Я убитый паук,
Развращенный надеждой,
Искалеченный верой,
Покинут мечтой.
Много рук, много губ
С запахом стервы,
С лживою лаской,
С глазами с опаской
Упокоены в памяти мной.
Я танцую судьбу,
Отказался от сетесплетенья,
Отказался от знаний
О завтрашнем дне.
Я искал вечно ту…
Та была лишь из мифа хотений,
Находил лишь удары
И коварные чары,
И лекарство в вине.
Танцевал я любовь,
Смерть же правила танцем,
И под маской любви
Всё вела за собой.
Разрушая юдоль,
Становилась обычною самкой,
С отношеньем надменным
К жертвам сладости пленным,
Та, что звал дорогой.
Я танцую себя,
Я устал уж от танцев с другими,
Мне с собою легко
Танцевать на холодном полу.
Никого не хотя,
Называю я всех дорогими,
Как же дышится вольно!
И пускай снова больно –
Жизнь уже станцевала все па…
***
Чем печалитесь вы, фрау Муха?
Отчего же так черен наряд?
Траур долгий погибшего мужа,
Разве мухи так долго скорбят?
В чём отличье дерьма и повидла?
Ведь слетались все слепни всегда.
За погибшего мужа обидно:
Как развратна младая вдова!
Как же сладостны стоны и муки:
С вами вновь не один и не два,
«Да, бывали у той фрау Мухи» -
Похвалялись два толстых шмеля…
Раздавили папку тапком, мамку шлепнули хлопушкой, нет, ребята я не плачу, я плету… для всех ловушку.
Засыпая, позаботьтесь, были окна чтоб закрыты. Проберусь я к вам … сегодня, и вопьюсь зубами в мысли…
Отсосу я мозг как пену, до последней вашей капли. Я не плачу, я же смелый, мщу я вам за маму с папой.
Мы танцуем на могиле
Страстный танец ча-ча-ча,
Мертвецов всех разбудили,
Вмиг восстали все ворча.
Гусляры уже в экстазе,
И рекою кальвадос ,
Жарте сволочи, заразы,
Чтоб пробил вас всех понос.
Плясовую зомби вдуйте,
Подавай-ка сатану.
Ну же, братцы-ка разуйте,
На копыта дай взгляну.
Посмотри-ка, моя баба,
Что там зомби-то творят:
В склепе секс уже, забавно
Кости там о гроб гремят.
Мы с тобою еще живы,
Так налей полней стакан.
Спляшем в полночь на могиле
Эротический канкан.
Белая простынь, алые пятна.
Милая женщиной стала со мной.
Память хранить будет ночь эту свято,
Сказочный замок наш голубой.
Белые ночи, алые зори.
Нежно любимая песенку спой
Как уходили солдаты в дозоре
Чутко беречь наш душевный покой.
Белые книги, алые буквы.
Девочка с русой по пояс косой
Слышит тревожные жуткие звуки:
Кто-то прощается с жизнью земной.
Белые саваны, алые розы.
Милая женщина вновь надо мной.
Кровь истекает, льётся как слёзы.
Я очарован был чёрной вдовой....
Как же долго снова били…
Как вам нравилась игра…
Не жалели своей силы
Господа…
Не жалели и терзали,
Унижали и кляли,
В губы вы не целовали
По любви…
В губы только кулаками,
В сердце только со стрелой…
Весь под вашими ногами
Шар земной…
Шар земной и я земная,
Вы же ангелы мои,
Я для вас всегда нагая
И в крови…
Ну же, ну же, побольнее
Бейте – пусть для вас игра…
У меня нет вас роднее,
Господа…
Я удивлен был вашем отказом.
Мне говорили, распутная вы,
И на распутье решались так сразу,
Годы свои отдавать за цветы.
Мне говорили, вы любите виски,
И дорогие наряды носить,
Чтобы постель была свежей и чистой,
Что в нищете вы не можете жить.
Мне говорили, у вас побывали
Много юнцов и зрелых мужчин,
Вальса глубокие звуки звучали,
Капал на простынь свечи парафин…
Меня уверяли, вы тронуть способны
Сердце уставшее в долгом пути,
И не отказная словно мадонна
Творить чудеса для печальной души.
Я удивлен был вашим отказом,
Что же? Уйду искалеченный прочь,
Пусть же другой слышит стоны оргазма,
Как вы стремите спасительно ночь…
Мадам, оставьте маракасы,
Устал от городского шума:
Трамваи, ругань, контрабасы.
Побудьте хоть чуть-чуть угрюмой.
Не улыбайтесь – это пошло.
Глаза соскучились по скорби.
И может быть когда-то в прошлом
Заплакать были вы способны.
Вы плакали когда-то в детстве,
Когда ночному мотыльку
Мальчишка глупенький соседский
Жёг крылья спичками в саду.
Увы, теперь вы танцовщица,
Вы разучились горевать,
Позволили себе здесь веселиться,
Другим себя здесь целовать.
Но я пришел, я здесь, я в этом баре,
В кармане револьвер, в портфеле плеть…
Учитель я, спаситель божьих тварей,
Умение дарю всем искупительно скорбеть…
… вы ядовиты на язык.
Скажите-ка, глотаете ль слюну?
Вас трудно чем-то удивить.
Вы молитесь лишь за свою страну.
О! да, большой вы патриот,
Вы мстите каждому и всем.
Сосед – ни есть страны народ,
Соседа лишь достойна месть.
Вы мчитесь всех всегда спасать,
Всем тяжело на свете жить,
Спасенье в том – что убивать
Приходиться спешить…
Я живу здесь по соседству,
Незаметный словно дух,
Вы меня встречали с детства,
Добрый глупенький паук.
Обо мне вы знали только,
Поприветствует всегда.
Не бывает мне ни больно
И ни грустно никогда.
Вы привыкли, улыбаюсь
Повстречавшись на пути,
Как-то сразу забываюсь,
Иль спешите вы забыть.
У вас взрослые проблемы,
Я счастливый же всегда.
Обсуждаете вы темы,
Где лишь горе и беда.
Бьётся колье о декольте.
Груди красивые манят и манят.
Здесь в кабаре в тесной жаре
Гранде батман меня снова обманет.
Чудится мне: в нижнем белье,
Или глаза мои снова лукавят.
Здесь в кабаре в тесной жаре
Руками фантазии тайные правят.
Мнится уже, ты в неглиже.
Влажные брюки предательски ранят.
Здесь в кабаре в тесной жаре
Запах любви и портвейна дурманит…
Бурбон ли, опиум ли, окорочка ли гриль –
У ядов одинаковые шансы.
Я обожаю русскую кадриль,
Соперницу лихую шведским танцам.
Тебя уже другой герой танцует,
И я другую начал танцевать.
Кордебалет гремит, зовёт, ликует и ревнует,
И призывает ревновать.
Мы так потны, стремительно влекомы,
Менять партнеров, возбуждаясь от касаний…
Мы, кажется, и не были знакомы,
Мы, кажется, уже встречались с вами…
Мужчины нагие; улыбки как сети,
Глаза как кинжалы, в них смелость котят;
И смазаны жиром упругие плети,
Касаясь друг друга телами стоят…
Уж скоро начнется лихая атака,
И время торопит сказать им «прощай»…
Цимбал и кифара, и бой барабана –
Хоро перед боем кольцо замыкай!
Обнимемся, други, крепки наши руки!
Пусть в танце объятия будут нежны –
Ведь смерть наша скоро, слышны её звуки,
Поёт уж в помин нам под трели зурны.
Горька эта встреча, сладки поцелуи –
Сухие слезинки жестоких мужчин.
Хоро перед боем – бессмертными будьте,
Пусть каждый останется нежно любим….
Я не помню, как я умер;
Помню только перед смертью
Днём дождливым и угрюмым
Вдруг блеснуло солнце вестью…
Я не помню, убивали
Иль скончался я от тифа,
И рождался ли вначале -
Я не знаю всего мифа.
Мне когда-то говорили
Обо всём – всему я верил.
Отвергал – учили, били;
Принимал – и ласку мерил…
Я не помню, а была ли
Хоть какая-то и правда,
Ведь за что-то убивали,
Называли ведь зараза.
Да, я не был человеком -
Я узнал лишь перед смертью.
Днём дождливым бесконечно
Солнце вдруг блеснуло вестью…
Мой голубой уставший, нежный князь,
На ваших эполетах пыль победы,
На сапогах войны прошедшей грязь,
На панталонах капельки мадеры.
Я вся исчадие волнения уже,
Я влага девственной решительной тревоги,
Под вашим храбрым взором словно в неглиже,
Я вся истома, я испарина в дороге.
Так ангажируйте скорее, милый князь.
Счищаю я с банана скучно шкурку,
И с кончика его сметана сорвалась…
Звучит, зовёт пленительно мазурка…
Ах, как скрипучи офицерские ремни…
Наверно, им секли по белым дамским ножкам?
Мой сударь милый, как же вы потны;
Мазурка прытью на галоп похожа…
Ты совсем еще ребенок,
Хоть влюбляться уж пора.
Голосок девичий звонок,
И фигурка так стройна.
Ты – смешливый нежный танец,
Полька-девочка моя,
Ты еще сосёшь свой палец,
Не найдя вдруг леденца.
Ты щенком весь день резвишься
Средь мальчишек и котят…
Ты уже кому-то снишься,
Ночью мокро у ребят.
Это мальчики рыдают,
Слёзы льются от любви.
Только глупые не знают,
У меня все леденцы…
Вы танго на спор танцевали со мной…
С расстегнутой молнией… платья касались…
И тайно и странно владели душой,
Не смела толкнуть вас, назвать вас «мерзавец».
Вы точно колдун приковали к себе
Несчастную женщину, новую жертву,
И в танце на женском упругом бедре
Вы рисовали как на мольберте…
Вы создавали дождливый пейзаж,
Где капли по бархату плавно стекали,
И плакал на холст простой карандаш…
Вы танго на спор со мной танцевали.
Как тайно, как странно исчезли потом,
Оставив одну на кричащем танцполе,
Несчастную женщину с мокрым бедром,
Погибшую здесь в многоликом позоре….
Я вижу вас, мадам, вы с кавалером;
За вашим столиком текилу пьют друзья.
Никто не знает, в перекрестие прицела
На вас красивую смотрю сегодня я…
И вижу каждую изюминку изгиба…
Плеча… груди… насмешливую бровь…
Тату на шеи цветом яркого индиго,
И губы цветом грешного любовь…
Я медлю, мне приятно любоваться…
Сквозь оптику интимным сделался наш мир,
Как будто бы любовью стали заниматься,
Как будто бы не стало вдруг других…
Мы стали вмиг одним в слиянье целым,
Волшебный "цейс" двоих в объятье заключил…
Никто не знает, в перекрестии прицела
Я вас красивую сегодня полюбил…
Ко мне за столик подсел незнакомец.
В кафе было людно, танцевали фокстрот.
Уставший красавец от сотни любовниц,
Потасканный ласковый греческий бог.
Я видел его ни раз на танцполе,
Всех женщин готовый сводить вмиг с ума.
Рыдали, стенали и гибли от горя
Девицы, разбитые в дребезг сердца.
И я поражён был его предложеньем…
Бармену абсент он сперва заказал.
"Месье, в этот вечер царит вдохновенье,
Давайте станцуем, уютный здесь зал".
Ах, это был первый единственный танец,
Волнительный, страстный, запретный фокстрот.
С мужчиной парил он на зависть избранниц,
Потасканный ласковый греческий бог…
Пахнет постель апельсиновой цедрой,
Пятнышко сока прохладной снежинкой…
Можешь ты стать ослепительно первой,
Примой театра ночи балериной.
Выпадет шанс сыграть все спектакли;
Он все сюжеты давно уж придумал,
И до рассвета тяжелые капли
Тают под телом розово-юным…
Нежные мысли – дыханье о главном…
Вновь припадает губами к подушке…
Можешь ты стать для него милой мамой,
Он раздарил бы немые игрушки…
Он бы любил, как не любят мужчины,
Он бы любил как женщина нежно…
Пятнышко снова прохладной снежинкой,
Пахнет рука апельсиновой цедрой…
На бортике тлеет окурок сигары…
Полуночный снукер… Зевает маркёр…
Сухие щелчки и глухие удары…
У бара снуёт без конца сутенёр…
Кокетливо строят всем глазки путаны,
И слышатся изредка звонко шлепки…
Мальчишка испуганный возле эстрады,
Мужчина ладонью скользит вдоль спины…
Он здесь неслучайно, хоть очень противно;
Ему лишь тринадцать, и хочется есть…
Студенты за стойкой пьют водку с мартини,
Они поминают проклятый семестр…
В углу тихо дремлет наряд полицейский…
Нарядные дамы играют в бомонд…
А мальчик мечтал о красивой принцессе…
Как пахнет кабак дорогим табаком…
Скользит по шесту мисс года Саратов,
Огнями манимая в мусор столиц…
У выхода бьют человека в заплатах,
Который за рюмку читал здесь стихи…
Опять карамболь с коварною резкой.
И ставку, к чертям, я опять проиграл…
Мальчишка тревожно свою ждет принцессу,
Сегодня он сытый, а я на нулях…
Вы стали мне противны как-то,
Я думала, в вас больше мощи…
И ваш колючий в кадке кактус
Увял, погиб, поникши сморщен…
Его по просьбе поливала,
Ждала цветочков на оконце,
И не гадала, что в финале,
На подоконник жизнью кончит…
Вы оказались не мужчина,
Ни то что там заезжий мачо.
Я ожидала властелина,
Пришел всего лишь нежный мальчик…
Пойдите прочь, вас заклинаю…
Мила мне стала женщин ласка,
Одна мне девушка простая
Анютины купила глазки.
Сегодня я проплакала весь вечер,
Сегодня вены вскрыл единственный сынок,
Сегодня мне сказал, что время лечит
Со скорой санитар, и уколол…
Сижу на кухне пью коньяк с лимоном
И говорю окну, он без любви не мог,
Не целовал и не ласкал девчонок
Прикованный к коляске паренёк…
Сижу на кухне пью коньяк с лимоном,
А он с тугой повязкой у себя…
Стакан еще… Решительной и голой
К мужчине ночью женщина пришла…
Сегодня утро постучит в оконце,
Сегодня замечательный денёк,
Сегодня наконец-то улыбнётся,
Проснувшись мой единственный сынок.
Скажи-ка, следователь, ну, в чём я виноват?
"Вся жизнь театр, а люди в нём актёры".
У всех свой акт – кто беден, кто богат,
Кто жертва, кто маньяк – всё роли, только роли…
Стонала, билась, и кусалась, и рвалась…
Рвалась одежда… разрывалась щёлка…
Поверь, товарищ, эта лишь игра -
Она играла жертву, я поддонка…
Не верь ты завереньям, что такая страсть
Её не увлекала подыграть искусно:
Стонала, билась, и кусалась, и рвалась,
И было ей самой от этого не скучно…
Я милая женщина с нравом мужским,
Суровый мужчина с характером женским,
Любима любимым, любимой любим,
Святая и грешный.
Мужчиной порою влюбляюсь в мужчин,
А девушкой юной целуюсь с девчонкой,
И женщиной жду я тебя, властелин,
С кнутом или плёткой.
Я нежная мама в бессонной ночи,
Пою колыбельную мёртвому сыну,
Я воин погрязший в кровавой грязи,
Чту доблесть и силу.
Я капля пролитая вдруг на постель
Я юношей выплеснут в страстных мечтаньях…
Я дым сигаретный и медленный хмель…
Я плачь и стенанье…
Я смех и молчанье…
Я шла через зрелое русское поле,
Клонились колосья хлебов предо мной,
И ветер сушил на лице моем горе,
И солнце горело моей наготой.
Сбивали травиночки капельки крови,
По бедрам текла отболевшая страсть.
Ах, где же ты бродишь, жестокий любовник?
Как рано из девочки делают мать…
Тебя я узнаю по следу укусов,
Глубоких царапин и порванных снов…
Я шла через зрелое женское, русское,
Клонились колосья кровавых хлебов…
Милая девушка… глазки и личико…
Талия… грудь … бретелька… духи…
Мысли коварные сбросят приличие,
Влажные трусики снова мои…
Что же со мной вы творите безумные?
Страшен ваш страстный, любовный призыв…
Чудится часто, телами упругими
Ночь обжигаем до самой зари…
Рот твой горячий, душа отогреется
Пылким дыханьем, растает мой плачь…
Верю, однажды утихнет метелица,
Казнь отменит пропитый палач…
Я же несчастная верная женщина,
Взрослые дети и пьяница муж,
Милая девушка, верю, мы встретимся…
Тайну свидания трепетно жду…
Я о счастье молчать не умею,
Я о горе сказать не могу…
Одевали колье мне на шею…
Золотой одевали хомут…
Целовали и трогали груди,
Точно сердца касались рукой…
Говорили мне плача подруги:
Не такой вы, совсем вы другой.
Вы паук, ткач пленительной сети,
Ваши жертвы наивно просты…
Только я не поверила сплетням,
И попалась коварно в силки.
От любви вашей гибнут навеки,
И пропала я в омуте грёз…
Не могу рассказать о бессмертье,
Не умею молчать про любовь…
Пойдите прочь, мерзавец и поддонок,
Картавый шарлатан и рукоблуд,
Крадущий лифчики и трусики девчонок,
Мой гадкий, отвратительный паук.
Я знаю тайну, вас дурманят ароматы,
Танцуете вы в одиночку у зеркал,
Вам снятся офицеры и солдаты,
И обнаженный старенький капрал.
Вы мне противны, омерзительный растлитель
Мальчишек, кошек, белых лебедей.
Я знаю тайну, семя ваше растворитель:
Видны прорехи в старых галифе…
Со мной вы танцевали не умело,
Я с вами не познала гопака…
Крадите дальше трусики у девок,
Танцуйте в одиночку…Всё! пока!
Mein Herr, налейте Frаulein шнапса.
Как скучно в этой северной стране,
Ах, эти варвары, хочу я вам признаться,
Осточертели, mein lieber Herr!
Как хочется в Париж, в Берлин иль Мюнхен,
Где чистое белье и русских нет свиней.
Любовь и кабаре, поэзия… санузел…
И не травить с утра бензином вшей.
Как хочется мне нежных поцелуев,
Чтоб ласковый француз дарил цветы,
"ma prеfеrеe" – мне говорил, ревнуя,
А я лукаво отвечала "mon chеri".
Mein Herr, налейте мне полнее шнапса,
И зарядите парабеллум поскорей:
Я ухожу, где нет людского фарса,
Где чистое белье и русских нет свиней…
Я, увы, не святая мадонна,
И запачкана снами постель.
Лимончелло с эскизом Содома
И прокуренный настежь бордель…
Как похожи на маски все лица
Цветом матовых с хрустом купюр…
Вы заставили вновь вам лизать ягодицы,
Ах, месье, ну какой вы шалун…
Ждёт на столике горсточкой опий,
Как же хочется снова забыть…
Гармоничен, прекрасен, огромен
Мир людей, их так просто любить…
Ваш самурайский меч острее языка поэта,
Суровый взгляд разит как сюрикен.
Мой властелин, вы ожидаете совета?
Я ж только гейша, я покорный манекен.
Вы влюблены в войну и в запах мяса,
Привыкли ваши руки убивать.
И мужеством наполнена вновь танка…
Как сакуры пьянит любовный аромат
Вы тяните саке и на меня глядите,
И в двух огнях приказы "угадай":
Когда-нибудь безумно вы любили,
Жестокий кровожадный самурай?
Буё для вас, мой повелитель, жаркий,
Шибу и веер прочь, и даже кимоно…
Мой властелин, вы ожидаете подарка?
Моё вам сердце приготовлено давно.
Я призываю вас к насилию, месье.
Зачем прикусывать в обиде губы?
Пророчу я огонь и смерть стране,
Я алчу революцию повсюду.
Хочу стегать по ляжкам и груди,
И резать шрамы, и колоть наколки,
И стервам брить прелестные лобки…
Сметать метлою прошлого осколки.
Я ваша, сударь, я уже теку:
Я ручеек, журчащий у подножья…
Вы делали ребенка на скаку,
А я звала на помощь всех прохожих…
Ну, что ж вы говорите про мораль,
Как будто вы из тайных словоблудов?
Любви хотите, будьте точно тварь,
Побудьте отвратительным ублюдком.
Я алчу революцию везде -
Чтоб кровь и плачь, чтоб горе и пожары!
Я вижу вновь у вас не кнут, цветок в руке?
Ах, как мужчины нынче обмельчали…
Распутница хмельная, побудь нежна со мной,
Будь матерью воскресшей и любимой.
Смотри, твой сын больной везде вдруг стал чужой,
И родина ему становится чужбиной.
Я знаю, только ты могла меня понять,
И слёзы я доверить мог лишь маме.
Ах, милая, святая, дорогая блядь,
Я воскресаю мать последними деньгами…
Пусть мать со мной на час, иль даже до зари,
Я счастлив до безумия, до… смерти…
Ах, мама, не молчи, со мной поговори,
Мы снова вместе, как в далёком детстве…
И знаю, ты умрёшь, как умирала мать:
Наш мир по глупому, жестоко так устроен…
Нежна со мной была моя родная блядь,
Родившая меня в прокуренном притоне.
Помню только, было больно…
Вы меня в угаре били,
Улыбались так довольно,
Словно всех людей счастливей.
И терзали очень страстно,
Вы когда-то так любили…
И страдали понапрасну,
А теперь мне жестко мстили.
Да, я верная бывала,
Да, топила вас я в ласках…
Ожидала ли удара?
Нет… ждала я только счастья.
Уходите одиноко,
Вы уже меня добили…
На прощание откройте
Людям всем, что вы счастливый.
Вдруг для всех меня не стало,
Затерялся в безызвестность.
Пустота как покрывало
Укрывает мою внешность…
Укрывает мою душу
От ненужных ваших пальцев.
Не достать теперь наружу,
Удалось для вас скончаться…
Пустота – мой избавитель
От людей, вот этой грязи…
Мой христос, мой искупитель,
Мой спаситель от распятий…
…а где-то там идёт война:
Забавная игра для взрослых.
Там не скучают у окна,
Там удивительно всё просто.
Там цель – кого-то поминать,
Здесь сразу как-то забывают.
Там не стремятся убивать,
Там выживая убивают…
…а ты опять сидишь одна,
Без дела так смертельно скучно.
А где-то там идет война…
Там счастья ждать совсем не нужно…
Я смотрел ему в спину, и кровью харкал.
Уходил он спокойной, надменной походкой.
Он друзей предавал, он людей убивал,
Не щадил он даже ребёнка…
Я смотрел ему в спину, и в небо кричал,
Я молился Всевышнему Богу,
Чтобы Бог наконец-то его покарал,
Ведь на свете нет места плохому…
Я смотрел Ему в спину, а Бог мне сказал,
Обернувшись у самого края:
Не могу покарать самого я себя…
И ушел небеса закрывая.
Твой забытый платок с немилосердным запахом тела
Черно-белый аккорд на рояле в надежде согреть,
Удивительно прост, как любовное тёмное дело,
Как рожденье святого, как у грешника вечная смерть…
Он – на память… он – символ увядшей сирени…
Он – глашатай седин и морщин, опустевших глазниц…
Целовал я тебе безрассудно под юбкой колени,
Перед властью твоей снова падая, падая ниц.
Нежный ситец хранит отболевшее смертное счастье,
Как кричала в ночи напряженная сильная плоть…
Про разлуку и горе не хотел никогда и не знать я,
Белой струйкой текла бесконечно дурная любовь.
Как забытый платок, я забыт у аккорда немого рояля…
Только джин по глоткам… Только эхо и ветер в душе…
У судьбы злобный рок: называл тебя прежде я… мама…
Жаль отец не простил шёпот наш в темноте, в тишине…
Я подарю тебе религию и веру.
В ночи я думал и придумал Бога -
Пусть это ложь фантазии без меры,
Но страшно жить порою одиноко…
Не отвергай подарка, пусть неправда,
Мы этой ложью истину подменим -
Я так люблю тебя, моя больная птаха,
Мой одуванчик, мой нательный крестик…
Ты плачешь горько, ожидая смерти…
Не жди, пустое всё! Всё это я придумал -
Побей меня за то, что выдуманы черти,
Благодари за ангелов святого духа…
Педагоги-педофилы
Пролезают в нашу жизнь:
В школы, в клубы, в магазины,
Научают нас любить.
Заставляют быть нас лучше,
Бьют ремнями до крови…
Каждый ждёт удобный случай
Жертвой стать большой любви.
Каждый жертвует тревогой
Ради близости людей
И страдает очень много
От любовных палачей.
Педагоги вносят строгость
И порядок в суету,
Возвращают нас в убогость,
Разрывают нам мечту.
Педофилы нас ласкают,
Вновь под партою рука…
С днем рожденья поздравляют,
Когда смерть недалека.
Манго кусочек на блюдечке таит,
Тень повечерья стирает шаги,
И горизонт языком размывает
Черная кошка огромной луны.
В черной вуали пьяная Ева,
Рядом галантный влюблённый Адам…
Столик бистро у тенистого древа,
Яблоки веют душистый дурман.
Тягуче стекают соблазны в коктейли,
Капельки рос роняя с ветвей…
Девственность мы потерять так хотели,
Чтобы узнали в нас взрослых людей.
На простынь мы лужицы лунные лили,
И распаляли рифмованный слог…
Ты помнишь, как нежно друг друга любили?
Жаль надкусили червивый мы плод.
Я пародия танца, я всего лишь пьяная пляска.
Не ищите во мне отрицание некрасоты.
Я могу лишь, скрипя на несмазанном времени, лязгать,
И обсмеивать ваши сиротские в поле костры.
Говори мне all right, или achtung, или просто по-русски "порядок",
Всё равно мне плевать на шипящие беглым ответом угли,
Мои мысли пришли, как и бог ваш, навеки в упадок,
Ваши рвения мне бесконечно постыло скучны.
Ваши пляски святых вкруг кувуклии уже параличны,
Ухожу я с пиров в одинокую долгую смелую смерть…
Здравствуй, девушка… знаешь, а ты симпатична,
Жаль, что я разучился любви захотеть…
Тревога предшествует страсти.
Не плачь, мой взрослеющий принц;
Рвут тело желанья на части
До холода тёмных гробниц.
Я знаю все наши побеги.
Соблазны таяться везде,
И снова собою мы бредень
Полним в этой жуткой судьбе.
Решаешь ты впредь искушенью
Наивно противиться вновь?
Тревога предшествует рвенью -
Страх смерти в аскезе нас ждёт…
Мой милый, взрослеющий мальчик,
Смирись обречен ты навек
От смерти спасаться в той страсти,
Которой предшествует грех…
…внезапно я почувствовал неловкость,
И даже знаю почему:
Во мне при вас рождалась жесткость,
Не в сердце – в теле… там, внизу…
Будь я один, уладил б это дело,
Самостоятельность привычна мне…
Но мы вдвоем, и я совсем не смею
Ту жесткость поручать руке.
Вы женщина, и для меня богиня,
И в то же время вы сестра отца.
Танцуем мы, и я шепчу святое имя,
Чтоб перенесть страданья до конца.
Покорна в вальсе вы как проститутка
И жметесь телом к телу моему…
Еще чуть-чуть… одну минутку,
Любовь польется по бедру…
Вы так пьяны, и я надеюсь даже,
Что ваше платье не заметит вдруг,
Как стало в этот вечер влажным
От пылкой встречи моих брюк.
Я придумаю тебя совсем влюблённой,
С некрасивой русской красотой,
Падчерицей судьбы перед иконой
С глупою молитвой за душой.
Назову тебя банально даже
Женщиной – пусть слово так себе…
Пусть из не подмытых скважин
Бьёт фонтан из человеков на земле.