Посреди острова, где прятались мятежники-пикты, высилась гора из черепов. Асмундур задумчиво покрутил в руках верхний, присел на колени и поковырял ногтем один из нижних.
– Свежие. Враг ещё здесь, – сказал он Бьярки, и брат перевел его слова Аластуру, вождю скоттов. Тот сразу начал выкрикивать какие-то команды на их резком, лающем языке. Воины встали в круг, и тут раздался оглушительный рёв. Из-за гребней холмов со всех сторон вылетели воины. Их обнаженные тела густо покрывали причудливые синие узоры. Асмундур ожидал целую армию, но их было всего восемь, а ведь скотт говорил, что на острове должна быть сотня бойцов с женами и детьми. Асмундур бросил быстрый взгляд на черепа. В неровной стене пирамиды были и маленькие детские. Дальше думать было некогда он принял удар и подивился тяжести, обрушившейся на его щит.
Воины, с которыми пришлось скрестить мечи не были похожи на пиктов: слишком высокие, слишком крепкие, слишком быстрые. Они бились яростно и ожесточённо, и каждый забрал с собой в Вальгаллу по несколько скоттских бойцов. Ушёл пировать и его средний брат, Раудульв. Младший, медвежонок Бьярки, выжил, и Асмундур был этому рад: Раудульв не понимал язык скоттов, а Бьярки бойко на нём изъяснялся.
Потом скотты вытеснили на край обрыва главаря мятежников, загнали его, как дикого зверя, в ловушку без выхода. Его хирд был в первых рядах. Высокий Асмундур сверху вниз смотрел на скоттов, но, чтоб взглянуть в глаза этому ётуну, ему пришлось придержать шлем, а потом пожалеть – таким яростным огнём они пылали. Асмундур подумал, что будет рад поднять кубок с таким воином. Думал так, пока Бьярки не разъяснил ему, откуда взялась груда черепов.
Перед тем, как спрыгнуть со скалы в море, великан выкрикнул какое-то проклятье на языке, которого Асмундур не знал, а раз не понял, значит, нет у этих слов власти над его судьбой. Беспечно улыбаясь, отошёл он от обрыва, а скотты разошлись хмурыми. Наверное, поняли: ему не было до них дела. С Бьярки он зашёл в шатёр нанимателя, запросто, как пристало честным воинам.
* * *
– Аластур, – сказал Бьярки, переводя слова Асмундура, – наша служба закончилась, мятежники уничтожены. Я и мои люди возвращаемся домой.
Алистер Катанах поморщился. Ему не нравилось, как звучит его имя в устах этих дикарей. Он – глава клана и ближник самого Кеннета МакАльпина, правителя Дал Риады. А кто они? Исландские наёмники: бьются за того, кто даст больше, а держат себя на равных. Они б и с королём так же разговаривали, в этом Алистер не сомневался.
– Тела мятежника нет, – угрюмо бросил Алистер и повернулся к ним спиной.
– Тело мятежника едят рыбы, – перевёл Бьярки ответ брата.
Алистер положил руки на колени, успокаивая дыхание. В ушах до сих пор звучали предсмертные слова пикта. Глупые, отчаянные, бесплодные, в устах этого великана они обрели страшную силу. «Все мне служить будете! – прорычал он, поводя мечом. – За каждым приду!». От его рыка у храбрых воинов, не раз глядевших в глаза смерти, подгибались колени, тряслось что-то под рёбрами и накатывала тоска, такая сильная, что хотелось самому броситься со скалы.
Алистер подошёл к Бьярки, попытался посмотреть на него надменно, но снизу-вверх это получалось плохо.
– Может, это другой человек? – с сомнением сказал он. – Тот пикт, за которым мы гнались, был на две головы ниже и в два раза уже в плечах.
– Мы узнали его.
– Почему он стал таким огромным за одну зиму? – не сдавался Алистер.
– Он ел живую плоть. Он больше не человек, – ответил Бьярки.
– Огр! – рыкнул Асмундур, и Алистер не понял, решил ли тот вступить в разговор или просто прочистил горло. Старший исландец бесстрастно смотрел поверх его макушки. Младший спокойно глядел ему в глаза, оба молчали, как два каменных утёса, побольше и поменьше. Усталость, неподъёмная, как ледники их заснеженной родины, навалилась на плечи. Сил спорить у Алистера не оставалось.
– Я дал вам много золота, больше, чем вы заслужили, – сделал он последнюю жалкую попытку.
– Ты заплатил за кровь мятежников, они убиты. Мы сделали свою работу и возвращаемся домой, Аластур, – сказал Бьярки после протяжного рычания своего брата.
Алистер знал, что от него ждут. Нехотя, он сказал:
– Вы сделали свою работу. Можете уходить.
Исландцы молча развернулись и вышли прочь, и Алистер с облегчением вздохнул. К дьяволу их, пусть катятся.
* * *
Когда в веренице скоттских лодок исландцы подходили к берегу этого острова, Асмундур приметил нос драккара в одной из бухт. Никто не заметил, а его намётанный глаз сразу вычленил знакомый изгиб среди ломаных скал. Сейчас он разделил своих воинов: одних отправил на свой корабль, а со второй половиной пошёл осматривать трофей. Разве он виноват, что скотты слепы? Пока вождь скоттов не наложил лапу на драккар, Асмундур бегло обыскал пустой корабль и рассадил воинов на вёсла. Исландцы налегли, и корабль вышел в море. Сзади горел погребальный костёр с телом Раудульва, что-то кричали, беснуясь на берегу, скотты, но Асмундур был глух. Он шёл домой.
Во время стоянки у северной оконечности острова Бьярки разворошил кучу драных шкур на корме. Асмундур услышал крики, хохот, чей-то заливистый свист. Он раздвинул сгрудившихся на палубе воинов. За ними стоял его брат и держал за плечо грязную, оборванную женщину. Она была так худа, что на высунувшемся из рукава запястье между кожей и костями не было ничего.
– Кто это? – спросил Асмундур.
– Не знаю, – ответил Бьярки. Он крепко держал руку этой женщины, но не для того, чтоб не сбежала, а чтоб не упала. – Я её почти не понимаю.
Асмундур встал перед ней и стукнул кулаком в грудь
– Асмундур, – назвал он себя.
– Торгунна, – сказала женщина и потеряла сознание.
Он раздумывал: высадить её на пустынном берегу или выбросить в море. И в том, и в другом случае её ждала смерть. Ещё не приняв решение, он убрал волосы с чумазого лица, и что-то слабо шевельнулось в его душе.
– Бьярки, – сказал он. – Пора сварить похлёбку. Дай поесть и ей.
До самого исландского берега женщина, назвавшаяся Торгунной, сидела забившись в угол на корме драккара. Не глядя никому в глаза, она принимала питьё и еду. Уткнувшись в плошку, ела, а отставив её, вылизанную до капли, молча сворачивалась в грязный клубок, только плечи подрагивали от беззвучных рыданий.
Надо, надо было выкинуть её за борт, но раз не сделал, раз подарил ей жизнь, теперь надо было её сохранить. Из жалости Асмундур взял её в свой дом на берегу реки Фродау. В первый день затопил баню, и отмыл её добела. Женщина смущённо прикрывала рукой срам, но перечить не смела. Когда черные потоки воды иссякли, Асмундур увидел, что она молода и красива, но очень истощена.