Е. Н. Тонков, И. Л. Честнов
Новая книга продолжает исследования, посвященные юридической герменевтике, трактуемой в широком смысле как рефлексии осмысления правовой реальности. В предыдущих работах1 основной акцент был сделан на современном состоянии теории и практики распознавания знаковых систем, содержащих нормативные предписания, на теоретических основаниях и категориях герменевтики права, описании ее основных методологических принципов, а также их использовании в юридической практике, в первую очередь в сфере правосудия, на новейших подходах семиотики, постструктурализма, критического дискурс-анализа, правового реализма и анализа интерпретативной природы права. В новой монографии авторы анализируют характеристики современного юридического мышления с философских и теоретико-правовых позиций, а также применительно к истории права, отраслевым и специальным юридическим дисциплинам. В этой связи возникает принципиально важный вопрос: является ли современное (или постсовременное) юридическое мышление принципиально отличным от того, как мыслили право юристы и философы в классическую эпоху?
Если философско- и теоретико-правовые положения постсовременного юридического мышления, по мнению авторов монографии, кардинально отличаются от классической юриспруденции, то по поводу догматического и профессионального юридического мышления единство взглядов отсутствует. Это лишний раз свидетельствует о необходимости поворота «высокой теории» (если не отказа от нее) к нуждам практической юриспруденции2, о специальных исследованиях «практического поворота» в юридической науке.
Полагаем, что отказ от «объективной истины» (или замена корреспондентской теории истины на прагматическую или когерентную) в юридической науке, прежде всего, в процессуальных отраслевых дисциплинах и законодательстве достаточно глубоко меняет практическое юридическое мышление в сторону его риторичности3. Прагматическая риторичность юридического мышления воплощается в значениях и смыслах, приписываемых конкретным ситуациям и определяют содержание юридической повседневности. Крушение метанарративов или отсутствие «глубины» в «новой культуре симулякра» как «конститутивная черта постмодернизма»4, лингвистический поворот, интерсубъективность как другая версия объективности, отказ от бинарных оппозиций – все это косвенно сказывается и на практическом юридическом мышлении.
Правовая реальность конструируется целенаправленными действиями индивидов, опосредованными скриптами и штампами юридического мышления. Коммуникация субъектов прав и обязанностей формирует юридическую практику, придающую устойчивые характеристики социальному порядку. Стабильность правопорядка обеспечивается стремлением общества к выживанию. Солидарность способствует консолидации населения и согласованию общих критериев ценностей, в том числе свободы, совести, справедливости, разумности институтов самоуправления, эволюции стандартов доказывания в судопроизводстве и т. п. Для выявления общих закономерностей юридического мышления приходится выходить за пределы знаково-символических образов и погружаться в поля прикладной юриспруденции, чтобы установить соотношение между разнонаправленными теоретическими концепциями и процессуальной реальностью.
Постклассическая парадигма права основана в большей степени не на поиске абстрактной истины, а на ее ежедневном и ежечасном производстве. Теория становится разновидностью риторики, в ходе развития которой симулякры истины создаются для решения прагматических задач. Так называемая «процессуальная истина», сформулированная в правоприменительных актах, становится результатом юридического операционного мышления. Юридическая практика в свободном и открытом столкновении побеждает теорию. Поворот к прагматизму предоставляет уполномоченным акторам права широкие компетенции по толкованию фактов, норм и правоотношений. Правопорядок формируется из разнонаправленных актов личного и коллективного произвола. Соперничество пассионариев, кланов, корпораций за власть и деньги приводит к одновременному сосуществованию нескольких правопорядков, где одни и те же агенты могут служить в правоохранительных органах, занимаясь преступной деятельностью на постоянной основе и/ или оказывая платные услуги нарушителям закона.
В мире постправды при столкновении мнений о юридических фактах, при конфликте интерпретаций нормативных установлений будут доминировать производители новой правовой реальности, обладающие не университетскими знаниями и риторическими навыками, а силой штатного огнестрельного оружия и ключами от камер учреждений пенитенциарной системы. Рациональность станет востребованной в качестве смирения с произволом, демонстрируя способность не отстаивать свои права, а вырабатывать конформистские подходы к принятию несправедливости, но сохранению свободы и жизни.
Онтическая неопределенность и, как следствие, непредсказуемость – доминирующий принцип общества риска, трансформирует теоретическое, профессиональное и обыденное мышление, например, о преступности и мерах по ее предотвращению. Признавая неизбежность риска, сопутствующего общественному развитию, постмодернистская криминология перемещает акцент с анализа преступности и ее причин5 на «потенциальных жертв и рискованных ситуаций, возникающих в ходе повседневной жизни, которые создают условия для появления такого побочного эффекта как преступность»6. В результате основной «темой новой уголовной политики являются не непосредственно события преступлений, а восприятие населением опасности и сопряженного с ним ощущения неопределенности. Отражение криминальных событий в общественном сознании и возникающее в результате этого социальное раздражение требуют символически выраженных сигналов о решимости бороться с несправедливостью. В соответствии с этим, определенные новой уголовной политикой стратегии вмешательства, характеризуются ориентированной на аудиторию символической силой»7. Таким образом, профессиональное юридическое мышление все больше ориентируется на обыденное, изучать которое призвана юридическая наука. Переход от «объективирующей методологии» или «методологии объяснения» к «модели понимания»8 – главный тренд постсовременной юридический науки.