За рулем чужой жизни - читать онлайн

ПРОЛОГ

“Я знаю, что тебе до сих пор страшно. Страшно поднять взгляд выше раковины. Как тогда в больнице. Не знаю, помнишь ли ты, это было через три дня после того, как сняли последние бинты.

Я не знал, что дает тебе отец. Твои огромные зрачки пугали меня, но я, идиот, ничего не предпринимал, думал, отец поступает правильно. Пока не увидел тебя тогда в ванной. Твои пальцы вжимались в раковину с такой силой, что несколько ногтей сломались. После одного взгляда, я осознал, что не смогу разжать их, даже приложив все свои силы.

Зеркало было перед тобой, но я не сразу понял, что ты в него не смотришь. Твой взгляд медленно поднимался по отражению груди, выступающим острым ключицам, шее и застывал, наполняясь ужасом.

И до сих пор, ты не смогла поднять взгляд выше. Но пока ты это не сделаешь, тебе не станет легче. Думаешь, что закрываешься от прошлого, но, нет, оно будет держать тебя. Столько, сколько ты будешь его бояться.

Посмотри себе в глаза, и скажи себе, что ты там видишь. Как только, ты одолеешь этот страх, многие вопросы в твоей голове найдут ответы. И тогда, может быть, и у меня получится сесть на “горячий стул”, на который я так боялся сесть эти месяцы.”

ГЛАВА 1

Счастье – это жить для тех, кого любишь.

И знать, что кто-то живет ради тебя.

АННА

А Вы знаете, что такое счастье?

Мое счастье придвинулось ближе и крепко прижало к себе. В комнате уже было светло. Я могла почувствовать это сквозь закрытые веки.

– Доброе утро, – нос моего счастья зарылся в каштановые волосы, щекоча мою шею теплым дыханием.

Под одеялом я нашла его руку, и наши пальцы переплелись. Это мой молчаливый ответ. Он прав, это воскресное утро, правда, было доброе. Оно заставило чувствовать себя умиротворенной и счастливой.

– Почему ты молчишь?

В ответ еще крепче сжала его руку, подтянув ее к своему лицу так, что теперь полностью находилась в его захвате. По очереди я легонько прикоснулась губами к каждому его пальцу и услышала тихий смех. Самый родной на свете смех.

– Ань, я люблю тебя.

Слова негой растеклись по всему телу. Каждый раз, когда он произносил их, я радовалась, как подросток, получивший первое в своей жизни признание от своей тайной любви. На губах расплылась широкая улыбка, пускай он и не мог ее видеть.

– Ну не молчи, – насупилось мое счастье, приподнимаясь на одном локте позади меня. – Такими темпами я никогда не получу твое согласие, а я так сильно хочу, вот так просыпаться с тобой каждое утро, чувствовать твой аромат на своей подушке, прижимать тебя к себе, зная, что ты больше никогда не уйдешь! Видеть тебя и Андрюшу каждый день! Ань, ну скажи хоть что-нибудь! Знаю, ты просила подождать. Ты думаешь, что…

– Я согласна.

– …что я не готов сделать этот ответственный шаг, но я готов, правда. И это не из-за Андрюши, и наши отношения никогда не станут браком “по залету”, потому что я люблю вас обоих больше всего на свете. Да, я сглупил тогда, испугался, но сейчас… стоп… Что ты сказала?

Я уже еле сдерживала смех. Наконец, открыв глаза, развернулась в крепких объятиях и встретилась глазами с его горящим взглядом. В нем читалось замешательство, недоверие и смятение. Все эти эмоции мне удается смыть одним своим поцелуем.

– Я согласна, Макс.

Таким счастливым я видела его только один раз. В тот день на свет появилось наше маленькое чудо, которое сейчас мирно сопело в своей постельке в детской, которую Макс начал оборудовать сразу, как узнал, что у нас будет мальчик. Сейчас Андрюше уже два месяца, и именно за эти два месяца я поняла, какой можно быть счастливой, когда рядом находятся два самых любимых человека на свете.

Вы спросите, почему я так долго ждала? Во-первых, в душе еще горел страх обжечься после первых болезненных отношений в выпускном классе. Они закончились не очень хорошо, и наступать на те же грабли мне не хотелось. Во-вторых, я всю жизнь твердила себе, что в первую очередь нужно закончить университет и сделать себе карьеру, а только после заводить семью. Поэтому, когда я на четвертом курсе в двадцать лет узнала, что беременна, то очень сильно испугалась. Я не знала, как сказать об этом Максу и не спугнуть его, ведь он – звезда университета, и до меня у него были десятки поклонниц со всех факультетов. В то время, как я заканчивала бакалавриат, он заканчивал магистратуру и выпускался из университета.

На протяжении нескольких недель я “готовила почву”, но боялась раскрыть свое положение. А потом нас пригласили на свадьбу к моей лучшей подруге и одного из товарищей Макса. Наташа и Сережа уже давно жили вместе и планировали свадьбу после окончания университета, но одно маленькое обстоятельство заставило их поторопиться и пожениться в августе, незадолго до возвращения в университет. Думаю, мне не нужно вдаваться в подробности.

Тот день, ставший самым счастливым в жизни Наты и Сережи, причинил мне много боли. Все началось, когда ведущий объявил, что невеста сейчас будет кидать букет и все девушки должны собраться в центре зала. Я была уверена, что это мой шанс, и, если я его поймаю, то это будет знаком, и я расскажу обо всем Максиму.

И я поймала его… вместе с Леной, которая подхватила букет через секунду после меня, хоть со стороны это мало кто заметил. Ко мне подбежала счастливая Натка, а за ней и смеющиеся Сережа с Максом.

– Все, Ларский, теперь не отделаешься, – затараторила подруга. – Чур, я – подружка невесты на вашей свадьбе. А там и сынишку состряпаете, чтобы на нашей принцессе потом женился. Вот и породнимся, подруга, будем внуков общих нянчить!

Я нервно рассмеялась. Наташа была недалека от истины. Пряча дрожащие руки за букетом, я подняла взгляд на Макса, который теперь еще больше смеялся.

– Натка, придержи коней! Какая свадьба? Какой сынишка? Я не говорю уже о внуках! Ты хоть представляешь меня в роли отца или мужа? Вот я нет. Разве что лет через десять. Вот тогда отгуляю свое и, может быть, остепенюсь. Я пока не готов отдать себя, как Серый, в мир распашонок, памперсов и сосок. Да нам это и не нужно, правда, Ань?

Макс, наконец, посмотрел в мою сторону и похлопал своими длинными густыми ресницами, ожидая моего согласия. Этим взглядом он вонзил в мое сердце клинок, который я почти год не могла извлечь и зализать раны.

В ответ я лишь растерянно кивнула. Букет перекочевал в руки к Лене.

– Пойду, съем чего-нибудь, а то проголодалась.

С этими словами, произнесёнными дрожащим голосом, я развернулась к столам с закусками. Хотелось плакать и убежать далеко-далеко, но я собралась с мыслями и взяла со стола привлекшую взор тарелку с маринованными овощами. Стараясь справиться с волной накативших эмоций, я начала поглощать содержимое блюда. Натка в стороне о чем-то разговаривала с родителями, а ее глаза горели бесконечным счастьем. А вот ее новоиспеченный муж что-то втолковывал хмурящемуся Максу. Я пропустила момент, когда Ларский начал приближаться.

– Нам нужно серьезно поговорить, – начал он, но я перебила, поставив тарелку с недоеденными овощами на стол.

– Да, нужно. Я хочу вернуться в Питер.

– С чего вдруг такое решение? – нахмурился парень.

– Я не люблю этот город. Мне никогда не нравилась Москва с ее шумными столичными улицами. На следующей неделе схожу в университет и попрошу перевести мои документы в питерский ВУЗ, – я старалась смотреть куда угодно только не на Максима.

– Хорошо… это неожиданное решение, но я готов рассмотреть этот вариант. У родителей есть квартира в Питере, в которой останавливается отец, когда приезжает в город. Университеты там тоже хорошие, и, если ты так хочешь…

– Нет, Макс, ты меня не понял. Я хочу уехать в Питер одна, – четко говорю я, хотя голос предательски дрожит, а ком в горле мешает произносить разрывающие душу слова.

– Ань, ты чего, я не понимаю! Что это значит?! – на его восклик обернулись несколько гостей, стоявших поблизости.

– Это значит, что я хочу сделать паузу в наших отношениях.

Макс застыл на несколько секунд и сделал шаг ко мне, но я выставила руку вперед.

– И… как надолго ты хочешь сделать эту паузу, – злым голосом проговорил парень.

– Не знаю… может быть, навсегда?

Я пыталась придать своему голосу уверенность, но это плохо получалось. Еще бы, я сама не понимала, что за бред несу. Мне всего лишь хотелось, чтобы мой самый любимый человек на свете был счастлив, и, если для этого мне пришлось бы уйти в тень, я бы это сделала.

– Но я не хочу…

В глазах парня отражались боль и гнев. Мне стало страшно, но я не сделала шаг назад.

– Эй, брат, успокойся, давай поговорим, – Сережа, словно, из-под земли вырос и оттащил Макса от меня.

Мне хотелось скорее уйти с праздника, но это был день моей подруги, и я не могла обидеть ее. Краем глаза я наблюдала за Максом и Завьяловым. Сережа что-то объяснял ему, при этом размахивая руками, а на лице Макса проскакивали непонятные не связанные эмоции. Сначала он был зол, потом он снова начал хмуриться и качать головой. В итоге его брови полезли на лоб, а глаза засветились. Дружески ударив приятеля по плечу, он убежал из зала и вернулся минут через сорок с загадочным выражением лица.

Я наблюдала, как он подходит к ведущему, и они о чем-то шепчутся. В итоге микрофон перекочевал в руки к Ларскому.

– Попрошу минуточку внимания, – сказал он и откашлялся. Все гости замолчали. Я заметила, как Сережа поднял большие пальцы вверх и широко улыбнулся другу. – Сегодня особенный день у моего хорошего друга и брата Сергея Завьялова. Посмотрев на его счастливую рожу, я принял самое важное решение в моей жизни. Здесь, в этом зале, находится самый дорогой мне человек на свете, с которым я бы хотел связать свою жизнь. – Повсюду пронеслись восторженные возгласы, а Макс стал приближаться ко мне, пока не остановился вплотную. Я затаила дыхание. – Анна Зорина, ты стала частью моей жизни, частью меня самого, и я не смогу прожить и дня без тебя. Я люблю тебя и буду любить нашего малыша. Ты выйдешь за меня?

Туман в голове начал рассеиваться, а смысл его слов доходить до сознания. Как он узнал? Значит?..

Звук громкой пощечины разнесся по помещению. Гости зашептались, но я не слышала их. Как он мог? Он сделал мне предложение из чувства долга, потому что узнал, что я беременна! Было ли мне больно? Очень! От обиды в глазах защипало, и я просто убежала оттуда, по дороге извинившись перед Натой.

В Питер я уехала на следующий же день и пробыла там до сентября. Родители посоветовали мне не рубить с плеча и поговорить с Максом, как взрослые, не руководствуясь подростковыми эмоциями. После серьезного разговора Макс признал свою ошибку и не стал наставить на переезде к нему и свадьбе. В отношениях мы все же сделали перерыв. На этом настояла я. Мне не хотелось, чтобы принятые Максом на эмоциях решения испортили ему жизнь. За несколько месяцев он доказал мне, что настроен серьезно и никто, кроме меня, ему не нужен. В Новый год мы возобновили наши отношения с условием, что он не станет давить на меня со свадьбой.

А в апреле появились наши крошки: Андрюша и Машенька. Первая родила я, а придя ко мне на следующий день в роддом, Ната тоже решила больше не ждать. Так и пролежали в палате вместе, и даже выписали нас в один день.

После родов я осталась жить у себя, лишь по выходным приезжая к Максу с ночевкой. Ларский ни на шаг не отходил от сына, и мне приходилось каждый вечер его выпроваживать. Чтобы мне было легче, папа отправил в Москву маму, и сам старался приезжать чуть ли ни каждую неделю, оставляя зды правления фирмой моему старшему брату Славе.

Сейчас уже июнь. Все экзамены сданы, а дипломы получены.

– Повтори еще раз, – вдруг замер Макс, нависая надо мной.

– Я согласна стать твоей женой, дурачок! – рассмеялась я, зарываясь пальцами в его темно-русые жесткие волосы.

– Твой дурачок! – он уткнулся носом в мои волосы и поцеловал шею.

– Тихо, – насторожилась я. – Кажется, Андрей плачет.

– Стоять! – мне не дали слезть с кровати. – Я сам посмотрю!

Макс чмокнул меня в нос и, натянув джинсы, лежащие на стуле, исчез в детской. Послышалось шебуршание пеленок и детское гуканье.

– Да, мелкий, мы сделали это! Наша мама сказала “Да”!

ГЛАВА 2

Одиночество – тоже наркотик,

только с обратным механизмом действия.

сначала адские ломки,

потом воспринимаешь как должное,

а потом начинаешь просто ловить кайф.

ВЕРА

Громкий бит, разрывающий динамики, пролетел через толпу танцующих людей и наполнил все пространство клуба. Он, словно, обволакивал каждого присутствующего, прилипая к его телу второй кожей, впитываясь в поры и взрывая все внутри. Звуки, как наркотики, которые не успевают выветриться у меня в организме, приносят неземной кайф и боль одновременно.

Я стояла у барной стойки, как субстанция, не зная, что я здесь делаю. Где здесь? Да мне было плевать! Хоть перед самим дьяволом! Главное, мне было хорошо, алкоголь разливался по венам, смешиваясь еще с какими-то веществами, подсунутыми Кириллом. Он. наверняка, уже на седьмом небе и даже не помнит про меня. Впрочем, так было всегда, поэтому мне оставалось лишь догнать его.

Чужой смех пульсировал в висках. Здесь слишком много людей. Пора сваливать. Вот только с кем? Может с тем блондином? Нет, с таким не повеселишься. А вот тот жгучий брюнет на другом конце барной стойки весь вечер на меня пялился. Я уже встала со своего места, когда к нему подошла его копия, и теперь мой идеальный бюст прожигали взглядом уже две одинаковые пары голубых глаз. К такому я точно не была готова, поэтому резко развернулась в противоположную сторону и заметила его.

Цвет глаз я не могла понять, так как парень сидел на диване метрах в двадцати, но они пристально изучали меня вплоть до того момента, как я повернулась. Стоило мне это сделать, как он переключился на рыжую фурию на своих руках. Поздно, дорогой, твои координаты уже вбиты, и слинять не получится.

Пока я пробиралась на шпильках сквозь людей, незнакомец поднялся со своего места вместе с рыжей и потянул ее в сторону выхода из клуба. Его друзья смеялись ему вслед, поднимая большие пальцы.

– Стой! – выкрикиваю я сквозь шумную музыку, но знаю, что он услышал.

– Что? – парень повернулся. Вблизи он оказался еще сексуальнее, чем издалека. Очередное мясо, но эти шоколадные глаза….

– У тебя на глазах… – сказала с самым серьезным видом и, слегка нахмурив брови, протянула руку к его скуле. Холодные пальцы пробежались по выразительному контуру мужского лица, царапаясь о легкую щетину.

– Что? – настала очередь парня хмуриться, но от меня не укрылось, как его тело напряглось от моего прикосновения.

– Такие густые ресницы!

Мы оба замерли. Я старалась не заржать, а парень, видимо, уже мысленно перебирал в памяти номера психиатров. Интересно, он хоть одного знает? В моем мобильнике забиты номера целых пяти королей дурдома. И все благодаря папочке.

– Милый, мы идем? – протянула самым милым голоском рыжая ведьма, от чего я скривилась. Мелом по доске поскреби – звук лучше будет.

– Я бы тебе не советовала даже прикасаться к ней.

Пройдя мимо брюнета, я встала вплотную к девушке и сначала потрогала ее волосы, а потом грудь. От моей наглости ведьма шарахнулась в сторону и хотела залепить мне пощечину, но это мы уже сто раз проходили, поэтому я на автомате перехватила тонкую кисть в полете.

– Мда, друг мой, не умеешь ты выбирать баб! – я вздохнула и повернулась к ошарашенному брюнету. Спустя секунду на его лице уже играла усмешка. Отлично, продолжаем игру. – Она сейчас цену заломит, что твой лексус на парковке поплачет бензином на месяц вперед, а потом побежит за очередным уколом ботокса или силикона, так… куда его еще можно засунуть?

Я снова оглядела растерявшуюся рыжую и, довольно хмыкнув, ущипнула ее за пятую точку.

– Сюда! А то левое полушарие малость отстает от правого шара!

И все с самым серьезным выражением лица.

– Да как ты смеешь, шавка! – глаза девушки стали цвета ее волос.

Я натянула нижнюю губу и поморгала ресничками, переводя взгляд с брюнета на рыжую.

– Но, если тебе такие нравятся, – продолжила вести разговор, будто никого, кроме парня, рядом не было. – То милости прошу, развлекайся.

Отлично. Этот раунд за мной. С самым безразличным видом я обогнула пару и вышла из клуба. На парковке стояло сразу несколько такси. Еще одни охотники за наживой. Глубоким вздохом наполнила “запревшие” в душном помещении легкие. От одной машины мне уже махал какой-то мужик с лысиной на голове. Улыбка появилась на моих губах, когда двери за мной открылись и закрылись. Жертва клюнула.

Не оборачиваясь, я пошла к такси и, открыв дверцу, села внутрь. Но закрыть ее мне не дали. И вот брюнет уже сидит рядом со мной, а лысый перестает улыбаться и хмуро смотрит в зеркало заднего вида, в котором я встречаюсь взглядом с карими глазами.

– Куда? – его голос грубее, чем можно было ожидать.

– Отель “Мосс Бутик” – быстро ответила я, прежде чем незнакомец успел что-то сказать.

В отражении я увидела его удивление. Не ожидал, это точно. А я ведь назвала один из самых дорогих отелей Москвы.

По пути мы не произнесли ни слова. Мой взгляд был прикован к лобовому стеклу, через которое открывался вид на центр неспящей столицы. Парень же не отрывал взгляд от меня и, кажется, прожег ни одну дыру в моем теле.

На входе в отель с нами галантно поздоровался портье и открыл дверь. К ресепшену я подошла первая, чем который раз удивила брюнета.

– Тот, что и всегда.

Мне протянули ключ. Стук каблуков разносился по пустому ночному холлу, пока мы шли к лифтам.

Мне не терпелось узнать, как он хочет меня, как его прикосновения будут отдаваться в моем теле, и незнакомец не заставил меня ждать. Он прижал меня к стенке лифта и, не сказав ни слова, накинулся на мои губы. Коленки задрожали от дикого возбуждения. Почему я так долго ждала? Могла бы оказаться здесь еще пару часов назад!

А дальше все пошло по давно отпечатавшейся в голосе схеме. Дверь громким ударом стукается о стенку. Откинутый мужской пиджак сбивает торшер. Еще один синяк появляется на плече, когда я в полной темноте врезаюсь спиной в косяк двери, к которому он сам меня подтолкнул. И вот уже кровать прогибается под весом моего тела.

Ничего нового.

Снова чужие губы впитывают в себя каждый миллиметр моего тела. Снова дурманящий аромат незнакомого парфюма режет нос. Они все давно уже стали для меня одинаковыми.

Алкоголь в крови усиливает ощущения в стократно. Одно легкое прикосновение отзывается в висках и сладкой негой разносится по телу.

Зачем мне это? Почему я это делаю? – с этими мыслями я проваливаюсь в сон, как и в сотни раз до этого. Чтобы существовать – единственный ответ. Жить мне давно расхотелось.

И поэтому я ненавижу утро. Пробивающийся через окно солнечный свет говорит, что вот он, еще один бессмысленный день.

Не знаю, рано или поздно в двадцать один год задумываться о смысле жизни. Но одно я точно знала: в моей жизни не было никакого смысла.

Мать умерла, когда мне было десять, но я почти ее не помню. Только лицо, которое возникает передо мной, когда мне плохо, когда глаза больше не могут сдерживать в себе всю соленую влагу. Наверно, только ей я была по-настоящему нужна. Ее сияющие глаза могли заставить меня искренне смеяться, а душу греться. Но один раз я легла спать, а утром мне сказали, что мамы больше нет. Неожиданный приступ эпилепсии во сне, и никто не смог ей помочь. Папа уехал на конференцию в Мадрид, а вся прислуга спала и не слышала, как в одной из комнат задыхается моя мама. После этого я долго мучала себя и боялась заснуть. Думала, что я тоже не проснусь. Так не стало самого дорого мне человека. Не стало частички меня.

Больше никого не было рядом. Отец постоянно пропадал на работе, “создавал красоту”, как он говорил. В то время, когда его не было в Центре, он был в разъездах на медицинский конференциях и форумах. А я оставалась со старшим братом, которому было не до меня, так как он только входил в подростковый возраст, и возня с младшей сестрой никак не вписывалась в его планы. Каждый из нас жил своей жизнью. Вот только он стал гордостью отца, тем, кто продолжит его дело, которое он по камешкам выстраивал своими руками долгие годы. Высшее образование за границей, грандиозные планы на будущее, положение в обществе – все это было у Вадима. А что у меня?

Университет я закончила только благодаря деньгам отца. Выбрать, с чем связать будущие, мне никто не дал, поставив перед фактом, что учиться я буду на медицинском. И отцу было наплевать, что это совсем меня не интересует. Где заплатил, там я и оказалась. А я же хотела рисовать! Когда об этом услышал Виленский старший, из дома тут же были выброшены все краски. Брат тоже не помог. Из своей заграницы ответил через месяц, после того, как я его попросила поговорить с папой. Тогда все документы на поступление уже были оформлены.

И что теперь? Я прожгла четыре года своей жизни впустую, а впереди еще магистратура и аспирантура. Папа реально думает, что я вытерплю еще несколько лет этого бреда. Вот только, как я должна получить степень, если даже бакалавриат остался для меня легким мазком в памяти.

Разбудил меня телефонный звонок. Дотянувшись до телефона, я уже обдумала все способы, как надрать одно место звонящему. На заставке высветилась фотка Кирилла.

– Алло.

– Кто там в такую рань? – пробурчал за моей спиной вчерашний незнакомец, имени которого я так и не узнала.

– Мой парень, – в голосе читалось явное раздражение.

– Привет, красавица, – сонно проговорили на другом конце трубки. – Смотрю, ты хорошо провела ночь?

На заднем фоне послышался женский голос. Я усмехнулась.

– Не хуже, чем ты. Передай привет той горячей брюнетке и скажи, что у нее были зачетные красные трусы, которые просвечивали сквозь кусок занавески, что она на себя напялила.

– Заметано! – Кирилл рассмеялся, а вот та самая брюнетка рядом с ним что-то недовольно проворчала. – Ты тоже передавай привет своему. И не забудь упомянуть, что я все равно лучше него в постели.

– Ага, давай, – сказав это, я отключилась.

– Что сказал, эм… твой парень? – брюнет не собирался вставать.

– Передал тебе привет.

Глаза брюнета расширились.

Я выскользнула из кровати и попыталась найти глазами платье, которое папа назвал огрызком тряпки, что невозможно носить и называть одеждой.

– Я первая в душ.

Пока я стояла под ледяными струями воды, он не соизволил одеться и стоял у кровати в одних боксерах. Выйдя из ванной комнаты, довольно улыбнулась, оглядев брюнета с ног до головы.

– На тумбочке, – ухмыльнувшись, кивнул он. – Купи себе еще одно такое сексуальное белье, а то, я, кажется, разорвал его вчера. И еще что-нибудь. Там хватит.

Преодолев расстояние между нами, я нежно поцеловала его в губы, потянув за волосы на себя одной рукой, а второй дотянулась до двух стодолларовых купюр.

Быстро нашарив в сумочке кошелек, раскрыла его и под изучающим взглядом парня быстро достала оттуда три стодолларовые купюры. Пока он непонимающе смотрел на мой кошелек, я соединила мои деньги с его и сунула прямо к нему в боксеры.

– Спасибо, ты был хорош. Не самый лучший, но на среднячок пойдет. Удачи!

В этот момент в дверь как раз постучали. Быстро открыв ее, я увидела Кирилла с самодовольной улыбкой на губах. Дверь номера за ним была тоже открыта. В проходе стояла девушка в полотенце и звала Кирилла обратно в комнату. Он не обращал на ее слова никакого внимания. Резко притянув меня к себе, Марсаков впился в мои губы, каждым движением углубляя поцелуй.

– Ладно, ребят, мы пошли. Пока! – кинул он напоследок ошарашенным парню и девушке, все еще стоящим в проходах в номера, и потянул меня в сторону лифтов.

ГЛАВА 3

Одна капля лжи портит океан доверия.

АННА

– Оно роскошное, дорогая!

Мама аккуратно провела рукой по белоснежной ткани.

Это платье я приметила еще перед свадьбой Наты. Подруга заставила меня его примерить и даже не заметила, как больно было мне, когда я увидела себя в зеркале. Тогда мне казалось, что это все лишь иллюзия того, что никогда не произойдет, а теперь оно лежит передо мной на нашей с Максом кровати.

Корсет плотно обтягивал талию и был словно обмотан тканью, собравшейся в мелкие складочки. А ниже… А ниже струилась пышная юбка, словно облако, усеянное десятками белоснежных бабочек. Такие же бабочки были пришиты и к фате.

– Ты будешь самой красивой невестой!

– Мам!

– Я говорю правду! – мягко улыбнулась женщина, протянув руку к моему лицу. – Я вижу эту красоту в твоих глазах. Они светятся от счастья. Не понимаю только, зачем ты так долго тянула. Максим по тебе с ума сходит с твоего появления в университете. Скажу честно, сначала я думала, что такие, как он не могут полюбить по-настоящему в таком юном возрасте, но с каждым днем убеждалась в обратном. Ты хотя бы видела, как он на тебя смотрит?

– Меня обсуждаем? – дверь спальни приоткрылась, и появилась голова Макса.

Я ахнула, спеша к нему.

– Закрой глаза! – мои пальцы нежно накрыли его веки. Максим рассмеялся. – Жениху нельзя видеть платье невесты до свадьбы! Что ты смеешься?!

Ласково Ларский перехватил мою кисть и, не расцепляя зрительный контакт, по очереди поцеловал каждый мой пальчик.

– Макс!

– Ладно, ладно, выхожу! Я ничего не видел! – парень продолжил тихонько посмеиваться, когда я его выталкивала из спальни. – А платье нереально красивое! – крикнул, когда дверь закрылась.

– Да чтоб его!

Мама широко улыбнулась и встала с кровати.

– Я побежала. Мне звонил твой отец, – ее глаза загорелись в предвкушении. – Он пригласил меня в Большой театр.

– О, мам, как здорово, – искренне обрадовалась я за родителей. Так как отец постоянно пропадал по делам своей фирмы, у них редко получалось провести время вместе. – Хорошо провести время!

Быстро собравшись и поцеловав спящего Андрюшу в лобик, мама убежала готовиться к вечернему выходу в свет. Она у меня даже в свои сорок пять настоящая красавица. Свои каштановые, как и у меня волосы, Ирина Зорина уже много лет как перекрашивает в блонд, что, безусловно, делает ее моложе и привлекательнее. А вот глаза у нее голубые, как и у моего брата, я же взяла папины шоколадные.

Во время беременности я часто представляла Андрюшу. Видела его первые шаги, первый школьный звонок, влюбленные глаза подростка. Мне хотелось, чтобы он был похож на отца. И сейчас глядя на маленькое сопящее на руках у жениха чудо, я вижу в нем Макса. Такой же взгляд пронзающих темно-синих глаз, смотрящих сквозь душу. И только начавшие подрастать волосики переливались на свету золотистым. Со временем они, наверняка, потемнеют и станут русыми, как у папы.

Я не заметила, как залюбовалась своими мальчиками, прислонившись к дверному проему, разделяющему спальню и детскую, с глупой улыбкой на лице. Каждый раз, когда Макс так нежно смотрел на сына глазами, наполненными любовью, внутри все плавилось от счастья.

Заметив меня, Максим кивнул, подзывая к себе, и я не заставила себя ждать, подойдя и обняв их двоих. Благодаря своему не самому высокому росту я оказалась на уровне своего крохи и поцеловала его в макушку, вдыхая родной запах. На самом же деле, это Макс был слишком высоким. Я еле доставала ему до плеча и на его фоне выглядела слишком хрупкой.

Неожиданно парень нагнулся и украл мою улыбку теплыми губами.

– Ты не представляешь, как я счастлив…

– Поверь, представляю, – легонько толкнула его в бок.

Максим усмехнулся, а потом отвел глаза в сторону и замялся. Кажется, в его голове происходил какой-то сложный процесс, и он никак не мог принять решение. За несколько лет я научилась читать и понимать все его эмоции одним лишь взглядом.

– Ты что-то хотел сказать?

– Ань, солнышко, мне позвонил отец и попросил приехать к нему. Он нашел для меня работу, и дело не из легких. Придется поработать над документами, а суд уже в понедельник, – пока говорил, Макс положил Андрюшу в кроватку и тихонько вывел меня из детской. Он явно нервничал. Длинные пальцы прошлись по темно русым волосам, затягивая их назад, но, как только его рука вновь опустилась, непослушные прядки снова упали на глаза. – Кажется, мне придется сегодня остаться в здании суда.

– Но сегодня же суббота… – грустно вздохнула я.

– Я понимаю, любимая, но это моя работа. Я только выпустился, и, если бы не отец, вряд ли у меня бы получилось так быстро найти хорошую работу. Зато за это дело мне обещают хорошую зарплату, на которую мы сможем уехать на юг или куда ты захочешь в медовый месяц. Ты же знаешь, что…

– Ты не хочешь брать деньги у наших родителей, – и вот на губах снова улыбка. Почему этот человек так легко может заставить меня улыбаться? – Макс, я все понимаю. Конечно, езжай. Я приготовлю тебе еды с собой. Как насчет фунчозы и куриных сердечек?

– Аня, ты лучшая!

Макс подхватил меня за талию и закружил по комнате. Я упустила тот момент, когда мы упали на кровать. Слава богу, мы с мамой убрали платье перед ее уходом.

Вечером, когда Макс ушел, я решила посвятить время рисованию. Еще в четверг мы перевезли самые необходимые вещи из моей квартиры, среди которых был мольберт, несколько холстов, краски и кисти всех размеров. Рисовать мне нравилось с детства, и когда-то я даже заканчивала художку, хотя сейчас кажется, что это было в другой жизни. Хобби – это, конечно, здорово, но нужно было получать образование в той сфере, в которой возможно заработать на жизнь, а простыми рисунками это вряд ли можно сделать. Родители даже удивились, когда я отказалась от института искусств. Думали, что им придется меня отговаривать, но я сама приняла это решение, оставляя краски на полках, чтобы “разбавлять” скучные вечера цветами.

Андрюша только уснул после долгого бодрствования и наших “серьезных” разговоров из слогов аля “гу-агу”. Поставив радио-няню в детской и включив тихую музыку в гостиной, принялась за рисование.

Весь процесс занял несколько часов. Акварель легко ложилась на холст и растекалась, создавая эффект воздушности и нежности. Я нарисовала их – самых дорогих мне людей, таких, какими увидела пару дней назад, когда пришла из магазина, в который бегала за хлебом к ужину. Мне нужно было отлучиться только на пятнадцать минут, чтобы мальчики крепко уснули на кровати. И вот они уже не на кровати, а на холсте, навсегда застывшие в столь чуждом этому миру умиротворении и спокойствии.

На часах было два часа ночи, а в мыслях начало зарождаться беспокойство. Сама не могла объяснить его причину. Максим должно быть совсем погряз в своей работе, и уж точно не выспится завтра. В сферу юриспруденции он подался вслед за отцом, который являлся одним из судей Верховного Суда. Парень был очень талантлив в своем деле, и, главное, ему нравилось то, что он делает. Предпочтя профессию юриста-адвоката, Макс за последний год, в который начал работать по специальности после университета, выиграл несколько несложных дел, которые ему поручались в виде стажировок, но после выпуска он получил достаточно хорошие рекомендации и сейчас уже работает над одним достаточно трудным делом, если не считать то, про которое он рассказал этим утром.

Телефонный звонок разнесся по комнате, от чего я резко дернулась и уронила кисть, испачкавшую пол в голубой цвет.

– Ало, – быстро ответила я, даже не посмотрев, кто звонит так поздно. Главное, чтобы Андрюша не проснулся, кормить его нужно будет только через несколько часов.

– Аня! Сейчас же зайди в Инстаграм! – закричали с другого конца трубки.

– Катя? Что случилось? Ты хоть на часы смотрела!

– Черт, Анька, ты опоздала! – вновь взвизгнула соседка. – Так, жди, через минуту буду у тебя! Открой дверь сразу, чтобы я не разбудила мелкого.

Послышались короткие гудки, а я, нахмурившись опустила телефон. И что это сейчас было?

Подняв кисточку, поспешила к входной двери, прежде чем раздался звонок. На пороге стояла наша “рыжая фурия” из квартиры напротив. Девушка была на год меня младше, а познакомились мы в университете. Они с Максом часто цеплялись, и только потом мне стало известно, что родители Кати и моего жениха планировали свести своих детей, “дружащих” с самого детства. Даже поселили их на одной лестничной площадке ради слияния семей. Вот только никто не учел, что никто из них не испытывал глубоких чувств по отношению друг к другу. Да и дружба между ребятами была специфичной. Катя с Максом постоянно прикалывались друг над другом, пару раз даже выставляли перед всеми в глупом положении, что потом все неделю могли вспоминать об этом и смеяться. К их особенным отношениям привык университет не сразу, но теперь даже не знаю, как он проживет без этой “сладкой парочки”, ведь Макс выпустился. Преподаватели вздохнут спокойно, а вот ребятам, уверена, их будет не хватать.

С Катей мы легко нашли общий язык, и она всегда поддерживала меня, когда наши отношения с Ларским переживали не лучшие времена. Ревновала ли я? Нет, никогда. Я бы больше поверила, что они брат и сестра, нежели парень и девушка, между которыми могут быть романтические отношения.

И сейчас этот вечный двигатель влетел в нашу квартиру и удивительно, что ничего не сбил на своем пути.

– Вот везет же тебе, Анька, с подругами! Если бы не я…

– Не кричи, ребенка разбудишь! – шикнула я, проходя за соседкой в гостиную.

– Вау! Это ты нарисовала! Обалдеть! А мне портрет нарисуешь? – затараторила Катя, в мгновение ока оказавшаяся у картины.

– Катя! Ты можешь объяснить, какого черта ты забыла у меня в квартире в два часа ночи?!

– Ой, точно! Ты знаешь, где сейчас твой ненаглядный?

– Да, он в здании суда у отца разбирается с документами над каким-то делом, – я нахмурилась и даже не заметила, как начала мять в руке кончик кисти, пачкая пальцы голубой краской.

– А вот и нет! – воскликнула Катя, взмахнув своей рыжей гривой. – Стражев пару минут назад выложил историю. А ты же знаешь, что он мне нравится, вот, и у меня включены уведомления на все его обновления в соц. сетях. Вдруг у него там какая-нибудь баба нарисуется, а я не в курсе…

– Ближе к делу!

– Так вот. В его истории он и наши парни из универа… а, сейчас покажу! Я же у тебя хорошая подруга! – вздернула свой веснушчатый носик рыжая. – Я засняла экран и не зря. Кажется, Стражев все же понял, что натворил и удалил все, но я-то быстрее!

– Тут я с тобой соглашусь, – тихо пробубнила я, уже не улавливая смысл ее слов, только со страхом наблюдая, как девушка заходит в галерею на своем айфоне. – Смотри.

Кажется, я за секунду разучилась дышать. На экране был Макс и еще несколько наших знакомых ребят. Перед ними на столе стояли пустые бутылки. Из колонок била музыка, но слышала только голос Стражева:

– О, девочки подъехали!

В темноте было сложно рассмотреть эмоции на лице Ларского, зато на соседнего парня упал свет от быстро мелькнувшего софита.

Сережа. Он сидел и хмурился, переводя взгляд с роскошной блондинки на Макса.

Пятнадцатисекундное видео закончилось, погружая гостиную в полную тишину. Единственное, что я слышала, это бешено бьющееся в висках сердце…

Обманул…

Не может быть…

Почему?..

– Ань, ты как? – осторожно спросила Катя. Неужели до нее только дошло, как это видео сделало мне больно?

– Все… хорошо, – выжала я через ком в горле. – Покажи еще раз. Там была написана геопозиция.

“High Sky” – гласила надпись. Немедля я вбила ее в навигатор на своем телефоне. Через секунду уже был проложен маршрут к тому месту. Загородный курортный клуб для “сливок общества” находился в сорока минутах езды.

– Кать, присмотри за Андрюшей… – тихо произнесла я.

– Ань, ну ты чего? Может, ну его? Утром вернется и поговорите на трезвую голову!

– На трезвую не получится.

В коридоре я накинула на голову платок и плащ на плечи. Ночи в Москве даже летом не такие теплые, чтобы гулять в майке и джинсах, кстати, испачканных в краске. В кармане загремели ключи от машины.

– Смесь на холодильнике. Его покормить нужно через два часа. Думаю, он сам проснется. Только проверь температуру, чтобы молоко было теплое. Ни в коем случае не холодное и не горячее!

– Ань, успокойся! Я все поняла, не маленькая.

Не слыша, о чем продолжила говорить соседка, я прямо в обуви прошла в детскую и поцеловала сына. Он так сладко спал, что я даже позавидовала его безмятежности. Как бы мне тоже хотелось сейчас заснуть и понять, что все это всего лишь страшный сон.

– Я люблю тебя, Андрюш…

ГЛАВА 4

Жизнь на Земле – это лишь миг перед вечностью.

АННА

Многоэтажки, кольцо, лес, пустая трасса… пейзаж сменялся за окном с космической скоростью. Я никогда не нарушала правила дорожного движения и водила очень осторожно. А сейчас… руки на руле дрожали, а ладони вспотели. Кажется, я проехала на красный, но на перекрестке никого не было. Окраина города уже давно спала.

Этому должно быть какое-то объяснение! Он не мог просто обмануть меня, после всего что случилось за этот год. После того как клялся в вечной любви и укачивал на руках нашего сына. Боже, какая я дура! Ему всего двадцать два! Разве парни в этом возрасте могут думать о семье и детях серьезно? С его-то характером… но зачем тогда врать?

Навигатор оповестил меня, что через двести метров нужно будет свернуть с трассы, а еще через сто будет мое место назначения.

Вывеску загородного клуба было сложно не заметить. Она сияла люминесцентно-синим, и от ее света рябило в глазах.

Черт! Шлагбаум…

Из будки вышел молодой человек в форме охранника. По его лицу было ясно, что он совсем не рад моему появлению. Скорее всего, это не касалось именно меня, и будь здесь кто-то другой, его реакция бы не изменилась. Его глаза были сонными и раздраженными. Разве так должны приветствовать гостей на элитном курорте?

– Вы куда?

Грубо… Если он сейчас увидит мое красное от еле сдерживаемых слез лицо, точно что-то заподозрит. Я опустила стекло на своей дверце и мило улыбнулась, хотя губы дрожали.

– У меня здесь жених. Он ждет меня.

– Какой домик?

Я занервничала. Что теперь… а если?..

– Я не знаю, он не написал. Посмотрите по фамилии. Ларский Максим.

Пока он искал имя в своем списке, я не могла позволить себе вдохнуть. Пусть он скажет, что Макс не здесь, что он не арендовал этот чертов домик, что на видео Стражева был не мой жених, а очень похожий на него парень, с которым легко можно было его спутать в темноте.

– Есть такой. Двадцать четвертый двухместный коттедж. Это Вам сейчас нужно повернуть направо, а потом налево. На табличке увидите номер, он подсвечивается.

– Спасибо… – мой голос был больше похож на хрип. – А скажите, где здесь клуб?

– Недалеко от коттеджа. Нужно будет проехать чуть дальше. Думаю, Вы его не пропустите.

Охранник оказался прав. Стоило мне проехать двадцать четвертый коттедж, как я услышала приглушенную музыку и увидела свет от софитов среди деревьев. Не помню, как вышла из машины и дошла на подкашивающихся ногах к стеклянной двери. Музыка была слишком громкой. Она вливалась в уши и кислотой выжигала все внутри. Мне нужна была тишина, или я бы просто сошла с ума. Те секунды, которые у меня ушли на поиск знакомой фигуры, стали адом.

Вот он.

Макс развалился на диване с кружкой пива в руках. За столом сидели еще несколько парней, но в их лица я не стала всматриваться. Взгляд скользнул по Сереже. От него я ожидала такого меньше всего. Он всегда был очень ответственным и часто вытаскивал Макса из передряг. А Ната? Она ведь тоже, наверняка, не в курсе, где ее муж…

Мое тело окаменело. Хотелось кричать, чтобы кто-нибудь меня встряхнул. Может, тогда я проснусь от этого кошмара?

Он увидел меня.

Нет. Не Макс.

Сережа.

Я наблюдала, как он наклоняется к парню, чью фамилию я так хотела написать в своем паспорте. Макс резко отпрянул от друга и оглядел зал. Заметил.

Что это? Ужас? Страх в его глазах?

Вот он уже встал с дивана, отмахнувшись от ничего не понимающих парней. Он шел, пошатываясь. Алкоголь переливался по его телу, качая его из стороны в сторону, путая ноги. А я все не могла пошевелиться.

Когда между нами осталось всего метров пять, резкий импульс прошелся от моих пяток до кончиков пальцев на руках, словно, перезаряжая меня. И вот я снова могу командовать своим телом. Развернувшись, побежала в противоположную сторону. Где выход? Мне нужен свежий воздух!

– Аня!

Уже на улице он догоняет меня и хватает за руку. И тут срабатывает рефлекс. Вместе с телом свободная рука разворачивается к парню и со всей силы ударяет по его красивому и столь любимому лицу.

– Почему? – все, что смогла из себя выдавить.

Я смотрела прямо в его глаза, пыталась прочитать что-то. Он всегда был для меня открытой книгой, но сейчас она захлопнулась передо мной. Ее переплет оказался слишком тяжелым для меня… я не смогла его выдержать.

– Это не то…

– Что я думаю?! – брови взлетели вверх. Он думает, что этим все объяснит. Еще бы, самая любимая фраза всех парней. – Ты соврал мне, поехал в клуб, заказал проституток и напился! Да еще и снял двухместный коттедж! Надеялся, притащить в постель какую-нибудь шлюху из бара? Тогда зачем пошел за мной? Что ты хочешь сейчас от меня? Для себя я все уже выяснила.

– Что за бред ты несешь? Что ты выяснила? – видимо Макс хорошенько приложился к алкоголю – до него что-то медленно все доходит. – Это просто мальчишник… знаешь, есть такая традиция, когда…

– Жених обманывает невесту и едет напиваться с друзьями и развлекаться с проститутками? – уже чуть ли не кричала я. Вокруг практически не было людей. Час уже стоял довольно поздний, и гости либо развлекались внутри клуба, либо разошлись по своим коттеджам.

– Да с какими еще проститутками?! – взмахнул руками Ларский. Вдруг он закатил глаза. – О, Боже. Это Стражев решил сделать мне такой сюрприз, но как только я увидел их, послал вместе с Стражевым в пешее эротическое. Мне никто не нужен, кроме тебя!

– Тогда зачем соврал?!

– А ты бы меня отпустила?! – теперь уже Макс начал злиться. – Ты вся такая правильная! Да я боюсь при тебе лишний раз сказать что-то плохое! Я вижу, как ты смотришь на меня и моих друзей. А мы ведь просто живем. А ты существуешь! – из-за алкоголя его язык заплетался, но ему слишком легко удавалось найти слова, ранящие в самое сердце. – Мне страшно дышать рядом с тобой!

Я не знала, что сказать. Из его слов следовало, что это я во всем виновата. Да, мне было сложно влиться в его компанию, и первое время я опасалась Макса. Но я никогда не пыталась его ограничить и навязать свои правила. В итоге, я приняла его таким, какой он есть и попробовала вкус его мира. Мы, как и все студенты, ходили в клуб, даже если на следующий день нужно было в университет. Напивались в стельку и потом убегали от полиции. Да, такое событие было отмечено в дневнике и запомнилось надолго.

Я была готова меняться для него, а он…

– Я тебя поняла, – очень тихо сказала я, все еще всматриваясь в его темные, как сама ночь, глаза. – Мы с Андрюшей возвращаемся в Питер. Мне нужно время.

Развернувшись, добежала до машины и быстро завела двигатель, пока парень не переварил мои слова. Или он уже переварил их и просто решил отпустить. Я не сразу поняла, почему губы стали солеными. Пальцы со всей силы обхватили руль. Ногой надавила на педаль газа, и вот я уже еду обратно по той же дорожке.

Я не заметила ее…

Она просто выскочила под колеса…

В ушах только скрежет от шин по асфальту…

Мне страшно открывать глаза… но я это делаю и… выдыхаю.

Испуганная девушка стояла перед машиной, а свет фар падал на ее заплаканное лицо. Со стороны коттеджа послышались мужские крики. Не только я услышала их. Девушка отмерла и, быстро обогнув капот, открыла пассажирскую дверь.

– Ты в сторону Москвы? – спросила она и, получив мой кивок, села рядом со мной. – Гони.

Прежде чем мужчина успел выйти из коттеджа, я дала по газам.

Я не заставила себя ждать. И вот мы были у того самого шлагбаума.

Перед охранником картина маслом: «две зареванные девушки на большой скорости останавливаются рядом и совсем не милым голосом одна из них орет, чтобы тот открыл эту чертову палку, иначе она окажется в его…» хм…

– Держи! И ни слова никому, что видел нас! Здесь хватит на твое молчание, – незнакомка достала из кошелька три купюры по пятьсот евро и отдала мужчине. – Будет кто спрашивать, ты ничего не знаешь! С камерами сам разберешься.

Слава Богу, охранник не стал задавать лишних вопросов и быстро открыл шлагбаум.

Только на трассе я смогла спокойно выдохнуть. Плакать при незнакомке расхотелось. И я молча ехала вперед в неизвестность.

– Он изменил мне, – девушка нарушила тишину. Я не знала, что сказать, поэтому только кивнула головой, даже не повернувшись в ее сторону. Возможно, я – эгоистка, но сейчас мне и своих проблем хватало выше крыши.

Снова едем в тишине.

– Ты ведь тоже не просто так там оказалась в слезах.

Я снова кивнула. Посвящать кого-то, тем более абсолютно незнакомого человека, во все я не собиралась.

– Я не поеду в город. Через триста метров будет поворот. Можешь остановить там, дальше я дойду сама. У моих родителей здесь частный дом. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал, что произошло сегодня. Мой отец – известий дипломат и собирается принять участие в выборах, и если станет известно о скандале, который произошел с его дочерью, то это не прибавит ему авторитета. Мой пар… тот гад не видел твою машину, а охранник с такими бабками точно будет молчать, поэтому… – девушка замялась и во второй раз полезла в свой кошелек.

– Мне ничего не нужно. Я буду молчать.

Мне было абсолютно плевать, и портить чью-то репутацию я не собиралась. А чужие деньги мне не нужны.

Девушка недоверчиво посмотрела на меня, но настаивать не стала.

Я даже не повернулась в ее сторону.

Мне просто необходимо было побыть одной. Но еще больше мне хотелось поскорее обнять сына и забыть обо всем, что случилось сегодня.

Зрачки расширились, когда в глаза ударил свет чужих фар. От сковавшего все тело ужаса я дернула руль в сторону, уворачиваясь от едущей навстречу машины.

В ушах снова скрежет шин, но на этот раз намного громче.

Не знаю, завизжала ли я.

Кажется, да.

Вот только от боли ли, или от страха, что больше никогда не увижу Андрюшу?..

ГЛАВА 4

Жизнь на Земле – это лишь миг перед вечностью.

АННА

Многоэтажки, кольцо, лес, пустая трасса… пейзаж сменялся за окном с космической скоростью. Я никогда не нарушала правила дорожного движения и водила очень осторожно. А сейчас… руки на руле дрожали, а ладони вспотели. Кажется, я проехала на красный, но на перекрестке никого не было. Окраина города уже давно спала.

Этому должно быть какое-то объяснение! Он не мог просто обмануть меня, после всего что случилось за этот год. После того как клялся в вечной любви и укачивал на руках нашего сына. Боже, какая я дура! Ему всего двадцать два! Разве парни в этом возрасте могут думать о семье и детях серьезно? С его-то характером… но зачем тогда врать?

Навигатор оповестил меня, что через двести метров нужно будет свернуть с трассы, а еще через сто будет мое место назначения.

Вывеску загородного клуба было сложно не заметить. Она сияла люминесцентно-синим, и от ее света рябило в глазах.

Черт! Шлагбаум…

Из будки вышел молодой человек в форме охранника. По его лицу было ясно, что он совсем не рад моему появлению. Скорее всего, это не касалось именно меня, и будь здесь кто-то другой, его реакция бы не изменилась. Его глаза были сонными и раздраженными. Разве так должны приветствовать гостей на элитном курорте?

– Вы куда?

Грубо… Если он сейчас увидит мое красное от еле сдерживаемых слез лицо, точно что-то заподозрит. Я опустила стекло на своей дверце и мило улыбнулась, хотя губы дрожали.

– У меня здесь жених. Он ждет меня.

– Какой домик?

Я занервничала. Что теперь… а если?..

– Я не знаю, он не написал. Посмотрите по фамилии. Ларский Максим.

Пока он искал имя в своем списке, я не могла позволить себе вдохнуть. Пусть он скажет, что Макс не здесь, что он не арендовал этот чертов домик, что на видео Стражева был не мой жених, а очень похожий на него парень, с которым легко можно было его спутать в темноте.

– Есть такой. Двадцать четвертый двухместный коттедж. Это Вам сейчас нужно повернуть направо, а потом налево. На табличке увидите номер, он подсвечивается.

– Спасибо… – мой голос был больше похож на хрип. – А скажите, где здесь клуб?

– Недалеко от коттеджа. Нужно будет проехать чуть дальше. Думаю, Вы его не пропустите.

Охранник оказался прав. Стоило мне проехать двадцать четвертый коттедж, как я услышала приглушенную музыку и увидела свет от софитов среди деревьев. Не помню, как вышла из машины и дошла на подкашивающихся ногах к стеклянной двери. Музыка была слишком громкой. Она вливалась в уши и кислотой выжигала все внутри. Мне нужна была тишина, или я бы просто сошла с ума. Те секунды, которые у меня ушли на поиск знакомой фигуры, стали адом.

Вот он.

Макс развалился на диване с кружкой пива в руках. За столом сидели еще несколько парней, но в их лица я не стала всматриваться. Взгляд скользнул по Сереже. От него я ожидала такого меньше всего. Он всегда был очень ответственным и часто вытаскивал Макса из передряг. А Ната? Она ведь тоже, наверняка, не в курсе, где ее муж…

Мое тело окаменело. Хотелось кричать, чтобы кто-нибудь меня встряхнул. Может, тогда я проснусь от этого кошмара?

Он увидел меня.

Нет. Не Макс.

Сережа.

Я наблюдала, как он наклоняется к парню, чью фамилию я так хотела написать в своем паспорте. Макс резко отпрянул от друга и оглядел зал. Заметил.

Что это? Ужас? Страх в его глазах?

Вот он уже встал с дивана, отмахнувшись от ничего не понимающих парней. Он шел, пошатываясь. Алкоголь переливался по его телу, качая его из стороны в сторону, путая ноги. А я все не могла пошевелиться.

Когда между нами осталось всего метров пять, резкий импульс прошелся от моих пяток до кончиков пальцев на руках, словно, перезаряжая меня. И вот я снова могу командовать своим телом. Развернувшись, побежала в противоположную сторону. Где выход? Мне нужен свежий воздух!

– Аня!

Уже на улице он догоняет меня и хватает за руку. И тут срабатывает рефлекс. Вместе с телом свободная рука разворачивается к парню и со всей силы ударяет по его красивому и столь любимому лицу.

– Почему? – все, что смогла из себя выдавить.

Я смотрела прямо в его глаза, пыталась прочитать что-то. Он всегда был для меня открытой книгой, но сейчас она захлопнулась передо мной. Ее переплет оказался слишком тяжелым для меня… я не смогла его выдержать.

– Это не то…

– Что я думаю?! – брови взлетели вверх. Он думает, что этим все объяснит. Еще бы, самая любимая фраза всех парней. – Ты соврал мне, поехал в клуб, заказал проституток и напился! Да еще и снял двухместный коттедж! Надеялся, притащить в постель какую-нибудь шлюху из бара? Тогда зачем пошел за мной? Что ты хочешь сейчас от меня? Для себя я все уже выяснила.

– Что за бред ты несешь? Что ты выяснила? – видимо Макс хорошенько приложился к алкоголю – до него что-то медленно все доходит. – Это просто мальчишник… знаешь, есть такая традиция, когда…

– Жених обманывает невесту и едет напиваться с друзьями и развлекаться с проститутками? – уже чуть ли не кричала я. Вокруг практически не было людей. Час уже стоял довольно поздний, и гости либо развлекались внутри клуба, либо разошлись по своим коттеджам.

– Да с какими еще проститутками?! – взмахнул руками Ларский. Вдруг он закатил глаза. – О, Боже. Это Стражев решил сделать мне такой сюрприз, но как только я увидел их, послал вместе с Стражевым в пешее эротическое. Мне никто не нужен, кроме тебя!

– Тогда зачем соврал?!

– А ты бы меня отпустила?! – теперь уже Макс начал злиться. – Ты вся такая правильная! Да я боюсь при тебе лишний раз сказать что-то плохое! Я вижу, как ты смотришь на меня и моих друзей. А мы ведь просто живем. А ты существуешь! – из-за алкоголя его язык заплетался, но ему слишком легко удавалось найти слова, ранящие в самое сердце. – Мне страшно дышать рядом с тобой!

Я не знала, что сказать. Из его слов следовало, что это я во всем виновата. Да, мне было сложно влиться в его компанию, и первое время я опасалась Макса. Но я никогда не пыталась его ограничить и навязать свои правила. В итоге, я приняла его таким, какой он есть и попробовала вкус его мира. Мы, как и все студенты, ходили в клуб, даже если на следующий день нужно было в университет. Напивались в стельку и потом убегали от полиции. Да, такое событие было отмечено в дневнике и запомнилось надолго.

Я была готова меняться для него, а он…

– Я тебя поняла, – очень тихо сказала я, все еще всматриваясь в его темные, как сама ночь, глаза. – Мы с Андрюшей возвращаемся в Питер. Мне нужно время.

Развернувшись, добежала до машины и быстро завела двигатель, пока парень не переварил мои слова. Или он уже переварил их и просто решил отпустить. Я не сразу поняла, почему губы стали солеными. Пальцы со всей силы обхватили руль. Ногой надавила на педаль газа, и вот я уже еду обратно по той же дорожке.

Я не заметила ее…

Она просто выскочила под колеса…

В ушах только скрежет от шин по асфальту…

Мне страшно открывать глаза… но я это делаю и… выдыхаю.

Испуганная девушка стояла перед машиной, а свет фар падал на ее заплаканное лицо. Со стороны коттеджа послышались мужские крики. Не только я услышала их. Девушка отмерла и, быстро обогнув капот, открыла пассажирскую дверь.

– Ты в сторону Москвы? – спросила она и, получив мой кивок, села рядом со мной. – Гони.

Прежде чем мужчина успел выйти из коттеджа, я дала по газам.

Я не заставила себя ждать. И вот мы были у того самого шлагбаума.

Перед охранником картина маслом: «две зареванные девушки на большой скорости останавливаются рядом и совсем не милым голосом одна из них орет, чтобы тот открыл эту чертову палку, иначе она окажется в его…» хм…

– Держи! И ни слова никому, что видел нас! Здесь хватит на твое молчание, – незнакомка достала из кошелька три купюры по пятьсот евро и отдала мужчине. – Будет кто спрашивать, ты ничего не знаешь! С камерами сам разберешься.

Слава Богу, охранник не стал задавать лишних вопросов и быстро открыл шлагбаум.

Только на трассе я смогла спокойно выдохнуть. Плакать при незнакомке расхотелось. И я молча ехала вперед в неизвестность.

– Он изменил мне, – девушка нарушила тишину. Я не знала, что сказать, поэтому только кивнула головой, даже не повернувшись в ее сторону. Возможно, я – эгоистка, но сейчас мне и своих проблем хватало выше крыши.

Снова едем в тишине.

– Ты ведь тоже не просто так там оказалась в слезах.

Я снова кивнула. Посвящать кого-то, тем более абсолютно незнакомого человека, во все я не собиралась.

– Я не поеду в город. Через триста метров будет поворот. Можешь остановить там, дальше я дойду сама. У моих родителей здесь частный дом. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал, что произошло сегодня. Мой отец – известий дипломат и собирается принять участие в выборах, и если станет известно о скандале, который произошел с его дочерью, то это не прибавит ему авторитета. Мой пар… тот гад не видел твою машину, а охранник с такими бабками точно будет молчать, поэтому… – девушка замялась и во второй раз полезла в свой кошелек.

– Мне ничего не нужно. Я буду молчать.

Мне было абсолютно плевать, и портить чью-то репутацию я не собиралась. А чужие деньги мне не нужны.

Девушка недоверчиво посмотрела на меня, но настаивать не стала.

Я даже не повернулась в ее сторону.

Мне просто необходимо было побыть одной. Но еще больше мне хотелось поскорее обнять сына и забыть обо всем, что случилось сегодня.

Зрачки расширились, когда в глаза ударил свет чужих фар. От сковавшего все тело ужаса я дернула руль в сторону, уворачиваясь от едущей навстречу машины.

В ушах снова скрежет шин, но на этот раз намного громче.

Не знаю, завизжала ли я.

Кажется, да.

Вот только от боли ли, или от страха, что больше никогда не увижу Андрюшу?..

ГЛАВА 6

У каждого человека две жизни, и вторая начинается тогда,

когда мы понимаем, что жизнь всего одна.

МАКС

– Дурак! Дебил! Придурок!

Мой кулак несколько раз со всей силы врезался в бетонную стену у раковины. Я стоял, нагнувшись над ней, и глубоко дышал. Мне было страшно поднять глаза и увидеть свое отражение в зеркале. Я ненавидел себя за то, как поступил, как сказал.

Дверь в туалет открылась, наполнив небольшое помещение звуками музыки.

– Где она? – тихо спросил Серый, когда все снова стихло. Только вода, со всей мощью бьющая из крана, разбивала тишину.

– Ушла.

Ушла. Она ушла, даже не обернувшись. Я до последнего верил, что она обернется.

Аня не могла так просто уйти.

С волос медленно стекала вода, и капли застывали на пересохших губах, впитываясь в кожу.

– Это была плохая идея, – плюнул я, зарывая пальцы в челку. – Не нужно было слушать Стражева!

– Нет, брат, в этом нет его вины, – покачал головой друг. – Ты просто должен был сказать Ане всю правду. Она бы отпустила тебя, ты же сам это знаешь.

– Не тебе мне это говорить! Ты же сам ни слова не сказал Наташе!

Парень виновато опустил глаза в пол и глубоко вздохнул. Я прошел мимо него и вышел из туалета.

Я не мог потерять сразу двух самых дорогих мне людей. Тогда почему я не побежал за ней? Не остановил? Не стал оправдываться? Да потому что после этого я бы возненавидел себя еще сильнее. Я был виноват. Обманул, не доверился ей, посчитал, что она не сможет принять меня настоящего. И в этом стала моя самая большая ошибка. Вот только почему я только сейчас это понял?

Сейчас Ане нужно побыть одной, как и мне. А завтра мы все выясним, поговорим. Я готов ползать у ее ног на коленях, лишь бы она простила меня.

А сын? Если она увезет его…

Я всегда думал, что отцовство это самое тяжелое, что может быть. Не ошибся. Но в то же время оно дарило мне необъяснимую легкость, ощущение полета и недостижимого счастья. Бывало, в компании друзей или в кругу семьи разговор заходил о детях, и я всеми богами клялся, что до тридцати никаких памперсов, но… Когда я понял, что под сердцем Ани живет частичка меня, мой мозг “сломался”, выдавая совершенно непонятные комбинации мыслей и чувств. Уже тогда знал, что не смогу жить, если их – самой прекрасной девушки на свете и моего крохи – не будет рядом.

А сейчас я сам оттолкнул их.

– Тебе что?

Я нахмурился, повернув голову на голос. Бармен смотрел на меня пронзающим взглядом. Его бровь слегка приподнялась, а потом он глубоко вздохнул, отвернувшись к стеллажу с бутылками.

– Значит покрепче, – парень сам сделал вывод, а спустя секунду передо мной уже стоял стакан с коричневой жидкостью. – Пей, легче станет.

И я выпил. А потом еще. И еще. А перед глазами все стояла она. На ее лице разочарование. Шоколадные глаза потускнели, заполнившись слезами, щеки покраснели.

Ко мне никто не подошел. Хотя приехали мы сюда довольно большой компанией. Чуть ли не весь факультет решил проводить меня в счастливую брачную жизнь. Кто заказал девочек, я не знал. Скорее всего это был Стражев – самый безбашенный из нашей компании. Именно из-за него мое местоположение долетело до Ани. Чертовы блогеры!

Я рассмеялся, ставя очередной пустой стакан на барную стойку. Он здесь не при чем. Вина на мне – я соврал.

Мерзкое чувство разливалось по организму вместе с алкоголем. Мой затуманенный разум не сразу понял, что в заднем кармане звенит телефон. Дрожащей рукой я потянулся к нему, но этот кусок железа проскользнул между пальцев, чтобы через секунду поцеловаться с полом.

Я поморщился. Оттого что пришлось наклониться, голова решила станцевать вальс под биты диджея, при этом выключив свет перед глазами. Когда все снова вернулось на свои места, сузив глаза, я смог различить надпись на треснувшем экране. Демон, теперь еще придется нести его в ремонт!

Внутри зародилось нехорошее предчувствие. Взгляд упал на время, отображающееся наверху незатыкающегося телефона. Кто мог мне звонить в четвертом часу утра?

Номер не определен.

Ледяными пальцами, наконец, принимаю вызов.

– Ало, – голос больше похож на хрип.

– Ларский Максим Викторович? – спрашивает серьезный голос на другом конце трубки.

– Да.

– Кем Вы приходитесь Зориной Анне Александровне?

– Аня – моя невеста, – губы резко пересохли от одного ее имени. Этот незнакомец не имел права вообще его произносить! Почему одой лишь фразой он смог разжечь во мне ненависть? И что-то еще… это был страх. Еще не понимая, что происходит, я почувствовал, что тело больше не принадлежит мне. Оно полностью застыло от звериного страха, превратившись в один большой камень.

– Когда и при каких обстоятельствах Вы виделись с гражданкой Зориной в последний раз?

Да что он пристал ко мне со своими дурацкими вопросами?! Пальцы с силой сжали телефон у уха. Еще чуть-чуть, и к трещинам от удара об пол добавилась бы еще парочка.

– Несколько часов назад в загородном клубе “High Sky”. Кто Вы такой, чёрт побери?!

– Простите, забыл представиться. Прокурор Зарубский. Мне очень жаль, но Ваша невеста погибла. На трассе произошла авария, машина взорвалась. У нее не было шансов.

Телефон выпал из руки. На этот раз признаков жизни больше не показывая…

Музыка на заднем фоне превратилась в один сплошной звук, свист, разъедающий уши. Сил не было, чтобы даже со стула встать, поэтому я просто свалился с него, упершись ладонями об пол.

– Эй, чувак, с тобой все в порядке? – голос бармена доходил до меня сквозь туман. – Только не отключайся! Ты еще не заплатил!

– Держи и заткнись, – рявкнул кто-то сверху.

Чьи-то руки схватили меня за локти и резко дернули вверх.

Серый.

– Макс, что ты творишь?! Знаю, тебе плохо, но самобичевание – это не выход. Завтра на трезвую голову вы с Аней поговорите и помиритесь. Я тоже уже позвонил Нате и признался во всем. Конечно, по ее голосу я понял, что до утра мне лучше не появляться, но это же не конец. Пойдем, я отведу тебя в номер.

– Нет!

Я дернулся, вырываясь из крепких рук друга. В глазах Сережи отразилось недоумение, а потом ужас. Точнее, мое состояние, скорее, просто отразилось в его зрачках.

– Мы не поговорим! – мой вскрик несколько раз повторился в голове.

Не поговорим…

– Макс, – друг поднял руки в успокаивающем жесте. – Спокойно объясни мне, что случилось.

– Аня… – я зажмурился и схватился за голову. – Отвези меня домой! Прямо сейчас!

В отличие от меня Серый был практически трезв. Это всегда удивляло меня в друге. Он никогда не напивался, даже когда все было плохо, и я просто не находил другого выхода, кроме как прильнуть к бутылке. Сережа не злоупотреблял алкоголем и на праздниках, каким подразумевался этот вечер.

– Ты можешь нормально объяснить, что произошло? Кто тебе звонил?! – это паника? В голосе моего вечно спокойного друга паника?

– Пожалуйста, я умоляю тебя, просто сядь за руль чертовой машины и довези меня до дома!

На нас стали оборачиваться посетители клуба. Не знаю, это или мое состояние заставило парня отмереть и повернуться в сторону выхода, но вот мы уже на улице. Воздух бьет в лицо, но дышать от этого ни капельки не легче. Взгляд падает на автомобиль Завьялова, и я спотыкаюсь. Перед глазами ее машина. Я не должен был отпускать ее одну ночью на трассу…

Нет, тот прокурор точно ошибся. И сейчас Аня укачивает на руках нашего кроху, целует его в морщинистый лобик. Через полчаса я ее увижу и крепко обниму вместе с сыном, вымолю у них прощение и больше никогда не отпущу. И тот звонок окажется простой шуткой, над которой мы все вместе посмеемся. Правда?

Всю поездку я молча вжимал пальцы в подлокотник. Навигатор оповестил, что на одном промежутке трассы проезд перекрыт и нам придётся объехать его по другой дороге. В голове крутилась мысль: “Это ничего не значит! Может государство, наконец, решило выделить деньги из бюджета на заливку нормального асфальта, а, чтобы днем не мешать машинам, они решили сделать это ночью…”.

Сережа косился на меня, но молчал, пока мы не заехали на парковку у многоэтажного элитного комплекса. Несмотря на темноту, я старался найти глазами знакомую машину. Ее не было. “Наверняка, просто все места ночью были заняты, и Ане пришлось припарковаться где-нибудь подальше…” – повторял я про себя.

Когда я уже стоял у подъезда, в голове успело сложиться множество теорий, почему по дороге произошло столько совпадений. Ну и кто придумал эту глупую фразу, что совпадений не бывает? Покажите мне этого идиота!

Ключи выпали из рук, и Серый наклонился, чтобы поднять их, но я лишь оттолкнул его, хватая их раньше него. Цифра над лифтом оповестила нас, что железная коробка находилась на последнем этаже. Я не выдержу, пока он спустится вниз! Немедля, сорвался с места и, не обращая внимания на крики друга, взлетел вверх по лестнице на пятнадцатый этаж. Те секунды, когда ключ поворачивается в замке, кажутся бесконечными. Свет горит…

– Аня! – зову я, но понимаю, что голос окончательно осип. Прокашливаюсь и зову заново. – Аня!

Из спальни слышатся шаги, и я уже готов был выдохнуть. На губах появляется счастливая улыбка. Моя Аня сейчас выйдет и обнимет меня… но даже если и не обнимет, я хотя бы смогу убедиться, что с ней все хорошо. Шаги приближаются, и дверь открывается.

Улыбка медленно сползает с моего лица. Вместо каштановых волос передо мной ярко рыжая шевелюра соседки. На ее руках лежал Андрюша, смотрящий прямо на меня своими огромными серо-голубыми глазами.

– Ты чего кричишь? – шикает она на меня. – Андрей и так заснуть не может… А где Аня?

На молодом лице пролегла морщинка. Я не смог ответить, просто не мог выдавить из себя ни слова. Ничего не понимая, Катя перевела взгляд на хмурого Сережу.

– Парни, вы меня пугаете. Аня должна была приехать к вам уже пару часов назад. Вы ее видели?

– Да, они поссорились с Максом, а потом она уехала.

Голоса звучали так тихо, что я их практически не слышал. Взгляд зацепился за мольберт. Не сложно было догадаться, что было изображено на новой картине, и кто был ее автором. Но мне даже подумать об этом было страшно. Надпись в нижнем правом углу гласила: “Мои Мальчики. Люблю вас, Аня”. Подойдя ближе, я холодной рукой коснулся недавно высохшей краски. Я чувствовал Аню в каждом мазке кисти. Она ускользала от меня, проникая между пальцев, испаряясь в пустоте.

Сзади раздалось громкое детское “гу”, от которого я вздрогнул. Мне хотелось сбежать, больше никогда не видеть этой картины, и единственный, кто мог меня спасти, находился здесь, совсем рядом.

Я преодолел расстояние между мной и Катей и забрал сына, который сразу схватил меня за челку. Закрыв глаза, я уткнулся носом в его шею, вдыхая родной запах. Я не имею права опускать руки. Ради него, моего мальчика.

– Макс, что тебе сказали по телефону? – осторожно, боясь услышать ответ, спросил Сережа.

– Аня… Ани больше нет…

ГЛАВА 7

Кто сказал, что время лечит, тот не знал большого горя.

Не заживают раны в сердце, просто привыкаешь к боли.

Почему так тяжело открыть глаза? Кажется, ресницы весили не меньше тонны. Я попробовала поднять руку, но ничего не получилось. Если ресницы весили тонну, то все остальное тело раз десять больше. Мне стало страшно. Что случилось? Где я? И почему я не могу открыть глаза?

– Она очнулась! – чей-то незнакомый голос раздался справа от головы, где так противно пиликала какая-то машина. Желание осмотреться увеличилось вдвое.

Раздались шаги. Много шагов. По ощущениям не меньше трех человек.

– Пациентка начала шевелить веками, – повторил все тот же голос.

Как в подтверждение ее слов я наморщилась, почувствовав на лице что-то непонятное, и открыла глаза. Медленно, пытаясь сфокусировать взгляд на нависшем надо мной человеке. Это был мужчина около пятидесяти с морщинистым лбом и почти прозрачными глазами.

Его взгляд мне не понравился. Я вообще не смогла прочитать эмоции на его лице, покрытом небольшой щетиной.

– Вы меня слышите? – прокашлявшись, спросил он, пристально смотря мне в глаза.

Я кивнула, на что получила нервный толчок в висках.

– Это невероятно! После такой аварии она так быстро очнулась! – восхитилась медсестра, позвавшая врачей. Только она выглядела по-настоящему обрадовавшейся из всех присутствующих. – Бедная девочка…

– Ты помнишь, что произошло? – мужчина грубо перебил женщину и сжал левый кулак, в котором держал ручку. Скорее всего он работал над какими-то документами, когда я очнулась.

Попытка что-то вспомнить отозвалась очередной пульсацией в висках.

– Хорошо. А ты помнишь, как тебя зовут? – прежде чем задать вопрос, доктор обернулся на юношу, стоявшего за его спиной. Мой пока медленно соображающий мозг выделил их необычную схожесть между собой. Смуглая кожа, высокий рост, форма лица, густые темные брови и жесткие волосы цвета горького шоколада. Пусть у одного из них и проклевывалась седина на висках, в обоих мужчинах явно текла горячая испанская кровь.

– Я не… не знаю.

Собственный голос привел в ужас. Он больше походил на хрип старика.

Доктор глубоко выдохнул. То ли облегченно, то ли обреченно. Головная боль не давала возможности трезво оценивать ситуацию.

– Что… происходит?

– Тише, тебе нельзя волноваться, – взволнованно проговорил молодой парень.

Даже если эти двое родственники, почему они так по-разному странно реагируют на меня? Старший старательно отводит глаза и нервно теребит ткань халата. Такое чувство, что его мысли далеко за пределами палаты, а сам он чувствует глубокое разочарование и обреченность. На лице же младшего целая гамма эмоций. Боль, страх, вина, сожаление.

– Тебя зовут Вера, – наконец сказал доктор. – Три дня назад случилась страшная авария, вина за которую ложится на твои плечи. Тебя единственную удалось спасти. Сейчас я пытаюсь хоть как-то помочь тебе, но семья погибшего водителя слишком влиятельна в судебной сфере, и они так просто не отпустят тебя без наказания. Если бы ты дольше пробыла без сознания, у меня бы получилось найти какой-нибудь способ… к сожалению, теперь этого времени у меня нет. Амнезия – это, конечно, хорошо, но не сильно сыграет нам на руку на суде.

– Подождите, я ничего не понимаю! – я закрыла глаза. Боль становилась невыносимой. – Почему Вы мне помогаете, если я…, если я… убийца?

Последнее слово слилось с воздухом, вылетевшим из моего рта.

– Верочка… – мужчина опустился на корточки возле кровати и положил руку на мою кисть, в которую был вставлен катетер. – Как ты могла забыть меня? Это ведь я – твой папа? – тихо-тихо произнес он, словно боялся, что кто-то может его услышать. – Вадим, подойди. Вер, посмотри на него. Совсем не узнаешь своего старшего брата?

Больше я не могла этого терпеть. Слезы уже скопились в уголках глаз, а я даже вытереть их не могла. Мне хотелось заново провалиться в сон и больше никогда не просыпаться. Почему я вообще выжила?

– Все будет хорошо. В аварии ты сильно ударилась головой. Еще есть пара ушибов… но самое главное, – пальцы сильнее сжали мою руку. – Прежде чем Вадим успел вытащить тебя из горящий машины, ты успела получить несколько ожогов на лице и теле. Но не волнуйся. Ты же знаешь, какой у тебе папа профессионал. Я сделаю все так, что никто и не узнает, что были какие-то ожоги.

Я уже не слушала его. Мой взгляд был прицеплен к Вадиму. Брат? Мне хотелось заглянуть в его душу. Почему я ничего не чувствую к этому человеку. Только ненависть. Это он виноват. Он убил все мои чувства к нему. Точно…

– Зачем?.. – прошептала я, постепенно поднимая голос. – Зачем ты спас меня?! Почему не спас того водителя?! Знал же, что именно я виновата в аварии! Почему не помог им?! Я ненавижу тебя! Слышишь?! Ненавижу!

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Я просыпалась, меня кормили, и я снова засыпала. Но перед глазами снова и снова вставало лицо Вадима. Ужас на его лице, когда забрыкалась на кровати. Он не выдержал – убежал и больше ни разу не пришел.

Я чувствовала себя куклой, которая не может ничего сделать. Только я начинала приходить в себя, как мне вкалывали неизвестные мне препараты, и я снова проваливалась в пустоту. Успокаивало лишь то, что в этой пустоте не было ничего, никаких мыслей, никакой боли, никакой вины.

Чувствовала ли я вину? Нет. Абсолютно ничего. Я не помнила ничего, что могло бы меня заставить ее чувствовать. Меня просто поставили перед фактом какие-то люди, которых я видела впервые в жизни. Той жизни, что я помнила. Вот только в этом и проблема. В голове была пустота. Самое страшное, я даже не могла представить себя, свою внешность. Даже голос из-за хрипа казался чужим.

Я превращалась в овощ. Они превращали меня в него, а я не могла сопротивляться. И не хотела. Был ли смысл?

Когда прокурор пришел в первый раз, я не смогла даже слово произнести. Слишком сильно болела голова. Доктор попросил его покинуть палату. Даже в мыслях я пока не могла назвать этого человека своим отцом.

В следующий приход прокурору пришлось заново представляться, от него же мне стало известно, что у моей палаты установлена круглосуточная охрана, как у особо опасного преступника. Да как я могу быть особо опасной, если даже в туалет самостоятельно не могу сходить? Спустя несколько дней я узнала от медсестры, что Вадим позаботился о том, чтобы убрать двух амбалов от моих дверей.

Прокурор смотрел на меня не так, как Вадим или его отец. Во всей его позе читалось презрение и отвращение. Я не смогла ответить на его вопросы. В голове не было ни одного ответа. Он уже начал меня раздражать, когда неожиданно мужчина поднялся со стула, выключил диктофон и рыкнул в мою сторону.

– Лучше бы ты сдохла! Из-за тебя погиб хороший человек, а новорожденный ребенок остался без матери! В такие моменты мне по-настоящему жаль, что в нашей стране отменили смертную казнь.

Стоило двери за ним захлопнуться, как я разрыдалась.

А еще через пару дней пришел он.

Бледная кожа, синяки под красными мокрыми глазами полными ненависти, сальные, грязные русые волосы и болезненный вид мало чем отличали его от мертвеца. Незнакомец вихрем ворвался в палату и застыл в метре от кровати тяжело дыша. Я боялась пошевелиться, даже моргнуть.

Пальцы разжали кнопку экстренного вызова врача, которую постоянно теребили уже больше по привычке, нежели по надобности. Вот в эту секунду я впервые ощутила вину, душащую меня, перекрывающую дыхательные пути. Мне больше всего было страшно увидеть того, кто напрямую связан со стороной обвинения. Но увидев его и пронзающий душу, наполненный болью взгляд темно-синих глаз, я поняла, что больше мне не страшно. Именно поэтому я не позову на помощь, если он сейчас нападет на меня.

Медленный шаг в мою сторону. Еще. Еще.

Я не шевелюсь, упрямо смотря на него.

Моргнула. Быстро. Один раз.

А его пальцы уже переплетены вокруг моей шеи. Нужно кричать, но голоса нет. Продолжаю смотреть, ощущая, как сжимаются крепкие руки на бинтах.

Хватка резко ослабевает. Почему он остановился?

Грудная клетка парня сильно приподнялась, впуская в себя огромную порцию кислорода, словно он душил себя, а не меня, а затем он делает несколько шагов назад вжимаясь в стену.

– Почему ты? – один вопрос замораживает мое тело с ног до головы лучше жидкого азота.

После его ухода я не могла заснуть и даже медикаменты никак не действовали.

В первый раз пройтись от кровати до туалета у меня получилось через две недели. И то, это случилось случайно. В один миг я поняла, что если не встану сейчас, то вся кровать будет во вчерашнем ужине. Так унитаз стал моим лучшим другом. Доктор Виленский утверждал, что так мой организм реагирует на препараты, с помощью которых меня готовили к операции. Я поверила. У меня и не было оснований сомневаться. По сути я вообще не хотела никакой операции. А зачем? Останутся ожоги и что? Все равно я больше никому не нужна, останусь уродиной, в любом случае, ни один здравомыслящий человек теперь даже не глянет в мою сторону. К тому же, быстрее меня выпишут, быстрее сяду.

Да, суд прошел без меня. Об этом я случайно услышала из разговора Вадима и Виленского. В палате свет был выключен, но мне не спалось, и я решила подойти к окну, но силуэты у полупрозрачной двери привлекли мое внимание.

– Сынок, не делай глупостей!

– Я больше не могу так! Ей дали десять лет! Угон, вождение в не трезвом виде, да еще и без прав и авария с летальным исходом! Лучше бы я не вытаскивал ее из той проклятой машины!

– Вадим, забудь о ней! Эта девушка тебе никто! Она – убийца! И она сядет за то, что совершила!

– Но, отец, ты же зн…

Не выдержав, я распахнула дверь. Слова моего называемого отца пустили мороз по телу. Как он мог так сказать? Он отрекся от меня, и я знала, ждать помощи с его стороны теперь бессмысленно.

Оба мужчины выглядели уставшими и не выспавшимися. Похоже, все же не одна я мучилась бессонницей. Одежда на Вадиме была явно не свежей, будто парень несколько дней вообще не переодевался. А вот Виленский, как всегда, идеален, и даже синяки под глазами не могли испортить его вид. Ну, или же ему и, правда, было плевать на меня.

– Вера… – начал Вадим с надеждой глядя на меня, но доктор перебил его.

– Как ты себя чувствуешь? Сегодня не тошнило? – и не дождавшись моего ответа, продолжил. – Отлично. Тогда завтра же можем приступать к операции. Я с самого утра прикажу медсестрам подготовить тебя и операционную. Ситуация сложная, и, чтобы вернуть тебе твое лицо, придется долго и кропотливо поработать, но зато потом никто и не скажет, что на твоем лице были даже крохотные царапины.

Мне оставалось только кивнуть. Чем быстрее это все закончится, тем раньше… что случится, думать вообще не хотелось.

Десять лет. Эта цифра мигала люминесцентной вывеской в голове.

Слез уже не было. Они вымерзли вместе с остатками чувств, застыли вместе с сердцем.

Смешно, но я даже не знала сколько мне лет. Ни разу не удосужилась спросить. А зачем? Это еще одни сожаления о потерянной юности. Восемнадцать, двадцать, двадцать пять… это всего лишь цифра. Через десять лет она изменится, и тогда уже будет не важно сколько было. Ее все равно не вернуть.

Дальше я снова впала в свой нереальный мир, в который иногда вторгались какие-то люди во главе с Виленским. Бинты на моем лице то заматывали, то снова разматывали, а у меня даже не возникало желание посмотреть в зеркало. Я не хотела смотреть в глаза убийцы. Не хотела знать, какого они цвета: серые, как у Виленского, или карие, как у Вадима. Я не хотела быть похожей ни на одного из них.

Восемь недель пролетели в мгновение ока. Тот день запомнила навсегда.

Я сидела на заправленной кровати и пустыми глазами смотрела в окно, за которым уже начали желтеть листья. Ветер дул, играя с тонкими ветками, качая их из стороны в сторону, подхватывал опавшую листву и, кружа, уносил вдаль.

Вот она свобода.

Последние ее мгновения.

Бинтов уже давно не было, но я не знала радоваться этому или нет. За последние месяцы они стали моей второй кожей, частью меня, и без них я чувствовала себя голой перед этим миром, совершенно беззащитной.

В зеркало я попробовала посмотреть только один раз, но у меня не получилось. Я стояла, обхватив пальцами раковину и глубоко дыша. Нужно было всего лишь поднять взгляд на чертово зеркало. Но даже здесь я оказалась слабее, чем думала.

Это было не мое лицо. Это лицо принадлежало той прошлой мне, мне – убийце, о которой я ничего не знала.

Я ведь просила, умоляла оставить меня изуродованной шрамами, потому что не хотела видеть это лицо, а теперь оно снова со мной, теперь уже навсегда. Но они кололи меня успокоительными и тащили в операционную, не видели, что мне и так было плохо.

Тихий стук заставил содрогнуться всем телом. Это был отец, но я спиной чувствовала, что он не один. Слишком сильно давили на меня их взгляды.

– Пора.

Меня повели по белому коридору, а внутри начала зарождаться обида. Мне хотелось, чтобы рядом был кто-то родной, кто поддержит меня. Отца я не смогла засчитать за такого человека. Но был еще один. Пусть я и винила его сначала, но только спустя время все же смогла понять, кто не дал мне окончательно сломаться в этих отбеленных стенах, пропахших хлоркой. Он приносил мне сладости и цветы, пусть и не лично. Он упрашивал отца выпустить меня ненадолго на свежий воздух. Об этом рассказывала мне одна из медсестер, которая, кажется, тайно воздыхала по нему. А несколько раз он, видя мое состояние, просил отменить операции и остановиться, прекратить мучить меня.

Именно его взгляд помог бы мне взять себя в руки.

Но его не было.

Вадим не пришел.

Я осталась совсем одна в своей маленькой клетке, которую скоро увеличат с помощью бетонных стен и колючей проволоки.

ГЛАВА 8

Пока человек чувствует боль, он жив.

Пока человек чувствует чужую боль, он – человек.

ДНЕВНИК

День 4

Как бы банально это ни звучало, здравствуй, дорогой дневник. И не “дорогой”, потому что я тебя люблю или что-то в этом роде, а потому что ты дорого мне обошелся. Пришлось отдать теплый осенний свитер и несколько пар носок. Эти четыре дня были тяжелыми, хотя, сколько себя помню, еще не было ни одного простого дня. Так зачем ты мне? Я отвечу: чтобы не сойти с ума. Когда человеку грустно или одиноко, он вспоминает самые светлые моменты своей жизни и улыбки близких людей. И вот что я поняла. Пусть я в сознание чуть больше трех месяцев, ни один человек за это время не подарил мне улыбки. Мне просто нечего вспоминать.

В камере нас четверо. Их взгляды хищны, словно у диких зверей. Сколько они здесь? Наверное, долго. Черты их лиц словно смазались о стены камеры. Я даже не могла сказать с точностью, сколько им лет – их грубые морщины проступили вовсе не от возраста.

Их имена до сих пор оставались для меня не известны. Я не спрашивала – они не говорили. Кликали друг друга по фамилиям, написанным на тканевых бейджиках. Для меня же было особенное прозвище “Эй, ты!”. К счастью, трогать они меня не стали. Тут нужно сказать спасибо начальнице колонии, которая лично вызвалась сопроводить меня в первый день, чтобы предупредить сокамерниц о моем физическом здоровье и “пустой черепушке”. Вот только физически я чувствовала себя прекрасно, разве что легкая тошнота по утрам осталась, но и таблетками, выписанными Виленским, меня продолжали травить.

Душа болит.

День 5

В камере нет зеркала. Зато оно есть в общей душевой. Сегодня в первый раз попала туда вместе с остальными. Прошла мимо зеркала, не поднимая глаз. Страх остался.

День 10

Я плачу. Каждую ночь. Но ведь раньше я была уверена, что слез больше нет? Я не могу назвать причину слез, они просто есть, и мне никак их не остановить. А еще мне перестали приносить таблетки. Странно, но без них я чувствую себя лучше. Словно с меня сняли солнечные очки в комнате с тусклым светом. Все стало четче.

День 13

Сегодня в душе меня назвали чертовой мажоркой. А все из-за того, что я выглядела толще других. Все считали, что мне тайно проносят вкусную еду и кормят. Но ничего такого не было. Кажется, про меня вообще все забыли. На свою фигуру я обратила внимание только после их слов. Я и правда поправилась. Ноги и руки слегка опухли, а талия практически слилась с бедрами. Возможно это все из-за сменившегося рациона. От больничной еды я часто отказывалась, а тут такой трюк не проходил. Надсмотрщики были готовы собственными руками впихивать еду в рот заключенным. Им не нужны были голодные обмороки на рабочем месте.

День 14

Я правда не виновата. Я не лезла в драку. Это все Царькова. Я видела в ее руке вилку…

***

Тетя Галя вывалила мне в тарелку субстанцию, которую называла гречкой. Странно, но у меня аппетит никуда не пропал. С самого подъёма я ждала завтрак и даже собралась раньше всех, хотя обычно было наоборот.

– Эй, иди к нам! – крикнула Лариса из соседней камеры. С ней мы познакомились через неделю после моего прибытия. Нас отправили разгружать грузовик с привезенной едой и одеждой. Ларисе досталась одна из самых тяжелых коробок. Не знаю, какой черт меня дернул помочь ей, но тем утром я слышала, как та жаловалась смотрителю, что вчера порвала мышцу во время физических занятий. Я видела это. Мы бежали на скорость, но Лариса замедлилась на середине и дальше бежать не смогла, схватившись за переднюю часть бедра.

Мне просто захотелось ей помочь. Нас же отправили сюда, чтобы мы исправились. Помощь – хороший способ этого добиться. Подбежав к Ларисе, я забрала коробку и сама донесла до кухни. Вот так мы и нашли друг друга. Лариса и ее банда после этого в обиду меня не давали.

Борясь с не пойми откуда взявшейся слюной, я приземлилась на место рядом с женщиной. Странно, но только она с самого первого дня вызывала у меня симпатию. Ей было около сорока, из которых десять лет она уже находилась здесь. От соседки Кузнецкой слышала, что посадили ее за поджог. Муж ушел к любовнице, вот она и отомстила. Со слов самой Лары, она так и не раскаивается, потому что из-за того козла потеряла ребенка.

– Виленская, ну, конечно, у тебя и аппетит сегодня! – восхитилась женщина. – Я так за десяток свой к этой слизи не привыкла!

– Да, Лар, ты просто понюхай, она же огурцами пахнет! – подняла брови я, восхищенно перемешивая эту самую слизь и готовясь зачерпнуть новую порцию ложкой. – Жаль соленых здесь не дают. Мне в больницу их пару раз приносили, так я банку за раз могла съесть.

Ларка хмыкнула.

– Мне тоже так любая гадость вкусной казалась, когда я беременной была. Так может ты это, того?

– Что того?

Прежде чем услышать ответ, я заметила Царькову, идущую между столов в мою сторону. Она потирала потрескавшимися пальцами подушечку вилки, направив зубчики вперед. В глазах ее были предвкушение и злость. И куда смотрят смотрители, уж извините за тавтологию?

Она надвигалась не на меня, и это должно было радовать. Вера, просто отвернись, это не твои проблемы.

Она прошла за спиной моей соседки, Шуваловой, от одного взгляда которой хотелось зажаться в угол и не вылезать, и резким движением ударила вилкой ей в бок. Не успев обдумать свои действия, я вскочила и ударила рукой по кисти Царьковой, чтобы остановить еще один замах. Получилось. Зэчка разжала пальцы, и вилка перекочевала ко мне. И именно в этот момент Шувалова обернулась, держась за бок. Кроме ярости на ее лице ничего не было. Даже намека на боль или слезы. Все-таки вилка прошла сквозь кожу, пусть и не глубоко.

– Ах ты, дрянь, тебе не жить!

И вот я уже лежу на полу стараясь прикрыть лицо и живот, подставляя руки и ноги, а меня колотят из-за всех сил, как боксерскую грушу. Такое чувство, что охранники оттащили Шувалову спустя огромное количество времени. Все тело болело, и у меня не было сил открыть глаза и пошевелиться.

– Боже, почему так много крови?! – последнее, что долетело до меня, перед тем как я потеряла сознание.

День 15

“Ребенка удалось спасти,” – единственная фраза, которую запомнила я из длинного монолога врача…

***

– Простите, что Вы только что сказали? – заплетающимся языком спросила я.

– А Вы что, не знали? – брови врача поползли на лоб. – Хотя тогда бы это было записано в Вашей карточке… Тогда, поздравляю, мамаша, Вы беременны. Срок примерно пятнадцать-шестнадцать недель. Как Вы раньше сами до этого не догадались? Тошнота, задержка… Вас ничего из этого не смутило?

– Я… я… мне говорили, это побочные эффекты из-за сильной смеси лекарств, что мне давали в больнице…

– Странно. Вам же пришлось делать пластику из-за ожогов. Такие операции не разрешено проводить на беременных женщинах. Ваш хирург был обязан убедиться в готовности Вашего организма к внешнему вмешательству. Вы хотите, чтобы я доложил о случившемся в…

– Нет! – это вырвалось слишком резко. Какой-никакой, но тот хирург был моим отцом, даже если он сам отрекся от меня. Что-то внутри меня не позволяло подставлять его, хоть он и обидел меня.

– Ладно, – доктор снова погрузился в документы. Наверняка, ему было полностью плевать на меня и на моего отца. – Наделают детей, а потом бросают их по приютам… – тихо прошептал мужчина, что-то строча на желтоватом листке тонкой бумаги. – И с этим будет так же. Папаша-то у него есть?

Вопрос прозвучал громче остальных слов. Для меня же он завыл сиреной в голове.

Папа?

Беременна?

Только сейчас до меня начал доходить весь абсурд ситуации. Да ведь я бы еще час назад не смогла бы ответить на вопрос девственница я или нет!

До своего блока я не шла, а плелась на подкашивающихся ногах. На автомате руки сами норовились лечь на живот. Ребенок ведь ни в чем не виноват? Зачем тогда Бог решил подарить его такому ужасному человеку, как я?

– Мне нужно позвонить! – я резко замерла, не дойдя до камеры несколько шагов.

– Ага, сейчас, а интернет тебе в блок не провести? – рассмеялась охранница, толкнув меня вперед.

– Пожалуйста, это очень важно! Отведите меня к начальнице колонии!

Когда я оказалась у кабинета, сердце уже не просто танцевало, а отплясывало чечетку.

– А вот и наша мамаша пришла, – мне не удалось понять с какими эмоциями это было сказано. Вообще, мне сразу понравилась начальница. Но увидев бы ее без формы, ни один человек не догадался бы, кем она работает. Уж слишком были нежны черты еще совсем молодого лица. Волосы Марина Игоревна всегда убирала в сложную, но строгую прическу под фуражку, но ее объем говорил о немалой длине женской косы. – Если собираешься уговаривать меня пустить тебя на аборт, то можешь сразу уходить.

– Марина Игоревна, мне нужно позвонить, – я проигнорировала последнюю фразу, но она сильно уколола в самое сердце. Как можно убить своего ребенка? – Отец должен знать, кто…

– А вот это похвально, – меня не дослушали. Начальница потянулась к стационарному телефону и протянула его мне.

Я замялась.

– Простите, но я не знаю номер.

Женщина удивилась, но ничего не сказала, только глубоко вздохнула, потянувшись за толстым журналом.

– Ну что ж, посмотрим, что мы можем сделать, – зашуршали страницы. – В-в-в. Виленская. Вот твой домашний номер. Если не ответят, прости, но больше ничем не могу тебе помочь. И так сейчас нарушаю правила.

Я благодарно кивнула, а пальцы уже быстро забегали по клавишам телефона.

– Дом Виленских, слушаю, – раздался мелодичный женский голос.

– А отец дома? Мне нужно срочно с ним поговорить.

– К сожалению, это невозможно. Он в Центре, – и куда делась вся нежность и доброта?

– А Вы?..

– Марта. Домработница.

– Марта, Вы не знаете, встречалась ли я с кем-нибудь последнее время. Ну, Вы поняли в каком смысле, – мне стало стыдно. Как же глупо это выглядело со стороны?

– Да, Кириллом звать. Больше года только с ним тебя видела.

– Отлично. Можете дать его номер, пожалуйста, это очень важно, – за последние ночи я сгрызла все ногти, поэтому сейчас пальцы беззвучно затанцевали по столешнице.

– Вот, нашла в записной книжке. Записываешь?

Так как бумажки под рукой не было, пришлось положиться на собственную память. Стоило звонку прекратиться. Как я быстро набрала заветные цифры. Благо начальница молчала и лишь со стороны наблюдала за мной.

– Ало?

– Кирилл? – произнесла его имя, смакуя.

– Кто это? – слишком грубо…

– Это Вера. Я должна тебе кое-что сказать. Я беременна, четыре месяца и…

На другом конце трубки громко заржали. Смехом это было назвать невозможно.

– Вер, ты дура или прикалываешься? Ты сейчас серьезно решила повесить на меня своего нагулянного спинагрыза? Я знал, что такие, как ты, шалавы разное могут напридумывать, чтобы избавиться от “ошибок молодости”, но так откровенно лгать… можешь позвонить тому брюнету из “Мосс Бутика” или Марьянову, может, кто-то из них и поведется на все это. И передавай мои поздравления настоящему папаше!

Раздались короткие гудки. Всего несколько, а потом тишина, но в моей голове снова и снова воспроизводились слова Кирилла…

ГЛАВА 9

Жизнь можно начать с чистого листа,

но почерк изменить трудно.

Пауло Коэльо

ДНЕВНИК

День 19

Я молчу. Не хочу ни с кем разговаривать. Даже с Ларисой. Теперь она стала моим хвостом, и больше ни на шаг от меня не отходит. Иногда мне кажется, что если бы мы были в одной камере, то она бы и в кровать мою залезла.

День 25

Он толкнулся. Сегодня в первый раз. Один легкий толчок словно пробудил меня от долгого сна.

Лариса сказала, что мне идет улыбка. Не знаю, наверное. Ведь улыбка должна идти всем? Неважно, хороший человек или убийца. Это не имеет значения.

День 33

Сегодня впервые пришло письмо. Но не то, которое я так ждала. Отец умер. Сердечный приступ на фоне нервной почвы. Клеймо отца убийцы негативно сказалось на его работе и бизнесе. В колонию раз в неделю привозили пачки свежих газет. Я не читала их, но мои соседки старались вбить в мою голову, каждое слово с желтых листов.

Мне не больно. Мне – никак.

День 37

Меня отвели в комнату свиданий. Предупредили, что пришел семейный юрист Виленских.

***

Этого мужчину я видела несколько раз в больнице. На нем был дорогой идеально выглаженный костюм, не сочетающийся с обстановкой маленькой комнатки, в которую меня привели. Слишком контрастно смотрелся на фоне разваливающейся мебели и ковра на стене.

В его присутствии я не чувствовала себя спокойной. Мужчина смотрел на меня хмуро и безразлично, словно, я – тот самый ковёр за его спиной, давно исчерпавший свой срок годности, не подлежащий восстановлению. Юрист сидел ровно и не шевелился, чтобы случайно не задеть что-нибудь и не испачкаться “грязью”. Зря старался. Этот приторно горький запах сырых стен уже успел пропитать его насквозь.

– Добрый день, Вера. Я…

– Я знаю, кто Вы, – перебиваю его и ловлю удивленный взгляд. – Нет, я ничего не вспомнила, но я видела Вас в больнице. Или Вы думали, накачав меня какими-то таблетками, совсем лишить меня рассудка? Да, у меня было здесь много времени подумать. Если бы это у вас с отцом получилось, меня бы признали невменяемой или сумасшедшей, освободив от ответственности. Засунули бы в какую-нибудь психушку. Таков же был ваш план? – Тишина. Я громко хмыкаю. – Можете не отвечать.

– Я здесь по другому вопросу, – мужчине пришлось откашляться, чтобы восстановить голос. – Завещание Вашего отца…

– Да, мне написали про него в письме. Но на его оглашение ведь должны присутствовать все наследники. Где Вадим? – между бровей пролегла морщинка.

– Он уже слышал завещание. И… он является единственным наследником. Такова воля Владимира Виленского. Он был очень зол на Вас. В последнее время он почти все потерял… мне очень жаль.

Врет. Ему глубоко плевать, и он даже не пытается это скрыть.

– Где Вадим? – повторяю единственный волнующий меня вопрос.

– Сразу после похорон он уехал за границу.

– Куда и когда вернется? – сухо, но это все, на что я была способна, чтобы не выдать настоящие эмоции.

– Я не имею права распоряжаться такой информацией.

Мужчина встал и прошел мимо меня. Когда воздух в комнате после его резких движений успокаивается, я снова могу дышать. Руки сами ползут по плотной, слишком большой куртке, чтобы заметить мою фигуру, и останавливаются там, где бьется крохотное сердечко.

– Все будет хорошо.

День 46

Снова закрываю глаза и мечтаю проснуться в другом месте. Далеко. Почувствовать на губах соленый бриз. Кажется, я когда-то была на море. Точно была, иначе не смогла бы представить легкий ветер, пропитанный свободой. Была и еще не раз буду. Только в следующий раз со своим маленьким солнышком. Хотя, к тому моменту, оно уже и не будет таким маленьким.

День 54

Нечего писать. Дни однообразны. От звонка до звонка.

День 65

Еще одно письмо. Но на нем нет ничего, что могло бы намекнуть, кто отправитель. Но мне это и не нужно. Стоило распечатать конверт, как коленки подкашиваются и Лариса, которая так и мельтешит вокруг, подхватывает меня и тащит к скамейке.

“Привет. Я долго не мог себя заставить взять в руки ручку. Каждый раз, прежде чем скомканный лист летел в мусор, пальцы заливались чернилами из треснувшего капилляра. Не знаю, допишу ли это до конца. Надеюсь, да. Ты, наверно, заметила, что на конверте нет обратного адреса. Прости, но я хочу сыграть с тобой в одну игру. Как в детстве. У тебя всегда получалось лучше. Ты не боялась, в отличие от меня, садиться на “горячий стул” и слушать все, что о тебе думали другие. Я хочу быть как ты, и уметь отвечать на каждый выпад, смело смотря в глаза. Но я боюсь раствориться в твоем шоколадном омуте, погрязнуть целиком. Я виноват перед тобой. Я… должен был успеть спасти всех. Думал, что успею, но у меня не получилось. И теперь ты меня ненавидишь. Но я ненавижу себя сильнее. За то, что не пришел тогда, не смог смотреть на то, как тебя уводят из стен больницы, которые не только тебе стали второй кожей. Я бы просто не сдержался…

На счет отца… сомневаюсь, что тебе нужны мои соболезнования…вы никогда не были близки, а после аварии… Я не знал про завещание. Я верну все, что принадлежит тебе, хотя папин юрист говорит, что это невозможно. Этот пункт отец тоже не забыл упомянуть в той чертовой бумажке!

А он ведь хотел застрелиться. Не думаю, что тебе об этом рассказали. В тот вечер, после очередной волны грязи в газетах, он напился. Сильно. Я случайно увидел это, зайдя в его кабинет. Эта картина навсегда въелась в мой разум. Я выхватил пистолет раньше… раньше, чем он это сделал. Но его время все равно закончилось. Я смог подарить ему минуту, а потом он упал к моим ногам. Просто не стал бороться, хотя я еще мог помочь ему. Он оказался слаб, и в этом нет твоей вины.”