Этим вечером. Пиренейская Теократия.
Над головами людей, живущих на иберийском полуострове, воцарилось небесное запустение, сущее отражение пустынь на земле, которые после тысяч воин возлегли на многие-многие акры вдаль, растянувшись от самых геркулесовых столбов и накрыв практически весь кусок земли, на котором раньше жилы португальцы и испанцы. Мертвенно-оранжевая небесная твердь, и солнце, которое вот-вот коснётся филигранной черты запада, освещает угнетающими красками небесное пространство. На востоке уже загораются серебряные точки и неестественно-фиолетовые краски выплёскиваются в великое небесное полотнище над головами людей, оголяя космические дали и возвещая о наступлении ночного сумрака, который несёт с собой ночную прохладу.
Один лик уставился на картину великого противостояния между погибающим днём и набирающим силу сумраком, который через пару часов добьёт время вечера и взойдёт на престол поднебесья тёмная ночь.
– Ничего тебе не напоминает? – звучит вопрос со стороны, заставляя человека оторвать взгляд от могучего неба и обратить его к многострадальной земле, отразившей всю суть картин небес. – Ничего не хочешь… сказать?
Чёрствые тонкие губы мужчины чуть дрогнули, обозначив мимолётную улыбку или скоротечное мучение. Мешковатая тёмная кофта парня, с рукавами до локтей замотанными чёрными бинтами, трепещет под сухими ветрами с юга в унисон вместе с длинными немытыми, оттого и поблёскивающими, волосами.
– Конечно, – без эмоций на худощавом грязном лице отвечает мужчина лет сорока пяти. – Как говорил Йорэ Небочтец – небо – это зеркало земли… он так думал.
– А ты как думаешь?
Житель иберийского полуострова призадумался. «К чему меня спрашивают?», «Зачем это ему?» – такие вопросы сейчас мелькают в сознании человека. Взглядом тёмно-синих очей он осматривает, что его окружает, видя, что возле небольшой площади, умащённой вздёрнутым камнем, собралось столпотворение из двухэтажных осевших и покосившихся домов, а за ними ещё кольцевой квартал из трущоб.
– Ты предлагаешь мне высказать своё мнение? – обратил вопрос мужчина к собеседнику, который облачён в бардовый балахон с капюшоном. – Не думаю, что оно тебя интересует.
«И что оно понравится вашей секточке» – продолжил про себя мужчина.
– Правильно, – из-под тени капюшона показалась хитрая улыбка на пухлых губах. – Я не мог не поговорить на такую тему… хочу узнать твою лояльность нашей великой вере. И во имя нашего Кумира я продолжу, пока не выявлю отступничество.
Мужчина тяжело выдохнул, опустив плечи. Его ладонь опускается в карман свободных штанин, до колена утянутых тёмно-серыми бинтами от стоп в обуви похожей на остроносые туфли, покрытых слоем пыли.
– На, держи, – протягивает бедный житель помятую испачканную монетку из железа. – Тут десять сентаво8… на благо вашего Кумира. Думаю, это докажет мою лояльность вам.
– Да, – схватил человек в бардовых одеждах, проведя широким рукавом по ладони, который как будто слизал монету, – Карлос, этого достаточно… но не забывай, что я могу в любое время у тебя снова, – самодовольно усмехнулся «монах», – затребовать лояльности. А если её не будет достаточно, сам знаешь,… послужишь делу «великой печи грешников».
Карлос смотрит в спину уходящему сектанту и его одолевает желание взять что-нибудь потяжелее и огреть его. Отобрал деньги, пригрозил расправой, «сожжением» на невыносимых работах в плавильнях, и пообещал ещё раз ободрать. Но мужчина решил отвлечься, чтобы не рождать бессильной злобы, и снова посмотрел в небо и, глядя на то, как ночной мрак опрокидывает практически потухшее солнце, действительно проводит линию сходства, с тем, как столетия назад ослабевшая Испания не выдержала все сокрушительного удара великого кризиса и разбилась, разлетевшись на осколки самой себя… и нет теперь Королевства, а есть кучки воюющих стран, грызущихся за помойную независимость, выставляя себя как великие национальные державы. И от Южного Халифата, провозгласившего на юге Иберийского полуострова новое царство Пророка, до Пиренейских гор, с Национальным государством Басков, Андоррой, на севере укрыли мелкие страны, которые спелись в битвах, интригах и кровопролитии. Но в этой войне страдают больше всего мирные люди, которым до идеи национальной гордости нет дела… они хотят мирной жизни, в покое и процветании. Они знают, что если где-то говорят о священной войне, значит по другую сторону, во славу нации накрыты огнём кварталы с мирными жителями. Последний луч солнца, благоволивший пропитанному кровью полуострову, давно скрылся за «горизонт событий» и для этих земель наступила дикая ночь новых тёмных веков мрачного средневековья и кажется, что до самого судного дня им не будет спасения от бесконечной войны и разрухи.