Инстинкт кричал: бежать! Прочь из этой серой ловушки, от запаха распада, проникающего в легкие, в кровь, в душу. Но ноги словно приросли к земле, пропитанной скорбью. Элизабет с усилием заставила себя подняться, неуклюже отряхивая с джинсов мокрую каменную крошку. Холод пробирал до костей, но дрожала она не только от него. Шок сковал мышцы ледяным обручем.
Первые шаги были неуверенными, спотыкающимися. Мир вокруг враждебно молчал. Руины, похожие на обглоданные кости неведомых чудовищ, уходили вдаль, тонули в серой мгле. Здесь не было троп, только хаос разрушения. Но гнетущее чувство чужого присутствия становилось почти осязаемым. Словно тысячи невидимых глаз следили за ней из пустых глазниц окон, из трещин в камнях.
Ее разум, натренированный годами анализа текстов, судорожно цеплялся за детали. Архитектура… массивные блоки, подогнанные друг к другу с невероятной точностью. Следы резьбы – спирали, узлы, изображения крылатых зверей – почти стертые, но все еще угадываемые. Не Рим, не Греция, не Египет. Что-то древнее, самобытное. Нечто, что могло родиться только здесь, на стыке миров. Авалон… но изуродованный, обескровленный. Что же могло сотворить такое? Война? Катаклизм? Или медленное удушье забвения?
Резкий треск сухой ветки за спиной вырвал у нее сдавленный вскрик. Она резко обернулась, чувствуя, как сердце падает в ледяную пропасть ужаса.
Из-под полуразрушенной арки, чьи камни оплетал скелет мертвого плюща, шагнул он.
Высокий. Темноволосый. Одетый в неброскую, но добротную одежду из кожи и темной шерсти – вещи, созданные для движения и защиты, а не для красоты. Потертый плащ на плече говорил о долгих дорогах. Меч в простых ножнах на поясе выглядел не украшением, а инструментом. Лицо его было словно высечено резцом сурового мастера из серого гранита – высокие скулы, прямой нос, волевой подбородок. Но глаза… Серые, как это небо, глубоко посаженные, они смотрели с такой беспредельной усталостью, что казалось, в них отразились все закаты этого умирающего мира.
Он не двигался, лишь изучал ее – диковинную птицу, залетевшую в разоренное гнездо. Его взгляд прошелся по ее нелепой одежде, по рюкзаку за плечами, задержался на ключе в ее руке. Во взгляде не было явной угрозы, но была абсолютная готовность. Пружина, сжатая до предела. Он был частью этих руин, их молчаливым стражем. От него пахло холодом камня, дымом костра и едва уловимым металлическим запахом – то ли оружия, то ли старой крови.
– Кто ты? – Голос низкий, рокочущий, как камни, ворочающиеся в русле пересохшей реки. Язык был архаичен, но понятен ей до странности – словно эхо генетической памяти. Он не спрашивал. Он требовал ответа у самой судьбы, забросившей ее сюда. – Как прошла Сквозь Туман? Граница крепка, даже ослабевшая.
Слова застряли в пересохшем горле Элизабет. «Эл-лизабет… Историк… Я… изучала…» – лепет испуганного ребенка. Она подняла руку с ключом, который вдруг показался ей чудовищно тяжелым. – «Этот ключ… он открыл…»
Мужчина медленно шагнул вперед, его сапоги из мягкой кожи почти не издавали звука на каменной крошке. Он остановился в паре шагов, и Элизабет ощутила исходящий от него холод – холод одиночества, холод долга, холод потерь. Его взгляд впился в ключ. На мгновение в глубине серых глаз промелькнуло узнавание – тень удивления, искра давно забытого? – но тут же погасло, сменившись прежней каменной настороженностью.
– Ключ Путей… Редкость в наши дни. Его песнь не должна была пробить Завесу. Магия Авалона почти иссякла. – Он снова вгляделся в ее лицо, пытаясь прочитать не слова, но суть. – Мир Смертных? Зачем? За легендами? За призраками былого величия? Здесь нет ничего, кроме пепла надежд и эха плача. Уходи, пока тени не почуяли твой страх.
Его слова были не злыми, но били наотмашь своей беспощадной правдой. Легенды. Величие. Она искала живую воду, а нашла иссохшее русло. Горечь и обида подкатили к горлу тугим комком.
– Я… не знала, – прошептала она, голос предательски дрогнул. – Я верила… в другой Авалон. В светлый…
Что-то неуловимо изменилось в его лице. Каменная маска не дрогнула, но взгляд… в нем проступила тень понимания. Или просто узнавание этой вечной человеческой глупости – верить в сказки.
– Авалон был другим, – тихо, почти беззвучно, произнес он. Эхо этого «был» повисло в стылом воздухе. – До того, как погасли Звезды в наших сердцах и на наших алтарях. Идем. Ночь скоро укроет руины своим саваном, и тени станут плотнее камня.
Он развернулся так же резко, как и появился, его силуэт растворился в проеме арки. Элизабет застыла лишь на миг. Выбор был прост: остаться наедине с умирающим миром и его призраками или последовать за этим мрачным стражем в неизвестность, которая, по крайней мере, была живой. Она закинула рюкзак на плечо и почти бегом устремилась за ним, вслушиваясь в редкий стук его шагов по камням – единственный звук в этом царстве безмолвия.