Судя по голосу в телефонной трубке, Руперт Рэмзи не особенно обрадовался известию о моем визите.
– Да, конечно, если хотите навестить лошадей, то приезжайте. Дорогу знаете?
Он дал мне четкие и подробные указания, и в воскресенье, в половине двенадцатого, я миновал белые каменные ворота и остановился на большой, усыпанной гравием площадке возле его дома.
Это был настоящий дом эпохи короля Георга: простой, с просторными комнатами и элегантными лепными потолками. Но мебель не была нарочито антикварной – все эпохи смешались, создавая общую рабочую атмосферу, абсолютно современную.
Руперту было лет сорок пять. Обманчиво медлительный, а на самом деле – очень энергичный. Говоря, он слегка растягивал слова. Я видел его только издалека. Встретились мы впервые.
– Здравствуйте. – Он пожал мне руку. – Зайдемте ко мне в кабинет?
Он провел меня через белую входную дверь, через просторный квадратный холл в комнату, которую он называл кабинетом. Обставлена она была скорее как гостиная, если не считать обеденного стола, который служил письменным, и серого шкафа с папками в углу.
– Присаживайтесь. – Он указал на кресло. – Сигарету хотите?
– Не курю.
– Разумно.
Он усмехнулся так, словно придерживался другого мнения, и закурил сам.
– Судя по виду Энерджайза, последняя скачка далась ему нелегко, – сказал он.
– Он выиграл без особого труда, – возразил я.
– Да, я тоже так подумал. – Руперт затянулся и выпустил дым через ноздри. – И все-таки он мне не нравится.
– Чем?
– Ему надо восстановить силы. Мы этим займемся, не беспокойтесь. Но сейчас он выглядит чересчур исхудалым.
– А как остальные двое?
– Дайэл из кожи вон лезет. А с Ферриботом еще надо работать.
– Боюсь, Ферриботу больше не нравится участвовать в скачках.
Сигарета Руперта застыла, не донесенная до рта.
– Почему вы так думаете? – спросил он.
– Этой осенью он участвовал в трех скачках. Вы ведь, наверно, заглядывали в каталог. Все три раза он показал плохой результат. В прошлом году он был полон энтузиазма и выиграл три скачки из семи, но последняя скачка была очень тяжелой… и Раймонд Чайльд избил его в кровь хлыстом. И этим летом, на пастбище, Феррибот, похоже, решил, что, если он будет слишком близок к победе, ему снова придется отведать хлыста, так что единственный разумный выход – не высовываться. Вот он и не высовывается.
Руперт глубоко затянулся, поразмыслил.
– Вы рассчитываете, что я добьюсь лучших результатов, чем Джоди?
– С Ферриботом или в целом?
– Ну, скажем… и в том и в другом.
Я улыбнулся:
– От Феррибота я многого не жду. Дайэл – еще новичок, величина неизвестная. А Энерджайз может выиграть Барьерную скачку чемпионов.
– Вы не ответили на мой вопрос, – мягко заметил Руперт.
– Не ответил. Я рассчитываю, что вы добьетесь других результатов, чем Джоди. Этого достаточно?
– Мне бы очень хотелось знать, почему вы с ним расстались.
– Из-за денежных недоразумений, – сказал я. – А не из-за того, как он работал с лошадьми.
Он стряхнул пепел с механической точностью, показывавшей, что мысли его заняты другим. И медленно произнес:
– Вас всегда устраивали результаты, которые показывали ваши лошади?
Вопрос завис в воздухе. В нем таилось множество мелких ловушек. Руперт внезапно поднял голову, встретился со мной взглядом, и его глаза расширились – он понял.
– Вижу, вы понимаете, о чем я спрашивал.
– Да. Но ответить не могу. Джоди обещал, что привлечет меня к суду за оскорбление личности, если я кому-то расскажу, почему я порвал с ним, и у меня нет оснований не верить этому.
– Эта фраза – сама по себе оскорбление личности.
– Несомненно.
Руперт весело встал и раздавил окурок. Теперь он держался куда дружелюбнее.
– Ну ладно. Пошли, посмотрим ваших лошадок.
Мы вышли во двор. Повсюду чувствовалось процветание. Холодное декабрьское солнце освещало свежевыкрашенные стены, двор был залит асфальтом, повсюду аккуратные цветочные кадки, конюхи в чистых комбинезонах. Ничего общего с тем беспорядком, к которому я привык у Джоди: никаких метел, прислоненных к стене, никаких сваленных в кучу попон, бинтов, щеток и ногавок, нигде ни клочка сена. Джоди любил показывать владельцам, что работа кипит, что у него о лошадях постоянно заботятся. Руперт, похоже, предпочитал прятать пот и труд с глаз долой. У Джоди навозная куча была всегда на виду. У Руперта этого не было.
– Дайэл стоит вот тут.
Мы остановились у денника, расположенного снаружи основного прямоугольника, и Руперт ненавязчивым щелчком пальцев подозвал конюха, стоявшего футах в двадцати.
– Это Донни, – сказал Руперт. – Он ходит за Дайэлом.
Я пожал руку Донни – крепкому парню лет двадцати, с неулыбчивыми глазами, всем своим видом демонстрировавшего, что его не проведешь. Судя по тому, как он взглянул сперва на Руперта, а потом на лошадь, это было не недоверие лично ко мне, а общий взгляд на жизнь. Мы полюбовались некрупным рыжим крепышом. Я попробовал дать Донни пятерку. Он взял, поблагодарил, но так и не улыбнулся.
В том же ряду, чуть подальше, стоял Феррибот. Он смотрел на мир потускневшими глазами и даже не шелохнулся, когда мы вошли в денник. Его конюх, в противоположность Донни, одарил его снисходительной улыбкой и пятерку взял с видимой радостью.
– Энерджайз в главном дворе, – сказал Руперт, показывая мне дорогу. – Вон в том углу.
Когда мы были на полпути к деннику Энерджайза, во двор въехали еще две машины, из которых вывалилась толпа мужчин в дубленках и звенящих браслетами дам в мехах. Они увидели Руперта, замахали ему и потянулись к конюшне.
Руперт попросил меня обождать пару минут.
– Ничего-ничего, – сказал я. – Вы скажите, в каком деннике Энерджайз. Я к нему сам загляну. А вы пока встречайте других владельцев.
– Он в номере четырнадцатом. Я скоро приду.
Я кивнул и направился к четырнадцатому деннику. Отпер засов, вошел. Внутри был привязан темный, почти черный конь. Видимо, его приготовили к моему визиту.
Мы с конем поглядели друг на друга. «Старый друг», – подумал я. Единственный, с которым у меня был настоящий контакт. Я принялся разговаривать с ним, как тогда, в фургоне, виновато оглядываясь через плечо на открытую дверь – а вдруг кто-нибудь услышит и решит, что я спятил!
Я сразу увидел, почему Руперт беспокоился на его счет. Энерджайз действительно похудел. Похоже, вся эта тряска в фургоне не пошла ему на пользу.
Я видел, как Руперт в другом конце двора разговаривает с владельцами и провожает их к их лошадям. Видимо, по воскресеньям владельцы съезжаются толпами.
Мне было хорошо здесь. Я провел со своим черным конем минут двадцать, и у меня появились странные мысли…
Руперт вернулся почти бегом и принялся дико извиняться:
– Вы все еще здесь… Прошу прощения…
– Не за что, – заверил его я.
– Идемте в дом, выпьем по рюмочке.
– С удовольствием.
Мы присоединились к прочим владельцам и вернулись в кабинет Руперта, где нас щедро угостили джином и виски. Траты на напитки для владельцев нельзя было включать в деловые расходы при расчете налогов, за исключением тех случаев, когда владельцы – иностранные граждане. Джоди жаловался на это каждому встречному и поперечному и с небрежным кивком принимал от меня в подарок ящики спиртного. А Руперт наливал, не скупясь, безо всяких намеков, и это было очень приятно.
Прочие владельцы возбужденно строили планы. Они собирались встретиться на Рождество в Кемптон-парке. Руперт представил нас друг другу и сообщил, что Энерджайз тоже будет участвовать в Рождественской Барьерной.
– Ну, если судить по тому, как он выиграл в Сэндауне, – заметил один из людей в дубленках, – это будет первый фаворит.
Я глянул на Руперта, спрашивая его мнения, но он возился с бутылками и стаканами.
– Надеюсь, – сказал я.
Дубленка глубокомысленно кивнула.
Его жена, уютная дамочка пяти футов ростом, скинувшая своего оцелота и оставшаяся в ярко-зеленом шерстяном костюме, посмотрела на меня с удивлением:
– Но, Джордж, солнышко, Энерджайза ведь тренирует тот славный молодой человек, у которого еще такая хорошенькая женушка. Ну, помнишь, та, которая познакомила нас с Дженсером Мэйзом.
Она жизнерадостно улыбнулась, не замечая, как ошарашены ее слушатели. Я, наверно, с минуту простоял как вкопанный, лихорадочно прокручивая в голове все, что из этого вытекает. А тем временем диалог между солнышком Джорджем и его ярко-зеленой супругой перешел на шансы их собственного стиплера в другой скачке. Я отвлек их:
– Извините, не расслышал, как вас зовут…
– Джордж Вайн, – сказал мне мужчина в дубленке, протягивая широкую, как лопата, ладонь, – и Поппет, моя жена.
– Стивен Скотт, – представился я.
– Рад познакомиться.
Он отдал свой пустой стакан Руперту, который радушно снова наполнил его джином с тоником.
– Поппет не читает спортивных новостей и не знает, что вы отказались от услуг Джоди Лидса.
– Вы говорили, что Джоди Лидс познакомил вас с Дженсером Мэйзом? – осторожно спросил я.
– Да нет, не он! – улыбнулась Поппет. – Его жена.
Джордж кивнул:
– Повезло, можно сказать.
– Видите ли, – небрежно говорила Поппет, – выигрыши на тотализаторе иногда такие маленькие! Настоящая лотерея, не правда ли? В смысле, никогда не знаешь, что ты получишь за свои деньги. Не то что у букмекеров.
– Это она вам говорила? – спросил я.
– Кто? А-а, жена Джоди Лидса… Да, это она. Видите ли, я как раз забирала на тотализаторе свой выигрыш за одну из наших лошадей, а она тоже стояла в очереди к соседнему окошку, и она сказала, как обидно, что тотализатор платит только три к одному, когда у букмекеров стартовая ставка была пять к одному, и я с ней была совершенно согласна. Мы немножко постояли и поболтали. Я ей сказала, что того стиплера, который только что выиграл скачку, мы купили только на прошлой неделе и это наша первая лошадь. Она очень заинтересовалась и сказала, что у нее муж тренер и что иногда, когда ей надоедает, что на тотализаторе такие маленькие ставки, она ставит у букмекера. Я сказала, что мне не нравится толкаться в рядах – там толпа народа и ужасно шумно. Она рассмеялась и сказала, что она ставит у букмекера, который стоит у ограды, так что можно просто подойти и совсем не надо пробираться через толпу у ларьков. Да ведь вы же должны их знать! В смысле, они-то вас должны знать, если вы понимаете, о чем я. А мы с Джорджем о них даже и не слышали. Я так и сказала миссис Лидс.
Она остановилась, чтобы отхлебнуть джину. Я слушал как зачарованный.
– Ну вот, – продолжала Поппет, – миссис Лидс вроде как заколебалась, а мне вдруг пришла в голову великолепная идея – попросить ее познакомить нас с тем букмекером, который стоит у ограды.
– И она вас познакомила?
– Она согласилась, что идея великолепная.
Ну еще бы…
– И мы забрали Джорджа, и она познакомила нас с этим милым Дженсером Мэйзом. И он предлагает нам куда более высокие ставки, чем на тотализаторе! – торжествующе закончила она.
Джордж Вайн закивал.
– Вся беда в том, что теперь она ставит больше, чем раньше, – сказал он. – Вы же знаете этих женщин…
– Джордж, солнышко! – воскликнула она с нежным упреком.
– Да-да, милая, ты знаешь, что делаешь.
– Что толку возиться с мелочью? – с улыбкой сказала она. – Так много не выиграешь.
Он ласково похлопал ее по плечу и сказал мне как мужчина мужчине:
– Когда приходят счета от Дженсера Мэйза, то, если она выиграла, она забирает выигрыш, а если проиграла, то плачу я.
Поппет безмятежно улыбнулась:
– Джордж, солнышко, ты такой лапусик!
– А что бывает чаще? – поинтересовался я. – Выигрыши или проигрыши?
Поппет поморщилась: