Ну, вот я снова дома, снова в Москве, родной Москве, по которой скучал в этой долбанной Америке, век бы её не видеть, так думал я, спускаясь с трапа самолёта, если бы не отец, я из Москвы никогда не уехал бы.
Это он настоял, чтобы я учился за границей, ну, как же, золотой мальчик должен получить престижное образование, а чем Москва хуже? Тем более, если у тебя денег, как у дурака фантиков.
Уезжал я, тогда из Москвы, с тяжёлым сердцем, не хотелось. Думал, не закончится год, но всё проходит, и раза два за этот год был дома, куролесил с друзьями, клубы, девчонки, ну и конечно работа у отца. Он владелец гостиниц, и не только в Москве.
Всё лето, перед четвёртым курсом проторчал в его офисе, помогал как мог, учёба началась и я снова за океан отправился. Но, отучившись месяц, вдруг осознал-всё, не могу я тут больше, не привыкну к чужой земле, от слова никак, Сколько можно мучить себя? Странно, многие мои хорошие знакомые, оттуда в Москву не хотят, а я из Москвы не хочу уезжать. Я люблю свою столицу. Вырос в ней, это мой родной город.
Снова перевёлся в свой родной универ, на четвёртый курс, снова однокурсников-друзей встречу, эх, хороша жизнь. Что бы там не говорили, а дома лучше и в учебных заведениях наших лучше
Телефон вибрирует.
– Да, бать, прилетел- Отец звонит, переживает, а голос обиженный, не смирится никак, что ослушался его, но ведь у меня и свои мозги есть, не мальчик уже.– Приветствую тебя в аэропорту Домодедово.
– Ты к нам сейчас?– Как же, к вам, что я там у вас не видел, Машу твою, это мачеха, сам на неё смотри, мне на неё как то, фиолетово. – Ты посмотри, приветствует он.– Проворчал отец. Я засмеялся.
– Нет, к себе на квартиру, что я там у вас не видел.– Отец купил квартиру мне два года назад, зачем я мимо неё проеду. Приеду, сразу в душ, а потом придавлю диван, устал очень. – К себе, бать, к себе, жильё ждёт своего хозяина.
– Ну, смотри сам, а то Лида ждёт тебя, покормить хочет- Я улыбнулся, тётя Лида, незаменимая наша работница, любит меня как родного сына. Я её тоже.
– Спасибо ей, бать, на днях загляну, тогда и поем её стряпню.– Тётю Лиду нельзя обижать, тётя Лида святой человек.– Привет передавай и Марии Васильевне, и тёте Лиде.
–Ну, бывай.– Отец, занятой человек, всё у него по правилам, всё по графику и по плану, ну, бизнесом кто занимается, все такие.
–Пока.– Я отключился. Вдохнул полную грудь родного воздуха, и двинул к автомобильной стоянке. Колька, друг, за мной сейчас приедет.
Около меня просигналила машина, вот он друг незаменимый, всегда поможет. Всегда рядом, всегда поддержит.
– Привет, дружище, давно не виделись.– Мы крепко обнялись. – Ник, ещё месяца не прошло, а я по тебе ужасно соскучился.
Я соскучился так что задушу сейчас Ника в объятиях.
– Привет Эд, ты, вроде, выше стал, на американских харчах отъелся. Знаешь, я тоже, частенько забавы наши вспоминаю.– Мы, глядя друг на друга, засмеялись.
– Ну ты скажешь, тоже, отъелся.– Я сгрёб его в охапку. Ничего, он тоже тяжеловат, любимая девушка откормила, наверное. Есть кому, это хорошо. Это по житейски мудро.
– Ого, и мышцы накачал- Смеётся Колька.– Как настоящий боксёр.
– А что там мне ещё оставалось делать, скучал Колька, знал бы ты, как.– Сказал я отпуская его.– В тренажёрке только и спасался, смотреть не мог, ни на что, больше. В голове одна мысль-домой. А ты поправился вроде.
– Учиться с нами будешь? Да-а, отстал от нас немного, октябрь уже, что то ты припозднился. А что поправился, это Алискина заслуга. Она меня кормит.
Мы засмеялись. Колька сел за руль, я рядом. Ох, как я ждал этого.
– Нагоню, ты же меня знаешь, да и нет ещё таких зачётов, которые бы за деньги не покупались.– Ответил я.– И экзаменов тоже, и курсовых. Ты лучше скажи, много первокурсниц красивых приехали учиться?
– Ну-у, есть, так то, но, ты же знаешь, у меня Алиса, я на других не смотрю.
Ну уж, как же, не смотрит он, чтобы Ник, да красавиц не заметил, тут никакая Алиса не помеха. С Алисой они давно знакомы, вернее мы все знакомы, а любовь у них, в августе этого года, прямо-таки, вспыхнула и серьёзно. И, как я понимаю, навсегда.
– Да, ты у нас верный, примерный, молодец, но всё же, некоторых увидел, а?– Засмеялся я, а сам удивился, неужели Ник влюбиться смог, он же всегда говорил, что любовь-детские сказки. Чудеса.
– Сиди, пристегнись, поедем, хватит зубоскалить.– Колька включил мотор, я уже и так сижу рядом, и приглашать не надо. Покатили.– Вот, как сам втрескаешься, тогда поговорим. За сердце, какая-нибудь ухватится, не вырвешь, с ума по ней сходить будешь. Поверь влюблённому "джигиту".
Джигит. Я посмотрел на друга недоумённо. Нет. Такого со мной не случится, я из другого теста. Что такое любовь, мне неизвестно.
– К родителям едешь, или?– Спросил Колька, выруливая на трассу. Господи-и-и и дороги родные и домА, и я- дОма.
– Нет, в свою квартиру.– Сказал я устало, перелёт утомил.– Отдохнуть надо, устал в дороге. Отоспаться на своей постели, Выпить родной воды и съесть московский калач.
– Эд, да ты рмантик! Или как там называется? Ностальгируешь.– Заржал Ник.
– Ещё как ностальгирую. По русски, тоскую и скучаю.
Мы ехали их аэропорта, я не нарушал молчание, чтобы не пропустить ни один кустик, по дороге, ни одну машину… в Москве… ни один дом.
***
– Ну, садись друг, американского алкоголя отведаем, закусим, американской колбасой.– Пригласил я Кольку за стол.
Колька закатил глаза. Выпить мы оба никогда против не бываем, но вот тут осечка вышла.
– Я за рулём, какое отведаем, мне к Алиске надо, звонила уже, где пропал, друга говорю встречаю.
Колька, друг, совсем обабился, подкаблучником стал. А может это и неплохо? Это я подумал, а вслух сказал другое.
– А, ну если к Алисе, святое дело, может, хотя бы чай?– Предложил я, ну не прилично отпускать человека, не угостив. Я же гостеприимный хозяин.
– Не могу, Эд, правда тороплюсь, давай. Пока.
Ударили по рукам и разошлись, как говорится. Эх-х, пусть едет, там, любимая девушка ждёт. Там интерес у человека.
Наконец-то я дома, принял душ, есть не хотелось, прилёг на диван, и… Провалился. Проснулся, за окном темно, на часах, два часа ночи, ничего себе, двенадцать часов диван давил.
Посмотрел пропущенные звонки, Валя, пять раз звонила, подруга моя, правда, давняя, я же ей и звонить и приходить ко мне запретил, после того случая, не уймётся всё никак. В Америку за мной ехать собиралась, Макар Захарович не пустил, отец её. И правильно сделал, тут достала, ещё бы там мне проходу не давала.
Правильно. Правильно сделал. Пусть здесь учится.
Запретить то, запретил я ей приходить ко мне, только что её удержит? Она как будто и не слышала. А, разозлился я, тогда, на неё страшно, я ей, даже, смотреть на меня запретил, уж она и прощения просила, и плакала. А что у меня, его, прощения то, просить? Проси у той, кого чуть на тот свет не отправила, из-за дури своей. Случилось это, четыре года назад.
Моему отцу, вздумалось жениться, я не то, чтобы против был, а, как то мне, всё-таки, не по себе стало, мачеха, этого мне только не хватало, да ладно бы одна. Так нет, с дочкой. Сколько ей тогда? Четырнадцать вроде было.
Когда он сообщил мне эту "радостную" новость, я промолчал, только поморщился. Вот это влип!
Это не ускользнуло от отца, он посмотрел строго на меня.
– Сын, даже если тебе не нравится, что я женюсь, это моего решения не изменит, Маша и Таня будут жить с нами, не хочешь общаться с ними не общайся, но и недовольства своего не показывай.– Предупредил меня отец и добавил тихо.– Пойми сын, ты взрослый уже, должен понимать, мне, как то, свою жизнь, заново налаживать надо.
– Да, мне, всё равно.– Сказал я, хотя на душе кошки скребли, на фига они мне здесь. Я привык жить так как хочу, мальчик, семнадцать лет, у меня есть девочка.
Та самая Валя, которая на всё согласна, ровесница, смазливая на лицо, всё при ней, а что ещё пацану разбалованному надо.
– Делай как знаешь.-Я любил своего отца, желал добра ему, только вот моя, жизнь вольная, дала трещину. В виде двух дам.
А, именно, мачехи и "сестрёнки", ну, что ж, деваться некуда, посмотрим, что за "птицы", эти новоиспечённые родственницы. Маша и Таня. Может, не так уж всё и плохо, а я, накручиваю себя.
Мария Васильевна, так зовут мачеху, очень даже симпатичная женщина оказалась , ухоженная, характер тоже неплохой, ко мне хорошо относилась, а вот дочка её. Да! Это отдельная тема. Умора. Без смеха тут, ни один день не обойдётся. Весело будет, решил я, с такой родственницей.
Она и прожила-то у нас месяца три, наверное. Как можно, в четырнадцать лет, быть такой бочкой, понять не мог, как хомяк, жир с ушей того гляди капать начнёт. Ох и поиздевался я над ней тогда. Дурак. Позже узнал, что полнота у неё, от каких то таблеток, которые принимала из-за болезни, сердечной вроде.
Сейчас вспоминаю, самому стыдно. А тогда, повод для насмешек и приколов.
– Ты вёдрами, что ли, жрёшь? Отчего такая?– Смеялся я над ней, когда никто не видел.– Ну и ряха у тебя, ха-ха-ха, щёки как у хомяка. – Ржал, как придурок последний.
Девчонка смотрела на меня испуганно, уходила в свою комнату, сидела там, пока тётя Лида не позовёт её. Кстати, ела она мало, а я не понимал, почему она такая, ночью, что ли, хавает? Думал.
Семнадцать лет мне, а ума, наверное, меньше чем у неё, четырнадцатилетней было. Где ты теперь, Танька Авдеева? Всё, в Екатеринбурге своём?
– Слушай, а ты сколько весишь? За сотню перевалило уже?– Это Валька, подруга моя, спрашивает, мы вместе с ней издевались над Танькой. – Смотри, не увлекайся чревоугодием, а то и за тонну перевалишь. Интересно, как себя ещё носишь?
Заметив слёзы на глазах сводной, я толкнул Вальку слегка.
– Больше вешу, если сейчас упаду на тебя-придавлю.– Сказала Таня.
Мы рты открыли.
–Ты смотри, она ещё говорить умеет, а мне казалось-немая. Толстая, немая. Или это, ты только с Эдиком не оговариваешься? Влюбилась поди.– Не унимается Валя.– Смотри я ревнивая, глаза выцарапаю. Не заглядывайся сильно на него, не подвергай себя опасности.
– Хватит.– Сказал я, когда Таня ушла.– Что то, разошлась ты, не по делу. Ей лет четырнадцать, а ты про любовь. Совсем что ли, одурела?
– Сам то, не видишь, как она на тебя смотрит-влюбилась, точно.– Не унималась Валька. – А, что четырнадцать? Я, тебя, с тринадцати люблю.
– Дура!– У меня кусок чуть в горле не застрял, любит она, до чего же эти девчонки глупые, думал я.
В общем, в таком духе мы над ней издевались вместе с Валькой, пока никто не видел, называли её и сарделькой жирной, и свиньёй и ещё много прозвищ обидных ей придумывали.
Она не жаловалась никому, либо уходила от нас в свою комнату, либо в сад, а если, мы стояли в дверях, и не пускали, краснела, слёзы на глазах.
Доводили мы её, конечно, жестоко. Нет. Она не жаловалась. Да. Уходила от нас, часто со слезами, сидела в комнате своей, или гуляла по двору с нашей Ванессой, это кошка. Чем ей так девчонка приглянулась?
Непонятно. Обычно людей чужих Ванесса не любила, а к Тане привязалась с первого дня. Интересно наблюдать было, куда Таня шла, туда за ней и Ванесса, иногда сидя на качелях в саду, она играла с кошкой, та ластилась к ней, Таня гладила её по спинке, Ванесса выгибалась вся.
Тётя Лида, частенько, глядя на их возню, скажет.
– Хороший человек Таня.– Вздохнёт и продолжит свою работу, она поваром у нас работала.
– Почему так думаешь, тёть Лид?– Недоумённо спрашивал я её. Что за примета?
– Кошки только хороших людей любят, вон к Вале твоей и не подходит, хоть она, вроде, и не плохая, Валя, но Ванесса не жалует её.– Просвещала меня тётя Лида.
Ведь и правда, Ванесса почему-то не любила Валю, всегда убегала , когда та старалась её погладить. Ну, кошка она и есть кошка, у неё свои заморочки, кошачьи.
А мы с Валькой в своём духе, потешались над бедной девчонкой. Ох, аж вспоминать неудобно. Вот что надо было? Не знаю. Посмеяться? Наверное.
В классе у нас мальчишка один учился Лёшка Шилов, так вот он, Тане под стать, такой же толстяк, мы его ей в женихи записали, сказали познакомим, когда занятия в школе начнутся. Он, тоже комплексовал, из-за своей полноты, но сносил злые шутки молча, не отвечая на насмешки, и ещё я заметил, он на Валю заглядывался, а она на меня. Где сейчас Лёшка? Вроде в Германии учится, Колька говорил. Он ему дальний родственник какой-то, что ли, по материнской линии.
– Будете как две "ягодки", толстопузые.– Хохотали мы с Валькой.– Кстати, у него отец банкир, так что, в шоколаде ещё будешь. Банкирша!
В общем, как могли, доставали Таню, только она, видно привыкла к издевательствам, и перестала обращать внимания на нас, посмотрит, как то, странно, после наших словоизлияний, как на ненормальных и спокойно уйдёт по своим делам, всё в школу собиралась, ездила по магазинам с матерью. Выбирала себе форму, рюкзак, школьные принадлежности, одним словом. Учиться хотела, прилежная видно.
Только учиться ей у нас не довелось. Нет. Не моя в этом вина, успокаивал я себя тогда, а на душе всё равно, паршиво было. Ох, Валька. Ну и наделала делов. Убить её за это мало.
Уже августа вторая половина была, нам купили всё необходимое к занятиям, сам я этим не занимался, всё отец с мачехой, и Таня тоже с ними.
Тут и случилась эта история.
За два с половиной месяца я, как то, привык и к Марии Васильевне и к Тане, мне уже и не казалась она такой толстой. Привык. Наоборот отметил, что у неё очень красивые глаза, какие-то тёмно-синие, необычные, ни у кого таких не видел, с поволокой, а ресницы пушистые, в уголках глаз переплетались между собой верхние и нижние реснички. Красиво. Полная, да, а фигура неплохая. Похудеть бы ей чуть-чуть, хотя бы. Красавицей будет.
В тот день, я сидел у себя в комнате, разбирал тетради, учебники, готовился грызть гранит науки, десять дней вольницы, а там одиннадцатый. Последний, так сказать, год учебный.
А в какой же класс Таня пойдёт? В восьмой, наверное.
Тут визг из её комнаты, я аж подпрыгнул.
Что случилось, забежал к ней, визжала Валька, а Таня лежала на полу. У Вальки сумка в руке в ней возится кто то. Когда пришла не видел. Ко мне не заходила.
– Ты что наделала?– Заорал я, не помня себя.– Кто там у тебя?
– Это… это… змея, … но, она не ядовитая, а эта дура в обморок упала, когда я её выпустила.– Заикаясь, ответила Валя, а у меня глаза на лоб полезли.
Я опешил.
– Ты с ума сошла?!!! А если умрёт от страха?!!! Совсем что ли, с катушек съехала!!!-Ничего не соображая орал я.
Девчонка не шевелилась. Ох, и перепугался я тогда, никогда ещё никто при мне в обморок не падал. Додумалась, кого в дом принести, эта Валька, с причудами девка.
На автомате, не контролируя свои действия, позвонил мачехе, они вместе с отцом на работе были, объяснил ей в чём дело. Она закричала, что приедет сейчас. Пока, посмотри у неё в сумке, там капли и таблетки лежат, надо как то, её в чувство привести и врача вызвать.
– Беги у тёти Лиды нашатырный спирт возьми, на ватку его! – Крикнул я Вальке, она убежала, а сам в сумку Танину за лекарством. Пальцы дрожали, всё валилось из рук, ничего не найду.
Валька с нашатырным спиртом прибежала, с ней тёть Лида, увидила Таню, запричитала, заохала: да что же это? Да, как же так?
Кое-как привели в чувство девчонку, и по щекам хлопал, и спирт нашатырный на ватке к носу подносил. Нет-нет, глаза Таня, всё же, открыла.
Вскоре и мачеха приехала.
– У неё с сердцем проблемы.– Плача, сказала мачеха.– Ей волноваться нельзя. Что такое случилось, Эдуард?
– Не знаю.-Соврал я.– Зашёл к ней а она… на полу лежит без движения.
Вальку к тому времени проводил домой, тёть Лида причину не знала. Ох, Валька! Я её, даже не проводил, а выгнал, надо бы пинками ещё. Таню увезла скорая, после этого я её больше не видел.
Она отлежала в больнице, дней десять, а может и больше. Я к ней не ходил, стыдно было, впервые за семнадцать лет. Практически по моей вине, она там оказалась. Если бы я не цеплялся к ней, то и Валька вела бы себя приличнее. Пусть косвенно, но я виноват, конечно, тоже. Ну, не знал я, что у неё с сердцем проблемы. Если бы знал, то и сам не доводил девчонку, и уж Вальке бы ни за что не позволил.
В школе уже начались занятия, забота появилась, замотался. Но всё равно, ждал когда выпишут Таню из больницы.
Однажды, после занятий, спросил у тёти Лиды: девчонку не выписали? Она сказала, что выписали из больницы, но дома нет, она уехала, приезжал её отец и увёз к себе, в Екатеринбург вроде. Вот и всё.
Уехала. А я, даже, не извинился за своё поведение. Это я сейчас так думаю. А тогда о каких то извинениях я и не думал, у меня и мысли такой не было. Гордый, даже сейчас усмехнулся, ещё перед какой то девчонкой буду унижаться. Да, это я тогда так думал, дурак был, сейчас бы извинился, толстая и толстая, пусть. Теперь, наверное, ещё солиднее стала. Ну и ладно, такая у неё конституция видно. А может похудела? Впрочем, вряд ли, слишком она была полная была. А если таблетки пить перестала? Всё может быть.
Как бы там ни было, но с того дня, я и запретил Вальке приближаться ко мне, перепугала она и меня своей змеёй до крайности, и не только меня, некоторых до больницы. Как только в голову такое пришло? Ну ты их не боишься. А, другие? Разозлился я здорово, пусть даже и не ядовитая змея, но один её вид… бр-р-р. По секрету скажу, я сам их боюсь. Сказал Вальке, чтобы я тебя, вообще не видел, возле себя, но… ей как об стенку горох, говори не говори, люблю и всё, ну и люби, но так, чтобы я не знал. Зачем со всех утюгов вещать об этом?
Да. Такая вот история, ни отец, ни мачеха до сих пор не знают, отчего девчонка тогда в обморок грохнулась, чего так испугалась, ни она, ни Валька, ни я, ничего не сказали им. Тёть Лида, само-собой, ничего не знала.
Без Тани, как то пусто в доме стало, грустно. Привык. Вот ведь, совсем чужой человек, а скучно без неё, не с кем слово сказать, хоть и обидное. Смешно, да, но, я скучал по ней тогда. Не хватало чего то мне. Как могла её мать отпустить? Может догадалась, что не просто так упала Таня без сознания. Неизвестно. Но факт остаётся фактом. Девчонка уехала.
***
Мама звонит, тоже переживает.
–Да, мам, дома я, долетел хорошо, ты как?
Мама, после того как развелась с отцом, в Лондон с новым мужем укатила, а я с отцом остался, не захотел никуда ехать. Мне пятнадцать лет было, и жизнь свою менять не хотелось. Куда я из родного дома поеду. Тем более за рубеж?
– Ну, ладно. У отца был?– Спросила мама, голос грустный, тоже расстроилась что я обратно уехал из заграницы.
– Нет ещё, отдохнул только.– Ох, а время то, уже восемь утра, а я лежу вспоминаю, былые случаи из моей маленькой жизни.
Отключился после обмена любезностями, мама часто мне звонит, скоро приехать должна, увидимся.
Что же, надо ехать в универ, документы отвезти, всё узнать, что и как. Посмотреть, что за однокурсники, разведать обстановку.