3.1.
Слава Семенов сдержал свое обещание и сводил Николая к врачам – двум братьям-корейцам. Один из них Андрей Огай работал терапевтом. Он постарался обследовать Николая: проверил его на УЗИ, заставил сделать необходимые снимки на рентген аппарате, взял анализы и сообщил, что из всего букета заболеваний наиболее серьезной является подозрение на наличие язвы желудка. Но для окончательного диагноза надо проглотить зонд.
– Какой зонд? – испугался Николай и категорически отказался. – Лечиться нет времени и желания. Какая разница, есть язва или нет? Если вернусь, то займусь здоровьем, а сейчас мне не до него.
Андрей Огай весьма спокойно отреагировал на всплеск эмоций Николая, и его плоское скуластое лицо осталось абсолютно неподвижным, словно оно было вылеплено из воска.
– Диагноз, конечно, не главное. Главное – это лечение. Слава говорил, что вы уезжаете надолго в горы. Я вам приготовлю необходимые лекарства для лечения и лекарства, которые могут понадобиться в разных случаях. Напишу, как их и когда принимать. Еще я вам дам краткий справочник по болезням. Книжка очень ценная. Вы мне ее только потом верните.
– А если я там загнусь и не вернусь оттуда, что делать с книжкой?
– В жизни всякое бывает, но с мрачными мыслями вам лучше оставаться дома.
– Какие у меня могут быть мысли? Вы же сами сказали, что у меня язва. Сколько времени я могу прожить с этой болезнью? – поинтересовался Николай.
– Пока у вас только подозрение на эту болезнь. – Спокойно ответил Андрей. – Чтобы конкретно говорить, надо вас досконально обследовать. Многое зависит от вас самих. Вы сходите к моему брату Афанасию. Пусть он вами позанимается.
Второй брат – Афанасий Огай по окончании Медицинского института, несколько лет работал в клинике, а потом перешел работать в Республиканский физкультурный диспансер. Сезоны в горах на базовом альпинистском лагере не только подружили его со Славой Семеновым, но и позволили наблюдать человеческий организм в экстремальных условиях высокогорья. Пребывание среди суровой Природы несколько изменили его отношение к медицине и взгляд на человеческий организм.
Окончив современную европейскую медицинскую школу, он работал в клинике по такой же методике как их учили в институте: осваивая одну узкую область, и пытаясь искоренить заболевание с помощью лекарственных препаратов. Вся система подразумевала, что органы тела или болезни, а не люди являются объектами лечения. Своих пациентов Афанасий видел только в больничной палате, не интересуясь никакими их проблемами, кроме болезней. Часто лекарства на некоторое время сдерживали или гасили болезнь, но потом недуг возвращался.
Работа с альпинистами в горах, вне современной клиники заставила его взглянуть на пациента как на целостную личность. Часто в экстремальных условиях гор требовалось участие самого больного в процессе лечения: мобилизация внутренних, физических и душевных сил. Афанасий стал изучать восточную медицину и рассматривать болезнь как нарушение равновесия между силами внешних воздействий и защитными силами организма. Высокогорье ежедневно предоставляло яркие примеры различных нарушений равновесия.
Национальные корни Афанасия, наверное, питали его сознание особыми соками, и его тяга к восточной медицине постоянно усиливалась. В конце концов, после дополнительного обучения и стажировки у специалистов он полностью перешел в рефлексотерапию.
Николай попал к Афанасию, имея анализы и предположения о состоянии здоровья. Положив Николая на кушетку, Афанасий начал тщательно исследовать его лицо: рассматривал глаза, язык, губы, трогал руками нос, крутил в разные стороны уши. Предупреждая недоуменные вопросы, Афанасий пояснил:
– На теле человека имеются «окна», через которые можно заглянуть во внутрь организма и определить его состояние и состояние отдельных органов.
Он стал проверять пульс, накладывая на запястье сразу три пальца руки, как гитарист их кладет на гриф гитары, прижимая струны. Потом стал переворачивать со спины на живот и обратно, ощупывая тело руками и надавливая острыми и твердыми пальцами. В результате осмотра Афанасий сделал вывод:
– Состояние вашего организма не ахти какое, но вполне возможно, что в горах вы еще и поживете.
– Долго?
– Многое от вас зависит. Я вам сделаю несколько сеансов иглотерапии, но это только экстренная помощь. Ваши заболевания – следствие вредных привычек и пренебрежительного отношения к своему телу. Вы, наверное, о нем совсем не заботились?
– Заботился о теле? – спросил Николай.
– Да, о своем теле, – кивнул Афанасий.
– А что о нем заботиться? Тело есть тело. Служит, пока ноги носят.
– Все болезни у нас возникают не сами по себе. Они не приходят к нам откуда-то, а возникают из-за неправильного образа жизни. Все в жизни влияет на здоровье. Наше счастье, что у нас есть само излечивающие механизмы. Вы просто не представляете, сколько степеней защиты имеет наш организм и как он способен к самоизлечению. Можно излечить многие болезни, если использовать силу психики для воздействия на тело.
С Афанасием Николаю удалось несколько раз побеседовать. Его взгляд на болезнь и здоровье, конечно, не являлся новым, но для Николая он был неожидан и вызвал в нем интерес настолько, что они задерживались после сеансов лечения для недолгих бесед. Когда-то давно, когда он работал на кафедре, к ним обратились из института неврологии с просьбой автоматизировать на компьютере процесс чтения и расшифровки энцефалаграммы мозга. Момент обращения к ним медиков совпал с моментом интенсивного поиска интересного и перспективного научного направления на кафедре. Предложенная тема показалась современной. По ней можно подготовить и защитить несколько диссертаций. Начав заниматься проблемой, он понял, что человек не изобрел и не создал ничего такого, чего нет в природе. Все открытия связаны с разгадкой какого-то явления природы, а все, что изобретено, является жалкой попыткой повторения уже созданного природой. Даже самый современный компьютер со всеми наворочками – лишь жалкая модель мозга, повторяющая его структуру с кратковременной и долговременной памятью, с программами записанными еще до рождения в мозг. Как узнать, где у человека в мозгу находятся программы, позволяющие не только управлять телом и обучаться, но и лечить и защищать тело? Как их включать в работу?
Тогда в голове возникали идеи, связанные с компьютерами, психикой и строением человека. По этим вопросам он пытался отыскать научную литературу или информацию. Она оказалась закрытой и недоступной. Своих сил на разработку сложных проблем не хватало и от темы пришлось отказаться. И вдруг на этапе, когда его жизнь почти закончилась, и он собирается из нее уйти, когда до закрытия за ним двери осталось всего несколько дней, появляется человек, который воспроизводит его былые мысли, но уже в другом ключе – с точки зрения психологии. Воспоминания что-то всколыхнули внутри, и он порадовался, что былые идеи востребованы и продолжают существовать на белом свете.
– Вам надо вместе со мной работать. Мне нужен такой соратник. Я давно сравниваю человека и компьютер с точки зрения их функционирования. Но я врач. Мне желательно работать рядом с программистом. Давайте вместе работать. – Предложил Афанасий.
– Я в творческую командировку уезжаю, – ответил Николай. – Вернусь не скоро. Если вернусь, то вполне возможно, что начну с вами сотрудничать.
– Но вас тема интересует? – спросил Афанасий.
– Раньше я этим одно время даже увлекался.
– Я написал книгу на эту тему: как управлять своей психикой, как себя лечить. Это основные вопросы. У меня есть черновики. Я вам их дам. Посмотрите на них с точки зрения кибернетика. Напишите свои мысли, замечания. Кстати и на себе можете проверить. Вдруг вам что-нибудь подойдет. В моей Рукописи нет ничего нового и тайного. Там собраны основные методы воздействия на свое здоровье. Методика нами отработана и апробирована.
Афанасий вытащил из стола небольшую папку с бумагами и дал стопку чистых листов для заметок. В колонтитуле некоторых листов красиво и в цвете отпечатано: «Международный фонд – «Чистая среда» и ниже крупными буквами: «ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ КОНГРЕСС».
Ничего страшного, – сказал Афанасий, увидев, что Николай хочет вернуть бланки. – Они сейчас недействительны. Теперь по новому положению название фирмы печатают латинскими буквами. Мы бланки используем как черновики. Жалко выбрасывать, бумага очень хорошая.
Сейчас лежа в спальном мешке, Николай пытался найти такое положение тела, чтобы боль хотя бы уменьшилась. Он старался вспомнить все, что знал про свою предполагаемую болезнь. Кроме усиления боли и растущего страха в груди, его аналитические мысли ничего не добавляли. Ворочаясь, пытаясь уснуть и выкинуть плохие мысли из головы, Николай вспомнил о Рукописи. В Городе он мельком просмотрел ее и взял с собой вместе с ручками и карандашами. Все бумаги и медицинский справочник весили, наверное, как войлочная подстилка. Почему он оставил в Городе ее, а не бумаги?
– Раз я взял их с собой, – анализировал он свой поступок, – значит, я подсознательно готовился над ними работать, а, следовательно, хотел поправить свое здоровье. Что-то во мне меняется. Надо полистать Рукопись и посмотреть, что в ней полезного, но сначала надо определиться, смогу ли я себя в Урочище прокормить? Как долго мне придется строить хижину. И надо ли? – это уже возникло в голове, когда он почти засыпал.
3.2.
Утром Николай доел травяное варево, закусив кислятину двумя сухарями. Сухари стали штучным товаром, и их приходилось беречь. Начинался первый день пребывания в Урочище. Организм, пропитавшись чистым горным воздухом, обмытый холодной целебной водичкой из святого источника и заправленный легким завтраком, воспылал страстным желанием ринуться в горы, на простор, туда, где можно добыть что-нибудь на обед и ужин. Организм просто требовал жаренного на вертеле мяса. Воспоминания о найденном вчера, пусть еще мелком, но растущем в достаточном количестве горном луке и чесноке, вызывали обильное выделение слюны. Винтовка сама прыгнула на плечо, и Николай отправился обозревать ближайшие окрестности вверх по Мазар Саю. Побитая острыми следами копыт и осыпанная черными бусинками бараньих или козьих ожерелий тропа вилась вдоль речки.
– Совсем свежие следы. Наверное, и пастухи где-то рядом, – подумал Николай. Пастухи ассоциировались с лепешками и молоком. В сложившихся условиях это вполне подходящая еда. – Вдруг они пасут недалеко и на моей территории?
Тропа вилась все время вверх бесконечной лентой, затейливо огибая естественные преграды. Гребень хребта красовался далеко и высоко и не приближался. Сердце все время собиралось выскочить наружу и чтобы не дать ему это сделать приходилось часто останавливаться для кратковременных передышек. Наконец, он вышел на край обширной долины, простирающейся полого вверх, а потом резко переходящую в хребет. Здесь раскинулись луга, покрытые высокой травой, цветами и редким кустарником.
Вокруг стояла глубокая тишина, и веяло удивительным спокойствием. Ничего живого в поле зрения не попадало. Николай сел на камень у тропы и стал отдыхать. Подъем потребовал затраты сил. Рубашка промокла насквозь и ветерок приятно холодил спину.
– Как прекрасны мои владения! – восхищался Николай открывшимся видом. Урочище предстало во всей красе. В чистом воздухе до мельчайших подробностей просматривался сине-зеленый хребет, полукольцом охвативший холмистую долину, с белыми шапками круглых вершин и острыми изрезанными скальными пиками. Справа, километрах в пяти, ломаной лентой тянулась вертикальная скальная стена. Ее начало и конец, закрывались более близкими склонами. – Неужели я единственное живое существо в этом огромном пространстве? Здесь такие расстояния! Я их и за год не обойду. – Он не мог представить, как можно подкрасться к добыче на таком открытом месте, но постарался себя успокоить, – Какой мне смысл идти дальше? Охотиться сейчас нельзя. У всех животных детеныши. Да и кого здесь стрелять? Абсолютно пустынные горы. Даже птиц не видать. Только силы потеряю. Надо начинать с рыбалки.
Он вернулся в свой лагерь и, приготовив снасти, отправился на рыбалку. Высоко в горах сильно таял снег и заполнял речки водой до верхнего уровня. Вода бурлила, пенилась, неслась вниз, извиваясь, словно курьерский поезд, и только брызги летели от нее в разные стороны, когда она билась о торчащие на ее пути камни.
Увидев эту силу и круговорот, Николай оцепенел. Он несколько раз рыбачил в горных реках с друзьями, но это обычно происходило в конце лета. Тогда в спокойной, чистой и просветленной воде не содержалось злой ярости и горя умирающего снега. Русло, как желоб для бобслея, заполненный до краев водою.
– Но как хочется кушать! – сказал вслух Николай и, поймав пару кузнечиков, пошел вдоль берега, закидывая удочку за большие камни в водовороты.
Он долго бродил по берегам обеих речек, но даже не клюнуло. Николая терзал голод, и про аппетит теперь думать не приходилось. Аппетит – приятная прелюдия к чувству голода. Красота гор не воспринималась и утратила свое эстетическое значение. Обозревая горы, Николай напряженно высматривал только то, что можно положить на зуб. Глаза ничего съедобного не находили.
– Пойду сварю кашу, – решил он. – Очень кушать хочется, – и, положив удочку меж камней у самого берега, отправился кашеварить. Мешок с продуктами хранил в своем темном нутре только три брикета. – Сегодня сварю рисовую кашу, – решил он и стал готовить.
Когда каша поспела, возникла проблема: какое количество можно съесть и на сколько времени лучше растянуть удовольствие? Он плотнее придвинул кастрюльку к себе и начал есть с чувством и неторопливо, но его поразила скорость, с которой каша убывала. Она словно торопилась открыть и продемонстрировать всему миру блестящее дно кастрюли.
– Черт, словно я не один ем, а со мной еще семь гномов стараются, – выругался он и почувствовал, как к нему возвращается слегка забытое состояние, когда все тело и весь организм находятся в постоянном напряжении, а в голове только одна мысль, выталкивающая все остальные. Раньше это была: «Где выпить?», а теперь другая: «Что бы съесть?»
Через четыре дня вечером он сидел у костра. Небольшой огонь горел в щели между двух больших камней, куда он периодически подкидывал тонкие палочки. На камнях стояла уже закопченная алюминиевая кастрюля, наполненная до половины водой. Огонь упирался в черное дно и, огибая его, высовывался из-под кастрюли ленивыми языками, облизывая ее бока.
Рядом на земле лежал пакет с остатками сухарей. Это все, что у него осталось, и что он мог съесть на ужин. Сегодня он еще ничего не ел.
На дне рюкзака лежали две банки тушенки, отложенные на самый крайний случай.
Все эти дни он бродил с удочкой по берегам речек и даже вышел на впадение Мазар Сая в Пегак в поисках рыбных мест. Бурные потоки воды, увлекали грузила по течению, цепляя их за камни, грозя оборвать леску. Белая пена и брызги покрывали поверхность рек. За эти дни не было ни одной поклевки.
Винтовка постоянно висела у него на плече, но ничего живого не попадало ему в поле зрения. Где все живое? Где, в конце концов, змеи, лягушки или саранча? У Николая появилось ощущение, что внутри него появился еще один человек. Прежде в теле располагался он один, и все было понятно. Теперь откуда-то появился второй – злой, агрессивный. Готовый ради сохранения жизни стрелять во все движущееся и есть все ползущее и прыгающее. Но здесь, в этом цветущем и благоухающем растительном мире существовала только флора, а фауна полностью отсутствовала. Просто удивительно, что здесь нет ничего живого. Растительный мир находился в стадии буйного цветения, и можно садиться на плоский камешек и часами любоваться, но очень хотелось кушать, а любование не заменяло пищу. Он начал осознавать, что нет у него знаний и навыков, достаточных для проживания в здешнем мире. Трава, которой он пытался питаться, хорошо чистила желудок, не снимая боли и не утоляя голод.
Его лихорадило от проблем питания и внутреннее состояние никак не соответствовало окружающей Природе. От всего здесь веяло вечностью: от снежных вершин, затянутых серой вечерней дымкой, от травяных склонов и скал, от воды, шумящей недалеко за камнями.
Здесь даже от громадных деревьев, создающих полумрак под своими кронами, от старых выгоревших и полуистлевших полосок материи на ветках веяло вечным и неразрушимым. Здесь все представляло единую систему. Ее можно определить, одним словом – горы.
Только он выпадает из этого цельного мира, как существо с ним не совместимое, ограниченное и сильно зависимое. В этом мире он кажется таким же искусственным, как механическая конструкция на батарейках.
В тот миг, когда Николай бросил цветы зверобоя в кипящую воду, и оттуда поднялся влажный аромат, он вдруг ясно осознал, насколько тонкой и хрупкой является перегородка, разделяющая его жизнь и смерть. В этом бастионе вечности и покоя она в самом скором времени лопнет и порвется, и нет сил, которые бы этому помешали. Он вспомнил фразу где-то и когда-то услышанную: «Наша смерть всегда с нами» и ощутил, как она своею легкою рукою трогает его за плечо и дышит порывисто в затылок. Отдельные моменты жизни быстрыми кадрами промелькнули в глазах. Застрял в голове вопрос: «Почему я должен так глупо покинуть этот цветущий мир?» Ясное осознание своего бессилия и беспомощности перед неизбежным концом родило в его душе мощное желание жить и выжить. Словно разряд тока сотряс тело, и из горла вырвался яростный крик, в котором смешались бессилие, злоба и отчаяние, и, потеряв сознание, он сполз на землю.
3.3.
Николай пришел в себя от холода и боли. Правая сторона тела от долгого лежания на каменистой почве застыла и задеревенела. Плечо занемело, шею свело, и боль мешала повернуть голову или пошевелить рукой. Николай с трудом сел. Он попытался вспомнить, почему оказался именно у костра, на земле, и что с ним произошло. Никаких воспоминаний или мыслей.
Рассвет только начинался. Темнота отступила, и все вокруг окрасилось в серый цвет с легким синеватым отливом. Трава, горы, небо – все одного цвета. Даже снег на вершине казался не чисто белым, как при свете дня.
Опрокинутая на бок кастрюля лежала около очага, и, когда он потянулся к ней, чтобы выпить остатки воды, он увидел Человека, сидящего на камне за очагом и одетого в странное одеяние: то ли потертый восточный халат, то ли плащ с рукавами, скрывающими кисти рук. Длинные полы закрывали колени и свисали вниз и из-под них выглядывали остроконечные сапоги, мягкие и без каблуков. Непонятная меховая шапка колпаком сидела на голове. Форма бороды окончательно делала облик Незнакомца совсем не современным.
В сером утреннем свете этот сидящий Человек был таким же одноцветным, как и все вокруг. Только глаза его были черными, как угли из очага, и взгляд этих глаз пронизывал и прожигал насквозь.
Из-за подавленного и полуобморочного состояния неожиданное появление Человека Николая не удивило, не испугало, и ничего в нем не всколыхнуло.
– Умирать трудно. Ты, наверное, жить хочешь? – спросил Человек Николая, и этот вопрос сразу восстановил всю информацию в памяти Николая и он вспомнил все мысли, и свое состояние перед потерей сознания.
– Теперь хочу, – ответил Николай и, дотянувшись до кастрюли, взял ее за ушки и начал пить, закрыв ею весь окружающий мир.
– За жизнь надо драться. Надо быть воином, а не размазней, – звучал голос откуда-то из-за кастрюли. – Здесь есть все для жизни. Надо не бояться, а жить вместе с Природой.
– Как мне жить в этой Природе? – спросил Николай, оторвавшись от кастрюли. – Если я ей не сын? Я ей даже не пасынок. Я ей чужд.
– Я тебе помогу. В Природе все рассчитано. Ты попал сюда потому, что должен был попасть!
– Я был должен? – Николай удивлялся в пустоту. На камне никого не было.
Николай доплелся до навеса и, не раздеваясь, залез в спальный мешок и сразу уснул. Проснулся он далеко за полдень, когда солнце почти достигло вершин хребта. Первая мысль, возникшая в голове, была о Незнакомце, с которым он разговаривал. Он вылез из мешка и осмотрел камень, на котором сидел Человек, и все вокруг него. Никаких чужих следов он не обнаружил. Поверхность земли хранила только следы протектора его кед. Он сел на тот же самый камень, задумался и внимательно огляделся. Несколько раз за время пребывания в Урочище ему казалось, что за ним наблюдают, и несколько раз уголками глаз он видел какого-то человека. Только раньше это скорее походило на ощущение, чем на реальность. Но сегодня утром все показалось очень реальным.
– Или здесь есть что-то мне непонятное, – и он посмотрел на ветвистую орешину, увешанную старыми полуистлевшими лоскутками тряпочек, – или мозги мои уже поехали. И вообще, отчего со мной случился припадок?
Неожиданно, удилище, брошенное им вчера у самого берега, привлекло его внимание. Несколько дней он бродил по берегам речек, пытаясь поймать хоть какую-то рыбу. Он менял крючки, грузила, наживку, но все было безрезультатно. Сильное течение сбивало с крючка все, что он на него наживлял. После многократных экспериментов, он научился наживлять кузнечика на крючок, и наживка перестала слетать с крючка.
Последний раз он не вытащил леску из воды, а удилище бросил на берегу. Сделал он это непроизвольно, и теперь Николай увидел, что положение удилища изменилось и его конец находится в воде. Сердце дрогнуло, и Николай бросился к берегу. Тонкий конец удилища подергивался и дрожал. Дрожал так же, как и сердце в груди. Николай медленно поднял удилище и осторожно повел его в сторону берега. Леска натянулась и пошла к середине речки. Там была рыба. Николай медленно поводил ее, а потом слегка приподнял ее голову над водой так, чтобы все тело оставалось в воде, и леска не порвалась от резкого движения или веса рыбы. Рыба глотнула воздух, и скоро ее сопротивление практически прекратилось. Николай подвел ее к берегу и прямо в воде схватил рукой за жабры. Вытащенное из воды гибкое и упругое тело изгибалось, разбрызгивая радужные брызги в разные стороны. Покрытое мелкой серебристой чешуей, оно было прекрасно своей совершенной формой, предназначенной для стремительного движения в воде горных рек. Рот жадно хватал воздух и в неподвижном черно-матовом зрачке застыл ужас. Мимолетная жалость тронула сердце Николая.
– Тебе, наверное, больно и страшно, – сказал он вслух. – Возможно, ты кричишь так же, как кричал вчера я, но мне не дано слышать твой крик. – Он любовался рыбой, видя в ней красоту, а не продукт питания. Он смотрел на нее, совсем не как хищник смотрит на жертву, и чувствовал сожаление от ситуации, в которую оба они поставлены. – Твое совершенство и твоя красота – бессильны. Чтобы жить, я должен убивать и быть жестоким. Человек, наверное, так создан, что он не может быть добрым и великодушным.
Николай бросил рыбу подальше от воды на землю. Он готов был ждать и отложить свою трапезу, лишь бы не прикасаться ножом к живому телу.
– Она же попалась у самого берега, – внезапно пронзила его мысль, – а я столько дней бегал вдоль речки и забрасывал удочку на середину. Надо наделать закидушек длиной метра два и разбросать их в разных местах у берега.
Начинало темнеть, когда он наконец закинул десять закидушек в разных местах речки, привязав лески к ивовым прутьям, закрепленным среди камней. После этого он почистил рыбу и поджарил ее на углях, нанизав куски, как шашлык на алюминиевые прутки. Сытость подарила ему спокойное состояние, и он сразу забыл переживания по бедной рыбке, почувствовал уверенность, что у него все будет хорошо, и он найдет общий язык с Природой.
3.4.
Ночью Николаю неоднократно приходили мысли о Незнакомце. После ужина из свежей рыбы, голод немного ослабил свою мертвую хватку. Николай чувствовал себя человеком разумным, со сносным состоянием мозгового центра и не объяснял эту встречу галлюцинациями.
– Скорее всего, – думал он, и ему хотелось верить в необычайное предположение, – здесь существует связь между видениями и святым деревом, обвешанным узелками желаний. Кто этот человек, который обещал мне помочь? Интересно, как это будет происходить?
Рано утром он вылез из мешка и в серой дымке рассвета тщательно осмотрел местность, надеясь снова увидеть Незнакомца или хотя бы заметить неясные силуэты каких-то фигур. Вокруг стояла удивительная тишина, и в чистом горном воздухе не мелькали неясные тени и не виделись непонятные образы.
Зато, обходя расставленные снасти, он вытащил две маринки. В этот раз сердце учащенно не забилось, и даже искорка жалости не разожглась в нем. Николай чувствовал, что тот, другой, настырный и злой, поселившийся в нем с недавних пор, берет бразды правления в свои жилистые руки. Пойманные рыбы теперь представлялись не живыми существами, а продуктом, еще не готовым к употреблению. Николай сразу почистил рыбу, не отходя от берега. Шашлык на дровяных углях обещал быть очень вкусным, и он поторопился это проверить.
– Возможно, Незнакомец приступил к выполнению своих обещаний. Только для чего ему нужен Я?
Сытый и довольный, он перебрался из-под деревьев, создающих тень и сохраняющих весеннюю сырость, на солнечную лужайку с ровно ощипанной травкой. Когда-то здесь возделывали землю, и контуры бывших огородов определяли фруктовые деревья. От некоторых остались высохшие, с облупившейся корой стволы, торчащие теперь, как редкие колья. От корней или косточек плодов выросли новые деревья, символизирующие бесконечную цепочку передач эстафеты жизни от одного поколения к следующему.
Время разровняло огородные грядки и этот бывший огород и соседние, выстриженные баранами, больше походили на лужайки у элитных домов. На одной из них цвел большой алый тюльпан с черной звездочкой у донышка, возвышаясь фужером на тонкой ножке над зеленой скатертью. Внутри на самом дне блестели прозрачные водяные шарики у основания толстых, покрытых желтой пыльцой тычинок. Два черных жука еле передвигая ножками, лазали по ним. Бросив на траву куртку, раздевшись до пояса, Николай пристроился почти вплотную к чудесному цветку и стал загорать на мягком весеннем солнышке.
– Уже нанюхались? – спросил он жуков, заглядывая сверху в природную забегаловку.
В непосредственной близости от великолепного алого цветка, в зоне действия его полей и аромата, в голове стали возникать мысли. Они крутились, извивались, переплетались. Потом начали зарождаться попытки перейти к размышлениям и философствованию: «Психика человека за пять тысяч лет не изменилась и программы, заложенные в генах, вряд ли можно разгадать и переделать. Любую совершенную программу нельзя улучшить. Ее можно переделать, но от этого она станет хуже. Проблема не в изменении программ, а в их рациональном использовании. Есть ли в моем мозгу программы, способные вылечить меня от болезней? Как их задействовать? Или мне суждено остаться здесь навсегда и бродить призраком по здешним тропам, пугая местных жителей и туристов?»
Николай сел, услышав шорох шагов. По тропе, идущей вдоль речки Кара Камыш и пролегающей совсем близко – сразу за редкими фруктовыми деревьями, шел молодой парень европейской наружности, согнувшись почти пополам под тяжестью большого рюкзака. Рюкзак этот имел форму, удивительно похожую на арбуз и вместо того, чтобы равномерно прилегать к спине по всей ее плоскости, он давил пешеходу в одну точку, чуть ниже лопаток. Наверное, поэтому рюкзак несли в полусогнутом положении, чтобы тот, устроившись в ямке, не перекатывался по спине, как шар. На голове плотно сидела выцветшая зеленая солдатская панама. Руки сцеплены в замок на груди. Ноги пешехода в огромных горных ботинках с окованной рифленой подошвой высоко отрывались от земли, и голые незагорелые коленки почти касались носа, с которого периодически в такт шагам шлепались крупные капли пота в пыль.
Николай накинул куртку на голое тело и пошел к тропе. Какая-то неясная и еще до конца неосознанная идея появилась в голове Николая. Остановившись у края тропы, он поприветствовал: «Здорово!» Путник молча кивнул головой.
– Ты откуда? – спросил Николай.
Пешеход разомкнул руки и показал правой рукой куда-то за спину в неопределенное пространство. На руке болтались большие часы и черный компас.
– А куда идешь?
Опять неопределенный выпад рукой куда-то вперед.
– Ты один?
Пешеход замотал головой, разбрызгивая пот в разные стороны, и наконец произнес:
– Нет. Нас четверо.
– Тогда остановись, – приказал Николай и пешеход, словно обрадовавшись приказанию, сразу сел на землю и с облегчением откинулся на рюкзак.
На тропе показались еще три путника. Первым шел невысокий, коренастый парень с большим рюкзаком синего цвета. Сверху на рюкзак прикрутили спальные мешки и резиновые коврики, возвышающиеся над головой идущего, отчего казалось, что тот ростом до половины рюкзака. Этого коренастого парня вес рюкзака не мог согнуть. Далее шли две девушки: легкие, стройные, не обремененные рюкзаками. Современные купальники абсолютно не закрывали лучам яркого солнца доступ к юным телам.
Путники приблизились и две девушки разом заголосили: «Привал? Будем, наконец, обедать?»
– Да, – важно сказал длинный. Судя по всему, он возглавлял группу, и являлся ее лидером. Потом повернулся к Николаю, – Меня зовут Леня. Мы здесь можем где-нибудь приготовить пищу в нормальных условиях?
– Можете. Вон там под деревьями. Но пока у нас условия полевые.
– Почему пока? – спросила одна из девушек.
Николаю показалось, что внутри он опять раздвоился и его настоящего отодвинул в сторону другой. То, что он не был очень хорошим человеком понятно, но он оказался еще очень хитрым и коварным. Этот другой уверенно взял нить разговора в свои руки.
– Скоро сюда привезут вагончики, разобьют здесь полевую кухню и откроют лазарет, – ответил Николай. – А вас как зовут?
– Меня зовут Нина, – голубые доверчивые глазки приветливо смотрели на него, а две короткие, светлые, заплетенные пестрыми лентами, косички торчали в разные стороны. – Ее зовут Лида, а вот этого мальчика – Гриша.
– Какой я тебе мальчик? – обиделся коренастый.
Вновь прибывшие отправились в рощу под деревья, где находился примитивный очаг, наспех сооруженный Николаем. На первое упоминание об обеде живот Николая отреагировал радостной возней и урчанием. Урчание усилилось, когда туристы решили готовить гречневую кашу с мясом. Глядя на их огромные и тяжелые рюкзаки, Николай интуитивно понимал, что внутри рюкзаков находятся не просто продукты питания и одежда, а его ШАНС пожить здесь немного подольше.
– Так какая база будет в этой глуши? – не отставала любопытная Нина, увидев бивак Николая, хоть и устроенный на скорую руку, но созданный из красивого, яркого фирменного снаряжения. Такое снаряжение не могло служить экипировкой очень простого человека. Внимание привлекла и винтовка с оптическим прицелом, повешенная на сук и непонятное устройство с дисплеем и с листом солнечных батарей на тенте. – И что вы здесь делаете? А вас как зовут? – она уже почти кокетничала.
Какой интерес для Николая в сей момент могла представлять почти обнаженная юная девушка, когда рядом с ним из безразмерного высокого Гришиного рюкзака сначала появился бензиновый примус, потом кастрюля, пара буханок настоящего хлеба и большой пакет с многочисленными брикетами каш и супов. Бывают моменты, когда людьми управляет желудок или другая часть тела, а не мозг.
– База будет специальная. Закрытая. Вы мне сначала скажите, кто вы и откуда, а потом я вам расскажу про базу, – отмахнулся он, чтобы не отвлекаться от созерцания пакета. – А зовут меня Николай Иванович.
Все, кроме Лени, стали ему дружно рассказывать, кто они, что с ними произошло, как они здесь оказались. Они говорили, перебивая друг друга, вспоминая все новые и новые подробности, словно стараясь разделить груз впечатлений еще с кем-то или сдавая отчет старшему товарищу. Они говорили во время приготовления пищи, под бодрое шипение примуса, бульканье кипящей каши, пение чайника на очаге из камней. Они бегали за водой к роднику, собирали хворост, пробовали кашу, резали хлеб, доставали чашки, кружки, заварку, сахар и при этом рассказывали и не умолкали.
Казалось, что Леонид не имеет к этому никакого отношения. Он полулежал на земле, облокотившись спиной на круглый не распакованный рюкзак, вытянув длинные худые ноги в громадных ботинках.
В результате дружного отчета Николай, не отвлекаясь от приятного созерцания приготовления каши, включился в беседу и выслушал все:
«Местная туристическая фирма в лице двух инструкторов, один из которых присутствующий здесь Леня, вела группу из тринадцати российских туристов по горному маршруту. Маршрут предстоял довольно сложный, а состав группы собрался разношерстный. Например, Нина и Лида оказались не только первый раз в горах, они первый раз в жизни пошли в поход. Группа вышла практически без подготовки. Проходя по узкой тропе над обрывом, Нина почувствовала сильную дрожь в коленках, сняла рюкзак, чтобы без него преодолеть страшный участок ползком или, в крайнем случае, на четвереньках. Рюкзак, словно колобок, радостно подпрыгнул на камнях и улетел вниз, махая лямками. В рюкзаке лежал спальник и теплые вещи Нины и Лиды. На горных хребтах майские ночи случаются с легким морозцем. Девушкам собрали с миру по вещице, освободили от несения всякого груза, лишь бы они смогли дойти до конца маршрута. Все равно они сбили ноги, тормозили всю группу, и возникло мудрое решение отвести их на метеостанцию и оттуда машиной отправить в Город.
На этот подвиг отрядили Леню, как знающего местные горы, и добровольца из российских туристов – Гришу. Основная группа пошла дальше по хребту, а неудачники хотели с верховьев Мазар Сая спуститься по тропе к переправе на речке Пегак. Оттуда до метеостанции двое суток пути».
– Вчера утром, – рассказывала Нина, и ее синие глаза расширились и сделались серыми, а косички стали сильнее топорщиться от воспоминания пережитого, – только мы позавтракали и вышли на тропу, налетела туча – черная, черная. Чернее не бывает.
– Было так тихо. Солнце. Небо голубое, без единого облачка, – подтвердила Лида, – и вдруг эта туча. Словно из-под земли выскочила. Даже ветра сначала не было.
– А потом стало темно, темно и пошел дождь, а потом снег, – продолжала Нина, – а мы на самом верху. Ураган как налетел, нас чуть не сдуло. И мы как вниз побежим!
– У нас оставалась только одна возможность спастись – это достичь деревьев и спрятаться под ними. Там можно разжечь костры, – важно заметил Гриша.
– Как мы бежали! – воскликнула Нина. – Там никаких троп. Осыпи. Камни катятся, ноги скользят, а потом колючий кустарник начался и трава по пояс. Все мы оцарапались, искололись, промокли полностью и от ливня и от мокрой травы.
Только после ее слов Николай обратил внимание на красные царапины с засохшими каплями крови и розовую сыпь на многих участках их тел. Особенно пострадали открытые участки ног и рук. Сыпь указывала на то, что они продирались сквозь заросли ферулы. Ее ядовитый сок вызывает ожоги кожи, превращающиеся через несколько дней в язвы.
– Через ферулу вы проходили? – спросил Николай.
– А что такое ферула? – удивились туристы.
– Трава внешне похожая на укроп. Высокие, пушистые кусты и пахнут морковью. Инструктор, через ферулы проходили?
– Откуда я знаю? Я че, ботаник? Мое дело по горам ходить, – лениво ответил Леня, не поворачивая головы.
– Ну, ладно, – разозлился Николай на инструктора. – У вас спирт есть?
– Нет. У нас еще осталась бутылка водки, – ответил Гриша.
– Доставай бутылку, вату и срочно протирайте водкой лицо, шею, царапины и покрасневшие участки тела.
– Зачем? – спросил Леня. – На нас, как на собаках, все заживет.
– Не заживет, – ответил Николай. Он сам попадал в такие заросли и знал, что раны от ожогов долго не заживают, а потом остаются следы на коже и даже рубцы. Уговаривать этого инструктора – дело бесполезное, а у девушек может подняться температура и несколько попортится их привлекательный облик. – Вы наших людей там не встречали?
– Нет, там никого не было.
– Остатки мешков, оболочки шаров или какую-то аппаратуру?
– Ничего там не было. Кусты только колючие, наверное, шиповник, да травяные заросли. А в чем дело?
– Быстро обтирайтесь водкой. Сейчас я вам все объясню, но только это пока секретная информация и вы должны дать мне подписку о неразглашении. – Николай пошел к своим вещам и вытащил из папки с бумагами пару красивых фирменных бланков «Экологический конгресс» и ручку, и отдал это Нине. – Напишите свои фамилии, адреса. Ниже, что вы по стечению обстоятельств, такого-то числа попали в Урочище Мазар Сая и обязуетесь не разглашать конфиденциальную информацию, предоставленную вам сотрудниками охраны окружающей среды Независимого Государства. Что вы предупреждены об уголовной ответственности за разглашение.
Суета вокруг будущего обеда сразу прекратилась, а ухо Лени странным образом напряглось и, как локатор, нацелилось на Николая.
– Суть в следующем, – сухо продолжал Николай, – талибы собирались совершить крупную диверсию и разбросать сильные отравляющие вещества в верховьях рек. Что-то – типа сибирской язвы. Но наши доблестные летчики их перехватили и сбили. Часть этих веществ успела просыпаться, и вы как раз шли через этот отравленный участок. Нас вертолетом сюда забросили. Химики ушли наверх и там делают анализы. Здесь скоро развернут и организуют основную базу. Одна бригада уже стоит сразу за тросом на Пегаке. Так что вам отсюда не уйти. Завтра прилетает вертолет с медиками, и вас оставят на карантин.
– Какой карантин? Зачем? – в голосах уже не ощущалось радости от спасения от тучи, снегопада и урагана.
– Обязаны сорок дней проверять. Если все нормально, отпустят. Если нет, то придется вас лечить. Может быть, и вылечат. Болезнь неизвестная.
– Но мы не можем оставаться. Нам надо домой, в Россию. Там у нас мамы и папы. Они ждут, – неожиданно голоса стали писклявыми, словно появился кузнец и разом перековал им горло. Появились нотки приближающихся рыданий.
– А кто меня здесь остановит? – спросил удивленно Леня. – Я сейчас встану и уйду. На вас-то я плевать хотел.
– Кордон охранный сразу за тросом, – спокойно ответил Николай, – я уже им сообщил по рации, что четыре путника прибыли. Надо еще проверить, по чьему заданию вы здесь оказались. А тебя остановит вон та винтовка, что на дереве, или пистолет, что у меня в кармане. Нам разрешено применять силу, и отстреливать таких как ты, чтобы зараза не распространилась и не началась эпидемия.
В наступившей тишине послышались робкие рыдания. Каша уже сварилась. От кастрюли вкусно пахло, и от этого полузабытого запаха в животе возникла не веселая возня, а появились острые колики. Из дудочки чайника тугой струйкой призывно шипел пар, и крышка отбивала бодрую дробь.
– Нам пора обедать, – сказал Николай и пошел за своей ложкой.
– Может, вы нас отпустите? – не сдерживаясь, зарыдала Лида, – у меня мама дома. Отпустите…
– Давайте пообедаем, – сказал Николай, залезая ложкой в кастрюлю, и выворачивая оттуда кашу в свою миску, – а потом мы подумаем, что можно сделать.
От каши, хлеба, настоящего чая с сахаром и сгущенным молоком Николай погрузился в приятное тепло и сытую усталость.
– Ребята, хорошо сидим?
У туристов аппетит пропал полностью. Очень редко раздавался металлический звук от стука ложки о миску. Они словно загипнотизированные кролики смотрели на Николая и ловили его взгляд. На его шутку они не отреагировали.
– Водкой обтерлись, подписку оформили, – сказал Николай, – посмотрим, что можно сделать. Вы в каком месте спускались и где ночевали? Инструктор!
Леня, наконец, начал принимать участие в жизни своего коллектива.
– Мы до верховьев Мазар Сая дойти не успели из-за дождя и упали прямо в березовую рощу на Кара Камыше. Отсюда километра три будет. Там на костре обсохли и ночевали в палатках и мешках.
Николай вспомнил беззаботный и веселый вид девушек при встрече с ним и подумал, что ночевка этой компании, наверное, удалась на славу.
– Посмотрю на монитор, – сказал он и, подойдя к приемнику, проделал с ним манипуляции, похожие на какую-то деятельность, но скрытую от глаз публики. – Судя по всему, вы только частично задели пораженный участок. Если я вас отпущу, то я беру на себя такую ответственность, что меня могут… – он глубокомысленно помолчал. – У вас, сколько спальных мешков?
– Три, – ответили девушки. – Один упал с рюкзаком.
– Понятно, как вы спали, – подумал Николай без зависти. Его мысли сфокусировались только на еде. – Нам выдали лекарство для профилактики. Очень сильное и очень дорогое. Одна таблетка стоит пятьсот долларов. Под свою ответственность я вам дам по таблетке, и вы выпьете. Несмотря на это, у вас появятся волдыри. Через несколько дней, образуются язвы, как от химического ожога. Место будет намокать, а кожа вокруг примет темно-коричневый цвет. Вы никуда не обращайтесь, не паникуйте. Через неделю пройдет. Кто будет спрашивать, скажите, что обожглись ферулой. До метеостанции вам идти двое суток. С собой забираете только самое необходимое на переход. Все остальное оставляете здесь. Химики это уничтожат. На дорогу я вам дам справку, что вы прошли обработку. Нигде никаких разговоров. Даже в своей России вы должны молчать. Иначе наши спецслужбы вас достанут. Вам все понятно?
На испуганных и несчастных лицах появилось нечто похожее на надежду.
– Конечно. Николай Андреевич, мы никому, мы ничего… Только отпустите…
– Не Андреевич, а Иванович, – поправил Николай туристов и достал из своих вещей четыре таблетки фталазола. Он дал их несчастным путешественникам и проследил, чтобы они их выпили.
Пока парни разбирали, что из вещей необходимо взять с собой до метеостанции, девушки пришли в себя настолько, что стали обследовать территорию ореховой рощи. В результате Нина присела рядом с сидящим на камне Николаем и тихим голосом спросила: «А что здесь за место? Оно такое таинственное…»
– Мазар Сай – это что-то связанное со святым, с захоронениями, – ответил Николай.
– А почему дерево такое? Оно все в тряпочках, будто елка новогодняя.
– Это святое дерево. На него вешают тряпочки, когда загадывают желания или просят что-то у Бога. Взывают о помощи.
– А можно и я повешу тряпочку?
– Если есть просьба к Богу, то можно. Лишь бы твоя просьба не вредила другим.
– Нет, у меня хорошая просьба, – Нина ушла к дереву, но вскоре вернулась и еще больше понизив голос, сказала, – Знаете, у меня такое ощущение, что сейчас из полумрака, из зарослей выедут на лошадях разбойники в цветных халатах и с кривыми саблями.
– Зачем им выезжать? – засмеялся Николай, – в этих местах один разбойник – это я.
– Вы все шутите.
3.5.
После обеда Николай провожал туристов до переправы через речку Пегак. Он хотел осмотреть места до впадения Мазар Сая в Пегак, посмотреть на переправу и убедиться, что молодые люди покинули его территорию. Выпотрошенные рюкзаки, потеряв вес и объем, по форме напоминали спущенные воздушные шары. Леня шагал, выпрямившись и возвышаясь над всеми, словно Гулливер над лилипутами.
– Леня, если тебя положить, то ты, наверное, как раз протянешься с одного берега Пегака до другого, – предположил Николай, – тогда и троса не надо.
– Сами протягивайтесь, – Леня продолжал сердиться, и не был расположен к шуткам. Он с трудом отвоевал казенное имущество, но большей частью лишился собственного и это его сильно расстраивало.
Трос толщиной с хвост средней кобылы перекинули с одного берега Пегака на другой в сороковых годах, когда в этих местах велись интенсивные геологические и топографические работы. На берегах реки метров на пять выше уровня воды в скальные породы забетонировали ноги металлических опор. Через их вершины проходил трос. Концы троса закрепили за сваи, вкопанные дальше опор. В те времена с помощью людей или лошадей смогли натянуть трос. Первоначально по нему ездила люлька, вмещающая двух людей, но со временем, когда работы в этих местах закончились, а местных жителей из мелких кишлаков переселили в более обжитые места в Долину, все пришло в запустение, и стало медленно разрушаться. Опоры на стороне Мазар Сая упали вместе с частью подмытого рекой берега. Трос прикрутили и прибили скобами к большому дереву, растущему на берегу.
Натянуть трос, как прежде не сумели, и он провис под своей тяжестью, почти касаясь поверхности воды во время паводка. Переправляться приходилось, повиснув вниз спиной и цепляясь за трос руками и ногами или сидя как на качелях в петле из тонкого троса, накинутого на основной. При любом способе перемещения основные сложности возникали после преодоления нижней точки провисшего троса. Надо было вытягивать себя вверх к берегу.
В горах сильно таял снег. Вода кипела и клокотала в стремительном движении вниз к спокойной жизни. Огромные волны хаотически вздымались, пенились и брызгами взлетали высоко вверх. Шум кипящей и несущейся воды усиливался гулом срываемых с места и катящихся по дну камней. Казалось, что берег дрожит и вибрирует от натиска разбушевавшейся стихии. Трос раскачивался от ударов взлетающих волн, бьющихся о подводные камни. Даже с высокого берега становилось страшно при взгляде на водную поверхность и мокрый трос. От мысли, что предстоит лезть сквозь пену и брызги, у девушек ноги начинали мелко дрожать, и перехватывало горло.
Нина все время держалась около Николая, словно искала поддержки и здесь на берегу, где говорить можно было только перекрикивая шум воды, она непроизвольно прижалась к нему и вцепилась двумя руками в его руку.
– А обойти эту речку никак нельзя? – кричала она ему в ухо. – Я здесь упаду и утону. Я плохо плаваю.
Николай только молча качал в ответ головой, указывая на невозможность другого пути. Ему не надо было переправляться, но вид свирепой реки ошеломил первоначально и его. Был резкий контраст между рекой и моментом движения сюда по тропе. Они шли среди молодой зеленой растительности, под ласковым теплым солнцем, греющим их с голубого безоблачного неба, в безмятежной тишине, нарушаемой только писком каких-то птичек. И вдруг сразу попали в ад, и сквозь него надо переправляться.
Ошеломление быстро прошло, и он прокричал, наклонившись к Нине:
– Не бойся. Это страшно, но не опасно. Пойдете со страховкой. Потом будешь гордиться, что преодолела такую стихию.
В секции, где когда-то занимался Николай, их заставляли тренироваться по преодолению водных преград. На это особенно обратили внимание после того, как группа классных альпинистов застряла где-то в этих горах, не сумев преодолеть в мае месяце эту же своенравную речку, выйдя к ней после сложного горного траверса. Горные реки требуют к себе не только уважения, но и специальной подготовки. Инструктор Леня возможно и ходил много по горам, но в преодолении водных преград никогда не участвовал, и Николаю пришлось взять руководство и организацию операции на себя.
Все петли, накинутые на трос, висели около другого берега. Гриша, судя по комплекции, занимался спортивной гимнастикой и просто горел желанием удивить девушек своей силой и ловкостью. Он сказал, что ему раз плюнуть перебраться на тот берег, но Николай не разрешил лазать без страховки по тросу. Они пристегнули карабинами страховочные веревки к тросу и к ним привязали Гришу, и тот два раза переправлялся с берега на берег, доставив оттуда петли для сидения и протянув капроновый шнур. Этим шнуром Гриша, сначала стоя на другом берегу, вытянул наверх по тросу Леню, потом они перетащили подвешенные на карабинах рюкзаки, а уже затем по очереди и двух девушек, сидящих в петлях и пристегнутых к тросу. Когда их тащили, они визжали, кричали и плакали. Зато как они радостно прыгали, скакали, и орали, оказавшись на другом берегу, словно люди африканского племени после неожиданно удачной охоты.
При умелой организации мероприятия все оказалось не таким уж и сложным, хотя адреналин и закипал в крови у исполнителей когда они лезли по мокрому тросу. В конце операции Николай хотел собрать капроновый шнур, вытянув его с того берега вместе с петлями и страховочными веревками. Леня-инструктор демонстративно перерезал его ножом, помахал Николаю приветливо рукой и показал язык. Маленькая пакость иногда приносит обиженной душе большое облегчение. Зато Нина посылала воздушные поцелуи до тех пор, пока группа не скрылась за поворотом тропы.
3.6.
– Как просто, черт возьми… стать самым обычным разбойником-интеллектуалом и грабить путников на дорогах, как это делалось испокон веков, – размышлял Николай на обратном пути к своему лагерю. – А Нина такая наивная девушка. Приятно, что она прониклась к нему большим доверием и решила, что он их всех осчастливил, отпустив домой, и освободив от груза. Но ведь шла она с кем-то из этих парней. «Мы хотели отдохнуть дня четыре где-нибудь на берегу речки, – говорила она, – и для этого набрали много продуктов». Мне их теперь месяца на полтора хватит. Какие приятные вопросы она задавала: «А сколько вам лет?», «А вы женаты?», «А дети у вас есть?», «А где вы будете после этой экспедиции?», «А дать вам мой адрес и телефон?» Хорошие вопросы!
В душе возникло приятное и забытое чувство самодовольства оттого, что на Николая обратила внимание очень милая девушка. Приятно себя чувствовать полноценным человеком. Разговор остался в памяти и, там же отложились задаваемые вопросы, потому что юная москвичка проявляла к Николаю интерес доверчивого и любопытного человека.
Еще она часто говорила про какую-то загадочность этих мест. Почему именно это качество привлекло ее внимание? На что обратил внимание ее острый взгляд, чего не видит мой? – Думал Николай. Она с полной серьезностью утверждала, что нечто неведомое гнало их с хребта в эту сторону: «Эта черная туча налетела на нас, словно ужасная ведьма и погнала нас с тропы вниз. А когда мы спустились, все успокоилось». Это произошло утром, когда я видел Человека на камне. Какая была погода? Я проспал долго, но следов дождя не было, и когда проснулся, светило солнце. Потом она рассказала почти шепотом и с просьбой, никому из ее друзей ничего не говорить, что около березовой рощи, где они ночевали, в зарослях кустарника на склоне горы кто-то ужасно стонал. С болью в голосе и подвыванием. Совсем не по-человечески. Они испугались и утром ушли оттуда побыстрее, а когда от меня узнали про диверсию талибов, то договорились мне ничего не говорить. Вдруг там раненый человек, а они убежали и побоялись оказать ему помощь».
Вид сложенных под тентом приобретенных вещей и добытый у туристов рюкзак с продуктами, повешенный на сук орешины, прервали мысли Николая и доставили ему тихую радость. Какое-то время он сможет спокойно жить, изучая окрестности и жизнь Урочища, и заниматься строительством жилья на зиму. Он все меньше думал о том, как ему несчастному и опустившемуся, лечь поудобнее на травку у реки и умереть незаметной смертью. Ему хотелось жить, и предстояла борьба за жизнь. Он не искал в этом желании смысла. Программа, самосохранения заставляющая человека бороться за свою жизнь всеми способами, наверное, теперь полностью управляла сознанием. Николай сам чувствовал, что меняется. Чувства начали обостряться, и после долгого перерыва у него появился интерес к решению проблем. Тот самый интерес, что наполнял его, когда он занимался научной работой. Непонятным образом работа мозга организовалась таким образом, что там постоянно возникала неожиданная проблема, которую хотелось срочно решить. Возможно, пустые пространства, образовавшиеся под действием алкоголя в мозгу требовали заполнения. Он начал пытаться понять и осознать то обозримое, что его теперь окружало. Единственным источником внешней и новой информации являлась Рукопись Афанасия. Возможно следует покопаться и в ней раз мозг требует умственной работы.