они делают тысячу глупостей только для того, чтобы доказать себе, что они вовсе не посажены на цепь, как собаки. Это у них какая-то болезнь, общая с этими добрыми четвероногими. Собаки приходят в ярость, когда меняют зубы, а мужчины – когда меняют свое положение. Но я должна сказать тебе еще одну вещь. Не воображай, что твой Беранже вынужден будет ухаживать исключительно за «белой дамой». Недалеко от вас есть что-то вроде минеральных вод, где бывают всевозможные дамы.
– Минеральные воды близ Верделе? Я никогда ничего подобного не слыхала!
– Они существуют всего только два года, – весело сказала Марион. – Своим существованием они обязаны некоему господину Бертрану, который открыл близ городка Верделе источник теплых, кажется железистых, вод. Этот предприимчивый человек тотчас же основал для их эксплуатации компанию, директором которой сделался сам. Он выстроил казино, театр, ванны – и, кажется, дело пошло на лад.
Приход камеристки, явившейся одевать свою госпожу, прервал этот разговор. Немного спустя, Марион Лаверди нежно простилась с подругой, взяв с нее обещание часто писать ей.
Воспользовавшись удобной минутой, маркиз тоже удалился в комнату, временно отведенную ему, так как помещение, назначенное для молодых супругов, могло быть готово не раньше осени.
Не зовя своего лакея, Беранже снял фрак, бросил его на диван, а белый галстук швырнул на пол. Затем, пройдясь несколько раз по комнате, он сел к письменному столу, достал раздушенный листок почтовой бумаги и быстро написал следующие строки:
«Обожаемая Мушка! Все кончено! Сегодня я надел себе петлю на шею! Вместо того, чтобы проводить божественные часы у твоих маленьких ножек, я должен уехать и разыгрывать нежного мужа перед той, которую навязала мне фамильная гордость моего дяди. Но наша разлука будет не продолжительна. Как только устроюсь, я найму тебе небольшое помещение в Верделе, куда съезжаются на воды, и ты приедешь ко мне. Это всего только в двух часах пути от моей виллы, и мой велосипед будет быстро доставлять меня к тебе.
У меня адская мигрень. Я почти не спал, и сегодняшняя противная церемония еще более усилила эту боль. Я весь разбит, но не жалуюсь на свои страдания, так как они напоминают мне о нашем прощальном вечере. За такие часы можно и помучиться немного! Итак, до скорого свидания, моя обожаемая Мушка! Целую тебя тысячу раз. Твой Беранже де Верделе».
Окончив письмо, маркиз позвонил. В комнату тотчас же вошел юноша с лукавой физиономией, одетый грумом.
– Жак! Это письмо вы сейчас же отнесете на бульвар Гаусманн, а потом отправитесь прямо на вокзал, – приказал маркиз. – Скажите также Жюстину, чтобы через час он пришел помочь мне одеться. Теперь же я хочу немного отдохнуть.
Оставшись один, маркиз закурил сигару и лег на диван. Он был утомлен, но находился в отличнейшем расположении духа, что доказывала очень веселенькая песенка, которую он напевал сквозь зубы. Ему не приходило даже в голову, что он совершил непростительный проступок. Совесть нисколько не мучила его, а разум не говорил ему, что он поступил как негодяй, написав письмо к куртизанке в тот самый день, в которой он добровольно навеки привязал к себе чистую наивную женщину, которой только что клялся перед алтарем в любви и верности.
Но, как мы уже сказали, маркиз не думал ни о чем подобном. Будучи истинным продуктом развращенного общества конца века, этот молодой, красивый и умный человек насквозь был пропитан окружавшим его нравственным развратом. Он потерял всякое представление о добре и зле и признавал только один закон – свое удовольствие. Брак должен был так же мало стеснять его, как и все остальное; это он уже давно решил. Поэтому торжественная религиозная церемония была ему просто скучна, а священные слова церковнослужителя он без внимания пропустил мимо ушей. Затем, только что вернувшись из церкви, он тою же рукой, на которой блестело мистическое кольцо, отметил свою первую измену.
Через несколько минут маркиз зевнул и бросил сигару. Он чувствовал сильное утомление после ночной оргии. Если бы можно было хоть ненадолго заснуть – это, по крайней мере, освежило бы его, но он ожидал запоздавшего друга, а потом ему нужно было одеваться и снова приниматься за свою роль новобрачного. О! Как противна вынужденная любезность с этой глупой и романтической девчонкой!.. Маркиз потянулся и зевнул во весь рот. Затем, услышав в соседней комнате чьи-то шаги, быстро переменил положение и с задумчивым и озабоченным видом облокотился на ручку дивана.
В комнату поспешно вошел изящный молодой человек, одних лет с Беранже. Бросив шляпу на стул, он сказал со смехом:
– Черт возьми! Что это за отчаянный вид у тебя? Жена твоя очаровательна; правда, немного воздушна и мечтательна, но это тоже имеет свою прелесть, как перемена после стольких дам таких… телесных и уверенных в себе.
– Что ни говори, а я все-таки надел себе петлю на шею! – вздохнул Беранже.
– Ба! Поздние сожаления!.. В церкви ты имел такой мужественный и даже рассеянный вид, что я не только счел тебя совершенно спокойным, но даже держал пари с Гастоном, что ты думаешь о Мушке.
– И ты проиграл, так как я был занят более важными мыслями. Но кстати о Мушке. Исполнил ты мое поручение?
– Как же! В церковь я явился прямо от нее. Я едва успел вовремя привезти мою жену, которая просто выходила из себя от моего долгого совещания с нотариусом.
Оба громко рассмеялись. Затем Беранже спросил:
– Ну, что же? Как ты нашел мою Мушку?
– В розовом пеньюаре с массой кружев, который, вероятно, недешево тебе стоил. Волосы ее были распущены, и она была в страшном отчаянии. Драгоценности и лакомства сначала немного поддержали ее, но потом ею снова овладело отчаяние. Она доверила мне, что если бы не старое чудовище – твой дядя и не задуманный им брак, ты женился бы на ней. Потом начались рыдания, ручьи слез и целый поток ругательств и проклятий по адресу твоей жены.
Беранже с безумным смехом откинулся на диван.
– Нет, эта милая Мушка ужасно наивна! – сказал он наконец, вытирая глаза. – Я не так глуп, чтобы жениться, когда и так можно отлично любить друг друга. Черт возьми! Сделать Мушку маркизой Верделе! Ха, ха, ха… Но чего не говорят красивой женщине, чтобы успокоить ее ревность! Я обещал ей даже развестись, как только позволят обстоятельства.
– И она верит этому?
– Как в евангелие.
– Ну, это делает мало чести ее проницательности! Твоя Мушка, действительно, очень мила. У нее есть шик, и я понимаю твое увлечение; но она страшно жадна, и если ты не будешь крепко держать свой кошелек, она проглотит тебя.
– О! Об этом я позабочусь. Но в данную минуту я не могу обойтись без нее и думаю устроить ее где-нибудь поближе к моей вилле Верделе.
Герберт покачал головой и стал крутить усы.
– Это будет очень неосторожно с твоей стороны и может повлечь за собой большие неприятности. Женщины вроде Мушки, видишь ли, очень любят доводить до сведения жен о своих правах на сердце мужа, чтобы вызвать семейный скандал и заставить нас защищать свою независимость. Когда же нам опротивеет наш дом, они, пользуясь этим, только больше вытягивают из нас денег.
– Однако, ты хитер! – сказал Беранже, предлагая сигару.
– Черт возьми! Недаром же я уже шесть лет женат и имею двоих детей. Я достаточно опытен в семейной жизни. Доказательством может служить наша согласная жизнь с женой…
– Несмотря на Женю и на красивую вдовушку, Эмилию Дюбуа, не считая президентши! – насмешливо вставил маркиз.
– Именно несмотря на все зто, что и доказывает всю практичность моей методы. Говорю тебе: прежде всего осторожность и семейный мир; все уколы брачной жизни должны быть тщательно скрываемы. Дамам вроде Мушки необходимо энергично внушить, чтобы они не забывали своего места и пользовались бы комфортом и нашими милостями в тени, иначе они делаются нахальными. Всегда нужно иметь в виду, что все эти связи мимолетны и что Мушки так и остаются Мушками, так как они садятся где угодно, как очень остроумно заметил Мопассан. В конце концов, они всегда обманывают нас с соседом, с парикмахером или с кем-нибудь в этом же роде. Нет, нет! Самое важное – это доброе согласие с нашими законными повелительницами. А первый год брачной жизни есть, так сказать, базис будущего, так как все молодые девушки, когда выходят замуж, бывают глупы и недоверчивы. Оторванные от своей среды, не имея никаких занятий, они невольно привязываются к мужу. В особенности же, если брак заключен по любви, это самый благоприятный психологический момент, чтобы заставить их страстно полюбить себя и приобрести их абсолютное доверие. Позже излишек чувств сосредоточивается на ребенке, который требует от женщины массу забот. Тогда за мужем уже меньше наблюдают и меньше требуют его присутствия. До рождения первого ребенка я отличался примерной добродетелью и безупречной верностью (понятно только по наружности). Поэтому моя жена верит мне слепо и выцарапает глаза той из подруг, которая вздумает клеветать на меня, конечно, из зависти к нашему супружескому счастью. И все это только потому, что положено солидное основание. Имей в виду: двенадцать медовых месяцев и ни одного облачка! Если твоя Мушка вздумает уж чересчур любить тебя, и это дойдет до твоей жены – все твое здание рухнет.
Беранже молча выслушал его, покусывая усы.
– Очень возможно, что ты прав, и я сделал глупость, пригласив Мушку в Верделе. Но что делать? Дело уже сделано, а доводить ее до отчаяния будет еще опасней. Во всяком случае, я приму меры, чтобы моя жена ничего не знала о таком близком соседстве соперницы.
– И ты поступишь очень благоразумно! Такое раннее разочарование оставило бы неизгладимые следы и породило бы неудержимое желание отплатить тебе той же монетой, украсить твое чело рогами и наградить тебя потомками смешанной крови. Однако, мне пора уходить, так как меня ждет жена.
– В таком случае, до свидания! Позволь поблагодарить тебя, Жюль, за твои добрые советы. Надеюсь, ты приедешь к нам на охотничий сезон?
– Непременно! А теперь прощай и позволь пожелать тебе счастья.
Беранже уже закончил свой туалет и занялся укладкой разных безделушек в свой дорожный несессер, когда дверь отворилась и в комнату вошел его дядя.
Барон Эрнест де Верделе был красивый, высокий старик, со строгим и внушительным видом. С племянником он имел большое фамильное сходство. Это была та же стройная и сильная фигура, те же характерные черты: слегка орлиный нос, большой рот вивера[1], с крепкими зубами, широкие брови и густые волосы, увенчивавшие высокий и упрямый лоб. У молодого человека эти черты, конечно, были несколько ослаблены и смягчены, но, в общем, оба они представляли по наружности древний род рыцарей, последними отпрысками которого были.
Нам кажется уместным сказать здесь несколько слов о прошлом этого семейства.
Верделе принадлежали к очень древней знати. В XI веке фамилия разделилась на две ветви: одна в Пикардии, другая в Оверни. Богатые и могущественные бароны играли очень большую роль, но в XV веке фамилия их вдруг угасла, и баронетство перешло к кузену Брегану, который принял имя владений.
Карл VIII, после блестящей, но несчастной экспедиции в Италию, даровал титул маркизов владельцам земель Верделе. Новые маркизы принимали участие во всех последующих войнах. Один из них был убит в Павии, другой во время Лиги при осаде Парижа Генрихом IV. Революция застала их еще сильными и богатыми, но народная буря заставила их эмигрировать, как и многих других. Во Францию они вернулись только во время Реставрации.
Людовик XVIII, очень любивший маркиза де Верделе, возвратил ему часть его земель и особняк на улице Лилль, сбереженный от грабежа и продажи, благодаря преданности одного верного слуги.
К великому сожалению маркиза, ему невозможно было вернуть себе родовое гнездо баронов Верделе, так как его приобрел один из баронов Империи.
С этого времени не случилось ничего особенного. Легитимисты Верделе держались в стороне во время Республики и Второй Империи. Однако, вторжение чужеземцев застало их на почетном посту. Оба брата мужественно сражались с врагом. Один был в Лоарской армии, другой – на укреплениях Парижа. Отец нашего героя, маркиз Франсуа Беранже, был убит во время одной из вылазок, оставив после себя вдову и троих детей, двое из которых умерли во время осады. Маркиза, подавленная всеми этими несчастьями, скоро последовала за ними в могилу.
Война и вторжение пруссаков почти совсем разорили маркиза. Его богатый вдовец-брат был бездетен и всей душой отдался воспитанию племянника и восстановлению его состояния. Энергичной рукой он собрал остатки наследства брата. С большим трудом и разными жертвами ему удалось, наконец, составить состояние, которое позволяло Беранже вести образ жизни, приличный его рангу.
Молодой маркиз не избрал для себя никакой специальной карьеры. Сначала он служил волонтером в Африке, потом попробовал свои силы на дипломатическом поприще и, наконец, предпочел всему свою личную свободу. Он вел светскую жизнь, занимался изящным спортом и тайно принимал участие во всех безумствах своих друзей. Дядя считал его вивером, но вивером достаточно честным и порядочным, чтобы сделаться отличным мужем, когда пройдет первый пыл молодости.
Алиса была единственной дочерью покойного друга и товарища по оружию барона виконта де Рувре, который назначил его опекуном своей дочери. Верделе глубоко привязался к девочке, отдал ей все свои заботы и полюбил ее, как отец. Хотя Алиса Рувре имела очень скромное состояние, барон предназначил ее племяннику, ввиду чего никогда не настаивал на браке последнего.
Барон, с веселым и оживленным видом, подошел к Беранже и, пожав ему руку, с нежностью сказал:
– Я пришел к тебе по небольшому делу, но прежде чем приступить к нему, позволь мне, дорогое дитя мое, еще раз поздравить тебя. Соединив тебя с Алисой, я твердо убежден, что составил твое счастье. Ты не мог даже мечтать о более достойной супруге, а потому не забывай, что, отдавая тебе дочь своего старого друга, я возлагаю на тебя ответственность за ее счастье.
– Как можете вы сомневаться, дядя, в моем горячем желании сделать Алису счастливой! Поверьте мне, я глубоко ценю ее редкие качества ума и сердца. Кроме того, мне надоела беспорядочная жизнь холостяка, я жажду спокойной семейной жизни, – прочувственным тоном ответил Беранже.
– Твои слова очень радуют меня. Оставайся же всегда верен этим добрым чувствам. Тебе уже тридцать два года. Пора остепениться и подумать о честном исполнении обязанностей гражданина и отца семейства. Ты последний из Верделе, и поэтому должен помнить, что громкое имя и большое состояние налагают и большие обязанности. А теперь перейдем к менее серьезным темам. Позволь мне предложить тебе этот бумажник: в нем семьдесят пять тысяч франков. Может быть, эта сумма пригодится тебе, чтобы ликвидировать какие-нибудь обязательства холостой жизни или отпустить любовницу.
– Дядя! Как мне благодарить вас! – пробормотал Беранже, целуя барона. – Вы просто осыпаете меня подарками: такая сумма после такого царского подарка, как имение Верделе.
– Разве ты не мой единственный наследник? Я считаю счастливым предзнаменованием, что смерть старика барона Форестьера позволила мне приобрести древнюю колыбель нашего рода. Вы образуете там новую ветвь, и древний ствол снова расцветет. Кроме того, относительно Верделе у меня есть один план, который я сообщу тебе, когда приеду навестить вас в августе. А теперь пойдем! Вам пора ехать.
Беранже поспешно спрятал бумажник и последовал за дядей. Минуту спустя они присоединились к Алисе, ожидавшей их в гостиной, в обществе пожилой дамы, заведовавшей домом барона.
Молодая женщина была очаровательна в своем простом платье из темно-синего сукна и в большой шляпе, украшенной черными перьями. В руках она держала небольшой сак из красного плюша и большой букет. Все это придавало ей очень торжественный вид. Прощание было непродолжительно.
Десять минут спустя, изящный экипаж уже мчал их к вокзалу и к новой жизни.
Только теперь маркиз взглянул на свою жену, молча забившуюся в угол экипажа и рассеянно смотревшую на улицу. Его сразу поразило холодное, горькое и озабоченное выражение детского лица Алисы. Будучи вивером и человеком без всяких принципов, Беранже, благодаря привычке обманывать женщин, сделался не только превосходным актером, но и глубоким знатоком женского сердца. Целый хаос противоречивых чувств так ясно отразился на лице Алисы, что маркиз невольно спросил себя, не дошли ли до нее какие-нибудь глупые сплетни. Но тщеславие тотчас же шепнуло ему, что если это и так, то ему достаточно будет нескольких ласковых и нежных слов, чтобы все привести в порядок.
В эту минуту Алиса повернула голову. При виде холодного и насмешливого взгляда, устремленного на нее сквозь стекла пенсне, тяжелое и тоскливое чувство сжало ее сердце.
Сомнение в искренности маркиза, в счастье их супружеской жизни, уже раньше закралось в сердце молодой женщины; в эту же минуту женский инстинкт нашептывал ей, что этот человек, с которым она связана навеки, совершенно к ней равнодушен. Фривольная улыбка, которую она уловила на губах мужа, оскорбила ее, и у нее явилось желание выскочить из экипажа и убежать далеко-далеко от него. Все эти мысли и чувства длились всего несколько минут. Беранже собирался уже нарушить молчание, становившееся тягостным для них обоих, когда экипаж остановился у вокзала.
Супруги вышли. Маркиз отдал лакею несессеры, картонки и другие мелкие вещи. Затем, взяв жену под руку, ой повел ее в купе, еще раньше оставленное за ними. Проходя через зал первого класса, Беранже заметил своего грума Жака, осторожно державшегося близ выходных дверей. Усадив жену в купе, он объявил ей, что ему необходимо сделать некоторые важные распоряжения и тотчас же вышел из вагона.
Сама не отдавая себе отчета почему, Алиса подошла к окну и стала следить за мужем. Несмотря на толпу, сновавшую по платформе, она увидела, как маркиз подошел к груму, схватил какое-то письмо и быстро сунул его в карман пальто, так как в эту минуту раздался последний звонок и ему пришлось чуть не бегом возвращаться в вагон.
Все увеличивая скорость, поезд мчал их из Парижа. Алиса сняла шляпу; затем, взволнованная и усталая, она откинулась на подушки. Беранже решил, что настала удобная минута разбить лед и приступить к своей роли нежного мужа. Сев рядом с молодой женщиной, он обнял ее за талию, привлек к себе и поцеловал в губы.
– Наконец-то, дорогая моя, ты принадлежишь мне навсегда! Наконец-то мы избавились от докучливых гостей и остались одни! – прошептал он дрожащим голосом, невольно любуясь бархатистой и прозрачной кожей Алисы, сквозь которую видно было, как циркулирует кровь.
Подвижное лицо молодой женщины отражало самые разнообразные чувства. Вдруг она закрыла лицо руками и разразилась рыданиями. Несмотря на страстный тон, на нежные взгляды и на горячие поцелуи, Алиса инстинктивно чувствовала, что Беранже вовсе не такой, каким должен был бы быть искренно влюбленный человек, что все его ласки и нежности идут не от сердца. Нервное напряжение последних недель и сильное волнение нашли, наконец, выход в потоках слез.
На минуту чувство жалости наполнило сердце Беранже. Неужели этот наивный ребенок чувствует, что он не искренно влюблен в нее? В таком случае нужно как можно скорее убедить ее в противном. Это необходимо для будущего спокойствия их брачной жизни! Поэтому он сделал все возможное, чтобы утешить и успокоить жену. Наконец, ему удалось осушить слезы Алисы и вызвать улыбку на ее розовых губах. Тогда, очень довольный, Беранже дал выпить ей немного вина, бывшего у него в несессере, угостил ее конфетами и дал ей прелестный флакон с английскими солями.
– Дорогая моя! Эти волнения так утомили тебя и расстроили тебе нервы. Ведь вы, женщины, все принимаете так близко к сердцу! Но вот ты, слава Богу, успокоилась. Тебе необходимо отдохнуть и немного заснуть. Погоди! Я сейчас устрою тебе постель на этом диване, а сам лягу напротив, и мы оба заснем, так как я тоже страшно устал.
Несмотря на протесты Алисы, нисколько не желавшей спать, Беранже все-таки уложил ее, положил ей под голову свой плед, другим пледом накрыл ее и поцелуем закрыл ей глаза.
– Спи, дорогая моя! Это принесет тебе пользу, – пробормотал он.
Затем он лег на другой диванчик, но так как действительно умирал от усталости, тотчас же крепко заснул. Алиса закрыла глаза, но сильное возбуждение мешало ей заснуть. События дня, торжественность бракосочетания, разговор с Марион и сцена, только что разыгравшаяся между нею и Беранже, смутно носились в ее уме и она тщетно старалась привести свои мысли в порядок. Беранже начал громко храпеть, и этот непривычный для нее шум, вместе с грохотом поезда, стал раздражать молодую женщину. Она открыла глаза, приподнялась на локте и стала смотреть на мужа. Какой он бледный и какой у него истощенный вид! Эти темные круги, под глазами она никогда прежде не замечала, так как они всегда были скрыты стеклами пенсне. Даже выражение его лица показалось ей каким-то иным, чем прежде. Алиса с любопытством стала изучать черты лица мужа, но тот, как бы почувствовав ее взгляд, сделал быстрое движение и повернулся к стенке. Алиса снова легла, но сон бежал ее глаз. Громкий храп маркиза раздражал ей нервы, и мало-помалу ею стало овладевать чувство страшного одиночества. Не так мечтала она провести первые часы своей новой жизни! Слезы снова выступили у нее на глазах. Не найдя носового платка, чтобы вытереть слезы, она наклонилась и стала искать его между диванами. Вдруг она увидела на ковре розовое письмо и два сложенных листа какой-то бумаги. Очевидно, все это выпало из кармана пальто Беранже, которым он накрыл ноги, так как свой плед уступил ей.
– Ба! Это, кажется, письмо, которое передал ему на вокзале грум? – пробормотала она.
Под влиянием непреодолимого любопытства, она развернула письмо и прочла следующее:
«Благодарю, тысячу раз благодарю тебя, мой дорогой, за твое письмо! Оно подкрепило меня, доказав, что даже во время роковой церемонии ты не забыл своей бедной Мушки. О! Как переживу я нашу разлуку! Я боюсь, что ревность убьет меня, так как я знаю, что ты, будучи настоящим воплощением долга и честности, будешь считать себя обязанным выказывать любовь к этой женщине, которую навязала тебе воля твоего дяди. Эта простушка думает, что имеет на тебя права! Да, она имеет права, но только те, которые дает ей закон. Права же сердца принадлежат мне одной, и конечно, уж не я уступлю их ей! Скорей, скорей к тебе! Только видя тебя, я могу хоть немного успокоиться».
Алиса вспыхнула. Широко открытыми глазами смотрела она на письмо, выпавшее из ее рук. Затем, быстрым и нервным жестом развернула обе другие бумаги. Одна из них оказалась счетом из одного модного ресторана, помеченным вчерашним числом. Меню ужина, шампанское и прочее – все это доказывало, что пир был на славу. Таким образом, бледность и утомление Беранже получали совсем другое освещение. Другая была счетом от ювелира на изумрудный убор, за который было заплачено пятнадцать тысяч франков.
С пылающим лицом и со сверкающим взором молодая женщина откинулась на спинку дивана и со смешанным выражением ужаса и презрения смотрела на бледное лицо маркиза, продолжавшего мирно храпеть.
Итак, вот каков человек, с которым она безвозвратно связана на всю жизнь! Вот тот господин, имеющий теперь над ней такие права!
Вдруг ей вспомнился вчерашний вечер. Она провела его одна, отдавшись размышлениям и молитве. Она горячо молила Бога благословить приближающийся торжественный час и никогда не оставлять ее Своей помощью. Она клялась быть всегда честной и преданной женой и безупречно исполнять все обязанности, принимаемые ею на себя. А он эти же самые часы провел в оргии! Прямо из объятий любовницы, грязный телом и душой, он смело подошел к алтарю и произнес ложную клятву. Важная и священная для нее клятва – для него была простой формальностью, и эта бледность, которую она приписывала волнению, вызванному торжественностью минуты, была простым следствием ночи, проведенной в кутеже.
Дрожа всем телом, Алиса закрыла лицо руками. Какое же будущее ждет ее при таких условиях! Глухая буря разыгралась в ее душе. Под влиянием гнева и оскорбленной гордости в ее уме толпились тысячи планов мщения и самые смелые решения разбить только что заключенные узы. Но уже сама сила возбуждения скоро истощила ее, и рассудительная и хорошо дисциплинированная натура молодой женщины взяла верх. Чего можно достигнуть скандалом, разводом? К тому же, очень сомнительно, чтобы маркиз согласился на это. Раз он женился на ней, – значит имел важные причины на это. Если же она не могла избавиться от Беранже, то к чему еще больше отравлять их обоюдное положение? Нет, надо терпеть, посмотреть как все устроится и тогда уже действовать сообразно обстоятельствам.
С легким смехом, полным невыразимого презрения, Алиса наклонилась, подняла письмо Мушки и предательские счета и спрятала их в свой сак.
– Я сохраню вас, драгоценные и неопровержимые свидетели низости честного человека, настоящего олицетворения долга, – с горечью пробормотала она. – Теперь я знаю тебе цену, маркиз де Верделе! Прощай же любовь и все иллюзии! Постараемся же мужественно встретить грубую и тяжелую действительность, которую называют жизнью.
Несмотря на свои благоразумные решения и все усилия хоть немного успокоиться, Алиса никак не могла заснуть, хотя ночь уже давно наступила. Она была слишком возбуждена, и нервы ее были слишком потрясены. Наконец, после долгих и тяжелых часов бессоницы, молодая женщина забылась сном, но этот сон вовсе не был способен подкрепить ее силы. Тяжелые сновидения и кошмары преследовали ее. То она видела себя среди битвы. Со всех сторон раздавались выстрелы, воздух был полон криками сражающихся и стонами раненых и умирающих. Сама же она падала в какую-то черную, бездонную пропасть. Затем сцена изменилась. Она в глухом лесу. Темная ночь. Она растерянно бежит, спасаясь от опасности, в которой не могла отдать себе отчета. Вдруг она очутилась среди полянки, у какой-то лачуги, окруженной вооруженными всадниками. Красноватый свет факелов освещал зловещее и бледное лицо мужчины, закутанного в черный плащ. Покрывая своим голосом бешеный лай собачьей своры, он пронзительно крикнул: «Зажгите эту нору, чтобы оттуда вышли крысы!» Алиса почувствовала страшную ненависть, и ужасный гнев закипел в ней. Она бросилась под ноги лошади и в ту же минуту почувствовала острую боль. Мужчина со зловещим лицом наклонился над ней, и тогда она увидела, что он был в средневековом костюме из красного бархата. Глаза его были вылитые глаза Беранже. Блестящие стекла пенсне точно лезвия шпаги с болью пронизывали ее. Алиса громко вскрикнула – и проснулась.
– Боже мой! Что с тобой, дорогая моя? Вероятно, тебе снился какой-нибудь страшный сон? Я даже подумал, что с тобой обморок, так как вот уже больше четверти часа как я употребляю всевозможные усилия и никак не могу разбудить тебя, – сказал маркиз, помогая Алисе подняться.
– Да, меня мучил кошмар, – ответила молодая женщина.
– Какой у тебя утомленный вид! Сейчас я дам тебе выпить вина. Затем мы будем завтракать, так как мы подъезжаем к станции, где большая остановка и прекрасный буфет, – весело сказал Беранже, выказывая самое нежное участие к жене.
Сердце Алисы болезненно сжалось, и она провела рукой по плюшевому саку, где хранились предательские документы. Она знала теперь, насколько была искренна эта притворная нежность.
Тем не менее, необходимость поддерживать разговор, а затем завтрак и, наконец, прибытие на конечную станцию их путешествия – все это, в конце концов, развлекло и немного успокоило молодую женщину. Благодаря ее молодости и жизненной неопытности, к ней даже вернулась отчасти ее прежняя веселость. Улыбаясь, она с любопытством вошла в ожидавшую их изящную коляску. Помня мудрые советы своего друга, Жюля Гериберта, Беранже старался быть любезным и разговорчивым. Он отлично выспался, а это, вместе с чудным днем, благотворно подействовало на него.
Хотя в экипаже нужно было ехать около трех часов, время прошло очень быстро. Прекрасная дорога была чрезвычайно живописна. Маркиз обращал внимание жены на красивые места и называл ей замки и деревни, мимо которых они проезжали.
– Как ты хорошо знаешь эти места! Вероятно, ты часто бывал здесь? – спросила Алиса.
– У меня есть земля в соседнем департаменте. Здесь же я был всего один раз, лет десять тому назад. Я приезжал вместе с дядей, который уже тогда мечтал купить Верделе. Дело это не состоялось. Тем не менее, мы прожили более трех недель у Лаверди, отца депутата, который был другом дяди. Я много охотился, обегал всю округу и, как ты видишь, все отлично помню. Например, эта дорога, сворачивающая налево, ведет в городок Верделе. Его не видно отсюда, так как он скрыт лесом.
Алиса воодушевилась. Свежий воздух действительно действовал на нее, и, к тому же, она любила природу и понимала ее красоты. Вдруг она вскрикнула от восторга и наклонилась вперед. Дорога здесь достигла высшей точки, и перед путниками раскинулся чудный пейзаж. Перед их глазами, подобно зеленеющему саду, расстилалась обширная долина, небольшой ручеек, подобно серебряной ленте, капризно извивался по ней. На другом конце долины почти отвесно поднималась большая вулканическая скала, покрытая богатой растительностью и увенчанная грандиозными руинами. Среди чащи деревьев и кустарников видны были толстые стены и остатки разрушенной ограды. Мрачный и массивный силуэт зубчатой башни, почерневшей от времени, господствовал над всеми развалинами.
На склоне скалы видна была прекрасная вилла, к которой вело шоссе, обсаженное тополями. Темный лес опоясывал горизонт.
– Вот наше новое жилище, дорогая Алиса! Я с удовольствием вижу, что местоположение тебе нравится, – произнес маркиз, с улыбкой указывая жене на виллу.
– Место, действительно, очаровательное. Но как жалко, что древний замок до такой степени разрушен! Прежде он должен был иметь необыкновенно величественный вид, когда, подобно грозной туче, господствовал над долиной. Он разрушен, вероятно, во время революции?
– Нет, его разрушение относится к началу шестнадцатого столетия, когда страшный взрыв превратил гордый замок в жалкие развалины, которые ты видишь. Катастрофа эта случилась во время грозы. Однако, кажется, сам кастелян из мести к своему господину, обольстившему его жену, подложил огонь в пороховой погреб. Затем, разыгравшийся пожар превратил замок в развалины. Дядя лучше меня расскажет тебе все подробности, так как он очень интересуется всеми этими старыми историями.
– С тех пор в Верделе уже никто не жил? – спросила молодая женщина, глаза которой точно приросли к руинам.
– Как же? Наш предок выстроил у подошвы скалы замок, от которого не осталось ни следа. Его сожгли и сравняли с землей в девяносто третьем году. Что же касается виллы, ее выстроил генерал барон Форестьер, когда вышел в отставку. Эта земля была продана ему в качестве национального имущества.
Во время этого разговора коляска въехала в тополевую аллею и скоро остановилась перед виллой.
Пожилая экономка и управляющий почтительно встретили молодых господ. Пожелав им всяческого счастья, они проводили маркиза с женой на большую террасу, где был уже накрыт стол.
Беранже отдал должную честь завтраку, но Алиса была печальна и задумчива и совершенно погрузилась в созерцание развалин. Древняя башня, поросшая мхом и обвитая диким плющем, произвела на нее большое впечатление. Ей казалось, что она уже давно знает ее.
Беранже был очень весел. За десертом он поднял стакан вина и громко вскричал:
– За твое здоровье, дама Верделе, и за здоровье наших добрых соседей – всех рыцарей и дам древнего замка!
В ту же минуту раздался страшный треск, похожий на взрыв. Затем послышался шум падающих камней.
Алиса страшно побледнела и вскочила со стула. Экономка набожно перекрестилась.
Беранже, сразу умолкший и смутившийся на минуту, первый пришел в себя.
– Ба! – сказал он смеясь. – Право, можно подумать, что господа рыцари отвечают на мой тост.
– Ах! Не смейтесь над этим, господин маркиз! Развалины заколдованы. По ночам, в Башне Дьявола раздаются стоны, – сказала экономка.
– Знаю, знаю, Сузанна! Привидения обязательны для руин древнего замка. Не в обиду вам будет сказано, шум, который мы только что слышали, имеет совершенно земное происхождение: это обрушилась часть старой стены.
– Но почему же она обрушилась именно в ту минуту, когда ты воззвал к древним рыцарям? – заметила Алиса. – Ты до такой степени ни во что не веришь, Беранже, что смеешься положительно надо всем!
– Что делать, мой друг! Девятнадцатый век отличается своим скептицизмом, а я – сын своего века, – насмешливо ответил маркиз.
После завтрака молодые супруги подробно осмотрели виллу, а потом снова верйулись на террасу.
– Пойдем теперь к развалинам! Мне хочется поближе посмотреть их. Особенно меня интересует Башня Дьявола, – сказала Алиса, которую руины замка положительно околдовали.
Маркиз был, видимо, смущен. Посмотрев на часы, он ответил, что, к великому своему сожалению, он не может сопровождать ее, так как ему необходимо сейчас же ехать.
– Видишь ли, мой друг, владелец и основатель минеральных вод близ Верделе – мой друг и товарищ по коллегии. Один его родственник просил меня как можно скорее передать ему письмо и очень важное словесное поручение. Я должен исполнить свое обещание и передать все это Карлу Бертрану. Сейчас я прикажу распаковать мой велосипед. Теперь только три часа; к шести часам, к обеду, я вернусь. Ты же, дорогая моя, займись в это время осмотром развалин. Сузанна может служить тебе проводником. Без сомнения, ей известны все легенды, и она будет гораздо более сведущим чичероне, чем я.
Не дожидаясь ответа, маркиз поцеловал жену и быстро вышел из комнаты.
Алиса побледнела и опустила голову.
В первый же день муж бросил ее одну и бежит к чужим людям. Однако присутствие лакея и экономки помогло ей овладеть собой.
– Благодарю вас! Я не хочу отрывать вас от ваших занятий, – сказала она, отказываясь от услуг экономки. – Я и одна прогуляюсь по развалинам. Только прежде я надену какое-нибудь платье полегче, так как сегодня очень жарко. Пошлите, пожалуйста, ко мне Этьенетту!
Полчаса спустя Алиса, одетая в легкое муслиновое платье, оставила виллу и быстро направилась к вершине холма. Скоро она вышла за решетку, окружавшую сад. Усыпанные песком аллеи и роскошные цветники сменились теперь густым кустарником, толстыми корнями и чащей деревьев, зеленые ветви которых образовывали непроницаемый свод над узкой и едва заметной тропинкой, которая, капризно извиваясь, вела к развалинам.
Широкий ров, некогда окружавший замок, был еще заметен, как и две башенки, охранявшие подъемный мост. Без всякого труда молодая женщина перешла через ров, почти доверху засыпанный землей и сухими листьями, и вошла на почетный двор, вымощенный большими каменными плитами и наполовину заваленный камнями и разными обломками.
Здесь Алиса остановилась и пыталась сориентироваться. Большая часть замка представляла сплошную бесформенную груду силой взрыва наваленных друг на друга строений. Только Башня Дьявола и часть жилого корпуса еще гордо высили свои стены, толщиной в десять футов, которых не смогла поколебать даже сила пороха.
К этой-то части замка и направилась молодая женщина. С легкостью серны она взбиралась на груды обломков, ловко перепрыгивала через глубокие трещины и, придерживаясь за кустарник, в изобилии повсюду росший, добралась, наконец, до башни. Узкая и низкая дверь вела в нее; внутри находилась еще крепкая лестница. Без малейшего колебания Алиса поднялась по ступеням. Любопытным взглядом окинула она высокие, круглые залы, имевшие зловещий вид и освещаемые узкими окнами, и без всяких препятствий достигла вершины башни.
Разгоряченная и усталая, она облокотилась на массивный зубец и восхищенным взглядом окинула чудный пейзаж, расстилавшийся перед ее глазами.
Вдруг она вздрогнула и взгляд ее как бы прирос к шоссе, шедшему от виллы. На нем появился Беранже на своем велосипеде. Он был одет особенно изысканно. На нем были лакированные ботинки кирпичного цвета и широкие панталоны. Легкое пальто было накинуто на шелковую рубашку, стянутую у пояса широким ремнем. На голове была надета маленькая плоская шапочка.
Лицо маркиза выражало самую беззаботную радость. Очевидно, он совершенно забыл про оставленную молодую женщину, пронизывающий взгляд которой в эту минуту был устремлен на него со смешанным выражением горечи и презрения. Быстро отвернувшись, Алиса торопливо стала спускаться, не думая о грозившей ей опасности, так как крутая и узкая лестница не имела перил. Какое-то жесткое и дурное чувство зашевелилось в ней против этого бессовестного человека, который с такой грубой беззастенчивостью отстранял ее и, очевидно, хотел устроить себе отдельную жизнь со своими любовницами и товарищами его безумств.
Занятая своими мыслями, Алиса шла наудачу и даже не замечала, что все больше и больше углубляется в развалины. Вдруг она вздрогнула и остановилась. За большой грудой камней она заметила дверь, на которой еще висела почерневшая от времени и заржавленная цепь.
Дверь. эта вела в большую залу, относительно, хорошо сохранившуюся, так как только небольшая часть ее была завалена камнями, скрывавшими противоположный выход.
Охваченная каким-то странным и необъяснимым чувством, Алиса переступила порог этой двери. Сердце ее трепетало. Какая-то страшная тяжесть сдавила ее грудь и лишила дыхания. Прислонившись к стене, она стала осматривать залу.
Стены были покрыты копотью, что указывало на то, что здесь сильно свирепствовал огонь. Алисе казалось, что это место было ей знакомо, что она уже видела во сне или в смутном видении эти высокие и узкие окна и этот гигантский камин, украшенный еще сохранившимся гербом Верделе, увенчанным баронской короной. Только тогда двери были закрыты тяжелыми драпировками, а в очаге пылал яркий огонь.
Вдруг молодая женщина почувствовала страшную усталость. Она села на один из обломков и глубоко задумалась. Окружавшее ее разрушение, эти остатки древнего блеска – все говорило о тщете всего человеческого и располагало к меланхолии.
– Ах! Если бы вы говорили, древние стены, какие вещи вы могли бы мне рассказать! – пробормотала молодая женщина. – Какие драмы, никому неизвестные, но, может быть, ужасные, разыгрывались под этими сводами в те времена, когда суровые и дикие сеньоры имели право жизни и смерти над своими несчастными вассалами! Но зато и какие же банкеты и пиры задавались тут!
Возбужденное воображение молодой женщины начало, мало-помалу, населять эту залу, и притом с такой жизненностью, что ей казалось, что она слышит звон шпор рыцарей и шелест тяжелых костюмов дам.
Алиса вздрогнула и провела рукой по лбу. Походили ли все эти Верделе, вызванные ее воображением, на последний отпрыск их расы? Конечно, они были суровы и жестоки, но были ли они такие же ничтожные и такие же клятвопреступники, как ее муж, относящийся к ней с таким оскорбительным равнодушием и изменивший ей у самого подножия алтаря? Какова же будет ее жизнь? Будущее вставало перед ней, как какая-то мрачная и грозная загадка. С тяжелым вздохом Алиса прижалась лбом к холодной стене. В эту минуту она почувствовала тот душевный упадок, который предшествует сильной нравственной борьбе. Человек инстинктивно взвешивает тяжесть, которую ему придется нести, и плоть содрогается перед предстоящим ей испытанием.
Ощущение холода и сырости оторвало маркизу от ее тяжелых дум. Она встала и с неприятным чувством убедилась, что сумерки уже спускаются над развалинами. Поспешно выйдя из залы, она посмотрела на часы. Было уже около восьми часов вечера.
– Боже мой! Как быстро прошло время! Беранже уже около двух часов, как вернулся и, без сомнения, ищет меня, – пробормотала она, спеша домой.
Но Алиса тщетно искала дорогу обратно. Груды обломков, готические арки, решетчатые окна – все это до такой степени было похоже друг на друга при наступающих сумерках, что она никак не могла сориентироваться. Наконец, она вышла на выступ стены колоссальной толщины. Направо от нее высился еще один жилой флигель, достигавший самой вершины скалы. Там же виднелся небольшой балкон с каменной балюстрадой.
– Боже мой! Как я найду дорогу домой? – невольно вскричала Алиса, охваченная страхом и беспокойством.
Можно представить себе ее удивление, когда за ее спиной чей-то звучный голос сказал:
– Позвольте мне, сударыня, быть вашим проводником. Я отлично знаю эти развалины.
Молодая женщина быстро обернулась и с любопытством посмотрела на человека, который, казалось, вынырнул из углубления стены. Это был молодой, красивый мужчина, высокий и стройный, одетый во все черное. Тонкое и правильное лицо его было страшно бледно. Эта бледность еще резче выделялась, благодаря черной бороде и волосам такого же цвета. Его большие, темные глаза, отличавшиеся каким-то странным блеском, были пытливо устремлены на Алису.
– Благодарю вас за любезное предложение, – приветливо сказала маркиза. – Признаюсь вам, вы меня испугали. Вы так неожиданно появились, а здесь все так говорит о прошлом, что я почти подумала, что вижу одного из древних владетелей замка.
Незнакомец усмехнулся.
– Неужели вы, сударыня, боитесь привидений?
– О, нет!
– В таком случае, позвольте мне помочь вам сойти со стены.
Незнакомец предложил Алисе руку, – белую, тонкую руку, украшенную кольцом с большим бриллиантом. Затем с уверенностью, доказывавшей близкое знакомство с развалинами, он вывел маркизу к подъемному мосту. Когда Алиса вышла на тропинку, ведущую прямо к вилле, незнакомец молча поклонился и как тень исчез в чаще деревьев.
– Что за странная личность! Он даже не представился и не дал мне времени поблагодарить его за услугу, – пробормотала Алиса, чуть не бегом направляясь к дому.
К крайнему своему удивлению, она узнала, что Беранже еще не возвращался! Колеблясь между беспокойством и гневом, Алиса села в маленькой гостиной, где уже горел огонь, и попыталась заняться чтением.
В людских тоже царило недовольное волнение. Кухарка клялась всеми богами, что заказать обед к шести часам и не возвращаться домой до девяти положительно бессовестно.
– Индейка с трюфелями, пирожки и все, решительно все будет испорчено! А потом виновата будет кухарка! – с гневом повторяла добрая женщина.
Экономка, бродившая по столовой и тщетно смотревшая на дорогу, тоже пришла в кухню.
– И где это пропадает господин маркиз? Барыня тоже сидит скучная и печальная. И что удивительно! Вчера только обвенчались, а сегодня муж бегает где-то целый день. Нет! В мое время так не делалось, – заметила она, качая головой.
– Вот и видно, что вы не бывали в Париже. Там это вещь обыкновенная, – возразила Этьенетта. – Наш маркиз только принимает на себя вид очень честного человека, чтобы угодить дяде, у которого идеи прошлого века и который должен оставить ему наследство. Но втихомолку он ведет очень распущенный образ жизни.
– Но откуда вы все это знаете? – спросила кухарка.
– От грума Жака. Он очень влюблен в меня и рассказывает мне все, что я захочу, – жеманно ответила камеристка. – От него я знаю, что наш маркиз уже несколько месяцев состоит в связи с одной дамой, то есть не с дамой, а с актрисой, и притом даже не с оперной или балетной актрисой. Она, знаете, поет в кафе шансонетки, поднимает ноги выше головы и танцует полуголая. Жак называет ее бесстыдницей, его маркиз без ума от нее. Накануне свадьбы они вместе устроили неслыханный кутеж. А вчера, вернувшись из церкви, маркиз послал к ней письмо с Жаком, который принес ему и ответ.
Экономка встала, вся бледная.
– Это ужасно! Жениться и потом так бессовестно обманывать жену, – ведь это позор! И как это Жак, который показался мне таким честным юношей, берет на себя такие поручения!
– Боже мой! Что же вы хотите, чтобы он делал? Ведь он служит маркизу и должен ему повиноваться, а кокотка очень хорошо дает ему «на чай». В Париже теперь в моде иметь любовницу и законную жену.
– Разве эта бесстыжая уж так хороша, что маркиз предпочитает ее своей молодой и очаровательной жене?
– Жак уверяет, что она недурна собой. Но здесь главное заключается не в красоте, а в шике. Лажуа д'Арсон обладает дьявольским шиком. Она поет маркизу под аккомпанемент гитары и пляшет перед ним танец живота не хуже любой турчанки на прошлогодней выставке.
Сузанна перекрестилась.
– Боже мой! Что за ужасы? Ваш хваленый Париж – чистый Вавилон, где испытывают терпение Господа. Одного только я не могу понять: зачем же тогда маркиз женился?
Этьенетта пожала плечами.
– Он просто хотел устроиться и обзавестись семейством. Теперь он может быть покоен, так как никто не станет требовать, чтобы он женился. Кроме того, если он пожелает от кого-нибудь улизнуть, его нельзя преследовать, и он спокойно может укрыться в супружеском гнездышке.
Громкий звонок прервал болтовню камеристки. Минуту спустя раздался голос лакея, который крикнул:
– Отпускайте живей суп, Целестина! Маркиз вернулся и желает обедать.