В Полоцке я закончила семь классов. Там учиться было больше негде и мне очень захотелось поехать в Ленинград (Это не так далеко) и поступить в техникум. В Ленинграде жила дальняя родственница. Родители знали, что она не согласится меня приютить. Но я не давала им покоя, плакала, просила отпустить меня. Папа, чтобы сохранить покой и тишину в семье, сказал маме: Ладно, пусть она посмотрит Ленинград. Я дам ей пятьдесят рублей (тогда это были большие деньги), она их истратит и вернется домой.
Двоюродная тетя встретила меня не очень доброжелательно и разрешила пожить у неё не более двух недель. Я разыскала и посетила несколько техникумов, но так как тогда мне ещё не исполнилось четырнадцать лет, мне везде отказали. На бирже труда, куда я попала простояв восемь часов в очереди, мне предложили пойти в швейный фабзауч. Я не умела и не любила шить и просила что-то другое, он за отказ от предложенного меня сняли с учёта на шесть месяцев.
Я решила ни за что не возвращаться домой и доказать себе и родителям, что я на что-то способна. Но увы …не было ни жилья ни работы. Случайно познакомилась с еврейским парнем Додей. Он был вдвое старше меня, пожалел меня и проникся желанием помочь. Он повел меня к своей приятельнице в надежде на её помощь.
Лида, так звали его подругу, жила в четырнадцатиметровой квартире с двумя сыновьями двух и четырех лет. Она предложила мне жить у неё при условии, что по утрам я буду отводить её сыновей в садик и ясли, а вечером приводить домой. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться. Спала я под обеденным столом, куда Лида клала матрац – другого места не было. Дети были капризы и было тяжело с ними справляться. Одного несла на руках, а другого тащила за руку. К счастью детский сад и ясли были не далеко от дома.
Как-то возвращаясь из садика по Невскому проспекту, я прочла объявление, висевшее неподалеку от Казанского собора: Союзу строителей требуется уборщица. Канал Грибоедова 20. Я сразу туда отправилась. Групком союза строителей занимал одну комнату, и сотрудников было четверо. Начальник по фамилии Поляков, бухгалтер и две сотрудницы. Услышав о моем желании получить эту работу все повставали с мест и окружили маленькую девочку. Ростом я действительно не удалась, да и худа была. Не помню, что я врала о своем сиротстве, безвыходном положении и обещала очень стараться. Короче, удалось уговорить Полякова (очень хороший и добрый он был человек) и меня приняли на работу с окладом сорок рублей в месяц.
Отведя детей, в семь утра я бежала на свою работу и у девяти, к приходу сотрудников, на столах был порядок, пол был вымыт. В течении дня выполняла разные поручения, как говориться, была на побегушках. В двенадцать часов был обеденный перерыв, и я бегала в ближайшую столовую. Все мне казалось вкусным и за семдесят-восемдесят копеек я вполне наедалась. Родителям писала, что всем довольна, работаю, в помощи не нуждаюсь, а на следующий год буду поступать учиться.
Началась зима. Поляков вручил мне ключи от сарайчика, где лежали дрова и просил с завтрaшнего дня протапливать печь. Никогда раньше мне не приходилось топить печь и я примчалась на следующее утро как можно раньше. Вынесла во двор несколько толстых поленьев дров, топор. Попыталась разрубить их, но у меня ничего не получилось. Вышла на улицу, среди проходивших мимо увидела рабочего парня и упросила (иначе меня уволят с работы) наколоть мне дров. Принесла дрова, сложила в печь, но разжечь их мне не удалось. Поляков пришел первым, увидел мою неудачу. Из полена дров он наделал лучинки, показал мне, как их нужно расположить, чтобы они разгорелись и растопил печь.
У меня появилась проблема. Целый день я думала о том, что если не научусь рубить дрова, потеряю работу. Работа была для меня очень важна, я хотела быть самостоятельной и не просить помощи у родителей. Когда закончился рабочий день, я осталась, чтобы поучиться рубить дрова. Успехи были не ахти. Ночью плохо спала и решила, что если не научусь рубить дрова и топить печь, то и инженером никогда не стану. Тяжело далась мне эта наука, но я справилась. И приехав летом в отпуск, демонстрировала родителям своё умение колоть дрова.
Однажды Додя пришел ко мне в выходной день и предложил зайти к нему. Додя жил у дяди. Мне очень хочется рассказать об этом человеке, которому я многим обязана. Жили они на углу Гороховой и Фонтанки в большой коммунальной квартире. Жильцов было одиннадцать, и на двери было одиннадцать звонков. К ним нужно было звонить восемь раз. На кухне одиннадцать маленьких столиков. На каждом примус или керосинка. Додя и Самуил занимали маленькую комнату. Самуил был музыкант, скрипач. Он многие годы работал в оркестре Мариинского театра. Это был пожилой седой человек, судьба которого сложилась трагически. Он был женат и горячо любил единственную дочь. Жена оставила его когда девочке было восемь лет и не разрешала ему навещать ребенка. Он очень страдал и искал всякие способы встречаться с дочерью. Когда мы познакомились, дочь его была моего возраста. Не знаю, это ли было причиной его теплого ко мне отношения или я ему просто понравилась. Он заявил, что Додя от него уходит, и я могу переехать к нему жить ибо это не дело спать под столом и возиться с мальчиками. Я написала об этом домой. Мама тут же приехала в Ленинград. После знакомства с Самуилом она уехала успокоенная, разрешив мне к нему переехать.
Помню, на Сенном базаре мы с Самуилом купили для меня детскую кровать, она была дешевле. Самуил был бедный человек, но добрый, интеллигентный. Забота обо мне как то скрашивала его одинокую жизнь. По своему интересной была жизнь в коммунальной квартире. Собирались на кухне совсем разные люди, но старались быть уважительными друг к другу. Всегда очереди у туалета и ванной. Однако мне всё было хорошо, я всем была довольна. Молодость!
После нескольких месяцев работы уборщицей я получила повышение – меня назначили курьером с окладом шестьдесят рублей. Вот тут то и начались мои мучения! Я должна была вручать повестки и служебные документы людям работающим в разных местах Ленинграда, где шли ремонты квартир и строились дома. Совсем не зная города я не пользовалась трамваем и всюду ходила пешком. Путалась, блуждала, страшно уставала. Запомнился один жаркий день в августе. Был полдень, солнце палило, в расплавленном асфальте застревали каблуки. Мне нужно было вручить бумажку рабочему Хлебникову (до сих пор помню его фамилию), который должен был работать на седьмом этаже. Поднялась по лестнице на седьмой этаж (лифта в доме не было), но никаких рабочих там не оказалось. Кто-то сказал, что ремонтируется квартира на первом этаже. Однако там работа была закончена и меня послали на шестой этаж. Вручив наконец повестку я, мокрая от пота, измученная, села на ступеньках дома и даже заплакала. У мамы сейчас я бы ела блинчики с творогом, думала я, но… нечего распускаться, сказала я себе. Хочешь стать кем-то, держись!
Не помню сколько времени я проработала на канале Грибоедова курьером. Каким —то образом я узнала, что на Выборгской стороне на заводе «русский дизель» набирают учеников для работы на различных станках и принятым предоставляют общежитие.
На завод меня приняли и тут же оформили в комсомол. С работой на станках ничего не получилось и мне предложили работу в комсомольской организации. На заводе было много молодежи. Меня ввели в состав комитета и я должна была собирать членские взносы, писать протоколы и заниматься организационными делами.
Общежитие дали на окраине Ленинграда в Озерках. На трамвае номер двадцать нужно было ехать туда больше часа. В комнате нас было десять. Летом было хорошо, купались в озерах, но зимой в почти неотапливаемой комнате приходилось несладко. Получала я тогда восемьдесят рублей.