Тишина в квартире была густой, тягучей, словно мед, застывший на дне забытой банки. Она не была мирной; она была звенящей, натянутой, как струна, готовая лопнуть от самого незначительного звука. И звуки доносились. Из-за стены.
Антон отложил книгу, которую уже полчаса безуспешно пытался читать, и прислушался. Не то чтобы скрип, не то чтобы стук. Что-то среднее – короткий, отрывистый звук, будто по деревянной поверхности один раз ударили чем-то тяжелым и металлическим. Молотком? Топором?
Он сглотнул. Сухо. Горло пересохло от долгого сидения в неподвижности. Взгляд сам по себе потянулся к окну, за которым ранние осенние сумерки уже окрашивали небо в сиреневый цвет. Напротив, в таком же панельном девятиэтажном доме-коробке, зажигались окна – желтые, уютные квадраты чужой жизни. Его же собственная двухкомнатная квартира тонула в полумраке. Он не включал свет, предпочитая сливаться с темнотой. Так было удобнее наблюдать.
Объект наблюдения находился за восточной стеной гостиной. Там, в идентичной его собственной квартире, неделю назад поселился новый сосед. Артем.
Антон встал с кресла, стараясь не скрипнуть паркетом, и бесшумно, как тень, пересек комнату. Он остановился у стены, приложив ладонь к прохладным обоям. Раньше здесь висела большая картина – абстрактный пейзаж в раме, оставившая после себя бледное, незапыленное пятно. Он убрал ее неделю назад, в день, когда Артем заселился. Стенка теперь была чистой, голой, идеальным экраном для проекции его страхов.
Вот опять. Еще один удар. Приглушенный, но отчетливый.
«Ремонт», – мысленно произнес Антон заклинание, которое повторял себе уже который день. – «У всех бывает ремонт. Вешает полку. Прибивает гвоздь».
Но ремонт не был хаотичным и шумным, каким он обычно бывает. Он был точечным, методичным. Ни дрели, ни перфоратора, ни грохота мебели. Только эти странные, отрывистые звуки, всегда после семи вечера, всегда поодиночке, с долгими паузами между ними. Как будто кто-то не строил, а разбирал. Или заколачивал.
Антон отошел от стены и подошел к окну. Его квартира находилась на последнем этаже, и из гостиного окна открывался вид на подъезд и часть двора. Он ждал. Он знал расписание. Как часы, в семь сорок пять, Артем выходил из подъезда. Не для того чтобы курить или вынести мусор. Он выходил, делал один круг вокруг детской площадки, почти всегда с одинаковым, размеренным шагом, и возвращался обратно. Вечерний моцион. Ничего подозрительного. Если не считать, что прогулка длилась ровно десять минут и выглядела скорее как ритуал, чем как удовольствие.
Идея, червь, поселившийся в его мозгу, появилась три дня назад. Прямо перед тем, как Артем должен был появиться внизу, Антон включил телевизор. Местный новостной канал. Он переключал каналы, не особо интересуясь содержанием, как вдруг его взгляд зацепился за знакомое лицо на экране. Худое, с правильными, но какими-то безжизненными чертами, высокий лоб, темные волосы, зачесанные назад. Диктор говорил о чем-то серьезном, голос был напряженным.
«…полиция продолжает поиски маньяка, получившего прозвище «Собиратель». На счету преступника, по неподтвержденным данным, уже три убийства. Жертвами становились одинокие люди, проживающие в спальных районах. Особенность преступника – он не оставляет следов насилия в привычном понимании. Смерть наступала в результате удушья, а на теле жертв обнаруживались… странные артефакты. В последнем случае это была старинная серебряная ложка, зажатая в руке покойного».
Камера показала графическое изображение – составной фоторобот. И Антон замер. Сходство было поразительным. Не стопроцентным, конечно, фотороботы редко бывают идеальными. Но общий абрис лица, разрез глаз, форма подбородка… Это был он. Его новый сосед. Артем.
С тех пор покой покинул жизнь Антона. Работа программиста, которую он всегда мог брать на дом, стала казаться бессмысленной. Он ловил себя на том, что часами сидит, уставившись в монитор, не видя строк кода, а лишь прислушиваясь к звукам из-за стены. Он начал вести дневник наблюдений. В обычной тетради в клетку, которую хранил в ящике прикроватной тумбочки.
*«День 3. 19:30. Серия из трех ударов. С паузами в 2-3 минуты. Похоже на работу с долотом. Или с ножом для разрубания костей».*
«День 4. 07:45. Вышел в подъезд. В руках был черный мусорный пакет, туго набитый. Не прозрачный. Выбросил его в контейнер, не завязывая. Странно. Обычные люди завязывают пакеты».
*«День 5. 21:10. Слышал, как скрипнула его входная доза. Не открывалась, а именно скрипнула, будто кто-то проверял ее изнутри. Как будто проверял, заперта ли она».*
И вот сейчас, глядя в окно, он увидел, как из подъезда вышел Артем. Темное пальто, руки в карманах. Шаг мерный, не быстрый и не медленный. Он дошел до детской площадки, обошел ее по периметру и… остановился. Не так, как останавливается человек, чтобы полюбоваться видом или передохнуть. Его остановка была резкой, конечной, будто он достиг некоей невидимой точки маршрута.
Антон инстинктивно отпрянул от окна вглубь комнаты, в тень. Сердце заколотилось где-то в горле. Артем стоял спиной к дому, но Антону показалось, будто он чувствует его взгляд. Прямо на него, сквозь стены и сумеречное стекло.
И тогда Артем медленно, очень медленно повернул голову. Не все тело, а только голову. И посмотрел прямо на окно Антона.
Расстояние было приличным, детали лица разглядеть невозможно. Но Антону почудилось, что он видит легкую улыбку. Ухмылку. Вызов.
Он затаил дыхание. Прошла секунда, другая. Артем снова повернулся вперед и так же спокойно, тем же размеренным шагом, пошел обратно к подъезду.
«Показалось, – лихорадочно думал Антон, отходя от окна и натыкаясь на ножку кресла. – Он не мог меня видеть. Я стоял в темноте. Он смотрел просто на дом. На небо. На что угодно».
Но ощущение было совершенно иным. Ощущение было таким, будто его только что поймали с поличным. Будто игра уже началась, и он, Антон, даже не знал правил.
Он включил свет в гостиной, и яркий свет люстры на мгновение ослепил его. Комната показалась чужой, незащищенной. Он подошел к батарее, потрогал ее. Она была горячей. Осень вступала в свои права, и центральное отопление уже работало. Но от этой батареи, общей с квартирой Артема, исходил какой-то иной жар. Жар опасности.
Ему нужно было проверить свою теорию. Одна улика, всего одна вещественная улика, и он пойдет в полицию. Но пока это были лишь домыслы, плод его воображения, разогретого новостями и одиночеством. Он был одинок. Это он осознавал четко. Работа из дома, разрыв с девушкой полгода назад, друзья, разъехавшиеся по разным городам… Он был идеальной мишенью для паранойи. Но что, если это не паранойя?
Он вспомнил их первую и пока единственную встречу. День заселения Артема. Антон выходил в магазин и столкнулся с ним в лифте. Тот вез коробку с книгами.
«Здравствуйте, я ваш новый сосед, Артем», – представился он. Голос был спокойным, бархатным, без единой нотки волнения. Он улыбнулся, и улыбка была вполне дружелюбной. Но глаза… Глаза были странными. Слишком светлыми, серыми, почти прозрачными. Они не отражали улыбку. Они просто фиксировали Антона, сканировали его, будто занося в какую-то внутреннюю базу данных.
«Антон», – буркнул он в ответ, пожав протянутую руку. Рукопожатие было сухим, крепким, но на секунду Антону показалось, что пальцы соседа намеренно сжали его ладонь чуть сильнее необходимого. На грани боли.
«Рад знакомству, – сказал Артем. – Надеюсь, я не буду вам мешать. Ремонт, знаете ли…»
«Ничего, бывает», – ответил Антон.
Лифт доехал до первого этажа. Артем вышел первым, все с той же коробкой. И тогда Антон заметил на его левой руке, чуть выше запястья, шрам. Небольшой, белый, старый, в форме полумесяца.
А теперь, стоя в центре своей залитой светом гостиной, Антон думал об этом шраме. И о том, что в одном из новостных репортажей, который он потом нашел в интернете, говорилось, что одна из свидетельниц, видевшая подозрительного человека возле дома последней жертвы, описывала «светлые, пустые глаза» и «шрам на левой руке». Свидетельство было смутным, его даже не внесли в официальное досье, но оно было.
Совпадение? Цепочка совпадений?
Антон подошел к компьютеру. Он не мог больше ждать. Он открыл браузер и снова вбил в поиск «Собиратель маньяк новости». Он пролистал десятки статей, просмотрел все доступные видео. Фоторобот появлялся снова и снова. И снова это сходство било по нервам. Он открыл сайт управления жилищного фонда, нашел контакты домоуправления. Может, позвонить? Спросить о новом жильце? Но что он скажет? «Здравствуйте, я подозреваю, что мой сосед – серийный убийца, потому что он странно стучит по вечерам»?
Беспомощность охватила его с новой силой. Он был заперт в своей клетке из страха и подозрений, а хищник находился в двадцати сантиметрах от него, за бетонной стеной.
Внезапно в его квартире что-то упало. Звонкий, дребезжащий звук донесся с кухни. Антон вздрогнул и резко обернулся. Сердце снова застучало, как сумасшедшее. Он замер, прислушиваясь. Тишина. Только гул холодильника.
Он медленно, на цыпочках, двинулся на кухню. Дверь была приоткрыта. Он толкнул ее, и она со скрипом распахнулась.
На полу, возле раковины, лежала металлическая крышка от кастрюли. Она упала с сушилки для посуды. Ветер? Но окно на кухне было закрыто. Он подошел и поднял крышку. Рука дрожала. Это была просто крышка. Обычная вещь в обычной квартире. Но в контексте его состояния она показалась зловещим предзнаменованием. Знаком.
Он посмотрел на сушилку. Крышка лежала на самом краю. Она вполне могла соскользнуть сама, от вибрации, проехавшей где-то вдали фуры, например. Но вибрации не было. Он не чувствовал ничего.
Антон поставил крышку на место и внимательно осмотрел сушилку. Она была металлической, устойчивой. Чтобы крышка упала, нужно было ее сильно качнуть. Или задеть.
Он обернулся, окинул взглядом маленькую кухню. Все было на своих местах. Холодильник, плита, стол. Ничего лишнего. И тут его взгляд упал на окно. На подоконник.
Он подошел ближе. На белом пластиковом подоконнике лежал небольшой предмет. Крошечный, темный. Антон наклонился. Это была пуговица. Черная, матовая, с четырьмя дырочками. Совершенно чужая.
У него не было ни одной вещи с такими пуговицами.
Он не решался ее взять. Она лежала точно посередине подоконника, будто ее кто-то аккуратно положил там. Как он мог не заметить ее раньше? Он мыл окно два дня назад, подоконник был чистым.
Значит, она появилась сегодня. Или вчера вечером. Но как? Окно было закрыто. Он проверил щеколду – крепко заперта.
Ледяная полоса страха пробежала по его спине. Кто-то был в его квартире. Пока он спал. Или пока он сидел в гостиной, уставившись в стену. Кто-то вошел, прошелся по кухне, положил на подоконник эту черную, как глазное яблоко, пуговицу и ушел. И, возможно, задел сушилку, поставив крышку на грань падения. Чтобы она упала позже. Чтобы сигнализировать ему.
Это была мысль уже откровенно параноидальная, но она укоренилась в сознании с невероятной скоростью.
Он посмотрел на входную дверь. Двойной замок, цепочка. Он всегда запирался на ночь. Но днем? Он мог отлучиться в магазин на пятнадцать минут. Или просто заснуть глубоким сном после бессонной ночи.
Он подошел к двери, проверил замки. Все было заперто. Цепочка висела на своем месте.
Он вернулся на кухню и, наконец, взял пуговицу. Она была холодной. Он положил ее в карман джинсов. Теперь это была улика. Первая материальная улика в этой странной войне, которую, как он теперь был почти уверен, объявил ему его сосед.
Войне, о которой, возможно, знал только он один.
Он решил действовать. Ждать больше было нельзя. Ему нужны были доказательства. Настоящие, веские. И он знал, где их искать.
Мусорный контейнер.
Артем, как он заметил, выносил мусор утром, около восьми. Антон же выносил свой вечером. Их пути никогда не пересекались. Но сегодня он пропустил свой вечерний выход. И теперь у него был план.
Он посмотрел на часы. Без двадцати одиннадцать. Во дворе должно быть уже пусто. Он натянул темную куртку, нашел в шкафу старые кожаные перчатки и фонарик. Он чувствовал себя идиотом и одновременно агентом под прикрытием. Это было унизительно и страшно.
Он вышел из квартиры, стараясь не производить ни звука. Лестничная площадка была пуста. Горел тусклый свет. Лифт он игнорировал – слишком шумный. Спустился по лестнице, прижимаясь к стене.
На улице было холодно и сыро. Туман, столь характерный для города в это время года, стлался по земле, окутывая фонари грязноватыми ореолами. Двор действительно был пуст. Только где-то вдалеке лаяла собака.
Он быстро прошел к мусорным контейнерам, стоявшим в арке между его и соседним домом. Их было три, переполненных. Запах стоял терпкий, сладковато-кислый.
Антон огляделся. Ни души. Он поднял крышку первого контейнера. Включить фонарик было бы слишком рискованно. Пришлось довольствоваться светом от дальнего фонаря, который с трудом пробивался сквозь туман.
Он начал копаться в пакетах. Это было отвратительно. Перчатки не спасали от ощущения липкой гадости. Он искал черный пакет. Тот самый, который Артем выбросил сегодня утром. Он помнил, что тот был туго набит и лежал почти сверху.
И он нашел его. Примерно в середине контейнера. Черный, бесшовный, крепкий. Антон с трудом вытащил его. Пакет был тяжелым.
Он отнес его в самый темный угол арки, за контейнеры, где его точно никто не увидит. Руки дрожали от отвращения и адреналина. Он развязал узел. Внутри пахло чем-то химическим, с оттенком металла.
Он запустил руку внутрь. Его пальцы наткнулись на что-то холодное, гладкое. Он вытащил предмет. Это была банка из-под краски. Белой, матовой. Затем еще одна. Пустая. Потом тряпки, тоже в засохших потеках краски. Скомканные газеты. Все это было обычным строительным мусором.
Разочарование, острое и горькое, подкатило к горлу. Что он ожидал найти? Окровавленную одежду? Отрезанные пальцы?
Он уже хотел завязать пакет, как его пальцы нащупали что-то на дне. Что-то маленькое, твердое, завернутое в газету. Он вытащил сверток. Развернул.
В тусклом свете он разглядел предмет. Это была статуэтка. Небольшая, фарфоровая, высотой с ладонь. Девочка-пастушка с ягненком. Старомодная, китчевая вещица, которую обычно ставят на серванты бабушки. Но у этой статуэтки была одна особенность.
Голова у ягненка была отломана. Аккуратно, под самый корень. А на ее месте, на торчащем из шеи стержне, была насажена… серебряная ложка. Небольшая, старинная, с витым орнаментом на ручке.
Антон отшатнулся, будто его ударили током. Он чуть не выронил статуэтку. Перед глазами поплыли черные пятна. Он слышал собственное дыхание – хриплое, прерывистое.
Серебряная ложка. Артефакт, о котором говорили в новостях.
Это не было совпадением. Это был знак. Послание. Лично для него.
Он судорожно завернул статуэтку обратно в газету и сунул в карман куртки. Пакет запихнул обратно в контейнер, стараясь сделать все так, как было. Потом, не помня себя, почти бегом бросился обратно к подъезду.
Он влетел в свою квартиру, захлопнул дверь, повернул ключ, защелкнул цепочку. Прислонился спиной к холодной деревянной поверхности и закрыл глаза, пытаясь отдышаться.
Он достал сверток из кармана, развернул его и поставил зловещую фигурку на стол в прихожей. Она стояла там, уродливая и нелепая, пастушка с ягненком, увенчанным ложкой. Символ безумия, которое вторглось в его жизнь.
Он подошел к стене, к той самой, за которой жил Артем. Он приложил к ней ладонь. И ему почудилось, что с той стороны кто-то тоже приложил ладонь к этому месту. Он почувствовал легкую вибрацию. Или это просто гуляла кровь в его собственном теле?
И тогда, сквозь толщу бетона, до него донесся звук. Не стук, не скрип. Это был смех. Тихий, приглушенный, но абсолютно узнаваемый. Негромкий, бархатный, довольный смех его соседа.
Антон отдернул руку, будто обжегся.
Граница между преследователем и жертвой, между реальностью и паранойей, в эту секунду исчезла. Он больше не был просто наблюдателем. Он стал участником. Целью.
Игра началась по-настоящему. И первым ход, как он теперь понимал, сделал вовсе не он.