Трофейные вещи еще имели хождение. Почти в каждой семье, куда с фронта вернулся солдат, находились такие вещи. Это могла быть немецкая губная гармошка, штык-нож, украшенный свастикой, посуда, вилки-ложки с немецким клеймом. И пистолеты ТТ по рукам кое-где ходили, хотя за их хранение могли серьезно наказать. Даже в школу шустрые отпрыски пистолеты приносили с полными обоймами, тырили у своих спившихся израненных отцов-инвалидов. Безногих инвалидов войны в начале шестидесятых было много. Они ездили на деревянных площадках, оснащенных двумя парами подшипников, отталкиваясь от земли деревянными рукоятками, похожими на пресс-папье. Каталки скрипели и двигались с трудом. Инвалиды упирались в землю что есть мочи не в силах преодолеть рытвины, их подталкивали прохожие. Напротив школы был пивной ларек с вывеской, сделанной в старорежимном стиле. Там и винишко, кажется, какое-то продавали в розлив. Часто какой-нибудь безногий инвалид, не рассчитав дозу, падал со своей повозки прямо в грязь и валялся там, пока не приходила жена, которая тащила его домой грязного почти волоком, а он плакал и матерился.
Сейчас все это может показаться диким, а тогда было в порядке вещей. На трехколесных колясках, приводимых в движение рычагами, ездили только избранные. Впрочем, с каждым годом израненных на войне солдат становилось все меньше. Они умирали от ран. Хоронили их незаметно, без оркестров и торжественных речей.
Как-то накануне 9 мая, включив телевизор, случайно попал на передачу, где ребята из поискового отряда раскопали очередную безвестную могилу нескольких советских солдат времен Великой Отечественной войны. Бросилось в глаза то, что под поржавевшей каской "улыбались" свету божьему два ряда ровных белоснежных зубов. И сердце стиснуло от жалости, ведь такие зубы могут быть только у очень молодого солдата, вчерашнего мальчишки. Мальчишки, который погиб за то, чтобы я мог жить. Мы в неоплатном долгу перед солдатами, воевавшими и победившими в страшной войне. 20 миллионов погибших. А сколько раненых, контуженых? Сколько горя принесла война и тем, кто волею судьбы выжил, но страшные отметины остались навсегда.
Даже уже в шестидесятых в общественной бане, куда народ любил ходить всегда, даже имея благоустроенное жилье, а уж тем более из неблагоустроенного, было жутко смотреть на страшные рубцы и свищи от пуль и осколков, на безобразные культи рук и ног, хозяева которых, отстегнув в предбаннике незатейливые деревянные протезы, добирались до парилки, держась за стенки или с помощью товарищей, отпуская матерные шутки по поводу своей беспомощности.
Как много было таких, покалеченных войной, в начале шестидесятых, а к концу шестидесятых инвалиды войны на улицах встречались уже не часто. Раны и болезни прочно укладывали их в больничные койки, порой на всю оставшуюся жизнь. С каждым годом их можно было видеть все реже. Разве что 9 мая бойцы этой Великой Армии, собравшись с силами, дружно выходили на улицы в старых потертых военных френчах с боевыми орденами и медалями на груди. Кто-то сам шел на костылях, кого-то везли на тележке. Измученные, уставшие, но светлые лица, пронзительные глаза, смотрящие сквозь прохожих в прошлое. Такими они запомнились мне, частица моего детства, моей Родины, моей Йошкар-Олы.
Изменилась жизнь, изменился город. Каждый новый день приносит приобретения и потери. Жизнь проходит в таком быстром темпе, что остановиться и оглянуться просто некогда. Поэтому для меня всегда интересно и поучительно послушать людей, которые знают о войне не понаслышке. Перед глазами встает не придуманная история города, где сразу после войны, как и по всей России, было голодно и холодно, но поколение победителей, возвращаясь домой из мест службы и госпиталей, сквозь пот, кровь и слезы приспосабливалось к новой жизни. К жизни, где не надо с нетерпением ожидать сводок с фронта, не надо снова и снова идти в бой или просто бояться почтальона, повернувшего к вашему дому, потому что он может принести "похоронку".
И уже не страшны немцы, потому что они пленные, обустраивают вблизи города Сернурский тракт бутовым камнем и просят мальчишек продать им картошки. Но картошки у мальчишек нет, самим кушать нечего.
Очевидцы рассказывают, что дороги в послевоенном городе мостили деревянными чурбаками, которые проворные мальчишки время от времени таскали втихаря для обогрева своих жилищ. С каждым годом жить становилось легче. В магазинах и на рынке все больше появлялось разнообразных продуктов, и, хотя были очереди и нормы отпуска в одни руки, домашние запасы понемногу пополнялись. За ценами был жесточайший надзор со стороны государства, поэтому кусок твердокопченой колбасы мог позволить себе и простой работяга.
А в 1947 году у пивзавода на перекрестке улиц Красноармейской и Карла Маркса обрушилась дорога. Любопытствующие спускались в этот провал в поисках подземного хода, но далеко пройти не могли, а раскапывать ход никто не пытался. Долгое время яма зияла посреди улицы, транспорту приходилось ее объезжать. До середины 70-х в этом месте на проезжей части время от времени проваливался асфальт. Позже дорогу качественно заасфальтировали и тайна подземелья была навсегда похоронена, хотя разговоры об этом возникают и по сей день.