Глава четвертая
На следующее утро отец уехал.
Еще вечером, когда сели ужинать и Лёшка, чуть не урча – так проголодался, уминал куриную ногу, отец сказал, что завтра уедет по делам, дня на три-четыре. Лёшка едва не поперхнулся. А как же он?!
– Вернусь – свожу тебя на «дачку», – добавил отец.
– У тебя есть дача? – удивился Лёшка. Почему-то он совсем не ожидал услышать здесь это слово – «дача».
– Вроде того! – усмехнулся отец и рассказал, что у каждого охотника-промысловика есть несколько охотничьих избушек. Расположены они друг от друга за много километров, и обязательно среди них одна базовая, где установлена рация. – А та, куда прогуляемся, самая близкая. И больше для баловства, потому что соболя вокруг мало. Просто отдыхаю там иногда, – добавил отец и при этих словах почему-то смутился.
Лёшке постелили в маленькой комнате. Стены здесь были бревенчатые, на гвоздях сушились пучки трав, пахло вкусно: пряно и терпко. Лёшка устал за долгий день, с двумя перелетами и ездой по таежным «американским горкам», но всё равно уснул только под утро, а до утра провоевал с комарами. Он хоть и намазался мазью, которую в Москве дала ему мама, чуть не целый тюбик извел, но комары все равно доставали. Лёшка остервенело расчесывал укушенные места, ругаясь про себя, ждал, когда зазудит над ухом очередной пикировщик. Пытаясь в темноте определить, как близко тот подлетел, шлепал что есть силы себя по лбу, щекам, шее, груди, ушам – и какая была радость, когда чувствовал под ладонью зашибленного комара! Но как же было обидно, когда, врезав себе с размаху, понимал, что промазал и комар как ни в чем не бывало продолжает свое мерзкое зудение.
– Гад же какой! – шептал Лёшка, вновь прислушиваясь. – Ну погоди! Сейчас ты у меня получишь!
Он отключился, только когда посерело окно в комнате и стены выступили из темноты. Проснулся поздно, но вставать не хотелось: от вчерашней многочасовой тряски ломило тело. Лёшка потянулся к телефону, первым делом проверил сеть – сети не было. Он достал планшет, решил поиграть. Заряда на планшете почти не осталось – не больше десяти процентов. Поискал розетку – она отыскалась как раз рядом с кроватью, – морщась, поднялся, вынул из рюкзака шнур, воткнул в планшет – ноль реакции. Вторая розетка нашлась на противоположной стене, за тумбочкой, но и она была мертвая. Лёшка пощелкал выключателем – тоже ничего.
– Ну вот!.. – разочарованно вздохнул он. – Еще и света нет. Вообще жестяк!
Выглянул на улицу. Шел дождь. Окно выходило на огород: видны были кусты малины и смородины вдоль штакетника, мокнущие грядки, забранные деревянными досками, теплица под полиэтиленовой пленкой, участок с картошкой. В дальнем углу огорода, наполовину скрытый кустами, торчал деревянный туалет. Лёшке хотелось в туалет, но от мысли, что надо бежать сейчас под дождем, по размокшей тропинке, его передернуло.
Он нехотя оделся, поплелся на кухню. Там уже возилась бабушка, топилась печка, на плите в большой кастрюле что-то булькало. Было жарко и влажно, Лёшка сразу вспотел.
– Проснулся? – обернулась бабушка на его появление.
– Отец уехал уже?
– Давно. Еще затемно.
– Ба, у вас света нет, что ли? – Лёшка пощелкал выключателем на кухне.
– Почему это нет? – улыбнулась бабушка. – Дают по вечерам часа на два. С девяти до одиннадцати. Это я вчера Митрича упросила подольше подержать. А то как бы мы тебя покормили без света?
– Что, весь день света не будет?! – Лёшка с досадой подумал о почти нулевом заряде планшета.
– Не будет. Да мы уже привыкли. Встаем с солнышком, ложимся с солнышком.
– Фигасе! – протянул Лёшка.
После завтрака послонялся по дому, но ничего интересного для себя не нашел. Вышел во двор. Дворовый пес вылез навстречу, зевнул во всю пасть, слабо вильнул хвостом и опять забрался в будку. Хочешь не хочешь, а пришлось прогуляться в дальний угол огорода.
На обратном пути Лёшка зашел в ста́йку, где возился в резко пахнущей жиже боров. Еще вечером бабушка сказала, что зовут его Ромкой. Лёшка сфотографировал борова на телефон, чтобы потом показать своему другу Ромке Потапову его тезку. Заглянул в курятник. Куры сидели на насесте нахохлившись. Петух, завидев Лёшку, слетел со своего места и, растопырив крылья, с воинственным видом побежал на непрошеного гостя. Лёшка шарахнулся и перед самым его клювом закрыл дверь.
– Козел! – сказал он петуху и поскорее отошел от курятника.
Опять ушел в дом, в комнате завалился на кровать. Сам не заметил, как уснул и проспал несколько часов, пока бабушка не разбудила обедать.
– Завтра на кладбище хочу сходить. У деда твоего день рождения. Помянуть надо. Пойдешь со мной? – спросила она, подавая суп.
Лёшка пожал плечами: делать все равно нечего, почему бы и нет.
– С родово́й тебя познакомить, – добавила бабушка. – В кои-то веки сюда приехал, надо познакомиться.
Лёшка недоуменно на нее посмотрел, слово какое-то – «родова́»… Но спрашивать ничего не стал. Бабушка оделась, ушла на двор, скоро оттуда раздалось:
– Цыпа-цыпа-цыпа…
Помаявшись в доме еще с час, Лёшка решил погулять по поселку. Дождь перестал, приподнялось над землей и посветлело небо.
Он насчитал не больше сорока домов, из них жилых не было и половины. Кое-где даже стен не осталось, лишь торчала из груды прогнивших бревен печная труба, другие стояли без окон, без дверей, среди бурьяна в человеческий рост, но были и такие, где еще совсем недавно жили, – их пока не поглотили заросли лопуха и крапивы. Пусть и полуразрушенные, но во дворах за редким штакетником виднелись баньки, сарайки и курятники – такие дома стояли с закрытыми ставнями.
Дома были разбросаны по склонам пологих, заросших лесом сопок, но высоко не поднимались, ютились поближе к воде. Посередине, разделяя поселок, текла мелкая каменистая речка. На противоположном берегу, на взгорке, Лёшка заметил небольшую деревянную церковку, забранную строительными лесами. Через речку тянулся мост – ветхий, с прогнившими и просевшими до самой воды досками, с торчащими по сторонам брусьями, на которых, наверное, держались когда-то перила. Но сейчас их не было. Мостик явно требовал ремонта. Лёшка шагнул на него, прошел немного вперед и вернулся на берег – доски под его весом опасно шатались и противно скрипели.
Он сел на валун на берегу, прислушался – не было слышно даже пения птиц, только тихо журчала на камнях речка да где-то очень далеко куковала кукушка. Он любил смотреть фильмы, в которых герои волей случая оказывались в заброшенных городах-призраках, и там с ними случались разные ужасы: то зомби нападали, то вампиры, то живые мертвецы. Сейчас ему казалось, будто он очутился в таком вот призрачном месте.
«И что я поперся в эту глушь?! – хмуро думал Лёшка. Тишина, но больше безлюдье придавливало к земле. – „Сибирь! Круто! Сибирь!“ – передразнил он, вспомнив, Рену. – А оказалось, тут жестяк и тоска. И отец бросил, уехал. Одна радость – обещал в тайгу сводить».
Лёшка решил, что обязательно уговорит отца научить его стрелять. Он слышал, что настоящие охотники белке в глаз попадают, чтобы шкурку не портить, – вот как стреляют! Они с Ромкой часто соревновались в тире, кто больше очков выбьет. И Потапов, конечно, всегда выигрывал. Но теперь-то отец научит Лёшку стрелять по-настоящему! И тут Лёшка стал мечтать, как он вскидывает пневматику легким движением руки, почти не целясь, выпускает пульки одну за другой и все они ровненько ложатся в десяточку. Вот бы у Ромки челюсть отвисла! Так что пусть отец учит. Чтобы белке в глаз. А то что еще здесь делать-то? Лёшка посчитал, сколько осталось до отъезда домой, совсем приуныл и опять подумал, что лучше бы под Владимир поехал, там хоть иногда Интернет поймать можно было. Имелось во дворе такое местечко – на сарае со всякими лейками и лопатами. Лёшка забирался туда, приставляя к стене лестницу, и сидел, как кот на крыше. А здесь… Даже не позвонишь. Уходя, он спросил у бабушки, бывает ли вообще здесь связь?
Бабушка пожала плечами:
– Если только в Колотовке… Не скажу. Не знаю. Отец, если когда чего, всегда в Колотовку едет.
Лёшка на это лишь хмыкнул: ничего так прогулочка бы получилась, по «американским горкам», чтобы написать Ромке, например, «Привет, как дела?».
Он поднял камешек, бросил в воду, тот с тихим бульканьем ушел на дно.
«Таежной романтики захотелось? – зло подумал о себе Лёшка. – Вот и получай свою романтику. И отец уехал. Ну почему он сразу уехал?!»
Он встал, побрел от речки к дому. Вдруг его окликнули, и это было так неожиданно – услышать человеческий голос, – что он аж подпрыгнул.
– Что башкой-то вертишь? – послышалось совсем рядом, и только тогда Лёшка заметил старика на лавочке у забора. Понятно, почему не сразу его разглядел – забор был серым и дед был серым: в серой телогрейке, в серой кепке и с серой же бородой.
«Маскировочка!» – усмехнулся про себя Лёшка, оправляясь от испуга.
Дед поднялся с лавочки и подошел.
– Алексей? – спросил он, протягивая руку.
Лёшка кивнул растерянно – откуда этот посторонний дед его знает? Рука у старика была жесткой, а рукопожатие сильным. Он помолчал, колюче всматриваясь в Лёшку; под этим взглядом стало неуютно. А потом вдруг улыбнулся, потрепал по плечу:
– На Андрюху похож… Вылитый Андрюха в молодости. Дружок мой был, дед твой, Андрюха-то. Вместе росли. Похож ты на него, вот что! Только ростом в отца. Да телом пожиже. А так – вылитый Андрюха. Надолго седова?
– Седова… – растерялся Лёшка и на всякий случай сказал: – Не знаю. Как получится.
– Кхам! – громко кашлянул дед, достал серый платок в клетку, оглушительно высморкался. – Вы здесь, щеглы, надолго не бываете. Покажетесь, хвостом вильнете – и поминай как звали. Но вот ты приехал… Может, и мои подольше задержатся. Ну, бывай! – Дед опять протянул руку для пожатия, пошел обратно на лавочку, закурил.
Лёшка рассказал бабушке о встрече со стариком.
– Так это Митрич, – объяснила она. – Как раз его просила свет для тебя подержать вчера. К нему внуки вот-вот приедут, Санька с Женькой. И правда! Что ж я забыла. Володька привезет, отец ихний.
– Внуки? – насторожился Лёшка, внуки – это отлично, а то со скуки умрешь. – Сколько им лет?
– Да твои ровесники, поди. Женька помладше разве что, а Санька… ну да, одногодки будете. Митрич говорил, послезавтра должны приехать.
Лёшка еще хотел расспросить о внуках Митрича, но бабушка заторопилась по хозяйству – задать корм борову, кормить курей, готовить ужин. Явно было ей не до разговоров.
Лёшка опять промаялся всю ночь. Мамин крем не помогал, комары кусали нещадно. И хорошо бы только кусали – но как же они жужжали! Было душно, вдалеке погромыхивал гром, но открыть окно Лёшка не решился, опять же из-за комаров, чтобы не впустить в комнату подкрепление. Колотил себя что есть силы и вспоминал, как хорошо дома в такие вот душные ночи – включил кондиционер, вставил в розетку фумигатор, и лежи себе наслаждайся прохладой – ни одна сволочь тебя не укусит.