– А вот и Павел Александрович! – Губернатор жестом показал на стул. Прежде, чем сесть, Гагарин вежливо склонил голову перед епископом Иоанникием, уже сидевшим за столом губернатора, пробормотал – Благословите, владыко.
Епископ хмуро прошептал что-то в лохматую густую бороду, небрежно взмахнул рукой, перекрестил прибывшего.
Только два года пребывал он в Серафимовской епархии. Начав свой духовный путь в Киеве, он затем послужил ректором Санкт Петербургской духовной семинарии, десять лет архиерействовал в Саратове, пока не оказался в Серафимовске. Грозного на вид епископа побаивались, но и уважали. Во всех епархиях, где довелось ему пребывать, владыка создавал дома для вдов и сирот духовного ведомства, свечные епархиальные заводы, училища для девиц духовного звания, общежития для своекоштных (обучающихся за свой собственный счет – прим. автора) учеников духовных училищ и семинарий.
Гагарин гадал, зачем он понадобился губернатору, да еще и в присутствии епископа, который на святочной неделе должен праздновать Рождество, а не сидеть в государственном кабинете, мрачно сведя брови.
– Павел Александрович – корнет, князь Гагарин – служит у нас младшим чиновником по особым поручениям. – Представлял его меж тем губернатор. – Думаю, лучшей кандидатуры я не найду.
– Случилось что-то серьезное? – поинтересовался князь. Вот и все планы насмарку, просто так губернатор не вызывает.
Губернатор был человеком молодым, недавно 38 лет исполнилось, но с огромным опытом. Родился он в семье графа и княжны, сделал блистательную военную карьеру на Кавказе, поступил на дипломатическую службу и провел некоторое время в Англии. Как и епископ, губернаторствовал он, а точнее, генерал-губернаторствовал, ибо имел генеральский чин, в Серафимовске только два года. С Гагариным они почти приятельствовали, ведь матери их были дальними родственницами, но на службе вели себя строго, не дозволяя вольностей в общении.
Темноволосый, бородатый, начинающий лысеть губернатор выглядел вполне солидно для своей должности, несмотря на возраст.
– Случилось, Павел Александрович, случилось. Придется вам отправиться в городской морг. На кладбище нашли молодую женщину, распятую на кресте, как окровавленная христианская мученица.
– Ее прибили к кресту? – Такого Гагарин точно не ожидал в светлую святочную седмицу.
– Нет, привязали. Вероятно, девица, которую подобрали на улице.
При этом слове епископ прикрыл глаза и еще сильнее свел брови.
– С какой целью?
– А я почем знаю? Ей на шею повесили кровоточащее сердце. Доигрались с нечистью!
Епископ что-то прошептал и осенил себя крестом, по-прежнему небрежно, почти лениво.
– Человеческое сердце? – уточнил Гагарин. – Вы предполагаете человеческое жертвоприношение, Ваше Превосходительство? – Он пытался вспомнить совершалось ли ранее в их губернии что-то подобное, но не смог.
– Не будем строить догадки. Нам нужно определить газетчиков и разобраться в этой грязной истории, пока они ничего не пронюхали. Не дай Бог там, – он показал пальцем куда-то вверх, то ли на портрет Государя Императора на стене, то ли имел в виду кого-то повыше.
– На святках. Сектанты. Дьяволопоклонники. Узнает Петербург… – Тут епископ перекрестился уже искренне, даже истово.
– Но ведь есть сыскная полиция… судебный следователь в конце концов… – Попытался уйти в тень Гагарин.
– Ты – чиновник по особенным поручениям. Вот тебе мое поручение: выяснить кем она была, надеть наручники на убийцу. И предоставить мне отчет, который объяснит произошедшее таким образом, чтобы ни малейшей тени не упало ни на полицию, ни на епархию, ни на губернские власти. Как только газетчики получат эту историю, а она несомненно окажется в вечернем выпуске, нам уже не отвертеться. Но мы должны сохранить репутацию.
– Другими словами – пресеки возмущение, поймай убийцу и сделай это быстро. – Князь прикусил язык под укоризненным взглядом губернатора, и впрямь позволил себе лишнее.
– Полиция окажет всю необходимую помощь. И не только полиция… тут вот какое дело… – губернатор посмотрел на епископа. – Вместе с вами делом будет заниматься священник-депутат с духовной стороны.
Гагарин поднял брови.
Священники-депутаты с духовной стороны привлекались к расследованию дел, касающихся духовных лиц. Они назначались церковными властями из числа опытных священников с хорошей репутацией в каждом благочинном округе. Если дело не терпело отлагательств или необходимо было производить исследование по горячим следам, то гражданское начальство могло приступить к следствию немедленно, но в присутствии депутата с духовной стороны, а при крайней необходимости – и без него. При этом дальнейшее производство формального следствия по преступлениям и проступкам духовных лиц принадлежало исключительно полиции, но в присутствии духовного депутата.
При вступлении в должность депутаты принимали государственную присягу, руководствовались ведомственной инструкцией и процессуально-правовыми нормами. Они информировали духовные власти о ходе курируемого дела и обладали правом голоса при вынесении приговора по нему. Также они выступали в качестве увещевателей, «увещевали с прещением Страшного суда Божия», чтобы подследственный говорил правду. Для верующего, совестливого человека, знающего за собой грех преступления, увещевание становилось тяжким испытанием. Хотя это не всегда срабатывало, если речь шла о закоренелых преступниках.
Но зачем депутат с духовной стороны в этом деле? И Гагарин спросил, второй раз нарушив субординацию.
– Уж очень дурно пахнет эта история. Да еще в святочную неделю. Сам понимаешь, Павел Александрович, надо все усилия объединить.
– Иеромонах Филарет человек опытный. Не помешает. – Епископ развел и снова мрачно свел брови. – А помощь ценную окажет, сами убедитесь.
Гагарин встал, понимая, что разговор окончен.
– Я хочу, чтобы виновный немедленно оказался за решеткой. Если он снова нанесет удар, начнется паника. Павел Александрович, голубчик, я ожидаю, что буду регулярно получать информацию.
***
Внизу князя уже ожидали несколько полицейских.
– Кто нашел женщину на кладбище?
– Какой-то купец. Молодой. Бился в истерике.
– У нас есть его заявление?
– Передам вам его немедля, Ваше Высокоблагородие! Должны доставить сей момент.
– Я отправляюсь в морг.
– Доктор Романовский уже занимается жертвой.
– Кто еще осматривал место преступления?
–Только сыскной агент.
Тот щелкнул каблуками, а потом неожиданно сказал
– Я надеюсь, что кто-то заберет ее останки. Хотя бы устроят бедняжке достойные похороны.
– Скорее всего она окажется в могиле для нищих. Вряд ли найдется желающий оплатить уличной девке похороны.
– Она была очень красивой. И молодой. Такие приезжают из деревни в город, думаю, что им тут медом намазано. А потом понимают, что могут заработать лишь одним способом.
Гагарин вздохнул. Остается надеться, что девушка была мертва к тому времени, как ее повесили на кресте и не слишком мучилась. Он вытащил часы. Даже если врач забрал останки из морга, он мог не сразу начать вскрытие, и в любом случае это займет пру часов. А вот место преступления не может ждать, тем более, если снова пойдет дождь.
Полицейский привез заявление купца.
– Что ты там видел?
–Только женщину, Ваше Высокоблагородие. Она была прекрасна, как ангел. – Молодой агент покраснел. Он был рыжим, веснушчатым и румяным, совершенно не похожим на полицейского.
– Как ты туда попал?
– Я живу неподалеку.
– И ты сообщил о преступлении начальству, а не в полицейский участок?
– Ничего плохого в стремлениях, Ваше Высокоблагородие.
– То есть ты решил, что это поможет продвижению по службе. Неплохо, именно в этом деле ты поступил правильно. Меньше огласки. А теперь расскажи мне все по порядку.
– Я шел на работу, и тут на меня налетел молодой человек, очень хорошо одетый, глаза дикие. Увидел, что я в форме, говорит что на кладбище распяли женщину.
– Что именно он сказал?
– Трудно было понять, что он говорит, все было невнятно. Он все время говорил, что она плакала, но был уверен, что она умерла. И о кровоточащем сердце, как будто она носила сердце снаружи своего тела. Сначала я подумал, что он сумасшедший. Совсем ненормальный.
– Это все, что он сказал?
– Он сказал, что был мужчина, но убежал.
– Описание?
– Вот тут все стало еще более странным. Он что-то бормотал о Млечном Пути, тумане и черных крыльях.
– Ты не попытался узнать, что он имел в виду?
– Он был в истерике и подгонял меня, ну, я и сам подумал, что важнее добраться до женщины, если есть хоть какой-то шанс, что она еще жива. Я думал, если она плачет, то, может быть…
– Так что же случилось, когда ты прибыл на кладбище?
– К тому времени ее заметили несколько человек и стояли вокруг, таращась, как будто это было уличное представление. Я не могу их винить. Это было зрелище, Ваше Высокоблагородие! Она висела на кресте, с настоящим сердцем на шее. Не будь она такой красивой- это просто кошмар. Но красота сглаживала ужас… заблудший ангел, изгнанный с небес.
– Это ты ее снял?
Полицейский покачал головой.
– Один из могильщиков послал за директором кладбища, и он пришел, и кудахтал, как курица, чуть в обморок не упал. Он организовал транспорт в городской морг и могильщики сняли женщину с креста.
– Ты видел что-нибудь возле тела?
– Что-нибудь вроде?
– Что угодно.
– Нет. Я огляделся вокруг, пока ее спускали, но ничего странного не увидел. Просто стояла ржавая тачка, но никаких следов. Ночью прошел дождь, но колеса все рано оставили бы след, особенно если тачка была нагружена телом, но следов не было.
– А на дороге?
– К тому времени, как я успел посмотреть, вокруг собралось около дюжины людей.
–У тебя с собой блокнот?
Молодой человек кивнул и полез в карман, доставая блокнот и карандаш.
– Нарисуй мне точную карту места, где была найдена женщина. И напиши свой отчет, как только вернешься.
– Он у меня, Ваше Высокоблагородие. – Полицейский вытащил сложенный лист бумаги из нагрудного кармана. – Записал все, пока обедал. Но я все уже рассказал, там ничего нового не увидите.
– Помнишь имя на могиле, где найдена женщина?
Полицейский кивнул. – Елизавета Бориславская, любимая жена и мать. Ей было пятьдесят семь, когда она умерла. Это хоть как-то поможет, Ваше Высокоблагородие?
– Возможно.
Могила могла принадлежать кому-то, связанному с этой историей, и тогда могла дать подсказку; хуже, если тот, кто повесил тело, просто искал крест не слишком высоко от земли, к которому можно было бы легко добраться. Даже если женщина была хрупкой, мертвый груз тяжел.
– Говорят, она из уличных девиц?
– Нет, Ваше Высокоблагородие. Она не была шлюхой.
– А откуда ты знаешь?
– Она была слишком…– Молодому человеку потребовалось мгновение, чтобы найти нужное слово, – прелестная. И мягкая.
– В каком смысле? Ты что, рассматривал ее прелести?
Цвет лица парня стал похож на вареную свеклу. – Я не это имел в виду, Ваше Высокоблагородие!
– А что ты имел в виду?
– Она была из благородных. Это сразу заметно. Когда за женщиной ухаживают.
– Этого еще не хватало…
На Благовещенской площади днем и ночью толпился народ. Дорожные коляски, крестьянские телеги, люди, все смешалось здесь воедино.
По случаю святок здесь построили катальные горы и веселье не утихало, не только дети, но и взрослые с удовольствием катались на деревянных санках, а кто и просто на дощечке. В балаганах, поставленных по случаю праздников на концах площади, давались представления оттуда доносился веселый хохот.
А какая очередь стоит в трактир, где подают расстегаи, да не какие-нибудь, а размером с хорошую тарелку! А к расстегаю – положена чашка бульона, и все то богатство- две копейки. Князь поморщился. Нет, ничего не имел он против расстегая, вот бульон и всякие прочие супы не любил. То ли дело – почки, томленые в сметане, да зельц грибной или нежный паштет из гусиной и утиной печени на сладком вине да карамели из лука… В желудке засосало от голода.
Но чем дальше от центра, от стен кремля, тем тише становилось на улицах. Вот закончилась Ильинка, где дома богатейших купцов соседствовали с изящными дворянскими усадьбами, и начались овраги. Часть их засыпали и даже образовали площадь, названную Новой, поставили Иоанновскую церковь, но весь вид портили стены острога с арестантской школой.
Еще чуть-чуть неровной скользкой дороги и повозка угодила в две навозных кучи по очереди.
– Возьмите меня, сударь, заслужу… у меня и сани с полостью… – Уговаривал извозчик в синем армяке, перетянутом алым кушаком «по-извозчичьи», так, чтобы торчало пузо. Под армяком, для тепла, полушубок, воротник с лисьей опушкой торчит наружу. Обнаглели, уже меньше, чем за рубль не повезут. Вот и взял на свою голову, летят во все стороны ошметки навоза и растаявшего снега.
А извозчику хоть бы хны:
– Эх, голубка! – Ласково покрикивает он на лошадь. – Поди, поди, держи правей-та! Чего разинул рот? – это уже скромному извозчику на худой лошаденке.
Смиренно жмется к сторонке неудачливый сотоварищ, торопливо разбегаются редкие пешеходы, не вовремя решившие перейти дорогу.
– А на чай, барин? Не ванька какой, быстро домчал-та!
Гагарин сунул монету в руку извозчика.
– Премного благодарен, барин.
– Жди здесь. Потом на 3-ю Ямскую повезешь.
У каменных, высоких крепостных стен кладбища сегодня больше народу, чем обычно, всех привлекли слухи о необычайном происшествии. Точно в вечерней газете появится заметка, не избежать огласки.
Гагарин проскользнул в ворота и отправился на поиски места преступления. Даже с картой ему потребовалось около четверти часа, чтобы найти нужное надгробие, но можно было и не приезжать. Могила Елизаветы Бориславской выглядела обычно, не было следов крови ни на кресте, ни у основания. Только многочисленные отпечатки сапог, оставленные зеваками, истоптавшими дорожки, напоминают об утренней находке.
Князь обошел вокруг надгробие и ближайшие могилы, пристально глядя на землю, но не увидел ничего, кроме тачки, о которой упоминал полицейский. Но никаких следов в сторону надгробия от тачки не шло, значит ее не могли использовать для перевозки тела. Ничто не указывало на то, что женщину убили на кладбище, но если это случилось в другом месте, убийца должен был привести ее сюда, а это довольно далеко от главного входа, и ворота на ночь обычно запирались. Правда это не мешало мародерам, разрывавшим могилы в поиске украшений и часов, которые можно было продать. При мысли об этом промысле Гагарина замутило.
Что ж, пора ехать в городской морг. Оставалось всего несколько часов до выхода вечерней газеты, а ему пока нечего доложить губернатору…