Зал взорвался шквалом аплодисментов.
Миледи Эйвери Айверсон также рукоплескала и даже позволила себе громкое: “Великолепно!” Поднявшись с места, она восторженно посмотрела на сцену.
Актёры, сыгравшие роли, скромно кланялись, принимая заслуженные овации.
– Милая, присядь, – попросила графиня Айверсон. На её лице явственно проступило недовольство поведением падчерицы. – Ты не в университете сейчас. Следи за манерами. Благо мы в этой ложе одни и тебя никто не слышал. Иначе что могли бы подумать окружающие?
– Простите. – Эйвери моментально припомнила, почему отказывалась идти в театр – её не прельщало общество мачехи.
– Я знала, что тебе понравится, – словно в насмешку, сказала графиня. – Ты всегда сначала упрямишься, а потом понимаешь, что мы желали добра.
Эйвери вздохнула. Мысленно она напоминала себе, что не должна грубить мачехе. Так просил перед отъездом отец. Буквально умолял попытаться найти общий язык. А папу Эйви любила.
– Ты слышишь меня, милая?
– Конечно, – отозвалась Эйви. – Спасибо за приглашение. Мне действительно понравилось.
Графиня кивнула. Выглядела она очень довольной. Эйви решила, что на этом разговор можно заканчивать, но…
– Об этом и речь, – продолжила графиня. – Мы с Николасом всегда знаем, как будет лучше. И стараемся для тебя. Ты не должна думать, что теперь, когда я ношу под сердцем твоего брата, мы станем меньше тебя любить.
Эйви отвернулась, не желая показывать, как надоели ей вечные стенания мачехи о том, что будет непременно сын. Узнать пол на таком малом сроке не представлялось возможным, но Ханна повторяла изо дня в день одно и то же: “Мать чувствует такие вещи. У графа Айверсона всё же родится наследник”.
– Милая, не стоит отворачиваться, когда с тобой говорят, – сказала графиня и, дождавшись, пока Эйви обернётся, продолжила: – Я говорила тебе о важном. О твоём будущем. Время так быстротечно. Тебе двадцать один год, Эйви. Ещё немного, и оставаться одной станет просто неприлично…
Эйвери нахмурилась:
– Вы хотите мне о чём-то сказать, миледи?
– Только если ты не станешь больше меня перебивать. – Её светлость Ханна Айверсон погладила совсем ещё незаметный живот и сообщила с грустью: – Николас уехал надолго. Его работа очень важна. Перед отъездом он просил меня присматривать за тобой, милая. Наставлять. Не давать совершать глупости. И я поклялась ему, что сделаю всё возможное.
– Благодарю. Вы – сама доброта.
Графиня бросила на Эйви острый взгляд, но тут же смягчилась, заговорив настолько ласково, что по коже падчерицы пробежал неприятный холодок.
– Муж просил меня помочь тебе, и я никак не могла понять, как лучше сделать это. Но случилось настоящее чудо. Да-да, зря ты смотришь на меня так недоверчиво. Я исполню просьбу Николаса и устрою твоё будущее.
– Вы?
– И его сиятельство Эдгар Уоллес, – кивнула Ханна.
– Не понимаю. – Эйви припомнила чопорного графа, сверстника отца. – При чём здесь?..
– О, видишь ли, всё очень просто, – перебила её мачеха. – Посмотри в бинокль, на ложу напротив. Давай же. Ориентируйся на золотого змея под их балконом.
Эйвери посмотрела. И действительно увидела графа Уоллеса. Высокого статного светловолосого мужчину с надменным лицом. Мачеха дружила с его второй супругой, сидящей там же. Не узнала Эйви лишь молодого человека, находящегося по правую руку от графа. Высокий блондин крепкого телосложения с отпечатком наглого высокомерия на холёном лице не был ей знаком. Но… он неожиданно посмотрел на нее, усмехнулся и помахал рукой.
Эйви быстро опустила бинокль. И отвела взгляд. Но это не спасло от испытанного стыда.
Графиня Айверсон тихо рассмеялась:
– Вот негодяй, – сказала она, едва шевеля губами и продолжая улыбаться, – совершенно не умеет себя вести. Ну ничего, женитьба пойдёт ему на пользу.
– Кто это? – с трудом сдерживая злость, спросила Эйви. – И для чего я смотрела на него?
– Этот молодой человек – единственный наследник графа Уоллеса, – ответила Ханна Айверсон. – Его имя Каспиан. И он – твой будущий муж.