Ночью Эван спал плохо. Ему снились обрывочные тревожные сны об отчислении из университета по неуспеваемости, о возвращении в Нью-Фолл ни с чем, о страшной болезни его матери и собственном бессилии… Проснувшись в холодном поту, Эван с облегчением отметил, что каким-то чудом проспал до рассвета, хотя от тяжелых сновидений чувствовал себя совершенно измотанным. Остаток времени до звонка будильника он листал учебный портал под тихий храп Тэхена Чонгу.
На завтрак они пошли вместе. Погода стояла жаркая. Солнце светило вовсю, на небе ни единого облака, так что на студентах было минимум одежды. Белые рубашки с фирменной нашивкой и галстуки синего цвета в золотую полоску. Парни – в темно-синих брюках, девушки – в клетчатых юбках. Новенькая форма смотрелась красиво и торжественно.
Настроение среди студентов было соответствующим. Разбившись на группки, они спешили в столовую, смеясь и весело галдя, наперебой обмениваясь планами, обсуждая расписание, университетские кружки и будущие проекты.
В столовой их поджидал настоящий пир. Вместо привычной порционной раздачи сегодня был шведский стол, так что каждый мог брать сколько душе угодно. Такого разнообразия еды Эван еще никогда не видел! Множество салатов, лазанья, грибные запеканки в кокотницах, шашлычки на шпажках, порционные пироги и румяные рулеты – все так и просилось в тарелку. Боясь взять больше, чем сможет съесть, Эван положил себе несколько шашлычков из индейки с ананасом, картофель по-нормандски, салат с креветками, ложку фаршированных оливок и несколько помидоров черри с рукколой. Из закусок он взял блинчик с лососем и маленький профитроль со сливочным сыром, миновав стол со всевозможными канапе, восхитительными на вид брускеттами, сырными и мясными нарезками.
Хоть помещение столовой было более чем просторным, здесь собралось столько людей, что, казалось, яблоку негде упасть. И все же, когда Эван и Тэхен наполнили свои тарелки, они без труда нашли свободные места. Вскоре к ним присоединились Уилл Лэджер и Генри Питерс, те самые парни, с которыми Эван познакомился на вступительном экзамене.
– Вот это сегодня еда! – довольно сказал Генри Питерс, налегая на сочную отбивную. – Выше всяких похвал!
– Здесь всегда вкусно, – сказал Эван, пробуя божественный на вкус картофель под сырной корочкой. – Просто сегодня больше разнообразия.
– Это да. Всегда вкусно, – согласились остальные, принявшись обсуждать первые университетские сплетни.
– Старшекурсники говорят, что ректор просто душка. Не терпится с ней познакомиться, – сказал Питерс. – А вот с деканом нам придется тяжко. Ирма Митчелл строгая тетка. За один проступок может целый год терроризировать.
Эван закашлялся, когда в горле застрял кусок индейки. Сегодня ему предстояло отпрашиваться у декана. На первом же занятии испортить первое впечатление о себе – решение не из лучших.
– Сочувствую. – Вопреки сказанному, Тэхен довольно откинулся на спинку стула, попивая апельсиновый сок. Ему до декана художественного факультета не было никакого дела, поскольку для будущих литераторов Ирма Митчелл не вела ни одной дисциплины.
– Черт возьми, вы пробовали этот чизкейк? – воскликнул Уилл, смакуя кусочек десерта. От блаженства он даже закатил глаза. – Это что-то невероятное! Я готов вытерпеть хоть сотню лютых деканов, если нас продолжат так кормить!
– Посмотрим, как ты запоешь, когда встретишься с Митчелл с глазу на глаз, – хохотнул Питерс. Отложив в сторону нож и вилку, он вытер губы салфеткой и добавил: – Она у нас сегодня ведет пленэр, если ты не забыл.
Управившись с завтраком, вчетвером они поспешили на выступление ректора. Оно проходило в актовом зале, столь же роскошном, как и все остальное в Беллстриде. Просторный и светлый, он легко вмещал сразу всех студентов университета. Ряды удобных, мягких кресел, обитых синим бархатом, тянулись до самой сцены. Та полукругом возвышалась на добрые полтора метра, устланная красным деревом, отполированным до блеска.
Заняв места в третьем ряду, новоиспеченные студенты принялись с интересом разглядывать исторический зал. Подобные интерьеры можно было встретить разве что в средневековых замках: деревянные стенные панели, увешанные картинами в золотых рамах, кверху сменялись серым камнем, плавно уходящим в расписной декоративный потолок. Ансамбль дополняли шикарные золоченые люстры в форме канделябров.
– Мы как будто в кино попали! – выпалил Уилл, который, как и остальные первокурсники, таращился по сторонам. – Как же тут классно!
Остальные горячо его поддержали. Эвану особенно нравились большие стрельчатые окна в готическом стиле с витражными вставками. Пока не началось знакомство с ректором, он не мог от них оторваться.
Ровно в 9:00 ректор университета вышла на сцену и начала приветственную речь:
– Доброе утро, дорогие студенты, и добро пожаловать в Университет искусств Беллстрид! – Она широко улыбнулась, раскинув руки. Эван отметил, что, несмотря на возраст (на вид ей было около пятидесяти), ректор прекрасно выглядит – высокая и подтянутая, с идеально лежащими черными локонами до плеч, в белом наряде, состоящем из классического приталенного пиджака и юбки-футляра чуть ниже колен. Белые туфли на высоком каблуке придавали ей еще большую стать. – Меня зовут Анжела Дьюэтт. Я ректор этого славного университета, а также ваш первый помощник и наставник.
Студенты одобрительно заулыбались, не сводя глаз с ректора.
– Прежде всего хочу поприветствовать первокурсников, – продолжила она выразительным поставленным голосом. – Беллстрид рад видеть в своих стенах новые лица. Дорогие первокурсники, вы всегда можете обратиться к старостам или деканам вашего факультета! Не пренебрегайте помощью, не стесняйтесь о ней просить! Мы все здесь объединены общей целью – вписать наши имена в историю искусства и прославить доброе имя Беллстрида. Каждый из вас, несомненно, талантлив! Вы уже доказали, что достойны учиться среди лучших, и наша задача – помочь раскрыть ваши таланты в полной мере. Я уверена: этот союз будет плодотворным!
Зал разразился аплодисментами, которые быстро стихли, стоило Анжеле поднять руку.
– Многие из вас уже знают о давней традиции Беллстрида. Тем не менее я обязана о ней рассказать прямо сейчас, стоя на этой сцене. И потом не говорите, что вы не слышали! – Она пригрозила пальцем, и по залу прокатились смешки. – Весь последующий год вы будете получать призовые баллы. Речь идет не только об успехах в учебе, но и о других немаловажных достижениях – в дисциплине, во внеклассных активностях и, разумеется, в сезонных соревнованиях. Всего их три – осенний, зимний и весенний марафоны. Контрада – победитель соревнований получит сразу триста призовых баллов. Таким образом, начиная с этого момента и до конца учебного года вас ждет неустанная борьба за первенство.
Перед ректором выкатили небольшой круглый столик, на котором стояла одна-единственная коробочка. Заинтригованные первокурсники совсем притихли. Подавшись вперед, они слушали ректора с замиранием сердца, некоторые даже открыли рты, чтобы не пропустить ни единого слова.
– В состязании лисицы, кошки и совы побеждает та контрада, которая в итоге наберет наибольшее количество баллов. А каждый из этих зверей охотится на… Кого? – Ректор приложила ладонь к уху, обращаясь к залу.
– МЫШЬ!!! – завопили студенты.
– Все верно, – довольно кивнула Анжела. – И лиса, и кошка, и сова мечтают заполучить в свои когти мышь. Так и ваши контрады будут соревноваться между собой за главную награду года – золотую мышь Беллстрида. – Она извлекла из коробочки статуэтку величиной с ладонь. – Контрада, поймавшая эту золотую мышь, навсегда войдет в историю Беллстрида!
Опустив заветную статуэтку обратно в коробку, ректор вновь заговорила:
– Также хочу обратиться к тем, кто уже преодолел первый год обучения: сегодня вы стали ближе к своей заветной мечте – стать самыми востребованными профессионалами на мировом рынке труда! Университетские годы пролетят быстро, пятикурсники не дадут соврать, поэтому я желаю вам наслаждаться каждым учебным днем и каждой лекцией! Пусть каждое мгновение, проведенное в этих стенах, отзывается в вашем сердце приятными воспоминаниями даже спустя годы!
Снова аплодисменты. На этот раз пятикурсники даже позволили себе одобрительный свист. Вне всяких сомнений, ректора здесь обожали. Уже сейчас она расположила Эвана к себе столь добросердечной, искренней речью.
– Что касается внеклассных занятий: мы учли все ваши пожелания. Исходя из информации, полученной от старост, в этом году будут действовать пять дополнительных кружков. Клуб «Творческая читальня» предполагает совместные чтения и обсуждения прочитанного за чаем с печеньками. «Клуб моделирования» займет всех любителей миниатюры. Кружок декоративно-прикладного искусства раскроет секреты самого разного рукоделия – от вышивания до резьбы по дереву. В «Клубе кондитеров» вас научат стряпать вкусняшки, в «Клубе медитации и йоги», как ни странно, можно будет медитировать и заниматься йогой. Крайне полезное занятие, скажу я вам. Каждый зарегистрированный кружок будет профинансирован университетом, так что его участники ни в чем не будут нуждаться.
Зал в очередной раз одобрительно загалдел. Анжела Дьюэтт сделала паузу, прежде чем продолжить:
– Также хочу напомнить, что в Беллстриде на постоянной основе действует хор. Записаться в него стоит уже сейчас – просто подойдите к профессору Фостеру. Прослушивания пройдут на следующей неделе. На этом у меня все. Желаю вам продуктивного учебного года, хороших оценок и победы в итоговом состязании контрад! А теперь марш на занятия!
После такого вдохновляющего напутствия студенты покидали актовый зал в еще более приподнятом настроении и с большим азартом. Каждому хотелось как можно скорее проявить себя и внести вклад в поимку золотой мыши. Точно так же и Эвану не терпелось начать зарабатывать призовые баллы. Предвкушая свое первое занятие, он гадал, удастся ли уже сегодня заработать оценку и насколько это будет тяжело.
Вне всяких сомнений, Беллстрид был воплощением студенческой мечты. Он был слишком идеальным во всем. В каждой мелочи. Но при этом и слишком требовательным к своим ученикам.
Аудитория, в которой проводились занятия по творческому письму, была небольшой, но очень уютной. Деревянные стены, белый сводчатый потолок с легким золотистым орнаментом и минимум отвлекающих факторов. Не обошлось и без коллекции книг – у дальней стены стояли три узких стеллажа, заставленных ветхими собраниями сочинений.
В большие окна било яркое солнце. Его лучи освещали три ряда одноместных парт (чтобы никто никому не мешал). На каждой из них лежали приготовленные заранее тетради и ручки. У профессорского стола раскинулся зеленый уголок: на небольшом пятачке были сосредоточены различные по форме и размеру комнатные растения в разномастных горшках и напольных вазах. Эван, Уилл и Генри сели друг за другом, заняв места ближе к концу второго ряда, а Тэхен выбрал место справа от Эвана. Эдакая нейтральная территория.
– Спорим, эта сядет за первую парту? – шепнул Эвану Уилл, кивая на Джейн Эйприл Вуд, как только та вошла в аудиторию в компании новоиспеченных подруг.
Одна была платиновой блондинкой с блестящими прямыми волосами и прямоугольными очками на лице. Вторая – мулатка с внушительным ореолом кучерявых волос. Вместе они смотрелись довольно контрастно. Всем своим видом, начиная от идеальной осанки до гордо поднятого подбородка, Вуд подчеркивала: она достойна учиться здесь, среди лучших, и она еще всем покажет. Вуд излучала уверенность, к которой хотелось тянуться всем, кроме Эвана.
Уилл и правда угадал. Вуд действительно разместилась в первом ряду, сразу за зеленым уголком, как самая настоящая выскочка. Две ее подруги расположились поблизости. На протяжении перемены девушки ворковали о какой-то ерунде, то и дело хихикая. Эвану стало жутко некомфортно, когда он заметил, что обе подруги Вуд начали периодически метать на него оценивающие, совсем недобрые взгляды, переходя на тихое шушуканье. И хотя в средней школе Эван привык к повышенному вниманию девчонок, в связке с Вуд это оказалось весьма раздражающе. Что же касается ее самой, она всеми силами игнорировала существование Эвана, даже не поворачиваясь в его сторону. Ну и славно.
Творческое письмо вел уже знакомый Эвану профессор Верзяк. Его появление в кабинете было эффектным. Он влетел на всех парах, хотя до начала занятия оставалось еще пять минут, а затем, игнорируя собравшихся, грузно плюхнулся в преподавательское кресло, извлек из внутреннего кармана пиджака небольшую книжицу в мягкой обложке и до самого звонка безотрывно читал ее, не обращая внимания на происходящее вокруг. Он был так увлечен чтивом, что казалось, ничто не способно его отвлечь. Даже нападение пришельцев. По звонку, когда все студенты расселись за парты, он отложил книгу, встал и начал свое обращение столь страстно, словно выступал со сцены бродвейского театра:
– Меня зовут Давид Верзяк. Я декан литературного факультета Беллстрида. С некоторыми из вас мы будем видеться особенно часто, дабы постигать тонкости сценарного мастерства. Но для художников я буду преподавать только две дисциплины – литературу с ничтожно малым количеством отведенных часов и творческое письмо. Так что же такое творческое письмо? Как по-вашему? Может, кто-то желает высказаться? – Первокурсники начали неуверенно переглядываться. – Давайте-давайте, не стесняйтесь! Начнем с вас, мисс?..
– Камилла Джонсон, – ответила одна из подруг Джейн Эйприл, та самая блондинка в очках. – Ну, я полагаю, что речь идет о сочинениях. Нам нужно будет излагать свои мысли на заданную тему.
– Неплохо, мисс Джонсон, – удовлетворенно кивнул профессор. – Кто желает что-нибудь добавить?
Студенты молчали. Несколько случайно опрошенных профессором студентов лишь пожали плечами и присоединились к мнению Камиллы.
– В целом вы все верно понимаете, – согласился профессор. – Но для чего же тогда эта дисциплина назначена вам, художникам? Почему бы ее не оставить одному лишь литературному факультету? Пусть себе сочиняют. А вы бы занимались рисованием, живописью…
Джейн Эйприл Вуд подняла руку и, когда профессор Верзяк позволил, представилась и предположила:
– Дисциплина называется творческим письмом не просто так. Сама ее суть кроется в полете фантазии, в проявлении чувств. Стало быть, нам нужно будет относиться к сочинению, которое мы пишем, как к процессу создания картины. Мы должны будем научиться рисовать словами.
– Ну что же, это максимально близкий ответ! – похвалил Верзяк. – Браво, мисс Вуд! Вы принесли контраде кошки первые пять баллов. – С этими словами он включил свой планшет и отметил в нем призовые баллы.
Студенты кошачьей контрады воодушевились и радостно заерзали на своих местах.
– Творческое письмо в самом деле поощряет ваш полет мысли. Освобождает разум от насущных проблем и забот, расширяет угол обзора, выводит за рамки. Это ваш кислород, заключенный в буквах алфавита. Буквы – такой же инструмент, как и глина: из них тоже можно вылепить шедевр. Они подобны краскам – вы можете научиться ими рисовать, как верно подметила мисс Вуд. Буквы примут любую форму, какую вы им прикажете. Это самый податливый материал для творчества и самовыражения, и как бонус – самый доступный. На моих занятиях вы научитесь подчинять его себе. А вместе с тем сможете лучше понять самих себя.
С этими словами профессор Верзяк достал из ящика своего письменного стола небольшие карточки.
– Сейчас каждый из вас вытянет из этой стопки одну карточку рубашкой вверх, – объяснил он. – Без моей команды не переворачивайте. Там написано ваше сегодняшнее задание. Когда вы увидите его – никаких вопросов ко мне. Понимайте, как хотите, и это будет в любом случае правильно. Я здесь не для того, чтобы ограничивать вас или выставлять правила. Правило только одно: никаких правил! Вы вольны писать все, что хотите. Главное, чтобы это было искренне. Да, мистер Лэджер?
Эван обернулся: Уилл тянул руку. Вид у него был обеспокоенный.
– Сэр, а если задание будет таким, что сказать будет нечего? Вдруг ничего так и не придет на ум? Я никогда не был силен в сочинениях.
– В самом прискорбном случае вы вольны оставить лист чистым. Однако еще ни разу не случалось такого, чтобы студенту было совсем нечего сказать, – ответил профессор и приступил к раздаче карточек.
Вытянув свою, Эван полюбовался ей. Она была приятной на ощупь, бархатистой, темно-синей с золотым геометрическим орнаментом. Эван положил карточку на парту, как было велено, рубашкой вверх. Когда все студенты получили свои карточки, профессор уточнил:
– У вас полчаса. И пожалуйста, не нужно претендовать на гениальность. Не нужно обдумывать каждое слово, делать текст красивым или правильным. Напоминаю, что главное – это искренность. Пишите от сердца. А по готовности сразу сдавайте свои работы мне.
Верзяк дал команду приступать, и студенты синхронно перевернули свои карточки. На их лицах тотчас отразились самые разные эмоции – удивление, озадаченность, уверенность, интрига. Некоторые ребята тут же бросились что-то писать, а другие продолжали недоуменно сверлить свои карточки взглядом.
Перевернув свою карточку, Эван прочел: «Пробуждение». Первой его мыслью было пробуждение ранним утром. Перед глазами сразу возник рассвет, безмятежное потягивание в мягкой постели, предвкушение вкусного завтрака. Но вскоре он сообразил, что это совершенно не то. На этот раз он не желал воспринимать задачу слишком буквально, как это случилось на вступительном экзамене. Ему хотелось придумать нечто неочевидное. Затронуть какую-то действительно животрепещущую тему. Поделиться настоящими искренними чувствами.
Едва он задумался об этом, как понял, о каком именно пробуждении стоило написать. Не случайно ему выпала такая карточка. Ведь он думал об этом с того самого момента, как встретил Джейн Эйприл. Он думал о пробуждении своих внутренних демонов, о той темной стороне его личности, которая, как оказалось, всегда жила в нем, но крепко спала. До недавних пор. Сомнений не осталось, и Эван приступил к сочинению.
Аудитория погрузилась в непроницаемую, абсолютную тишину, в которой лишь тихо поскрипывали ручки. Иногда кто-то из студентов переворачивал лист или покашливал, но никто за эти полчаса не издал ни звука. Каждый был увлечен своим текстом, и каждый хотел заработать баллы для своей контрады, выделиться на фоне остальных, произвести впечатление на преподавателя. Эван же хотел лишь выплеснуть накопившиеся чувства.
Казалось, что он никогда не писал с такой скоростью и никогда не вкладывал столько жаркой энергии в слова. Даже шариковая ручка в его пальцах нагрелась так, что казалось, вот-вот расплавится. Едва он дописывал одно предложение, в его мыслях рождались следующие. Мыслей было так много, что некоторые тут же забывались, сменяясь целой чередой новых. А затем еще и еще. Он даже начал волноваться, что не уложится в отведенное время, которое летело с сумасшедшей скоростью.
Некоторые студенты начали сдавать свои работы уже спустя пятнадцать минут, и профессор сразу же приступил к чтению. Эвану же потребовалось двадцать пять минут, чтобы закончить. Когда он поставил финальную точку, то ощутил приятное опустошение. Слова закончились. Он освободился от них, и теперь ему стало гораздо легче. И почему он раньше не попробовал выплеснуть чувства таким способом?
Поднявшись с места, он подошел к столу профессора и сдал сочинение одним из последних. Однако, бросив быстрый взгляд на мисс Вуд, он с удивлением отметил, что она все еще пишет. Она работала медленно, но сосредоточенно. Интересно, в этот раз ей тоже не понадобился черновик?
Когда отведенное время подошло к концу и последнее сочинение заняло свое место в общей стопке, профессор Верзяк дочитал сданные работы, а затем, глядя на студентов поверх очков, объявил:
– Ну что же, я ознакомился со всеми вашими трудами и вынужден… – все присутствующие напряглись, – похвалить вас! Все вы поняли суть творческого письма правильно. Вы старались проявить искренность – это заметно. Но сегодня мне особенно хочется выделить одну работу. Ее автор – мистер Эван Грейсен из контрады совы.
Услышав свое имя, Эван зарделся. Он не ожидал столь высокой оценки и никак не претендовал на нее. Он писал только для себя. Хотел выплеснуть чувства, не более. И хотя ему было очень приятно, вместе с тем он понимал, что столкнется с повышенным вниманием к своему далеко неоднозначному сочинению.
– Что ж, мистер Грейсен, – продолжил профессор Верзяк, – прямо сейчас у вас есть возможность заработать тридцать призовых баллов для вашей контрады. Что скажете?
Несколько студентов присвистнули.
– Тридцать баллов – очень щедро, – ответил Эван, глядя на профессора. – Каковы условия?
– Мы в Беллстриде поощряем смелость и искренность. Потому условие всего одно: нужно прочесть вашу работу вслух, – ответил тот, и Эван почувствовал, как от волнения у него вспотели ладони. – Вы согласны?
Ну нет, его сочинение было очень личным. Разве он может согласиться пойти на такое перед лицом всей аудитории? Перед лицом Джейн Эйприл Вуд, о которой и писал…
– Давай, Эван! Давай! – взмолились со всех сторон студенты из его контрады.
– Целых тридцать баллов, чего ты ждешь?! – не выдержал и сидевший позади Уилл. Привстав, он с силой ткнул Эвана в спину, вынуждая того выйти и зачитать сочинение.
– Не подведи! Выходи! Ну же! – помахал Тэхен.
Сдавшись под их натиском, Эван нехотя поднялся с места. В конце концов, они бы не простили ему слабину и потерю целых тридцати баллов. Он ведь и сам был твердо нацелен сегодня их заработать. Что ж, вот он, шанс. Нужно действовать. Выйдя в центр аудитории и встав перед сокурсниками, которые все как один подняли на него заинтересованные взгляды, Эван забрал у профессора свою тетрадь.
– Что было написано на вашей карточке, мистер Грейсен? – попросил озвучить профессор.
– Пробуждение, – гулко отозвался Эван. Его сердце колотилось как бешеное. Он не привык выступать перед публикой, тем более что среди этой самой публики присутствует та, о которой он писал. Не удержавшись и быстро глянув на Вуд, он на долю секунды уловил ее встречный взгляд, но девушка тут же опустила голову.
– Можете начинать, – вежливо пригласил профессор Верзяк и, сложив руки, приготовился слушать. Как и все.
Эван сглотнул. Во рту у него пересохло. Облизнув высохшие от волнения губы и решительно выдохнув, он начал читать свое сочинение:
Ты лед и пламя. Я ненавижу… ненавижу все, что связано с тобой. С самого первого дня, с той самой встречи, которой ты расчертила грань моей реальности. Перечеркнула все, что было до. Перечеркнула то прошлое, что я берег, в котором я был хорошим, славным парнем. Ты сожгла меня изнутри, разрушила мои планы, которые я лелеял всю свою жизнь. Подобно огненному смерчу, оставляющему после себя лишь золу и пепел, ты стерла в пыль мой песчаный замок. Я и не догадывался, насколько он оказался хрупким. Не догадывался, что могу презирать кого-то настолько сильно.
Теперь, в те редкие, но одновременно частые моменты, когда ты смотришь на меня, я ощущаю, словно внутри… леденеет душа. Холодные языки щекочут кожу, и я пытаюсь стряхнуть их, избавиться от морозного жжения, но снова вижу твои зеленые глаза и цепенею.
Становлюсь одной из тех ледовых фигур, что выставляют на банкетах и в зимних парках. Рядом с тобой я не живой. Сам не свой. Чужой сам себе и целому миру. Этого уже не исправить. Раз и навсегда я обнаружил вязкую черноту в своем сердце. Раз и навсегда узнал о твоем существовании. Я так жалею, что не болен рассудком и вынужден детально помнить каждую нашу гребаную встречу. Для чего? Уж не для того ли, чтобы вместе с тобой я возненавидел самого себя?
Ты пробуждаешь худшее во мне. Я чувствую, как падаю в бездну. И раз уж ты теперь существуешь рядом со мной – не смотри. Не смотри на меня больше. Пожалуйста.
Эван закончил читать, и первое, что он увидел перед собой, – это искаженное лицо Джейн Эйприл, по которому текли слезы. Ее нижняя губа дрожала, но она не издала ни единого звука. Девушка не была дурой. Она прекрасно поняла, что в сочинении речь шла о ней. И всем своим видом она являла один-единственный вопрос: за что?
Вопреки скромным ожиданиям, Эвану удалось сильно впечатлить класс. Остаток занятия они обсуждали услышанное вместе с профессором Верзяком. Только мисс Вуд и сам Эван сидели тихо, безучастно уставившись каждый в свою парту.
Как и было обещано, Эван получил тридцать баллов и не разочаровал контраду совы. А Джейн Эйприл… Судя по всему, она продолжала незаметно для всех ронять слезы.
– Давайте вместе подведем итоги, – предложил профессор Верзяк, обращаясь к первокурсникам. – Какие выводы вы сделали, прослушав сочинение мистера Грейсена?
В воздух взметнулось несколько рук. Профессор дал слово каждому.
– Что, используя грубые слова, можно здорово усилить текст! – заявил сосед Эвана по комнате Тэхен Чонгу.
– Что не стоит бояться выразить негативные эмоции! – воскликнула девушка из контрады лисы, назвавшаяся Лизой Амундсен. – Что источник вдохновения может быть абсолютно любой, даже тот, которого мы можем избегать или стесняться.
– Что если текст идет из самого сердца, то искренность слышна, – мечтательно добавила другая.
– Что текст звучит красивее, если длинные предложения чередовать с очень короткими, – последним заметил Уилл.
– Очень ценное замечание, мистер Лэджер, – кивнул профессор Верзяк, протирая очки. – За ваши замечательные ответы каждый получит по пять баллов. Легко творить под влиянием влюбленности. Но, как видите, даже негативные качества могут сослужить службу искусству. Вызвать что-то прекрасное, вопреки сути этих самых чувств. Всколыхнуть слушателя, задеть за живое. Человек – существо не святое. Мы все в той или иной мере одержимы пороками. Признать их – значит сделать крошечный шажок в сторону победы над ними. Работа мистера Грейсена удивительна прежде всего тем, что он не пытался притвориться хорошим. Он решил обличить свою внутреннюю тьму, тем самым бросив ей вызов. И коль ненависть заставляет писать подобное, стало быть, она тоже необходима творцу. Подумайте над этим.
– Вот это ты выдал, бро! – ликовал Тэхен по пути в столовую. – Это все фантазии или ты реально кого-то ненавидишь?
– Фантазии. Попытался быть оригинальным, – как можно более непринужденно ответил Эван, на что Уилл одарил его скептическим взглядом. К счастью для Эвана, Уилл не стал вслух делиться своими догадками.
– У тебя получилось, – сказал Тэхен, готовый поверить во что угодно. – В следующий раз тоже придумаю что-нибудь эдакое.
– Ага… давай, – безучастно отозвался Эван, наблюдая, как Вуд с бешеной скоростью пронеслась мимо них по коридору.
– Эй, а куда делся Питерс? – опомнился Уилл, глядя по сторонам.
– Наверное, расстроился, что его контрада заполучила меньше баллов, – предположил Тэхен, и они оба принялись обсуждать прошедшее занятие и анализировать, насколько справедливыми были оценки профессора.
К обеду шведский стол обновился. Закусок стало меньше, зато выбор горячего, гарниров и супов порадовал. Наполнив свои тарелки, приятели заняли те же места, что и во время завтрака.
– Так-с, посмотрим, какие у нас результаты, – проговорил Уилл, отодвигая от себя тарелку с горячим супом и включая планшет. – О! Совы на первом месте!
Тэхен склонился к Уиллу, заглядывая в его планшет:
– Пока рано что-то говорить. Баллов слишком мало, к вечеру все может измениться.
– Что-то ты не слишком позитивно настроен, – сощурился Уилл, переводя взгляд с планшета на Тэхена.
– Просто не вижу смысла проверять баллы контрад каждые два часа, – ответил тот, возвращаясь к своей тарелке.
Дальше они перескакивали с одной темы на другую, в то время как Эван окончательно потерял не только аппетит, но и нить разговора. К слову, Генри Питерс так и не объявился, по всей видимости присоединившись к кому-то из своей контрады.
– Какой-то ты потерянный, – подметил Тэхен, уплетая тушеную картошку с мясом и попутно подкармливая толстого серого кота, невесть откуда взявшегося. – Такому триумфу нужно только радоваться. Ты чего?
– Просто голова разболелась, – слукавил Эван. Хотя голова у него действительно болела, причина его подавленности заключалась совсем не в этом.
Во время обеденного перерыва он, незаметно от приятелей, искал глазами Джейн Эйприл, но ее нигде не было. Эвану очень не хотелось, чтобы она плакала из-за него. Он ощущал жгучую вину и в то же время будто оказался в снежной лавине, которая, однажды подхватив, продолжала нести его в смертельную пропасть.
После обеда Тэхен пошел на пару по сценарному мастерству, оставив Уилла и Эвана. Кот, следуя непостижимым кошачьим интересам, воодушевленно побежал за ним, задрав пушистый хвост. Уединившись в уборной, Эван достал из сумки планшет, открыл учебный портал и кликнул на профиль Джейн Эйприл. Там ничего не изменилось – голубой квадрат вместо фотографии, никаких заметок, никакой активности и статус «не в сети». Его так и подмывало нажать на конверт и что-нибудь написать ей. Что-нибудь примирительное. Ведь раз он сам начал эту тупую вражду, ему же следует ее закончить. Глядя около минуты в пустое поле, Эван так ничего и не придумал, поэтому отключил планшет и вместе с остальными побрел на пленэр.
Занятие проходило во внутреннем дворе университета. Там, неподалеку от фонтана, первокурсников уже дожидались разложенные этюдники и профессор Ирма Митчелл, декан художественного факультета, одетая в светло-бежевый твидовый костюм в крупную клетку.
У нее было умное, выразительное лицо с высокими скулами, тонкими бровями и большими глазами, а ее блестящие темные волосы, слегка тронутые сединой, были скручены в тугой пучок, из которого торчала шпилька-стрекоза.
Немного припозднившись, Уилл и Эван заняли единственные свободные и поэтому ближайшие к строгому профессору этюдники. Генри Питерс, напротив, чуть ли не спрятался за кленом, в компании ребят из контрады лисы. Выглядывая из-за ствола, он неловко помахал приятелям. Помахав ему в ответ, Эван с горечью отметил, что Вуд не появилась на занятии. Прозвенел звонок, и после короткого приветствия Ирма Митчелл начала с весьма неожиданной фразы:
– Сегодня в этом небольшом парке вы начнете искать самих себя. – Она внимательно оглядела озадаченные лица первокурсников и продолжила: – Искать свой неповторимый стиль и узнаваемый почерк. Потому что обучаться здесь – значит читать между строк и подмечать скрытое. Быть иным. Быть новатором.
Медленно двигаясь вокруг студентов, огибая этюдники, она пристально изучала каждого и будто бы читала их мысли.
– Оглядитесь вокруг! – потребовала Митчелл, и несколько студентов вздрогнули от ее голоса, первокурсники сразу закрутили головами, рассматривая окрестности парка. – Вас окружает множество чудесных мгновений. Деталей. Форм. В столь восхитительный, теплый и солнечный осенний день мне бы хотелось, чтобы мы все запечатлели его на память. Выберите любой фрагмент, который вам больше всего по душе – будь то брызги в фонтане, роса в траве или летящие кленовые листья… На сегодняшнем вводном занятии ваша задача – поймать их и перенести на бумагу с помощью акварели.
Эван украдкой покосился на сокурсников – каждый уже старательно искал свой сюжет, пробегаясь взглядом по уголкам парка.
– Настоятельно прошу: не будьте буквальными! – продолжила декан. – Чего бы мне точно не хотелось – так это получить очередную партию этюдов с красотами внутреннего двора Беллстрида. В моей коллекции такого добра предостаточно. Мне важен свежий взгляд! Продемонстрируйте вашу оригинальность, ваше видение мира, ваш характер и вашу суть! Покажите, чем вы отличаетесь от сотен других художников. Приступайте!
Студенты тотчас взялись за работу.
– Ты что выбрал? – спросил Уилл, когда Эван нанес первые линии карандашом по акварельной бумаге.
– Мне приглянулись вон те ветви. – Эван указал на красные кленовые листья сразу над их головами. – Через них красиво пробиваются солнечные лучи. Изображу их крупным планом. А ты что решил?
– Пока не знаю, – протянул тот, почесав карандашом макушку. – Честно говоря, я плохо владею акварелью, и хочется найти что-то попроще в исполнении.
– Тогда, может быть, небо? Сегодня красивые облака.
– Да, пожалуй. Спасибо за наводку, отличная идея! – И, небрежно отбросив карандаш, Уилл сразу же начал вдохновенно писать.
– Рад, что помог, – отозвался Эван, уходя в свои мысли. Ему важно было закончить работу всего за час, чтобы успеть на собеседование. При этом этюд должен был произвести впечатление на профессора Митчелл. Тогда она точно позволит ему уйти с пары раньше.
Пока ребята творили, декан села неподалеку, включила планшет и начала знакомство, зачитывая вслух имена и фамилии новичков. Те, услышав свое имя, поднимали руку. Эван напрягся, когда очередь дошла до мисс Вуд.
– И где же, позвольте узнать, Джейн Эйприл? – строго спросила декан, когда никто не поднял руку.
– Ей нездоровится, – поспешила ответить Камилла Джонсон, метнув на Эвана злобный взгляд.
– Для таких случаев у вас есть учебный портал, чтобы каждый имел возможность предупредить преподавателя о форс-мажоре! – строго сказала Митчелл. – Надеюсь, ничего серьезного не приключилось?
Та в ответ покачала головой, и Митчелл продолжила знакомство со студентами. Спустя час напряженной работы Эван взял свой этюд и подошел к профессору.
– Уже? – Вскинув одну бровь, она взяла этюд, оценивая его критическим взглядом. По ее лицу невозможно было догадаться, что она думает.
– Профессор Митчелл, я вынужден отпроситься с занятия.
– И какой же повод, позвольте узнать? – Женщина оторвалась от рисунка, пристально глядя в глаза Эвана.
– Мне нужно успеть на собеседование к трем часам, – выпалил тот, растирая от волнения руки за спиной.
– Ищете работу? – Брови декана поползи вверх, на сей раз обе. Эван кивнул. – Молодой человек, вы осознаете, насколько это плохая идея? Учиться в Беллстриде тяжело, а вы хотите как-то совместить это с работой?
– У меня нет выбора, профессор, – сухо отозвался Эван, надеясь, что декан не станет его расспрашивать.
Та внимательно смотрела ему в глаза, словно пытаясь прочесть в них все ответы.
– Что ж. Сегодня я сделаю для вас исключение. Вы можете идти на собеседование, но, если работодатель решит вас нанять, вам необходимо договориться о таком графике, при котором вы сможете посещать все лекции. Без пропусков и опозданий. В противном случае вы рискуете не успеть за учебной программой и быть отчисленным. Решайте с умом, мистер Грейсен. На кону ваше будущее.
Мастерская мистера Бехара Сингха терялась среди других ювелирных и антикварных лавок улицы Редженси, поскольку имела совсем неприметную запыленную вывеску и такую же неприметную витрину. Эвану пришлось несколько раз пробежаться туда-сюда, чтобы наконец-то обнаружить небольшое открытое оконце, через которое он разглядел голову индийского мастера.
– Мистер Сингх? – спросил Эван, заглядывая в оконце.
– Он самый, – ответил мастер. – А вы, полагаю, мистер Грейсен?
Эван кивнул.
– Думал, вы старше. – Бехар Сингх открыл дверь, приглашая Эвана пройти в мастерскую. – Сколько вам?
– Восемнадцать, сэр, – выпалил Эван, войдя в помещение.
Вопреки ожиданиям, внутри оказалось достаточно много места. Однако интерьер был неприглядным: несколько деревянных полок, заставленных коробками и органайзерами; два больших рабочих стола, хранивших десятки инструментов, в том числе плоскогубцы, пинцеты и что-то вроде микроскопа; мощные напольные лампы на регулируемых ножках да старый потрепанный диван с кофейным столиком прямо по центру мастерской. Еще в темном дальнем углу стояла большая печь, которую Эван заметил в последнюю очередь. Всюду, куда ни глянь, царил беспорядок.
– Учитесь где, поди? – Сингх закрыл за ним дверь, вернувшись за стол. Он был низкого роста, с завидной густой шевелюрой и выдающимися завитыми усами.
– Поступил в Беллстрид, сэр.
Взгляд мастера изменился.
– Тогда чего вы здесь забыли? – спросил он.
– Мне нужны деньги.
– Ох-ох, – прокряхтел Сингх, отворачиваясь от Эвана. Там, у стены, стоял электрический чайник. Сингх включил его, предложив юноше переместиться к кофейному столику.
Спустя полминуты, когда Эван уже сидел на диване, на кофейном столике появился изящный чайный сервиз, тарелка с орехами, блюдце с медом и целая коробка восточных сладостей. Вот только парню сейчас было явно не до чаепития. Он ожидал тонну вопросов и гадал, сколько клятв придется принести, чтобы заполучить эту должность.
В это время Сингх приволок свой стул и уселся напротив, пристально глядя на Эвана.
– Насколько вам нужна эта работа? – спросил он, разливая по чашкам душистый чай.
– Очень нужна.
– Она ваша, – коротко ответил Сингх, придвигая Эвану коробку со сладостями.
– А как же собеседование? – не понял тот.
– Ладно. Дайте-ка подумать. – Сингх сделал небольшой глоток, посмаковал его и вернул свою чашку на блюдце. – Сколько оборотов совершает Солнце вокруг Земли в течение года?
– Сэр, Солнце не вращается вокруг Земли, – проговорил Эван, сбитый с толку. Сейчас он думал о том, что либо этот Сингх ненормальный, либо неудержимый эксцентрик. Впрочем, разница была не столь велика.
– Жив ли Майкл Джексон?
– Физически – нет, но музыка…
– Девушка есть?
– Нет, сэр. Девушки нет.
– Ну хотя бы влюблен? – Мастер сверлил Эвана пытливым взглядом.
– Еще не доводилось. – Эван решил просто плыть по течению.
– Пахлаву любите?
– В небольших количествах.
– А в больших никто и не предлагает. Животные есть?
– Это обязательное условие?
– Нет. Просто у меня есть собака Карамелька. Иногда я беру ее с собой в мастерскую, но ей здесь очень одиноко. Карамельке бы не помешали друзья.
– Какая порода?
– Йоркширский терьер. Так, стоп. Это я собеседую вас, а не вы меня! – пригрозил Сингх.
– Ваша правда. – Эван развел руками.
– Что ж, полагаю, с вопросами можно покончить. Вы отличный кандидат, мистер Грейсен. Давайте теперь обсудим ваш график и план работы.
Эван еле успел на ужин. Набрав остатки съестного, он уселся рядом с Уиллом и Тэхеном, которые уже допивали чай. Они специально ждали его в опустевшей столовой.
– Ну как прошло? – сразу спросил Уилл.
– Нормально. Кажется, меня приняли, но я не до конца уверен, – устало ответил Эван. Только сейчас до него дошло, насколько же он был голоден.
– Это как? – не понял Тэхен.
– Начальник… кхм, своеобразный, – ответил Эван, накинувшись на курицу с макаронами. – Сегодня было много теории. К практике приступаю в понедельник.
– Ты это… – замялся Уилл. – Поаккуратней. Не каждый потянет учебу в Беллстриде и работу.
– Это всего лишь подработка, – вмешался Тэхен. – Уверен, Эван знает, что делает.
Вот только у самого Эвана не было такой уверенности.
– Что по баллам? Какая контрада лидирует? – перевел он тему, накалывая макаронину на вилку.
– Все еще мы! – радостно возвестил Уилл. – Как думаете, Генри Питерс еще будет с нами общаться?
Плюхнувшись в кровать, Эван включил планшет и поразился тому, насколько преобразился учебный портал. Анкеты сокурсников наполнились подробной информацией, совместными снимками и первыми художественными работами в портфолио. У некоторых на стенах уже висели виртуальные анимированные открытки и пожелания отличного учебного года.
У девочек альбомы заполнились снимками, выставляющими их в самом привлекательном свете с приписками «фотоотчет». Эвана всегда смущало неуместное употребление этого слова, когда отчитываться, собственно, не перед кем. Он вскользь прошелся по нескольким фотографиям сокурсниц, отметив, что некоторые из них, благодаря чрезмерной обработке в фоторедакторе, были совершенно неузнаваемы.
А еще портал пестрил всяческими приглашениями вступать в дополнительные кружки:
Научим строгать, вышивать, выжигать! Вам с нами совсем не придется скучать! Записаться в кружок декоративно-прикладного искусства можно здесь.
Совместно читаем, затем обсуждаем! Никакой классики или нудятины, только горячие новинки, только хардкор! С нами вы будете в курсе самых интересных историй! Регистрация в «творческую читальню» по ссылке.
Печем много. Печем вкусно. Пожалуй, это все, что вам нужно знать о нашем Клубе кондитеров. Приходите, если хотите научиться самому вкусному ремеслу.
Миниатюра от «А» до «Я»: от парусников до диорам. Без лишнего пафоса предлагаем вам стать богом нового мира. Подчините себе историю! Соберите свой «Титаник» и позвольте ему остаться на плаву! «Клуб моделирования» ждет вас.
Вместе почистим чакры, откажемся от оценочных суждений и приблизимся к просветлению. Клуб медитации и йоги приглашает всех, для кого «Ом» – не пустой звук, а возможность почувствовать высокие вибрации.
Некоторое время Эван листал учебный портал, борясь с желанием заглянуть на страничку Вуд, но в конечном итоге сдался и вновь кликнул на ее имя в списке сокурсников. Там снова не нашлось никаких признаков жизни: пустая аватарка и ни единой отметки на чужих снимках. «Почему меня это вообще волнует? – задался вопросом Эван. – Пф-ф, чушь какая». И с этими мыслями он захлопнул чехол планшета, убрал его в ящик тумбы, повернулся на бок и мгновенно уснул. Первый учебный день выдался чересчур насыщенным.
Выспаться Эван не успел: еще до будильника его разбудил грохот. Продрав глаза, он увидел, как несколько мужчин в рабочей форме пытаются внести в их с Тэхеном спальню огромную коробку с изображением телевизора.
– Прости за шум, – простодушно сказал Тэхен, заметив шевеление в постели Эвана. На нем была смешная пижама со шмелем в очках. – Они должны были приехать в обед, но что-то пошло не так. У меня все время какие-то проблемы с доставкой.
С горем пополам мужчины затащили коробку с телевизором и, оставив ее прямо в центре спальни, вышли в коридор. Вскоре они вернулись со следующей коробкой. Судя по всему, с кофемашиной внутри.
– Так ты еще и кофеман. – Эван сонно потер глаза, с горечью подумав о том, что больше всего хочется лежать в кровати именно тогда, когда нужно вставать.
– Есть немного. Без кофе не просыпаюсь. Надеюсь, ты не возражаешь? – спросил Тэхен, и Эван заверил его, что все нормально и он вправе тащить в спальню все, что пожелает. – Вчера простоял двадцать минут в очереди за здешним кофе, чуть не рехнулся. И по вкусу премерзкая гадость, фе. Оно того не стоило. Я делаю круче!
Наконец доставщики внесли в спальню большой бумажный пакет, получили подпись заказчика и ретировались.
– Талантливый человек талантлив во всем. – Эван подмигнул соседу по комнате, взял из комода полотенце и зубную щетку и направился к двери.
– Ты, это… Тоже пользуйся, если хочешь! Мне не жалко! – прокричал Тэхен вдогонку. А едва Эван вернулся, сосед выступил с очередным предложением: – Давай сегодня не пойдем на завтрак? Устроим его здесь, а?
– Здесь? – переспросил Эван. За окном барабанил дождь, так что захотелось оттянуть поход в главный корпус. – Э-э, ладно. Давай! Тогда ты пригласи Уилла, а я сбегаю вниз за круассанами.
Счастливый Тэхен тут же извлек из коробки большую кофемашину, а из бумажного пакета кофейные капсулы, сливки, банку с коричневым сахаром, какао, деревянные палочки и несколько разномастных кружек.
Когда все были в сборе, он торжественно объявил открытие первых дружеских посиделок и раздал всем кружки с восхитительно пахнущим кофе. Набросав на пол побольше декоративных подушек, трое парней уселись полукругом и принялись дегустировать. Тэхен очень старался удивить их своим мастерством и даже умудрился нарисовать на густых пенных шапках какие-то узоры.
– Тебе стоило поступать на художку, – сказал Уилл, разглядывая симпатичного плюшевого медвежонка из какао в своей кружке.
– Не-е-е! – замахал руками Тэхен. На его верхней губе остались кофейные «усы». – Кино – моя главная страсть!
– Кстати, когда там первый сеанс в кинотеатре? – спросил Уилл, после чего подул в свою кружку и сделал первый осторожный глоток. – М-м-м, и правда очень вкусно!
Тэхен поставил на пол свой капучино и, взяв планшет, проверил учебный портал.
– Вот черт! Контрада кошки наступает нам на хвост, – недовольно цокнул языком он, забыв, зачем полез на сайт. – Надо поднажать.
– Чего? – переспросил Уилл, поперхнувшись. – Когда они успели? Сейчас же утро! Занятий еще не было!
– Преподаватели могли проверить домашнюю работу, – предположил Эван, жуя свежайший, еще теплый круассан.
– Как вариант, – согласился Тэхен.
– Ох, давайте хотя бы сейчас не об учебе, а то я начинаю нервничать, – проскулил Уилл. Доев круассан, он вальяжно растянулся на полу, положив голову на кресло-мешок. – И вообще, я думаю мы уже готовы к другому обсуждению.
– Это к какому? – хором спросили Эван и Тэхен, повернув к нему головы.
На лице Уилла появилась широкая загадочная улыбка.
– К тому, чтобы определить самую красивую девчонку курса, разумеется!
От неожиданности лица обоих парней вытянулись. Тэхен сразу вспыхнул и крайне заинтересованно принялся разглядывать свои носки, а Эван внезапно забыл все слова.
– Так что? – напирал Уилл. – Колитесь, кого заприметили! Ведь скоро будет наша первая студенческая вечеринка, надо бы определяться с подружками. Да хорош молчать, чего вы как маленькие! Эван, ну-ка скажи: кто самая красивая?
– Я… Я не знаю. Не обращал внимания. Голова другим забита.
– Пф-ф! – Уилл раздосадованно махнул рукой. – Да брось, чем она еще может быть забита в нашем возрасте, как не девчонками?
– А какой из них забита твоя голова? – Эван задал другу встречный вопрос.
– Только одной. – Улыбка Уилла стала еще шире. – У меня в Кестоне осталась подружка, София. Она младше меня на год и тоже собирается поступать в Беллстрид, только на театральный. Актрисой стать хочет.
– Отношения на расстоянии? – Тэхен поднял бровь.
– Эй, мы переписываемся каждый день! Наши чувства сильнее ваших предрассудков, хотя это и не мешает мне замечать симпатичных студенток.
– Посмотрим, на сколько вас хватит, – скептически протянул Тэхен и, пока Уилл не огрел его первым, что попадется под руку, смущенно добавил: – А вообще, мне правда кое-кто приглянулся. – Он замялся. – Но я не знаю ее имени. Видел ее пару раз мельком, и, кажется, она учится на третьем курсе.
– Она из нашей контрады? – Эван отхлебнул уже остывший кофе.
– Не-а. Кошка.
– Вы вообще меня слушали?! – вмешался Уилл. – Я спрашивал про наш курс! Про первый! А не про все остальные курсы…
– Ну, тогда пусть будет Вуд, – выпалил Тэхен, не совладав с собой.
Услышав это, Уилл метнул короткий взгляд в сторону Эвана, но тут же перевел обратно на Тэхена.
– Вуд? – переспросил он, напрягшись.
– Да, а почему нет? – Тот выпрямился. – Она хорошенькая. Эван, согласен со мной?
– Она выскочка, – слишком быстро выпалил Эван, морща нос. – И зазнайка.
– С чего ты взял? – теперь уже напрягся Тэхен.
– Он говорил с ней, – опередил с ответом Уилл, вклинившись. – Еще на вступительном экзамене. И разговор не сложился. С тех пор Вуд его бесит.
– Да? – удивился Тэхен, покосившись на Эвана.
Тот кивнул.
– Так вот почему ты все время так смотришь на нее… А я-то решил, что она тебе тоже интересна! Ха… Аж полегчало!
Эван нервно улыбнулся. Его покоробило наблюдение Тэхена, а ведь он, будучи на литературном факультете, посещал с ними только творческое письмо. Если даже Тэхен заметил, что Эван все время смотрит на Джейн Эйприл, то другие, видимо, и подавно. Плохо дело. Надо исправлять ситуацию.
Этим утром Эван твердо вознамерился усерднее следить за собой, за своими мыслями и за своими глазами. Он так боялся, что кто-то заметит, насколько сильно эта девчонка его волнует, что даже задумался над тем, чтобы начать доставать ее прилюдно. Чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что она ему противна.
– Слушай, – Тэхен вдруг серьезно глянул на Эвана, – ты же не будешь против, если мы с Вуд решим получше узнать друг друга?
– Нет, – солгал Эван и ощутил, как сердце неприятно кольнуло.
Первой парой шла графика. Эван ее не очень любил, ему больше нравилось рисовать в цвете, чем штриховать.
Задержавшись на кофейной дегустации, Уилл и Эван пришли к нужной аудитории позже остальных сокурсников, зато гораздо бодрее каждого из них, буквально фонтанируя энергией. Что-то кольнуло в груди Эвана, когда он увидел у входа в аудиторию Джейн Эйприл Вуд, беседующую со старостой-пятикурсником Джоном Стенбеком, тем самым, что провожал Эвана к методисту. Рыжеволосый и высоченный, сейчас он вынужден был слегка наклониться к девушке, пока она внимательно его слушала. Проходя мимо этой парочки, Эван напряг слух, но толком ничего не услышал, поскольку говорили они приглушенно. Краем глаза Эван заметил, как Джон что-то вручил Вуд, но головы не повернул, всем своим видом показывая, что ему это ничуть не интересно.
Аудитория представляла собой круглое, наполненное светом помещение с расставленными по кругу крепкими на вид столами, на которых стояло по компактному мольберту. На каждом был закреплен плотный черный листок. Рядом с мольбертами на столах лежали новенькие наборы белых карандашей различной степени мягкости.
Прежде Эван никогда не рисовал на черном листе белыми карандашами. Художественная школа, которую он окончил с отличием, хоть и была одной из сильнейших, но придерживалась традиционных методов обучения, так что все занятия проводились с упором на консервативную классику. Всегда белые холсты. Всегда выдержанная строгость и бескомпромиссная требовательность педагогов.
Возможно, Эван смог бы достать в художественной лавке и нестандартные материалы для творчества, вот только на самостоятельные эксперименты времени и средств попросту не оставалось. Время экспериментов настало именно в Беллстриде, чему он был очень рад.
Эван провел подушечками пальцев по бархатистому листу, ощущая приятную пористую текстуру, и, заинтригованный, с нетерпением ждал пары, которая должена была начаться через десять минут.
Когда Джейн Эйприл вошла в помещение, она держала в руках небольшую коробочку. Окинув сокурсников быстрым взглядом и поняв, что все в сборе, подошла к профессорскому столу и громко сказала:
– Наш староста, Стенбек, поручил мне раздать банковские карты, на которые будет зачисляться стипендия. О, Камилла, это твоя. – С этими словами девушка подошла к подруге и протянула той карточку.
– Класс, спасибо! – Блондинка залюбовалась дизайнерской картой.
– А это твоя, – улыбнулась Джейн Эйприл, вручив карту Ханне Ричардсон из контрады лисы, полноватой черноволосой девушке с короткой стрижкой. – И наконец, Роджер Кертис. – Она прошла в другую часть аудитории, где сидел очередной счастливчик.
– Я думал, у тебя будет стипендия, – растерянно сказал Уилл, глядя на ничего не понимающего Эвана, пока тот буравил затылок мисс Вуд.
– Это все? – грозно подал голос Эван. Его словно окатили ледяной водой.
Джейн Эйприл проигнорировала его вопрос, неспешно раскладывая вокруг себя карандаши. Сокурсники зашептались.
– Эй, Вуд, я к тебе обращаюсь! – громче сказал Эван, но и теперь реакции не последовало. Тогда он встал со стула и широкими шагами прошел к внезапно оглохшей Вуд, чувствуя, как закипает. Впившись в ее стол, он попытался заглянуть ей в глаза. – Где моя карта, Вуд?!
По-прежнему стоически выдерживая тишину, Джейн Эйприл принялась увлеченно копаться в своей сумке, делая вид, будто что-то ищет. Воздух почти пульсировал от напряжения.
– Совсем оглохла?!
– Ой, да заткнись уже! – закатила глаза Камилла Джонсон и лопнула розовый пузырь от жвачки. Ее голос щелкнул как хлыст.
Послышались смешки. Эвану словно со всей дури всадили пощечину.
– А ну пойдем-ка поболтаем! – зарычал он. Выражение его лица было таким жестким, будто оно было высечено из камня. Эван схватил Джейн Эйприл за запястье и с силой поволок в коридор.
– Эй, отпусти ее, недоумок! – бросилась следом Камилла, загораживая собой проход и защищая подругу.
Раздался звонок. Преподавателя все не было.
– Все нормально, – сухо сказала ей Джейн Эйприл и, резко дернув рукой, вырвалась из хватки Эвана. – Хочешь поговорить? – Она наконец посмотрела на него. Взгляд ее был ледяным. – Что ж, давай поговорим.
Зал притих. Пока те шли на выход, сокурсники провожали их взглядом, гадая, что же стряслось, раз эти двое так друг друга невзлюбили. Звенящая тишина прерывалась только короткими перешептываниями.
Как только они вышли в коридор и дверь за ними захлопнулась, Эван прижал девушку к стене и оперся ладонями по обе стороны от нее. В его светло-серых глазах сквозила сталь. От давящего чувства было трудно дышать. Джейн Эйприл вжалась в стену. Ее лицо превратилось в холодную маску.