Ловцом Эварха был хорошим, а вот самому уловленным быть ему ещё не приходилось. По крайней мере, так унизительно, как сейчас.
Девчонка Хаэльдис припрятала монастырское золото где-то среди полипов, в глубине зарослей. Вернулась мрачная, с расцарапанной скулой – явно лазила по опасным местам, прятала понадёжнее, но недалеко. Эвархе это не понравилось – если девица почти его не стесняется, значит, уверена, что ему уже не вырваться, не вернуться сюда за своими денежками.
Что она задумала? Убьёт? Сдаст местным магам для опытов или местным жрецам для жертвенника?.. Шансы выкрутиться, честно признался себе ловец, во всех случаях весьма невелики. Но сдаваться он не собирался.
На вопросы она больше не отвечала, молча и тщательно обыскала пленника, прощупав и швы, и подкладку куртки, и даже поковыряв сапожные каблуки толстым коротким ножом. Эварха лишился всего своего имущества, в том числе и бесценного мизерикорда, ритуального игольчатого клинка, носимого на запястье – а вот перстень с черепом остался. Похоже, черепушка умел, когда надо, прикидываться незаметным – даже маги Долины, уж на что многознающие, и то внимания не обратили. Увидел его разве что этот их Архимаг, больно уж цепкий старик, мимо такого и призрак незамеченным не проскочит, – но почему-то не тронул.
Потом она повела его к сиявшему впереди миру, слегка подталкивая в спину. Развязывать верёвки эльфийской работы тоже не стала, лишь слегка распутала лодыжки, так что Эварха семенил по тропе мелкими шажками, точно императорская наложница на прогулке.
Но когда тропа уже нависла над облаками и небольшим, ласковым светилом, когда взорам открылся океан с коричневато-зелёными заплатами материков и крапинками островов, – на пути выросла застава.
«Эвон что, – удивился ловец, – и эти додумались заплоты в Межреальности ставить, как монахи! Неужто для них из мира выбраться – проще жареных грибов?.. Оно далеко не всем магам по силам, а тут, глядите, обычные стражники!»
Заплот оказался небольшим – не крепость и не монастырь, как возле Игниса, а всего лишь связанный из сухих стволиков полипов плетень, за которым укрывались вооружённые до зубов стражники. Не больно-то какая сила, но и мимо незамеченный не пройдёшь. Хаэльдис придержала ловца за локоть и замахала рукой – свои, мол, свои!
Начальник, чей шлем украшало пышное синее перо, глянул на неё свысока.
– Ого, пигалица! Кого-то словила, я погляжу?
Хаэльдис выпрямилась.
– Доглядчика веду, споймала недалече. То-то нам с вами награда выйдет!
Стражники захохотали.
– А пошлина, пигалица? Награда наградой, а пошлины никто не отменял!
– Пустоват доглядчик, господин начальник Нитте. Вот, всё, что нашуршала. – Девчонка, честно хлопая глазами, протянула им верный дорожный нож Эвархи, и ловец едва не застонал от досады. Ну надо же так глупо, так недостойно попасться и всё потерять, даже нож!..
Начальник стражи ухватил Хаэльдис за подбородок и приподнял голову, вглядываясь в гневно прищуренные глаза; она не сопротивлялась, только сжала побелевшие кулаки. «Да если б она могла, – подумал Эварха, – она бы всех этих мужиков в кирасах перерезала бы не задумываясь» – такая в ней полыхнула ярость.
– Птичка моя, – нежно сказал Нитте, – нехорошо обманывать старших. Благодари вышние силы, что ты такая костлявая, а то мы бы тебя за неуважение к порядку тут же бы и растянули…
Стражники опять загоготали – чувствовалось, что подобный ритуал они проделывают не впервые, – однако гоготом пока и ограничились.
– Нехорошо так, Хаэ. – Начальник покачал головой. – Ну так что, растянем тебя или всё-таки внесёшь положенную плату?
– Иглокрыла вам в!.. – прошипела Хаэльдис.
Разжала кулак – нож упал на тропу, полезла куда-то за пазуху и извлекла три полновесных золотых кругляша.
«Господин начальник Нитте» с немалой ловкостью их забрал и задумчиво взвесил на ладони, не торопясь отпускать девчонку.
– Это что, всё, что ли, пигалица? Маловато будет!..
Хаэльдис задёргалась, пытаясь высвободиться, так что Эварха даже испугался за неё. Помрёт ещё! Конечно, пленником девчонки быть унизительно, зато не так вредно для здоровья, как пленником этих бугаев и амбалов.
– Эй, ты, она ж сейчас задохнётся!..
Стражники совсем развеселились.
– Надо же, кто заговорил! Может, подойдёшь, поучишь, как с девкой обходиться?..
– Развяжете – поучу!
Стражники так и покатились со смеху, а начальник веско заметил:
– Мы товар не портим. Вот поработают с тобой падре нашего возлюбленного профосы, тогда и приходи. Если сможешь…
– Тварина ненасытная, – прохрипела Хаэльдис, стараясь вывернуться. – Чтоб тебе чрево разорвало!
Нитте покачал головой и чуть сильнее сжал ей горло. Хаэльдис тщетно билась, скребла пальцами его руку – хватка разве что усиливалась. Эх, удавит ведь, как котёнка…
– Оскорбление стражи при исполнении ею святого долга защиты карается заключением в холодную камору до осознания злохульником своей вины, – нараспев процитировал господин начальник, споро обыскивая свободной рукой дёргающуюся девчонку. Золотые он уже куда-то спрятал. Мигнул подчинённым – и один из стражей, бородатый детина в кожаном доспехе, так же споро обыскал и Эварху. Ловец крепче сжал кулак с перстнем – но перстня стражник тоже словно бы не заметил.
– Ну что ж ты такая костлявая, а? – Господин Нитте с сожалением отпустил Хаэльдис. Та кулём рухнула на тропу, тут же схватившись за шею. – Тебя и щупать-то удовольствия никакого! Хоть бы отъелась ради нас, пигалица.
Девчонка молчала, сверля стражников злобным взглядом.
Добычей Нитте стала тонкая золотая цепочка с синим камушком – очевидно, собственность Хаэльдис, – и принадлежавший Эвархе амулет-путеводитель. Не то «золотое яблочко», что ссудил ему Пустошник, а другой, выданный в Долине, – шар из чёрного стекла, в котором золотыми звёздочками сияли окрестные миры. Очень полезная штука.
Была, поправил себя ловец.
Прочие его амулеты, очевидно, ушлая девица припрятала в тех же зарослях.
– Нехорошо скрывать от старших такие вещи, – назидательно произнёс господин Нитте, крутя в пальцах амулет. – Вечно тебя учить надо, отчего ты такая упрямая, а?..
Стражники в предвкушении добычи заметно оживились.
– А ежели немного откормишься, то и по Междумирью бегать не надо – служи при нашем посту, хе-хе, в тепле да сытости, мы тебя не обидим!
– Да бросьте её, господин! – крикнул кто-то. – Мы себе пофигуристее найдём и происхождением получше! А эта чокнутая gwastraff пусть и дальше на побегушках скачет!
Хаэльдис буркнула нечто нечленораздельное – похоже, снова проклятие, однако стражники посмеивались вполне добродушно.
Девчонка, как видно, расплачивалась таким образом не впервые. И явно находилась под чьей-то защитой – ибо стражники всё же не решились навредить ей по-настоящему.
– Сдаётся мне, дева, мы с тобой похожи…
Хаэльдис метнула в его сторону злобный взгляд, но ловец заметил и пробежавшую по её лицу тень облегчения. Так-так, птичка-то думает, что всех обманула!.. Удачно откупилась от рубежной стражи золотом – чужим, заметьте, золотом, как не преминул бы добавить старина Пустошник; удачно припрятала добычу, а Эварху записала в покойники. Ну, это мы ещё поглядим!..
– Давай-давай, шевелись шибче, золотенький. Мало у нас времени, ох, мало…
От поста до привольно раскинувшегося мира идти оставалось всего ничего.
Мир оказался плоский, как и тот, погибший, вокруг которого вились роем ангелы.
А этот был жив: текли по зелёно-коричневым равнинам голубые реки, вздымались чёрно-серые горные пики, увенчанные белоснежными ледяными коронами, волновались под привольными ветрами золотисто-зелёные степные просторы, синие океаны несли на своих спинах бесконечную череду волн. Ловец аж залюбовался.
– Скажи-ка, дева Хаэльдис, что это за место?
Она дёрнула плечом:
– Идиллия. Так прозывается. Нешто не знал, коль ошиваешься окрест?
– Не знал. Я тут вообще случайно очутился. Ты бы, прежде чем узлы-то на мне вязать, спросила сначала…
Девчонка только фыркнула в ответ. Вытащила откуда-то грязный платок и принялась на ходу стирать с лица маскировочные полоски.
– А в этой вашей Идиллии куда мы пойдём?
– Много будешь знать, скорее сгинешь, золотенький. Вначале допросят, как уж положено, а там как Спаситель попустит.
– Да в чём же мне признаваться? Я случайно под магический удар попал, меня как швырнуло, да и выбросило сюда! Неужто мимо вашей Идиллии проходить – уже преступление?!
Вместо ответа она легонько подтолкнула Эварху к краю тропы:
– Вниз давай. Хватит лясы точить. Путь нам скорый да тяжёлый.
Поначалу ловец не понял, отчего это путь тяжёлый. В мир спускались безо всяких приключений, почти незаметно, как и в Игнисе, – словно кто-то специально построил незримую лестницу в небесах. Эварха будто на крыльях летел, невзирая на путы, – только чувствовал, как Хаэльдис время от времени бросает какие-то заклятия, то ли открывая перед ними дорогу, то ли облегчая её.
Внизу, под белыми облачными перьями, лежала земля – на вид самая обычная, неровные квадраты полей, тёмные кляксы городов, дороги, реки…
Присмотреться ловец не успел – спустились быстро, под конец чуть не кубарем на землю скатились, очутившись за городской окраиной, на задах не то постоялого двора, не то конюшни.
Голова у ловца изрядно кружилась после стремительного спуска, однако девчонка отлежаться не позволила. Пинками и понуканиями подняла его на ноги и потащила за собой – какими-то козьими тропками позади помоек и заросших бурьяном огородов, приговаривая:
– Ну, шевели копытами, сыть вампирья, коль жить охота! Скинулись-то мы скоро, да не тайно! Сейчас злыдни княжьи наскочат, повяжут нас, ежели не утечём! Давай, давай!
При этом, конечно, никто и не подумал снять с ловца стянувшие щиколотки верёвки. Совершенно одуревший, он семенил за Хаэльдис, то и дело спотыкаясь, торопясь, хотя понятия не имел, почему «злыдни княжьи» так рвутся наскочить и повязать.
Путь их кончился внезапно, за каким-то полуразрушенным сенным сараем.
– Нишкни! – Хаэльдис для пущей доходчивости дала ловцу лёгкий подзатыльник. – Пикнуть не моги! Вернусь скоренько.
Эварха покорно плюхнулся на полусгнившее бревно и сидел на нём, постепенно приходя в себя. Мир вокруг переставал кружиться, и до ловца стало доходить, что вокруг ранняя осень, что солнце давно перевалило за полдень и что они с Хаэльдис и вправду находятся в каком-то небольшом селении – невдалеке слышался собачий лай, стук топора, недовольное мычание и глухой перезвон церковного колокола; на ловца наплывал запах навоза, опилок и – самое главное – слегка подгоревшей каши. В животе требовательно заурчало, и тогда Эварха решил, что достаточно очнулся, чтобы попытаться освободиться.
Не вышло – не успел он исследовать узлы на тонкой серебристой верёвке, как вернулась Хаэльдис, ведя в поводу пожилого мерина гнедой масти, запряжённого в старую-престарую тележку. В тележке горой навалена была свежесобранная брюква, даже землю толком не обтрясли.
– Поселяне, жадюги, за брюкву содрали, как за лучшую пшеницу, – пожаловалась девчонка, утирая вспотевший лоб. Пёстрое перо по-прежнему каким-то чудом держалось у неё в волосах. – Сиди смирно, золотенький, буду чары наводить. Дёрнешься хоть разок – худо будет, ой, худо!
Эварха счёл за лучшее не дёргаться. Мало ли, что у неё на уме… А Хаэльдис, привязав мерина у щербатой стены, принялась раскладывать вокруг пленника пучки сухих трав, косточки, камушки и связки разноцветных ниток. При этом она шептала что-то на непонятном языке, прищёлкивала пальцами, постукивала камушками, и Эварха сам не заметил, как на него навалилась тяжкая, неодолимая дремота. Он разом спал и не спал, всё видел, всё слышал, ощущал, но не имел силы пошевелиться. Даже думать – и то толком не мог.
Хаэльдис шептала долго, а как закончила – сняла с пленника верёвки.
– Ну вот, не утечёшь ноне, золотенький… Поехали, покамест чары свеженьки! Давай-давай, не то ущучат нас, кто к князю попадёт, того и костей не найдёт! – и прибавила ещё какое-то слово, от которого Эварху словно вздёрнуло на ноги.
Повинуясь командам Хаэльдис, он взгромоздился на тележку, девчонка села рядом, причмокнула, и мерин равнодушно потащился по кочкам. Деревня осталась позади, и вскоре они выехали на оживлённый тракт, ведущий к видневшемуся вдалеке городу.
Повозки, гружённые разнообразным товаром, влекомые медлительными чёрными волами; гикающие верховые; вереницы крестьян и крестьянок, тащившихся по вытоптанным обочинам, какие-то паломники, нищие, бродячие торговцы; старая тележка с брюквой очень быстро затерялась в этом потоке.
Мрачноват был, если честно, этот поток, даже очень. Редко на ком мелькнёт добрый плащ или хотя бы справная рубаха. Да и, судя по лицам, народ здесь скорее привык к бедам и несчастьям – большинство угрюмые, словно пришибленные. Местность справа и слева от дороги тоже не располагала к идиллическим мыслям – домишки попадались мелкие, низкие, тесные, не сравнить с тем же Игнисом. Там простой народ, насколько помнил ловец, отнюдь не бедовал.
Сам же Эварха только и мог, что тупо таращиться на мелькающие лица и ступицы колёс, зато Хаэльдис, кажется, немного расслабилась. Откинулась на прикрытую мешковиной брюкву, достала из заплечного мешка осколок мутного зеркала.
– Глянь, золотенький, какие мы красавы! Эльфью кровь твою княжьим ищейкам не учуять, глянь!
Эварха с трудом перевёл взгляд. В осколке отражались две на редкость несимпатичные рожи – чумазые, одутловатые, красные от солнца и браги; пегие волосы у мужчины встрёпаны, у женщины – повязаны нечистым платком. Ловец не сразу даже понял, кого он там на самом деле видит.
– Хороши вышли, а? – Хаэльдис игриво ткнула его острым локтем. – На вот, поешь пока. А то непонятно, что впереди-то ждёт.
Она сунула ему в руку чёрствую горбушку, сама с энтузиазмом вгрызлась в другую.
– Нищево у этих пощелян не допрощишшя! – сокрушалась она с набитым ртом. – Шухарей продали задорого…
К городу они подъехали, когда уже вечерело. Ворота ещё стояли открытыми, однако повозки перед ними сгрудились, мешая друг другу, возчики и торговцы отчаянно ругались, пихались, лезли вперёд – никто не хотел оставаться ночевать под стенами.
Хаэльдис, завидя столпотворение, свернула на обочину. Мерин невозмутимо тащил тележку по траве, распугивая устраивающихся на ночлег паломников и нищих – вслед неслась отборная ругань, но деву это не смущало. Одной рукой удерживая вожжи, другой она извлекла из-за пазухи глиняную флягу, зубами выдернула пробку и щедро плеснула Эвархе на грудь домашним самогоном.
– Вот и славно!..
Ловец не имел сил сопротивляться и покорно вдыхал пары самогона, чувствуя, как начинает кружиться голова.
– Вот, золотенький, ты уже и лыка не вяжешь!
Тележка, переваливаясь, подкатила к воротам с другой стороны, где пропускали пеших. Хаэльдис спрыгнула на землю, повела мерина в поводу, нещадно толкаясь.
– Эй, ты! – Стоявший у ворот стражник замахал руками. – Куда прёшь, сущеглупая? Иль не видишь, с повозками – туды! Туды, я сказал!
– Ой, да разве ж это повозка, миленький! – заголосила девчонка, удивительно точно копируя деревенскую бабу. – Это не повозка, это гроб ездячий! А в нём смертушка моя спит, нализался по дороге, где только успел, скотина эдакая!..
В толпе, начавшей было возмущаться, раздались смешки, кто-то крикнул:
«Сама ты дура, видала небось, за кого замуж шла!»
Хаэльдис всё так же решительно расталкивала пеших, пробиваясь к воротам и не переставая голосить.
– Ой, миленький, не погуби, да не проехать мне в те ворота до заката! Да как я с этим пьянчугой-то в чистом поле останусь, оберут меня, бабу, снасилят!.. Не погуби, пропусти несчастную!
– Пошла вон, дура!
В толпе заругались и затолкались, и тут Хаэльдис, почти добравшаяся до ворот, применила военную хитрость.
– Да разве ж я без понимания, да разве ж я не вижу, что люди тут с утра давятся!.. Эй, народ, кто пропустит меня, довезу до Нижней площади за так, лезьте на повозку! Только доблестному стражу пошлину не забудьте!
В толпе тут же возникло движение. Стражник, сообразив, что против такого предложения не возразишь, споро собрал медяки, а Эварха в момент оказался зажат между сопящими, благоухающими чесноком и немытым телом крестьянами.
Бедолага мерин, нагруженный сверх меры, едва ноги переставлял, но кое-как, уже в сумерках, дотащился до рекомой Нижней площади.
Тут Хаэльдис, не стесняясь в выражениях, разогнала всех пассажиров, завела мерина в проулок между двумя постоялыми дворами и снова связала ловцу руки. Распрягла мерина, похлопала по крупу: «Удачи тебе, добрая скотинка» – и подёргала Эварху за куртку.
– Слазь. Двигать пора.
Ловец с изумлением обнаружил, что чары спали с него, он вновь способен и говорить, и ходить, и соображать.
– Едва успели, – буркнула девчонка. – Чары-то мои до темноты, а там и облик истинный, и язык – всё вертается. Шевелись, злыдень, нам ещё до Подворья добираться…
Эварха быстро понял, что связали ему не только руки – на шею была умело накинута удавка, и при любом его резком движении Хаэльдис затягивала её, дёргая за свободный конец. Не сбежишь.
Город ловцу сразу не понравился. Воняло гадостно, мрачные дома почти сходились над узкими проулками: руки вытянешь, так противоположных стен коснуться можно. Вдоль домов в мелких сточных канавах копошилась отвратительная даже на вид живность – какая-то помесь мышей с ящерицами, за которой охотились жирные наглые крысюки. Даже в Вольном городе, с его перенаселённостью, улицы были куда чище. «Да что ж они тут, вовсе мусор не вывозят?» – поразился ловец. Ни мусор, ни нечистоты. Золотарей тут явно нехватка.
– Тьфу, мерзость! – Улочку прямо перед ними неспешно и торжественно пересекала здоровенная змеюка в руку толщиной. Поглядела на ловца светящимися в полумраке глазами, пошипела нахально и продолжила себе путь.
Змей в городах Эварха не видывал ни разу, хотя городов повидал с преизлихом – и бедных, и богатых, и преуспевающих, и не очень.
Хаэльдис держала путь узкими, безлюдными переулками, через какие-то руины и пустыри, а если приходилось пересекать улицу пошире – всегда вначале убеждалась, что поблизости никого.
Огня не зажигали, дорогой молчали. Впрочем, вскоре на небо выползла большая зеленоватая луна, и идти стало легче.
Когда Эварха уже основательно выбился из сил, девчонка остановилась. Она здорово запыхалась и растрепалась, глаза лихорадочно блестели.
– Ну, золотенький, теперь молись Спасителю, чтоб дойти! Чуток осталось, да самое страшное. Меня слушай, делай в точности, как скажу!
Эварха торопливо кивнул. Бедняцкие кварталы, замусоренные, тёмные, где в ночи шастают тати и крысы со змеями, остались позади; дома вокруг стали выше, проулки – чуть почище. Куда ж ещё его потащат?!
Оказалось – в подземелья.
Они спустились в какой-то сухой колодец, потом – по полусгнившим деревянным ступеням ещё ниже, и перед Эвархой открылись неровные туннели, пробитые в известняке водой в незапамятные времена. Вода отсюда давным-давно ушла, но пришло что-то иное. Может, нежить, может, твари, может, тёмные маги – ловец чувствовал впереди, во мраке, злобу и неутолимый голод. Хаэльдис засветила обычный факел, но всё стояла, не торопясь идти вперёд, словно прислушивалась.
Что-то горячо толкнулось в ладони. Эварха пошевелил связанными запястьями – ну так и есть, перстень ожил, нашёл время. С другой стороны, а вдруг от черепушки будет какая польза в этих каменных кишках? Он куда лучше человека чует магию, даже лучше полуэльфа, и отреагировать может быстрее.
– Эй, дева! Хаэльдис!
– Тих-хо!..
– Да чтоб тебя, малахольная, хоть раз послушай! Развяжи меня. Клянусь, не убегу. Но хоть помочь тебе смогу, я же чувствую, какое тут, под землёй, зло сидит…
Девчонка обернулась и одними губами ответила:
– Никогда.
Эварха шёпотом выругался. Перстень жёг пальцы нестерпимо, очевидно, черепу тут совсем не нравилось.
– Эй, дева. У меня на правой руке кольцо, сними его. Да не бойся, дура!
Девчонка сверкнула глазами, пристроила факел в щель и осмотрела связанные кисти Эвархи. Через мгновение палец жечь перестало, а девица пробормотала:
– Тю, как это я проглядела-то…
Череп в перстне мелко стучал зубами, а глазницы, невиданное дело, сияли мертвенно-синим светом. Хаэльдис подняла его повыше – череп немедленно повернулся влево, светя глазницами во тьму.
– Это ты, золотенький, вовремя мне подсказчика нашёл… А ну, шевелимся!
Так они и шли во тьме, нарушаемой только шорохом шагов да треском прогорающего факела. Пройдут, постоят на развилке, череп укажет путь – и вперёд. Развилок было много, и почти все – на несколько туннелей; только теперь ловец понял, как сильно они рисковали бы, не окажись у него волшебного перстня.
Мало знать верное направление – надо ещё обойти нечто, таящееся в темноте, не выдать себя, не встревожить тварей. Всякое с ним случалось на охоте, не сказать что впервые пришлось пробираться по опасным подземельям, однако к тому времени, как путь закончился возле обитой неровным железом толстенной двери, Эварха взмок, как будто его водой облили. Хаэльдис выглядела не лучше, даже пёстрое перо едва держалось в растрёпанных волосах.
Из какого-то потайного кармашка девчонка извлекла маленькую печать чёрного камня; приложила к одному из углублений, густо усеивавших железные полосы, и дверь тут же бесшумно отошла. Отошла – и сразу задвинулась обратно, путники едва успели проскочить в щель. Но вместо очередного туннеля перед ловцом оказалась узкая винтовая лестница, а за ней – новая преграда, точнее, две: железная решётка из толстых прутьев и обычная, хоть и массивная, дубовая дверь. Дверь со скрипом приотворилась, и из темноты надтреснутый голос вопросил:
– Кто тут меня беспокоит в столь ранний час? Ты, что ли, Хаэльдис, недостойная?
Девчонка тотчас дёрнула удавку на шее ловца, давая ему понять, чтоб молчал, и смиренно ответила:
– Это воистину я, отче. Позволенья нам войти покорно прóшу.
Эварху с головы до ног окатила горячая волна магии – он не разобрался какой, но совершенно точно не святой, не силы Спасителя, как в Игнисе. Скорее, смесь стихийных заклятий, прощупывающих, испытывающих, ищущих ловушки и настороженное оружие. Только после этого в стене заскрежетали не то цепи, не то зубчатые колёса, и решётка поползла вверх.
Ловец и девушка очутились в тесном тёмном покое. Через узкое окно внутрь глядели звёзды, над чёрными городскими крышами светила луна, зеленоватая и рыхлая, словно скверный сыр. У стены, расписанной фресками, изображающими события жизни Спасителя, стояла скамья, у окна – небольшой стол с грудой бумаг и старой чернильницей, мрак разгоняли три оплывшие свечи в старом подсвечнике. Возле выступавшего из стены ворота застыл худой всклокоченный старик в длинной, до пят, ночной сорочке и накинутой на плечи шубе, подбитой парчой. Похоже, очень и очень дорогой шубе. Под шубой, на груди, висела внушительная Спасителева стрела.
– Ну, чего тебе, суетное ты существо? – недовольно вопросил старик. – Чего ради будишь? Ночь на дворе! Добрые чада Спасителя нашего спят, десятый сон видят!
Хаэльдис внезапно затряслась и рухнула на колени – впрочем, не выпуская из кулака удавку.
– Простите, отче, не гневитесь!.. Это доглядчик, из Игниса-мира доглядчик, вам привела сразу, не погубите!..
Старик бросил на Эварху острый взгляд.
– Откуда знаешь, что он от святош, малявка?
– В-вот… золото, золото их… у него было… – на трясущейся ладони она протянула кругляш, тускло сверкнувший в свете свечей. И как от стражи-то утаила?… Эварха только зубами скрипнул.
Старик повёл ладонью, по тёмной комнате прокатилось горячее эхо его чар.
– Не врёшь, пташка, и впрямь оттуда золотишко… Ладно, подожди пока.
Он резко позвонил в колокольчик, дверь в конце покоя распахнулась, и двое вооружённых воинов, повинуясь жесту старика, вывели девушку вон. Она даже и не подумала сопротивляться, удавка выпала из пальцев, замерла на полу уснувшей змеёй.
Эварха остался стоять, как стоял, не шелохнувшись. От всех приключений и бессонной ночи его слегка лихорадило – словно на охоте, когда надо выждать, выманить зверя, выцелить его, и только тогда бить наверняка. Или, в данном случае, – бежать. Выяснять, что это за мир да что в нём к чему, ловец не собирался – больно надо! Тут быть бы живу…
Старик разглядывал пленника с возрастающим интересом.
– Ну? – снова вопросил он. – Не похож ты на адепта белых братьев, ни силы их в тебе, ни святости. Уж это-то я издали почую, я ведь у них живал… А ты другой. Эльфийской крови к тому же, верно? Так что ты в Игнисе забыл, эльфик?
Эварха шевельнулся. Если уж врать – то врать как можно ближе к истине, как в Долине. Везёт ему в последнее время на проницательных старцев, возьми хоть Пустошника, хоть Архимага, хоть вот этого вот жутковатого дедулю со стрелой Спасителя. Хотя до мессира Архимага им всем – как до Долины раком…
– Чего забыл, чего забыл – работал я на них, – ответил он не без сварливости и поразился тому, как хрипло звучит голос. – Я свободный охотник, брожу по мирам, ловлю э-э… всякоразличных тварей, по заказам иль так, доставляю, деньги беру…
– Как звероловы на жизнь зарабатывают, я знаю, – сухо оборвал его старикан. – Скажи лучше, как же ты в Игнис-то попал, охотничек?
– Они меня сами нашли. Потому что я из охотников на всяческую нечисть – лучший… ну, или один из лучших.
– Или один из лучших, да, да, – кивнул старик. – Скромность есть великая добродетель, как учит нас Спаситель. Так вот, нашли они тебя, и что?
Эварха пожал плечами:
– Да ничего. Нашли, заказ сделали. Я выполнил, что требовалось – тварь словил, доставил, плату получил. Возвращался домой, попал в бурю в Межреальности, выбросило меня прямиком к этой вашей Хаэльдис в силки…
Старик заулыбался и с видимым удовольствием потянулся. Эвархе отчего-то стало не по себе.
– Ишь, как у него просто-то всё… А ежели я мастера позову, профоса нашего? Непревзойдён сей мастер в искусстве отыскания истины…
– Да не вру я, господин хороший!
– Но и правды всей не говоришь! – Горящие глаза старика впились в Эварху. – Что за заказ? Кто заказал? Куда ты его доставил? Почему именно в Игнис? Где твой дом? Как святоши тебя нашли? Всё говори, всё подробно! Ну?!
Ловец набычился. Злость вскипела в нём и смела все расчёты. Поединок он безнадёжно проигрывал – ну и демоны с ним!
– Кто ты такой, чтобы мне допросы чинить? Я никаких законов не нарушил, ни на чью жизнь не посягал! Я даже не знаю, ни что за мир, ни что за город!
– А тебе знать и не надобно! – захихикал старый клирик. – И я тебе отчёта давать не стану, знай только, что любой, кто на Игнис хоть ногой ступил – нашему миру враг.
– Что, и ты тоже? Сам сказал, что жил там.
Старик помолчал и заметил совсем другим тоном:
– А и наглец ты, эльфик. Как тебя звать?
– Эварха-ловец.
– Ну, так расскажешь всё сам, Эварха-ловец, или мастера позовём? Поведаешь честно – накормим, напоим и спать уложим в приятном месте, А ежели нет…
– Да поведаю я, чего ж скрытничать. – Ловец пожал плечами. Ничего не попишешь, придётся делиться подробностями, знать бы только, какие не навредят! – Но не так уж много я и знаю, не взыщи, господин хороший, не ведаю, как звать-величать…
– Викарный епископ Уго Тремоледа, к вашим услугам, – ухмыльнулся старик. – Можешь звать меня просто – ваше преподобие.
– Хорошо, твоё преподобие. – Эварха решил не пикироваться. – Расскажу всё как есть, мне что Игнис, что любой другой мир – лишь бы денежки платили, а под пытки за них лезть – благодарю покорно…
Он почти не сомневался, что старик на это клюнет – наёмники ему, похоже, привычны. И верно, его преподобие викарный епископ Тремоледа понимающе усмехнулся:
– Истинно так, охотничек… коль и в самом деле на Игнисе тебя просто наняли тварь какую словить, так чего тебе запираться? Валяй, выкладывай, я слушаю.
И ловец пересказал свою историю примерно в том же виде, как пересказывал её много раз в Долине магов, умолчав на сей раз, однако, не только о Вольном городе, но и о самой Долине. Чем меньше люди о тебе знают, тем меньше навредят, как любил поучать Мелге.
– А что случилось в Межреальности?
– Не знаю, – признался ловец. Этого он и вправду не знал. – Удар, меня по тропе потащило, едва не сорвался, а выбросило эвон куда…
Старик задумался. За окном едва-едва посветлело, из города донёсся колокольный звон – звонили, должно быть, в храмах Спасителя. Хозяин прищёлкнул пальцами, вспыхнули ещё свечи, и стало видно, что это либо молельный покой, либо какая-то храмовая каморка.
Голоса колоколов слышались ближе и ближе, пока басовито не загудели совсем рядом. Эварха окончательно убедился, что он снова попал в храм Спасителя.
«Свезло так свезло», – вспомнилась ему Хаэльдис.
– Вот что, Эварха-ловец, – сказал, поднимаясь, старик. – Дела сейчас у меня, а ты подожди пока. Отдых и еду получишь. Монашек в постель пока не дам, – он усмехнулся, – но накормят хорошо. Посиди под присмотром, а днём увидишься кое с кем.
Ловец счёл за лучшее поклониться пониже.
Странные они тут, демоны побери. Храм вроде бы, старик при богатой стреле, а даже не спросил, верует ли Эварха. Словно это было неважно.
Эх, как там девчонка Хаэльдис? Всё ли с ней хорошо? Ловец с некоторым раздражением признался себе, что беспокоится о ней больше, чем о пропавшем перстне с черепом.
Встреча и впрямь состоялась. Только уже не в храме, а в настоящем дворце, куда ловца привезли в закрытом экипаже, под охраной четвёрки вооружённых короткими мечами воинов.
Там его отвели в комнатку без окон, освещённую лишь свечами, однако обставленную со всеми удобствами, и оставили наедине с весьма приличным обедом – хотя по времени и для завтрака было рано. Так что ловец по крайней мере наелся.
Потом Эварха дремал на узком топчане, расслабившись – как всякий охотник в ожидании добычи, копя силы для схватки.
Он давно научился чувствовать время. Очень полезное умение, когда ты то и дело попадаешь в разные его потоки или бродишь по Междумирью, где ни ночи, ни дня. Около полудня в замке заворочался ключ, и на пороге явился давешний старик, только не в исподнем, прикрытом шубой, а затянутый в парчовое священническое облачение, такой суровый на вид, что впору было испугаться. За спиной старика застыли те же четверо мечников.
– Его высокопреосвященство монсиньор кардинал желает видеть тебя, Эварха-ловец.
По тёмным коридорам, устланным коврами, мимо застывших в нишах статуй и ваз, его провели в залу, к богато сервированному столу. На стенах вперемежку висели лики Спасителя, перечёркнутые стрелы Его, золочёные и деревянные, и картины вполне мирского содержания. Если не сказать, фривольного – Эварха отвёл глаза от полотна, изображавшего игры полуобнажённой девы и некоего фавна. Дева притворно смущалась, фавн проявлял настойчивость. Но эта была ещё вполне невинна по сравнению с висевшей рядом и являвшей, так сказать, развитие событий.
За столом восседал толстяк в багряной рясе и вкушал жареного каплуна. Он махнул рукой – сверкнули внушительные золотые перстни, – и ловца подвели ближе. Свободу ему не ограничивали, но и сесть никто не предложил.
– Значит, ты и есть тот прознатчик, которого слуга наша выловила в Междумирье? – Взгляд у толстяка оказался неожиданно острый.
– Я не прознатчик.
– Может быть, может быть… – сощурился толстяк. – Но, как мне передали, ты бывал в Игнисе. Видел некий обряд, связанный с древней тварью… Расскажи-ка о нём подробнее.
Эварха принялся рассказывать, а кардинал время от времени задавал вопросы, на редкость, как признал Эварха, толковые. Может, в грех чревоугодия он и впадал, но магом был явно дельным.
Выслушав, кардинал переглянулся со старым викарием.
– Безусловно, трансформа высшего порядка, Уго. Для святой магии вполне доступно, а вот мы себе этого позволить не можем… Зато можем кое-что другое. Как тебя там, ловец! Говоришь, ты был принят в монастыре Сил Святых? Что ты там видел?
Ловец отвечал на вопросы, которые задавали уже и Уго, и кардинал по очереди – задавали быстро, чётко, не позволяя ему обдумывать ответы. Это был уже не допрос – проверка, кое-что об Игнисе в целом и о монастыре Сил Святых они и сами знали, и теперь желали убедиться, что ловец не лжёт.
– Что ж. – Кардинал отложил так и не доеденную ножку каплуна. – Я вижу, тебе можно верить, ловец. Ты принёс нам важные вести – мы бы тебя наградили и отпустили восвояси…
– А что мешает? – рискнул Эварха.
Кардинал усмехнулся, отхлебнул из серебряного кубка.
– Надобно сперва искупить вину перед святой Церковью Спасителя. Эй, Грегор!
Один из мечников шагнул ближе, и не успел Эварха дёрнуться, как на него накинули тонкий тугой ошейник. Замочек защёлкнулся, шею немедленно сдавило, ловец захрипел, вцепившись в плотную, упругую ленту, не дававшую дышать. В глазах потемнело, однако ещё миг – и удушье отпустило, только шея неимоверно чесалась. Эварха ловил ртом воздух, чувствуя, как странный зуд пронизывает его, отдаваясь в глазных яблоках и костях. Чужая магия устраивалась внутри, свивала себе гнездо, до поры до времени впадая в спячку.
А сам ошейник исчез. Пальцы ощущали лишь чистую кожу.
«Вот дела, – уныло подумал Эварха, – только зловредного червеца избыл, и на тебе, новая напасть! Что за манера у всех в последнее время – что-то в меня запихивать?!»
– Вот так, – удовлетворённо сказал кардинал. Ни он сам, ни викарий Уго даже бровью не повели. – Ошейник этот считай за епитимью, ловец. Заклятие удушит тебя, коль не выполнишь возложенное поручение и не вернёшься к оговоренному сроку. Неизысканно, признаю. Даже банально – да зато надёжно.
– А что делать-то надо? – буркнул ловец, всё ощупывая шею. М-да, не зря он святошам никогда не доверял! Подловили, как мышку на сыр…
Впрочем, в отличие от Игниса здесь он не чувствовал магии Спасителя. Не было её ни в ошейнике, ни в расписной каморке, куда попал утром, ни в заклятиях, коими угощал его викарий Уго Тремоледа. А в Игнисе сила Спасителя была повсюду, словно растворённая в самом воздухе – уж её-то Эварха знал хорошо! Белая, жгучая, сухая сила. И отец Бенедикт, и монахи, и в особенности отшельник – все они были до краёв ею полны, ею творили заклятия, ею осеняли верующих.
– Что надо делать, говоришь? – Его высокопреосвященство, так и остававшийся до сей поры безымянным, ловко разделал ножом остатки каплуна. – Да будет тебе известно, ловец, мир Игнис впал во грех гордыни. Впал до такой степени, что возомнил себя равным Спасителю. Можешь такое себе представить? – В глиняный горшок на полу полетела обглоданная кость. – Лет двести назад это многим не понравилось, и Церковь Спасителя раскололась. Большинство клира и верующих осталось на Игнисе, продолжая впадать во грехи, а часть ушла. Здесь, в Идиллии, мы живём тихо и смиренно, а вот Игнис не оставляет мысли… нет, не вернуть отпавших, но отомстить. Ибо гордыня рождает ненависть, верно, Уго? Они, в ослеплении своём, решили, что могут нести Слово Спасителево и само спасение вместо Него, и первыми в их списке – мы. Оружие для этого ковалось долго… – Брякнула ещё одна кость. – Ты видел его там, ловец. Это существо, трансформу. Жизней своих адептов они тоже не пожалели, шпионов мы ловили преизрядно, и будь ты шпионом… – Кардинал перевёл дух и вытер руки полотняной салфеткой. – Будь ты шпионом, завтра бы уже болтался на уютной виселице напротив Жестяных ворот. Но ты не такой, ловец. Не такой, я вижу.
Эварха пожал плечами – мол, не такой, и хорошо, однако предчувствия его одолевали самые дурные. Такие методы убеждения, как зачарованный ошейник, в благих делах не используются.
– Всякий, восстающий против Игниса, свершает угодное Спасителю, – разглагольствовал кардинал. – Ибо грех гордыни всех иных грехов хуже и все их в себе заключает. Понимаешь ты это? Ты встал на верный путь, ловец, осталось лишь делом доказать, насколько ты готов. Не жалеть живота своего, не впадать в постыдную трусость, а почувствовать себя святым воином Спасителевым, сражающимся со всемирным грехом.
Эварха молчал. Кардинал, предающийся чревоугодию и развесивший в собственных покоях весьма малопристойные картины, и младенца бы не убедил в своей святости, – но вот ошейник и четверо мечников за спиной очень даже убеждали.
Почему-то святые отцы Игниса, хоть и выпустили его в Межреальность на верную смерть, казались сейчас куда более похожими на истинных слуг Спасителя. Они, по крайней мере, не лгали. И, кажется, по-настоящему верили.
– Ну как, мне продолжать, или сразу пойдёшь на виселицу?
– Продолжать, конечно, э-э-э… ваше высокопреосвященство.
– Уго, смотри-ка, а он понятливый, – ухмыльнулся кардинал. – Давай, покажи ему.
Викарий слегка поклонился и принёс из дальнего угла высокий деревянный ларец. Сделал знак – мечники вышли, оставив Эварху наедине с церковниками. Крышка со стуком откинулась, и на алом бархате явился большой тёмный кристалл, причудливо огранённый. Грани его не блестели, он словно вбирал свет свечей, зато изнутри, чудилось, пробивалось призрачно-багровое сияние. В нём заключена была немалая сила, сейчас дремлющая, свернувшаяся, но готовая в любой миг вырваться на волю.
Кристалл живо что-то напомнил ловцу. Но что?.. Эварха протянул руку и, поскольку никто не возразил, прикоснулся к матовой грани.
Ну конечно! Пустошник. Ловушка для Древней богини. Сложная связка тёмных кристаллов – очень, очень похожих на этот, только меньше и не столь причудливой формы. Но будто из одного тигля вышедших…
У Эвархи перехватило дыхание, словно он наткнулся на логово крайне опасного и невероятно дорогого зверя. И сунуться боязно, и мимо не пройдёшь. Во что ты вляпался, ловец?!
– Это, Эварха-ловец, твоё покаяние, – усмехнулся старый викарий. – Вовремя ты нам подвернулся, так послужи теперь во славу Идиллии! Времени тебе даём седмицу. В Игнисе тебя знают и впустят, а ты приблизься с этим кристаллом к тому крылатому созданию, которое видел. Подобраться надлежит как можно ближе! Дотронуться-то, наверное, не сможешь, но – чтоб ближе некуда. Подберёшься – коснись пальцами этих трёх вершин. – Уго указал на них, и кристалл отозвался багряной вспышкой. Свернувшаяся дремлющей змеёй магия вскинулась, окатила ловца горячей волной. – Запомнил? Прикоснись вот так, до десяти досчитай и отпусти. А потом принесёшь его сюда, к нам. Тогда и ошейник снимем, и наградим, и отпустим на все четыре стороны. Мы должны защитить себя, а без этого защита наша мало чего стоит.
– А если я ничего не принесу, вы меня удушите.
– Именно. И если не вернёшься вовремя или нарушишь тайну – тоже. Меньшее зло, меньший грех во избежание греха большого. Видишь, ловец, как всё просто? – кардинал сыто вздохнул, отодвинул блюдо, взялся за кубок. – Очень просто! Послужи нам, и мы вознаградим тебя. Но главное – будешь чист перед Спасителем, сражаясь против великого греха…
– Я не верю в Спасителя.
– А это неважно, Эварха-ловец, – ухмыльнулся Уго. – Ты, главное, помни, что белые святоши не такие уж и святоши, и когда доберутся до Идиллии, тут камня на камне не оставят. Потому что для них мы – отступники и еретики, а ересь надо выкорчёвывать безжалостно.
Эварха вдруг вспомнил сгоревший мир, над которым стаей стервятников кружили белокрылые ангелы, и содрогнулся. Он умолчал об этом сейчас, но не забыл, и по всему выходило, что кардинальский викарий прав… Что там говорил толстый маг Динтра – что человек, стоящий рядом с трупом, не обязательно убийца? Пусть оставит эти рассуждения для бродячих сказочников! Интересно, в том мире тоже жили отступники и еретики?..
Он уже не знал, кому верить. С одной стороны, отец Бенедикт, брат Магнус, все прочие – вроде как не делали ничего плохого, заплатили честно, удавок на шею не накидывали, а что выпустили больного в Межреальность… Так он ведь сам ушёл. Не потому ли отшельник так уговаривал его остаться?.. Остаться, чтобы принять истинную веру и излечиться. И верно – если б он, Эварха, остался лишь потому, что носил в себе червеца, а не из искреннего желания сталь добрым чадом Спасителя, получилось бы кощунственное, с точки зрения брата Августина, враньё. Ведь горевал тогда брат Августин, искренне горевал!..
И хоть Эварха недолюбливал слуг Спасителевых, но монахи Игниса не показались ему ни лицемерами, ни интриганами, как те, что сидели сейчас перед ним. Но ведь был и тот несчастный погибший мир, и ангелы над ним, собирающие в клубок выплеснувшуюся предсмертную силу.
Конечно, здешние церковники старательно разыгрывают честность и смирение, но на самом деле под овечьей шкурой скалится волчья пасть. Одна их удавка чего стоит! А как они обращались с Хаэльдис…
Хаэльдис!
Кардинал о чём-то спросил, и пришлось повторить вопрос:
– Согласен ли ты, ловец? Клянёшься ли исполнить порученное?..
– А у меня есть выбор? – Ловец горько усмехнулся. – Исполню, ваше высокопреосвященство, не знаю, как вас по имени. Но с одним условием.
Уго вздёрнул брови, как бы удивляясь: эта мошка пред нами ещё и условия ставит? Но смолчал.
– Я пойду не один. Мне нужна спутница, та, которая меня к вам доставила, рекомая Хаэльдис.
На лицах его высокопреосвященства кардинала и его преподобия викария сперва отразилось великое изумление, быстро, однако, исчезнувшее. Старый Уго ухмыльнулся, шагнул к Эвархе, потрепал по плечу.
– Ага, – ласково проговорил он. – Как же я запамятовал-то – тварь ты на Игнис доставил и плату получил, так ведь? Хаэ-то монетку показала… – Рот его разъехался, как говорится, почти до ушей. – Вон оно что, обобрала тебя пигалица наша, карманы дочиста обчистила…
– Ловка дева Хаэльдис, – захохотал и кардинал, утирая рот салфеткой. – Как есть ловка!..
– Ловка, монсиньор, – согласился викарий. – Да, Эварха-ловец, на твоём месте я б тоже её в спутницы себе затребовал.
– А и отпустим её, – отсмеявшись, сказал наконец кардинал. – Исполнишь наше повеление в точности и деву вернёшь в целости и, гм, сохранности – получишь назад своё золотишко. Ну, за известным вычетом в пользу святой Церкви Спасителя нашего.
Эвархе ничего не оставалось, как поклониться.
– Всё верно, ваше высокопреосвященство, монсиньор кардинал. – Он старательно скопировал викария Уго. – Золотишко своё назад хочу, точно. Вдобавок и дорог в Междумирье находить не умею. А дева Хаэльдис – так зовут, – уведёт и приведёт, куда надо. А уж я глаз с неё не спущу, монсиньор, клянусь ловецкой удачей!..
– Ты совсем с глузду съехал, золотенький, совсем чиканулся? Ты меня за каким лихом потащил во смертушку поганую, а? Только-только дух перевела, умыться не поспела, хоп – посыльный от кардинала! Ещё хоп – и ошейничек! Ничего так, да? И кто виноватый?..
– Рот закрой, – велел Эварха. Сейчас, когда руки и ноги не спутывала эльфийская верёвка, разговаривать с несносной девчонкой стало куда проще.
Хаэльдис надулась. Она, конечно, лукавила, как все женщины – успела она и умыться, и отдохнуть. Вон, лицо чистое, одежда новая, и даже перо в тёмных волосах, кажется, другое. Да и сами волосы в новые косички и прядочки переплетены, новыми бусинами увешаны.
Но обиделась она, конечно, сильно. Эварха вздохнул и покачал головой.
Девчонки! Ведь это Хаэльдис виновата, что они оба сейчас по уши в неприятностях, если не сказать хуже, – а обижается на него!
Сейчас они стояли в тёмном туннеле – всё там же, под городом. Викарий Уго, провожая их в путь, – за окнами кардинальского дворца уже разгорелся закат – особо предупредил насчёт секретности. Дескать, кругом соглядатаи да шпионы, и если ловец не хочет раньше времени сойти во гроб, то в его интересах получше скрыть свою миссию. Хаэльдис во время этой проповеди молчала, как в рот воды набрав, смолчала и теперь, когда Эварха прямо спросил её, чего стоит бояться.
Вот упрямая коза! Ловец ведь не идиот, не забыл, как она спешила опередить неких «княжьих злыдней» – значит, в этой их Идиллии не только обжора-кардинал власть имеет. Значит, и другие есть.
– Куда идти-то? – смягчился Эварха. – Да не стой ты столбом, ну, выдернули тебя из постельки – зато работа не пыльная! Проводила туда и обратно, золота получила, всего-то дел! И я тебе пару монет отвалю, так и быть. Из того, что ты в Междумирье припрятала, спасибо тебе, кстати.
Хаэльдис засопела, выругалась сквозь зубы. Потрогала шею – на белой, ровной коже никакого следа от зачарованной удавки – и нехотя указала вправо.
– Туда идём. Потом на развилке второй слева отводок.
– Перстень верни, кстати.
– Покончим, золотенький, и будет тебе твоя цацка.
Она упрямилась, но ловец решил не давить. В конце концов, они сейчас в одной упряжке лямку тянут, а перстень с черепом – вот он, радостно скалится на тоненьком указательном пальце Хаэдьдис, сияя сапфировыми глазницами. Не делся никуда.
Эварха пошёл первым, девчонка – за ним. Надо отдать должное неутомимому Уго, снарядил он их по высшему разряду и всё потребное раздобыл в самый короткий срок. Эварха щеголял в новой кожаной куртке, на боку – простой, но с хорошим клинком кинжал, за спиной – боевая коса со складным древком, лезвие из странной узорчатой стали.
В котомках – сухари, вяленое мясо, сушёные яблоки и даже орехи с мёдом. Во фляжках – вода и вино. Если б не ошейники, чего ещё желать?
– Ты откуда знаешь, как идти?
Хаэльдис оскалилась:
– Поброди тут с моё, золотенький! Да и перстень твой помогает, безглазых чует. Подари мне его, а?
– Ха, обрадовалась! Это ещё заслужить надо. И вообще, ты меня втянула в неприятности, ограбила, с чего это я должен тебе что-то дарить?
Девчонка зафыркала, но скоро оттаяла и сосредоточилась на дороге, время от времени останавливаясь, отыскивая на развилках какие-то ей одной известные отметины и вполголоса советуясь с черепом, именуя его, о ужас, «миленький».
Эварха даже ощутил укол чего-то вроде ревности, поняв, что эти двое пребывают в совершенном и нерушимом согласии.
А ведь она очень молода, куда младше его. Сколько ей – четырнадцать? Пятнадцать? Как попала на службу к этому жирному лицемеру в кардинальской мантии? Отчего так странно говорит? Отчего не сбежит от них всех в Междумирье – может, на неё ещё одна удавка накинута, посильнее нынешней?
В этой нахальной девице крылась какая-то загадка, и чем больше ловец думал о ней, тем сильнее она его манила.
Он даже впал в рассеянность, чего с ним ещё ни разу не случалось в пути, и очнулся лишь тогда, когда Хаэльдис резко остановилась перед очередным разветвлением. Округлый коридор здесь слегка сужался, и от него плавно отходили два отводка вправо и влево. Девчонка некоторое время топталась перед развилкой, ощупывая неровную стенку, череп мерцал глазницами, что-то подсказывая, а Эварха чувствовал себя совсем сбитым с толку. Он было сам попытался дотянуться до текущей вокруг силы, услышать ту глухую ненависть, похожую на ненависть неупокоенных мертвецов, которую он ощутил в прошлый раз в этих подземельях.
И – ничего. Точнее, злоба никуда не делась, но словно бы приугасла, рассеялась в подземном мраке.
Хаэльдис встревоженно обернулась:
– Эй, золо… как тебя, Эварха! Неладно тут. По ключу надобно шарить направо, а Адальберт говорит – налево…
– Кто говорит?!
– Адальберт, – буркнула девчонка, указывая на череп.
«Адальберт, раздери меня осенние ведьмы, – подумал ловец. – То-то черепушка выглядит таким довольным, кто бы ещё его так шикарно прозвал!»
– А если прямо?
– Там тупик, уж я знаю.
– Ну так пойдём, как э-э… Адальберт говорит! Или что?
Хаэльдис яростно дёргала себя за одну из бесчисленных косичек.
– Неладно тут, – снова пробормотала она, принимаясь, точно слепая, шарить по стене. – Везде неладно. Аль не чуешь? Безглазые тут, близко, близко… Подобрались…
Эварха ничего такого не чуял, но на всякий случай расчехлил боевую косу, закрепил древко металлической накладкой, чтоб не переломилось в бою. И вовремя – только последняя защёлка встала на место, в туннелях возникло какое-то движение. Вначале просто ток воздуха, едва ощутимый, несущий неприятный кислый запах. Потом, сразу – не то вздох, не то тяжёлый всплеск, сразу со всех сторон, всё ближе и ближе.
– Вот они! – взвизгнула Хаэльдис, отпрыгивая назад. – Тикаем!
Однако далеко «утечь» не вышло, потому что туннель позади оказался перекрыт – в глубине его колыхалось и наползало нечто, напомнившее Эвархе вылезающую из раковины улитку, с той только разницей, что размером оно было с добрый валун. Нечто тяжко вздыхало, наваливаясь на стенки, оставляло на них потёки густой жёлто-зелёной слизи.
Хаэльдис, бежавшая впереди, резко остановилась – но недостаточно резко.
Коричневатая тварь с неожиданным проворством выбросила тонкий язык, разбрызгивая слизь – Эварху окатило резким кислым запахом, вышибающим слёзы. Тут бедовой девице и пришёл бы конец, когда б не перстень – череп рванулся вперёд, разом словно вывинтившись из гнезда – за ним тянулось нечто вроде голубоватой призрачной спирали – неестественно широко распахнул челюсти и вцепился зубами в склизкий отросток. Хаэльдис заорала, схватившись за палец – перстень мгновенно слетел с него, едва не вывихнув. Глазницы черепа полыхали багровым, неслышимый визг ввинчивался в самые кости.
– Адальберт! – вопила Хаэльдис. – Вернись, недоумок!
Крошечный череп яростно трепал щупальце, точно охотничий пёс, взявший кабана «по месту»; тварь запузырилась, поверхность пошла крупной дрожью, по ней покатилась ядовитая слизь – но череп, хоть и вымазался весь в жёлто-зелёной дряни, не отпускал.
Эварха взмахнул косой и отсёк мучительно извивающийся отросток, одновременно кончиком древка стараясь подтащить его к себе. Череп быстро понял, что к чему, и разжал челюсти. Хаэльдис откатила перстень рукоятью ножа, а потом, не жалея воды, полила из фляжки. Поднялся ядовитый белый пар, ловец закашлялся.
– Эй, поаккуратнее там! Это и есть ваши безглазые твари?
– Верная погибель, – подтвердила девчонка, осматривая мокрый, но удовлетворённо щёлкающий зубами череп. Жёлто-зелёная слизь, кажется, совсем не повредила зачарованному кольцу, даже серебро не потемнело. – Адальберт, если б не ты, негодник…
Череп засиял сапфировыми глазницами. «И впрямь негодник», – подумал Эварха, осматривая боевую косу. Первый бой стал для неё и последним – узорчатое лезвие истончилось, издырявилось, словно поеденное ржавчиной; небольшое усилие – и оно просто развалится на куски. Кончик древка обуглился и тлел, источая чёрный дымок.
– М-да, и впрямь верная погибель… И откуда ж тут такое?
– Почём я знаю? – огрызнулась Хаэльдис. – Всегда тут были, всегда жрали. Не человека, так крысу, не крысу, так помои… Всё жрут, но люди им особо лакомы.
– И не такие уж они и безглазые…
– Вообще глазые, – согласилась Хаэльдис, – только глаза то есть, то нет.
И впрямь, в складках бурой плоти время от времени раскрывались чёрные блестящие глазки, таращились, снова прятались. И исходила от этой бесформенной туши тяжкая, необъяснимая ненависть, стремление жрать и уничтожать. Не страх загнанного зверя, не ярость хищника – а ненависть ко всему живому.
Кто ж их таких создал-то? И почему его высокопреосвященство с его преподобием терпят в собственных подземельях этакое непотребство?
Лишившись щупальца, тварь, казалось, поняла, что добыча кусается, и медлила. Эварха тоже отступил. Теперь ловец понимал, чего так боялась девчонка – как бороться с эдаким врагом? Мечом не заколешь, топором не зарубишь, только если одним ударом и пополам, но клинок после этого только выбрасывать. Разве что магией ударить?..
– Эй, а чего мы заклятия под спудом держим? Куда магию бережём?
– А что Уго про тайну тебе талдычил? Вдаришь разок, и весь город на ушах, сразу погоню снарядят! Магия – это потом, в Междумирье. Сейчас уйти попробуем…
Тварь пришла в себя после нанесённого урона и снова поползла вперёд, покрывая камень слизью.
– Ну так бежим. – Эварха обломал лезвие косы и запустил обломками в бестию. Металл зашипел, растворяясь на глазах. – Учти, я не местный, туннелей ваших и тварей не знаю…
– Так некуда, – отозвалась Хаэльдис, указывая назад.
Из двух туннелей-отводков, по которым можно было бы уйти, уже выпячивались бугристые тела безглазых; воздух наполнило кислое зловоние. Свободным пока выглядел лишь тот туннель, что, по словам Хаэльдис, заканчивался тупиком.
– Туда! – Эварха потащил девушку в проход. Она словно утратила волю к сопротивлению – покорно бежала за ним и молчала.
– Где твоя магия, хаос тебя задери? Какая сейчас разница, кто нас услышит!
– Ты не понимаешь. – Хаэльдис слабо дёрнулась. – Мы так верней погибнем…
– Мы так и так погибнем!
– Стой!
Но Эварха лишь оттолкнул её.
Туннель и впрямь заканчивался тупиком. Вогнутая гранитная стенка – словно когда-то давным-давно безглазая тварь доползла сюда, медленно-медленно проедая камень, а потом развернулась и уползла в поисках лакомой двуногой добычи.
Ловец встал, загородив прижавшуюся к стене девушку, выставил перед собой раскрытую ладонь. Он, конечно, маг весьма и весьма слабенький, но уж огнешар-то слепить сможет! Огня эти слизняки должны бояться!
– Стой, дубина! Ты не понял…
Поздно. С раскрытой ладони Эвархи сорвался оранжево-голубой шар размером с яблоко, с размаху встретил колышущуюся в проходе тварь.
Эффект превзошёл все ожидания.
Полыхнула не тварь – полыхнула источаемая ею слизь, да так, что в туннеле мгновенно воцарился огненный ад. Эварха упал, прижал собой к полу Хаэльдис.
Стало нечем дышать, огонь лизал затылок, спину, руки, и ловец подумал: «Только б не больно было умирать, только б не очень больно!»
Девчонка всхлипнула, уткнувшись в камень.
И, когда вокруг стало уже нестерпимо горячо, вогнутая стена внезапно дрогнула и отошла. Огонь взвыл, втягиваясь в открывшуюся полость, и угас, только потрескивали остывающие стены и воняло палёным мясом. Эварха, преодолевая головокружение, поднялся, вздёрнул на ноги девчонку и потащил за собой в темноту. Факел сгорел, а другого не было.
Хаэльдис, похоже, не верила, что спаслась – вцепилась в ловца, как в последнюю надежду, и тряслась. А Эварха, обнимая тонкие плечи, вдруг подумал:
«Я её не отпущу и никому не отдам. Никому, будь он хоть сам Спаситель».
И так себе поразился, что постарался сразу же об этом забыть.
Впрочем, задумываться им никто и не позволил. Не прошёл Эварха и трёх десятков шагов, как каменная плита с грохотом вкатилась на место, а впереди забрезжил неровный приближающийся свет. Путешественники снова попали в ловушку – только уже с другой стороны.
В шее вдруг шевельнулась удавка – шевельнулась и притихла, словно кем-то успокоенная.
Хаэльдис по-прежнему крепко держалась за ловца и будто бы старалась за него спрятаться. А ему ничего не оставалось, как положить ладонь на эфес кинжала и ждать.
Очень скоро послышалось бряцание и нестройный шум шагов, из-за плавного поворота вывернула процессия с факелами: десяток вооружённых солдат и высокий мужчина с бородкой, по виду – нобиль не из последних, в лёгкой кирасе с чеканкой и при мече в окованных серебром ножнах.
– Так-так… – протянул он, разглядывая ловца. – Ну-ка, что за мышь попалась в нашу мышеловку? Не шибко крупная, кажется… Не глупи, парень, и останешься жив. Ясно? А это кто там у тебя?
Он сделал знак, и один из стражников скрутил Эвархе руки, а другой выволок Хаэльдис на свет. Ловец не сопротивлялся – сейчас это только навредило бы.
– Так-так… – вновь протянул нобиль, но уже совсем другим тоном. – Мышка-то с секретом! Привет от его высокопреосвященства монсиньора кардинала де Карраско, этой жирной свиньи, не так ли?
Девчонка молчала и дрожала, как осиновый лист. Нобиль презрительно оглядел обоих пленников и бросил:
– Ну, пошли. Мой господин заждался.
В третий раз за последние сутки Эварха стоял связанный, выслушивал чужие выспренние речи и чувствовал, что это всё начинает ему надоедать.
Хаэльдис, со скрученными за спиной руками, сопела рядом. Их привели в богато разубранный зал – узорчатый паркет, дубовые панели, рысьи и волчьи шкуры да старинное оружие на стенах. В зале ждал хозяин этого места – пожилой, сухопарый, при кирасе и мече, как и приведший их нобиль. Только у этого и доспехи, и оружие оказались доброй гномьей работы, из тех, что в любом мире стоят целое состояние, и при том явно бывавшие в деле. Непрост этот пожилой рыцарь, ох, непрост…
– Тебя я знаю. – Рыцарь указал на неподвижную Хаэльдис. – Цепная псица кардинала де Карраско. Давно искал тебя, милая, думаю, ты понимаешь зачем.
Хаэльдис упорно молчала.
– А вот тебя вижу впервые. – Кивок ловцу. – Кто ты, приятель? Ты маг, а я, дружище, всех магов моего княжества знаю наперечёт. Лучше расскажи честно.
Эварха вздохнул и отбарабанил то же, что и сколько-то часов назад кардиналу. Мол, охочусь на всякоразличных тварей, брожу по мирам, дома своего не имею. Рыцарь одобрительно кивал.
– Я догадываюсь, что именно поручил вам этот хитрец в мантии. – Немолодой воин брезгливо потрогал тёмный кристалл, лежавший перед ним на столе. Кристалл его ретивые подручные изъяли у Эвархи. – Игнис, Белый мир – вот его ужас и его вожделение. И он делает его ужасом для всей нашей несчастной Идиллии… Он отправил вас туда наблюдать и шпионить, верно?
Эварха глянул на девчонку, но та даже не шелохнулась. Пришлось признаться ему:
– Верно. Сказал, сходите туда и обратно с этим кристаллом, вот и всё.
– Узнаю старину Родриго, каштаны из огня он таскает исключительно чужими руками… – тихо засмеялся старик. – Но ты-то чем ему ценен, ловец? Почему именно ты?
– Я бывал в Игнисе и принят там, господин, уж простите, не знаю, кто вы.
– А ты свою подружку спроси, – неожиданно язвительно предложил рыцарь. – Она знает. Впрочем, тайны никакой нет, я – князь-епископ Феликс Валламорена, хотя на самом деле куда больше князь, нежели епископ. Впрочем, к делу! Святые наши отцы, забравшие в Идиллии власть, думают, что смогут отбиться, буде Белый мир Игнис обратит на них свою мощь. Думают, что достаточно бросить всю Идиллию на алтарь победы – и победа будет за ними. Глупцы! Не они одни посылали туда соглядатаев…
Князь встал и прошёлся по залу, сцепив руки за спиной.
– Мы, свободные нобили Идиллии, мы тоже кое-что знаем, мы видели, какими силами располагает Игнис, и не хотим умирать. Силы слишком неравны, Белый мир задавит нас. Мы можем погибнуть все, как один, но врага не остановим. И мы знаем, да, маленькая ищейка, что у святых наших отцов припасена заповедная дорожка отсюда, на всякий случай. К созданию которой ты тоже приложила немало усилий, верно? Они думают, что в крайнем случае смогут сбежать отсюда, как когда-то сбежали из своего Белого мира. Но нам-то, нам бежать некуда!..
Он остановился перед Эвархой и вперил в него горящий взгляд тёмных глаз.
– Ты! – Он ткнул ловца в грудь. – Ты нам послужишь. Мы не станем вас убивать, хотя маленькая тварь рядом с тобой уже раз десять заслужила смертный приговор. Ты отправишься в Игнис с миссией мира. Мы, благородное сословие Идиллии, хотим переговоров.
Эварха не выдержал и засмеялся. Хороши же здесь власти предержащие! Одни собираются трусливо бежать, прикрывшись теми, кто и впрямь станет сражаться до последней капли крови, другие затевают тайные переговоры с врагом! А сражаться кто-нибудь хочет? Спасать людей, защищать свою землю?..
– Простите, сиятельный господин, а что я за это получу? У кардинала, как там его звать, нашёлся очень веский аргумент. – Эварха потрогал шею. – А вот что вы мне предложите? Может, заодно уж избавите от кардинальского подарочка?
– Не избавлю, к сожалению. – Князь покачал головой. – Не в моих силах. Но могу на время его, хм… усыпить. Собственно, вы именно поэтому ещё живы – мои маги ослабили действие ваших уз.
– Так что вы мне предложите? Чтобы я исполнил волю вашу, а не кардинальскую? – Эварха утерял остатки терпения. Да что ж они все пристали к нему, будто в мире нет других ловцов и магов!..
– Предложить? О, я ничего тебе предлагать не стану. Вместо этого я оставлю залог, – сиятельный князь взял Хаэльдис за подбородок. Она упорно смотрела вниз, не желая встречаться с ним глазами. – Эта малышка отправила на тот свет – непосредственно и через пыточные его высокопреосвященства, да лопнет он когда-нибудь от своего обжорства – очень много моих людей. Моих лучших людей. И мои люди, те, кто жив, – они обижены. Очень, очень обижены. А есть ещё вдовы, родители, дети… И если ты через седмицу не принесёшь мне ответ от белых братьев Игниса, я с удовольствием брошу им эту крыску. И позволю делать с ней всё, что им заблагорассудится. «Усёк», как выражается твоя подружка?
У Эвархи внутри всё оборвалось. Как они поняли, как учуяли, что он за это действительно сделает что угодно? Между ним и Хаэльдис, кроме препирательств, и не было ещё ничего, но… Но он действительно за неё пойдёт на всё – ради того, что чувствует сейчас и ради того, что между ними ещё может быть. Иначе он и не мужчина вовсе, а, как выражался Мелге, бревно сучковатое.
– Если же ты исполнишь мою волю, ловец, я вас отпущу целыми и невредимыми. Слово рыцаря.
– Кардинал хоть золото пообещал… – пробормотал Эварха, чтобы что-то сказать. Хаэльдис едва заметно дёрнулась, будто он сморозил невесть какую глупость, и снова застыла столбом.
Князь Валламорена усмехнулся.
– Подарить жизнь – что может быть драгоценнее?.. Но ты торгуешься – это мне нравится. Будет тебе и золотишко, слово дворянина. Кралю свою приоденешь хоть, а то и впрямь как крыса помоечная. Эй, Дзиро! Уведите девчонку и глаз с неё не спускайте! Не развязывать, не разговаривать! Ну, сами знаете, как обращаться… А ты, ловец, – жёсткие пальцы ухватили Эварху за плечо, не позволяя увидеть, кто и куда повёл Хаэльдис, – ты сейчас получишь подробные инструкции, что от тебя требуется. Пойдёшь с моим человеком – все переговоры на нём, твоё дело благополучно привести его в Игнис, сделать так, чтобы он встретился с влиятельными братьями, и вернуть обратно.
Эварха потряс головой, отгоняя невольное чувство дежавю.
– Ваша светлость, я ж пути в Междумирье открывать не умею!
– Мой человек поможет, это раз. Два – захочешь увидеть девчонку живой и невредимой, ещё и не то сумеешь. Всё ведь дело в желании, ты согласен?