Легавый, звонивший Наде Харлинджен с известием о передозе Шланга, был теперь главной кахуной в участке Гордита-Пляжа. У себя за ухом Док опознал гнутый «Холодок», подорвал его и рассмотрел аспекты ситуации. Пэт с Лягашом возникли примерно в одно время, карьеры свои оба начали в Южной бухте, практически у Дока на пляже, еще в эпоху Войн Сёрферов и Стелющихся. Пэт остался там, а Лягаш, быстро заработав себе репутацию палочного умиротворителя до того крепкую, что публика в центре сочла его очевидным кандидатом на призыв, двинулся дальше. Док на своем веку повидал не одного и не двух таких хватов, они приходили и уходили, и Док замечал, что по каждому оставался какой-то исторический осадок. Вдобавок он знал, что Пэт уже не первый год Лягаша более-менее, блядь, ненавидит.
«Пора в гости, – решил он, – в Столицу Хиппифобии». Он проехал мимо участка Гордита-Пляжа дважды и только после его признал. Здесь все радикально преобразилось – благодаря федеральным средствам на борьбу с наркотиками: от обычного стола для регистрации приводов возле пирса, где лишь плитка на две спирали да банка растворимого кофе, до дворца с полицейским раем внутри – кофейные автоматы размером с паровоз, собственная мини-тюрьма, гараж, где полно самоходного оружия, иначе оказавшегося бы во Вьетнаме, и кухня, на которой круглосуточно вкалывает целая бригада пекарей.
Проложив себе путь в толпе стажеров, что чирикали по всему околотку, прыская водой на карликовые пальмы, традесканции и диффенбахии, Док засек Пэта Дюбонне в кабинете и, сунув руку в наплечную сумку с бахромой, извлек оттуда обернутый фольгой предмет где-то в фут длиной.
– Вот, Пэт, только для тебя. – Он глазом не успел моргнуть, как детектив схватил, развернул и каким-то образом поглотил как минимум половину содержавшейся внутри длинной сосиски с булочкой, к тому же укомплектованной Всем Сверху.
– В яблочко. Удивительно, что аппетит еще есть. Тебя, кстати, кто впустил?
– Духарем прикинулся, они каждый раз ведутся – рожи у новичков аж светятся, наверно, до сих пор еще наивные.
– Не до того, чтобы задержаться тут дольше, чем надо. – Док не сводил глаз, но и остаток хот-дога неким манером исчез. – Погляди на эту дыру. Это ж Нескончаемый Облом. Прочие двинутся дальше, а угадай, кто за все свои грехи застрянет навсегда в этой Гордите – сплошь грошовые приводы, детки под пирсом сбывают мамочкины сонники, – а должен быть в Западном Л.-А. или, накрайняк, на Холливудском участке.
– Это уж точно самый центр легавой вселенной, – сочувственно кивал Док, – но не всем же нам быть Лягашом Бьёрнсеном, правда – ёй, хотел сказать, очень надо им нам быть, так? – рассчитывая, что не слишком давит, учитывая состояние Пэтова душевного здоровья, хрупкого даже в лучшие дни.
– В данный момент, – мрачно ответил Пэт, подрожав нижней губой, – я б обменялся жизнью даже с ним – да, обменялся б тем, что у меня, с тем, что за дверью, у которой Кэрол, можно сказать, стоит, даже если там бздям, – по разряду Лягаша насколько такая сделка может быть невыгодна?
– Чудны́е дела, Пэт, скока я слышал, ему нынче туговато. Тебе-то, конечно, лучше знать.
Пэт сощурился:
– Ты сегодня что-то ужасно любопытен, Спортелло. Я б и раньше заметил, не будь так расстроен карьерными проблемами, которых ты, несомненно, понять не в силах. Лягаш опять тебе досаждает? Набери горячую линию Отдела служебных расследования, звонок бесплатный – 800-ПЛУТКОП.
– Не то чтоб я когда жалобы писал, лейтенант, или как-то, поймите, но до чего отчаяться надо, чувак, хоть кол на голове теши, даже самому занюханному попрошайке с Холливудского бульвара нынче тяму хватает обходить меня десятой дорогой, а вот Лягаш – никак.
В мозгу Пэта боролись, это было видно, два легавых рефлекса – зависть к карьере другого мусора против ненависти к хиппи. Зависть победила.
– Он же не сумму тебе припаял, нет?
– Перечислил кое-какие расходы, – пошел импровизировать Док – и заметил, как уши Пэта определенно изменили угол. – Личные, ведомственные. Я ему говорю: всегда считал, что у тебя блат-то получше будет. Он в философию ударился. «Люди забывают, – вот как сказал. – Что б ты им в прошлом ни сделал, на них никогда нельзя рассчитывать, если понадобятся».
Пэт покачал головой:
– А еще так рисковал… Урок нам всем. На такой работе по-настоящему неблагодарные мудаки попадаются, а? – При этом он напустил на себя вид Арта Флеминга – вроде как Доку надлежит теперь угадать, на какой такой работе.
В свою очередь, Док удовольствовался пустым взглядом хипана, который мог означать что угодно, и если держать его достаточно длительно, взгляд этот начинал нервировать любого четырехсторонника в мундире; наконец Пэт отвел глаза и пробормотал:
– А. Да, врубаюсь. Ништяк. Сам-собой, – добавил он по некотором размышлении, – ему все эти гонорары с повторных показов капают.
К этому моменту Док уже слабо понимал, о чем они говорят.
– Я к повторам этим стараюсь не заснуть, – наугад высказался он, – но почему-то всегда падаю, не успеет Лягаш возникнуть на экране.
– Что ж, мистер Новости-в-Десять теперь заполучил себе еще одно дело века, раз грохнули гориллу Мики Волкманна… Пусть кто-нибудь другой занимается каньоном Бенедикт и Шерон Тейт со всеми прочими, а для правильного следователя это дело может оказаться бездонным источником налички.
– Ты в смысле…
– Тут наверняка телефильм снимут, нет, как бы оно ни обернулось. Лягашу в конце могут перепасть доли и сценария, и производства, того и гляди самого себя сыграет, козел, да только ёй, одиннадцатая заповедь, я этого не говорил.
– А кроме того, если он вернет Мики – станет видным героем общества.
– Ну, если. А если стоит слишком близко? За какой-то чертой это тебе весь здравый смысл переебывает – врачам же запрещено оперировать родственников, например.
– Они с Мики так накоротке, а?
– Первые кореша, если верить легенде. Эй. Ты тоже думаешь, что Лягаш еврей?
– Я думал, швед.
– Может, оба сразу, – ушел Пэт в невнятную оборону. – Бывают же шведские евреи.
– «Шведскую рыбку» знаю. – По сути, просто хотел помочь.