Человек создан слабым. Бегает медленно, скачет плохо. У него нет теплой шкуры, позволяющей спать на голой земле, острых когтей, которыми можно добывать пищу. И избалован донельзя. Не хочет кушать свежее сырое мясо, пить воду прямо из речки. Посему, люди строят дома, ставят в них очаги, а на воздух выходят, намотав на себя побольше тряпок. На охоте человек предпочитает бить зверя из лука, или протыкать копьем, чтобы потом жарить сочные куски над огнем, а еще лучше – варить на мясе вкусную похлебку. Стало быть, везде и всюду нас сопровождают орудия и оружие, вещи и предметы.
Но в дороге, особенно если идешь пешком, следует обходиться лишь тем, что способен нести на себе. А иначе, далеко не уйдешь.
Так, или примерно так рассуждал Данут, собираясь в путь. В зимовке, куда юноша ушел от сожженного жилья, было немного полезных вещей, но они были. Но все, что может пригодиться в дороге, вовсе не означает, что это «всё» можно тащить с собой.
Юноша устроил смотр нехитрому скарбу, прикидывая – что взять, а что оставить. Крупы и соли оставалось совсем чуть-чуть (собирался пополнить припасы), но немного, это лучше, чем ничего. Надо брать. То, что не обсуждается – отцовский меч, собственный нож и топор. Два копья. Одно насажено на длинное древко, с которым хорошо ходить на оленя, а второе, которое на медведя – короткое и толстое. Сейчас бы он предпочел что-то среднее, но вырезать новое древко было не из чего, а ждать, когда просохнет, не было времени. Поразмыслив, Данут снял наконечник с длинного древка и уложил его в дорожный мешок. На оленей он точно охотиться не станет, а для дороги (буде, встретиться какое-нибудь чудище) нужнее оружие покрепче. Котелков тоже две штуки. Но с ними проще – чугунный, что побольше, оставить, а медный, маленький, можно взять. Или все-таки взять оба? Выбросить посуду никогда не поздно.
Нельзя сказать, что Данут был чрезмерно хозяйственным, или жадным. Отнюдь. За хозяйством присматривал отец, а жадность… Ну, откуда ей взяться в рыбачьем поселке, где главное богатство – зерно и рыба делились строго поровну, а чтобы заполучить в собственность лишнюю расписную кружку, оловянную ложку, следовало немало побегать за зверьем, или нырять в холодную воду? Здесь другое. Кем не был парень, так это наивным. Дядя в городе, это хорошо. Вопрос лишь, примет ли дядя? Живи дядя… как там его? – Силуд, не в Тангейне, а в каком-нибудь селении, наподобие их поселка, Данут бы даже не задумывался – пришел бы, в полной уверенности заполучить крышу над головой и толику родственного тепла. А вот как там в городе? Юноша немало общался с купцами и их приказчиками, приплывавшими за товарами, чтобы понять – они совсем другие. Не впустят в дом незнакомого человека, двери жилища запирают на огромный замок. А ради ценного товара, готовы на все. Видел, как купец, чье богатство было больше, чем имущество десяти их поселков, ползал на пузе, чтобы заполучить рог морского единорога.
Если в рыбацком селении сильный и неглупый (а он точно не дурак!) молодой мужчина будет принят с радушием (хворого и слабого тоже приютят, с голоду пропасть не дадут, но здоровому будут рады гораздо больше!), то непонятно, как его встретит огромный город? Захочет ли брат отца приютить беглеца? Не решит ли, что на его голову сваливается нахлебник? В любом случае – примет его дядюшка, или нет, но чем-то надо жить. Бездельником Данут быть не хотел, да и не умел. Вряд ли в Тангейне нужны рыбаки или охотники. И точно не требуются ловцы речного жемчуга. Если бы в городах ловили рыбу и били зверя, так не посылали бы огромные корабли вдоль берегов, не устраивали бы торжища. Конечно, рано или поздно он себе работу отыщет – мешки таскать, тех же купцов охранять от мертвяков и орков, но когда это будет? А до тех пор, он должен рассчитывать лишь на себя, да на свое имущество. Впрочем, не лучше ли вместо тяжелого котелка взять в город побольше воска? Лучше бы взять мед, он дороже, но пока несешь, половина впитается в меха, а вторая загустеет и пропахнет кожей.
В сборах Данут провел целый день, хотя, по правде говоря, хватило бы и пары часов. Поймал себя на том, что он просто оттягивает уход. Как бы то ни было, но отцовская зимовка – это что-то домашнее и привычно, родное. Порадовался, что не стал выбрасывать старую одежду. Та, в которой он хоронил односельчан, превратилась в лохмотья, пропитанные сажей и трупным запахом. Да и он сам, как ни купался в море, а потом не мылся в реке, но так и не отбил от себя запахи гари, горя и смерти…
Был и еще один важный вопрос – куда идти? Вернее, как выбрать путь и дойти до города, не заблудившись, не утонув в болоте или, что еще хуже, не забредя в земли орков. Если бы норги оставили хоть одну лодку, рискнул бы пойти вдоль побережья. Если выходить ночью на берег, можно добраться за два-три дня. Ну, за неделю, так точно. А по лесу? Данут помнил карту, составленную отцом – в Вотрон впадает три реки, что означает, что их надо как-то переходить. Вряд ли кто-то приготовил ему лодки или мосты. Но обойти реки тоже не удастся, да и мест он не знает. Решено – он пойдет вдоль берега моря, а переправа… Ну, как-нибудь…
Первые два дня пути прошли без всяких приключений. Правда, крупу приходилось экономить, позволяя себе варить кашу один раз в день, а есть хотелось чаще. Ни птица, ни зверь по дороге не попадались, а мед уже не лез ни в одно место. Посетовав на себя, что не запасся рыбой, Данут хмыкнул. Как всегда, полезная мысль приходит в голову поздно.
Через первую реку Данут переправился просто. Нашел пару сухих бревен, связал их между собой. Уложив на плот-недомерок одежду и вещи, шутя переплыл преграду. Выйдя на берег, юноша мысленно похвалил себя, разглядев следы старого кострища, почти заросшего одуванчиками, но еще узнаваемого. Значит, кто-то когда-то здесь делал привал и выбор дороги был правильным.
Рыба в реке оказалась непуганой, она бродила едва ли не по поверхности, лениво охотилась друг на друга и также лениво удирала. Скоро самодельная острога Данута прибила к дну небольшую щучку и пару окуней. С готовкой парень особо не заморачивался – выпотрошив тушки, обложил их лопухами, обмазал глиной и сунул в костер. А скоро Данут наслаждался печеным окунем. После однообразия последних дней, горячая рыба, источавшая соком, показалась лучшей едой в мире. К ней бы еще кусочек хлеба – был бы княжеский пир!
Перекусив, юноша уложил оставшуюся рыбу в мешок и двинулся дальше. По его расчетам, где-то должен был оказаться ручей, у которого можно переночевать.
Когда Данут осилил еще один ручей, лес начинает редеть. Может опушка, но скорее всего, очередная полянка. Парень ускорил шаг, рассчитывая устроить привал, но шум, крики, лязг железа, заставили его остановиться. Укрываясь за деревьями, Данут подошел ближе.
На поляне кипел настоящий бой. Невесть сколько гномов – из-за постоянного мельтешения толком не разобрать – не то пять, не то двадцать пять, в отчаянном остервенении нападали на тролля – человекообразное существо, прикрытое только седой шерстью, лениво отмахивающегося дубиной. Но, несмотря на численный перевес, сомнений в исходе схватки не оставалось. Гномы были храбры, но бестолковы и, вместо того, чтобы окружить противника, изматывая его уколами и ударами, лезли кучей, мешая друг другу. Деревянная палица тролля, обитая железом, величиной едва ли не с самого хозяина, хотя и казалась медлительной, действовала уверенно и четко. Великан держал на расстоянии чужие мечи и топоры и, время от времени наносил смертоносные удары. Иногда гигант подпускал гномов ближе, словно бы раскрывался, а потом, от всей силы бил ногой в грудь самого храброго.
Гномов становилось все меньше. На истоптанной до земли траве, среди растерзанных палаток, затоптанных очагов тут и там лежали маленькие, словно бы детские тела. Вот, опять дубина угодила в плечо одного из гномов, отбрасывая того в сторону. Малыш, в суматохе боя не ощутивший боли, вскочил, сделал несколько шагов в сторону врага и, только потом упал и замер.
Данут, цепким взглядом оценил обстановку, торопливо, но без суеты скинул мешок, шагнул вперед, глядя в сторону великана. Короткое тяжелое копье привычно легло в правую руку, левая вытянулась по направлению удара. Словно на промысле, парень прицелился и, «поймав» взглядом огромную волосатую грудь, метнул копье, как когда-то метал гарпун….
Крик умирающего гиганта разметал в стороны гномов, сбросил с веток любопытных лесных птиц. Великан, с недоумением поглядел на копье, впившееся ему прямо в сердце. В его мощном теле еще оставалась жизнь, и, подобно тому, как смертельно раненый кашалот бьется в агонии, пытаясь вырвать из тела иззубренное жало гарпуна, сокрушая в щепу лодки китобоев, гигант попытался вытащить из груди смертоносный металл и, замахнувшись дубиной, сделал мощный прыжок в сторону своего убийцы. Чуть-чуть не допрыгнув до Данута, уже выхватившего отцовский меч, наткнулся на одного из малоросликов и рухнул лицом вниз, насаживая себя на копье и увлекая за собой гнома.
Не убирая меча, осторожно, мелкими-мелкими шажками, Данут начал подходить к поверженному великану, а приблизившись, осторожно дотронулся до огромной волосатой ноги – вначале клинком, а потом и рукой: расслабленная, еще не начавшая остывать, как оно бывает в первые мгновения после смерти. Гигант был мертв.
Гномы, оставшиеся на ногах, настороженно переглядываясь, не убирая оружия, приблизились к победителю.
– Благодарю вас, – на вполне человеческом языке сказал тот, что постарше – с опрятной, несмотря на схватку, бородой, заткнутой за золотой пояс, с маленьким, словно бы игрушечным клинком. Подавая пример, старший гном убрал свой меч. Остальные, выглядевшие моложе – бороды едва достигали груди, с серебряными и бронзовыми поясами, благодарно закивали, пряча оружие.
Данут сухим щелчком отправил клинок в ножны, вежливо склонил голову. Решив, что приветственная часть закончена, юноша с огромным трудом сдвинул с места мертвого тролля. Увы, придавленный тушей гном был мертв.
Малорослики разбрелись по поляне, пытаясь определить – кому из соратников нужна помощь, а кто в ней уже не нуждается. Убитых складывали в одну сторону, раненых в другую. Кажется, мертвых было гораздо больше.
Данут попытался освободить свое копье. Ухватив окровавленное древко под самым жалом, торчавшим из спины, потянул на себя. Похоже, сломалось. Найдя подходящую ветку и, орудуя ей как рычагом, повернул великана на бок. Так и есть – древко, вырубленное из прочного ствола черемухи, толщиной с руку, оказалось надломанным не то от удара о землю, не то от усилий тролля. Подивившись невероятной мощи чудовища, Данут, стараясь не испачкаться (хотя, терять уже нечего), вытащил-таки оружие. Как мог, очистил копье от бурой крови, пошел помогать гномам.
Мертвых набралось с десяток, а раненых всего пятеро. У Данута был кое-какой опыт – не один раз ходил на промысел, видел, как это бывает, если охотник попал под удар хвоста кашалота, или попался под тушу моржа. Здесь было что-то похожее – словно взбесившийся кит разломал лодку, а потом долго лупил хвостом по барахтающимся в море беспомощным людям. Достаточно было глянуть на несчастных, чтобы понять – с такими увечьями они проживут недолго. Ну, разве что тот парнишка, попавший под удар дубины, прямо на глазах Данута, имел хоть какой-то шанс. И то, судя по всему, руку придется отрезать у самого плеча. От стонов несчастного у Данута пошли мурашки по коже. И что теперь делать? Слышал, что гномы и дворфы мастера по части всяких лечебных зелий, только нет таких лекарств, чтобы собрать раздробленные косточки и сложить их в нужном порядке.
Кажется, это понимали и сами гномы. Оставив в покое тех, кто был без сознания, старший из малоросликов сделал какое-то странное движение ладонью – похоже, осенил себя кругом, вытащил из кармана блестящую фляжку и поднес ее к губам изувеченного.
Данут отвернулся, чтобы не видеть. Умом он понимал, что старший гном прав и, лучше, умирающему уйти в мир иной без лишних мук, побыстрее. Но это умом. Сердцем же не понимал и не принимал. Помнил, как однажды привезли с моря старого Никитора, неудачно попавшего между острых льдин (напарник, вместо того, чтобы сразу кинуть старику веревку, растерялся). Может, следовало добить старика, чтобы не мучился, но ни у кого из поморов не нашлось храбрости, чтобы это сделать. Мужики посматривали на отца, но Милуд молча покачал головой. Отец как-то обмолвился, что однажды, будучи в дальней разведке на землях орков, они добивали своих раненых. Но то была война, где раненые могли бы задержать разведчиков. Оставлять их оркам было нельзя.
Никитор умирал долго и страшно, проклиная тех, кто был виноват в его увечьях, и тех, кто не отважился его добить и тех, кто просто был жив и здоров. Будь Данут суеверным, решил бы, что гибель поселка – это кара за муки старого рыбака.
«Может быть, гномы тоже в разведке?» – мелькнула у парня мысль. Но мелькнув, так же исчезла. Он прошелся вокруг поляны, удивляясь – это надо же так бездарно разбить свой лагерь! Палатки расставлены там и сем, без всякой системы. Если будет срочный подъем, станут мешать друг другу. Еще парня смущал запах, идущий с подветренной стороны. Пахло экскрементами, сырым теплом нечеловеческого тела. Так не пахнет ни из волчьей норы, ни из медвежьей берлоги. Лесная живность, скотина чистоплотная, в собственных норах никогда не гадит. Не иначе, гномы разбили лагерь у логова тролля. Если малорослики шли в разведку, таких разведчиков следует топить…
Чтобы не мешать малоросликам, Данут занялся делом – отыскал подходящую рябинку, срубил и принялся вытесывать из нее новое древко для копья. Не то, конечно же, но об оружии нужно позаботиться в первую очередь.
– Кхе, кхе, – услышал юноша за спиной нарочито громкий кашель.
Обернувшись, Данут увидел старшего гнома.
– Я еще раз хотел бы выразить вам свою благодарность, – чопорно заявил гном.
– Не за что, – хмыкнул Данут, занимавшийся важным делом – насаживанием наконечника на древко. Подумав, хмыкнул еще раз: – Мне все равно пришлось бы пройти через этого тролля.
– Это йотун, – сухо поправил его гном. – Если бы вы посмотрели внимательнее, то обратили бы внимание на его рога.
– Рога? – удивился Данут. На рога он не обратил внимание.
– Небольшие наросты выше ушей, – пояснил гном. – Примерно, на полдюйма.
– А-а, – протянул Данут. Усмехнулся: – От того, что у него рога, что-то меняется? Пусть он и йотун, а дубиной махал, как настоящий тролль.
– У него была не дубина, а буздыган, – снова поправил его гном. – Дубина – это то, что просто вырублено из дерева. Буздыган – дубина, окованная железом. А если уж совсем правильно, то йотун был вооружен палицей…
Гном прикрыл глаза, открыл рот и, кажется, собрался прочитать целую речь об отличиях обычной дубины от палицы. Данут, которого занудство бородача изрядно отвлекало от дела, выругался про себя, но перебивать не стал. Невежливо.
– Простите, молодой человек, – опомнился гном. – Это у меня нервное. Да и привычка – сто лет тружусь наставником у юных наладчиков.
– У кого? – переспросил юноша.
– У юных наладчиков, – любезно повторил гном. – Вы разве не слышали про Скалленский металлургический колледж?
– Про Скаллен слышал, а про колледж… А что это такое?
Гном вытаращился, словно увидел колючую жабу. Возможно, хотел спросить – из какой берлоги вылез парень, но из уважения к спасителю сдержался.
– Колледж, – нарочито медленно, растягивая слова, начал объяснять гном, – это учебное заведение, в котором учат молодое поколение. Разве у фолков нет такого? Ну, школ там, училищ.
– Наверное, где-то есть, – пожал Данут плечами, пропустив мимо ушей слово «фолк». – У нас, в поселке, был мастер грамоты, но потом его белая акула съела. Меня самого грамоте отец учил. Читать-писать умею, мне хватает.
– Да как же так! – вскинулся гном. – Разве может хоть гворн, хоть фолк не получить достойного образования? Скалленский колледж существует почти пятьсот лет! У нас множество интереснейших специальностей, у нас лучшие преподаватели! Четыре факультета обучают добыче металлов! И не только обучают, но и находят новые методы горнорудной добычи! А обработка? Есть обработка металлов давлением, есть обработка металлов кислотой, обработка металлов резанием. А сварка и пайка? А ведь мы работаем не только с холодным железом, но и с цветными металлами. У нас лучшая кафедра по изучению и переработке золота! А недавно, впервые в истории Фаркрайна, мы открыли факультет магической обработки металлов!
– Даже магической? – заинтересовался юноша, для которого слово обработка, означала только полутемную кузницу, в которой дядька Лафкрайт лупил молотом по наковальне. Ну, не по самой наковальне, а по той штуке, которая на ней лежала.
– Разумеется, – горделиво хохотнул гном. – Гворны не очень сведущи в магии, зато мы различаем вмешательство извне. Металл – очень тонкая и капризная материя. Любое вмешательство извне – механическое, термическое или магическое меняет структуру металлов. Разрешите взглянуть на наконечник вашего копья?
Данут без слов протянул гному свою недоделку.
Профессор повертел перед глазами оружие, поцокал языком:
– Судя по всему – болотная руда, железо чрезвычайно низкого качества, большое содержание шлаков, слабая термическая обработка, ковка. Как я могу заметить – по сбитому краю, – прищелкнул ногтем по кромке наконечника, – это копье долгое время служило гарпуном.
Юноша с невольным уважением посмотрел на гнома. И впрямь, копье перековали из сломавшегося гарпуна. Подтянув к себе ножны с отцовским мечом, молча протянул их собеседнику.
– А это гораздо интереснее, – проговорил гном, слегка выдвигая клинок. – Меч выкован в Скаллене, высококачественная сталь с добавлением … – тут эксперт замялся, – с добавлением кое-каких сложных компонентов. Магического воздействия не чувствую. Были бы под рукой приборы, сказал бы точно, а так – нет.
Далее гном выдал целую руладу непонятных слов – не то гномьих, не то ученых, в которых Данут не понял ровным счетом ничего. Кроме, пожалуй, вывода.
– В целом могу сказать, что это хороший, но не самый уникальный клинок. Таким были вооружены пехотинцы. Впрочем, его мог себе позволить человек выше среднего достатка. Сотник. Возможно – командующий тысячи.
Выше среднего? Хм… Сотник, а то и тысячник?
Гном, вернув оружие владельцу, вернулся к прерванному рассказу о любимом колледже.
– Кафедру прикладной магии у нас возглавляет сам мэтр Гвейн Периверт – родственник механика Деина Периверта и мой тоже. Кстати, – вспомнил вдруг гном. – Я до сих пор не представился. Мэтр Байн Периверт, профессор кафедры Прикладной магии и заведующий лабораторией оружия.
– Данут Таггерт, сын Милуда, – скромно отозвался юноша. Подумав, добавил: – Рыбак.
– Милуд… – призадумался гном. – Где-то я слышал это имя. Ваш отец не участвовал в Аркалльской битве?
– Участвовал, – скромно потупился юноша.
Данут с замиранием сердце ждал, что гном скажет – вот, мол, ваш отец был героем, в одиночку разгромившим главные силы орков, но маленький профессор все испортил:
– Впрочем, кто из фолков не участвовал в ней?… возможно, слышал еще где-то. Нет, не вспомню.
Юноша был разочарован, но не показал виду. Что поделать? Если профессор, как он говорит, целых семьдесят лет преподает в этом… как его? Колледже металлургов, то с памятью у него должно быть совсем плохо. Решил спросить о другом.
– Скажите, мэтр Байн…
– Можете меня называть просто – профессор, – любезно разрешил гном. Склонив голову набок, словно на экзамене, мэтр покровительственно поинтересовался: – Что вы хотели узнать?
– Профессор, а чем отличается йотун от тролля, ну, кроме рогов?
На сей раз мэтр Байн не разродился тирадой, а грустно сказал:
– Йотуны, помимо всего прочего – рогов, обладают еще и магией. Когда вы проткнули копьем этого монстра, с моих глаз словно упала пелена. Он же нас просто околдовал. Ну, как мы могли так бездарно попасться в ловушку? Ну ладно, слишком доверились академическим картам! Там же нигде не указано, что в двух днях пути от Тангейна обитает йотун! Но разбить лагерь у самого логова тролля… тьфу ты – йотуна! К тому же, он создал защитный барьер, не подпускавший нас к нему и близко. Мои лучшие студенты погибли. Что я скажу их родителям?
Данут порадовался, что не высказал гному все то, что он думал об их поведении. Поди ж ты, оказывается, что тролль с рогами был не простым, а волшебным. Тогда все ясно. Ясно-понятно, как говаривал отец. Покойный отец.
– Откуда вы могли знать, – попытался успокоить парень старика, но тот лишь прикусил губу и вытер глаза кончиком бороды.
Утешать гнома, или, как он себя назвал – гворна, Данут не стал. Какое утешение? Наставник потерял пятнадцать учеников… По его вине, нет ли, неважно. Случись такое у поморов, ему бы не жить. Но профессору нужно еще вернуть живых обратно.
– Господин Данут, сын Милуда, – начал гном, но теперь уже юноша его поправил: – Просто Данут. Можно без господина.
– Господин Данут… – слегка запнулся гном, но поправился: – Данут, вы идете из Ошта? Как я полагаю, в Тангейн?
Ошт? Данут поначалу и не понял, что речь идет о его поселке. Ну, скажите, кто именует собственную деревню или город? Обычно, говорят просто – поселок. Даже про море, что его называют «море Вотрана» поморы узнали от приезжих. А так, море и море…
– Ошта больше нет, – глухо сказал парень, пряча глаза.
– Бализард? Или вайрг? – с сочувствием поинтересовался профессор. – Да, эти ветры…
– Норги.
– Норги? – изумился гном, оглядывая парня с ног до головы. – А вы?…
– Меня в тот день не было.
Прозвучало, словно бы в оправдание. Да оно и было оправданием. Дануту до сих пор было стыдно, что все его близкие погибли, а он, почему-то жив.
Гном не стал говорить прочувственных слов о том, что он все понимает – сам только что потерял близких ему людей. Он встал на ноги и, молча прижал голову Данута к своей груди, слегка приобняв юношу за плечи.
Данут напрягся, мышцы словно бы одеревенели. За всю жизнь он не помнил, чтобы отец хоть когда-то обнимал его. Может, когда он был таким маленьким, что и сам не помнил? Он знал, что отец его очень любит, но Милуд никогда не выражал своих чувств к сыну более, чем улыбкой. А сейчас… Уклоняться или вырываться не стал. Ему даже показалось, что уткнувшись в широкую грудь маленького профессора, он словно бы передал часть своей боли. Захотелось заплакать, но беда в том, что Данут этого не умел.
Мэтр Байн не зря много лет был наставником юных гворнов. Он прекрасно знал меру – удерживал юношу ровно столько, сколько это было нужно, чтобы объятия не показались в тягость ни ему, ни юноше.
– Я иду в Тангейн, к своему дяде, – кашлянул Данут, прочищая горло от набежавшего комка. Пояснять – кто такой дядя, он не стал. Какая разница?
– Вы не возьметесь проводить нас до города? Нас осталось семеро, а на руках пять раненых. Мы не сможем дотащить всех.
– Раненых? – удивился Данут, посмотрев на молодых гномов, бродивших по полю боя и, вероятно, пытавшихся собрать что-нибудь из имущества. Кто из них раненый? Если такие и есть, они вполне могут дойти самостоятельно.
– Десять моих учеников погибло, их уже не вернуть, – печально произнес гном. – Вечером их следует похоронить. Но пятерым юным гворнам можно помочь. Трое без чувств, а двоим я дал сильное обезболивающее. Дня два они продержатся, но потом требуется немедленная операция. В Тангейте у нас свой постоялый двор, есть госпиталь, опытные хирурги. Поможете? Я хорошо заплачу.
– Конечно, я вам помогу. И безо всякой платы, – поспешно ответил Данут.
А про себя еще раз подумал, что не следует спешить думать о гномах плохо.